Он не ответил, а мы с Лилой забираемся в машину, которая обдает наши лица теплом. На самом деле, мне нет большой разницы, ответит ли мне Блейк. Он был хорошим другом, но на этом все. Мои мысли возвращаются к гораздо более серьезной проблеме: когда я встречу Мишу и скажу, что все кончено.
Миша
Что-то мокрое ударяет мне в лицо, и я подскакиваю с поднятым кулаком.
— Успокойся, черт возьми, — Итан стоит надо мной с чашкой в руке. — Это просто вода.
Я вытираю лицо рукавом рубашки.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Он ставит чашку на комод.
— Ну, ты спал почти четырнадцать часов так, что я решил проверить живой ли ты ещё.
Сжимаю свою пульсирующую голову, я проверяю время на часах, висящих на стене рядом с окном. Это ранее утро и за окном порхает снег.
— Что случилось? — я свешиваю ноги с края кровати, собираясь встать, но горький вкус в горле заставляет меня лечь обратно.
— Ну, ты выпил почти весь алкоголь в доме, — говорит Итан, скрещивая руки. — И потом ты разрушил отношения почти со всеми, кого знаешь, кроме меня, но это, потому что мне плевать.
Я провожу по волосам и переворачиваюсь.
— Что насчет Эллы?
— Это, наверное, хуже всего, — он возится с моим будильником на тумбочке, прокручивая ручку назад.
Я поворачиваюсь.
— Почему? Что я сказал?
Он делает воздушные кавычки и говорит:
— «Я устал от твоих чертовых игр разума и проблем».
Я провожу рукой по лицу, когда качаю головой.
— Черт возьми. О чем я думал… Черт бы меня побрал! — я ударяю спинку кровати и морщусь, когда хрустят костяшки.
Он пристраивает будильник рядом с лампой.
— Ты был пьян, из-за этого началась ссора. Элла не хочет, чтобы ты пил так много, и я должен согласиться с ней. Да, мы все пьем, но такое впечатление, что это как защитный механизм для тебя, в отличие от нас. На самом деле, ты делаешь это часто последнее время.
|
|
Я смотрю на него из-под руки.
— Чувак, какую хрень ты читал? Ты звучишь как психиатр.
Он разворачивается к двери с улыбкой.
— Как убрать пьяные ошибки твоего лучшего друга. А сейчас вытаскивай свою задницу с кровати, чтобы ты мог пойти уладить вещи с Эллой до того, как она опять сбежит.
Я сбрасываю с себя одеяло и качаюсь со стороны в сторону, когда встаю.
— Она убежала… Её нет?
—Успокойся, — Итан закатывает глаза. — После того как ты наорал на неё, она добежала до конца улицы, но вернулась. Она ночевала с Лилой прошлой ночью. Думаю, у неё нет ключа от своего дома, что странно.
— Это не странно, — я указываю ему выйти, когда достаю из комода чистые джинсы. — Её брат и отец мудаки.
Кивая, он выходит с комнаты и закрывает дверь. У меня болит живот, а голова готова взорваться, но большая часть боли ощущается в сердце. Я был единственным в жизни Эллы, кто никогда не делал ничего, чтобы намерено обидеть её, но теперь я не был тем человеком.
* * *
— Она не берет трубку, — бормочу я, пересекая гостиную.
Дорожка старая, коричневая и с дырками, а стены этого противного оттенка зеленого, что напоминает рвоту.
— Что если она сбежала снова?
— Чувак, успокойся, — Итан открывает пачку сыра и садится обратно на кожаный диван, у которого нет подлокотника. — Я писал Лиле, и она говорит, что они просто вышли перекусить.
Потирая лоб, я шлепаюсь в кресло и сбиваю пустую бутылку газировки, чтобы поставить ноги на столик.
|
|
— Господи, почему в наших отношениях постоянно эти перепады?
Итан отрывает полоску сыра и закатывает глаза.
— Потому что у вас обоих проблемы, к тому же вы не хотите говорить о них друг с другом, чтобы уберечь один другого от боли.
Я краду горсть конфет с тарелки, которую мама выставила на кофейный столик.
— И опять, что ты читал? Потому что ты сегодня, правда, в ударе.
Он срывает обертку и бросает её на стол.
— Просто я рядом с вами целую вечность и у меня есть глаза. Плюс, моя мама ведет себя подобным образом с моим отцом. Она позволяет ему выходить сухим из воды лишь потому, что боится противостояния.
— Это то, что мы делаем? — я обдумываю это.
Его глаза расширяются в насмешке.
— Гм, да. Это то, что вы делаете с детства, — он поднимается, стряхивая крошки с джинсов. — Может если бы вы были абсолютно честны друг с другом хоть раз – вы были бы в порядке. Мне нужно идти. Моя мама хочет, чтобы я купил чертову ветчину на обед, — доставая ключи из кармана, он уходит к задней двери. — Ради Бога, это канун рождества. Я не знаю, как она думает, я собираюсь найти её.
— Ты мудрый мужчина, Итан, — выкрикиваю я, зная, что сейчас вызову немного раздражения у него и у себя, но слова должны быть сказаны. — Спасибо, что разъяснил все мне.
— Не считай меня странным, потому что я сказал, что думаю, — он выходит наружу, и дверь закрывается.
Я беспокойно переключаю каналы, пока не открывается задняя дверь. Моя мама и Томас заходят внутрь.
— Привет, парень, как дела? — он кивает мне головой, пока садится на диван. На нем свободные штаны, коричневые рабочие сапоги и белая футболка с пятном. — Ты смотришь игру?
|
|
Я бросаю пульт на стол.
— Я выгляжу как кто-то, кто смотрел бы игру?
Он смотрит на татуировку на моей руке, пирсинг в губе и мою черную футболку и джинсы.
— Ммм… я не знаю.
Заставляя себя не закатывать глаза, я встаю с дивана и встречаюсь с мамой на кухне.
— Хорошо, я не понимаю этого.
Она выгружает продукты с пакета в холодильник и бросает на меня взгляд через дверь холодильника.
— Что ты не понимаешь?
Я указываю большим пальцем над своим плечом на гостиную, где Томас переключает каналы.
— Он похож на идиота.
— Он действительно хороший, Миша, — она шарит в пакете и достает от туда несколько банок тыквы. — И он делает меня счастливой.
Я оглядываю её белую рубашку на пуговицах, завязанную на талии в узел и джинсы со стразами.
— Он вынуждает тебя странно одеваться.
— Ну, я одеваюсь моложе, — она поднимает подбородок с уверенностью. — Я потеряла большую часть своей молодости и, если я хочу сейчас развлекаться, то я могу это делать.
— Потому что у тебя был я? — я краду у неё пачку чипсов. — Или из-за папы?
Она качает головой, пока я открываю пачку.
— Нет, ты был лучшим, что случалось со мной. Я потеряла молодость из-за своего выбора, но сейчас я бы хотела получить немного молодости обратно и чуть-чуть развлечься.
Я бросаю взгляд на Томаса, который смеется над чем-то по телевизору.
— С ним?
Она закрывает шкафчик.
— С ним.
Я хватаю горсть чипсов, мусоря на полу.
— Хорошо, если это то, чего ты хочешь сейчас, тогда я отступаю, — я хрущу костяшками пальцев. — Но если он обидит тебя, я дам ему по морде.
Она ерошит мои волосы, будто я все ещё ребенок, потом достает из холодильника две бутылки пива и идет в гостиную.
— И если ты хочешь помириться с Эллой, ты должен знать, что я только что видела, как она забиралась в свой дом через окно.
Я собираю чипсы, которые уронил на пол.
— Как ты узнала, что мы поссорились?
Она смеется.
— Милый, когда вы двое соритесь, весь мир знает.
— Я не имею понятия, что она имеет в виду, но я надеваю куртку и выхожу наружу в леденящий холод.
Снег падает с неба и укрывает землю, когда я подхожу к металлическому забору. Металл замораживает мои ладони, когда я перепрыгиваю через него и стучу в заднюю дверь.
После двух стуков Лила открыла. Она была в розовых сапогах с мехом поверху, пальто, шляпе и шарфе.
— Да?
— Холодно? — шучу я, пытаясь поднять настроение, но она только хмурится. — Прости, не лучшее время для шуток, да?
Она складывает руки, её синие глаза очень недоброжелательны.
— Ты знаешь, как долго я подстрекала её довериться тебе – говорила, как сильно ты любишь её и никогда не обидишь? Ты разрушил ее, и я выгляжу, как лгунья.
— Я собираюсь исправить это, — настаиваю я, подступая к порогу, надеясь, что она отступит и впустит меня.
Она остается на месте, блокируя проход.
— Перед тем как я впущу тебя, ты должен пообещать, что больше не будешь пить, когда ты расстроен и больше не будешь причинять ей боль. Клянусь Богом, если ты продолжить делать ей больно, я вырву серьгу из твоей губы.
Я кладу руку на рот, чтобы защитить свои губы.
— Я обещаю, больше никогда.
Она отступает, чтобы впустить меня и закрывает за нами дверь.
— Она наверху в своей комнате.
Я направляюсь к лестнице.
— Знаешь, Лила, а ты твердый орешек. Не многие люди насмелятся угрожать кольцу в губе.
— Ну, я не большинство, — выкрикивает она. — Элла моя лучшая подруга и ей нужна защита. Обычно это делаешь ты, но в этот раз она нуждается в ней из-за тебя.
Я оставляю её в кухне и поднимаюсь по лестнице. В доме холодно, и звук музыки плывет по воздуху: «One Thing» в исполнении «Finger Eleven». Дверь в ванную, где умерла её мама, широко открыта, и там что-то цветное по всему кафелю.
— Элла, — говорю я, идя к двери. — Ты здесь?
Она выходит из своей комнаты с полной рукой маркеров и её глаза расширяются, когда она видит меня.
— Как ты попал внутрь?
— Лила впустила меня, —объясняю я, мое дыхание замерзает передо мной. — Ты не включила отопление?
Она качает головой и проходит мимо меня по направлению к ванной. Она одета в кожаную куртку и перчатки без пальцев. Когда она достигает ванной, она приседает и рисует что-то на полу.
Я осторожно приближаюсь, зная, что это должно быть чем-то важным.
— Милая девочка, что ты делаешь?
Она рисует черную линию вдоль плитки.
— Я делаю святилище… И не называй меня милой девочкой, пожалуйста.
Я приседаю позади неё и задерживаю дыхание, когда кладу руки ей на плечи. Она не сбрасывает их, но напрягается под моим прикосновением.
— Ты не представляешь, как сильно я сожалею.
Она рисует круг вокруг женщины с крыльями и кексом в руке.
— Тебе незачем сожалеть. Никто не злится на тебя.
Моя бровь заламывается в недоумении.
— Тогда что не так?
Она закрашивает глаз ангела и потом закрашивает огонек на свечке в кексе.
— Что я была права – насчет всего.
Я сдвигаю её волосы на одну сторону, когда она пишет: «Я люблю тебя» под ногами ангела.
— Права на счет чего?
Она пишет: «Я люблю тебя, мама, и счастливого запоздалого дня рождения». Закрывая маркер, она встает и разворачивается ко мне лицом.
— Что я разрушаю тебя.
Мои глаза резко расширяются, когда она протискивается мимо меня и идет в спальню. Это было совсем не то, чего я ожидал.
Я догоняю её как раз тогда, когда она собирается закрыть дверь и выставляю руку, открывая дверь.
— Ты не разрушаешь меня, Элла Мэй. Как ты вообще могла о таком подумать?
— Я думаю, потому что это, правда, — она швыряет маркеры на тумбочку. — Мои проблемы разрушают тебя, так или иначе.
Я прикусываю губу, работая над сохранением ровного голоса.
— Ты знаешь, так же как и я, что когда люди пьяны, они говорят обидные вещи, которые не имею в виду.
Она тяжело сглатывает.
— Но иногда они имеют это в виду.
— Я не имел это в виду. Обещаю. Господи, я бы хотел иметь что-то вроде повтора, потому что тогда бы я ударил себя даже за мысли о тех вещах.
— Повтора нет, — она тихо дышит. — И я не думаю, что должна все ещё делать это – мне даже не следовало это начинать. Предполагалось, что я буду держаться за пределами отношений до тех пор, пока не разберусь в своем дерьме, но каждый раз, когда я с тобой, это невозможно. Все что тебе нужно, это посмотреть на меня, и я будто тону.
— Я не совсем уверен, что понимаю, о чем ты, — осторожно говорю я. — Это хорошо или плохо?
Она разочарованно вздыхает, падает на кровать и кладет лицо на руки.
— Это было бы хорошей вещью, если бы я не была так разбита… Когда я с тобой, каждая часть меня поглощена тобой.
Я забираюсь к ней на кровать и осторожно кладу руку ей на спину.
— Ты знаешь, это самая правдивая вещь, которую ты мне сказала.
Она бросает на меня взгляд через завесу каштановых волос.
— Я знаю.
Я убираю волосы с её лица.
— Итан говорил мне сегодня странные вещи. Что может ты и я должны быть более честными друг с другом, вместо того, чтобы пытаться защитить друг друга.
— Думаю, ты был достаточно честен в гараже, — холодно отвечает она. — Миша, если ты хочешь уйти, делай это сейчас, потому что если вещи станут глубже, я клянусь, это убьет меня в следующий раз.
— Ты не представляешь, как важна для меня, — я встаю с кровати и предлагаю ей руку, зная, что это время излить души друг другу. — Пойдешь кое-куда со мной?
Она подозрительно смотрит на мою поданную руку.
— Куда?
— Это секрет, — я подмигиваю ей, притворяясь спокойным, хотя на самом деле я в ужасе от мысли, что она не пойдет со мной, что я разрушил все, над чем, так тяжело работал с ней. — Но я обещаю, что буду хорошим.
Она кладет свою руку в мою, доверяя мне, и я снова могу дышать. Я мысленно клянусь, что никогда не причиню ей боль снова.
ГЛАВА 17
(Перевод: Наталия Сикорская; редактура: Дарья Галкина )
Элла
— Хорошо, иногда я совсем не понимаю тебя, — мой взгляд сканирует парк полный погнутых и сломанных решеток и пустых мечтаний. Это детская площадка, на которой мы росли, но здесь проходило больше наркосделок, нежели детских игр. Карусель изогнута, а у качели нет сидения. Цепи качели ржавые, а горка погребена в снегу.
Он тащит меня к качелям с большой усмешкой на лице.
— Не могу поверить, что ты не помнишь. — Он очищает сидение от снега и садится. — Это вроде как, лучшее воспоминание моего детства.
Я стряхиваю снег с соседней качели и сажусь на неё, оборачивая пальцы вокруг холодных металлических цепей.
— Ты имеешь в виду, когда мы заключили соглашение? Я помню это.
Он отклоняется назад и подбирает ноги, взмывая к небу.
— Да, но ты помнишь, что мы делали, перед тем как заключили соглашение?
Я качаюсь взад и вперед, пока снег высыпается из цепей.
— Мы играли в правду.
Тормозя с помощью ботинок, он останавливает качели и поворачивается лицом ко мне.
— Так ты все же помнишь.
— Конечно, я помню. — Я закатываю глаза и кружусь один раз с выпрямленными ногами. — Это был день, когда ты заставил меня признаться, что я никогда ни с кем не целовалась раньше.
Его ухмылка становится шире.
— И день, когда я впервые тебя поцеловал.
Я сжимаю свою челюсть, чтобы не улыбаться.
— Только потому, что я была слишком наивна, чтобы увидеть, что ты играешь со мной.
— Мне было четырнадцать, — говорит он. — Я не играл с тобой. Мне просто было интересно, какого это поцеловать лучшего друга, потому как все остальные девчонки, с которыми я встречался, не делали многого для меня.
Я толкаю его ногу носком.
— Ты такой врун.
Он крестится.
— Сейчас я полностью правдив. Итан продолжал болтовню о его потрясающих интрижках, и я просто не понимал этого. Каждый раз, когда я был с девушкой, было чувство, что должно быть что-то большее.
Я сдерживаю смех.
— И тот поцелуй удовлетворил твои самые дикие фантазии?
— О да, — он надменно улыбается. — Я не мог перестать, целыми днями, думать о том, какие мягкие у тебя губы, — его глаза скрываются в тени. — Но что я, действительно, думаю, подлило топлива в мою одержимость тобой, случилось примерно полтора года спустя: я увидел тебя голой, расхаживающей по своей комнате.
Я тычу в его голень ногой.
— Ты не видел.
Он гордо улыбается и указывает пальцем на качели, на которых мы сидим.
— О нет, не видел. Эти качели не для того, чтобы на них лежать, помнишь?
Я позволяю качели качаться вперед и назад.
— Что ж, пока мы рассказываем правду, однажды у меня был неприличный сон о тебе.
В тусклом свете фонарного столба, его глаза сверкают как снег.
— Что конкретно происходило в этом неприличном сне?
Я качаю ногами, заставляя качели подниматься выше, когда отклоняюсь назад.
— Это секрет, который я никогда не расскажу.
— Я называю это фигней. — Он отталкивается, присоединяясь ко мне в небе. — Давай же, милая девочка. Ты знаешь, как долго я думал, что это односторонняя влюбленность?
Я смеюсь над собой, когда мои щеки пылают от воспоминаний о сне.
— Миша, это слишком неловко.
Он ловит цепь моей качели и прочно ставит ноги в снег, резко дергая нас, чтобы остановиться.
— Давай же, это сведет меня с ума.
Наши лица разделяют миллиметры, и его дыхание горячее напротив моих щек.
Смотрю в землю, мои волосы падают на часть моего лица:
— Мне приснилось, что у нас был секс на капоте твоей машины.
Он смахивает мои волосы назад, и взгляд на его лице говорит мне, что он увлечен.
— Ты была на спине или я перегнул тебя через капот?
Мои замерзшие щеки начинают пылать.
— Я была сверху на тебе на капоте.
Он потирает подбородок, низко смеясь.
— Мы сделаем это, пока мы здесь.
Я шлепаю его по руке.
— Предполагалось, что мы не будем спешить…и после того, что случилось в…
Он закрывает мне рот рукой.
— Вот почему я привел тебя сюда, чтобы сказать тебе правду. Ты должна понять, что я чувствую к тебе, и я подумал, что это хорошее место, так как именно здесь все и началось.
— Ты хочешь снова поиграть в правду?
— Я хочу снова поиграть в правду.
Мы смотрим на тихую улицу. Скоро праздники, и снегопад закрыл всех в окрестностях. Это хорошо, и это было моим любимым временем года, когда я была ребенком.
— Я делаю тебя несчастным? — вдруг спрашиваю я.
Он быстро качает головой.
— Никогда. Ни разу. Грустным, да. Несчастным, нет. — Он глубоко вздыхает. — У тебя было что-то с Блейком?
Моя голова резко поворачивается к нему.
— Это твой вопрос?
Он пожимает плечами.
— Мне нужно знать.
— Нет. Я даже никогда не думала об этом, — говорю я. — Что насчет тебя? У тебя было что-то с кем-то в дороге?
Он закатывает глаза, будто этой самый смешной вопрос, который он когда-либо слышал.
— Даже, когда я думал, что ты изменила мне, и хотел вернуться к своим старым привычкам, я просто не мог, — он останавливается. — Хотя, Наоми пыталась поцеловать меня.
Я сжимаю челюсть, когда злость сочится сквозь меня.
— Лила была права.
Он набрасывает капюшон себе на голову и засовывает руки в рукава.
— Насчет чего?
— Что Наоми неравнодушна к тебе.
— Вот откуда вся эта стервозность в Лос-Анджелесе?
Я киваю.
— Да, она нечаянно услышала, как Наоми поливала меня дерьмом.
— Почему ты ничего не сказала? — спрашивает он
— Потому что я доверяла тебе, — я пожимаю плечами. — И я не хотела начинать проблемы.
Он проводит холодным пальцем по моей губе, и это посылает дрожь по моему телу.
— Я хочу, чтобы ты была более честна со мной. Я не хочу, чтобы ты боялась говорить мне о чем-то.
— Ты скрываешь некоторые вещи от меня, — напоминаю я. — Потому что ты не думаешь, что я могу справиться с ними. И мне нужно научиться, как справляться с этим, в противном случае, взрывы неизбежны.
Он перемещает руку к подбородку.
— Как твои панические атаки?
Я сглатываю гигантский ком в горле.
— Да, как они… и тебе нужно решить, хочешь ли ты иметь дело с этим дерьмом до конца своей жизни, потому что я могу держать это под контролем, но иногда некоторые вещи провоцируют это.
— До конца своей жизни? — его голос смягчается. — Ты хочешь этого, Элла Мэй? Ты хочешь меня навсегда, бесконечно, навечно пока смерть не разлучит нас?
На мою грудь давит тяжесть его слов, так что я шучу:
— Ты опять читал словарь синонимов?
— Без шуток. — Он закатывает рукава куртки и показывает на черные линии татуировки символизирующей бесконечность. — Я не прошу тебя выйти за меня, но мне нужно знать, видишь ли ты нас вместе навсегда, потому что я чертовски уверен в том, что я вижу.
Моя душа трепещет от честности в его голубых глазах.
— Но я сломлена.
Он не отводит от меня взгляд.
— Я знаю, во что ввязываюсь, и я хочу этого больше всего на свете, но вопрос в том, хочешь ли ты меня?
Мое сердце порывисто колотится в груди, когда я позволяю щиту вокруг него развеяться в пыль, и слушаю все целиком на этот раз, отталкивая беспокойство.
— Да.
Такое чувство, будто небеса разверзлись, и солнечный свет освободился от туч.
Миша постепенно выдыхает, когда убирает свой взгляд с дороги.
— Черт, я ждал этого вечность.
Я наклоняюсь к нему для поцелуя, но он отстраняется и вместо этого поднимает руку.
— Сейчас мы должны снова заключить соглашение.
— Я не собираюсь плевать на свою руку, — говорю я с отвращением. — И потом мешать свою слюну с твоей.
— Почему? Ты делала это раньше. — Он плюет на свою руку. — К тому же мы делали более грязные вещи, чем это.
Я знаю, что когда сделаю это, возникнут некоторые обязательства.
— У нас так много проблем.
— Я завяжу с алкоголем, если это то, что тебе нужно. Черт, я бы отрезал себе руку, только бы ты позволила мне быть с тобой, — говорит он. — Но, Элла, мы можем ходить кругами, тратя года, надеясь, что мы достигнем идеальности в наших жизнях. Но её не существует. У нас всегда будут проблемы, но до тех пор, пока мы будем работать над ними вместе, я думаю, все будет хорошо.
— Существует так много проблем. — Я снимаю перчатку и плюю на свою дрожащую руку. — Но если это то, чего ты хочешь, тогда я в деле. Хотя, я должна сказать, что отрезание твоей руки будет отвратительным жестом.
— Хорошо, если хочешь, я сохраню руку, – шутит он, потом колеблется, отводя руку в сторону. — Это действительно то, то чего ты хочешь? Потому что все, что я хочу – это чтобы ты была счастлива.
Я копаюсь в голове в поисках правды.
— Я хочу этого больше всего, до тех пор, пока ты обещаешь мне одну вещь.
— Что это?
— Что, если когда-то для тебя это будет слишком, ты бросишь меня, уйдешь, выберешься.
— Это никогда не случится, — гарантирует он мне. — Ты должна иметь немного веры в меня. Ты оставила меня, вырвав мое сердце, и потом вернулась, ведя себя как робот, и ты знаешь что? Мы прошли через это. Ты и я, хорошо или плохо, должны быть вместе. Мы дополняем друг друга.
Слезы угрожают вырваться наружу, а сердце почти останавливается. Для кого-либо другого это будет звучать как заготовка, но я знаю, что это правда. Я поднимаю руку вверх, встречая своей ладонью его.
— Мне нужно, чтобы ты пообещал, просто, чтобы я была спокойна.
— Хорошо, — говорит он терпимо. — Я обещаю, что если все будет очень плохо, я уйду.
Я выдыхаю с облегчением.
— Тогда, я в деле.
Это те же слова, что я сказала во время нашего прошлого уговора, когда мы пообещали сбежать вместе, разжиться красивым домом, хорошей работой и иметь счастливую жизнь.
— Как и я. — Он снова плюет на свою руку. — Хочу быть уверенным, что она достаточно хорошая и скользкая для тебя.
Выдыхая смех, я прижимаю свою ладонь к его, и клянусь, земля останавливается, потому что этот момент – начало вечности.
— Теперь мы должны поцеловаться, — говорит Миша, наклоняясь. — Это традиция.
Я встречаю его на полпути и прижимаю свои губы к его. Его рука ложится мне на щеку, и он мгновенно усиливает поцелуй, лаская мой язык своим. Наше дыхание смешивается, пока цепи качелей не сталкиваются между собой.
Немного отклонившись, он хватает меня за талию и пересаживает меня к себе на колени, так чтобы я была к нему лицом, а мои ноги были просунуты по обе стороны от него.
— Не сбрось нас на землю, — командую я, надевая перчатки, перед тем как обхватить цепи руками. — В последний раз я чуть не сломала руку.
Хитрая улыбка появляется на его лице, когда он подбирает ноги и поднимает нас вверх к небу. Ужасно холодно, и собаки воют на заднем плане, когда кто-то начинает кричать, но я до сих пор могу чувствовать это – легкость, которая приходит, когда ты позволяешь кому-то любить себя полностью.
ГЛАВА 18
(Перевод: Дарья Галкина; редактура: [unreal] )
Миша
Ранним утром следующего дня Кэролайн позвонила Элле, чтобы спросить, не против ли она, сделать покупки для рождественского ужина. Элла согласилась, и Кэролайн дала ей список всего необходимого. Я был отчасти раздражен, так как Элла заботилась обо всем это дерьме с тех самых пор, когда мы еще были детьми. Дин должен был предложить ей перерыв. Поэтому, после того как мы убрали весь алкоголь из дома, в рамках подготовки к приезду отца Эллы, мы отправились в местный продуктовый магазин.
— Мне нужно кое в чем признаться, — объявил я, когда мы шли по отделу замороженных продуктов. Магазин переполнен людьми, так как сейчас канун Рождества, и все в этом чертовом городе бросились делать покупки в последний день.
— Я не уверена, что хочу услышать твое признание, — отвечает она с улыбкой, когда просматривает список. Она одета в узкую пару джинсов, которые облегают ее бедра, и каждый раз, когда она наклоняется, чтобы взять что-то с нижней полки, я получаю прекрасный вид на ее задницу. — Все было так хорошо.
— Но это важно, и это не дает мне покоя с нашей вчерашней игры в правду, потому что это должно было быть сказано еще вчера. — Я останавливаюсь. — Я хочу, чтобы ты знала, что я говорил с одним музыкальным продюсером из Сан-Диего…
Ее глаза медленно поднимаются от бумаги. — Когда это случилось?
— Это произошло пару дней назад. — Я отодвигаю тележку в сторону, когда старая женщина практически врезается мне в спину. На мне капюшон, и она смотрит на меня так, словно я собираюсь ограбить ее, поэтому я очаровываю ее улыбкой, прежде чем вернуть свое внимание к Элле. — По правде говоря, это не большое дело. Один парень подошел ко мне и протянул визитку, когда я играл в «The Hook Up». Я даже не узнал его имя, но затем погуглил, и оказывается он, действительно, работает на маленькую студию.
— Ты звонил ему? — Она открывает дверь морозильной камеры, чтобы взять пакет замороженного горошка.
Я киваю, забирая пакет из ее рук, и бросаю его в корзину. — Да, он хочет, чтобы я появился на встрече через пару недель.
Она плотнее оборачивает кожаную куртку вокруг себя с озадаченным выражением на лице. — И, что произойдет, если это работа устроит тебя? Ты отправишься в Калифорнию?
— Возможно... — лгу я с сомнением. — Я не позволяю себе много думать о том, «а что если….».
Она добавляет еще один пакет горошка в тележку и идет дальше по проходу. — Если это произойдет? Такое действительно может случиться, ведь ты удивительный.
— Ну, если это случится... — Я прочищаю горло, чувствую себя настоящей девчонкой из-за того, что невероятно сильно нервничаю. — Тогда, я подумываю о том, что, возможно... ты могла бы переехать туда вместе со мной. У них есть несколько университетов неподалеку, поэтому ты сможешь перевестись, и тебе не придется ни от чего отказываться.
Ее глаза расширяются, как я и ожидал. — И мы будем просто …. что? Жить вместе?
— Ну, я не думаю, что мы вместе поедем туда, и будем жить раздельно.
— Жить вместе, — повторяет она. — С тобой?
— Успокойся, хорошо? Ты не должна отвечать сейчас. — Я бросаю пакет чипсов в корзину и толкаю ее вперед. — Просто подумай об этом.
Она вычеркивает ручкой очередной пункт из списка. — Хорошо... Я подумаю об этом.
Я решаю закончить разговор на этой хорошей ноте, благодаря чему он будет поддерживать меня в хорошем настроении весь день.
Элла
Я распаковываю продукты и просматриваю множество просроченных счетов, что накопились в почтовом ящике. В частности, один уведомляет, что дом собирается перейти в собственность банка. Моя грудная клетка сжимается, когда я читаю это, и бумага дрожит в моей нетвердой руке.
— Что случилось? — спрашивает Миша, внезапно возникая позади меня.
— Ничего. — Я засовываю письмо обратно в конверт и сажусь на кухонный стол. — Просто банковские счета, с которыми я понятия не имею, что делать.
Я направляюсь в душ. Я ужасно замерзла, и горячая вода звучала великолепно в данный момент. Плюс, мне нужна минутка в одиночестве, чтобы обдумать его заявление о том, что он хочет, чтобы мы жили вместе. Жить вместе. Мой разум едва осознавал эту мысль.
Миша плетется вслед за мной по лестнице. — Ты должна позволить мне присоединиться к себе, — говорит он с очаровательной улыбкой на лице. — Это может стать подарком на мой день рождения.
— Твой день рождения только завтра, — напоминаю я ему, останавливаясь внизу лестницы. — И, кроме того, мне нужно быстро принять душ, чтобы начать готовить ужин. — Я смотрю на свои часы. — Все соберутся здесь около четырх-пяти часов.
Она прижимает руку к сердцу, с невероятно привлекательным взглядом на лице. — Я быстро. Клянусь.
— Что, именно, ты думаешь, произойдет во время принятия душа? — спрашиваю я, когда его пальцы передвигаются по моим бедрам, чуть ниже подола моей рубашки, и он тянет меня на себя. — Потому что я планирую лишь помыться.
Он медленно качает головой. Огонек пылает в его глазах. — Ни в коем случае. Душ создан для грязных вещей. — Он отталкивает меня от перил к стене, сильно запутывая пальцы в моих волосах и переходя на хриплый шепот:
— Подумай о том, когда последний раз ты и я принимали душ вместе. Как здорово нам тогда было. — Его рука поднимается между моими бедрами, не останавливаясь, пока не достигает верха. Даже через ткань джинсов жар поглощает мою кожу.
Нечто среднее между стоном и хныканьем вырывается из моего рта, и он принимает это за «да», сталкиваясь губами с моими. Я всасываю его язык глубоко в свой рот, расстегивая перед его рубашку и срывая ее на пол.
— У меня нет другой чистой одежды, — бормочу я напротив его губ, пока он ведет нас к ванной комнате, находящейся на первом этаже.
— Мы что-нибудь придумаем, — пытаясь открыть пиком дверь, мы спотыкаемся, но затем восстанавливаем равновесие, и он закрывает дверь прежде, чем снова прикоснуться своими губами к моим. Скользя нежными поцелуями вниз по моему подбородку, он расстегивает пуговицу моих джинов, и я выскальзываю из них, после чего он стягивает с меня рубашку и распускает мои волосы.
Желание в его глазах почти расплавило меня, и мое тело отвечало ему взаимностью. Я быстро расстегиваю свой бюстгальтер, затем хватаю его за пояс джинсов и притягиваю к себе. Когда мои соски задевают его кожу, они мгновенно оживляются. Глаза Миши закрываются, когда его губы находят мои. Желание льется сквозь меня, когда его руки скользят по моей заднице, опаляя жаром, и когда он соединяет наши тела вместе
Двигаясь спиной к ванной, мне удается включить воду, и пар медленно обволакивает комнату. Моя кожа становится влажной, и мои бедра горят от его прикосновений. Я начинаю снимать его джинсы, и он с энтузиазмом мне помогает. После того как остатки нашей одежды исчезают, мы забираемся в душ, и он закрывает занавеску. Я не могу помочь, но улыбаюсь появляющимся воспоминаниям.
Вода каплями стекает вниз с его светлых волос, плавно перемещаясь по его губам и дальше вниз, по его худой груди. Его рука путешествует по моему боку и вдоль живота, но перед тем как он скользит в меня пальцем, я подпрыгиваю и соединяю мои ноги вокруг его талии, удивляя его.
— Я хочу почувствовать тебя в себе, — шепчу я, позволяя моей сдержанности уйти. — Прямо сейчас.
Его веки открыты, а ресницы дрожат от брызг душа. Моя исповедь шокирует нас обоих, и без дополнительных колебаний он подпирает стену рукой и входит в меня.
Мое дыхание становится неровным. Мои ноги, обхватывающие его вокруг бедер, дрожат, когда он погружается глубже в меня. Я едва могу дышать... едва могу думать. Это так хорошо. Когда он достигает пика, я сжимаю свои пальцы на его лопатках.
— Миша, я люблю тебя, — бормочу я между вздохами и понимаю, что это то, чего я хочу. Навсегда.
Миша
Меня пугает, когда она говорит, что хочет, чтобы я был внутри нее. Она никогда не была настолько открытой в вопросах, касающихся ее желаний, и это заводит меня так сильно, что мой член фактически болит.
После того, как я оказываюсь в ней, мне становится чертовски хорошо, и я, скорее всего, не продержусь долго. Вода стекает по нашим телам, делая все вокруг скользким, наделяя нас дополнительным преимуществом. Подпирая стену одной рукой, чтобы удержать нас от падения, я вхожу в нее снова и снова, доводя ее до края. Когда ее голова наклоняется назад, струя из душа стекает вдоль ее груди, я ничего не могу с собой поделать. Я хочу попробовать ее на вкус.
Я опускаю голову к одной из ее грудей и всасываю воду, обводя ее сосок своим языком, пока она не начинает стонать. Ее пальцы запутываются в моих волосах, и она направляет мой рот ближе, требуя большего. И я даю это ей. Жестко. Пока она не выкрикивает мое имя. Я вижу, как капли воды играют на ее ресницах, когда ее голова отклоняется к стене, а ее зеленые глаза тускнеют. Через несколько мгновений я присоединяюсь к ней, громко дыша и пытаясь изо все сил удержать нас.
После того, как мы оба привели наше дыхание в норму, я выскальзываю из нее, выключаю воду, и мы выбираемся из душа. Она оборачивает одно полотенце вокруг себя, а другое завязывает вокруг моей талии. Я чувствую себя таким живым сейчас.
Она прикусывает свою губу, когда наклоняется к стене. — Ты чего улыбаешься?
Я пожимаю плечами, вращая своим языком, чтобы сохранить улыбку, которая становится все больше. — Я не понимаю, о чем ты.
Она целует меня в щеку. — У тебя просто огромная ухмылка на лице, поэтому просто скажи мне, о чем ты думаешь.
— Ты действительно хочешь знать правду? — спрашиваю я. — Потому что она довольно эротичная.
Она кивает головой, и вода с ее мокрых волос стекает вниз, на ее плечи. — Я хочу знать правду.
Я мягко целую ее в губы и шепчу ей в ухо:
— Я думал о том, как мы будем делать это каждый день, когда у нас появится свое собственное жилье.
Ее прерывистое дыхание касается моей щеки, и я переживаю, что она может испугаться моих слов. — Думаю, нам стоит начать пробовать и другие места, помимо душа.
Моя улыбка становится шире, когда я отклоняюсь назад, ища встречи с ее глазами. — Я могу повалить тебя на наш стол. Или еще лучше, я могу перегнуть тебя через перила.
— Я не могу себе представить, чтоб у нас были перила, — задумчиво отвечает она. — Думаю, я просто хочу небольшую квартиру. Ее легче содержать в чистоте.
— Ты заставляешь меня волноваться, Элла Мэй, — говорю я.
— Я рада, ведь мне хочется, чтобы ты был взволнован. — Она снова прикусывает свою нижнюю губу. — Хотя я напугана, ведь это огромный шаг, ты же знаешь.
Я рад, что она признается в этом мне. — Я тоже, но затем, когда я думаю о том, что мы введем правило об «отсутствии одежды внутри дома», то я снова становлюсь счастливым.
Она закатывает глаза и расчесывает пальцами волосы. — Если, в конечном итоге, ты не поедешь в Калифорнию, что чем ты собираешься заниматься?
— Мы в любом случае приобретем только наше с тобой жилье, и не имеет значение, где мы в тот момент будем жить, — говорю я, целуя ее в лоб. — Ты, конечно, можешь думать о том, что это происходит слишком быстро, но ты должна помнить, что технически мы с тобой живем вместе еще с тех пор, как были детьми. Я говорю о том, что мы едва ли покидали друг друга с того момента, как нам исполнилось шесть. — Я делаю паузу, так как слезы внезапно наполняют ее глаза. — Детка, что случилось?
Она вытирает слезы тыльной стороной ладони. — Ничего. Просто я, действительно, хочу, чтобы это сработало.
Обнимая ее, я кладу подбородок ей на макушку и мягко потираю ее спину. — Это сработает. И ты знаешь почему? — спрашиваю я ее, и она кивает. — Потому что большинство людей делают это вслепую. Они не знаю плохую сторону человека, с которым строят отношения. Но мы знаем изъяны и недостатки друг друга. Мы знаем, что делает нас сильнее.
— Я действительно люблю тебя. — Она сжимает свои руки вокруг меня.
— Я тоже люблю тебя, — отвечаю я, прокладывая поцелуи по ее шее. — Больше, чем что-либо на этом свете.
ГЛАВА 19
(Перевод: Наталия Сикорская; редактура: Дарья Галкина )