Тем временем другой тибетский торговый караван приготовился к отбытию из Урги. С ним мы отправили еще одно письмо, уведомляющее лхасские и пограничные власти о нашем прибытии. Трудно было получить верные сведения о дорогах, ведущих из Монголии в Тибет. Хорошо известный путь Урга – Гурбун – Сайханьские горы – Алашан, по которому прошли знаменитые путешественники Пржевальский и генерал Козлов во время своих памятных кампаний, был закрыт из-за политических разногласий. Оставался караванный маршрут через Юм-бейсе – Аньси, но он был мало кому известен, кроме нескольких тибетских торговцев и монгольских лам, которые совершили паломничество в Лхасу.
В течение многих дней мы старались собрать сведения о местностях, прилегающих к маршруту, возможных стоянках, водоснабжении в пустынных районах и транспортных средствах. Единственной экспедицией, прошедшей данным маршрутом, была экспедиция генерала П.К.Козлова в 1899-1901 гг., во время которой господин Казнаков, один из помощников Козлова, сделал съемку юго-западной части Гоби, выйдя из Сучоу в направлении к Монгольскому Алтаю. Горы на севере Аньси-чоу были тщательно исследованы Аурелом Стейном во время его Центральноазиатской экспедиции 1915 г. В целом юго-западная часть Гоби является одним им наименее изученных пустынных районов Монголии и Центральной Азии.
По имеющимся картам мы смогли получить очень смутное представление об этой местности. Кроме того, некоторые монгольские ламы и тибетские торговцы, которым доводилось останавливаться в Урге, и немного знавшие путь, по-разному называли одни и те же места, и поэтому совершенно невозможно было определить маршрут.
Единственными надежными ориентирами, которые удалось отметить на карте, были монастырь Юм-бейсе, оазис Шара-кхулусун, Аньси и Ших-пао-чьенг в горах Нань Шаня – конечной южной точки маршрута следования каравана.
Оставалась еще одна дорога, по которой в 1899 г. шел Потанин, имевшая много преимуществ. Она пролегала к западу от Гурбан-Сайханьского хребта и вела через пустыню Гоби к озеру Гашун-нор и реке Ецин-гол. Узкие полоски растительности по берегам реки могли служить пастбищем для караванных животных. Именно этим путем двигался в 1227 г. Чингисхан, готовясь к покорению тангутского государства Хси-хсиа. К сожалению, пограничная местность между Кансу и Центральной Монголией кишела разбойниками, из-за которых этот путь был неприемлем для большой экспедиции. Мы решили следовать маршрутом через Юм-бейсе.
Следующий важный вопрос касался перехода из Урги в Юм-бейсе. Мы намеревались использовать автомобили на этом отрезке пути. Из Урги в Юм-бейсе ведут несколько дорог, проходимых для автомашин, но о них ничего определенного не было известно в столице. Первая дорога из Урги вела через Дзайн-шаби-лама-йин Геген – Юм-бейсе и была почти непроходимой весной и летом из-за многочисленных рек, Орхона и рек верхнего бассейна Селенги, которые она пересекала на своем пути. Другой путь вел из Урги через Нга-Ван кюрен – монастырь Тукхумун Дуган – Удзен-Ван-Кара-нидун – Юм-бейсе и имел огромное преимущество в том, что позволял избежать труднопроходимых рек бассейна Селенги и пересекал Онгин-гол в его верхнем течении. Третий путь соединялся со вторым у монастыря Нга-Ванг кюрен и оттуда вел на юг, а потом на юго-запад, по направлению к озерам Цаган-нор и Орок-нор. Он проходил по твердой каменистой пустыне; сыпучие пески и топи встречались только в окрестностях озер Цаган-нор и Орок-нор.
Все вышеописанные дороги вели в Юм-бейсе. В наши намерения входило продолжить путешествие на автомобилях в южном направлении от Юм-бейсе. Мы знали об огромных трудностях, которые подстерегают мототранспорт в горах, и пытались найти другую дорогу, чтобы избежать суровых горных хребтов, опоясанных непроходимыми песчаными дюнами, к югу от Юм-бейсе.
С самого начала невозможно было сказать, сколько потребуется дней, чтобы достичь Юм-бейсе. По хорошей дороге мы могли бы ехать со скоростью шестьдесят миль в день, но по тяжелым пескам пришлось бы двигаться с предельной осторожностью. Знающие люди советовали нам выехать в начале апреля, до того, как оттают и станут мягкими пески пустыни. Нам не удалось получить вовремя новые автомобили из Пекина, и пришлось арендовать те, что были. Для того, чтобы обеспечить себя достаточным количеством бензина на время предполагаемого путешествия из Юм-бейсе в Аньси, мы наняли караван верблюдов, который выступил в путь 15 марта, захватив с собой топливо.
Другой причиной для ускорения нашего отъезда послужило то, что заканчивался верблюжий сезон. В случае, если бы нам не удалось продолжить путешествие на автомобилях далее Юм-бейсе, нам пришлось бы нанимать верблюдов. Если же мы задержимся в Урге, то прибудем в Юм-бейсе в мае и не сможем заполучить верблюжий караван. Караванный сезон начинается во второй половине августа и продолжается всю зиму до апреля или до мая. Он длится весь самый холодный период года. В результате этого появляется огромное количество обмороженных людей, с обезображенными лицами, ушами и конечностями. Однажды мне довелось увидеть большой караван, принадлежащий тибетцам и монголам, возвращающийся в середине зимы из Тибета. Людям пришлось покинуть Синин в сентябре и в течение четырех месяцев пробиваться через продуваемые бешеными ветрами пространства Гоби. Многие из них подхватили пневмонию и умерли за несколько переходов южнее Урги. Даже эти люди, закаленные мрачными условиями путешествия, не смогли выдержать испытания. Те, кто остался в живых, обморозили носы и щеки, а с лиц свисали длинные клочья почерневшей кожи. Жутко распухшие и почерневшие руки и ноги со зловонными ранами, в которых быстро развивалась гангрена, достаточно свидетельствовали об их страданиях. Несмотря на ужасное физическое состояние каравана, люди были бодрыми и даже считали, что путешествие прошло успешно, потому что каравану удалось пройти невредимым через кишащий разбойниками район к северу от Кансу. Так рассуждали эти торговцы, готовые противостоять почти всему, лишь бы их товар и караванные животные прибыли в сохранности. Должно быть такие переходы через пустыню имеют для них особую привлекательность, и они снова и снова храбро встречают опасности зимы в Гоби и проходят сотни миль, чтобы продать несколько кусков тибетской домотканой материи или ароматические палочки.
Это не была явная погоня за прибылью, поскольку монголо-тибетская торговля никогда не развивалась до крупных масштабов. Нам приходится искать объяснение в характере самой пустыни, которая оказывает странное, почти сверхъестественное влияние на каждого, кто хоть раз странствовал по ее просторам. Моряка всегда притягивает море, а у пустыни есть караванщики, которые снова и снова возвращаются к ее обширным незабываемым просторам и свободе.
В Урге, как и в любом другом большом торговом городе Центральной Азии, караванщики представляют особую касту людей, исполняющих роль портовых матросов. Среди караванщиков, к которым в наши дни примкнуло многочисленное братство водителей автомобилей, встречается уникальное собрание типов людей. Здесь есть русские, немцы, французы, монголы, китайцы, татары из Китайского Туркестана, киргизы и тибетцы – люди различных национальностей и различных социальных уровней, сыновья видных государственных деятелей, бывшие военные, торговцы и охотники, контрабандисты и бывшие преступники, которые ищут безопасности в свободных просторах пустыни. Вся эта разноцветная толпа людей, заполняющая постоялые дворы Урги, постоянно находится в поиске какой-либо работы. Руководителю экспедиции постоянно следует быть настороже, имея дело с людьми такого сорта. Они будут приходить к нему и заверять в своих наилучших намерениях, называть его отцом или братом, в зависимости от ситуации, и обещать быть послушными спутниками, готовыми к любой неожиданности. Я не сомневаюсь, что большинство этих людей обладает значительным личным мужеством, и многие были участниками кровавых дел, но для научной экспедиции, задачей которой является исследование, а не приключение или захват новых территорий, такие люди опасны и порой могут расстроить все предприятие
Когда мы набирали людей для нашего каравана и небольшую группу охраны, которая должна была защищать экспедицию во время ее прохождения через разбойничий район Центральной Азии, сотни людей – русские, эстонцы, монголы, китайцы и тибетцы – пришли к нам, чтобы предложить свои услуги. Кто-то распустил в городе и его окрестностях слух, что американской экспедиции требуется 900 человек. Они шли валом – безработные рабочие, сибирские казаки, бывшие монгольские солдаты и китайские кули. Все они уверяли нас, что им нечего терять, нечего оставлять, что жизни большинства из них полностью разбиты, и что они желают принять участие в научном приключении. Мы отослали назад большую часть наших посетителей и наняли лишь шестнадцать стойких монголов, чье прошлое и настоящее мы смогли установить у местных жителей. Было трудно найти подходящих людей среди тибетцев Урги, так как некоторые из них пожелали вернуться на родину. Казалось, что они предпочитают легкой жизни в Урге – жизнь в Лхасе.
Через месяц мы набрали достаточное количество людей рабочими лагеря, которые могли бы стать боевой силой в случае конфликта с бандами грабителей. Вскоре штаб-квартиры нашей экспедиции и два прилегающих к ним двора, находящиеся в Урге, были запружены толпой. Было поставлено несколько палаток, в которых расположились сопровождающие нас люди, устроены хранилища и размещены запасы. Во втором дворе стояли лошади нашего конвоя, привязанные веревками к кольям. Часовые расположились у входа, чтобы не пускать посторонних. С экспедиционной охраной ежедневно проводили военную подготовку. Их учили обращаться с огнестрельным оружием. Каждый должен был знать, как вести себя в случае боя на коне и без коня, как ухаживать за своим оружием и лошадью. Кроме того, он должен был знать обязанности часового, учился подавать сигнал и осуществлять разведку, чтобы противостоять любой опасности.
Многие мужчины в прошлом были охотниками. Все они умели метко стрелять и хорошо ездить верхом, что немаловажно в экспедиции, чтобы не повредить спины и сберечь животных. Кроме военной тренировки и упражнения в стрельбе, людей обучали ставить и снимать палатки. Все это они должны были уметь делать при необходимости быстро разбить лагерь после долгого и трудного дневного перехода.
В Урге к экспедиции присоединился Портнягин из Харбина, молодой человек, имеющий опыт в трудных путешествиях по монгольской пустыне Гоби, человек большого личного мужества.
Г-жу Рерих в путешествии сопровождали ее личные помощницы, две местные девочки-казачки, хорошо подготовленные к предстоящему трудному путешествию. Отличительной особенностью нашей экспедиции стало присутствие в ней трех женщин, которые переносили все тяготы путешествия наравне с мужчинами. У всех мужчин экспедиции они вызывали глубокое уважение своей замечательной стойкостью в самых изнуряющих условиях и в моменты физической опасности.
28 марта мы с радостью приветствовали наших американских сотрудников, г-на и г‑жу Лихтман, которые приехали в Ургу, привезя с собой провизию и снаряжение для экспедиции. К экспедиции также присоединился доктор Рябинин, наш старый друг, добровольно пожелавший сопровождать нас в качестве медицинского консультанта. Знания, которые он имел, будучи врачом и дантистом, делали его пребывание в экспедиции очень полезным. Г-н и г-жа Лихтман привезли с собой некоторое лагерное снаряжение и палатки, а кроме того, крайне необходимую зимнюю одежду и ящики с медикаментами, которые прислали г-н Л.Л.Хорш и г-н С.Н.Рерих. Новые палатки из Нью-Йорка, так называемого канадского образца, имели конусообразную форму, опирались только на один шест с двумя распорками, предназначенными для поддержания углов, и шитый квадратный пол. Эти палатки имели огромное преимущество в том, что были чрезвычайно легкими. Одну такую палатку можно было без труда нести на спине, а вьючная лошадь или мул могли везти сразу четыре. При разбивке лагеря такую палатку мог бы установить один человек. Они выдерживали штормовые ветра и бури тибетских нагорий и оказались очень ценным дополнением к нашему лагерному снаряжению. Прибытие ящиков с медикаментами избавило нас от большого беспокойства: в Урге было невозможно пополнить наши походные аптечки, и мы обрадовались, получив богатое подкрепление из Нью-Йорка.
Старые экспедиционные палатки нуждались в основательном ремонте для того, чтобы они могли выдержать повторный переход через пустыню. Все деревянные колья, пригодные для мягкой песчаной почвы, были заменены на железные, единственно подходящий материал для каменистой почвы пустыни. К тому же мы приобрели несколько китайских май-ханов, или палаток из голубой ткани, поддерживаемых двумя шестами и одной горизонтально расположенной перекладиной. У них была чудесная овальная форма, и они стояли прочно под ударами штормовых ветров. Главным образом, такие палатки использовали в караванах и были водоне-проницаемые, а их единственный недостаток был в том, что они пропускали холод. Мы не взяли с собой войлочные монгольские юрты, так как установка их деревянных каркасов отнимала много времени, и они становились чрезвычайно тяжелыми после дождя или снежного бурана. Во время нашей последующей вынужденной задержки на тибетском нагорий мы часто сожалели, что не имели ни одной зимней юрты. Починка старых палаток и укрепление новых заняли много времени, и прошел целый месяц, прежде чем все – колья, веревки, мешки для палаток и т.д. – было готово и имело нужное качество.
Также большого внимания требовало седельное снаряжение. Из Нью-Йорка мы получили два западных седла, два чудесных седла для степных лошадей Центральной Азии. Достать европейские седла в Урге было невозможно, а монгольский эскорт не умел ездить верхом в обычном английском седле. Нам пришлось покупать казацкие седла, которые продавали на рынке Урги Они были удобны и хорошо подходили для степных лошадей Крайне важно иметь хорошие седла для верховой езды и вьючных животных, чтобы не повредить спину и уберечь животных. Уздечки тоже должны быть тщательно подобраны. Уздечки с толстыми удилами бесполезны для степных или горных пони Центральной Азии. Для них идеальны казацкие удила. Центральноазиатская лошадь очень своенравна и имеет переменчивый характер, ей необходимы крепкие удила, чтобы она не понеслась – привычка, к которой склонно животное.
Зимняя одежда для членов экспедиции тоже вызывала много беспокойства. Урга не была идеальным местом, где можно было приобрести обмундирование. Мы были вынуждены купить китайские дубленые овчины и сшить из них теплые спальные мешки и шубы. К тому же, на рынке мы отыскали несколько сибирских меховых шуб из тяжелой овчины. Каждый член экспедиции был экипирован парой теплых сапог на меху, или ичигами, которые носят в основном в Монголии и Сибири.
Необходимо было также привести в порядок продовольственные запасы Все это потребовало очень много времени и энергии от европейского персонала экспедиции.
Наше пребывание в Урге быстро подходило к концу, и дата отъезда, намеченная на 15 апреля, была уже близко. 14 апреля ворота владений экспедиции широко распахнулись для въезжающих автомобилей.
IX
УРГА – ЮМ-БЕЙСЕ КЮРЕН
13 апреля 1927 г. вся экспедиция поднялась еще до рассвета. Мы собирались отправиться в путь пораньше, чтобы пройти максимально возможное расстояние. Первый этап маршрута пролегал по долине реки Толы и, по словам проводников, был сравнительно легок для груженных автомобилей. Три грузовика экспедиции были загружены днем ранее, и остались только два «доджа», предназначенные для людей и легкого багажа, который нужно было привязывать к бортам на время движения. К одиннадцати часам все было готово, и большие ворота штаб-квартиры экспедиции распахнулись. Друзья – и европейцы, и монголы – собрались проводить и пожелать удачи членам экспедиции. Монголы болтали с родственниками, ламы бормотали молитвы и развешивали церемониальные шарфы, или хатыки, на автомобилях. Наших тибетцев окружила толпа их соотечественников, прибывших повидать нас. Тибетский персонал экспедиции очень гордился винтовками и настаивал на поездке с приткнутыми к стволу штыками, украшенными хатыками. Члены экспедиции выглядели очень воинственно в меховой одежде цвета хаки, перетянутой ремнями. Все это являло собой весьма красочное зрелище, в котором перемешались европейские и азиатские элементы.
Неожиданный и неприятный сюрприз преподнес водитель грузовика. Он забыл возобновить монгольский паспорт и оформить разрешение на пересечение границы для автомобиля. За две недели до отъезда мы предупредили водителей: иметь все необходимые документы готовыми до 13 апреля. Только два дня назад я спрашивал их об этом, и все подтвердили наличие паспортов для себя и разрешений на пересечение границы для автомобилей. В целом ситуация складывалась очень неприятно, и нам пришлось отложить отъезд до вечера и отправиться за разрешением в транспортный департамент. Без него таможенные власти не позволили бы автомобилям экспедиции выехать из города. Не было никакой надежды на оформление документов в такое короткое время. Обычная процедура оформления занимала три-четыре дня. Но благодаря неутомимой помощи наших монгольских друзей и любезности монгольского министра финансов, документы были все-таки оформлены и получены. Около пяти часов вечера колонна экспедиционных автомобилей начала свой длинный путь через Западную Гоби. Некоторое время нас сопровождали друзья и сотрудники: г-н и г-жа Лихтман из Нью-Йорка, доктор Джамсарано, секретарь Монгольского научного комитета, и другие друзья из Урги.
За мостом через реку Толу мы все вышли из автомобилей и послали последние прощания и пожелания цивилизованному миру и нашим американским друзьям, которые должны были возвратиться самолетом из Урги в Верхнеудинск.
«Привет всем Нью-Йоркским друзьям! Ждите новостей!» – были последние слова профессора Рериха, когда колонна экспедиции начала путь в западном направлении по долине реки Толы. Колонна тяжело загруженных грузовиков с людьми, восседавшими поверх грузов, напоминала огромное чудовище.
Первые пять миль дорога была хорошей, несмотря на мокрый снег, который сделал ее грязной и скользкой. На седьмой миле мы въехали в глубокий снег. Один из наших «доджей» глубоко завяз. Мы все пытались вытащить его, но без особого успеха. Задние колеса увязли слишком глубоко. Тем временем три грузовика, задержавшиеся ненадолго у моста через Толу и поехавшие окружной дорогой, оказались теперь немного впереди нас. Мы сделали несколько выстрелов, чтобы привлечь их внимание. Один из грузовиков остановился, и нам на помощь прибыли люди с лопатами и веревками. Объединенными усилиями «додж» был вытянут, и мы смогли продолжить поездку. Стемнело, мы едва различали дорогу перед собой. Около десяти часов вечера решили разбить лагерь на берегу реки под несколькими ивами. Это были последние деревья, которые мы видели во Внешней Монголии. Переход этого дня был короток, всего около двадцати миль, но нам всем было приятно оказаться снова на открытой местности и почувствовать перед собой пустыню.
После большой сутолоки в темноте все палатки были расставлены, и мы обрели заслуженный отдых после утомительного дня. Примерно в шести милях на дальнем берегу реки виднелись слабые огни Сангинской ветеринарной станции. К юго-востоку от нашего лагеря возвышался западный отрог горного массива Богдо-ула, а к юго-западу расстилалась слегка холмистая местность, где находилась долина Толы. Ночь была удивительно ясной, но очень холодной, термометр показывал около -25°С.
Мы свернули лагерь прекрасным солнечным утром. Окружающие горы резко выделялись на бледном фоне северного неба. Собирались сделать длинный переход. Местность представляла собой типичное ровное монгольское пастбище. Повсюду виднелись низкие гребни холмов, слегка покрытые травой. Долина реки Толы была шириной от трех до четырех миль. Местность спускалась к реке большим количеством плоских уступов. Дорога в целом была хорошей, т.к. земля была еще сильно проморожена. Но в нескольких местах наш путь проходил через одну или две узкие полосы песчаных дюн, в которых наши автомобили увязали. Но большей частью дорога была свободна от снега, который лежал только в узких боковых долинах и оврагах по сторонам. Людей на пути встречалось очень мало. Ни автомобили, ни караваны не нарушали тишины окружающей местности.
Вечером миновали пару монгольских юрт с несколькими отарами овец поблизости. Остановились на ночь на открытом плато, расположенном на берегу реки Толы. Расстояние, пройденное за день, составляло более шестидесяти двух миль. Ночь снова была холодной, термометр показывал -15° С, а пронизывающий северо-западный ветер делал холод еще крепче.
15 апреля мы снова начали движение очень рано в надежде достичь монастыря Нга-Ванг Церен кюрена, расположенного к северо-западу от изгиба реки Толы. Местность представляла собой тот же самый плоский ландшафт, что и днем ранее. Здесь и там монотонность плоских травянистых холмов нарушалась выветренными массами гранита и порфира. Путь был легок и так гладок и прям, что наши автомобили смогли развить большую скорость, особенно последние пятнадцать миль. Так мы ехали по Саин-Нойнской дороге, по которой следовала третья азиатская экспедиция Американского музея естественной истории в 1922-1923 гг. Геологию бассейна Толы изучали и описывали профессор Чарльз П.Беркли и доктор Фредерик К.Моррис, проведшие геологические исследования, и нет необ ходимости описывать его повторно, поскольку регион посещался многократно американскими и русскими учеными.
Мы были вынуждены разбить лагерь раньше, чем предполагали, возле маленького оврага, заполненного снегом. Несколько монгольских погонщиков верблюдов, которых мы встретили на пути, сообщили об отсутствии воды до Нга-Ванг Церен кюрена, поскольку река Тола протекала на значительном расстоянии от маршрута и была все еще замерзшей. Нам пришлось растопить снег, чтобы получить питьевую воду. Ночь была опять очень холодной – около -17° С. Обжигающий ветер, который начался вскоре после заката, к полуночи стих, и остальная часть ночи прошла спокойно.
16 апреля мы ехали по хорошей каменистой дороге часа два, прежде чем увидели дуган, или собор Нга-Ванг Церен кюрен, на противоположном берегу реки. Недалеко от монастыря мы ушли в сторону от долины реки и поехали через низкий гребень – самый большой отрог гор Долон-кара. Около полудня мы достигли монастыря Тукхумун Дугана, или Дуган-сума, расположенного к северу от соляного озера, называемого Ике Тукум-нор. Озеро занимало неглубокую впадину длиной около четырех миль и шириной около трех. Оно все еще было покрыто льдом, и значительные слои солевых пластов виднелись на берегах.
Монастырь известен ду-кхангом, или залом для собраний, построенным в тибетском стиле с очень хорошей деревянной резьбой. В зимние месяцы это место почти пустынно, но летом число обитателей превышает триста человек. В монастыре побывал генерал П.К.Козлов на пути к мертвому городу Кара-кхото во время своей знаменитой экспедиции 1907-1908 гг. Мы сделали только кратковременную остановку, чтобы осмотреть здания, и продолжили наш путь в Мише-Гун.
После двухчасовой езды по хорошей дороге, во время которой пересекли несколько мелких ручьев, мы достигли Мише-Гун кюрена, большого ламаистского монастыря с колонией русских торговцев, проживавших поблизости. Остановились около монастыря, чтобы позавтракать, и через час продолжили путь на юго-запад через холмистую местность. Сразу за монастырем находился низкий, но крутой перевал и это была единственная значительная трудность, с которой мы встретились, пытаясь провести по нему наши тяжело груженые автомобили. Мы проехали более двадцати пяти миль по однообразной дороге и остановились лагерем на южных берегах двух маленьких соляных озер, расположенных в неглубокой впадине, окруженной со всех сторон низкими холмами. Почва вокруг озер была очень засолена и во многих местах заболочена
Дни становились все более теплыми, и мы заметили несколько сурков, которые закончили зимнюю спячку
На следующий день мы снова бросили вызов нагорной пустыне, незаметно повышающейся к юго-западу, где пролегала горная страна Хангай. Холодный пронизывающий западный ветер покрывал волдырями наши лица и продувал тяжелую меховую одежду. Почва была каменистой и твердой, и автомобили хорошо шли в колонне. Мы пересекли ряд волнистых холмов, среди которых возвышались одинокие выветренные скалы и плоско обрубленные утесы. В одной из долин, находящейся между двумя низкими грядами, с нашего первого автомобиля, в котором я ехал, заметили странный продолговатый предмет, обернутый в тряпки и лежащий на дороге. Я вышел из машины и обнаружил труп маленького ребенка, обернутый в ветхое тряпье и частично объеденный волками. Кочевые монголы бросают тела умерших детей возле дорог, чтобы проезжающие путешественники могли помолиться за их души. На двенадцатой миле мы проехали мимо огромной каменной человеческой фигуры – одной из тех, которые изобилуют на степных просторах Северной Монголии и Джунгарии к северу от гор Тянь Шаня. Эти фигуры, вероятно, представляли собой надгробные памятники вождям, которые, как правило, изображены держащими в руке чашу с горящим огнем – символ, возможно, связанный с древним культом огня у монголов.
Местная легенда о каменном изваянии гласила, что в древние времена здесь жил могущественный предводитель разбойников, который наводил ужас на окружающих, разорял стоянки кочевников и угонял их стада. Став старым и слабым, он дал обет сделать хорошее для соотечественников. Когда он умер, его дух был найден воплощенным в каменное изваяние. В настоящее время статуя считается обликом местного божества – духа-охранителя рогатого скота и людей. Местные кочевники и редкие путешественники, кому случается идти этим путем, делают возлияния масла и возложения цветной ткани. Эту историю рассказал тибетский проводник, который провел много лет в этой области, собирая монгольские подношения, причитавшиеся Его Святейшеству Далай ламе, после того, как его резиденцией стала Урга в 1904 г.
В нескольких милях от каменного изваяния мы встретили маленький верблюжий караван, который шел от Улясутая в Ургу южным маршрутом. Мы очень хотели узнать о нашем караване с горючим для автомобилей, который вышел из Урги месяцем раньше, но погонщики верблюдов не знали о нем. Очевидно, начальник каравана выбрал другой маршрут или следовал северным путем через монастырь Эрдени Дзу.
Поздно вечером мы достигли северных отрогов Онгин-гола. На подходах к переправе через реку наш путь пересек обширную твердую каменистую равнину. Неподалеку от переправы стояли три монгольские юрты, жители которых пришли к нам на помощь. Три наших грузовика остались позади из-за повреждений колес, и мы решили пересечь реку в легковых «доджах» и подождать остальную колонну на другом берегу. Река протекала по широкой однообразной долине и имела несколько русел. Дно, покрытое гравием, в основном было твердым. Только мой автомобиль заехал на песчаную полосу, и его пришлось вытаскивать.
Грузовики до самой ночи не смогли добраться до реки. В полной темноте мы могли видеть только свет их фар, быстро приближающийся по широкой каменистой равнине. Грузовики не смогли пересечь реку тем же вечером, и им пришлось стать лагерем на другом берегу. Мы остались без палаток и продовольствия – неприятная ситуация, если учитывать ночной холод и возможность снегопада или бури. Наконец решили нанять лошадей у местных монголов, чтобы переправить необходимые палатки, постели и ресурсы. После некоторых переговоров и обсуждений относительно цен восемь оседланных лошадей были приведены в лагерь, и мы поехали к реке. Было совсем нелегко заставить животных войти в холодную воду. Они храпели и вставали на дыбы. После многих усилий и криков мы переправились и загрузили лошадей палатками и ящиками с продовольствием. Некоторые из нас прикрепили легкие вещи к седлам. Лошади вырывались и мчались прочь со своими всадниками. Один из водителей был серьезно испуган, стараясь удержаться в седле. Мой конь отчаянно лягался, когда я привязывал мешок с палаткой к седлу.
Поздно ночью лагерь был развернут, и каждый смог разместиться в своей палатке. Ночь была ясной, ветер угнал прочь облака, и они нависли над цепью гор на юго-западе.
Следующее утро потратили на переправу трех грузовиков. Два из них переправились через реку без каких бы то ни было проблем, но третий завяз в песке, и пришлось организовывать лошадей, чтобы его вытащить. Около полудня вся колонна экспедиции собралась на западном берегу реки. Мы решили затратить время на краткое посещение Удзен-Ван и нанять монгольского проводника, который знал бы маршрут к Юм-бейсе кюрену. Водители, знавшие довольно хорошо путь до Онгин-гола, не знали ничего об остальном пути до Юм-бейсе. Часовая поездка привела нас к Удзен-Вану, где располагались большой ламаистский монастырь, местный ямень, или административный центр, и несколько русских торговых учреждений, включая местное отделение Монгольского центрального кооператива. В то время как некоторые из нас искали хорошего и надежного проводника, большая толпа одетых в красное лам, монгольских чиновников и мирян собралась вокруг автомобилей. Они пытались разузнать о нашем пути и намерениях. Через некоторое время проводник был найден. Это был морщинистый старик лет шестидесяти, носивший меховую шапку ламы и выцветшие желтые лохмотья, которые служили ему верхней одеждой. Нам сообщили, что он был опытным проводником и знал местность хорошо.
После кратковременного пребывания в Удзен-Ване мы продолжили свой путь через каменистую равнину в южном направлении. После двухчасовой езды поднялись на крутой песчаный холм. Нашим людям пришлось помогать тяжело груженым грузовикам, и много времени было потрачено, прежде чем все три машины благополучно преодолели перевал. Спуск был пологим и вел к широкой открытой равнине, покрытой гравием. Мы остановились на ночь лагерем на этой равнине примерно в тридцати милях к юго-западу от Удзен-Вана и недалеко от главного русла Онгин-гола. К счастью, вечер и ночь были безветренными, иначе было бы трудно сохранить палатки на открытом пространстве.