В ПЕРЕДЕЛКИНЕ, или «ВМЕСТО ПОСАДА»




 

Хожу по снегу. Март. Синица, дятел. Стынет

изнеженная плоть, душа летит наверх.

Взлетать на небо и не радоваться стыдно.

Взлетаешь – упадёшь и – заново… Не верь

 

рассказам про края, где ровно спозаранку

до снов десятых… Спи и бодрствуй пополам,

лети, лечи своё, как дятел лечит ранку

древесную… Гуляй, босая, по полям…

 

 

 

Кто уедет, кто закроет

дверь на ключ, запрёт на ключик

что болит, и будет кроме

тишины шагать, колючий,

 

по ступеням страх, по залам

разбредётся бестолково…

Чтобы с ним, в обнимку, знала,

что под ключиком – такого…

 

5 марта

 

ПОСТОВОЕ

Канон

 

Критский голос как колокол сфер

покаянных. Вошедший – язык

колокольный. Кто будет из их

ополченья, тот выдержит сверх

человечьего, мягкого… Так

не сжигает Пасхальный огонь,

не горит у синайских окон

Купина в непалимых листах…

 

Критским голосом всуе не спеть

ни мелодии – выдох и вдох –

се дыхание. Выход и вход.

 

Так, нестройный, печалится хор,

и высушивать слёзы – не спех.

 

5–9 марта

 

Соборование

 

Семь раз коснувшись лба, царапнув веки, кисти

елеем напитав, священник прочитал

молитву, и мольба, как кипарис ветвистый,

взрастает день и ночь и что‑то прочит нам,

 

коснувшимся поста, и марта, и печали

нестройной хоровой (а солнце? а «салют»?)…

Течёт со лба елей… Мольба опять в начале…

Не дремля смотрит Тот, с Чьим замыслом сольюсь.

 

10 марта

 

Вечернее

 

Пустой бульвар с невнятностью осадков –

погода, что не выгонишь собаку…

Подрагивает, как продрогший бакен,

фонарь… И перспективы нет… А сладко.

 

Проедусь нестареющим маршрутом

троллейбусным и встречу те же лица

домов и фонарей… И тьма – жилица

ночная, то вздремнёт, то оживится,

лишь в память метко быль ввернёт шурупом…

 

Ах, этот пост в Москве в текущем веке

с участьем всякой всячины по верху…

 

Что ж вышло на бульваре на поверку?

Снег, дождь… И века сущее на веках…

 

11 марта

 

У МАРТА В ГЛУБИНЕ…

 

Только б выбраться к солнцу и в нём

раствориться с руки чьей‑то лёгкой…

Здесь в углу «на горохе, с ремнём

незабытым», отрада – далёкой

 

представляется… Видится быль

повседневная – март невесёлый,

день за днём, чей водитель забыл

направление и – не везёт он.

 

 

 

Только б выбраться к солнцу и в нём

отогреться… Здесь тоже живые.

Каждый вынес отсюда и внёс –

их теплом и лечу ножевые

 

раны, ранки… Оплаканный март

никого не виновней – служитель

годовой череды – пономарь,

и по капле сумеет сложить их…

 

 

 

Как тоска сердцевины тесна

и когда тишина. Ни причины,

ни исхода. Ну разве «починят»

ненадолго и «видно, весна…» –

скажут вслух… Не сегодня, не в марте:

в тишине звук тревоги слышней…

Будто кто‑то по жёсткой лыжне

пробегает, запутавшись в карте…

 

11–13 марта

 

Чуть в сторону Парижа, но…

 

…Там опять гиацинты и цвет

гиацинтовый снова в сезоне…

За букетик – «мерси» да и цент:

жизнь далёкая кажется зноем…

 

Из‑под снега (видала вчера)

и на родине клювом упругим

вылезают такие, что рад

наблюдатель, упрятавший руки

 

в рукавицы… Российский сумбур

снега с солнцем, подснежников на день

неурочный… Здесь сказки б суму –

на плечо… Да оттаивать – надо.

 

15 марта

 

Март в Москве (Приближение)

 

Ещё не вставши в рост с весенним гондольером,

тащу привычный груз по тусклым мостовым

и знаю – есть вперёд, направо и налево,

назад не отступить по тропам постовым

 

ни здесь, ни далеко, в Венеции «хрустальной»

(мечта, прохлада, взгляд, с смещением до дна).

Иду своей землёй, неся свою усталость,

не думая – зачем Венеция дана.

 

15 марта

 

Без названья

 

Солнце – в спину. А если б в лицо!

Я б ему и не то рассказала…

Март то ждёт, то трусит беглецом,

или, может быть, разно казалось

 

только мне, с потемневшим лицом,

освещенным неполно, в полтона

(день – с горячностью, столько ж с ленцой),

что в затменьи замрёт и потонет…

 

Свете! Свет! Проливайся сквозь тлен

глубоко, в сердцевину биенья,

чтобы жить, восходя и болея,

в этом старом печальном котле…

 

17 марта

 

ГОЛУБЬ

 

Мотылёк фиалки пармской

вспоминаю, слыша голос,

перевитый нежным ветром,

приходящим из‑под сердца…

 

В повивальных дебрях парка

поселился вольный голубь –

перелистывает ветви,

и поди на то посетуй…

 

Узнаю его по цвету

лепестка, качанью ночи

на мелодии, открытой

уху сфер, вниманью неба…

 

И иду по белу свету,

где ещё не чают ноги

передышки… А отрывок

голубой – не быль, а небыль…

 

19 марта

 

 

А голубь, застрявший крылом,

не волен.

В силках, в этом поле кривом –

не воин.

 

Я с птицей другой поведу разговор

в полёте.

А как упаду с высоты роковой –

поймёте.

 

2 апреля

 

БРЕТОНСКИЙ «ПЕЙЗАЖ»

 

Бретонец – монолит, впадающий в стихию

воды, теченья, бурь и тяжбы «о своём»…

Уехавший в Бретань «искать», писать стихи и

ответствовать тому – погибнет иль споёт,

 

пройдя береговой изрезанной породой,

какую Бог поднял, под ноги положив

свидетелю, творцу, не ездоку по роли,

но делателю, чей настойчивый нажим

 

к лицу твердыне… О, непраздное слиянье!

Скользит пришелец, чуть ботинки истоптав…

Вскипает океан. За горизонт селяне

заглядывают. Звёзд непойманных – сто птах!

 

20 марта

 

 

Бретонец – твердь. Другой материал.

Чьи корни в камне, листья – на ветру.

Но связки коренной не потерял

потомок отдалённый… Матерям –

напутствие на верность и на труд.

 

Бретонского устоя груб помол.

Но соль крепка. Разбавленное – ложь,

какою ни заправить, ни помочь.

Вскипает океан, впадая в ночь,

и требует у вечности залог.

 

Незваный чужестранец, ты что сор

в глазу аборигена. Ветер, вынь!

Где войско звёзд несёт ночной дозор –

посторонись, и времени дозволь

снимать ярмо с тугих бретонских вый.

 

22 марта

 

ИТАЛЬЯНСКАЯ МОЗАИКА

Остров спящих

 

Где ящерица прячется под спуд

и чайка прилетает к водопою,

недолго под фиалкою посплю,

нетоптаною, и едва ль дополню

глубокое, невидимое дню,

что тайно под землёй и кипарисом

 

покоится… Но долго‑долго длю

присутствие и убегаю с риском

не вспрыгнуть на корабль…

 

О, жизнь до дна!

Ты как приют на острове дана.

 

25 марта–1 апреля

 

2. Хамелеон (на Сан‑Джорджо)

 

Цвет лагуны, как кожа зверька,

переменчив и древен. Палладьо

умножает небесное. Свет

правит местом. Венеции круг.

 

Золотое – по кругу, в верхах,

в сочетании. С солнцем поладят

голубое, зелёное. Сверх

побегут огоньки из‑под рук…

 

За спиною ступени. И бел

чистый мрамор. Георгий на страже.

Вся лагуна – огнями, чей бег

и Палладьо с Георгием старше…

 

И Палладьо прекрасного, и…

И Святого Георгия. Будет!

О, лагуна! Твоей наготы

и убранства зрачок не забудет.

 

26 марта–1 апреля

 

3. Смеркается…

 

Смеркается. На бархат «Флориан»

затягивает… Паоло с Джованни

в забвенье погрузились. Мир и Мир.

К сиренево‑туманным фонарям

теснится город. Камень с кружевами,

промытыми лагуной, стал на миг

Вселенною… Высокая вода…

И нечем представлению воздать…

 

1 апреля

 

Высокая вода

 

На задворках Венеции дождь.

Каннареджо затоплен по голень.

Не поможет пожизненный дож

нам достичь незавидных покоев.

 

Там осталась стацьёне, а тут

где‑то гетто, не дремлют евреи,

чтоб не снилось «ату и ату»…

Здесь с водою смешалося время

 

всех времён… Без резины беда…

Переулок впадает в каналы

с двух концов… И тепла – на пятак,

и того, до отчаянья, мало…

 

Проплывает подённый утиль,

провожаю его с удивленьем…

Ветер вздрогнул, вздохнул и утих,

унося наводнение влево…

 

Влево‑вправо… Закутавшись в ночь,

перепутав сторон указанье,

исчезаю, и кажется, в ноль,

у ворот веницейской казармы,

 

где не броско, но сухо. Финал

затяжной – сладкий сон до рассвета…

Но не спящая будит разведка:

«Acqua alta!» Так спросим вина,

 

сапоги, капюшоны, зонты

(новый зонт мой бесславно потерян)…

И, быть может, мы станем на ты

с этим местом, какое «потерпим»…

 

1 апреля

 

На Каннареджо

 

Р.

 

Фондамента канала с мостом,

где печёт однорукий художник

денно глину, не сдобу, постом…

Не легко, но сдаваться не должен.

 

В чашке голубь с оливой, цветок

незатейливый, скромный автограф

(здесь Венеция – VE, завиток

расписной, то загнут, то отогнут).

 

Мастер добр и приветлив. Прости.

Попрощайся до нового сроку.

И с зерном откровенья в горсти,

поменяй, на родную, сорочку.

 

2 апреля

 

Из Венеции

 

Оторваться от города, где

одинаковы твердь и водица,

где местами меняется день

и мираж и не виден возница –

 

перевозчик… Где пашет и жнёт

вапоретто – се тяглый кораблик,

где засеяно камнем жнивьё

и растут над водою кораллы…

 

Где ты счастлив и спрятан на дно,

но на дне и светло, и прозрачно,

и не всплыть бы… Но только одно

позовёт, что положено зрячим, –

 

возвращаться окучивать сад

на земле. И ни шагу назад.

 

2 апреля

 

7. Едва…

 

Е. Марголис

 

Вечерний коридор Венеции. Встречаю

нечаемое. Дым Отечества вблизи.

Прямая, поворот, деленье на три части,

неясные ещё, но каждая блазнит…

 

Не глядя, на бегу, присев, расслышать эхо

и взглядом прихватить сомнение и соль…

Вернуться «по прямой», припоминая это –

три улицы пустых… Венецианский сон.

 

4 апреля

 

Уйти

 

Она сама – сосуд своей красы.

О. Седакова

 

Венеция не пустит. Не возьмёт

себе. Ты не на водах, не на суше.

Так первый день и точно так восьмой…

Как день творенья, день последний сужен.

 

Соединясь с изменчивостью вод –

она одна. Все прочие – виденья.

Не флора и не фауна – того

не знавшие… Сама своё владенье.

 

4 апреля

 

Верона

 

На виду у заснеженных Альп

вьёт Верона гнездо и по сей

день и час, где поверженный галл

италийцу недобрый сосед.

 

Вьётся бурный Адидже, и мост

Скалиджеро, в три долгих окна,

убегает, как выскочка‑мол,

и его никому не догнать…

 

Красной охры, сангины мотив

завивается в тёплый узор,

и звучит неостывших молитв

долгота. И над этим – лазорь.

 

Синева надо всем. У любви

нет пристанища, кроме сердец,

 

и какой‑то балкончик обвит

повиликой и грёзами дев…

 

4 апреля

 

В Падуе

 

Ни падающей башни, ни легенд

шекспировских. В заброшенной арене

тенистый сад. И фрески мудреца.

 

Вот стены и ворота. Вдалеке

возвышенное всадника паренье.

То конь Гаттамелаты. Скульптор – царь.

Но некому оружием бряцать.

 

А город скуп на лица, строен, строг.

В саду в обхват стволы, цветут поляны…

И, если захотите, между строк –

глядите – глубоко придётся глянуть.

 

Суров в ненастье, праздничен весной.

Полдневное светило, небо Джотто.

На чаше не скудеющей весов

лежит, необоримо, синим с жёлтым.

 

4 апреля

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-06-26 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: