ПОДВИГ ЗАВОДА «КОМПРЕССОР»




 

Его корпуса расположены на востоке Москвы, между шоссе и железной дорогой.

Слава – память о подвиге. Он был совершен на «Компрессоре» рабочими, инженерами, конструкторами осенью 1941 года, когда завод стал головным по выпуску БМ‑13.

С тех пор прошло более четверти века. Нет больше тайны, которую хранили рабочие завода. Пусть теперь о ней узнают люди.

На заводском дворе стоит монумент. На черном мраморе золотом начертаны имена тех, кто ушел в 41‑м и не вернулся в 45‑м. Но рабочие, остававшиеся на заводе, также совершили подвиг, достойный быть увековеченным в мраморе и бронзе. И в свинце линотипных строк.

В самую жаркую погоду на участке, где испытывают компрессоры, можно увидеть белый стерильный снег, облепивший резервуар с жидким аммиаком. Специальность рабочих «Компрессора» – делать холод.

Кто бы мог подумать, что людям, имеющим дело с холодом, предстоит так близко познакомиться с оружием, извергающим самый жаркий огонь.

Для его сборки потребовался завод с большими производственными площадями, с крановым оборудованием. В цех должен свободно войти грузовой автомобиль. Нужны продольно‑строгальные станки. Выбор пал на «Компрессор», он отвечал этим условиям – цехи большие, мощные краны есть, продольно‑строгальные станки привезены.

В Наркомате общего машиностроения собрались те, кто должен был переместить свои кабинеты на завод,– заместитель наркома Н. И. Кочнов, начальник главка К. В. Петухов, заместитель секретаря парткома И. А. Дорожкин.

Вся наркоматовская бригада отправилась с Театрального проезда, где находился наркомат, на шоссе Энтузиастов. Выбирали цех, определяли кадры. Нужны были сварщики, сборщики. Нужны были самоотверженные люди.

Разговор вели Иван Андреевич Дорожкин и секретарь парткома завода Константин Иванович Соломатин, старый член партии, участник гражданской войны. Говорили с глазу на глаз.

– Работать будем, не считаясь со временем,– вот что обещали секретари. На эти условия соглашались все.

Из кабинета рабочие цеха шли сразу на свое новое место: расчищали цех для станков и поточной линии. Дело ставилось на поток.

Дорожкин дни и ночи проводил на заводе, спал прямо в кабинете; замнаркома Кочнов использовал для отдыха свой большой легковой автомобиль. В нем он засыпал на часок‑другой, когда валился от усталости. Черный лимузин стал неотъемлемой частью заводского пейзажа.

На восьмой день войны нарком вызвал главного конструктора завода «Компрессор» и познакомил с представителями института, создавшего БМ‑13. Институт передал свое детище в надежные руки заводских конструкторов. Они быстро разработали серийные чертежи БМ‑13, боевых установок.

Никто на заводе еще не знал, какой неувядаемой славой покроет себя установка, которую предстояло монтировать на шасси обыкновенного «ЗИС».

Все сотрудники конструкторского бюро, имевшие до тех пор дело с компрессорами, холодильными установками, превратились в конструкторов ракетных пусковых установок.

На «Компрессоре» был хороший рабочий коллектив и отличное конструкторское бюро, имеющее опыт выполнения важных заказов.

До начала пятилеток главный инженер был единственным инженером на весь «Компрессор». Но зато славились кустари, виртуозы, идеально подгонявшие машины вручную. В 1930 году сюда пришли четыре первых выпускника Московского высшего технического училища.

В июне 1941 года на заводе были десятки высококвалифицированных инженеров. Конструкторское бюро способно было решать самые сложные задачи. Отлично знали свое дело и рабочие.

Но ни один завод, даже самый высокоорганизованный, не сумел бы столь быстро решить такую задачу в одиночку. На новую боевую машину работала вся Москва. «Красный пролетарий» изготавливал пакеты направляющих; завод имени Владимира Ильича давал снаряды; завод пожарных машин – лонжероны направляющих. Даже мастерская Всесоюзной сельскохозяйственной академии вносила свой вклад в общее дело – выпускала конусные болты.

В корпуса «Компрессора» поступали заказы с машиностроительных заводов, с автозавода, завода «Красная Пресня», Пресненского машиностроительного, завода трикотажных машин, часовых заводов.

Снаряды «катюши» – ракеты собирали рабочие завода имени Владимира Ильича. В кооперации с «Компрессором» были многие заводы Подмосковья. Сегодня на «Компрессоре» почти не осталось старого оборудования. Только один‑единственный строгальный станок фирмы «Бутлер» дорабатывает свой срок на ремонтном участке. И надо прямо сказать: станок германского производства безотказно «боролся» с германским фашизмом. Мне показал его начальник цеха Николай Николаевич Степанов. В 1941 году он был начальником смены и отлично помнит то время. Такое не забывается.

Экипажи БМ‑13 принимали оружие тут же на заводе. Отсюда они двигались на фронт по железной дороге.

Враг подходил к стенам Москвы. Через ворота «Компрессора» проезжала одна машина за другой.

И. А. Дорожкин встретил в проходной своего старого знакомого – директора завода П. М. Лашука, ветерана гражданской войны. Тот сам привез в мешке запакованный стопорный замок, который освоил его завод. И он был не одинок...

Детали доставляли на грузовиках, а когда не оказывалось под рукой автомобиля,– на трамвае. Не было трамвая – шли пешком. 22 и 23 июля первая установка «Компрессора» была испытана на подмосковном полигоне.

«Не артиллерия, а телега» – такой нелестный был о ней отзыв до испытаний. Перед «телегой» поставили четыре фанерных дома. Дали залп: сначала один, потом второй. Все фанерные дома тотчас улетучились и вместе с ними исчезли и старые представления о реактивной артиллерии.

А 26 июля 1941 года в Главное артиллерийское управление доносили, что к отправке на фронт готовы семь боевых машин. Шесть – Воронежского завода имени Коминтерна и одна – московского завода «Компрессор».

Осенью, когда началось бездорожье, с фронта стали поступать сообщения, что установки, смонтированные на автомашинах «ЗИС», буксуют... Было предложено монтировать направляющие на тракторе «СТЗ‑5».

Решили применить ракеты на танке... К броне установку не приваришь. Стали привертывать: бронь трескалась. Вызвали главного конструктора и вместе нашли нужное решение.

...Первый танк с установкой тоже испытывался на полигоне. Первый выстрел «вышел комом». Стрелок по привычке, как это делали танкисты, в момент залпа отключил электричество. Команда «огонь!», а залпа нет. Но это небольшое происшествие разрешилось благополучно...

Узнали о новом оружии моряки. Завод получил срочное задание – сделать установку, которую можно было бы поставить на бронекатера. Это была нелегкая задача: требовалось создать направляющие, осуществляющие выстрел не с неподвижного основания, а с палубы летящего по волнам быстрого судна.

Заводские конструкторы создали и такую установку. Появилась морская «катюша». Она отлично помогала нашим десантникам при штурме береговых укреплений.

После конструкторское бюро «Компрессора» создало ряд отличных боевых установок, успешно громивших врага на всех фронтах – и на море и на суше. Среди них прославились установки, стрелявшие тяжелыми реактивными снарядами, калибр которых был 300 миллиметров. Ими можно было стрелять из ящика, в которых транспортировались снаряды. Этими же ракетами стреляли с направляющих, установленных на автомашинах.

За заслуги перед страной конструкторское бюро было удостоено ордена Отечественной войны I степени.

5 декабря 1941 года Указом Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями была награждена группа наиболее отличившихся рабочих и инженеров «Компрессора». В годы войны не раз получали ордена и медали ведущие специалисты конструкторского бюро при заводе «Компрессор», а главный конструктор был удостоен Сталинской премии.

М. И. Калинин вручил орден Ленина старшему мастеру Павлу Петровичу Дмитриеву. Он вспоминает о тех днях:

«Через 10 минут после того, как заместитель наркома начал совещание, машинистка принесла приказ о создании нового сборочного цеха боевых машин. Расписался на единственном экземпляре приказа о моем назначении старшим мастером.

Когда подписывался приказ, цех еще продолжал жить мирной жизнью. Но через несколько минут она кончилась.

После смены в тот день никто не ушел домой. Всю ночь кипела работа. И так было все недели и месяцы войны. На заводе был и стол и дом. Под спальню переоборудовали комнаты отделов. Отдыхали 3–4 часа, не более. Заводской цех ширпотреба делал кровати, и они очень пригодились нам тогда».

Вся жизнь переместилась в цех. Но чертежей в цехе не было. Они находились в особой комнате. Ни копировать, ни фотографировать их было нельзя.

Но у старшего мастера фотографическая память. Он запомнил все и на всю жизнь.

Как из обыкновенных двутавровых балок делали самое секретное оружие. Как в поворотной раме оставляли ящик вроде бы для ветоши, а на самом деле – для взрывчатки, чтобы не досталась установка врагу. Как приезжали за машинами с фронта...

Работа прерывалась только бомбежками. Тогда поднимались с клещами на крышу. На завод, к счастью, не упала ни одна бомба. Может быть, поэтому перестали уходить в убежище, вырытое рядом с цехом.

С огромным воодушевлением собирали первую машину. Все пришли смотреть, как ее принимают. Военпреды осматривали машину, выверяли углы, прицел, параллельность направляющих. Все было отлично. Привинтили табличку с первым номером.

С завода машины шли на запад. Оттуда возвращались разбитые, покореженные, залитые кровью.

Все, кто прибывал с фронта, требовали ремонта в первую очередь. В дни сражения за Москву приехал командир, который не хотел ждать ни минуты.

– Рабочие три дня не спали, есть нечего,– сказали ему.

Командир не стал терять времени на разговоры и уехал с завода в Кремль. В 4 часа ночи он вернулся. Вернулся с бумагой. На ней была начертана резолюция: «Отремонтировать вне очереди».

Командир оставил свои разбитые машины и вновь уехал. Вернулся на следующий день. Была бомбежка, и вахтер никого не пропускал на завод. Но не таков был командир, чтобы отступать.

К проходной на зов вахтера поспешил сам директор. То, что он увидел, могло удивить кого угодно. У проходной стояла грузовая машина, на борту которой визжали свиньи. Их привез командир. На вопрос, где он добыл сей груз, ответил:

– Рабочие голодают. Я поехал к брату, председателю подмосковного колхоза, объяснил положение. Принимайте колхозный подарок.

Свиней загнали в пустой цех. Долго потом заводская столовая варила свинину...

16 октября вдруг поступил приказ: эвакуироваться на Урал.

Старший мастер Дмитриев, придя на смену, не верил глазам своим. Автогеном резали направляющие, пакеты, рамы...

И первый раз в жизни мастер не послушался приказа.

– Я не могу,– сказал он.

И сейчас, рассказывая об этом, люди не могут сдержать волнения. Видно, вспоминают они всю горечь той осени. Даже если бы ломали и резали дом, не стали бы так жалеть. Все это они создавали своими руками. Был период, когда завод хотели превратить в паровозоремонтный. Они пошли к Михаилу Ивановичу Калинину, и он помог сохранить компрессорный завод. Площадь его цехов за годы Советской власти увеличилась вшестеро! И теперь все это ломать?

На восток уходили эшелоны.

Казалось, в вагоны погружено было все. Но это только казалось.

Накануне последнего дня эвакуации к военпреду подошел инженер по кооперации Михаил Прокофьевич Курапов. Он предложил:

– Зачем увозить с завода все до последней гайки, последнего молотка? Давайте оставим здесь ремонтную базу. Дорогу сюда бойцы знают...

Это было дельное предложение. Ветеран предприятия Михаил Прокофьевич Курапов (на заводе работал его отец, всю жизнь он отдал «Компрессору») не мог допустить, чтобы в цехах ничего не оставалось, чтобы завод умер. Он знал: будет хоть один станок, будут запасные части – легче возродить «Компрессор».

Предложение инженера одобрили. Михаил Прокофьевич составил список запасных частей и инструмента, который разрешалось оставить.

Остались и люди. Так сохранилось ядро завода, которое потом стало центром возрождения «Компрессора».

Оставалось и конструкторское бюро. Генерал Федоренко попросил главного конструктора продолжать работу. Он обещал, в случае экстренной необходимости, вывезти КБ в своем бронепоезде, который стоял на Казанском вокзале.

Москве нужны были реактивные установки на бронепоездах. Завод имени Войтовича делал бронепоезда. На них ставили направляющие. Поезда шли на Окружную железную дорогу, огнем своим готовые преградить путь врагу.

В середине ноября, когда все уже было готово к последней эвакуации, вдруг все переменилось. Решено было дальнейшую эвакуацию прекратить и на базе оставшегося оборудования силами рабочих завода организовать ремонт боевых установок. Специалисты, не уехавшие из Москвы, стали возрождать завод. Директором его был назначен Иван Андреевич Дорожкин. На «Компрессор» стали поступать для ремонта фронтовые машины.

Не хватало людей, недоставало оборудования.

Искали станки на подъездных путях, где скопилось много техники, на платформах. Из военкоматов возвращали мобилизованных рабочих. Они приходили в пустые пролеты. Из трех старых станков делали один, собирали станки по другим заводам.

«Некоторых специалистов и рабочих, собиравшихся уехать на Урал, мы оставили в Москве,– пишет в своих воспоминаниях И. А. Дорожкин.– Но все же людей не хватало. Тогда Московский комитет партии и райком направили нам часть рабочих с других предприятий. Остались на месте и некоторые наши конструкторы, главный конструктор. Узнав о том, что на «Компрессоре» организуется ремонт «катюш», отказался от эвакуации начальник котельно‑сварочного цеха Л. М. Фрейлих.

Таким образом, на заводе был сколочен крепкий коллектив. Все же нам было трудно. Не хватало квалифицированных рабочих и оборудования. Но был высокий патриотический подъем, было сознание ответственности перед фронтом. Работая сутками, наши люди сумели быстро и с честью справиться с порученным заданием. Мы знали, что каждая отремонтированная «катюша» – это удар по смертельному врагу Родины, по немецко‑фашистским захватчикам».

Пролеты заполняли станками и машинами, опаленными в схватках с врагом. Начался срочный ремонт.

Большое значение имела работа конструкторского бюро при заводе «Компрессор». Конструкторы Ю. Э. Эндеко, В. А. Тимофеев, А. Н. Васильев и другие по заданию командования гвардейских минометных частей по памяти и по отдельным разрозненным деталям (чертежи в эти тяжелые дни были эвакуированы в тыл страны и находились в дороге) восстановили чертежи «катюши». По ним сначала производили ремонт, а затем началось вновь изготовление боевых машин. Под руководством главного конструктора бюро создало новые образцы оружия, поступившего на вооружение армии.

Завод стал крепостью, за стены которой никто не выходил. В цехах работали, ели, отдыхали, если можно назвать отдыхом час – полтора, проведенные на койке. Там, где сейчас красный уголок, рабочие спали. Но это был комфорт – спали и у станков. Суток хватало, чтобы собрать установку. Но покрасить и просушить времени не оставалось.

В комплект, получаемый расчетом БМ‑13, стали входить щетки и масляная краска. Покраску и просушку делали в дороге. Бойцы спорили с рабочими: мало краски. Без опыта им трудно было уложиться в заводскую норму.

Зимой выручал мел, разведенный водой. Им окрашивали установку, и она, белая как снег, уходила в снежные поля Подмосковья и здесь обрушивала на головы врага шквал огня.

В самые тяжелые дни боев под Москвой командование Западного фронта обратилось к рабочим завода с просьбой отправить досрочно дивизион. Бригады не вышли из цеха, пока не выполнили просьбу защитников столицы.

«Из цеха я тогда не выходил,– рассказывает бывший бригадир комсомольско‑фронтовой бригады Василий Шишканов. Это не важно, что ему было тогда 16 лет, он был бригадиром таких же молодых еще рабочих, забывших о том, что они еще дети.– Собрали нас, помню, в 11 часов на митинг. Зачитали письмо командования. Трое суток не спали. У кого ключ валился из рук, падал на час на койку, а затем снова вставал и работал.

Задание выполнили раньше срока. Побрызгали из пульверизатора машины мелом, и ушли они на Волоколамское шоссе.

А ко Дню Советской Армии сделали сверх плана два дивизиона. И так всю войну. Много наш завод их сделал. Одна моя бригада сотни машин собрала. А таких бригад много было».

«Однажды утром,– вспоминает инженер Курапов,– прихожу на завод (уходил посмотреть, цел ли дом) и обомлел. Вся территория заставлена боевыми машинами. В чем дело?

Оказалось, ударили морозы. А все аккумуляторы были заряжены летним электролитом.

На заводе не оставалось трансформатора, чтобы перезарядить аккумуляторы. Его нашли на какой‑то фабрике и перевезли в комплектовочный цех. Рабочих не хватало. Командование дало красноармейцев, и за сутки все было сделано...»

Так трудились на «Компрессоре» в грозном 1941 году. Так трудились и на всех московских заводах, ставших фронтовыми крепостями...

 

«КАТЮША» С КРАСНОЙ ПРЕСНИ

 

Теперь рассказ о подвиге рабочих, инженеров другого московского завода – «Красная Пресня». В дни, когда враг рвался к стенам столицы, в его цехах начался серийный выпуск БМ‑8 – боевой машины для снарядов калибром 82 миллиметра, тоже «катюши», но только меньшего калибра, разработанной СКВ завода «Компрессор».

К началу Великой Отечественной войны страна располагала запасом реактивных снарядов этого калибра и стволами для них. Поэтому было принято решение срочно начать выпуск наземных пусковых установок.

Если на БМ‑13 можно было установить 16 направляющих, то при меньшем снаряде это число утраивалось. Такого огромного числа снарядов в считанные секунды не давал еще никто.

Завод «Красная Пресня» известен своими формовочными машинами для литейных цехов. Старые рабочие помнят его еще как Грачевский завод, выпускавший ограды, кресты для кладбищ...

И вот «Красная Пресня» вновь, как в дни революции, идет в бой. Почти все кадровые рабочие завода ушли в ополчение. В первую же бомбежку Москвы на территорию завода упали фугасные бомбы – одна разворотила крышу литейного цеха, другая разорвалась у заводского управления. Завод хоронил убитых.

Вскоре после первой бомбежки «Красная Пресня» приступила к исполнению срочного задания Ставки. Руководители завода отправились в соседнюю школу, где ждали отправки на фронт ополченцы, и вернули в цех тех немногих, кто еще не уехал.

С разных заводов Москвы шло на «Красную Пресню» пополнение, прибыли специалисты продовольственного машиностроения, рабочие, электрики сцены Большого театра...

Клуб, контора, пожарная часть превратились в казармы. Стол главного конструктора «Красной Пресни» Бориса Черняка стоял теперь посреди сборочного цеха, так как стол, стоявший в его кабинете, уничтожила вместе с хранившейся в нем диссертацией бомба.

На том месте, где шла сборка «катюш», ныне ничего от старого не осталось. Здесь поднялись стены высокого и светлого корпуса. Но люди, те, кто день и ночь в грозовые месяцы 1941 года жил под девизом «Все – для фронта! Все – для победы!», и сегодня трудятся в цехах: мастер Степан Гаврилович Киселев, мастер Виталий Тимофеевич Колупанович, бывшая в годы войны кладовщицей (и по совместительству – медсестрой) диспетчер Вера Николаевна Худина...

Я пришел на место, где шла сборка БМ‑8 с Митрофаном Григорьевичем Лысовым – бывшим начальником цеха. Многое он позабыл за минувшие 25 лет. Но твердо запомнил цифры – 6 и 7. По шесть, а часто и по семь машин собирал цех за сутки. Об этом начальник цеха каждое утро сообщал в Центральный Комитет. «Красная Пресня» докладывала: задание выполнено.

В августе 1941 года создавались четыре полка гвардейских миномётов, имевших на вооружении БМ‑8.

Никто на «Красной Пресне» ни на минуту не оторвался от дела, когда была закончена сборка первой установки. Не оказалось поблизости ни одного шофера. За руль сел автолюбитель – главный конструктор Черняк и отогнал машину во двор, чтобы освободить место для следующей.

...И тотчас через опустевшую проходную завода (рабочие не выходили за ворота) прошел взвод бойцов. Они прибыли пешком, а покидали завод на машинах.

Установки были под брезентовыми чехлами. На них еще не высохла краска. Но никто не мог ждать. С «Красной Пресни», как и с «Компрессора», дорога была одна – на фронт.

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2021-02-02 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: