Глава 1. Первая встреча
Парк-Форест, Пенсильвания
1982 год
Стоило ему занести ногу над проезжей частью, как чертова штуковина противно заверещала, постепенно набирая громкость и неумолимо повышая тональность. Полицейская машина, уже успевшая доехать до светофора, резко затормозила, взвизгнув шинами. Офицер Новак вышла из машины, угрожающе уперев руки в бока, крикнула что-то неразборчивое и погрозила ему пальцем.
Натянуто улыбнувшись, он кивнул ей и сделал выразительный шаг обратно на газон. Офицер Новак покачала головой и вернулась на пассажирское сиденье. Ему показалось, что даже отсюда он видел, как она закатила глаза, хотя это было физически невозможно.
Он угрюмо поковылял к дому, с раздражением отметив, что его походка изменилась куда больше, чем того требовали обстоятельства. Как будто на ноге у него повисла стопудовая гиря необъятных размеров, готовая зацепиться за любое препятствие, включая фонарные столбы и соседние дома. Прибор была и впрямь неудобный – тяжелый, твердый, негнущийся,елозил по ноге, задевая волоски и пребольно выдергивая их.Применив воображение и силу психосоматики, он мог уже сейчас почувствовать, как омерзительно эта фиговина натерла бы ему ногу при ходьбе.
Если бы, конечно, в ближайшие три недели ему пришлось бы куда-нибудь ходить, а не только курсировать между спальней, кухней и ванной комнатой.
Господи, сейчас он бы все отдал, чтобы жить в общежитии, как все нормальные люди, а не в гордом одиночестве съемной квартиры, как сын богатого чинуши, больше всего на свете любящего пускать пыль в глаза. Это было бы даже по-своему весело. Он бы всласть поиздевался над Шоном, продолжая вальяжно валяться на кровати, пока тот, спотыкаясь и чертыхаясь, собирается на лекцию с утра, заставлял бы сокурсников таскать книги из библиотеки, еду и пиво...
В которое какой-нибудь говнюкмог бы с легкостью плюнуть.
Ладно, сойдет и квартира.
Три недели на домашнем аресте. В маленькой (и душераздирающе дорогой) съемной квартире в шикарном университетском районе. С телевизором, едой из «Куриного бедрышка», «Тай-Тая» и «ДанкинДонатс», сотней книг, которые он клятвенно обещал прочесть, и правом прогуливаться в радиусе 50 футов от дома. Учитывая, что по правую и по левую руку от его квартиры было лишь продолжение таунхауса, сзади двор вплотную примыкал к частной собственности мистера Никогда-не-расставайся-с-ружьем-Макдугалла, который точно не позволит ни одной живой душе и студентам в особенности гулять по его клумбам, а спереди был лишь небольшой газончик, отделявший дом от дороги, 50 футов драматически сжимались до жалких 20.
Он заработает диабет, ожирение и панкреатит и сойдет с ума.
Но хотя бы не будет постоянно встречаться с ней...
***
– Шон, чего ты там шуршишь, как крыса? – раздраженно поинтересовался он, не отрываясь от своего занятия.
– Малдер, да у тебя весь пол засран, – с таким же раздражением ответил Шон, ногами расшвыривая по сторонам пакеты от чипсов и обертки от бургеров. – Раскабанеешь ты за эти три недели.
– Две с половиной, – уточнил он.
– Твоя стерва на тебя больше и не посмотрит, – со смешком добавил Шон, отпив из стоявшего на нетронутой стопке книг пакета молока. – Черт! – взвизгнул он таким высоким голоском, что Малдер готов был захохотать – но только до того момента, как увидел, что приятель выплюнул скисшее молоко прямо на «Архетипы и коллективное бессознательное» Юнга.
– Тут тебе не столовка! – Он толкнул Шона под ребра и швырнул в него старой грязной футболкой. – Вытирай давай.
– Так ты с ней расстался или нет? – спросил Шон, брезгливо и не слишком усердно возюкая футболкой по суперобложке.
Ответа не последовало. Малдер снова приник к окну, как случайно залетевший в дом шмель, пытающийся обнаружить в толще стекла выход на волю, чем вызывал вздох сочувствия у Шона –пухлогобелобрысого парня– умного, но чрезвычайного этого стеснявшегося, а потому закономерно страдавшего от недостатка женского внимания. Малдер подозревал, что по крайней мере какой-то части семейства Шона были не чужды обычаи амишей, тем более что сам он был родом из какого-то городка в округе Ланкастер, но Шон никогда не признался бы в этом даже под пытками.
– Пойдем, может, пройдемся? – спросил Шон, не подумав. Реакцией стало молчание и вполне заслуженный презрительный взгляд. – Ну хоть во двор, – ответил он на не заданный вопрос. – И то лучше, чем целый день сидеть тут с биноклем. Это ж, блин, жуть. Ты как это... – Он долго чесал голову, пытаясь придумать подходящее слово, – чудик какой-то. Шпионишь за соседями. Жуть.
Малдер наконец оторвался от бинокля, уже оставившего от слишком интенсивного использования следы вокруг глаз, что вкупе с бледностью от сидения дома делало его похожим на панду. Он сдул со лба отросшую челку, которую не успел отстричь до того, как сел в заточение.
– Чувак... – Он покачал головой. – Ты даже представить себе не можешь, как это интересно.
– Да я вижу, – хмыкнул Шон, покосившись на непочатую гору книг. – Паркер с тебя три шкуры снимет. – Никакой реакции. – Тебе же сказали, что ты на испытательном сроке. Сколько тебе надо работ написать? Три? Четыре? Пора бы начинать.
– Да отстань ты!
– Тебе даже отец не поможет, если облажаешься.
Это был ход конем, но и он не сработал.
– А ты думаешь, он мне когда-нибудь помогал? – с плохо скрытой горечью спросил Малдер и вдруг вскочил, задев электронным браслетом ножку стула.
– Блин, ты только посмотри!
– Что там? – Шон подскочил к Малдеру и заинтересованно глядел в окно, вытягивая шею.
Малдер присвистнул.
– Вот это фигура!
– Да где?
– В доме слева, миссис Бьюкенен. Как раз пошла переодеваться. Второй этаж. Ну и ну...
– Дай посмотреть! – Шон, так и остававшийся до последнего курса девственником (секрет, который, как он думал, был известен только Малдеру, но о котором знал весь факультет), нетерпеливо подпрыгивал на месте, как ребенок.
– Смотри в обморок не упади, – хмыкнул Малдер, спрятав бинокль за спину.
– Да дай уже сюда! – с негодованием выкрикнул Шон, извернувшись, выхватил бинокль и принялся судорожно подстраивать его под себя, суетливо дергая прибор из стороны в сторону. – Где? Второй этаж? Вон там?
– Дом слева от профессорского! – с готовностью подсказал Малдер, ожидая реакции.
– Вижу! – вскрикнул Шон, снова перейдя на контральто, и через секунду треснул Малдера биноклем по голове. – Тьфу, да пошел ты!
– Извини, – бормотал Малдер сквозь смех, потирая макушку. – Забыл сказать, что ей 65.
– Ну ты козел! – Шон со злостью швырнул бинокль на кровать и схватил со стула куртку. – Я пошел.
– Стой! Я же тебе еще ничего не рассказал.
– И не надо, – огрызнулся Шон почти со слезами на глазах. Помимо непреходящей девственности, он славился своей излишней эмоциональностью.
– Между прочим... – Малдер снова развалился на стуле и деловито надел бинокль на шею. – Мистер Бьюкенен – тот еще жук. – Он знал, что любопытство в Шоне непременно перевесит обиду. – Прикинь? Он ей изменяет.
Шон потоптался на месте, продолжая мять в руках куртку.
– Он что, сильно младше нее? – неохотно спросил он.
– Ни фига. – Малдер таинственно покачал головой. – Старше. Ему лет 70, не меньше, а он как огурчик, судя по всему.
– Да ну... – Шон аккуратно повесил куртку обратно на спинку стула. – И с кем?
– С миссис Франко во-о-он оттуда! – И Малдер указал на дом справа.
– Хм. – Шон скептически скрестил руки на груди. – Сочиняешь?
– Как бы не так. Она частенько приходит к нему после обеда, когда миссис Бьюкенен снимает слуховой аппарат и уходит спать или ковыряться в саду. Кроме тех дней, когда у нее аэробика. Вот так вот, чувак. – Малдер развел руками. – А ты говоришь «прогуляйся». Да я же все пропущу.
Шон брезгливо поморщился.
– И ты их видел? Ну того... этого...
Малдер возмущенно вскочил.
– Нет, конечно. Я что, совсем придурок? – В знак доброй воли он передал Шону бинокль.
– Может, они кроссворды решают?
– Какие еще кроссворды, бро?
– Да я откуда знаю, чем старики занимаются? – Шон повертел бинокль в руках.
– Тем же, чем молодые, – хмыкнул Малдер. – Ну, все, кроме тебя, – не удержался он от подколки. Он не сильно превосходил Шона по части успеха у женщин, но все же превосходил и не всегда успевал вовремя напомнить себе, что уже не в том возрасте, чтобы вымещать на друге обиды и комплексы, оставшиеся со старшей школы. К счастью, Шончасто обижался, но быстро отходил.
– Шучу, – примирительно сказал Малдер и приобнял друга за плечи.
– Ну а профессор что? – спросил тот, немного подувшись для виду. – Как его... Уотерстон?
Малдер со скучающим видом пожал плечами.
– Ничего. Утром уходит на работу, вечером возвращается. Ты про него что-нибудь знаешь?
– Неа. – Шон откопал на столе недоеденный шоколадный батончик и отправил его в рот.
– У тебя же биология профильная. Может, ты к нему ходил.
– М-м-м... – промямлил Шон что-то с забитым ртом и, прожевав, уточнил: – Он же совсем недавно устроился.
– Тоже верно. – Малдер бросил взгляд на часы. – Ладно, Шон, давай закругляться. Меня сегодня должны проведать копы.
– Ага. –Он прихватил свою куртку и направился к выходу. – А я на вечеринку.
– На вечеринку? – Малдер посмотрел на друга с плохо скрытой завистью. Не из-за вечеринки – он бы туда не пошел, а если бы пошел, то из этого не вышло бы ничего хорошо. Особенно если бы там оказалась она. Зависть вызывали только смелость Шона и то, что у него в принципе была возможность куда-либо пойти.
Шон энергично закивал головой.
– Да-да. Латиша устраивает.
– А-а-а... – Малдер понимающе кивнул. – Вечеринка лузеров.
–...и там будет Мелисса.
– Вот оно как. – Ему немного полегчало: Мелисса, объект любовного интереса Шона, эффектная девица с третьего курса – красивая, но слишком уж странная, его не интересовала. – Ну давай, бро, удачи. Не подведи.
– Ага, – повторил Шон и открыл дверь комнаты. – Тебе тоже удачи. Забегу в понедельник.
– Спасибо за пончики! – крикнул ему вслед Малдер, поудобнее усевшись около окна.
***
К обеду понедельника он начал подозревать, что Шону и в самом деле перепало. Если и не отМелиссы, тоот кого-нибудь еще. Он не отвечал на звонки, а, стало быть, в общежитии не появлялся.Вряд ли Малдер мог пропустить звонок в дверь, ведь весь день провел – сюрприз! – дома.
Другой вариант – Шону перепала только пощечина, а значит, он поехал на выходные к родителям.
Утро понедельника Малдер провел довольно весело, наблюдая, как шалунишка мистер Бьюкенен пытался починить телевизионную антенну, но потом улица буквально вымерла. Со скуки он даже прочел несколько статей и начал писать реферат.
Но ближе к вечеру началось неожиданное оживление. К дому профессора Уотерстона одна за другой подъезжали машины – в основном, дешевенькие, из чего Малдер заключил, что это не светский раут. Его наблюдательный пункт был расположен не совсем удачно относительно развесистого клена, поэтому приезжающих он разглядел далеко не сразу, но на третьей машине наконец догадался, что это студенты.
Прикрываясь куртками от дождя, они один за другими забегали в дом. На пороге, засунув руки в карманы брюк, их приветствовал хозяин дома, одетый, как и подобает, в профессорский пиджак с кожаными вставками на локтях, и провожал внутрь.
Малдер немного подкрутил бинокль и рассмотрел через мокрое от дождя окно, что студенты рассаживались в гостиной напротив кресла, куда через какое-то время уселся профессор и принялся, активно жестикулируя, что-то рассказывать. Малдер видел только макушки студентов, подобострастно кивающих в такт профессорской речи, от чего его довольно скоро укачало, и он снова занялся рефератом, лишь изредка поглядывая в окно.
Спустя час его внимание привлек оживленный спор между мистером Бьюкененом и сотрудником телевизионной компании, и он едва не пропустил тот момент, когда макушки, как по команде, поднялись и вереницей направились к выходу. Дождь прекратился, и Малдер воспользовался этим, чтобы приоткрыть окно.Надеясь, что клен сослужит ему добрую службу в качестве прикрытия, он перевесился через подоконник с биноклем в руках, чтобы разглядеть студентов и подышать свежим, пропитанным дождем воздухом.
Первокурсники. Это он понял без труда. Окрыленные долгожданной свободой, но все еще по-детски вышколенные. Слишком уж нарочито самостоятельные, даже к концу первого семестра они все еще выглядели и вели себя как старшеклассники. Он усмехнулся, почувствовав легкий укол зависти. Сам он растерял этот задор еще тогда, когда родители отправили его доучиваться в Европу, подальше от дома, от них самих и от сестры. «После того, что она пережила, Фокс, ей так будет спокойнее», – говорила мать, умело избегая фраз вроде «без тебя» и «без твоих бредовых теорий». Отец, впрочем, был куда более прямолинеен и заявил, что дисциплина, принятая «на Островах», быстро выбьет из него всякую дурь. Тут он был прав. Дурь если и не выбили, то затолкали так глубоко, что он сам боялся туда заглядывать. Поэтому экзамен для возвращения на родину сдал отцу на «отлично», а через год в университете научился почти идеально мимикрировать под самого обыкновенного студента.
Хорошая погода процарствовала недолго. Небо снова потемнело, облака сгустились, намекая на скорый дождь. Резкий порыв ветра ударил по оконной створке, и она с размаху стукнула Малдера по руке. Бинокль, который он непредусмотрительно не надел на шею, выскочил у него из пальцев, отрикошетил от отлива и рухнул в мокрую траву.
– Черт! – выругался он, прыгая по комнате и потирая ушибленную руку. Он выглянул в окно и собрался быстренько метнуться вниз за биноклем, но замер, услышав снизу чьи-то шаги. Сквозь мокрые листья он заметил что-то ярко-красное, а спустя секунду из-под веток послышался женский голос:
– Это ваше?
– Само собой, – ответил он говорящим веткам, – если вы про бинокль.
Мокрая трава зачавкала, и из-под листьев наконец показалась чья-то голова.
Девушка подняла руку и помотала в воздухе подобранным с земли биноклем.
– Секунду, я спущусь, – со вздохом сказал Малдер и отошел от окна, но тут же вернулся, вспомнив, что на нем шорты, а стало быть, браслет, с которым он уже почти успел сродниться, ему никак не скрыть. Он на всякий случай окинул комнату взглядом: нет, в пределах видимости штанов не наблюдалось.
Пока его не было, девушка подошла поближе, и теперь Малдер мог разглядеть ее в подробностях, пусть и со странного ракурса. Тем красным, что он заметил чуть раньше мелькающим среди листвы, были, очевидно, ее пронзительно-рыжие волосы, обрамлявшие лицо необъятным облаком мелких кудряшек, в медных глубинах которого периодически поблескивали большие серьги-кольца. Она была одета по последней моде –широкие джинсы, массивные белые кроссовки, в которых ей наверняка было безумно холодно даже в этот относительно теплый ноябрь, короткий объемный пуховик-бомбер– и все это ужасно не шло к ней, что Малдер мог с уверенностью утверждать, даже глядя на нее сверху вниз из окна своей спальни. В ее лице было что-то аристократично-винтажное, как будто его списали с портрета какой-нибудь викторианской дамы, а потом шутки ради раскрасили лазурными тенями, морковно-рыжей помадой и яркими румянами.
– О... – Она перестала жевать резинку и посмотрела на него немного удивленно. Малдер догадался, что девица тоже смогла разглядеть его только сейчас. Вероятно, думала, что он старше. – Привет, – сказала она, усмехнувшись. – Лестницу не нашел?
Малдер вежливо улыбнулся.
– Знаешь, что... Оставь у входа, я потом заберу. – Он подумал и добавил: – Привет.
– Ну ладно. – Она пожала плечами и шутлив поинтересовалась: –А зачем бинокль? Шпионишь за кем-то? – Он отметил про себя, что у нее красивый, неожиданно низкий для такой коротышки голос.
– Ну... – Черт, а это логичный вопрос. – Я наблюдаю за птицами.
Ее брови взмыли вверх, и экспрессивность этого жеста поразила его даже с расстояния в девять футов.
– Орнитолог-любитель? Любопытно. – Она усмехнулась, и Малдер не мог понять, раскусила она его или искренне удивилась. – И что же тут летает... интересненького?
Малдер попытался вспомнить хотя бы пару подходящих птиц, но на ум шли только страусы и колибри.
– Воробьи, – наконец вымученно произнес он, слишком поздно сообразив, что эта глупость прозвучала либо как неприкрытый сарказм, либо как предложение отвалить.
Девушка нахмурилась, но он успел вовремя пойти ва-банк и представился, уже предвкушая следующий вопрос.
– Я Малдер.
– Это фамилия? – А вот и он.
– Да, и прежде чем ты спросишь: меня зовут Фокс и я не люблю свое имя. А ты...
– Дана, – ответила она. –Может, все-таки спустишься? У меня уже шея затекла.
– Нет, я... у меня... Воробьи сейчас... гнездуются. – Она наверняка ни черта не знала о птицах, как и он. Должно быть прокатить в качестве объяснения, почему они до сих пор разговаривают в стиле «Ромео и Джульетты». – Мне надо подготовиться. Положишь бинокль на крыльце?
– Ага, ну да. Ну да. – Она скрестила руки на груди и кивнула. – Конечно. – И почему-то не сдвинулась с места. – А у нас тут был домашний семинар с профессором Уотерстоном.– Не хватало сейчас только долгой светской беседы. Малдер нетерпеливо посмотрел на часы. – По общей биологии.
Биология. Точно, Уотерстон же ведет молекулярную биологию.
–...И я впервые слышу, чтобы птицы гнездовались в ноябре.
Она надула большой выразительный пузырь из жвачки, покрутив в руке бинокль, помахала ему на прощанье и исчезла из виду.
Глава 2. Ночные разговоры
От смеха на глазах выступили слезы, а воздуха в легких категорически не хватало. Он согнулся пополам и тяжело задышал, но прийти в себя помог только испепеляюще-укоризненный взгляд Шона.
– Из... извини, – сбиваясь на шепот, пробормотал Малдер, вытирая слезы. – Что же ты не позвонил? Если бы я знал, что ты в так влип...
– То что?
Малдер выпрямился, положив руки на бедра.
– Не в бровь а в глаз, – заметил он охрипшим от смеха голосом. – Друг, мне правда жаль, что так вышло. Но ты же нарушил правило номер один.
– Это какое? «Будь собой и плыви по течению»?
– Нет!
– «Соглашайся на все»?
– Нет...
– «Не будь занудой»? – Малдер помотал головой, пытаясь не смеяться. – Нет? А что тогда?
– «Не напивайся, если хочешь кого-нибудь склеить!»
– Кто бы говорил! – Шон хмыкнул и скрестил руки на груди, но Малдер видел, что он снова готов расплакаться.
– Ладно тебе, могло быть хуже, – попытался Малдер утешить приятеля.
– Куда уж хуже? – Шон воздел руки к небесам. – Я полез танцевать на столе и рухнул с него! У нее на глазах!
– Ты мог себе что-нибудь сломать, – справедливо заметил Малдер.
– Я мог бы тихо напиваться в уголке, а не изображать из себя Элвиса.
– Тогда бы заблевал все вокруг. Это бы точно было хуже.
Шон задумался и как будто бы слегка повеселел.
– Тут ты прав.
– Малдер приобнял его за плечи и похлопал по спине.
– Зато теперь она знает, что ты веселый, безбашенный...
– Придурок.
Малдеру хотелось заметить, что Мелисса сама не без странностей и, будь она парнем, то точно снискала бы эпитет «придурок», но он благоразумно промолчал.
– Ладно, сменим тему. – Шон обреченно махнул рукой. – Что нового у соседей?
Малдер пожал плечами.
– Ничего. Скукота. А, да, Уотерстон собирал у себя первокурсников. Семинар какой-то. – Он зевнул. Чертова бессонница.
– Хм... – Шон нахмурился и подошел к окну. – А мне тут про него напели кое-что.
– Про Уотерстона?
Шон кивнул.
– Говорят, с прошлого места работы его попросили уйти по собственному желанию.
– А на самом деле? – заинтересованно спросил Малдер, на секунду забыв, что фактически спит с открытыми глазами.
– А на самом деле он ухлестывал за студентками, – ненужным полушепотом сказал Шон, смешно выпучив глаза. Малдер хмыкнул, но без особого удивления: от Уотерстона за милю несло тем, что сдувает молодым девицам крышу, а парней – выводит из себя. Со своим преувеличенным шармом, нарочитой «профессорскостью», ладной фигурой и аккуратно подстриженными усиками он походил на молодую версию Берта Рейнольдса, если бы тот играл не тупых ковбоев, а лауреатов Нобелевки. – В итоге потерял работу.
– Ну, он все равно неплохо устроился, – сказал Малдер, снова зевнув.
– Вроде как благодаря личным связям... Чего ты все время зеваешь?
– Бессонница, – недовольно пробормотал Малдер.
– Спи днем, – заботливо посоветовал Шон и распахнул настежь окно. – Ну и духота у тебя.
Малдер поежился, но вынужден был признать, что идея неплохая: от свежего прохладного воздуха он сразу пришел в себя. Ноябрь окончательно потерял связь с реальностью и возомнил себя апрелем: сквозь облака – по-весеннему высокие – пробивалось солнце, на улице слышались детские голоса, даже миссис Бьюкененвыползла с секатором повозитьсяв своем давно ушедшем на зимовку саду.Пели птицы, и Малдер, с улыбкой вспомнив недавнее происшествие, подумал, что воробьи и прочие пернатые могут и впрямь начать вить гнезда, не зная, что впереди их ждет тяжелое разочарование в виде затяжной холодной Пенсильванской зимы, которая всегда напоминала ему погоду на Туманном Альбионе.
Они вместе встали около окна, немного высунувшись наружу.
– Еще кое-что... – сказал Шон, и Малдер моментально догадался, о чем тот будет говорить. – Я ее видел на вечеринке.
– Угу, – буркнул Малдер, теперь уже прекрасно понимая, что именно услышит.
– С Тедом, – договорил Шон и опасливо покосился вправо.
– Угу, – повторил Малдер, уткнувшись взглядом в подоконник.
– Она даже не звонила? – печально поинтересовался Шон, и у Малдера зачесались кулаки. В нем боролось столько разных чувств одновременно – ревность, грусть, злость, уязвленное самолюбие и даже облегчение, – что все они грозили вырваться наружу одним непредсказуемым фейерверком, и он всерьез опасался, что либо врежет Шону, либо расплачется у него на плече.
– Нет, – бросил он коротко, надеясь, что в его тоне достаточно ясно читается «Лучше сменим тему прямо сейчас». Это сработало: обратной стороной сентиментальности Шона было его умение вовремя считывать эмоции других, за что Малдер, будучи натурой чувствительной, весьма его ценил.
Они начинали замерзать, и Малдер собрался закрыть окно, но в этот момент его увидела миссис Бьюкенен и, выпрямившись, помахала им рукой. С натянутой улыбкой он помахал ей в ответ и боковым зрением заметил, что в глазах Шона вдруг сверкнули игривые огоньки. А это обычно было плохим знаком.
– Привет, миссис Бьюкенен! – Интуиция подсказывала Малдеру, что дело идет к катастрофе, но из-за своего сонного состояния он не успел среагировать вовремя. – Как ваш благоверный? Зажигает с горячей соседкой?
Шон, довольный собой, радостно захихикал и не успел увидеть, как миссис Бьюкенен, выронив секатор, изумленно посмотрела на него, потому что Малдеряростно оттащил его за рукав от окна.
– Ты в своем уме? – зашипел он.
Улыбка сползла с лица Шона.
– Ты же говорил, она ничего не слышит!
– Я такого не говорил! – Малдер подскочил к окну и, растянув рот до ушей, снова помахал пожилой соседке, так и стоявшей на своем месте с изумлением на лице. – Все в порядке, миссис Бьюкенен! Он так шутит! – Малдер издал неубедительный смешок и снова исчез в комнате. – Я говорил, что она частенько снимает слуховой аппарат! Это не одно и то же!
Шон побледнел.
– Вот черт...
– Иди отсюда. – Малдер со вздохом махнул рукой, и Шон послушно поплелся к двери.
– Может, мне подойти извиниться?.. – тихо спросил он, оглянувшись, но, увидев выражение лица Малдера, понуро вышел и закрыл за собой дверь спальни.
***
Уныло качая головой, Малдер наблюдал, как мистер Бьюкенен, прихрамывая, паковал вещи в такси. Его супруга – скорее всего, будущая бывшая, стояла на пороге с непримиримо-каменным выражением лица, положив руки на бедра. Стоило такси отъехать, как она вошла в дом и захлопнула за собой дверь с такой силой, что он услышал стук даже у себя в комнате.
Прошла неделя его домашнего ареста, и он уже успел натереть ногу чертовым браслетом до кровавой мозоли, наесть три-четыре лишних фунта, забыть половину программы первого семестра, рассориться с лендлордом из-за бардака в квартире, удариться в очередной приступ депрессии и разрушить соседский брак. А самое главное – заскучать до такой степени, что хотелось выть.
Поэтому вечером, увидев, что к дому Уотерстона снова подъезжают машины, он ощутил неимоверный (хоть и ничем не мотивированный) прилив сил. С радостью отбросив книги и второй недописанный реферат, он протер линзы бинокля и поудобнее расположился у окна, чтобы получше разглядеть студентов, сам не отдавая себе отчет в том, что выискивает среди их макушек знакомую рыжую шевелюру.
Малдер почувствовал легкий укол разочарования, так и не увидев свою недавнюю знакомую, когда она наконец выскочила из старенького «Форда» с высокой блондинкой на пассажирском сиденье. Блондинка тоже выбралась из-за руля и, помахав рыжей, пошла в другую сторону, а рыжая, довольно бесцеремонно распахнув дверь профессорского дома, исчезла внутри.
Следующий час он занимал себя отжиманиями и чтением «Мифов североамериканских индейцев», но ровно в половине восьмого был как штык на своем наблюдательном пункте. Студенты, оживленно переговариваясь, вереницей потянулись на улицу, и в этот раз Малдер обратил внимание на то, что девчонки покидали жилище профессора значительно неохотнее и медленнее парней. Последним на крыльцо вышел сам профессор в окружении обступивших его студенток. Малдер невольно поморщился и даже отложил в сторону бинокль. Ему не хотелось смотреть, как этот самодовольный Казанова лапает какую-нибудь девицу за задницу, или что-нибудь шепчет ей на ухо, или глядит на нее этим мерзким взглядом, как кот на сметану...
Он вытерпел недолго и, поелозив в кресле, чтобы немного размять затекшие конечности, снова взялся за бинокль.Уотерстон провожал студенток, и когда Малдер подумал, что тот наконец остался один, из-за спины профессора, до сих пор успешно скрывавшей фигуру столь маленького роста, вдруг вышла она.
Последняя машина отъехала от тротуара, улица опустела. Уотерстоншагнул обратно к входу, она последовала за ним. Малдеру показалось, что он потянул ее за руку. Они о чем-то эмоционально разговаривали – это не выглядело ни как спор, ни как флирт, но на беседу ученицы с преподавателем тоже походило мало: она стояла слишком близко к нему – так близко, что ее рыжие кудряшки то и дело задевали его плечо, цеплялись за ворсинки твидовой ткани и спружинивали с нее, словно прыгающие по морским волнам солнечные зайчики.
Малдер сам не заметил, как оказался вплотную к окну, и очнулся только тогда, когда больно врезался носом в холодное стекло. Чертыхнувшись, он отодвинулся и начал ожесточенно подкручивать фокусировочное кольцо, чтобы выжать из бинокля максимум и ничего не пропустить. Что именно Малдер боялся пропустить, он и сам не знал.
Они продолжали разговаривать: он – наклонившись опасно близко к ней, она – немного опустив голову и скрестив на груди руки. Иногда она улыбалась, он периодически осторожно брал ее под локоть. Малдер с неясным облегчением подумал, что это могло быть не совсем уместным, но и не крамольным разговором по душам, к которым часто прибегали профессора, старавшиеся держаться со студентами на короткой ноге и по необходимости выручать молодые заблудшие души. Малдер знал об этом не понаслышке: его самого по непонятной причине взял под свое опекающее крыло профессор Буш, что, признаться честно, вызывало у него какие-то неясные опасения, но он предпочел на время отбросить эти мысли.
Диспозиция у двери профессорского дома внезапно изменилась: расстояние между Уотерстоном и рыжеволосой первокурсницей радикально уменьшилось до настолько незначительного, что даже в голове у Малдера начала мигать красная лампочка, сигнализирующая об опасности, а уж в голове этой студентки вдобавок должна была заверещать сирена. Но, по-видимому, сирена дала сбой, поэтому дело окончилось, слава богу, не поцелуем, но совсем не невинным объятием.
Рыжая подняла голову от плеча профессора, и Малдер, быстро сообразив, к чему идет дело, вскочил с места и, с силой вдарив по окну, распахнул его. Створки громко хлопнули, стекло задребезжало. Он с удовлетворением убедился, что задумка сработала, и только тогда спросил себя, на кой черт ему это понадобилось. Какое ему было дело до этой студенточки, до профессора и до их нелепого романа?..
Рыжая – вернее, Дана (пора уже называть ее про себя по имени) – резко отскочила от Уотерстона с таким выражением лица, словно попалась на краже в магазине. Мина профессора выражала только крайнее разочарование, и он, судя по всему, пустился в долгие уговоры, надеясь непрошляпить наклевывавшийся куш, но девушка уверенно покачала головой, запахнула куртку и направилась к машине. Профессор, грустно привалившись к косяку, посмотрел ей вслед и вернулся в гостиную. Спустя пару секунд жалюзи в гостиной опустились.
Малдер готов был уже отложить бинокль и наконец взяться за давно остывший ужин и даже успел донести вилку с холодной лапшой до рта, но своего пункта назначения еда так и не достигла, свалившись с вилки обратно в тарелку. Девица потопталась какое-то время около своего «Форда», но потом, быстро оглядываясь по сторонам, перебежала через дорогу. И теперь зачем-то стояла под его окном.
Он воровато огляделся, как провинившийся щенок, ищущий, куда бы забиться, но потом резонно заключил, что его вряд ли станут распекать за распахнутое окно. Да и кто она такая, чтобы отчитывать его?
Однако… Она знает про бинокль и возможно, догадывается, что он видел сегодняшнюю сцену между ней и Уотерстоном.Малдер какое-то время обдумывал возможность притвориться, что его нет дома, но в итоге пересилилочувство одиночества.
Он высунулся в окно и преувеличенно-восторженно сказал:
– Привет! Дана, верно?
Она не ответила, только сверлила его взглядом, будто надеялась, что он сам сознается в шпионаже. Это сработало. Ее взгляд походил на тот, которым буровила его мать всякий раз, когда он творил какую-нибудь ерунду, поэтому Малдер совершил ту же самую ошибку – начал нести ерунду.
– А я тут уже спать собирался. – Черт, сейчас же без четверти девять. – Рано встал.
Насупившееся лицо девушки внезапно просиялоулыбкой.
– Понимаю. Любители наблюдать за птицами обычно встают ни свет ни заря.– Она прекрасно знала, что он подглядывал за ними, но решила сделать вид, что ничего не поняла. Вот и отлично. Малдер с облегчением выдохнул. – Я просто заглянула поздороваться.
– Зайдешь? – спросил он, повиснув на подоконнике.
Она задумчиво осмотрелась, словно надеясь, что Вселенная подаст ей какой-нибудь знак, и в конце концов пожала плечами, так и не обнаружив повода отказаться.
– Там открыто! – крикнул он ей вслед и услышал, как внизу хлопнула дверь. Половицы скрипнули: она не стала дожидаться его снизу и поднималась наверх. К моменту ее появления он успел смахнуть со стола мусор в ящик, убрать со стула скопившееся там грязное белье и включить настольную лампу вместо верхнего света.
Она зашла в комнату осторожно, словно боялась (и не без оснований) наступить на что-нибудь опасное или отвратительное.
– Извини за бардак, – Малдер усмехнулся. – Я не ждал гостей. Садись. – Он сгреб со стула стопку книг и переместил их на стол.
– Спасибо, – вежливо ответила девушка и, сняв куртку, аккуратно (или брезгливо?) уселась напротив него. Малдер жестом указал на коробку с пончиками, от которых его уже слегка тошнило. Она с энтузиазмом приняла предложение и вгрызлась в покрытую ярко-розовой глазурью плоть пончика, отчего сразу перестала выглядеть как чопорнаябаронесса.
– ЮПенн? – спросила она, жуя пончик, и Малдер кивнул. – Я так и поняла. Неплохо ты устроился. – Она уважительно покачала головой.
– Мой отец настоял, чтобы я снимал квартиру. Не пристало сыну конгрессмена жить в общежитии, – он произнес это с достаточной долей сарказма в голосе, чтобы было очевидно: он не бахвалится, а сетует. Судя по ее ухмылке, она поняла его верно.
– А другие живут и не жалуются, – заметила она, вытащив из-под коробки салфетку и вытерев губы от остатков хрупкой глазури.
– Что я могу сказать? – Он пожал плечами. – Папаша у меня с тараканами.
Девушка широко улыбнулась, и он вдруг поймал себя на том, что и сам, как дурак,лыбится во весь рот. Было в ее улыбке что-то удивительно заразительное.
– И на кого учишься?
– Психология. А до этого профильной была история искусств. – Малдер кивнул в сторону стопки с профильной литературой. – А ты, значит, биолог? Не орнитолог ли случаем? – усмехнулся он.
Она серьезно покачала головой и после секундных сомнений вытащила из коробки еще один пончик – на сей раз с шоколадной глазурью.
– Биофизика.
Он с уважением кивнул.
– Круто.
Она едва заметно пожала плечами, словно даже поедание пончика представляло для нее куда б о льшую сложность, чем изучение биофизических наук.
– Воды хочешь? – спросил Малдер и потянулся за бутылкой, когда она кивнула.
– Ого, а это что? – услышал он ее удивленный возглас и мысленно чертыхнулся. Ему не нужно было даже оборачиваться, чтобы догадаться, куда она показывает.
– Вот черт, – он все-таки сказал это вслух, увидев, что Дана совершенно бесцеремонно наклонилась к его ноге и с большим интересом разглядывала электронный браслет, совершенно позабыв про свой пончик.
– Электронный браслет, – неохотно констатировал он уже ставший для него очевидным факт.
– Это что-то медицинское? – Она выглядела как ребенок, впервые в жизни увидевший самолет.
– Нет. – Малдер предпринял жалкую попытку сменить тему. – Может, чаю хочешь или кофе?
Все было бесполезно.
– Так что это за штука?
– Ну, я… – Он почесал в затылке, пытаясь выглядеть максимально беззаботным. – Мне нельзя выходить из дома. Если отойду дальше, чем на 50 футов, эта фигня заверещит и приедут копы. Я вроде как… сижу под домашним арестом. – Она выпучила глаза и теперь смотрела на него… нет, не с опаской. Скорее с двойной дозой удивления. – Только умоляю тебя, не спрашивай, за…
– За что? – не дослушав, поинтересовалась она, и он поерзал на стуле, чувствуя некоторое раздражение от ее назойливого упрямства. Малдер страдальчески оглядел комнату, надеясь найти какое-нибудь неожиданное спасение. Но его не было, а девица продолжала дырявить его своими ярко-голубыми глазами. Деваться было некуда. Он тяжело вздохнул.
– Вождение в нетрезвом виде. – Она презрительно наморщила кончик носа. Малдер отчего-то нисколько не сомневался, что вместо того, чтобы вежливо и понимающе сказать что-то вроде «Со всеми случается», она не постесняется высказать ему все, что думает о нетрезвых студентах за рулем. И поэтому добавил: – Я не знал, что… эм… нетрезв.
– Это как? – Проклятье, эта девица сейчас выудит из него все.
– Мне подсыпали какой-то дряни в пиво. –Они были в шаге от самого болезненного откровения, и Малдер счел, что лучше скажет это сам, потому что она все равно непременно спросит. – Моя девушка так надо мной подшутила.– Он попытался издать смешок, но сам услышал, как жалко тот прозвучал.
Она молча проковыривала взглядом тоннель прямо к его сердцу. Кажется, на какое-то время они оба даже перестали моргать.
– Она считает, что это смешно? – наконец спросила Дана, ни на секунду не давая усомниться в том, что сама не считает подобный розыгрышзабавным ни на йоту. Малдер почувствовал себя глупо и вдруг разозлился. Сама, святоша, спит с преподами, а ему… Впрочем, она не успела сказать ему ничего осуждающего, но Малдеру все равно хотелось огрызнуться.
– Мне очень жаль, что так вышло, – неожиданно сказала Дана, хотя он ожидал, что она пройдется по нему парой избитых шуточек. – С ее стороны это очень… – Она замялась, п