Ответы к экзамену по курсу «История новейшей отечественной литературы», VI курса в/о
1. Общественно-литературная ситуация конца 20-x начала 30-х годов. Первый съезд писателей.
23 апреля 1932 ЦК ВКП(б) постановил "...объединить всех писателей, поддерживающих платформу Советской власти и стремящихся участвовать в социалистическом строительстве, в единый союз советских писателей с коммунистической фракцией в нем" ("О партийной и советской печати". Сборник документов, 1954, с. 431). 1-й Всесоюзный съезд сов. писателей (август 1934) принял устав СП СССР, в котором дал определение социалистического peaлизма как основного метода сов. литературы и литературной критики. На всех этапах истории Сов. страны СП СССР под руководством КПСС принимал активное участие в борьбе за создание нового общества.
Социалистический реализм - художественный метод литературы и искусства, представляющий собой эстетическое выражение социалистически осознанной концепции мира и человека, обусловленной эпохой борьбы за установление и созидание социалистического общества.
Термин «гуманизм» вернулся после Смерти Сталина.
Задача – воспитание в духе социализма. Огромный пласт литературы уходит в подполье.
Проза 30-х годов (общие характеристики).
Основная советская литература.
Производственный роман
· Л. Леонов – роман «Соты»
· Малышкин «Люди из захолустья!
· Катаев «Время вперед»
Показывалась индустриализация страны. Конфликт нового и старого. Рафинированный интеллигент противопоставлялся честному трудяге-рабочему. Вырастает новый читатель.
Роман-эпопея
Задача писателя – охватить 3-4 десятилетия.
· Хождения по мукам А.Толстого
· «Жизнь Клима Самгина» М.Горького. (Интеллигенция – шатающаяся». Горький отразил в К.С. многие свои черты.
· Тихий Дон М.Шолохова (впрочем, его авторство под вопросом)
3 часть романа печаталась с участием Сталина. Время арестов. Сбежал в Москву за аудиенцией и Сталин спас как друга. Вся литература посвященная гражданской войне, показывала белых плохими. Т.В. стал первым произведением, в котором была показана звериная жестокость обеих сторон. Был показан центральный персонаж Григорий Мелихов, метущийся. Больше всего он хотел работать на земле. Казаки и за советскую власть, и за свою свободу.
Сочувственно изображажался герой. Всё потерял, в том числе Аксиню. Сложный строй романа. Идеальный пласт -оценка обеих сторон. Трагичный роман на фоне советский произведений.
1. Воспитательный роман
«Как закалялась сталь».
Основная тема – жертвенность в пользу отечества. Об отношениях, любви – пуритански. Воспитание советского человека в коллективе, в труде.
1. Исторический роман
Ощущение исторического разлома, ожидание новой эпохи. Идеалистические установки: развитие революционного движения. Фигуры: Степан Разин, Пугачев, декабристы и другие. Как мы дошли до 1917 года. Разный подход к документам (основе исторического произведения) у Тынянова и Толстого. Родина среди эпохи, социальных слоев у Толстого – настоящий исторический роман. Тынянов: «Где кончается документ, там я начинаюсь». Роман о Грибоедове. Одиночество и несчастливая судьба. Сложная психологически фигура. С другой стороны, задача Тынянова – сопоставить 20-е и 30-е годы XIX и XX века.
Советская власть покупала писателей. Культ Сталина создали писатели.
1. Поэзия 30-х годов (общие характеристики).
Поэзия в 30-е годы разделяется на два основных направления: официальную поэзию и ту, что не печатается.
Официальная поэзия
Предполагалось, что с помощью поэтического слога нужно отражать индустриализация общества.
Александр Безыменский «Стихи делают сталь», «Песня у станка» (дорогой станочек мой, не хочу идти домой)
В. Луговской «Большевикам пустыни и весны» - о том, как орошают пустыни.
Поэзия должна быть содержательной, идейной. Выросло новое поколение поэтов.
М. Исаковский. Михаил Васильевич Исаковский родился в 1900 г., в деревне Глотовке, Ельнинского уезда, Смоленской губернии, в крестьянской семье. Окончил сельскую школу и пять классов гимназии. В 1917-1918 гг. был учителем сельской школы, в 1919-1921 гг. редактировал уездную газету, в Ельне. Советская власть поощряла выходцев из простых семей.
Известные в 30-е годы:
Б.Корнилов «Нас утро встречает рассветом»
О. Баригольц, П. Васильев, Я. Смеляков, К. Симонов, Долматовский, Маргарита Олитер, Твардовский. В поэзии выше всего ценилась простота, прозрачность и наивность.
Поэзия Блока признавалась сложной – по достоинству оценена была лишь поэма «12».
Процветала массовая песня. Сочиняли песни для народа на все случаи жизни. Чувство локтя, массовости. Принята политика тоталитарного государства. Как следствие, у поэзии появляется пропагандистская задача. Авторы: Исаковский, Дунаевский, Лебедев-Куман.
В поэзии также присутствовали попытки изобразить историческую тему – Д. Кедрин – «Пирамида» и «Зодчие». Вырастало поколение, которое не знало поэзии Серебряного века. Признавался Блок послереволюционный. Все, кто уехал в эмиграцию находились под сомнением. Литературу знали только те, у кого осталась библиотека, интеллегентские семьи. Атмосфера страха царила в те годы, люди мало делились друг с другом.
Воспитывалось оборонное сознание. «Первый удар» Николая Шпанова. В конце 30-х уже все говорили о войне. В книге немцы нападали на СССР, но мы с ними справились.
Неофициальная поэзия
ОБЭРИУ
ОБЭРИУ (Объединение Реального Искусства) — группа писателей и деятелей культуры, существовавшая в 1927—начале 1930-е-х гг. в Ленинграде.
В группу входили Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Заболоцкий, Константин Вагинов, Юрий Владимиров, Игорь Бахтерев, Дойвбер (Борис Михайлович) Левин и др., к обэриутам были близки Николай Олейников, Евгений Шварц, философы Яков Друскин и Леонид Липавский, а также Казимир Малевич, Павел Филонов и ученицы Филонова Татьяна Глебова и Алиса Порет.
ОБЭРИУты декларировали отказ от традиционных форм искусства, необходимость обновления методов изображения действительности, культивировали гротеск, алогизм, поэтику абсурда.
Нападки со стороны официозной критики, невозможность печататься заставили некоторых обэриутов переместиться в «нишу» детской литературы (Введенский, Хармс, Владимиров и др.). Многие участники ОБЭРИУ были репрессированы, погибли в заключении.
Заболоцкого обвиняли в прокулацких настроениях. В 1937 году его арестовали и он провел 20 лет в лагерях. Когда он вернулся, стал другим, стихи без влияния авангардисткой среды обэриутов. Они предвосхиртили появление ОБЕРИУтизма на Западе. Садистские стишки.
Садистские стишки — жанр современного русского юмористического фольклора. Стишки представляют собой четверостишия с попарно рифмующимися строчками (реже двустишия), чаще всего в дактиле, в которых рассказывается о гибели или получении увечий главным персонажем, причём обычно в результате некоего техногенного воздействия. Персонажами «садистских стишков» обычно являются дети: маленький мальчик или маленькая девочка, иногда просто дети. Им противостоят взрослые — родители или учителя.
Стихи печатались под прикрытием Маршака. Говорить о них начали в перестройку. Все ОБЭРЕУТЫпоглибли.
Пьеса «Елизавета Бан» Даниила Хармса
"Елизавета Бам", как и пьеса Э. Ионеско "Лысая певица", целиком построена на принципе нарушения причинно-следственных отношений: героиню арестовали (следствие) за преступление (причина), которое она не совершала. Кроме того - жертва убийства - Петр Николаевич - жив и сам приходит арестовывать Елизавету Бам.
Возникает парадокс: убийство вовсе не обязательно приводит к смерти убитого.
Елизавета Бам - Почему?
Петр Николаевич - Что почему?
Елизавета Бам - Почему я преступница?
Петр Николаевич - Потому, что вы лишены всякого голоса.
Иван Иванович - Лишены всякого голоса.
Елизавета Бам - А я не лишена. Вы можете проверить по часам.
Александр Введенский «Елка у Ивановых». Нарушена рифма, элементы абсурда. Фамилия намерена обобщена.
Н. Олейников «Таракан». Интонация детиского стишка, детские рифмы.
1. Исторический роман 30-х годов (А. Толстой, Ю.Тынянов)
Ощущение исторического разлома, ожидание новой эпохи. Идеалистические установки: развитие революционного движения. Фигуры: Степан Разин, Пугачев, декабристы и другие. Как мы дошли до 1917 года. Разный подход к документам (основе исторического произведения) у Тынянова и Толстого. Родина среди эпохи, социальных слоев у Толстого – настоящий исторический роман. Тынянов: «Где кончается документ, там я начинаюсь». Роман о Грибоедове. Одиночество и несчастливая судьба. Сложная психологически фигура. С другой стороны, задача Тынянова – сопоставить 20-е и 30-е годы XIX и XX века.
Тип исторического романа XX века, в частности многосубъектная организация повествования, обработка документов и прочие приемы, свойственные как А. Толстому и Ю. Тынянову (которых критика 30-х годов противопоставляла в пользу первого), так и чрезвычайно популярному в русском зарубежье автору серий исторических романов Марку Алданову, восходит, очевидно, к одному источнику - первым романам Мережковского. Эмигрантом Романом Гулем, который до 1927 г. числился корреспондентом нескольких ленинградских газет в Берлине, кроме изданного в России «Ледяного похода» (о походе корниловцев с Дона на Кубань) «были выпущены также «романсированные» биографии Дзержинского, Ворошилова и других советских вождей» - жанр, распространившийся и в советской литературе, правда, как едва ли не агиографический. В те или иные времена и в советской, и в эмигрантской прозе активизировались очерковое и документальное начала, важную роль играл автобиографизм.
1. Повесть М. Зощенко «Перед восходом солнца»: черты психоанализа.
«…М. М. Зощенко: «Высший этаж — кора мозга и подкорковые центры. Здесь источники приобретенных навыков, центры условных рефлексов, нашей логики, речи. Нижний этаж —
источник наследственных рефлексов, источник животных навыков, животных инстинктов... Высший этаж мыслит словами. Нижний — образами. Можно допустить, что такое образное мышление свойственно животному и в одинаковой мере младенцу».
Под впечатлением лекций И.П. Павлова Зощенко написал две повести: «Возвращенная молодость » и «Перед восходом солнца ». О первой автор позже отзывался с прохладцей, а в предисловии просил снисхождения у специалистов. Мол, он, «работая в своем деле мимоходом и, так сказать, как свинья забрел в чужой огород, наследил и, чего доброго, сожрал чужую брюкву». [...] Павлов стремился прояснить психологические проблемы. И ему удалось этого достичь. Более того, результаты его трудов оказались практичными: их проверил на собственном опыте Зощенко. Его одолевала необоримая хандра («я был несчастен, не зная почему»). Он обращался к психиатру-фрейдисту, нашедшему у пациента «эдипов комплекс»). И тогда писатель принялся лечить себя «по Павлову». Свой опыт изложил в повести «Перед восходом солнца», знаменующей создание нового жанра — научно-художественного исследования. Зощенко шаг за шагом высвечивал разумом глубокие слои своих воспоминаний. Результат был великолепный: «Я убрал то, что мне мешало, — неверные условные рефлексы, ошибочно возникшие в моем сознании. Я уничтожил ложную связь между ними, я разорвал «временные связи», как называл их Павлов». И еще: «Я вспомнил множество историй разорванных и неразорванных связей. И все они с математической точностью утверждали законы, открытые Павловым. И в норме, и в патологии законы условных рефлексов были непогрешимы». [...] «Почему давние страхи простились с моей особой? — риторически вопрошал Зощенко. — Они простились только лишь потому, что свет моего разума осветил нелогичность их существования». Так нейтрализуются опасные неврозы и стрессы. Важен сам выход из состояния неопределенности, нервного напряжения, разбалансировки сознания, названного четверть века назад академиком П. В. Симоновым «болезнью неведения».
Главный пафос книги Зощенко – пафос борьбы со страданием и с состраданием. Писатель полностью присоединяется к призыву М. Горького “осмеять страдание”, приводя большой фрагмент из горьковского письма: «Никогда и никто еще не решался осмеять страдание, которое для множества людей было и остается любимой их профессией. Никогда еще и ни у кого страдание не вызывало чувства брезгливости. Освященное религией “страдающего бога” оно играло в истории роль “первой скрипки”, лейтмотива основной мелодии жизни.
Зощенковский рецепт “духовного здоровья” сводится, в конечном счете, к необходимости “поставить инстинкты под контроль разума”.
Если составить психоаналитические портреты Ницше и Зощенко, то сходство между ними будет поразительно. Очень значимым, в частности, представляется процесс самоидентификации с отцом, определяющий многое в психике, как Ницше, так и Зощенко.
«Мой отец умер в 36 лет, – писал Ницше в книге “Ecce homo”. – Его существование пришло в упадок в том же году, что и мое: в 36 лет я опустился до самого низшего предела своей витальности» [7, с. 698]. Биограф Ницше Даниель Галеви пишет о том периоде, когда философ достиг 36-летнего возраста: «Это был тот период, когда он готовился к смерти. К какой смерти? Не трудно отгадать. Это та же “мгновенная смерть в судорогах”, от которой умер его сумасшедший отец» [8, с. 182].
Ницше не просто ждет, сложа руки, повторения судьбы своего отца. Он пытается бороться. Зощенко не без сочувствия описывает борьбу Ницше с надвигающейся катастрофой в повести “Возвращенная молодость”: “Ницше как будто пытается восстановить свои силы. Он пытается это сделать психическим воздействием. Он как бы уговаривает себя, что он, в сущности, здоров. И в самый разгар своих болезней он пишет в своих сочинениях, что здоровье его, в общем счете, благополучно” [3, т. 3, с. 163].
Среди событий, особенно потрясших детскую психику Зощенко, была внезапная смерть отца. В книге “Перед восходом солнца” целых три эпизода посвящены обстоятельствам этой смерти (“Разрыв сердца”, “Да, он умер”, “На кладбище”). В главке “Да, он умер” назван точный возраст отца – сорок девять лет [9]. Отметим, что в повести “Возвращенная молодость” такая «точность» Зощенко была не нужна. “Он (отец. – А.К.) умер рано – сорока с чем-то лет” [3, т. 3, с. 193].
Повесть Зощенко, конечно, не стала бы “книгой-завещанием” (А. Гулыга), “исповедью сына века”, если бы вся свелась к борьбе с собственным неврозом. По очень точному определению В. Каверина, в повести “Перед восходом солнца” Зощенко “пришел к поискам духовного здоровья всего человечества” [10, с. 124]. И в этом пункте философия Зощенко в очередной раз пересекается с ницшеанством
Если подводить итоги, то основные черты такие:
Центральный герой – один человек и его переживания, внутренние ощущения
Стремление разгадать источник депрессии
Анализ детских воспоминаний
Анализ чувств в динамике – когда отец умер, чувствовал одно, на кладбище – другое.
Рецепт счастья не для себя, но и для всего человечества
1. Трагедия Григория Мелехова в романе Шолохова «Тихий Дон».
Среди героев «Тихого Дона» именно на долю Григория Мелехова выпадает быть нравственным стержнем произведения, воплотившего в себя основные черты мощного народного духа. Григорий – молодой казак, удалец, человек с большей буквы, но в то же время он человек не без слабостей, тому в подтверждение его безрассудная страсть к замужней женщине – Аксинье, которую он не в силах побороть.
Судьба Григория стала символом трагических судеб русского казачества. И потому, проследив весь жизненный путь Григория Мелехова, начиная с истории рода Мелеховых, можно не только раскрыть причины его бед и потерь, но и приблизиться к пониманию сущности той исторической эпохи, чей глубокий и верный облик мы находим на страницах «Тихого Дона», можно многое осознать в трагической судьбе казачеств и русского народа в целом.
Григорий немало унаследовал от своего деда Прокофия: вспыльчивый, независимый характер, способность к нежной, самозабвенной любви. Кровь бабки «турчанки» проявилась не только во внешнем облике Григория, но и в его жилах, и на полях боёв, и в строю. Воспитанный в лучших традициях русского казачества, Мелехов смолоду берёг казачью честь, понимаемую им шире, чем просто военная доблесть и верность долгу. Основное его отличие, от простых казаков, заключалось в том, что его нравственное чувство не позволяло ему ни делить свою любовь между женой и Аксиньей, ни участвовать в казачьих грабежах и расправах. Создаётся такое впечатление, что эта эпоха, посылающая Мелехову испытания, старается уничтожить, либо сломить непокорного, гордого казака.
Первым таким испытанием становится для Григория его страсть к Аксинье: он не скрывал свои чувства, готов был ответить за свой проступок в казачьей среде. На мой взгляд, было бы намного хуже, если бы он, юный казак, тайком наведывался к Аксинье. Когда же он понял, что не в состоянии порвать окончательно с прежней любовницей, оставляет хутор и уходит с Аксиньей в Ягодное, пусть не соответствуя расхожему образу казака, но всё-таки прислушавшись к своему нравственному чувству и не отказавшись от самого себя.
На войне, честно выполняя свой казачий долг, Григорий не прятался за спинами товарищей, но и не кичился безрассудной храбростью. Четыре Георгиевских креста и четыре медали – вот ценное свидетельство того, как держал себя Мелехов на войне.
Григорий Мелехов выделялся в среде прочих казаков, хотя и лишён «сверхчеловеческого» налёта, которым авторы обычно наделяют своих главных героев. Неизбежные убийства, которые Григорий совершает в бою, совершаются им холодным оружием, что значит – в равном бою. Он ещё долго себя упрекал и не мог себе простить убийство безоружного австрийца. Ему противно насилие и тем более убийство, по тому что сущность характера Григория – любовь ко всему живому, острое ощущение чужой боли. Всё, о чём он мечтает – вернутся в родной курень, заняться любимым хозяйством. Но он казак, удостоившийся за свою доблесть офицерского звания, который с молоком матери впитал неписанные казачьи представления о чести и долге. Это и предопределило трагическую судьбу Мелехова. Он вынужден разрываться между тягой к родной земле и долгом воина, между семьёй и Аксиньей, между белыми и красными
Разговор с Мишкой Кошевым как нельзя лучше показал трагическую безысходность того рокового круга, в который попал Мелехов вопреки своей воле:
«– Ежели б тогда на гулянке меня не собирались убить красноармейцы, я бы, может, и не участвовал бы в восстании.
– Не был бы ты офицером, никто б тебя не трогал.
– Ежели б меня не брали на службу, не был бы я офицером… Ну, это длинная песня!»
Трагедия Григория Мелехова – это трагедия русского казачества в целом. На чьей бы стороне казаки ни воевали, им хочется одного: вернуться в родной хутор, к жене и детям, пахать землю, вести своё хозяйство. Но вихрь истории ворвался к ним в курени, сорвав казаков с родных мест и бросив их в самое пекло братоубийственной войны, войны во имя идеалов, малопонятных, а то и чуждых большинству простых казаков. Однако как бы ни мотала казака война, если не омертвела его душа, то жива в ней тоска по земле, по родному хутору.
С черной выжженной пожарами степью сравнивает Шолохов жизнь Григория в конце его пути. Сильный, смелый человек стал легкой щепкой в бурном океане исторических перемен. Вот она - толстовская ничтожность личности в истории. Но как бы не был велик трагизм происходящего, надежду вселяет последняя символическая картина – отец и сын, а кругом «весело зеленеет молодая трава, трепещут над нею в голубом небе бесчисленные жаворонки, пасутся на кормовой зелёнке пролетные гуси, и вьют гнёзда, осевшие на лето стрепета».
Во второй раз мировоззрения Григория разбиты. Он начинает искать новые. Но выбор превращается в трагедию для Григория из-за его стремлении к абсолютной истине. Он судорожно ищет опору и не находит.
Григорию втолковывают что он застрял где-то посередине, что он ненормален, что он не входит в общепринятую систему ценностей, что он как беглая собака, к волкам пристать страшно, домой же не пускают. После того как Григорий раскрыл Ивану Алексеевичу свой взгляд на события(XX глава, 6 часть), в ключе которого отрицаемы все политические силы и течения, Иван Алексеевич раздражен тем, что Григорий не укладывается в системы враг-друг, свой-чужой, белый-красный и Иван Алексеевич говорит, что Гришка как коровий помет в проруби, не прибивается к берегу.
1. Конфликт личности с веком в поэзии О. Мандельштама.
Осип Мандельштам родился 15 января (3 января по старому стилю) 1891 года в Варшаве. Отец, Эмилий Вениаминович (Эмиль, Хаскл, Хацкель Бениаминович) Мандельштам (1856—-1938), был мастером перчаточного дела, состоял в купцах первой гильдии, что давало ему право жить вне черты оседлости, несмотря на еврейское происхождение. Мать, Флора Осиповна Вербловская, была музыкантом.
В 1897 году семья Мандельштамов переехала в Петербург. Осип получил образование в Тенишевском училище (с 1900 по 1907 годы), одном из наиболее прогрессивных учебных заведений того времени. С детства находился под впечатлением архитектурно-исторического облика Петербурга, его стройного «миража», воспринимаемого по контрасту с родовыми чертами быта и религиозного ритуала еврейской диаспоры. В 1908—1910 годы Мандельштам учился в Сорбонне и в Гейдельбергском университете. В 1911 году для того, чтобы облегчить поступление в Петербургский университет Мандельштам перешёл в лютеранскую веру, которую, однако, не практиковал.[1] 10 сентября того же года он был зачислен на историко-филологический факультет Петербургского университета, где обучался с перерывами до 1917 года.
Начинал поэтическую карьеру как символист, последователь прежде всего Поля Верлена и Фёдора Сологуба, а также предтечи символистов — Фёдора Ивановича Тютчева. В конце 1912 года вошёл в группу акмеистов. В акмеизме он увидел, в первую очередь, апологию органического единения хаоса (природа) и жёстко организованного космоса (архитектура) в противовес размытости и иррациональности символизма. Дружбу с акмеистами (Анной Ахматовой и Николаем Гумилевым) считал одной из главных удач своей жизни. Поэтические поиски этого периода отразила дебютная книга стихов «Камень» (три издания: 1913, 1916 и 1922).
В 1930 году Осип Мандельштам возвращается к написанию стихов, в которых демонстративно рвёт не только с советской действительностью, но и с культурной традицией в целом и берет на себя миссию создания новой культуры, от нуля, «из кремня», не опирающейся на достижения предшественников. «Прощанием» с культурой стало программное поэтологическое эссе «Разговор о Данте» (1933 год). В ноябре 1933 года, на пике своей ненависти к советскому официозу, пишет злую антисталинскую эпиграмму «Мы живём, под собою не чуя страны…»[2], за которую его арестовывают и отправляют в ссылку в Чердынь, затем разрешают выбрать другое место поселения. Мандельштам выбирает Воронеж (1934—1937). Бо́льшая часть стихотворений, созданных в воронежский период, отразила стремление бесповоротно деформированного арестом и болезнями поэта выговориться сполна, сказать своё последнее слово.
В мае 1937 года поэт получил разрешение выехать из Воронежа. Спустя год его арестовали вторично и отправили по этапу в лагерь на Дальний Восток. Мандельштам скончался 27 декабря 1938 года от тифа в пересыльном лагере Владперпункт (Владивосток). Реабилитирован посмертно: по делу 1938 года — в 1956, по делу 1934 года — в 1987[3].
Мандельштам не был приспособлен к быту, к оседлой жизни. Понятие дома, дома-крепости, очень важное, например, в художественном мире М. Булгакова, не было значимым для Мандельштама. Для него дом – весь мир, и в то же время в этом мире он – бездомный.
К.И. Чуковский вспоминал о Мандельштаме начала 1920-х годов, когда тот, как и многие другие поэты и писатели, получил комнату в петроградском Доме Искусств: «В комнате не было ничего, принадлежащего ему, кроме папирос, – ни одной личной вещи. И тогда я понял самую разительную его черту – безбытность». В 1933 году Мандельштам получил, наконец, квартиру – двухкомнатную! Побывавший у него в гостях Б. Пастернак, уходя, сказал: «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи». Мандельштам пришел в ярость. Он проклял квартиру и предложил вернуть ее тем, для кого она предназначалась: честным предателям, изобразителям. Это был ужас перед той платой, которая за квартиру требовалась.
Сознание сделанного выбора, осознание трагизма своей судьбы, видимо, укрепили поэта, дали ему силу, придали трагический, величественный пафос его новым стихам4. Этот пафос заключается в противостоянии свободной поэтической личности своему веку – «веку-зверю». Поэт не ощущает себя перед ним ничтожным, жалкой жертвой, он осознает себя равным:
...Мне на плечи кидается век-волкодав,
Но не волк я по крови своей,
Запихай меня лучше, как шапку, в рукав
Жаркой шубы сибирских степей,
Уведи меня в ночь, где течет Енисей,
И сосна до звезды достает,
Потому что не волк я по крови своей
И меня только равный убьет.
17–28 марта 1931
(«За гремучую доблесть грядущих веков...»)
В домашнем кругу это стихотворение называли «Волком». В нем Осип Эмильевич предсказал и будущую ссылку в Сибирь, и свою физическую смерть, и свое поэтическое бессмертие. Он многое понял раньше, чем другие.
Надежда Яковлевна Мандельштам, которую Е. Евтушенко назвал «самой великой вдовой поэта в ХХ веке», оставила две книги воспоминаний о Мандельштаме – о его жертвенном подвиге поэта. Из этих воспоминаний можно понять, «даже не зная ни одной строчки Мандельштама, что на этих страницах вспоминают о действительно большом поэте: ввиду количества и силы зла, направленных против него».
Стихотворение «Век»
В этом стихотворении Мандельштам осмысливает время, свою эпоху. Век Мандельштама представлен в виде страшного зверя, у которого все позвонки взаимосвязаны, но малейшее изменение может повлиять на исторический ход событий. «Волна» - это революция, которая в корне может поменять политические и социальные устои общества и государства. А удар приходится в самое уязвимое и больное место, в «темя», то есть революция готова разрушить старый уклад жизни. Но, по мысли Мандельштама,
Чтобы вырвать век из плена,
Чтобы новый мир начать, нужно использовать творческий потенциал, то есть жизнь связана с творчеством, которое может управлять временем. Но в третьей строфе автор утверждает, что «век волну колышет человеческой тоской». Получается, что время «диктует» мировоззрение человеку. В четвертой строфе появляется какая-то надежда, так как «еще набухнут почки», но опять противоречие – век получает «смертельный ушиб». И все надежды, желания растворяются во времени, в таком беспощадном времени, диктующем человеку его жизнь…
А разве есть что-нибудь лучше жизнь? Пожалуй, нет. Жизнь – это то, что дано человеку. Пусть даже если жизнь ля кого-то – это разочарование, боль, страдание, то ничего нет приятнее того, чтобы это прочувствовать и переЖИТЬ. Но, прочитав стихотворение Мандельштама «Век», становится непонятно назначение человека, не хочется верить, что век, а не человек, диктует мнение.
1. «Воронежские тетради» Осипа Мандельштама.
Е. Роговер отличал в наследстве поэта Серебряного столетия именно этот поэтический цикл, о котором писал: «В творчестве поэта возникает новая для него тема природы, родной земли ("Я к губам подношу эту зелень…", "Чернозем", "Мой щегол, я главу закину…"). Поэт поднимается к вечным темам мирового искусства ("Тайная вечеря"), разрабатывает высокие философские мотивы ("Может быть, это точка безумия…")"
В своем поэтическом осмыслении мира Мандельштам раскрывает значение человеческого бытия через природу. Тема природы мощно оказалась в его стихе "В лицо мороза я гляжу один" (1937):
В лицо мороза я гляжу один:
Он - никуда, я - ниоткуда,
И все утюжится, плоится без морщин
Равнины дышащее чудо [1, с. 237].
Продолжая романтическую традицию вслед за Ф. Тютчевым, Мандельштам утверждает мысль о тождественности жизни человека и природы. Впрочем, в отличие от Ф. Тютчева, Мандельштам раскрывает трагизм человеческого бытия, а страдание большей частью передает с помощью образов природы:
А солнце щурится в крахмальной нищете -
Его прищурь спокоен и утешен…
Десятизначные леса почти что те…
А снег хрустит в глазах, как чистый хлеб безгрешен
В "Воронежских тетрадях" Мандельштам остается верным духу протеста против диктаторского режима, идеологического засилия. Всему этому художник противопоставлял могущество и величие художественного слова. Поэт настолько был уверен в своей непобедимой правоте, которая в апреле 1935 года написал пророческий стих о своем творчестве, которое, возможно, когда-то будет надлежащих образом оцененная:
Эта, какая улица?
Улица Мандельштама.
Что за фамилия чертова! -
Как ее не вывертывай,
Криво звучит, а не прямо.
Когда у поэта не оставалось слов для выражения боли, страданий и печали, тогда он обращался к юмору. Мандельштам верил у бессмертия своих произведений, поэтому в стихе появляется строка: "Улица Мандельштама". Художнику вздумалось описать не только себя, свой характер, но и свое значение в мире:
Имело в нем было линейного.
Нрава вон не был лилейного,
И потому эта улица,
Или, верней, эта яма -
Так и зовется по имени
Этого Мандельштама
Нельзя не согласиться с Е. Роговером, который, анализируя цикл стихов Й. Мандельштама "Воронежские тетради", выделяет одновременно подъем и убыль в его творчестве: «В воронежском цикле (1935-1937) Мандельштам достигает исключительной цельности, ощущение величественности вселенной, многогранности видения жизни, точности и выразительности ее картин» "Вместе с тем своя воронежская ссылка Мандельштам осознает как движение к бездне, куда он провалился»
Поэт пользуется таким приемом для того, чтобы припрятать за образом своего лирического героя собственное душевное состояние, которое может воплотиться лишь в поэзии. Для автора важно показать путешествие лирического героя не в хронологических рамках, а сквозь время и пространство, поэтому действительность в художественном мире поэта разделена на "к" и "после", на "там" и "здесь". В своих стихах художник Серебряного столетия ищет самого себя, осознает свое место в мире, сливаясь из лирическим „Я". Например, в стихе "Чернозем" (1935) происходит слияния лирического героя с миром, которое ясно выражено в пейзажной зарисовке, наполненной ощущениями о прошлом, современное и будущее общества и страны.
Лирический герой поэта постоянно меняется, трансформируется и напоминает чем-то путешественника, который идет по кругу. Для Мандельштама важно это показать на лоне природы, вызывая ассоциативные образа и намеки, которые раскрывают определенные душевные переживания, внутренний мир и психологическую трансформацию образа. Например, в стихах воронежского периода есть несколько стихов, объединенных темой реки Кама: "Как на Каме- Реке глазу темно, когда / На дубовых коленях стоят города" (1935), "Я смотрел, отдаляясь на темный восток - / Полноводная Кама неслась на буек" (1935).
Пейзаж в лирике Й. Мандельштама воронежского периода выступает фоном для трагических событий, в отличие от ранней поэзии, где прослеживалась тенденция к наследованию тютчевской традиции изображения природы как большого живого организма, который выступает самостоятельной действующей силой. Например, в стихе "Как на Каме- Реке глазу темно…" река ассоциируется с великомученической дорогой судьбы, которую вынужден одолевать художник. Стихам о Каме присуща ассоциативность стиля поэта, который усложняет восприятие лирики через средства поэтического речи: метафоры ("жгучий ельник", "хвойный восток", "упиралась волна" и др.), характерны эпитеты, которые подчеркивают напряженное состояние лирического героя (" безумная гладь"), авторские неологизмы ("чернолюдьем велик") и эпитеты, которые выражены в короткой форме прилагательных ("мелколесьем сожжен"). Цикл стихов о Каме организует ассоциативный резонатор, направленный на то, чтобы его вызвать и заставить работать. Автор пишет о том, что находится за гратами, а глава его "в огне" от раздумий. В стихах о Каме образ автора соотносится с лирическим образом героя: в обеих преобладает меланхоличное настроение, острые переживания, тугая, беспокойство и печаль. Например, находясь в ссылке, автор передает собственное душевное состояние, свои чувства, настроение герою:
Там я плыл по реке с занавеской в окне,
С занавеской в окне, с главой в огне.
В стихах воронежского периода Мандельштам использует конкретные географические названия (Чердынь, Казань, Урал, Тоболь, Обь и Кама) для того, чтобы предоставить поэтическому мира большей реальности, а используя местоимение первого лица "я", поэт убеждает читателя, что он является очевидцем изображаемого:
Я смотрел, отдаляясь на хвойный восток -
Полноводная Кама неслась на буек.
И хотелось бы гору с костром отслоить,
Да едва успеваешь леса посадит.
И хотелось бы здесь же вселится - пойми -
В долговечный Урал, населенный людьми,
И хотелось бы эту безумную гладь
В долгополой шинели - беречь, охранять.
Хотя все стихи этого цикла насыщены пессимизмом и усталостью, голос поэта и его лирического героя побеждает время и утверждает жажду жизни. Особое внимание в этом плане заслуживает стих "Стихи о неизвестном солдате", в котором Мандельштам высказал свое единство с другими жертвами сталинского режима.
1. Личность и история в романе Б. Пастернака «Доктор Живаго».
«Доктор Живаго»- с оглядкой на десятилетия, последовавшие за «триумфальным шествием» революции. События Октябрьской революции входят в Живаго так же, как входит в него сама природа. Он их воспринимает, как нечто независимое от воли человека, подобно явлениям природы.
Чтобы понять отношение Пастернака к событиям, надо привести сцену из романа: Купив у мальчика - газетчика экстренный выпуск с правительственным сообщением из Петрограда «об образовании Совета Народных Комиссаров, установлении в России советской власти и введением в ней диктатуры пролетариата»» Юрий Живаго, возвратясь домой, громко разговаривает:
«Какая великолепная хирургия! (Истинное восхищение врача) Взять и разом артистически вырезать старые вонючие язвы… это небывалое, это чудо истории, это откровение ахнуто в самую гущу продолжающейся обыденщины, без внимания к ее ходу.… Это всего гениальнее».
После восхищения берет свое реальная жизнь. Житейский дискомфорт иссушает Живаго, жестокость разгулявшейся красной партизанщины отталкивает его, причем отталкивает и жестокость белых. Отталкивает равнодушие новой власти к культуре.
Революция, гражданская война развязала «звериные инстинкты», «общипала догола государство». Пренебрежение законностью, культ насилия, моральное одичание - все это идет оттуда.
Критически вглядываясь в происходящее, Живаго видит, что революционным переменам сопутствует пренебрежение духовными ценностями человека во имя материального равенства, растет владычество фразы, утрачивается вера в собственное мнени