— Это показывает, как плохо ты меня знаешь.
Он открывает дверь машины.
— Ты права. Я едва знаю тебя. Знаю только, что ты рисуешь, не имеешь машины и думаешь, что акварельные картины профессорши Марлин выглядят как из набора «раскрась по цифрам».
— Они так и выглядят, — говорю я серьёзным тоном. — Клянусь Богом, она скопировала их с одной из тех книжек.
Он улыбается, смотрит по направлению Миши, и потом его взгляд возвращается ко мне.
— У меня есть вопрос.
Я задумываюсь.
— Хорошо.
Он колеблется, раздумывая о чем-то, держа руку на двери.
— Скажем так, я живу в доме своего отца, и порой мне становится там очень скучно. Могу я позвонить тебе? Просто поговорить.
Я переминаюсь с ноги на ногу, засовывая руки в рукава.
— Да, если ты хочешь.
Он подмигивает мне, и чувство неловкости подпрыгивает на ступеньку выше. Как, черт возьми, все происходит так быстро?
— Ловлю на слове.
Я дарю ему напряженную улыбку, когда отхожу в сторону, чтобы он мог закрыть дверь. Помахав, он сдает назад и выезжает с парковки заправки. Когда я поворачиваюсь к грузовику Итана, то врезаюсь в кого-то.
— Развлекаешься? — спрашивает Миша снисходительным тоном с холодными, как лед, глазами.
— Мы просто говорили, — я отступаю назад и затем в бок, чтобы обойти его, но он делает шаг и преграждает мне дорогу.
— Элла Мэй, прости, что бросаю это в тебя, но парень точно клеился к тебе, — он опускает свой голос до предостерегающего рычания, пока склоняется, и его глаза темнеют. — И если я увижу, что он делает это снова, он получит по морде.
— Никакой жестокости, — молю я с тяжелым вздохом. — Почему парням всегда обязательно бить друг друга?
— В отличие от сбивания с ног кого-то на землю и вырыванию волос пока они не заплачут? —он отходит с пути заезжающей машины и тянет меня за рукав за собой.
— Я сделала это однажды, когда мне было двенадцать.
— Или бить их по руке.
Я разочаровано вздыхаю и вырываю свою руку от него.
— Хорошо, делай что хочешь. Я в этом не участвую.
Когда я шествую мимо него, его пальцы хватаются за мое бедро, и он дергает меня к себе. Сложив руки у меня на плечах, он идет за мной к грузовику, освобождая меня только перед открытыми дверями.
— Я хочу ударить его только потому, что люблю тебя, — говорит он, неодобрительно хмурясь. — Меня выводит из себя то, как он смотрит на тебя, как смотрел той ночью в ресторане. Ты можешь не видеть этого, но даже сквозь мой пьяный взор все было очевидно.
Я принимаю это за ревность, написанную на его лице.
— Ты ревнуешь меня к Блейку?
— Конечно. Я чертовски ревнив, — он смотрит на меня, словно я идиотка. — Он постоянно рядом с тобой, потому что вы ходите в один университет. Плюс, кто знает, сколько раз вы зависали вместе, пока я был в дороге.
— Два вне занятий, — я запрыгиваю на заднее сидение и случайно ударяюсь головой об потолок. — И один раз был, потому что Лила хотела выбраться с кампуса на день.
— Ты нарушаешь кодекс, даже говоря с ним, — говорит он мне строго.
Моя челюсть падает.
— Кодекс? Ты ненормальный?
Он опирается ногой на ступеньку и кладет руку на спинку сидения.
— Подвинься.
Я сдвигаюсь на середину сидения, и он скользит на место рядом со мной. Складывая руки, я смотрю на него с раздражением.
— Об этих кодексах… Ты не хочешь дать мне знать, что это такое? Может, я нарушаю какой-то кодекс, сидя на заднем сидении?
Он моргает, не забавляясь.
— Жалуйся на все что хочешь, но ты не видишь, как он смотрит на тебя.
— Миша, я не какой-то приз, который все хотят, — я отодвигаюсь к двери, чтобы увеличить расстояние между нами. Я зла на его обвинения и на то, что он, похоже, не доверяет мне. — Я хулиганка с психическими проблемами, которая не может ничего решить.
— Просто факт того, что ты можешь признать это в слух, — говорит он, придвигаясь ко мне ближе, пока его рука все еще лежит поверх спинки сидения, — делает тебя чем-то особенным. Ты знаешь, как много людей не могут признать свои недостатки и вещи, над которыми им стоит поработать? Как много людей не могут даже понять самих себя? — Он пробирается рукой между моих бедер, его глаза очень убедительны, когда он привлекает меня к себе, и мое сердце скачет в груди. — Ты чертовски особенная, и если я хочу быть собственником, когда какой-то рисующийся паренек клеится к тебе прямо передо мной, я буду им. Или так, или я попрошу Итана догнать его, чтобы я мог дать ему по морде.
Я сжимаю челюсть, чтобы не показать улыбку.
— Ты смешной, когда такой.
Он целует мой висок.
— Я рад, что ты находишь мою боль увлекательной.
Я выглядываю на него из-под ресниц.
— Мне просто нужно сказать, что я видела тебя флиртующим с девушками много раз, ходящим с ними на свидание и ведущим их в свою спальню.
Он морщится на последней части.
— Но что я всегда говорил, когда ты спрашивала меня об этом?
Улыбка вырывается наружу.
— Что ты просто убиваешь время, пока я не созрею.
— Именно так, — он потирает губы, и все что я хочу сделать, так это облизать их, взять кольцо в его губе в рот и ласкать его языком. Я хочу сделать кучу грязных вещей прямо здесь и сейчас.
— Ты думаешь о грязных вещах, правда? — он нагло дразниться. — Я могу видеть похоть, написанную на твоем лице.
Я направляю свое внимание на окно, смеясь под нос.
— Знаешь, для кого-то столь уверенного в себе, ты слишком много беспокоишься о том, что потеряешь меня.
— Это потому что я буду потерян без тебя.
— Поведение абсолютного игрока, Миша Скотт.
Он держит мой подбородок пальцем и наклоняет мою голову так, что наши губы разделяют миллиметры.
— Помни о соглашении. Ты и я, это надолго.
— Какое соглашение? — спрашивает Лила, запрыгивая на пассажирское сидение, запыхавшаяся от подъема в высокий грузовик. У неё в руке большая упаковка «Скитлс» и бутылка воды.
— Секретное соглашение, — он сверкает улыбкой.
Я почти забыла об уговоре двух маленьких детей, которые пытались найти что-то, что они никогда в действительности не имели – нормальную жизнь.
Итан забирается в грузовик и выворачивает шины, когда выезжает с заправки, направляясь к шоссе и включая «Silhouettes» в исполнении «Smile Empty Soul».
— Думаю, нам нужно выпить, — объявляет Миша, потянувшись к заднему окну, чтобы пробраться к холодильнику.
Я ловлю его руку и прижимаю её к своей груди напротив сердца.
— Нет, пока мы едем.
Кинжалы выстреливают из его глаз, пока он, хмурясь, смотрит на мою руку поверх его.
— Почему нет? Я не за рулем.
Я открываю рот, чтобы противостоять его желанию пить, но потом слышу предостережение Анны в своей голове и отступаю.
— Я просто не хочу, чтобы ты начинал пить уже сейчас, когда мы знаем, что мы только этим и будем заниматься все выходные.
Он выдергивает руку и поворачивается на сидении.
— Прекрасный довод. Хотя это помогло бы скоротать время.
Я смотрю в окно, как земля меняется с зеленой на белую, потерянная в своих мыслях. Буду ли я когда-либо достаточно стабильна, чтобы помогать людям вместо того, чтобы приносить проблемы?
Миша
Становится уже поздно, когда мы приезжаем в «Звездную рощу». Небо черное, а звезды закрыты тучами. Тонкий слой снега покрывает улицы и сады. Красные и зеленые огоньки сияют вокруг моего дома.
Лила спит на переднем сидении, уперев голову о стекло. Элла спит у меня на коленях, её лицо так близко к моему члену, что мои мысли переполнены грязными сценами практически всю дорогу. Но я подавил свое сексуальное напряжение, не желая восстанавливать в памяти другой эпизод, когда Итан случайно услышал, как мы занимались сексом.
Когда Итан останавливает грузовик на моей подъездной дорожке, Лила просыпается и потягивается, словно кошка.
— Где мы? — она, щурясь, смотрит на мой двухэтажный дом, а затем на дом Эллы, стоящий по соседству.
Нет никаких следов шин на подъездной дорожке её дома, что значит - дом пуст. Машина моей мамы припаркована на улице напротив гаража, с которого выглядывает зад «Chevrolet Chevelle». Итан выпрыгивает, оставляя дверь широко открытой, и топает через снег к заду грузовика. Лила следует за ним, позволяя холодному воздуху забираться внутрь, и встречает Итана возле задних дверей. Они начинают доставать замерзшие чемоданы.
Элла, прижатая к моим коленям, крепко спит, и я просто не могу ничего с собой поделать. Покусывая кольцо в губе, чтобы сдержать смех, я аккуратно щипаю Эллу за ребро, прямо под грудью. Она рывком пробуждается от глубокого сна, ее зеленые глаза дикие и светящиеся в тусклом освещении кабины.
— Какого черта? — она ударяет меня по руке, усталость из ее глаз пропадает. — Это был самый подлый способ, каким ты только мог разбудить меня.
Я потираю руку там, где она ударила меня.
— На самом деле это была одна из самых смешных вещей, которые я когда-либо видел.
— Идиотский ход, — она наклоняется к моей шее, но в последнюю секунду движется ниже и кусает меня за грудь через футболку.
Я морщусь, но улыбаюсь.
— Ты знаешь, это заводит меня больше чем что-либо.
Она закусывает нижнюю губу.
— Ты был заведен большую часть дороги. Я могла чувствовать это своей щекой.
Готовый к концу боя, я заканчиваю победительной строчкой.
— Это потому, что твой рот был в миллиметрах от моего члена.
Ей щеки краснеют, и она выпускает свою губу, всю красную, опухшую и такую соблазнительную. Я выбираюсь из машины на холод и подаю ей руку. Она берет её и выпрыгивает в снег в своих шлепанцах.
— Подожди секунду, — я забираю руку и поворачиваюсь к ней спиной. — Запрыгивай или ты отморозишь себе пальцы на ногах.
Она с готовностью забирается мне на спину, и я несу её к крыльцу. Сосульки свисают с крыши. Лед на ступеньках был посыпан солью. Мое дыхание клубится напротив меня, я выхожу к свету на крыльце и извлекаю ключи, спрятанные под глиняным голубем. Я опускаю Эллу на землю, даю ей ключи и спрыгиваю со ступенек на подъездную дорожку. Мои ботинки хрустят в снегу.
— Открывай дверь и заходи внутрь, — распоряжаюсь я, возвращаясь к машине. — Я вытащу вещи.
Она наблюдает за мной, её кожа, словно фарфоровая, в этом освещении.
— Кто сказала, что я останусь здесь?
— Кто сказала, что нет? — я ухмыляюсь. — Не будь занозой в заднице и иди внутрь, там тепло.
Перед тем как она поворачивается, тень улыбки показывается на её губах. Она открывает дверь и заходит внутрь, пока я достаю сумки. Итан решает устроиться на диване. Он частенько поступает подобным образом еще с самого детства. Лила займет кровать в свободной комнате. Таким образом, Элла будет в моей кровати, и я в восторге от этого, хотя она, возможно, не разделит это чувство.
После того, как я показал Лиле, где её комната, и принес Итану одеяло, я занес сумки в спальню. Свет включен, и Элла лежит на животе на кровати, листая страницы…
— Где, черт возьми, ты взяла это? — я устремляюсь к блокноту, но она перекатывается в сторону, смеясь и прижимая его к груди.
— Боже мой… это что-то типа твоего календаря донжуана? — она вздрагивает когда, я прыгаю на ней и выхватываю блокнот из её рук.
— Это не календарь донжуана, — я практически рычу. — Это просто…
— Журнал, в котором записан список всех девушек, с которыми ты переспал, — она прикрывает рукой рот, пока смеется так сильно, что становиться красной. Когда она успокаивается, то поднимается на колени напротив меня. — Знаешь, я думала, что знаю о тебе все, но ошибалась.
Я бросаю блокнот в мусорный бак.
— Где ты его нашла?
Она пожимает плечами, опять ложиться на живот и скользит руками под подушку.
— Он был здесь.
Я пихаю сумки под стол и включаю лампу, перед тем как выключить верхний свет. Затем я сбрасываю футболку и ложусь в кровать рядом с ней. Она дрожит, потому что в комнате холодно, но моя мама держит такую температуру, чтобы сократить расходы.
— Там было много имен… больше, чем я думала.
Я медленно выдыхаю и провожу рукой по лицу.
— Элла, я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал… Я никогда не хотел, чтобы кто-нибудь нашел его. Это было просто для меня, чтобы я мог… — я напряжен, — отслеживать этот процесс.
Она наблюдает за мной без всякого выражения, и степень неловкости сводит с ума.
— Моего имени там не было.
Я поворачиваюсь и смотрю ей в глаза.
— Это потому что я знал, что не буду следить больше. Никого не было после тебя и никогда не будет.
Её дыхание ускоряется, и она встает. Думая, что она хочет уйти, я тянусь, чтобы остановить её. Но все, что она делает, это снимает обувь и избавляется от шорт. Я мгновенно увлекаюсь видом её задницы, выглядывающей из трусиков. Она остается в моей толстовке и залезает под одеяло.
— Холодно, — заявляет она.
Я расстегиваю джинсы, выскальзываю из них и забираюсь к ней под одеяло, вздрагивая, когда мои ноги касаются её.
— Твои ноги чертовски холодные, — я устраиваю руку у неё на бедре. — Господи, ты холодная везде.
Она ерзает ногами между моими лодыжками и прижимается ближе.
— Думаю, ты должен меня согреть.
Я кладу подбородок ей на голову.
— Иногда ты сбиваешь меня с толку, милая девочка. Правда, сбиваешь. В одну минуту ты злишься на меня, а в другую хочешь.
Она кладет голову мне на грудь, и её горячее дыхание согревает мою холодную кожу.
— Иногда я сбиваю с толку саму себя, — она останавливается. — Думаю, иногда с моей головой правда что-то не так, потому что, читая тот список, я захотела заняться с тобой сексом.
Каждый мускул в моем теле замер.
— Что ты только что сказала?
— Ты прекрасно меня слышал, — её палец выводит круги вокруг моего соска. — Как я сказала, что-то не так с моей головой… Мне просто захотелось предъявить свои права на тебя или что-то в этом роде.
— Так сделай это, — я задерживаю дыхание в ожидании её реакции.
Она отклоняется назад и смотрит мне в глаза.
— Не сегодня. Я устала, но у тебя же день рождения через пару дней.
— Что ж, просто чтобы прояснить некоторые вещи. Я хочу тебя перевязанную бантиком и ничего больше. Ну, может высокие каблуки. Эти чертовски великолепные ноги смотрятся до смешного сексуально на каблуках.
Улыбаясь, она кладет свою щеку обратно мне на грудь и переплетает свои ноги с моими, так чтобы быть поверх моего бедра, и я чувствую тепло, исходящее от неё.
— Возможно, это можно будет устроить.
Я обнимаю её и придвигаю свои ноги ближе и мягко трусь об нее.
— Кажется, ты в хорошем настроении.
У неё перехватывает дыхание от моего прикосновения, и она немного качает бедрами.
— Я просто стараюсь не беспокоиться. Приказ доктора.
Мои руки скользят вокруг её задницы, и я кладу ладонь ей на бедро.
— Так это значит, что старая Элла Мэй может вернуться?
— Нет… — её глаза закрываются, пока мой палец прочерчивает линию взад и вперед по её мягкой коже. — Не думаю, что она все ещё существует. Но я уверена, что могу дать тебе реальную, теперешнюю меня… если ты хочешь.
— Конечно, я хочу, — я сжимаю её задницу, закрываю глаза и выдыхаю. — Я хочу все это.
ГЛАВА 16
(Перевод: Наталия Сикорская; редактура: Дарья Галкина )
Элла
Я просыпаюсь от запаха бекона и яиц. Прошло много времени, с тех пор как я нормально завтракала, и мой рот мгновенно наполняется слюной. Выпрыгивая из кровати, я надеваю джинсы, замечая, что Миша выбросил мусор, вероятно, чтобы избавиться от блокнота.
— Это должно волновать меня, — говорю я сама себе, проскальзывая в теплую рубашку с длинными рукавами. — Но не волнует. Господи, неужели с моей головой действительно что-то не так?
Я иду в кухню. Мама Миши готовит на плите, сковородки шипят. Её светлые волосы завязаны в пучок, и она одета в розовый спортивный костюм. Парень, как минимум на десять лет младше неё, сидит за столом, читая спортивный раздел в газете и попивая сок. У него густые коричневые волосы, но с небольшой залысиной на макушке и черные круги под карими глазами.
— Доброе утро, конфетка, — приветствует меня мисс Скот веселой улыбкой. — Завтракать будешь?
Я бросаю взгляд на незнакомца за столом, который заставляет меня нервничать, пока оценивает меня.
— Ммм… где Миша и все остальные?
Она накалывает бекон на вилку и переворачивает его.
— Они вышли на улицу. Миша действительно рад из-за того, что его отец оплатил починку машины, я думаю… Это было мило с его стороны.
— Дерьмо, — я не собиралась говорить этого в голос, и мисс Скот растерянно смотрит на меня.
— Ты в порядке? — спрашивает она, разбивая яйцо над сковородкой с помощью лопатки.
Я хватаю одну из курток Миши с вешалки и выхожу наружу, не отвечая ей. Миша не может быть рад этому.
На улице воздух ниже температуры замерзания, и это заставляет меня безумно дрожать. Мои ботинки хрустят в снегу, пока я бреду к гаражу, где припаркован «Chevrolet Chevelle». Некогда разбитый с одной стороны, теперь гладкий как шелк, перекрашенный в матово-черный с вишневой полоской на капоте. Он в гоночном состоянии, но только благодаря папе Миши.
— Можешь поверить, что он, черт возьми, сделал это? — резкий голос Миши удивляет меня, и я разворачиваюсь, чуть не падая на задницу, когда обувь скользит по льду.
Миши выставляет руку, чтобы поймать меня, но он отклоняется в бок, теряя равновесие. Я хватаю его за край куртки и пытаюсь удержать в равновесии нас обоих. Уцепившись в мое плечо одной рукой, Миша держит пиво в другой, словно это самая важная вещь в мире.
— Отец думает, что он может откупиться от меня.
— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, освобождаясь от его руки и разворачиваясь к машине.
Он обходит меня и подпрыгивает вверх, сбивая несколько сосулек с крыши гаража.
— Он прислал моей маме немного денег, после того как я помог ему с его проблемой, чтобы отремонтировать мою машину в качестве благодарности.
Я не уверена, как подступить к этой ситуации.
— Ну, думаю, это было мило с его стороны. Я имею в виду, он сделал хоть что-то хорошее.
Его голубые глаза так же холодны, как лед под нашими ногами.
— Лучше бы он позвонил мне. Как минимум тогда он подтвердил бы мое существование. Но вместо этого он прислал моей маме чертову открытку.
С трудом доставая бумажку из кармана, он бросает её в моем направлении, но она преодолевает только половину расстояния между нами и падает на снег. Я поднимаю её, вытираю снег и открываю:
«Пожалуйста, используй эти деньги, чтобы починить машину Миши, как мы говорили об этом по телефону, и скажи ему спасибо за помощь мне. Это был очень хороший поступок и моя семья, и я благодарны ему за это».
— Его семья и он благодарны, — он ударяет шину носком ботинка и швыряет бутылку пива в стену, и она разлетается осколками по всему полу. — Он чертов мудак. Будто я не его семья.
Я кладу открытку на капот и открываю руки, чтобы обнять его, но он отступает.
— Мне просто нужна минута, хорошо? Можешь пойти внутрь или сделать ещё что-то?
Он пьян сильнее, чем я думала. Вблизи видны красные линии в его стеклянных глазах, и у него горят щеки. Его волосы торчат так, словно он проводил по ним рукой неисчислимое количество раз. В его глазах такая злоба, которую может вызвать только чрезмерное количество алкоголя.
— Хорошо, я буду внутри, если понадоблюсь, — я иду к двери, но останавливаюсь на ступеньках, замечая, что грузовика Итана нет. Я поворачиваюсь к Мише, чтобы спросить, куда он поехал, но он закрывает дверь гаража, пока достает другую бутылку пива из упаковки на полке, закрываясь от мира, пока хоронит свою боль в алкоголе.
Я думаю о том, чтобы противостоять ему, противостоять его проблеме с алкоголем и тому, что он отталкивает меня, но когда я добираюсь до спальни, истощение берет верх над моим телом, и я падаю на матрац, удивляясь, почему я пришла сюда в первую очередь.
* * *
Депрессия и беспокойство – это зло. Все что угодно может вызвать их и изменить мое настроение за один удар сердца. К счастью, Анна научила меня замечать, когда я тону в дыре отчаяния, которая может превратиться в бездонную пропасть. Она научила меня понимать, когда это берет надо мной верх и как бороться с темнотой. Если я буду работать над этим, я смогу ухватиться снова за свет. Но все это связано с тем, что нужно проталкиваться сквозь мои темные мысли и не сдаваться.
Приблизительно тридцать минут спустя я выталкиваю себя к свету и вылетаю из дома, шагая прямо к гаражу. Грузовик Итана стоит на подъездной дорожке, и я вижу следы от ног, ведущие к гаражу. Я пинком открываю дверь и захожу внутрь. Итан и Миша сидят на капоте, с ногами водруженными на передний бампер, и с пивом в руках. Лила говорит в углу по телефону, зажимая пальцем ухо, пытаясь отгородиться от их болтовни.
Глаза Миши встречаются с моими, и грубость на его лице практически заставляет меня отпрянуть.
— Эй, куда ты ходила? — он спрыгивает с капота и шагает своими длинными ногами ко мне.
Он одет в теплую серую футболку с крошечной дырочкой с краю и черные джинсы, которые поддерживаются на его бедрах с помощью ремня с шипами. Его волосы в беспорядке, глаза потеряны, а улыбка обещает неприятности. Его рука находит мою талию, но я отступаю назад.
— Нам нужно поговорить.
Итан бросает на меня взгляд из-под черных волос, свисающих на его глаза. На его лице читается предостережение.
— Элла, просто пусть все остается как есть.
— Ты не знаешь, что я собираюсь сказать, — говорю я. — Так что не лезь в это.
— Да, но у тебя такой тон, будто ты собираешься поднять какую-то личную тему, а он не в состоянии иметь дело с личными вещами прямо сейчас, — он закатывает рукава своей зеленой толстовки и ложиться на капот, закидывая руки за голову.
Миша растерянно смотрит на меня.
— Подожди, что случилось?
Итан заставил меня нервничать, так что я отступаю и иду к холодильнику.
— Ничего. Я даже не могу вспомнить, что хотела сказать.
Он хватает меня за локоть и прижимает к своей груди.
— Пошли, сделаем что-то очень-очень веселое.
Я пытаюсь выбраться.
— Я не хочу.
Его лоб хмурится, когда он чешет сзади шею.
— Почему ты ведешь себя так странно?
— Я не веду себя так, — я вырываю руку из его хватки. — Мне просто не нравиться, что ты пьян.
— Почему? Я был пьян множество раз.
— Знаю. В этом и проблема, — я прикусываю язык. — Прости. Я не это имела в виду.
Его глаза горят с яростью.
— Ты напиваешься так же часто, как и я.
Я качаю головой.
— Это неправда.
— Это абсолютная правда, — огрызается он, и громкость его голоса заставляет меня подпрыгнуть. — Ты пьешь так же много, как и я, либо для веселья, либо чтобы закопать что-то. Это то, что мы все делаем с четырнадцати лет.
— Эй, не втягивай меня в это, — возмущается Итан, поднимаясь с капота. — Я избавился от своего дерьма.
— Нет, ты не сделал этого, — Миша спотыкается о шнурки на своих ботинках и влетает в полки, сбивая инструменты и запчасти машины на землю. — Ты до сих пор пьешь, когда чувствуешь себя подавленным, все мы так делаем.
Наступил момент тишины, наше дыхание вырывается паром, и мы понимаем, что он прав. Мы все начали пить приблизительно в четырнадцать лет. Это началось из-за любопытства, но чем старше мы становились, тем больше мы использовали алкоголь как средство ухода от реальности.
— Ну, я закончила, — наконец, говорю я, поднимая руки, будто я сдаюсь, пока поворачиваюсь к двери.
— Я закончил с тобой тоже! — кричит он с красным лицом. — Я устал от твоих чертовых игр разума и проблем. Я устал от этого и хочу прекратить это.
Мои руки безжизненно падают по бокам.
— Я имела в виду, что покончила с выпивкой, но хорошо знать твое мнение.
— Элла, он не имел этого в виду. Он просто пьян, так что перестань вести себя как ненормальная и приди в себя, — Итан останавливается, поворачивая голову к Мише. — Тебе лучше собраться прямо сейчас, парень.
Миша бросает взгляд на Итана.
— Не вмешивайся в это, — он поворачивается ко мне, но я уже за дверью.
Он не следует за мной, когда я бегу вниз по улице. Ветер сдувает мои волосы и жалит щеки, когда я пытаюсь сбежать от обиды и боли, но беспокойство бежит за мной по пятам.
Миша никогда так не злился на меня. Никогда. Это как нож в сердце, и я не знаю, как вытащить его. Болит везде.
Когда я достигаю угла, то притормаживаю и пытаюсь взять контроль над мыслями. Я достаю телефон с кармана и набираю номер Анны.
Она отвечает после четырех гудков, и я слышу игру пианино на заднем плане.
— Алло.
— Здравствуйте, Анна, это Элла, — я чувствую себя плохо из-за того, что звоню ей, когда очевидно она со своей семьей.
После нескольких секунд, я слышу, как дверь закрывается и шум утихает.
— Что случилось?
Я пялюсь на граффити на дорожном знаке.
— Я сделала что-то, что вы говорили мне не делать… Я спорила с Мишей из-за его проблемы с алкоголем.
— И что случилось?
— Он сказал некоторые… вещи.
— Она делает паузу.
— Какого рода вещи? Обидные вещи?
— Много всего. И да, это обидно, — я прижимаю руку к болящему сердцу и сгибаюсь. — Очень обидно.
— И что боль заставляет тебя хотеть сделать? — спрашивает она, когда мимо проезжает машина, разбрызгивая слякоть по улице. — Элла, где ты?
— Я стою на углу улицы, и все что я хочу делать – это бежать, — признаюсь я. — Я хочу плакать… я хочу кричать.
— Так кричи, — призывает она. — Давай. Выпусти все это наружу.
— Но я на улице, — я смотрю на дорогу, на старую пару, идущую вниз по тротуару. — И вокруг люди.
— Ну и что? — говорит она. — Не переживай на счет них. Просто выпусти все это наружу – позволь переживаниям и боли уйти. Не держи это внутри, Элла. Мы говорили об этом.
Чувствуя себя идиоткой, я открываю рот и тихонько кричу.
— Ты можешь лучше, — настаивает она. — Кричи нормально, Элла.
Глубоко вдыхая, я отдаю этому всю себя и отпускаю все наружу, и это отдается эхом на многие километры.
* * *
Когда я выгнала тесноту из своей груди, я пошла вниз по улице к дикому холму, где расположено кладбище, думая о людях, которых я потеряла. Моя мама и Грейди, оба были забраны из моей жизни слишком рано. Хрустящий слой снега покрывает надгробные плиты и деревья, трава погребена и сосульки свисают с ограды. Поднимаясь к голым деревьям напротив могилы моей матери, моя обувь наполняется снегом, а нос розовеет. Я склоняюсь и стряхиваю кучку снега с верха её могилы.
Я читаю в голос слова, которые слишком просты, чтобы подвести итог её сущности.
— Мэралин Дэниелс, любящая мать и жена, — там нет упоминаний о её борьбе или о том дерьме, которое она получила от жизни.
Мои мысли возвращаются к нашему разговору, когда мне было пятнадцать. Мы смотрели телевизор, хотя она много летала в облаках и не уделяла этому внимания.
— Как ты думаешь, почему я такая? — вдруг спросила она с задумчивым выражением лица.
Я сделал тише телевизор.
— Что ты имеешь в виду, мам?
Она уставилась на стену, будто та имела жизненные ответы.
— Почему я не могу сбежать от темных мыслей, как остальные? Почему я не могу думать как все?
Я ломала голову над хорошим ответом для неё.
— Я не думаю, что кто-то думает одинаково, мам. Каждый думает по-разному.
— Да, но почему некоторым людям дается это легче? — она смотрела на меня и её зеленые глаза были огромны, будто она под гипнозом. — Они просто идут по жизни без проблем.
Я медленно выдохнула, зная, что мои слова важны для неё.
— У каждого есть свои проблемы, мам. Просто у некоторых они сложнее, — я придвинулась к ней, и страх в её глазах начал утихать. — Думаю, люди, которые проходят через большее будут сильнее, в конечном счете. У них есть проницательность, чего не имеют многие люди и лучшее понимание – у них больше кругозор.
Уголки её губ двинулись вверх, и она подарила мне редкую улыбку.
— Ты умная девочка, Элла Мэй, и я верю, что когда-то ты вырастишь, чтобы творить великие дела… Я действительно надеюсь на это.
Узлы в моем животе начали расслабляться. Я сказала правильные вещи, и она была расслабленной и счастливой, что и было моей целью. Я думала, что имею воздействие на неё, но как оказалось, я ошибалась.
— Я сожалею, мам, — шепчу я её могиле. — Правда… Иногда я чувствую себя так будто должна тебе мое счастье.
Вокруг меня шелестит ветер, шепча сквозь мои волосы. Я сажусь напротив надгробной плиты и в тишине сижу с её могилой, обещая себе возвратиться и навещать её чаще, клянясь, что она не будет забытой.
* * *
Я не вижу Мишу оставшуюся часть ночи. Я сплю в одной комнате с Лилой и выскальзываю из дома, прежде чем Миша очнется от своего пьяного угара. На самом деле я больше не злюсь на него за алкоголизм. То, что он сказал, было правдой. Мы все делаем это, чтобы скрыть боль и всем нам нужно остановиться. Но его жестокие слова до сих пор преследуют меня.