Люди богатые и с положением 2 глава

Но тут позвонила она и попросила занять столик возле окна. Может, она хочет исподтишка посмотреть на меня через оконное стекло и собирается сбежать, если мои вне­шние данные ее не устроят? Может, тут тщательно разра­ботанная операция, что-то вроде подставы, ловушки? Впро­чем, скорей всего, она просто страхуется. Я заказала кофе и стала ждать.

Она наконец явилась. Точно такая, как и описала себя. Длинноволосая блондинка, красивое, овальное лицо. Об­легающее платье и сногсшибательные парчовые сапожки в тон с сумочкой — мои стукалки шоколадного цвета не шли ни в какое сравнение.

— Ну, здравствуй, милая, — мы поцеловались, не касаясь друг друга губами.

Пока мы расправлялись с едой, ей несколько раз зво­нили, и я с удивлением обнаружила, что она свободно говорит по-арабски и по-немецки. Разговаривает власт­но, уверенно. Черт возьми, клиентам это должно очень нравиться. Она спросила о моем профессиональном опы­те. Немного работы с плеткой, немного стриптиза, все было очень давно, с клиентами не работала. Она кивну­ла.

Потом спросила, есть ли у меня кто-нибудь, и я ответила, что есть. Она сказала, что у нее тоже есть, и что он не знает, чем она зарабатывает на жизнь. Мне это показалось невероятным: телефон ее уже звонил не переставая.

Она заказала травяной чай. Я пила кофе. Я почувствова­ла всю силу ее взгляда, когда положила в чашку ложку сахара. Не могу точно сказать, что выражал ее взгляд — то, что она очень хочет сладкого чая, или то, что не одобряет свою несдержанность в этом вопросе.

— Ну что ж, теперь можно поговорить о нашей рабо­те. — Она произнесла это слово так, будто в нем было на несколько букв больше, чем надо: рабо-о-о-оте. — Ты ког­да-нибудь работала по уровню А?^:;'

Ну, в общем-то, да, но это было много лет назад. Кто знал, что необходимым условием для этой работы являет­ся университетское образование? Может быть, клиенты нынче стали умней и образованней, чем я предполагала?

— По уровню А?

— Как бы вам объяснить, — голос ее понизился до ше­пота, — уровень А — это, так сказать, анальный вариант.

Я была совершенно уверена, что как раз в эту минуту у официантки не было никакой нужды подливать мне кофе. Будто у нее других дел, понимаешь, мало.

— А-а, понятно. Да, я умею это делать. Если только не поела накануне карри. — Мы дружно рассмеялись.

Будущая моя начальница сообщила, что ей нужны еще фотографии для портфолио, самые последние, поновее. Те, которые я прислала, не подходят, поскольку в них ничего такого нет: обычные гламурные фотки, на кото­рых я изображена в той или иной степени опьянения в каком-нибудь клубе, а на одной из них на моей черной шелковой комбинашке красуется какое-то пятно, подо­зрительно похожее на блевотину. А так, все классно. И опять — чмок-чмок, и она удаляется, оставив меня пла­тить по счету. К счастью, оказывается, у нас обеих одина­ковое отношение к еде, а именно обожание на расстоя­нии, так что мой кошелек не сильно потерял в весе. Две чашки чая и нетронутая черствая вафля в шоколаде — во­семь фунтов. Дешево отделалась.

 

dimanche, к 16 novembre

 

Я проводила моего Мальчика до машины и махала ру­кой до тех пор, пока он не скрылся в конце улицы. Не успел он, по моим расчетам, добраться и до шоссе, как я получила эсэмэску: «целую».

С тех пор, как я начала работать в агентстве, прошло больше полугода, и он все еще со мной. Не бросил. Не скажу, чтобы с самого начала было просто, особенно ког­да пришлось все ему рассказать.

* Так называемый, «продвинутый уровень», экзамен, который сда­ют студенты старших курсов.

Он приехал в Лондон на собеседование о приеме на работу. Я не знала, как начать разговор о своей новой работе. Может, сначала осторожно завести разговор об этом вообще, потом перейти к своему отношению к та­кой работе, обходя, где надо, острые углы, напуская, где надо, туману? Примерно так: «Милый, я не хочу от тебя скрывать, да, я встречаюсь с другими мужчинами за день­ги, но я делаю это совсем одетая, и кончают они в сосед­ней комнате в тряпочку. Всегда в тряпочку и в соседней комнате. Или в ванной. А, кроме того, разве ты не зна­ешь, что люблю я только тебя одного?» Или выложить все напрямую, как есть, ничего не приукрашивая, пусть гру­бо, зато честно, и посмотреть, что из этого получится. «Дорогой ты мой и единственный, самый любимый, ты знаешь, кто я на самом деле? Проститутка. Неужели ты ничего не видел раньше — только круглый дурак мог ниче­го не заметить».

Он все рассказывал мне что-то про свою семью и про работу, жуя бутерброды и запивая кофе, а потом и всю дорогу до кондитерской, где мы собирались купить пиро­жных и еще чего-нибудь сладенького. Я выложила ему все, когда мы расправлялись с восточными сладостями. Он ничего на это не сказал, просто поджал губы и кивнул. Не стал сразу протестовать и возмущаться. Я с облегчением выдохнула.

— Конечно, если ты хочешь, чтобы я бросила эту рабо­ту, я сразу брошу.

И опять он ничего не сказал. Мы вышли из магазина и пошли пешком. Ярко светило солнце. Деревья роня­ли желтые листья, и они кружились в воздухе и падали на мостовую, шуршали под ногами; пахло сырой зем­лей и тленом. Я невольно пристроилась шагать с ним в ногу: мы с ним бегаем вместе и привыкли делать это в одном ритме. Он обнял меня за талию, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрыл. Потом все-таки начал.

— Ты, наверное, удивишься. Я вот все думал про то, что ТЫмне туг сказала. В общем, мне кажется, все в порядке, ничего страшного.

Я поцеловала его. Мы зашли в Британскую библиоте­ку полюбоваться на Линдисфарнские Евангелия. Мой Мальчик стал рассказывать, что это части Библии, напи­санные готическим шрифтом на коже. Я не сильно раз­бираюсь в тонкостях христианства, но думаю, что коро­ля Якова* не часто печатают на материале, который получают на бойнях в качестве побочного продукта.

Особенно трогательно в связи с этим представлять, как сдирают с бедного животного эту самую кожу и потом обрабатывают ее — это, наверное, высокое искусство. В мрач­ных залах музея раскрашенный золотом и всякими други­ми красками пергамент, казалось, так и пылал какой-то животной силой. Вообще, сюжеты, посвященные мучени­ческой смерти святых праведников и пожиранию девствен­ниц дикими зверями, — очень характерная черта европейс­кого искусства этого периода. Мой Мальчик рассказал мне еще про то, как он однажды посетил остров Линдисфарн, где чуть не въехал на машине прямо в бушующее море. Я рассмеялась, и мой громкий хохот так и нарушил благо­честивую тишину музея. Потом мы пошли ко мне домой и там смотрели телевизор, готовили вместе ужин и играли во льва, нападающего на прекрасную девственницу-варварку на большой белой постели. (Львом был, конечно, он).

 

lundi, le 17 novembre

Клиент: Но почему вы этим занимаетесь?

Я: Боюсь, что у меня нет ответа на ваш вопрос.

— Должен же быть хоть какой-нибудь ответ, по крайней мере, самой себе вы как-то это объясняете?

— Ну, может быть, я такой человек, я люблю занимать­ся чем-то без всякой причины, за исключением той, что не вижу никакой причины не делать этого.

— Значит, если кто-нибудь скажет вам прыгнуть вниз с моста...

— Смотря с какого моста. И смотря сколько заплатят. Почему вас это интересует?

— Нипочему, просто так. А теперь, пожалуйста, возьми­те в рот и отсосите, хорошо?

* Король Яков I (1566 - 1625) - король Англии с 1603 года. Перевел Библию на английский язык.

 

 

mardi, le 18 novembre

 

Одна из моих самых ярких и мощных сексуальных фантазий: мой Мальчик просовывает свою ладонь глубо­ко мне во влагалище. Он никогда этого не делал. Дело в том, что у него самые красивые руки, какие я когда-либо в жизни видела, у мужчин и женщин. Это руки, я бы сказала, настоящего художника. Когда я вижу, как он рас­правляет свою широкую ладонь, это приводит меня в совершенный восторг. Я представляю, как он шарит паль­цами под моей одеждой, когда мы на людях. Я чувствую его неловкие движения, и мне порой даже больно. Но я не против. Я сама хочу этого, мне приятно ощущать, что он как бы насадил меня на свою руку, и я теперь — про­должение его самого, мне самой до безумия хочется быть как бы продолжением его прекрасной руки.

Несмотря на то, что я регулярно занимаюсь эротически­ми упражнениями, оказывается, у меня там тесновато для руки моего Мальчика. Во всяких специальных руководствах и наставлениях говорится, что надо продолжать трениро­ваться, со временем все получится, но скажем прямо: я — девушка занятая, к тому же сидеть с утра до вечера и масси­ровать его намазанными смазкой перстами мои пушистые прелести — проклятие для любовных отношений. Я прекрасно понимаю, что в наше время все эти тетки из глянцевых журналов способны и не на такое. Во времена, когда вер­хом безнравственности считался оральный секс, наиболее радикальные журналы все как один демонстрировали сплош­ной анальный секс. Теперь же, когда по телевидению аналь­ный секс порой показывают даже до девяти, верхом без­нравственности считается фистинг, то есть всего-навсего половой акт с использование кулака. Собственный же мой опыт в таких утехах состоит из нескольких этапов:

Первый: с приятелем еще в отроческие годы. Ему этого хотелось, и мне тоже, еще как. У него были узкие ладони, я была вся мокрая. Мы были юны и глупы, и у нас не было возможности уединиться даже минут на двадцать ни в доме его родителей, ни у моих, и тогда мы поехали за город и сняли в гостинице номер. Едва мы оказались в номере, как я бросилась на кровать и раскинула ноги, а он решительно и сосредоточенно принялся засовывать пальцы мне во вла­галище. И вдруг его ногти задели мне шейку матки. Было очень больно. После этого я много раз только грезила об этой процедуре, но никогда больше не повторяла ее.

Второй раз: с моим приятелем Н. Много лет назад, когда у нас еще был роман. Ему этого очень хотелось, а я не вполне была уверена, что мне тоже хочется. С тех пор, когда тот первый, подросток, попытался вывернуть меня наизнанку, много воды утекло, но я все еще помнила эту острую боль, словно тебя наждаком скребанули. Но Н. был опытен, он знал, где нужно пальцы слегка согнуть, как надо правильно просовывать руку, чтобы весь кулак целиком оказался внутри. К несчастью, у Н. оказалась та­кая лапа, которой он мог бы обхватить мне талию. Пре­жняя его подружка засовывала себе его кулак много раз, и нередко как раз в то время, когда он дрючил ее в задницу. Вдобавок она была ростом где-то метр восемьдесят, а то и больше, и весила вдвое больше меня. Мы с ним пробова­ли, много раз пробовали, но что-то получалось не так, как хотелось бы. Чтоб расширить отверстие, я применяла самые разные штуки: овощи, искусственные члены, фона­рик. Никакого успеха.

Третий раз: моя рука проникает туда, куда еще не проника­ла ничья рука. А именно, я засовываю кулак в женщину, которая говорит по телефону со своим дружком на другом конце провода в Италии. Он платит мне за то, что в течение часа я довожу ее до оргазма как можно больше раз. Кроме того, в тот день я делаю открытие: вытаскивая кулак обратно, надо обязательно сделать щелку и впустить туда воздух, чтоб нарушить внутренний вакуум, иначе руку снова туда засосет.

Четвертый раз: однажды ночью с клиентом. Еще одно открытие: моя собственная тонкая и изящная ручка впол­не успешно туда проникает. Не очень удобно, конечно, приходится неловко ее изгибать, но, тем не менее, все получается. И в конце концов я приладилась делать это так, что лучше и не надо. И только тогда я поняла, что фокус заключается не в том, чтобы запустить руку туда, а в том, черт побери, чтобы вытащить ее оттуда.

Придя домой, я сразу же позвонила моему Мальчику, чтобы сообщить ему все, что я узнала этой ночью про все эти дела с кулаком. Я не стала говорить, что открытие произошло в то время, когда я была с клиентом.

— Ты можешь сделать это прямо сейчас? — спросил он.

— Можно, конечно, попробовать, — ответила я. Я уже лежала в постели, и на мне была пижама. А сверху еще и одеяло. — Правда, я уже почти засыпаю.

— А-а, — произнес он. Потом наступило молчание. — Тогда хоть просто расскажи, как это было, хорошо?

— Ну что ж делать, можно и рассказать.

— А потом покажешь, ладно? Когда встретимся в следу­ющий раз.

— Ну конечно, все, что попросишь, любимый. Приез­жай, бери меня, как тебе только захочется.

На следующее утро я проснулась, а у меня на мобильни­ке текстовое сообщение: «Это здорово, что самое лучшее в жизни все еще бесплатно. Скучаю, очень хочу обнять».

 

mercredi, к 19 novembre

 

Согнувшись, я сижу между ног клиента. Кончиками пальцев я глажу гладкую кожу на внутренней стороне его бедер.

— Как провели отпуск?

— Прекрасно. Япония — интересная страна. Ты там бы­вала? — спрашивает он, откинувшись назад на постели.

— Нет. — Я беру на глазах крепнущий член в руку и осторожно натягиваю на его кончик крайнюю плоть. В мо­ей ладони член удлиняется и твердеет. — А что вам там больше всего понравилось?

— Вообще, японцы — странный народ. У них есть такие странные заведения... — он делает маленькую паузу, когда я беру его член губами. — Там такое ощущение, будто едешь в битком набитом вагоне метро. И люди трутся друг о друга телами...

Член выскользнул из моего рта. Зажав его в кулаке, я принялась мягко двигать рукой вперед-назад.

— А вот я всегда мечтала о чем-нибудь таком. Например, заходишь в какой-нибудь переполненный студенческий бар, подходишь к стойке, на тебе короткая юбочка, наклоня­ешься, буквально перегибаешься через стойку, чтобы взять свой стакан, а в это время кто-нибудь притискивается к тебе сзади. И так кругом тесно, что невозможно даже ото­двинуться, пошевелиться невозможно. И никто не догады­вается, что происходит, всем не до этого, и ты кончаешь.

— М-м-м, звучит заманчиво.

- Я хочу вас кое о чем попросить. Обещайте испол­нить. Если когда-нибудь увидите меня вот так у стойки, подойдите и сделайте это. Обещаете?

— Даю вам слово, — говорит он, снова засовывая свой член мне в рот.

 

vendredi, le 21 novembre

Мой Мальчик в городе, клиентов у меня сегодня нет. Мы отправились в спортзал, якобы чтобы я могла полюбовать­ся им во всей его красе. И все присутствующие тоже.

Для начала — тренажер для гребли. Терпеть не могу трена­жеры для гребли. Просто ненавижу, ненавижу. Это Дья­вольская Машина. Это мое проклятье, мне его послала злая судьба, чтоб я сдохла как можно скорее. И тем не менее я с удовольствием сяду вместе с моим Мальчиком, когда он начнет укрощать этого железного зверя. Минут через пять капельки пота проступают у него на шее. Через десять — перекатывающиеся его бицепсы уже сводят меня с ума. А еще через полчаса я готова разорвать его на части.

Тяжело дыша, мы направляемся к тренажеру для кача­ния пресса (с которым я сама справиться не в силах) и потом для мышц спины (с этим я кое-как справляюсь). Что и говорить, спортсменка из меня никакая.

Потом, чтобы остальные рты пораскрывали от зависти, гоню его на тренажер для подтягиваний. Он делает четыре подхода по шесть раз каждый, посрамив даже этих мест­ных битюгов с крутыми шеями. Дрожите вы, себялюби­вые с рельефными животами нарциссы! Чуете, как пахнут его мужские феромоны!?

Чтобы закрепить наш общий успех, переходим к упражне­ниям, в которых я знаю толк, — растяжки. Тут уж требуется не сила, а гибкость тела и всех его членов. Может, это звучит хвастливо, но я всегда, сколько себя помню, могла легко заложить себе ногу за шею. Наконец тренировка довела нас до того, что как настоящие любовники, которые долго томи­лись вдали друг от друга, насквозь пропахшие потом и пол­ные вожделения, мы едва вытерпели, чтобы поскорее до­браться до автомобиля, и там уже оттянулись как следует.

И даже не раздеваясь.

О, молодость! О любовь!

 

samedi, le 22 novembre

Из всех приемов обслуживания клиентов, которые мы с начальницей затрагивали во время нашей первой беседы, был один, о котором не упомянула ни она, ни я. А имен­но, оральный секс. Но на сайте меня представляют и ре­кламируют как ОБП. То есть любой вид секса, включая оральный, без презервативов.

По правде говоря, если б она спросила еще тогда, я бы без колебаний ответила «да». Раньше я все делала с презер­вативами, но губы мои плохо реагируют на латекс и спер-мициды: покрываются мелкими ссадинами и распухают. Как и во всех других сексуальных играх, тут, конечно, тоже существует некоторый риск, но несравнимо мень­ший — ничего похожего на то, что порой бывает в других вариантах. Вот если б у меня была губная лихорадка, на­пример, я бы ни за что не стала практиковать этот вид секса. Или, скажем, если б я была озабочена тем, чтоб губная помада сохранялась как можно дольше.

Но я по натуре хищница? люблю поглощать все, что попадает в рот, я всегда была такой. А если уж сперма попала в рот, по мне так лучше проглотить, чем выплю­нуть, а если честно, на вкус она ничем не хуже того, что есть у женщины. Когда я была еще школьницей, моя одноклассница по секрету сообщила мне, что сперма на вкус, «как устрица по два пенса за штуку». Я тогда все равно не поняла, потому что никогда не ела устриц, но, думаю, она была права.

 

dimanche, le 23 novembre

 

Вчера вечером гуляла по Фулхэм Хай-стрит с надеждой поймать такси. Там на углу есть один книжный магазин­чик — не из тех ужасных, приводящих в состояние шока от вида бесконечных полок нераспроданного Майкла Мура, — совершенно чудесный, необычный такой мага­зинчик. Такой, где хозяин помнит вкусы и пристрастия своих покупателей, помнит книги, которые ты покупал в последний раз, и дает тебе правильные советы и помнит тебя, даже если ты не показывался у него несколько лет. Он живет тут же, за стенкой и всегда одет в одно и то же: либо у него в гардеробе целая коллекция одинаковых кос­тюмов, либо он по многу лет носит один и тот же. А главное, владелец такого магазинчика обязательно мужчина, всегда мужчина — вот что ценно.

К несчастью, магазин был закрыт. А может, и к счастью. Денег у меня с собой была целая куча, времени тоже навалом, а я совершенно неспособна не скупить полмага­зина, когда вижу за прилавком такого вот милого старо­модного, замшелого продавца книг. Когда я была студент­кой, то подсчитала, что на книги, причем такие, которые никак не были связаны с моей учебой, я трачу больше, чем на еду. Но дверь в магазинчике была закрыта, и внут­ри было темно. Возле двери стоял лоток, на котором лежа­ло несколько книжек в мягких обложках. Неизвестно, были ли это книжки, дарованные покупателями магазину, или наоборот: подходи и бери, что хочешь. Будучи от приро­ды любопытной, я стала читать названия. Так вот, я слу­чайно натолкнулась на лучшее высказывание, какое я ког­да-либо читала на обложках книг: «Все доступно для де­вушки, которая уверена в себе и одета в норковую шубку».

Воистину так! И не иначе! Как это верно, как удивитель­но верно! Божественно! И не зная, продаются эти книги или нет, но зато точно зная, что эта книга послана мне самой судьбой, поколебавшись минутку, я сунула один фунт в щель почтового ящика.

(Сейчас как раз самое время сообщить, что у меня нет никакой норковой шубы. Зато у меня есть часы, очень хорошие часы, дорогие часы, и я полагаю, что это наибо­лее политкорректный предмет роскоши, за который мож­но было бы меня укорять. Я бы не хотела, чтоб меня обвиняли в косвенной поддержке убийства диких живот­ных или в финансировании транснациональных картелей, запустивших свои безжалостные щупальца в страны тре­тьего мира. Единственный грех у меня на душе — возмож­ная эксплуатация бедных швейцарских ремесленников).

Книга называлась, если, конечно, вам это интересно знать, «Дочь Б. Ф.» Автор — Джон П. Марканд. Очень изыскан­ная штучка. Представьте себе, 1946 год. Мики Спиллэйн встречается на пятой авеню с Франсуазой Саган. Это вам не слезливая дамская макулатура о проблемах с лишним весом и одинокой постелью.

 

lundi, le 24 novembre

 

Похоже, с каждым годом праздновать Рождество начи­нают все раньше и раньше Еще на прошлой неделе я видела, как какой-то тип уже развешивал разноцветные китайские фонарики. А у моей соседки, ей-богу не вру, рождественская мишура в окне развешена еще с июля. С ума все посходили, что ли, — до праздника еще больше месяца, а они уже готовятся. Меня тошнит от всего этого. Да, терпимости у меня маловато будет — но что делать, я ведь не христианка.

 

«Праздничные» события сопровождаются такой вот че­пуховиной:

• Меня просят надевать отороченное мехом белье крас­ного цвета. Только мужчины думают, что это хорошо. И еще: у них, должно быть, было очень странное детство, если их возбуждает образ Деда Мороза. Но меня утешает то, что им приходится платить за это извращение.

• Занудный хор пылких христиан умоляет нас помнить, что «настали последние времена» и что «близок день». Это что значит, что близится день благого явления нашего дорогого святого Николая, что ли?

• Некоторых близких и знакомых отличает то, что им совершенно невозможно подобрать подарки. В эту кате­горию входит А-3: единственный предмет его вожделений — абонемент на футбольные матчи, в которых играет «Ман­честер Юнайтед». Ну что можно купить человеку, кото­рый считает, что у него все есть? Звоню А-4, и он советует купить ему носки.

• Клиенты спрашивают, словно все сговорились, что я буду делать во время рождественских каникул. Меня это злит потому, что я никак не могу решить, что луч­ше отвечать: наврать с три короба или выложить голую правду.

 

Но все равно, рождественские каникулы — это здорово, и вот почему:

• То ли по неизъяснимой благости Божией, то ли по какому-то негласному праву вся страна вдруг решает, что на работу надо наплевать с самой высокой колокольни. В результате еще задолго до праздников фактически никто не работает.

• Всюду пахнет горячими сладкими пирожками с мо­лотыми сухофруктами. Кругом только и говорят, много­словно и страстно, про эти пирожки. Все только и делают, что ходят по магазинам, и походы эти по большей часги посвящаются закупке этих самых пирожков. Любая дру­гая еда предается забвению в пользу этих пирожков.

• Беспокойство, охватывающее мужское население в связи с окончанием года, означает для меня увеличение объема работы. Чувствую себя настоящей самаритянкой секса.

• Встречаешься с людьми, которых ты любишь. И с людьми, которых ты любишь в пьяном виде.

 

В этом году мне по-настоящему хочется получить жут­кие подарки от своих древних тетушек. Подарите мне свои рукодельные шерстяные носочки и носовые платоч­ки с вышивкой! Пожалуйста!

 

mardi, к 25 novembre

 

Было сразу двое клиентов с перерывом всего на час и в нескольких кварталах один от другого. Лил жуткий дождь с ветром, так что пришлось искать, где можно отсидеться, пока не кончится это безобразие. Ну, я и заскочила в первый попавшийся бар что-нибудь выпить.

Я подошла к стойке и заказала двойной ром с содовой. Надо сказать, не во всяком баре в разгар недели увидишь блондинку на высоких шпильках, странное это зрелище для Лондона, но я приучила себя не думать об этом. На большом экране, водруженном на камин с настоящим огнем, показывали футбол. Все смотрели, не отрываясь, и я сделала то же самое: уставилась в экран.

Я была единственной женщиной в помещении: беспо­лое существо за стойкой — не в счет. И странное дело: я не заметила на себе ни одного пренебрежительного или по­хотливого взгляда. Только когда я зашла, все одновремен­но отвернулись от экрана, увидели, что появилась какая-то красотка, и снова вернулись к своим напиткам и футболу. Сразу было видно, что матч серьезный. И народ сидел серьезный.

Закончился матч вничью. Из-за самого дальнего столика поднялись несколько человек и подошли к стойке заказать еще пива. Один из них остановился рядом с моим стулом и ждал, когда ему подадут его кружку.

— Когда вы вошли, мы все подумали: вот кто принесет нам удачу.

— Правда? — я немного смутилась.

— Да, но это, к сожалению, все равно мало что меняет.

— Жаль. Но я старалась, как могла.

Он засмеялся, взял пиво и вернулся в свой дальний угол. И как раз в эту минуту до меня дошло, что на моей шляпе, которая в течение всего часа оставалась у меня на голове, были бело-зеленые полоски. Действительно, талис­ман. Я осушила свой стакан и отправилась обслуживать следующего клиента.

 

mercredi, le 26 novembre

Я понимаю, что это имеет отношение к здравоохранению. Я совершенно ясно представляю, какие опасения мож­но испытывать, вступая со мной в контакт.

В этот город может прилететь на самолете любая бо­лезнь из любой точки земного шара. Да еще такое время года — пора праздников, все ходят друг к другу в гости, устраивают вечеринки, сидят в ресторанах и пабах, тратят деньги напропалую, решаются на поступки, которых они в обычное время не совершают, потому что каждый дума­ет: эх, вот и еще один год прошел, разве я не заслужил немного удовольствия? Потом на следующее утро просы­пается и не может понять, где он и с кем провел ночь. А если даже и помнит, то откуда ему знать, у кого что есть, подхватить можно от всякого, на лице не написано.

Я — потенциальный переносчик болезней. Никто не га­рантирован от опасности, это да, но одни рискуют боль­ше, другие меньше, и я работаю в поле повышенного риска, даже со всеми этими новейшими мерами предо­сторожности, легко доступными в наше время — бесплат­ными клиниками, вакцинациями, профилактическими кампаниями и так далее.

И это для меня серьезная проблема. Девушкам по вызо­ву больничных листов не выписывают, и простой по бо­лезни никто не оплачивает. И боже сохрани вляпаться и попасть в больницу.

Поэтому я хочу сказать вот что: не волнуйтесь, все в порядке, ничего страшного. Но я хочу, чтобы вы знали.

Я где-то подхватила грипп.

 

jeudi, le 27 novembre

Получила от моего Мальчика эсэмэс: «После работы друзья пригласили выпить. Сейчас в полный драбадан».

На улице холодно. Надеюсь, его быстро напивающиеся приятели трахаются только со своими благоверными по нескольку раз за ночь и всегда предохраняются.

Впервые мы встретились, когда он отмечал свой день рождения, это было около года назад. Я увидела его в ноч­ном клубе. Он буквально терзал танцевальную площадку. Когда он и его такие же здоровенные и пьяные друзья показались в дверях, вышибалы заскрипели зубами от яро­сти. Да и не только одни вышибалы стояли на ушах. Я глаз не могла оторвать от этого парня, который двигался так, будто у него и костей никогда не было: все его части тела плясали так, будто существовали отдельно от туловища.

Обычно всегда заполненная площадка очистилась, и вокруг этих парней образовался широкий круг зрителей. Они по очереди швыряли, толкали друг друга и хохотали, как дети. Глаза у него так и сияли, скорей всего, от выпив­ки. Кудрявые волосы на голове, веснушки, густо усыпав­шие лицо, — все это резко выделяло его на фоне бледных, холодных физиономий остальной публики, корчившей из себя черт знает что. У меня там случайно оказался знако­мый, который хорошо его знал, ну, я и стала просить, мол, познакомь да познакомь меня с ним. Тот и познако­мил. В клубе стоял шум и гам, он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся. Мы что-то говорили друг другу, но ни слова нельзя было разобрать. Потом он отошел, а я осталась стоять на краю площадки и ждать удобного мо­мента. Только он вышел из зала и направился к очереди в туалет, я отравилась за ним.

— С днем рождения, — сказала я ему.

— Спасибо, — ответил он и снова улыбнулся. Похоже, он меня даже не узнал. Особенного интереса ко мне лич­но на лице у него не замечалось, но на кофточку мою он уставился, сверху вниз. Ага, подумала я, теперь держись, это только начало.

Я встала на цыпочки и поцеловала его. Он был, похоже, озадачен, но не сопротивлялся. Я вцепилась ему в рукав рубашки и потащила в боковую комнатушку, поменьше и поспокойней. Там в уголке стоял такой диванчик с крас­ной бархатной обивкой; усадила его, сама села рядом и всем телом к нему прижалась.

— Что это ты делаешь? — спросил он, тяжело дыша.

— Ничего особенного. А в чем дело?

— Ты же меня совсем не знаешь. Ни как меня зовут, ни откуда я, ни кто я такой. Ты же про меня ничего не знаешь.

Ну, так я хочу все это узнать, — сказала я, изо всех сил тиская его твердый бицепс. О, какие у него были руки! Он слегка обнимал меня за талию, и ей-богу, руки его казались мне самыми большими, самыми красивыми муж­скими руками, которые когда-либо меня обнимали.

Но тут нам помешали: в дверь впорхнула какая-то дру­гая особа женского пола — а может, и не женского, я имею в виду биологически, в темноте трудно было разобрать.

— Шикарные на тебе сапожки, детка, — сказала она.

— Спасибо, — ответила я — а что еще было отвечать? На мне и вправду были кожаные сапожки до колена с

потрясающими каблучками. Ходить в них было почти немыслимо, но они того стоили.

Мальчик мой опустил глаза и посмотрел на мои ножки.

— Неплохие сапожки, что и говорить, — сказал он и за­пустил палец мне под голенище, прямо под коленкой. Я так и поплыла. — Думаю, нам не стоит с тобой туда возвращаться. В этих твоих сапожках станешь плясать — ногу сломаешь.

— А тут что станем делать?

— Найдем, чем заняться, — ухмыльнулся он.