Конечно, я не верил, что мне позволят умереть. Меня либо переработают в несчастную мусорную кучу, либо, если сочтут достаточно важным, отправят в адский цех подлататься, что еще хуже – ведь они наверняка заметят, когда все счетчики покажут сообщение: «ТРЕВОГА! ПРОНИКНОВЕНИЕ АНГЕЛОВ! УНИЧТОЖИТЬ!»
Подъемник продолжал дребезжать, замедляясь на остановках, где выходили и заходили пассажиры, и снова набирая скорость. Чем выше мы поднимались, тем больше людей заходило в подъемник. Высоты Флегетона, Нижняя челюсть, Сломанная кость, Пронзительные пустоты и еще множество названий, которые я не сумел разобрать из‑за путаности мыслей. Когда мы начали подбираться к уровням Леты, [35]первым из которых был Нижний бассейн Леты, я поправил свою самодельную повязку, затянув ее потуже, и приготовился бежать или хотя бы ползти в безопасное место, когда подъемник доберется до пункта моего назначения.
Мы ехали вверх, мимо других остановок уровня Леты, потом через несколько нижних окраин Пандемониума. Из воспоминаний Ламех я узнал, что сам Красный город состоял из множества уровней. Объявляемые остановки звучали заманчиво: Трещина в заднице, Отвращение, Озеро Грязи, но наконец я услышал долгожданные слова – Озеро Стикс. Видите ли, все воды Ада связаны друг с другом, как части молекулярной цепочки ДНК – ну, по крайней мере, я именно так это себе представляю. И хотя воды Стикса протекали даже через самые нижние уровни рек Эреб и Тартар (кто знает, может, и сам Дьявол омывает в водах озера свои копыта), озеро доходит и до самых верхних уровней, а это значит, что мы добрались до Пандемониума.
Даже сквозь бред и слабость какое‑то ощущение поразило меня. Некая странность. Можно было бы предположить, что если Дьявол находился в самой глубокой яме, где и происходила вся самая важная работа адских регионов, то именно там и построили бы свои дома все власть имущие демоны. Вместо этого все они были здесь, наверху, как можно дальше от тех ужасных глубин. Как будто высочайшие лорды Ада все еще лелеяли смутную надежду – однажды выбраться назад к свету. Может, Рипраш действительно понял что‑то важное.
|
|
Голос подъемника долго молчал, а потом тускло и печально произнес: «Вокзал, конечная станция».
Подъемник содрогнулся в последнем припадке и издал скрип, как будто из гроба выдергивали гвоздь, а потом остановился. Двери зашипели и открылись, выпустив облако пара. Остальные пассажиры, которых теперь было уже почти два десятка и которые тесно жались друг к другу, лишь бы не подходить к моему кровавому углу, вышли. Я с ужасом представил, что подъемник закроется, когда я попытаюсь выйти, и утащит меня обратно вниз, поэтому я даже не стал подниматься, а просто пополз на локтях, стараясь ничего не задевать окровавленным обрубком руки. Шок понемногу проходил, но боль все еще была немыслимой, словно культю засунули в мешок с солью. Поверьте мне, если вам и не дадут умереть в Аду, то будут рады позволить вам страдать по мере ваших возможностей и даже сверх этого.
Вокзал был огромен. Одна только станция подъемника была размером с два вокзала Грэнд‑сентрал, [36]но она была еще и центром пешеходных туннелей, дорог и (к моему удивлению) железнодорожного сообщения. Поезда уходили от центральной станции, и пока ковылял по лестнице, я смог разглядеть их получше: они были длинные и низкие, как многоножки, сделаны из тусклого черного металла, а окна были такие узкие, словно это щели для пушек, и, скорее всего, так и было. Правда, мне некогда было изумляться поездам, потому что с каждой секундой я становился все более уязвимым для воров или банд похитителей, меня могли схватить Очищенные, элитные стражники Мастемы и единственные существа, подчинявшиеся самому Дьяволу, минуя всех его нижестоящих помощников. Все же, пусть Очищенные и не плясали под дудку Элигора, принца Ситри и других адских боссов, они, без сомнения, согласились бы, что Бобби Доллар – персона нон грата в Аду, и отправили бы меня экспрессом на уровни Мучения еще быстрее, чем сам Великий Герцог Элигор.
|
|
Форма Очищенных была более‑менее похожа на современное военное облачение цвета грозового фронта, а на кителе у каждого было изображено нечто вроде черной спирали – торнадо, вид сверху – видимо, в качестве метафорической Ямы, в которой все мы находимся. Этот мрачный серо‑черный орнамент немного разбавляли кроваво‑красные узоры, по‑видимому, индивидуальные для каждого солдата. В своей мешковатой одежде и странных шлемах, закрывавших лицо, Очищенные могли бы походить на астронавтов в представлении викторианских писателей, если бы только не их изуродованные тела, которые были схожи лишь в понятии «большие и сильные», и не потрясающее разнообразие оружия. Впервые за все время в Аду я увидел ружья.
Еще одна интересная мысль посетила меня, когда я ковылял по главному вестибюлю вокзала через плотную толпу жителей Красного города, вероятно, даже более густонаселенного, чем Аваддон: так вот каков уровень развития технологий в Пандемониуме? Почему все устроено так? Почему это место похоже на современную железнодорожную станцию, а в Аваддоне даже те, кто был относительно богат, жили как средневековые крестьяне?
|
|
Такие вещи часто интересуют меня, но мне нельзя было отвлекаться. Голова кружилась, я был истощен и болен и если я не найду выход, то привлеку внимание вооруженных Очищенных – казалось, у них не было других забот, кроме как смотреть на всех проходящих мимо. Я увидел огромную лестницу, которая в моем состоянии казалась похожей на гору Эверест, но мне показалось, что она ведет к более светлому участку или даже к более широкому залу, так что я затянул потуже лоскут на запястье и пошел вверх.
На эти сотни ступенек ушло, казалось, около получаса или даже больше. В меня врезались толпы нелепого вида пассажиров, которые толкали меня всякий раз, когда я преграждал им путь но, наконец, я добрался до другого вестибюля. Он был меньше, чем огромный зал внизу, но здесь монструозно высокие и узкие окна сияли ярким красным светом, и я увидел дверь, которая вроде бы вела наружу.
Равнодушная и даже временами враждебная толпа вынесла меня из вокзала, и я понял, что оказался на площади Дис Патер, где впервые увидел сердце великого адского города. Казалось, Пандемониум строили лишь из двух видов камня: больших блоков вулканического черного материала и другого, более светлого, почти как кварц, и сияющего огненно‑алым пламенем. Из‑за свечения огромных зданий в центре города казалось, будто вся столица пылает, как уголек. Добавьте к этой картине еще черные городские стены, окружавшие Пандемониум, и поймете, что издалека он был похож на кучу угольков, тлеющих в темноте вечности. Красный город. Он не отличался от других городов Ада, которые я видел, он просто был больше и грандиознее. В темноте неба виднелись очертания десятков башен небоскребов, связанных друг с другом системой хрупких мостов, будто кто‑то вставил гигантские палки вертикально в землю и потом сверху набросал еще кучу веток. От одного взгляда на этот беспорядок у меня закружилась голова.
Вдруг я понял, что уже не стою, а лежу на земле у входа в Вокзал. Я упал, но даже не понял, когда это случилось и как долго я уже нахожусь в такой нелепой позе. Я снова поднялся на ноги и поковылял вперед, но изнурительное путешествие на подъемнике лишило меня практически всех сил. Мне нужно было найти безопасное место, но где? Я слабо припоминал, что Ламех говорила о безопасном доме в Красном городе, где Снейкстафф может укрыться в случае опасности, но мой истощенный мозг никак не мог вспомнить полностью. Если бы только Ламех была со мной не только в голове Бобби, но и в голове демона Снейкстаффа… но она осталась в моем мире, там же, где я оставил надежду и благоразумие.
Куда же мне идти? Я был раненым зверем, и мне нужно было забраться в укрытие и зализать свои раны, но для начала мне предстояло решить еще несколько важных проблем.
Проблема номер один: я был в Аду. У меня не было денег, а такого понятия, как бесплатно, здесь вообще не существовало. Даже если бы я смог вспомнить, где находится безопасное укрытие, я не знал, как далеко оно находится, хотя, скорее всего, он был не в самом центре города, а я был так слаб, что с трудом выбрался со станции. Я смутно видел транспортные средства, проезжавшие мимо по узким улицам: машины местных богачей, изрыгающие облака выхлопных газов, низкие и гладкие, как змеи. Я видел странные экипажи, запряженные огромными носорогоподобными существами или стаей вопящих птиц без клюва. Я видел драндулеты, управляемые скелетами, и грузовые повозки, которые тащили безголовые рабы, но я не видел никого, кто согласился бы отвезти меня бесплатно. И я был уверен, что если не отдохну в ближайшее время, то долго не протяну и снова упаду в обморок.
Вдалеке я заметил шаткий вагончик уличного торговца, полный кипящих чанов. У торговца было лицо шакала и ноги анорексичного паука, но мне показалось, что он вряд ли сможет сдать меня Очищенным. Я мог лишь думать о том, как заберусь в его тележку, пока он будет смотреть в другую сторону, спрячусь там и посплю. В глазах у меня начало темнеть, веки закрывала заманчивая тяжесть. Это называется «истекать кровью», и я действительно понимал, почему именно «истекать»: я чувствовал, как тело мое уменьшается, будто его засасывает в водоворот канализации. Я ступил на дорогу – в Аду не было тротуаров – и осознал, что передвигаться было сложно, но не невозможно. Перед глазами все расплывалось, но я смутно видел очертания вагончика, поэтому сделал еще один шаг вперед, затем еще. И тут что‑то врезалось в меня.
Не могу вам сказать, что это было, по крайней мере, в тот момент я точно не мог; я лишь понял, что это было что‑то большое и громкое, и оно внезапно приземлилось на меня сверху. Потом я покатился или взлетел, кружась над одной из главных улиц Пандемониума, а вокруг все было черным, красным и белым. Я крутился, задевал что‑то, потом снова удар. Такое чувство, будто каменное небо Ада целиком накрыло меня, а затем наступила темнота.
Последнее, что я услышал, звучало так, будто было сказано в железную баночку, соединенную с другой такой же с помощью длинной и тонкой нитки. Необыкновенно нежный женский голос воскликнул:
– Бедное милое существо!
И все исчезло.
ИНТЕРЛЮДИЯ
Каз спала. Я лежал рядом, слишком обеспокоенный, чтобы уснуть, поэтому я лишь думал, думал, думал. Видит Бог, я тоже должен был спать, особенно после такого насыщенного дня: меня поймали, когда я пытался продать кое‑что, мне не принадлежащее; в меня стреляли; за мной гнался древний сверхъестественный монстр; я провел несколько минут в ужасно холодной воде, дыша через трубочку; затем пара часов энергичного секса с девушкой‑демоном. После такого я должен был проспать сотни лет, как Спящая красавица. Вместо этого Неспящий Бобби лежал в кровати Каз, сложив руки за головой, наблюдая, как прозрачный полог кровати мягко развевается под дуновением воздуха из кондиционера. Полог был красного и ярко‑желтого цвета, с оттенками коричневого. Мне казалось странным, что она выбрала такие пламенные цвета, но вся ее квартира была оформлена в том же стиле и напоминала нечто среднее между декорациями постановки о Ближнем Востоке и квартирой голландской проститутки в квартале красных фонарей.
Я размышлял, но не о чем‑то важном. Я не мог позволить себе думать о важных вещах, потому что в тот момент не смог бы ничего сделать или изменить. Я мог бы закрыть глаза и заставить себя заснуть, но мне это обычно не помогает. Так что я просто лежал, прислушиваясь к тихому дыханию Каз и представляя себе невозможный день, когда мы сможем быть вот так вдвоем, не нарушая баланс всего Творения. Но любая попытка представить наше совместное будущее была обречена. Даже если предположить, что наши боссы не уничтожат нас за такое преступление, то где бы мы жили? Что бы мы делали?
До той ночи я бы сразу осознал всю глупость одних только размышлений об ангеле, таком как я, живущем простой человеческой жизнью. Я бы покачал головой, печально усмехнулся, потом встретился бы с Сэмом и выпил пару стаканчиков, чтобы затушить разгоревшиеся угли своей мечты и обезвредить ее навсегда. Но в этот раз я не был уверен, что это поможет. Я не был уверен, что хочу, чтобы это сработало.
Но какой у меня был выбор? Только эта ночь, как повторяла Каз, и больше ничего? Только воспоминания? Я появился в своем ангельском обличье без каких‑либо воспоминаний вообще, поэтому я не мог представить, каково это – иметь воспоминания, которые будут лучше, чем вся твоя оставшаяся жизнь. Как можно с этим жить? Как можно продолжать верить, что в мире есть смысл?
С другой стороны, с чего я вообще взял, что в мире должен быть смысл? Я работал на самого Господа Всемогущего, на Всевышнего, и я так же запутался, как любое другое мыслящее существо.
Действительно ли это был конец? После этой ночи я больше никогда не увижу эту прекрасную женщину, этого демона, кем бы она ни была? Или, что еще хуже, вдруг я снова увижу ее, но не смогу ничего сделать, кроме как посмотреть ей вслед, зная, что ей положена своя работа, а мне другая?
Представив это, я внезапно почувствовал холод и пустоту – настолько всеобъемлющие, что на мгновение мне показалось, что моя душа действительно погибает.
Будто ощутив это, Каз открыла глаза и посмотрела на меня. Она ничего не сказала, просто протянула руки, словно приветствуя меня после долгого и опасного путешествия. Я двинулся к ней, всем телом почувствовал ее прохладу, когда она прижалась ко мне своими изящными холодными ногами и холодной упругой грудью.
Мы лежали в объятиях друг друга в тишине, потому что слов у нас действительно не осталось.
Глава 22
МИЛАЯ ЛЕДИ ЦИНК
– Дорогой мой, – сказала она. – Вы должны рассказать, кто такое сотворил с вами. Повсюду была кровь!
Мои глаза, которые в течение некоторого времени не поставляли мне никакой полезной информации, лишь различая тусклый свет от тени, на что и улитка способна, наконец сфокусировались на движущемся очертании. Учитывая все, через что я прошел и что видел, появляющийся в поле зрения объект казался на редкость человеческим. И не просто человеческим, а еще и милым – это была сияющая молодая женщина с облаком волнистых черных волос; несколько непослушных локонов выбились из ее прически. Ее лицо формой напоминало сердечко, щеки были пухлые и милые, и даже в моем жалком состоянии я не мог не заметить всю серьезность ее декольте (старомодное слово, которым называли вырез). Ее яркие глаза поймали мой блуждающий взгляд, и она слегка зарделась, причем краска залила не только ее щеки, но и грудь, будто невидимая кисть провела румянами по этим местам.
– Кто? – сказал я. Потом: – Что?..
Клянусь вам, мой мозг покалывало, будто затекшую конечность. Я решил, что это ткани, ответственные за размышление, наконец‑то восстанавливаются после долгого кислородного голодания, но еще была вероятность того, что последствия необратимы и я навеки останусь долбанутым идиотом.
– Вы в безопасности. Меня зовут леди Цинк, но вы можете называть меня Верой.
Внезапно я вспомнил, почему все время терял сознание перед тем ударом, и бросил взгляд на свою раненую правую руку. Конечно, запястье все так же отсутствовало, но теперь обрубок был хорошо перевязан, а кровь смыта. Правда, была одна странность: я все еще чувствовал свои несуществующие пальцы и ладонь, как будто они были на месте; я списал это на «фантомные боли» или как там это называют. На мне даже была чистая одежда, какая‑то старомодная ночная рубашка из тонкого материала, которую шериф Ноттингема вполне мог бы надеть на вечеринку.
– Как я сюда попал? – Я сумел выговорить эти четыре слова, не закашлявшись, но ощущение было такое, будто я не разговаривал несколько лет. Правда, голова становилась все яснее. Либо я научился игнорировать это покалывание в мозгу, либо оно действительно проходило.
– Ты выбежал на дорогу прямо перед моей машиной, дорогой мой. Я думала, что задавила тебя, но ты быстро пришел в себя.
Темноволосая женщина улыбнулась. Я подумал, что это все мне привиделось. Я же в Аду. Никто ничего здесь не делал бесплатно. И все же я был тем бедняком, которому не приходится выбирать, так что я изо всех сил постарался улыбнуться ей в ответ и выглядеть благодарным.
– Спасибо вам, леди Цинк.
– Лучше – Вера. Вы же теперь мой гость! – Она засмеялась и встала. – А значит, я тоже должна знать ваше имя. Представитесь мне?
Всего на полсекунды я замешкался и не мог вспомнить – ни свое адское имя, ни настоящее имя, будто просто свалился с неба в этот кошмарный сон и не позаботился о том, чтобы взять багаж. Как много крови я потерял? Мог ли я умереть? Потом я вспомнил сразу оба имени. И сказал ей нужное.
– Снейкстафф из Секты Лжецов, миледи. Я у вас в долгу.
Она снова рассмеялась, и ее смех был полон искреннего удовольствия.
– Нет‑нет, это я ваша должница. Утро выдалось грязным, а вся неделя несчастной и бессмысленной. Вы меня очень порадовали.
Впервые я услышал, как кто‑либо в Аду использует понятие «недели», и я удивился, делала ли так только Вера или же это был свойственно всем жителям Пандемониума.
– Где я?
– Мой дом находится в Трепещущих высотах. А теперь отдохните. Когда вы поправитесь, у нас еще будет много времени на разговоры. Если вам что‑то понадобится, позвоните в колокольчик, чтобы позвать Белль.
До меня не сразу дошло, что Белль – это имя. Я отвлекся, потому что Вера, прежде сидящая в ногах моей кровати, теперь поднялась, и я мог разглядеть ее полностью. А смотреть действительно было на что. Ее формы были пышными, талия узкой, а шея изящной, и хотя ее длинное платье почти полностью скрывало ее ноги, я был уверен, что они тоже очень красивые. Да, даже будучи при смерти, даже являясь ангелами в теле демона, парни замечают такие вещи. Это не значило, что я забыл о Каз или что я думал о сексе – в таком слабом состоянии я бы не смог побороться, даже будь моим противником клубок ниток. Просто так устроены глаза и мозг мужчины. Можете подать в суд на Всевышнего, если вас это не устраивает.
Леди Цинк вышла. Я осмотрел комнату, которая выглядела средневековым вариантом стиля «Старый Голливуд»: каменные стены, высокое окно без занавесок. После короткой беседы я был так утомлен, что и не думал о том, чтобы встать и проверить, заперла ли она дверь снаружи, был ли я ее пленником, потому что в тот момент мне просто не было до этого дела. Некоторые высшие демоны любят ломать комедию, я это знал. Может, это была изящно подстроенная игра. Ведь это так не похоже на правду, верно? Я не могу даже на немного оказаться в безопасности, правда? Или могу?
В безопасности или нет, я все равно был истощен после всего, что со мной случилось. Я снова откинулся на пышные подушки, позволив моим мыслям расплыться, и погрузился в сон.
Когда я проснулся, то увидел в комнате другую женщину – высокую и крупную. Я с трудом вспомнил, что Вера упоминала о некой Белль, а эта женщина как раз была одета просто, как служанка. В отличие от своей хозяйки Белль была демонической наружности: грубая серая кожа, сквозь которую на плечах, локтях и других суставах проступали наросты. Я видел некоторых и похуже. Хриплым голосом я попросил воды, и она принесла мне чашку; когда я напился, она снова наполнила ее и поставила возле кровати. На вид она казалась сильнее меня, особенно по сравнению с моей ослабленной версией, находящейся в кровати, но при этом вид у нее был добрый, она улыбалась мне и пожала мне руку, когда забирала чашку.
– Не волнуйтесь, сэр. Вы скоро поправитесь, – убедила она меня, выходя из комнаты.
Покалывание теперь точно почти прошло. Голова уже не так кружилась, чувствовалось, что я хорошенько поспал. Интересно, насколько же я вырубился? Я даже не представлял, как долго находился в доме леди Цинк – несколько часов или дней, но проверить время не было возможности. Можно подумать, что в Аду полно таких адских механизмов современной цивилизации, как часы, но это не так. На самом деле у них не было даже календаря, хотя у них как‑то получалось отсчитывать даты и даже времена года. Видимо, когда вас приговорили к вечным мучениям, вряд ли вам захочется уточнить, насколько медленно тянется время. Не говоря уже о том, что если здесь все было устроено, как и в Раю, то время не тянулось, по крайней мере, не согласно привычным земным понятиям.
Когда мой разум полностью вернулся, я также понял, что не могу доверять этой кажущейся доброте. Даже если здесь не было никакого подвоха, даже если Вера была воплощением Рипраша среди высшего класса демонов, это не означало, что ее знакомые не захотят съесть меня или сдать моим врагам. Мне нужно было быть осторожным.
Я поковылял к окну, которое, к моему облегчению, не было закрыто решеткой или каким‑либо хитрым замком, как будто я действительно был гостем этого дома. Я надеялся, что вид из окна подскажет мне, какое время адского дня сейчас было, что поможет мне немного сориентироваться. Мне казалось, что я нахожусь в Аду уже несколько месяцев, и хотя у меня не было конкретного назначенного срока отъезда, я понимал – если не найду графиню Холодные Руки и не выберусь отсюда в ближайшее время, то не выберусь никогда. Давящая тяжесть этого места, его невероятный ужас сводили меня с ума. Только воспоминания о Каз заставляли меня двигаться вперед, только мысли о том, что, если я ничего не предприму, ее участь окажется такой же, как у всех обитателей Ада: ее ждут вечные страдания. По‑видимому, из‑за меня ей придется еще хуже, и не только потому, что ее очаровала моя прекрасная ангельская сущность. Я сомневался, что Элигор когда‑либо еще отпустит ее в реальный мир, так что она лишалась даже этого небольшого утешения.
«Нет, сейчас я не должен волноваться об этом, – сказал я себе, – до этого не дойдет, такой исход маловероятен. Надо действовать по порядку».
Я подошел к высокому окну и встал на массивный стул, сделанный из костей каких‑то животных. Но даже добравшись до подоконника, я все равно не мог определить время. Казалось, мы находимся в нижней части высоких башен, метрах в тридцати от лабиринта шпилей и мостов, соединяющих здания – их я увидел, когда вышел из Вокзала. Неподалеку виднелась она из массивных городских стен, закрывая мне вид практически на все, кроме самих гигантских каменных сооружений, черных, как беззвездная ночь. Красный свет, заливавший внутренний двор, мог исходить от чего угодно: от дневного огня, от опасного пламени неподалеку или даже от ям, полных горячей лавы, которыми Пандемониум был усеян, точно норами гигантских сусликов.
Осторожно спустившись с подоконника неуклюжими движениями – цепляться я теперь мог только одной рукой, а другая все еще пульсировала от боли, я заметил что‑то на сундуке, стоявшем у кровати. Среди набора мужских принадлежностей, щипчиков, щеток и прочего, лицевой стороной вниз лежало ручное зеркало. Я не видел своего собственного лица с тех пор, как попал в Ад. Я уже привык видеть свою серо‑черную кожу в полосках, как у существ, обитающих в южноафриканских степях, и она мне даже нравилась (потому что была прочной, как шкура буйвола), но я не знал, каковы черты моего лица, хотя на ощупь они казались вполне человеческими. В Аду было очень мало отражающих поверхностей; я почти не видел стоячей воды, а большинство металлических предметов настолько заржавели или окислились, что в них уже ничего не отражалось. С чувством любопытства и тревоги я поднял зеркало.
Надо сказать, меня это шокировало.
Дело не в том, что цвет лица и остальной кожи не совпадал – здесь все было в порядке, потому что темно‑серое тело и светло‑серое лицо были покрыты одинаковыми полосами: черные линии шли с двух сторон ото рта, проходили через глаза и потом вверх к завиткам на лбу, которые больше походили на татуировки племени маори. Изо рта торчали клыки, но это мне уже было известно, и даже глаза соответствовали моей внешности: они были бледно‑оранжевыми, с вертикальными зрачками, как у кошки. Но самое удивительное заключалось в том, что подо всем этим узнавалось мое лицо; это Бобби Доллар, сказал бы любой знакомый, просто слегка перекрашенный, будто наспех угнанная машина. Серьезно. Тело демона было всего лишь камуфляжем, и теперь я сомневался, что могу провести кого‑то, кто знаком с моим земным обликом – включая Великого Герцога Элигора, монстра, которого я собирался ограбить.
Меня охватила паника. Все это время я ходил по Аду с более‑менее моим собственным лицом. Почему это случилось? Ламех подвела меня? Или это Темюэль оказался предателем? Но зачем ему так изворачиваться, когда он мог бы просто сообщить, что я нахожусь в самовольной отлучке, и вышестоящие ангелы сделали бы все остальное? Казалось, что в связи с расследованием дела о моем друге Сэме и движении Третьего пути они и так были готовы вынести мне последний приговор.
Сам не зная того, я неделями бродил по Аду с огромной табличкой «УБЕЙТЕ МЕНЯ» на лбу.
Я постарался успокоиться. Может, это было вовсе не предательство Темюэля, а побочные эффекты перемещения в другое тело? В конце концов, я никогда не слышал, чтобы раньше ангелы использовали тела демонов. На Земле мои тела всегда выглядели примерно одинаково. Возможно, именно это и сказывается. Но разве у наших душ могут быть «встроенные» черты лица? Это казалось мне странным.
Дверь открылась, испугав меня так, что я выронил тяжелое зеркало. Я попробовал схватить его рукой, которая уже давно отсутствовала, но сумел лишь подставить свою (голую) ногу, на которое оно и приземлилось.
– Что же вы делаете, милорд? – сказала Белль. – Вы можете пораниться!
Служанка поспешила ко мне, подняла зеркало с такой легкостью, будто это был лист бумаги, а потом проводила меня до кровати.
– Слишком рано! Вам еще нельзя подниматься!
Она покачала головой, словно мама‑горилла, недовольная своенравным отпрыском, и слегка подтолкнула меня, от чего я упал на матрас и чуть не свалился с другой стороны кровати.
– Давайте‑ка назад в постель. Миледи разозлится на меня, если вы вдруг поранитесь. Хотите, чтобы я потеряла работу?
Я убедил ее, что точно этого не хотел, и по правде, было приятно снова оказаться в кровати, но я все еще не мог понять, что происходит. Почему леди Цинк была так добра со мной? В лучшем случае я тянул на очень мелкого рангом демона среди адской знати. Хозяйка же явно принадлежала к высшему обществу. Чего она от меня хотела?
И теперь я еще беспокоился о своем предательском лице. Волнение – это тяжелый труд, а мое тело все еще было ослабшим. Сон вскоре унес мои мысли вдаль.
Проснувшись, я увидел, как Вера и ее служанка аккуратно меняют мне повязки. Запястье почти полностью зажило, на месте зазубренных меток от укуса Блока выросла новая розоватая кожа, но что было удивительно – казалось, что в моем запястье уже растет новая кость. Не знаю, из чего сделаны эти адские тела, но на них раны заживают намного быстрее, чем на тех, что предоставляет нам Рай, и в тот момент я точно не мог пожаловаться. Ужасная боль прошла и теперь напоминала о себе лишь легкой пульсацией, и хотя в голове все еще покалывало, когда я очнулся, сейчас я чувствовал себя гораздо более здоровым, чем в начале моего адского приключения.
– Вы быстро поправляетесь! – сказал Вера, увидев, что я не сплю. Она быстро поднялась, как будто сидеть на кровати бодрствующего мужчины было вовсе не то же самое, что у постели спящего инвалида. – Думаю, вам уже можно выйти наружу. Что скажете?
Обалдеть! Я чувствовал себя на удивление хорошо, и хотя в дальнем углу моих мыслей все еще тикал таймер, я кивнул в ответ. Возможность отправиться на разведку мне не помешает.
– Отлично, – сказала она, выглядя по‑детски довольной, совсем как девчонка. Почему эта женщина оказалась в Аду? Хотел ли я вообще это знать? – Тогда вечером мы отправимся на прогулку. Фрэнсис и Элизабет, двое моих близких друзей, устраивают вечеринку, и вы будете меня сопровождать, дорогой Снейкстафф.
Две женщины наряжали меня, и я перенес это испытание с достоинством. Какие бы мысли меня ни беспокоили, пока что Вера была со мной очень добра. В конце концов они вырядили меня в подходящие, по их мнению, одежды, которые включали в себя галстук и нечто вроде длинного пальто в викторианском стиле. Ну и костюмчик! Когда я был полностью одет, Вера сама аккуратно завязала мне галстук, больше похожий на тонкую ленту. Я подумал, что с ним напоминаю ковбоя‑аристократа с Дикого Запада (учитывая цвет кожи и желтые глаза).
– Все дело в климате, – прошептала она мне на ухо. – Слишком жарко для обычного галстука.
– Мне обязательно его надевать? – Я никогда не любил эти удавки.
Вера посмотрела на меня с нескрываемым ужасом.
– Думаете, я отправлюсь с вами к моим дорогим друзьям, если вы не будете прилично одеты?
Ожидая, когда она закончит свои собственные приготовления, я неуклюже присел на стул и наблюдал, как крепкая Белль прибирает в моей комнате.
– Вы ей нравитесь, – сказала мне эта крупная женщина, подмигнув. Она с легкостью передвигала тяжелую мебель, словно та была сделана из картона, и тщательно мыла пол под ней. – Она считает вас красивым.
Я изо всех сил постарался улыбнуться, но чувствовал себя так, будто предаю Каз – не в том смысле, что я сделал что‑то или собирался, но эти внезапные вечеринки и роскошные наряды не совсем совпадали с целью моего пребывания здесь. И все же это была приятная перемена.