Совершенно очевидно, что в романе утверждается любовь, далекая от куртуазных норм. Изображается любовь пылкая, страстная, плотская. Вполне очевидно, что такая любовь не осуждается. На это указывает, в частности, постоянное вмешательство высшей божественной справедливости.
Любовник, дабы оправдаться и снова затем обманывать, непрестанно поминает имя божье всуе. И это им сходит с рук. Вмешательство провидения особенно очевидно в эпизоде «прыжка Тристана», когда юноша прыгает из окна часовни в пропасть, но остается цел и невредим. Или сцена с «мечом целомудрия» – провидение заставило положить Тристана свой меч между собой и Изольдой...
Вопрос о греховности любви Тристана и Изольды этим постоянным божеским благоволением по существу снимается. Конечно, как любая супружеская измена, эта любовь греховна, но греховна с точки зрения общепринятой морали. Морали, которая противоположна этой любви, но, тем не менее, не осуждается. У этой любви есть, по меньшей мере, три оправдания.
Во-первых, она родилась до брака, Тристан добыл себе невесту в честном поединке, и девушка по праву принадлежит ему.
Во-вторых, любовь эта не священна, а скреплена напитком. Напиток связал Тристана и Изольду друг с другом, но освободил их от обязательств ходячей морали.
В-третьих, любовь эта не может быть счастливой; не потому, что Изольда обвенчана с другим, не потому, что ее любовник связан с Марком сложными психологическими отношениями. Все коренится в характере Тристана.
Он, конечно, любит Изольду, но все время нагромождает препятствия для своей всепоглощающей любви. То есть, он постоянно преодолевает препятствия, которые сам же и создает. Но подлинные препятствия для Тристана – это препятствия психологические, внутренние. Внешние, социальные он легко преодолевает. Внутренние препятствия оказываются практически непреодолимыми. Тристан оказывается героем, постоянно раздираемым двумя противоположными, друг друга исключающими чувствами: любовью к Марку и любовью к Изольде (или к двум Изольдам). И каждый раз попеременно принимает противоположные решения. Он обречен поступать так всю жизнь, до смерти.
|
Когда Тристан посылает за Изольдой, то он вынуждает молодую женщину пойти на общественный скандал, бросить мужа, убежать к любовнику, но не тогда; когда он тоскует в разлуке. Он посылает Каэрдина тогда, когда начинает особенно страдать от ран. Ему нужна не просто Изольда, ему нужна Изольда, которая его вылечит. Поэтому можно сказать, что вторая Изольда поторопилась: Тристан не бросил бы ее, по крайней мере, не бросил бы надолго. Он вернулся бы. Ведь вернулся же он после поездки в Корнуэльс с Каэрдином. Вечно возвращаться – удел Тристана. Возвращаться к Изольде, к Марку, ко второй Изольде. И снова их покидать.
Таков характер нашего героя. Трагедия его – это во многом трагедия непоследовательности.
Лишь этим не объясняется трагический исход легенды (тут и роковая предопределенность любви-страсти, и нравственные препоны), но своеобразие характера героя во многом оказывается решающим.
5. ЭВОЛЮЦИЯ КОНЦЕПЦИИ ЛЮБВИ В ВАРИАНТАХ
РОМАНА О ТРИСТАНЕ
Первый этап эволюции легенды о Тристане – валлийский. Отдельные мотивы легенды, закрепленные в письменных памятниках долгое время бытовали лишь в устной передаче. В устной, ибо у кельтов довольно долго существовал запрет на запись легенд и мифов. Поэтому от валлийских памятников сохранились фрагменты. Континентальные тексты также сохранились не полностью.
|
В относящихся к XII или XIII векам валлийских «Триадах» часто упоминаются герои легенды о Тристане и Изольде, но из-за крайней фрагментарности этот текст не позволяет судить о структурных компонентах сказания на его более ранней стадии.
Из «Триад» мы узнаем лишь, что Тристан (Друстан) был великим воителем, побеждавшим всех противников, с кем ему приходилось сражаться. Марк оказывается «названным» отцом юноши. Наиболее подробно разработан мотив Тристана-свинопаса, что указывает на древность валлийских, легенд. Но главная тема легенды – любовь героя к жене дяди – в «Триадах» проведена последовательно и уверенно.
Эта тема является основной и для другого валлийского текста-совести о Тристане». В дошедшем до нас отрывке – важнейший эпизод легенды: бегство любовников в лес, где им приходится жить в простом шалаше. Но разрешение эпизода совсем иное, чем в популярных версиях. Король Артур и рыцарь Гвальхмейн (Говен) вмешиваются в конфликт дяди и племянника, пытаясь их примирить, но Тристан сначала с оружием в руках отстаивает возлюбленную. Затем все приходят к мирному соглашению: один из претендентов будет владеть Изольдой все то время, что деревья покрыты листвой, другой – остальную часть года. Марк выбирает второе. Но Изольда указывает на породы деревьев, которые никогда не сбрасывают листвы. Тем самым она будет принадлежать любимому всегда.
|
Между валлийскими текстами и первыми французскими памятниками, посвященными легенде, – пустота, провал. Можно лишь гадать, какими путями легенда из Корнуэльса шагнула на континент.
К эпической традиции принадлежит «Тристан» Беруля. Дата его возникновения спорна. По некоторым данным роман может быть отнесен даже к 1191 году; то есть он оказывается на несколько десятилетий моложе «Тристана» Тома. Книга Беруля отразила более раннюю – типологически – стадию фиксации легенды.
Какая любовь изображена Берулем? Совершенно очевидно, что совсем не куртуазная. Любовники сознают, что нарушают общественные установления, что они не правы по отношению к Марку, как к королю и как к супругу. Но подлинного раскаяния они не испытывают. Причем внутренним оправданием служит им не только любовный напиток, но также – и, прежде всего – всепрощающее право любви. Такая концепция безоговорочной правоты любви не была чем-то исключительным для эпохи.
В известной мере переходом к «куртуазной» версии является небольшая поэма «Тристан-юродивый» (как называемая Бернская редакция), развивающая эпизод, очевидно, восходящий к несохранившейся части романа Беруля. Здесь очевидно воздействие любовных теорий, господствовавших в провансальской куртуазной лирике, – любовь как служение даме и т.д.
Роман Тома всегда рассматривался в составе «куртуазной» версии легенды. Но у Тома нет безоговорочного подчинения даме, нет капризной возлюбленной, нет утонченной игры в любовь, нет подвигов во имя любви, нет мотива любовной награды. Роман Тома вобрал в себя опыт куртуазной лирики и романа, но прежде всего – в изображении своеобразной любовной риторики, то есть любви как сложного и противоречивого чувства. Поэтому применительно к этому памятнику можно говорить о «куртуазных» приемах раскрытия любовного чувства, но не о куртуазной концепции любви.
Отношение героев к своему чувству иное, чем у Беруля. Они не только убеждены в своей правоте, но и не считают, что нарушают какие-то общественные установления. Поэтому любовный напиток здесь – простой символ. Для автора высший закон и высшее право – это фатально неотвратимая сила любви. Изображение ее – основное в книге Тома. На первом месте у него – правда чувства, правда переживания.
Не осуждая героев в их неразрешимом конфликте с общепринятой моралью. Тома не осуждает и общественные установления, препятствующие счастью влюбленных. Для него трагический финал этой печальной повести неизбежен.
Совсем иначе подошел к своей задаче немецкий поэт начала XIII века Готфрид Страсбургский. Он был типичным горожанином. Ко многому в сказании он подходит с нескрываемой иронией и откровенно восхищается хитроумными плутнями любовников, ловко обманывающих и доверчивого простоватого Марка, и его рыцарственное окружение. В этом интересе обнаруживает себя бюргерское происхождение автора.
В любви Тристана и Изольды Готфрид не видел ничего мистического и рокового. В ней не было никакого наваждения или вмешательства внереальных сил. Тем самым поэт признавал законное право земной чувственной любви, пусть и нарушающей общепринятые нормы. Готфрид подчеркивает светлую, торжествующую сторону отношений героев.
Несколько особняком стоит небольшая лирическая поэма («лэ») талантливейшей поэтессы второй половины XII века, работавшей, по-видимому, при дворе английских Плантагенетов, Марии Французской. В «лэ» рассказывается всего лишь один эпизод: изгнанный дядей (после возвращения из леса Моруа), герой подает Изольде знак, вырезав свое послание на деревянной палочке. Королева приходит на свидание, и затем Тристан вспоминает об этой новой встрече, слагая о нем песню.
Эта маленькая поэма «Жимолость», ничего не добавляя к истории наших героев, привлекает своим лейтмотивом: невозможностью преодолеть охватившую Тристана и Изольду любовь, то есть прославлением большого и чистого чувства. Весьма показательно, что вопроса о виновности героев или об их праве на любовь не встает.
Мы не знаем, каков был роман Кретьена де Труа о «короле Марке и Изольде Белокурой», но подлинной реакцией на стихотворные романы о Тристане стал кретьеновский роман «Клижес». История Клижеса и Фенисы во многом напоминает историю Тристана и Изольды. Вернее, спорит с ней. Спорит в том смысле, что при внешне совершенно сходных ситуациях герои кретьеновского романа находят иные решения, чем те, к которым приходят Тристан и Изольда.
Клижес полюбил жену дяди и она полюбила его, но героиня не хочет повторять ошибки Изольды и принадлежать нелюбимому, не хочет отдаваться двоим. Однако эта добропорядочность героини, опаивающей мужа волшебным напитком, чтобы не разделять его ложа, а затем разыгрывающей свою мнимую смерть, дабы уединиться с любовником в заброшенной башне и окружающем ее саду, не делает из «Клижеса» «анти-Тристана», потому что в романе Кретьена герой не находится с мужем возлюбленной в столь сложных отношениях, как в нашей легенде. Клижес тоже любит жену дяди, но у него с императором Алисом, вероломно захватившим трон брата, могут быть только враждебные отношения. Это снимает остроту конфликта, выключает его из психологического плана. Поэтому вопроса о справедливости и законности любовного чувства героев здесь не встает. И Фениса, не желающая принадлежать нелюбимому, не испытывает душевных мук. Кретьен считал, что счастье не просто возможно в браке, но в браке оно необходимо и возможно как раз в нем. В противовес легенде о Тристане и Изольде, он считал, что «историю» может иметь и счастливая любовь.
ГЛОССАРИЙ
АВАНТЮРА – способ соединения мотивов любви и рыцарских подвигов в жанре романа путем их взаимной обусловленности: подвиги совершаются во имя любви к Прекрасной Даме, чтобы «прославить несравненную красоту и добродетели Дамы и добиться ее благосклонности».
ИДИЛЛИЯ – жанр литературы, использованный в рыцарском романе, обычно заканчивающийся счастливым финалом, в котором, несмотря на все злоключения, герои добиваются благополучия и счастья.
КОЛЛИЗИЯ – в художественном произведении интрига, столкновение героев, связанный с ним сюжетный узел.
КУРТУАЗНАЯ ЛЮБОВЬ – этическое понятие кодекса поведения дворянина-рыцаря; сводится к проявлению утонченной любви (fin amor), форме взаимоотношений между молодым рыцарем, как правило, вассалом, и Дамой, как правило, женой сеньора. Рыцарь обязан был поклоняться Даме, демонстрировать свою влюбленность и преданность, посвящать ей победы в сражениях и на турнирах. При этом куртуазная любовь допускала телесное влечение рыцаря к Даме, но исключала его удовлетворение. Страдания от невозможности достичь желаемого должны были совершенствовать рыцаря нравственно. В лирике куртуазная любовь находила выражение в жанрах канцоны и послания. Куртуазной любви противостояла «низкая», телесная любовь, направленная на простолюдинок (fol amor), этот тип любви нашел отражение в жанре пастореллы.
КУРТУАЗНЫЙ (от фран. сour – двор) – определение сословного поведения рыцаря, характерного для феодалов в XII–XIII вв. Куртуазный кодекс предполагал соблюдение «семи рыцарских добродетелей».
ПАМЯТЬ ЖАНРА – категория, разработанная М.М. Бахтиным, существо которой состоит в утверждении глубинной взаимосвязи произведений одного жанра как ориентированных на один «канон» (набор приемов повествования, построения характера и др.).
РОМАН – первоначально стихотворное произведение светского содержания на романском языке, по мере развития жанра приобретает черты большой формы эпоса, изображающей судьбы нескольких главных героев на протяжении значительного промежутка времени.
САМОРАЗВИТИЕ ХАРАКТЕРА – психологический рост героя под влиянием обстоятельств, обусловленный воздействием внешних причин, коллизий сюжета, а не произволом автора.
«СЕМЬ РЫЦАРСКИХ ДОБРОДЕТЕЛЕЙ » – верховая езда, фехтование, владение копьем, плавание, соколиная охота, игра в шашки или шахматы, умение слагать стихи в честь дамы сердца.