Кластеризация по-российски

Калужская область

Кластер фармацевтики, биотехнологий и биомедицины (г. Обнинск)

Нижегородская область

Нижегородский индустриальный инновационный кластер

в области автомобилестроения и нефтехимии

Нижегородская область

Саровский инновационный кластер

 

Республика Мордовия

Энергоэффективная светотехника и интеллектуальные системы управления освещением

Ульяновская область

Ядерно-инновационный кластер г. Димитровграда Ульяновской области

Ульяновская область

Консорциум

«Н а учно-об раз овательн о-

производственный кластер

"Упьяновск-Авиа"»

 

Пермский край

Инновационный территориальный кластер ракетного

двигатепестроения «Технополис "Новый Звездный"»

 

 

Пермский край

 

Новосибирская область Инновационный кластер информационных и биофармацевтических технологий Новосибирской области

Город Санкт-Петербург,

Ленинградская область

Хабаровский край Инновационный территориальный кластер авиастроения и судостроения

Кластер медицинской,

фармацевтической промышленности,

радиационных технологий

Санкт-Петербурга

Республика Башкортостан

Нефтехимический

территориальный кластер

 

Республика Татарстан Камский инновационный территориально-производственный кластер Республики Татарстан

 

 

Свердловская область Титановый кластер Свердловской области

— Архангельская область

Судостроительный

инновационный

территориальный кластер

Архангельской области

 

Самарская область

Инновационный территориальный

аэрокосмический кластер

Самарской области

 

Московская область Кластер ядерно-физических и нанотехнопогий в г. Дубне Московская область Биотехнопогический инновационный территориальный кластер Пущино Московская область Кластер «Физтех ХХI» [г. Долгопрудный, г. Химки]

Кемеровская область

Комплексная переработка угля и техногенных отходов Кемеровской области

Алтайский край

Алтайский

биофармацевтический

кластер

годаря программе Bioregio количество биотехнологических фирм в Германии увеличилось с 1997 по 2002 год более чем вдвое и превысило 500.

В 2002 году, сразу по окончании дей­ствия Bioregio, была запущена програм­ма BioProfile, в рамках которой были отобраны уже узкоспециализированные кластеры: берлинский кластер сфокуси­ровался на нутригеномике, Ганновер — на анализе генома, Штутгарт — на регенеративных биотехнологиях. Финан­сирование проектов этих трех регионов составило 50 млн. евро в течение пяти лет реализации программы. В 2006 году 57% всех биотехнологических компаний Германии располагалось в семи регио­нах — победителях Bioregio и BioProfile. В 2013 году оборот биотехнологических компаний Германии составил 2,9 млрд., их расходы на НИОКР — 0,9 млрд. евро, а число занятых — 17 тыс. человек.

Однако даже ярые сторонники кластер­ной политики признают, что неудач суще­ственно больше, чем успехов. Множество стран пыталось повторить успех Крем­ниевой долины. Но, ни подражание ее названию (уже были кремниевые аллея, низина, теснина, побережье, лес, сугроб, гора, прерия), ни попытки скопировать

условия ее возникновения не помогли им реализовать свою мечту. Одна из наи­более успешных попыток — новосибир­ский Академгородок — серьезно отстает от прообраза и по славе, и по коммерче­ским результатам. Судьба многих других попыток и вовсе неизвестна. В мире, по разным оценкам, от 3 до 5,5 тыс. класте­ров, из них сотни инновационных, во всех развитых странах и в существенной части развивающихся работают программы их развития. Но на слуху лишь единичные истории успеха, о сотнях провалов пред­почитают умалчивать.

В 2005 году во Франции была запуще­на программа «Полюса конкурентоспо­собности». Первоначальный ее вариант был рассчитан на поддержку 15-20 кла­стеров, однако в итоге программа была расширена до 71. На два этапа Франция в сумме потратила 3 млрд. евро. Резуль­таты этой программы эксперты в самой мягкой формулировке характеризуют как нейтральные, то есть не давшие ни­какого эффекта.

В 2001 году Министерство экономи­ки, торговли и промышленности Япо­нии запустило программу развития промышленно-научных кластеров. На поддержку 19 кластеров тратилось около

0,5 млрд. долларов в год, но в итоге боль­шинство из них не оправдало надежд. В 2009-м правительство признало про­грамму бесперспективной.

О достижениях российских особых экономических зон, стартовавших в 2005 году, пока отчитывается лишь Счетная палата, на сайте управляющей компа­нии отчет за 2013 год не представлен, вероятно из скромности. По итогам про­верки, проведенной Счетной палатой год назад, промышленные и технико-внедренческие ОЭЗ были корректно на­званы условно эффективными: в 2012 году в технико-внедренческие ОЭЗ было привлечено всего 2,9 млрд. рублей част­ных инвестиций, при этом в общей слож­ности за семь лет государство вложило в ОЭЗ почти 122 млрд рублей.

Эффект от взаимодействия внутри кластера зачастую переоценивается. Создавать кластер «местечковой конку­рентоспособности» — занятие не только унылое, но и бессмысленное. Если же вы хотите создавать лучшие в мире продук­ты, вам нужны лучшие в мире поставщи­ки и разработчики, высококвалифициро­ванный персонал и выход на покупателей из всех уголков земного шара. Шанс, что все это найдется на соседней улице даже

Новосибирский кластер наиболее успешен в получении субсидий

 

самого продвинутого кластера, не так уж высок. Именно поэтому многие исследо­ватели отмечают, что даже в успешных кластерах число кооперационных связей невелико, а эффект достигается за счет концентрации ресурсов и продвижения за счет бренда кластера. Но и глобально успешные кластеры за счет относитель­ной монопрофильности весьма уязвимы к колебаниям рынка.

Назначение кластеров чиновниками (а именно это часто представляет собой кластерная политика) не в меньшей сте­пени чревато провалами государства, чем естественное развитие—провалами рынка. Строительство кластеров с нуля и промахи в оценке потенциала террито­рий во многих странах закончились не­сбывшимися надеждами и пустующими объектами. Чиновники далеки от пони­мания «неявных знаний», сконцентри­рованных в каждом из кластеров, не так хорошо чувствуют возникающие на рын­ке возможности, как предприниматели, и уже точно не способны так же эффек­тивно использовать ресурсы. Кроме того, чиновники падки на моду: например, сейчас они легко клюют на информаци­онные и биотехнологии, но таких класте­ров в мире уже сотни, шанс выбиться в лидеры невелик, а шанс провалиться на неизбежном спаде существен.

Если резюмировать мировой опыт, то секрет неуспеха в кластерообразовании

— масштабная стройка в чистом поле по
инициативе чиновников с ориентацией
на модные темы.

Кластеризация по-российски

Программа субсидирования пилотных инновационных кластеров была запу­щена в 2012 году, в 2013-м 13 кластеров получили 1,3 млрд. рублей субсидий, а в 2014-м 2,5 млрд рублей было распреде­лено между 25 кластерами. Федеральные субсидии дополняются региональными, размер которых зависит от уровня бюд­жетной обеспеченности региона.

Посмотреть на будни российского кла-стеростроения мы отправились в москов­ский город Троицк. Его судьба во многом повторяет судьбу других наукоградов. Первый НИИ в нем появился еще 70 лет назад. Сейчас здесь уже десять физиче­ских институтов, включая Троицкий ин­ститут инновационных и термоядерных исследований, филиал ФИАНа, Институт ядерных исследований и Институт спек­троскопии. Но серьезный научный по­тенциал сочетается с весьма скромным по размерам инновационным бизнесом. Он не «выстрелил» и в самые успешные для коммерциализации науки времена

— в 1990-е, когда оголодавшие ученые
ради того, чтобы выжить, были готовы
даже превращать свои наработки в полез-

ные продукты и торговать ими. Сейчас, когда академические институты уже не так бедствуют, соблазнить исследовате­лей заниматься коммерциализацией еще сложнее. Находящаяся всего в 20 киломе­трах Москва высасывает кадры и делает более привлекательным превращение Троицка в спальный район мегаполиса, чем организацию в нем инновационного бизнеса. Отсутствие университета ли­шает город притока молодежи извне, а родившаяся здесь, в моногороде ученых-физиков, в большинстве случаев не нахо­дит себе применения. Последний рубеж обороны города — двухчасовые пробки до Москвы — угрожают ликвидировать реконструкцией шоссе.

Однако инициатор создания троицко­го кластера и его нынешний директор-координатор Виктор Сиднев не теряет оптимизма: «Ситуация не безнадежна. У нас есть разработки мирового уровня в лазерной технике, новых материалах, ядерных технологиях. Нам пока не хвата­ет кооперации: каждый крутится в рам­ках своей темы, не знает, что делается за забором. И нужно работать над про­движением: мало делать лучшие в мире лазеры — нужно, чтобы потенциальные клиенты знали об этом». Сиднева трудно заподозрить в наивности — обладатель Хрустальной совы «Что? Где? Когда?» сам был успешным предпринимателем, восемь лет проработал мэром Троицка, поэтому прекрасно представляет себе кропотливую работу над «кластериза­цией» и ее трудности. На базе филиала ФИАНа самоорганизовался технопарк — опустевшие площади населили ма­лые инновационные компании, недавно при поддержке Центра инновационного

развития и Департамента науки, про­мышленной политики и предпринима­тельства Москвы был открыт троицкий наноцентр.

В кластере сейчас работают над эле­ментами бренда, в июне планируют впервые выступать единым фронтом на главной лазерной выставке мира в Мюн­хене. Пытаются составить перечень со­вместных проектов участников кластера. Процесс непростой. В небольшой ком­натке беседуют разработчики: одни рас­сказывают о своих наработках в области магнитных материалов, другие хваста­ются, что нашли Тунгусский метеорит. Виктор Сиднев накидывает различные идеи, пытаясь найти точки пересечения компетенций и интересов. В итоге обе стороны ухватываются за идею создания георадара на длинных волнах: специали­сты по магнитным технологиям, оказы­вается, знают способ, как в десятки раз уменьшить размер антенны, являющий­ся техническим ограничением. Удадут­ся или нет и новая модель, и троицкий кластер, пока сказать трудно, также как нельзя предсказать судьбу других объек­тов поддержки кластерной политики.

Россия имеет свою специфику, за­ставляющую адаптировать достижения мировой мысли в области кластеро-строения. «Серьезными проблемами в развитии кластеров является закрытость многих крупных компаний, не готовых работать с новыми поставщиками и нео­хотно осваивающих предлагаемые новые технологии и продукты, а также разрыв между наукой и бизнесом», — считает Артем Шадрин, директор департамента инновационного развития Минэконом­развития и инициатор программы

НАУКА И ТЕХНОЛОГИЯ

Финансирование инновационных кластеров в 2014 году

Новосибирская обл.

Республика Татарстан

Самарская обл.

Республика Морда ем я

Томская обл.

Москва (Зеленоград!

Московская обл. ЗДубнэ)

Нижегородская ойл [Сэров]

Пермский край

Красноярский край

Республика Башкортостан

Московская обл. («Физтех XXI»!

Ульяновская о5л. («ЯдадыЫ

Московская о Ел. [Пущи но)

Архангельская обл.

Алтайский край

Калужская обл.

_ • Объем =* запрошенных субсидий млн руб. 200400600800

Ке1йеровекзя обл.

Хабаровский край

Свердловская ойл.

Ульяновская обл. («Ульяновек-Аша»!

Санкт-Петербург [Фармацевтика м ившцина)

Москва [Троицк)

Нижегородская сбп. [Дзтосгсоенке и кефтехим]

Ленинградская обл. [Фармацевтика и медицина)

Санкт-Петербург [Радиоэлектроника)

 

территориальных инновационых кластеров.

«Наша особенность — большие терри­тории, плохая связность. Я всегда спра­шиваю в сибирских регионах, как часто летают самолеты в Сингапур, Пекин, Сеул. Далеко не все российские регионы имеют нормальное сообщение с миро­выми центрами, — объясняет Евгений Кузнецов, заместитель генерального директора РВК. — Наши традиционные ошибки, нескоординированность и по­пытка рассматривать кластеры как ло­кальные явления—это фатально, нужно ориентироваться только на глобальный уровень. У нас в регионах уже построена вся необходимая инфраструктура, ме­стами она даже избыточна, но недоста­ет горизонтальных связей, кооперации участников».

Разнятся не только условия формиро­вания кластеров, но и инструменты взра­щивания и качественные характеристи­ки результатов: «В российских кластерах существенно меньше, чем в Европе, доля малого и среднего бизнеса, вдвое меньше среднее число участников, за исключени­ем ИТ-кластеров, нет внутренней конку­ренции. Тематика либо модная — ИТ и биотех, либо старосоветская — ядерная и аэрокосмическая, в то время как в мире куда большее разнообразие. Например, второе по популярности место занима­ет пищевая промышленность. В Европе упор делается на поддержку совмест­ных проектов НИОКР и кооперации, а в России финансируется лишь инноваци­онная инфраструктура и деятельность управляющих организаций кластеров», — рассказывает Евгений Куценко, ру­ководитель кластерной обсерватории НИУВШЭ.

Безмерная любовь к стройке действи­тельно национальная черта большин­ства российских инициатив. В первом раунде из 1,3 млрд. рублей федеральных субсидий три четверти пошло на раз­витие инфраструктуры и лишь 337 млн. рублей — на «обеспечение деятельноcти

 

Структура предложений инновационных ^гР^а кластеров по направлениям использования субсидий первого этапа [2012)

Транспортная инфраструктура

Энергетическая инфраструктура

Инженерная инфраструктура

Жилищная инфраструктура

Инновационная инфраструктура

Образовательная инфраструктура Материально-техническая база

О 5 10 15

трлн руб.

Источник: Пилотные инновационные территориальные

кластеры в Российской Федерации /

под общ. ред. Л. М. Гохберга, А. Е, Шадрина. М., 2013

специализированной организации, осуществляющей методическое, органи­зационное, экспертно-аналитическое и информационное сопровождение раз­вития кластера». В перечень мероприя­тий, субсидируемых в 2014 году в рам­ках программ развития инновационных кластеров, входят строительство канали­зационных коллекторов, водопроводов, сетей тепло- и газоснабжения, дорог, яслей, школ, больниц, трамвайных ли­ний, очистных сооружений, полигонов твердых бытовых отходов, спортивных комплексов, футбольных полей, центра олимпийской подготовки по спортив­ной ходьбе и патологоанатомического корпуса.

«Во многих случаях развитие инфра­структуры — главное, чем мы можем по­мочь. В городах уже есть научный потен­циал, но нужно, чтобы людям там было комфортно жить, чтобы им хотелось остаться», — объясняет Артем Шадрин. И с ним не поспоришь: неисправный ка­нализационный коллектор и правда мо­жет подпортить дух инновационности, а то и вовсе отбить охоту к построению постиндустриальной экономики. А коо­перация и сотрудничество должны фор­мироваться и развиваться с яслей и до патологоанатомического корпуса.

Отдельная проблема — закрытые административно-территориальные об­разования (ЗАТО). От прямого вопроса, насколько успешны инновации за колю­чей проволокой, Артем Шадрин уходит: «Разве мы можем не использовать по­тенциал, накопленный в закрытых горо­дах?» Но использование его — непростая задача. «Саров хочет уйти в суперком­пьютинг, моделирование сложных про­цессов — использовать компетенции, накопленные в ядерной сфере. В Дими-тровграде развивается ядерная медици­на, и это более перспективный рынок, чем стагнирующая ядерная энергетика. Европейский пример успешного преоб­разования ядерного наукограда — Гре-

нобль, ушедший в электронику и ИТ. Но развитие бизнеса в российских закрытых городах весьма проблематично. Во всем мире режимные города заменили ре­жимными предприятиями. Российским ЗАТО это пока не удается», — считает Евгений Куценко.

Оценить и направить

На прошедшем в начале декабря форуме «Экосистема инноваций» его организа­тор, РВК, предложил три возможные стра­тегии развития российских кластеров.

«Глобальный чемпион» — для кла­стеров, сложившихся вокруг крупного промышленного объекта, работающего в консолидированной экспортно ориен­тированной отрасли. Эффект может быть достигнут за счет встраивания в цепочки поставок крупной компании, способной к конкуренции на глобальном уровне, на­пример в аэрокосмической отрасли, двигателестроении, нефтехимии (Самара, Ульяновск, Пермь, камский кластер).

Для кластеров, в которых главным активом являются не промышленные объекты, а человеческий капитал, при­оритетнее стратегия технологического прорыва — выход в мировые лидеры в от­дельных нишах, что может быть актуаль­но для кластеров Физтеха, Новосибирска, Томска, Санкт-Петербурга.

Для кластеров, ядром которых высту­пают крупные индустриальные компа­нии с ярко выраженной социальной и стратегической значимостью, предла­гается региональная модернизация. Эта стратегия в западной литературе также называется «поддержка неудачников» и активно критикуется. Тем более что тер­ритории, уже получившие и не оправда­вшие инвестиции и имеющие серьезные промышленные активы, вне зависимости от их перспективности наиболее актив­ны в лоббировании своих интересов. Идя у них на поводу, можно допустить серьез­ный уклон в финансирование кладбищ былых достижений и уходящих отраслей в ущерб потенциальным точкам взрыв­ного роста.

Двадцать пять субсидируемых сейчас кластеров — довольно много для такой бедной в части коммерциализации науки и невосприимчивой к инновациям стра­ны, как Россия, тем более в нынешней критической экономической ситуации. «С точки зрения успешности развития стоит сосредоточить усилия и ресурсы на небольшом числе крупных региональных кластеров. Для России стоило бы выбрать десяток. Но есть еще и государственные приоритеты, и социальные задачи», — признает Евгений Кузнецов.

В России уже заметны явные лидеры: санкт-петербургский ИТ-кластер, сфор­мировавшийся самостоятельно и уже

НАУКА И ТЕХНОЛОГИЯ

 

успешный на мировом уровне; самар­ский аэрокосмический; татарстанский нефтехимический. Но формальная оцен­ка эффективности такого сложного и рас­плывчатого феномена, как кластер, — за­дача нетривиальная. В основе успешного кластера всегда уникальное сочетание факторов, которое сложно измерить стандартными лекалами. Минэконом­развития предлагает оценивать уровень развития кластера по 32 показателям. Ключевые количественные критерии оценки перспектив развития — объем совокупной выручки предприятий, доля продукции кластера в объеме мирового рынка, общее число рабочих мест с уров­нем заработной платы, превышающим на 100% средний уровень в регионе.

Но не все эксперты с этим согласны. «Нужно отказаться от валовых показате­лей кластера в пользу оценки реализации конкретных проектов. Ведь, например, для нефтяных кластеров волатильность на внешних рынках несоизмеримо больше влияет на их показатели, чем мизерные субсидии», — уверен Евгений Куценко. «Агрегированные показатели не отражают качества управления, по­зволяют списать все неудачи на внешние причины вроде санкций. Критериями оценки кластеров должны быть уровень кооперации, сотрудничество внутри кластера и с внешними контрагентами, количество совместных проектов», — считает Евгений Кузнецов.