Алтан-усу и горы южнее ее часто посещались грабителями, и банды Джа ламы все еще действуют в многочисленных узких ущельях. Сильно пересеченная местность и запутанная система массивных скалистых холмов напоминает одну из границ Афганистана. Местность изобилует укрытиями для грабителей, используемыми всевозможными преступниками, которые заполонили торговые маршруты.
Поэтому мы решаем предпринять все возможные предосторожности и посылаем разведывательный отряд перед основной колонной каравана. С этого времени лагерь должен защищаться удвоенным количеством часовых в ночное время и все должно быть устроено так, чтобы в любой критической ситуации около половины охраны было готово к действию. Для этого решено, что половина людей будет спать вооруженными и одетыми.
На следующий день (9 мая) мы дали верблюдам краткий отдых и отправились в путь только в четыре часа дня. Дорога поднималась на плоский мыс и вела в узкое ущелье. В некоторых местах мы находили высушенную траву и следы лошадиных копыт. Очевидно, люди были недалеко. Наши проводники часто поднимались на близлежащие холмы и внимательно исследовали местность.
Наши разведывательные группы обыскивали ущелье перед колонной каравана и сообщали знаками, если проход был свободен. Некоторые из караванщиков, у которых не было оружия, несли палаточные шесты, помещенные в ружейные чехлы. С расстояния это выглядело, как будто бы целый караван был вооружен до зубов. Мы прошли мимо места бывшего лагеря, следов очагов из камня, куч аргала и лошадиного навоза. Навоз был все еще свежим, и все выглядело так, как будто лагерь был перемещен только за несколько дней до нашего прихода. Наши проводники сообщили, что во времена Джа ламы ущелье охранялось крепким фортом с вооруженными бандитами.
Мы пересекли крутой перевал, который вел через горы Артсегин-нуру, вступили на широкую каменистую равнину и остановились только в одиннадцать часов в полной темноте. Пока еще не встретилось никакой воды, хотя около лагеря располагалось сухое русло реки. На юге-юго-западе возвышался массивный Икхе Мацу Шань и его продолжение Бага Мацу Шань. Весь этот район был когда-то местом действий Джа ламы и его банд. Его бывшие последователи часто посещают близлежащие горы и часто грабят караваны, так как память о Джа ламе все еще живет среди его людей. Китайские власти из Аньси неспособны остановить разбой и предпочитают оставить все так, как есть.
Вокруг нашего лагеря мы находим многочисленные пустые патроны, напоминание о присутствии разбойников. Наш монгольский проводник-лама сказал, что на этом месте было большое сражение. Позже мы находим многочисленные скелеты мертвых лошадей и верблюдов в ложбине недалеко от нашего лагеря. Караван был уничтожен здесь.
Портнягин и я охраняли лагерь по очереди. При обходе лагеря мы обнаружили огромные фигуры ступ, построенные из белого булыжника на черном гравии. По словам монголов, это была работа пленников Джа ламы. Это место называется Сукхаи-Бом, оно получило свое название от кустов можжевельника, найденного недалеко отсюда.
Ночь была тихой, и мы не заметили ни людей, ни животных поблизости.
В путь мы отправились днем. Земля стала сырой, и мы проходили через большие участки земли, покрытые соляной коркой. Верблюды, чувствуя присутствие воды, передвигались быстрее. Все было тихо, так как караванные колокольчики были связаны, как предосторожность против возможных столкновений.
Мы послали наш разведывательный отряд вперед, чтобы найти место для лагеря на ночь. Высокие силуэты наших людей на верблюдах исчезли в темноте. Мы знали, что находимся недалеко от крепости Джа ламы, которая все еще была занята остатками его людей. Караван перестроился в компактную колонну, и наездники были выдвинуты, чтобы защитить фланги.
Внезапно мы увидели огонь, блеснувший на расстоянии. Был ли это лагерь кочевников, или это были наши люди? Караван остановился, и мы с Портнягиным отправились на разведку. Скоро мы услышали голоса наших людей, ориентирующие нас в темноте.
Мы решили остановиться здесь, так как местность была трудной для продвижения ночью. Был найден ручей с пресной водой, и мы могли напоить верблюдов. Через час маленький ровный участок земли был покрыт палатками и лагерь засветился в темноте, бросая вызов крепости, которая, как упоминалось выше, была недалеко отсюда.
Ночью лагерь охранялся удвоенным количеством караульных, а остальная охрана экспедиции получила строгий приказ быть готовой к любой опасности. Люди спали вместе с оружием. Ночь была исключительно темной из-за облаков, но соседние холмы казались полностью безлюдными
Ранним утром мы довольно сильно удивились, неожиданно обнаружив устрашающий замок Джа ламы непосредственно к югу от нашего лагеря. Не было никаких сомнений в том, что необходимо занять замок, вместо того чтобы оставаться в лагере, так как в случае, если он занят грабителями, они могли бы легко напасть на наш лагерь. Ранним утром профессор Рерих решил разведать окружающую местность и занять форт. Следуя его инструкциям, я приказал половине нашей охраны сопровождать нас с Портнягиным к крепости. Люди, обычно весьма дисциплинированные, ответили дружным отказом. Они сообщили нам, что были готовы бороться против китайцев, тибетцев или монголов, но никогда не будут входить в крепость Джа ламы или драться с его людьми.
Все наши убеждения были тщетны, и мы должны были идти одни. Было решено, что мы должны подать знаки нашими винтовками с вершины сторожевой башни, в случае если крепость будет безлюдной. Выстрелы с нашей стороны означали бы, что мы встретились с каким-то сопротивлением. Мы быстро продвинулись и заняли первую сторожевую башню, откуда мы могли легко наблюдать за крепостью. Она казалась полностью безлюдной. Тогда мы вошли в первый внутренний двор. Мертвая тишина. Ни собак, ни людей, только кучи мусора, оставленные прежними жителями Второй двор был также пуст.
Крепость стоит на небольшом холме, тыльной стороной к невысокому гребню, который является частью Бага Мацу Шаня. Основное здание, которое служило резиденцией самого Джа ламы, представляет собой двухэтажный квадратный дом с плоской крышей, имеющий маленькие подобия башен, выступающих на каждом из четырех углов. К нему ведут два внутренних двора, окруженные высокими кирпичными стенами. Во внутренних дворах расположены помещения для охраны, конюшни и складские помещения. В самом доме большая дверь. На первом этаже – большой зал с очагом в центре. Маленькая каменная лестница ведет на второй этаж, где были расположены личные комнаты Джа ламы. Крепость выглядела совершенно запущеной. Комнаты и потолки почернели от пожара. Окна не имели рам, и состояние полов было такое, что они могли бы выдержать только двух или трех человек одновременно. Внутренние дворы были полны мусором и грязью, скелетами рогатого скота и собак.
Крепость была защищена несколькими концентрическими поясами стен с башнями. Соседние холмы и скалы, возвышающиеся над крепостью, были увенчаны сторожевыми башнями, каждая из которых, вероятно, имела свой собственный маленький гарнизон. Вне стен крепости – кучи отбросов и заброшенные каменные очаги, ведь во времена Джа ламы крепость была окружена огромным поселением бродяг, состоящим из нескольких сотен палаток. Теперь все разрушено, но монголы говорят, что люди Джа ламы все еще часто посещают это место, используя его как зимние жилища. Профессор Рерих сделал эскиз этого безлюдного замка, окутанного многочисленными легендами.
После исследования остальной части крепости и соседних сторожевых башен мы возвратились к первой из них и подали знак, что крепость пуста. Возвращаясь в лагерь, мы встретили нашу охрану, идущую в форт. Теперь, когда все знали, что он пуст, они решились осмотреть его.
Наши погонщики верблюдов обнаружили ниже в долине китайский караван из Коко-хото, направляющийся в Ку-ченг. Это были торговцы из Коко-хото, которые предварительно подписали «соглашение о неприкосновенности» с грабителями. Мы послали одного из наших людей, чтобы поговорить с китайцами. Он нашел в их палатке подозрительно смотрящего вооруженного торгута, который поинтересовался, сколько у нас людей и сколько оружия. Он, кажется, был одним из последователей Джа ламы, и его лагерь находился в холмах к западу от крепости. Он сообщил нашему человеку, что несколько семейств бывших разбойников живет по соседству. Он жаловался на недостаток снаряжения и использовал старое фитильное ружье, для которого он мог приготовить что-то сам. Его карабин Маузера лежит без дела в палатке, так как он не может обеспечить достаточно патронов к нему. Согласно его утверждениям, около двух сотен людей все еще укрываются в холмах к северу и юго-западу от Мацу Шаня.
Позже некоторые из разбойников пришли в наш лагерь. Их тела были прикрыты лохматыми шубами, и они носили меховые шапки или синие платки, повязанные вокруг головы. Их вооружение состояло из старых берданок, карабинов Маузера и устарелых фитильных ружей. Они живут за счет выращивания рогатого скота и охоты. Холмистый район вокруг Мацу Шаня изобилует дичью. Меха позже продаются на рынках в Аньси и Ю-мен шина или используются самими охотниками.
Наше оружие, кажется, произвело на разбойников сильное впечатление, и после короткого визита они ушли. Один из наших тибетцев имел неприятный опыт встречи двумя месяцами ранее с отрядом казаков-киргизов, прежде состоявших на службе у Джа ламы. Он пересекал Гоби около Алтан-усу с тибетским караваном, когда был задержан бандой вооруженных киргизов. Группа всадников появилась из-за небольшого холма, спешилась с лошадей и заняла позицию позади холма. Тибетцы были хорошо вооружены огнестрельным оружием и решились ответить на огонь. Нападавшие киргизы, вероятно, поняли их намерение и послали человека, чтобы поговорить по этому делу. После обычных вопросов о том, откуда караван идет и куда направляется, киргизы пригласили тибетцев выпить араки, или китайский коньяк, по случаю китайского Нового года. Тибетцы должны были принять приглашение, но выставили охрану на все время, и руководитель каравана спрятал маленький браунинг в своем большом рукаве. Киргизы оказались бывшими солдатами Джа ламы. По словам нашего тибетца, они были все хорошо вооружены берданками и карабинами Маузера. Они не стали вредить каравану и спокойно уехали.
Около трех часов дня мы разобрали лагерь и долго шли вдоль Бага Мацу Шаня. После двух часов пути мы вошли в узкую горную долину, протянувшуюся с севера на юг, и пошли вдоль берега маленькой речушки, называвшейся Балгунтай. Река пересохла, но говорят, что она несет значительный объем воды в течение сезона дождей. Мы разбили лагерь на ровном участке земли, ограниченном маленьким ручьем со свежей водой. Мы повстречали отряд торгутов, едущих на охоту, один из которых был нашим вчерашним знакомым. У одного из людей было отрезано правое ухо, и вся их компания выглядела неприятно. Наши люди восстановили свое мужество и смеялись над вооруженными торгутами. Торгуты информировали нас, что основная масса их людей скрылась на севере, так как они боялись наступления китайских отрядов генерала Фена, которые шли к Хами.
На следующий день первые шесть миль путь следовал по долине реки Балгунтай. Долина во многих местах предоставляла идеальные места для стоянок кочевников, с хорошими пастбищами и родниками. В верхней части долины мы нашли большой верблюжий караван, расположившийся лагерем. Это была часть того же самого каравана, который мы встретили за день до этого.
Недалеко от верхней части долины Балгантай мы наблюдали большое стадо горных козлов на вершине крутого уступа на западе долины. Оставшуюся часть пути тропа вела по бесплодным каменисто-песчаным холмам. Мы разбили лагерь на ночь на маленьком плато недалеко от большой гужевой дороги Коко-хото-Хами.
Утром мы продолжили наш путь по горной долине, которая постепенно расширялась в плоскую долину со скудной травой. Для нескольких семейств торгутов с гор Савур, южнее озера Зайсан на русско-китайской границе, долина служила пастбищем. Мы остановились поздно ночью у подножья крутого утеса, увенчанного разрушенной сторожевой китайской башней. Маленький ручей дал достаточный запас воды для нашего каравана.
Следующим утром мы поднялись на утес, чтобы исследовать башню. Мы должны были взобраться по гладкой поверхности и скользким камням, на которые было очень трудно наступать уверенно. От башни почти ничего не осталось, кроме части стены.
Мы разобрали лагерь после полудня и следовали по долине, которая незаметно сужалась в сухое русло реки. Монгольский проводник сказал, что река текла здесь во время сезона дождей.
Мы остановились на ночь около маленького ручья, вытекающего из-под камня, который был замечен маленьким китайским мяо. Раньше храм украшало несколько изображений из глины, но теперь все разрушилось на части и внутренняя часть храма стала грудой развалин.
15 мая мы оставили позади холмы Пей Шань, которые возвышаются севернее низины Кансу. Эти холмы были увенчаны разрушенной китайской сторожевой башней, которая когда-то защищала эти пустынные места. Под палящим солнцем караван перемещался прямо к югу через беспредельную каменистую пустыню. К востоку протянулся невысокий гребень По-хсиен Шаня. Далеко к югу поднимались неотчетливые контуры северного хребта Нань Шаня. Равнина засушлива, ни ручья, ни колодца, но на расстоянии можно было разглядеть проблески строений китайских деревень и садов. Мы приближались к провинции Кансу.
После заката воздух значительно охладился и наши превосходные верблюды ускорили темп. Здесь и там мы замечали глубокие следы колес от тяжелых китайских повозок. Поздно вечером мы достигли реки Аньси-гол, или Су-ло хо, которая течет к Тунь хуану и по берегам которой проходил древний китайский военный путь. Мы решили остановиться на пару часов, чтобы дать отдохнуть людям и верблюдам, и послали нашего монгольского проводника разведать место брода через реку. Палатки не были поставлены, и все отдыхали на верблюжьей поклаже вокруг костров лагеря.
Тишина нашего лагеря была нарушена большим стадом овец, которое направлялось в Аньси. Стадо было доверено пожилой монгольской женщине, которая сообщила, что ее народ принадлежал к калкха монголам, но много лет назад они жили на краю Кансу продажей овец и овечьей шерсти на рынках в Аньси и Сучоу. Проводники посоветовали нам, что будет лучше для нас и наших верблюдов пересечь реку ночью, а горячую низину Кансу – во время прохладных утренних часов.
К трем часам дня караван бесшумно подошел к реке. Берега реки были покрыты песчаными дюнами, которые напомнили нам реки в далеком Китайском Туркестане. Русло Су-ло хо было очень широко, а дно – песчаным, но, к счастью для нас, река пересохла, т.к. вся вода ушла в каналы для орошения полей. Переправившись через реку, мы оказались на большой великолепной дороге, соединяющей Китай с отдаленной провинцией Шин-чан. Некоторое время мы следовали вдоль глубокого оросительного канала, который лежит к югу от дороги, и почти вошли в город Аньси, но тогда наши проводники внезапно решили повернуть обратно и пересечь канал где-нибудь вне города. Снова вся колонна каравана повернула и шла по своему следу, пока мы не нашли место переправы около китайской деревни.
Прекрасная дорога, соединяющая Пекин с Урумчи, столицей нового доминиона, представляет собой многочисленные глубокие следы колес. Здесь, около Аньси, она выглядела точно так же, как и в других частях Китайского Туркестана. Мы ожидали увидеть отряды, движущиеся по дороге, но не увидели никого, хотя нам говорили об их присутствии в большом количестве по маршруту. В этот ранний час дорога была совершенно безлюдна. Телеграфная линия на маленьких несчастных столбах следует вдоль дороги, соединяющей Ших-чан с Пекином.
Мы разбили лагерь около полудня в маленьком лесу, растущем по берегам притока реки Су-ло хо. Нирва ушел повидаться с некоторыми из его китайских друзей в деревне поблизости, а караван отдыхал в тени леса. Жара была угнетающая, и желтая завеса, оставленная позади прошедшей песчаной бурей, висела над местностью. Нирва вернулся в четыре часа с сообщением, что вдоль маршрута в Ших-пао-чьенг все благополучно и что мы должны отправиться в путь немедленно, чтобы достигнуть места назначения в течение дня.
Верблюды были загружены, и караван еще раз начал движение через горячую равнину у подножья Нань Шаня. Ни ветра, ни облаков, чтобы снизить дневную жару! Верблюды перемещались медленно, и часто испускаемый ими протяжный крик означал, что животные были измучены. Теперь они быстро теряли свою шерсть, и это причиняло нам много беспокойства. Способны ли мы достигнуть Ших-пао-чьенга прежде, чем начнем терять верблюдов? Люди должны были защитить их глаза ветвями деревьев, чтобы уменьшить ужасные отблески пустыни. После двух часов исключительных стараний мы вошли в узкое песчаниковое ущелье и пересекли небольшую седловину, которая отделяла низину Кансу от горной местности системы Нань Шаня. В горах стало значительно прохладней, и животные удвоили свой темп с возобновленной энергией. Мы спустились в широкую заболоченную долину. К югу от нее возвышался внушительный снежный пик Цаган Чулута. В долине располагались несколько монгольских лагерей и стада лошадей; рогатый скот и овцы оживляли картину. Мы разбили лагерь за пределами одного из монгольских поселений, на сухом участке земли.
Монголы вышли нас встречать и были чрезвычайно дружественны. Это были калкха монголы из хошуна Дайчинг-Вонг, которые иммигрировали в Кансу приблизительно десять лет назад. Они жили за счет выращивания рогатого скота и также поставляли животных китайским путешественникам, которые шли из Аньси в Ших-пао-чьенг. Среди них жили несколько торгутов с Ецин-гола, и одного из них мы приняли на службу в нашу охрану. В палатках монголов мы видели нескольких дед-монголов из Цайдама. Они живут выше в горных долинах и редко приходят к северным склонам Нань Шаня. Здесь мы купили нашу первую лошадь, драгоценную покупку, которая верно служила экспедиции долго, как Чу-на-кхе на тибетском нагорье, которая там и умерла от голода и солнца.
Наш доктор, который был одет в фиолетовое монгольское одеяние тибетских пуру, был принят всеми за ламу, и люди приходили просить благословения у него. В каждом лагере была большая потребность в докторе и его аптечке. Мы поставили только две палатки, а остальная часть отряда спала под открытым небом. Это была замечательная звездная ночь с видом на снега Цаган Чулута, ясно выделяющиеся на темном опаловом небе.
На следующий день мы начали движение поздно, к закату, и пересекли каменистую равнину, которая отделяла нас от гор. Расстояние от лагеря до подножия горы кажется пустяковым, но нам потребовалось полных три часа, чтобы пересечь равнину. Наше место назначения было Ших-бочен-ама, или вход в ущелье реки Ших-пао-чьенг. После вхождения в ущелье полноводной реки тропа следовала по левому берегу. Кусты ивы и тополя росли на плоских уступах. Мы остановились около одиннадцати часов на покрытом травой уступе, защищенном прекрасным старым тополем. Воздух был чудесно прохладен, и мы все отдыхали после гнетущей жары Кансу.
Следующим утром мы продолжили движение по речному ущелью, которое расширялось, как только горы по обеим сторонам отступали. У нас произошел неприятный случай с верблюдами, и все дело могло бы легко закончиться бедствием, так как невозможно управлять караваном испуганных верблюдов. Мы спокойно двигались по тропе, когда внезапно маленький осел выскочил из кустов. Этого было достаточно для верблюдов. Передний верблюд подскочил, сбросил наездника и побежал в панике к краю долины. Остальные верблюды последовали его примеру; некоторые сбросили свои грузы, остальные галопировали за первым. Было удачей, что верблюд госпожи Рерих и остальные наши ездовые верблюды были вовремя остановлены и не убежали. Сидя верхом на нашей новой лошади, я мог видеть, что отряд нашего первого верблюда с некоторыми из наших людей исчезает в оживленном галопе за невысоким уступом горы. Я поторопился к месту действия, чтобы найти погонщика верблюдов, лежащего без сознания на тропе, и остальных верблюдов, сбрасывающих грузы. У бедного погонщика был серьезный сердечный приступ после падения, и ему была необходима врачебная помощь. После больших усилий остальные погонщики и наши люди овладели верблюдами, но потребовался почти полный час прежде, чем мы привели все снова в походный порядок. Многие верблюды сильно кровоточили, так как носовые палки, с помощью которых верблюды были привязаны друг к другу, порвали их ноздри.
Сразу за большой китайской фермой мы вошли в прекрасный еловый лес, недалеко от каменных башен с древним каменным изображением Майтрейи, вероятно, относящегося к периоду, предшествующему десятому столетию На пути в Монголию Далай лама объявил, что это каменное изображение появилось чудесным образом на поверхности камня, и заказал маленькую часовню, которую нужно было установить над ним. Изображение представляет собой стоящего Майтрейю, и теперь оно является объектом поклонения среди местных монголов.
После прохождения китайской фермы с ее тенистым лесом мы повернули на юго-запад через песчаное плато и пошли по местности, пересеченной невысокими песчаными валами. На нашем пути мы снова встретили реку, которую при нашем движении мы переходили, по крайней мере, десять раз. Недалеко от реки мы встретили прекрасно выглядящего дед-монгола, едущего на большом верблюде. Он носил темно-синий халат, отороченный мехом выдры, и маленький белый фетровый головной убор своего племени. Его сопровождала жена, едущая на лошади. У них украли верблюда, и они ехали ловить вора.
После краткой беседы с парой монголов, которые оказались старыми знакомыми монгольских проводников и тибетца, мы продолжили движение. Монгол сообщил нам хорошие новости о Ших-пао-чьенге. Глава монголов оставался в оазисе и имел много хороших верблюдов в своем распоряжении.
Песчаниковые холмы становились все выше и выше, и их выветренные и разрушенные вершины напоминали фантастические замки и цитадели. Недалеко отсюда в этих холмах расположены маленькие Чен-фо-тон, или пещеры Тысячи Будд, посещенные сэром Аурелом Стейном во время его второй экспедиции в 1908-1909 гг.
Мы разбиваем лагерь поздно вечером на маленьком плато на берегу реки. На другом берегу блистают огни лагеря большого китайского каравана из Ю-мен шина, маленького городка восточнее Аньси. Китайские торговцы из Кансу проводят летние месяцы, торгуя среди монгольских племен в более высотных долинах Нань Шаня. Они содержат свои собственные большие караваны верблюдов и перемещаются с места на место, продавая китайские шелка, европейскую ткань, металлическое оборудование, рис, муку, получая в обмен верблюдов, овец, овечью шерсть, рогатый скот и лошадей. Вся торговля производится посредством обмена и, в значительной степени, основана на кредите, но не до такой степени, как в Кхалка Монголии до независимости. В окрестностях большого монгольского поселения или палаток старшин вы всегда найдете синюю палатку китайского торговца.
На следующее утро мы рано отправились в путь, и к десяти часам колонна каравана двигалась по речной долине. Растительность была все еще скудной. То здесь, то там росли кусты можжевельника и маленькие кусты ивы. Ущелье расширилось, и мы еще раз восприняли на расстоянии волшебство Цаган Чулута. Перед ним простиралась обширная равнина – оазис Ших-пао-чьенг. На нашем пути мы прошли несколько полей, обрабатываемых несколькими китайскими поселенцами, которые арендуют землю у местного главы монголов. Река разветвилась в многочисленные каналы, которые разрезали болотистую равнину. Позади темной линии оазиса лежали большие пространства пестрого гравия со скудными кустарниками. Я проехал вперед, чтобы найти место для нашего лагеря. С большими трудностями мы прошли через болота оазиса. Несколько раз верблюд нашего тибетского проводника тонул по колено и моя собственная лошадь падала в грязь. После часа поисков мы находим временное место для лагеря на песчаном плато, возвышающемся над одним из многих притоков реки. Остальная часть колонны каравана медленно перемещается в лагерь, и мы ставим наши палатки. Это был конец нашей поездки на верблюдах, и мы должны были позволить погонщикам идти и снимать грузы. Один из погонщиков был болен в течение нескольких дней и теперь попросил нашего доктора дать ему какое-нибудь лекарство. Доктор обнаружил у него пневмонию и слабое сердце. У этого человека не было надежды на выздоровление, и он умер на следующий день.
В тот же день нашего прибытия нас посетил местный монгольский старшина Мачен, толстый человек лет пятидесяти с хитрым взглядом. Он сообщил, что готов помочь экспедиции и даже может снабдить ее верблюдами и лошадями для поездки в Нагчу. Также он сказал, что в Ших-пао-чьенге довольно трудно найти достаточно провизии, но он может нам помочь получить продовольствие из Аньси или Чанг-ма пао-тзу, крупного китайского поселения на востоке оазиса. Мы расстались хорошими друзьями, и он обещал посетить нас на следующий день.
XI