— Здесь теперь кажется так пусто, — осторожно сказала я. Разговаривая с людьми старшего поколения, всегда можно ляпнуть что-нибудь не то, поэтому приходится быть осторожной.
— Вовсе нет, — живо отозвалась она. — Видите ли, милочка, здесь у меня живут маленькие привидения.
— Ну конечно, — поспешила сказать я. Вот старая ворона!
Потом мы пошли прогуляться по ее кварталу. Расположенный в заброшенной местности к северу от Лондона, этот район никогда не считался фешенебельным, здесь все еще существует мясная лавка (в которой, правда, давно уже не продают гурманам домашней свиной колбасы, заправленной кориандром), а пабы все еще содержатся исключительно местными жителями и посещаются, главным образом, ими же, здесь не вешают туристам лапшу на уши про то, какое у них все аутентичное и оригинальное. Здесь местные жители все еще катаются на автомобилях нормального размера, а не на бегемотах-лендроверах, или вообще пользуются общественным транспортом, что не может не шокировать. Короче, деревня, что с них взять. И поэтому мне они кажутся очень милыми.
Мы заскочили в магазинчик поблизости, купили сэндвичей и газету. Я захотела взять и крохотных пирожных в булочной, покрытых розовой глазурованной корочкой с маленьким пластмассовым сердечком сверху. Потом мы отправились дальше и дошли до самого кладбища. Погода была так себе: пасмурное небо, ветер, хотя кое-где были и голубые просветы. Мама Н. тяжело опустилась на каменную скамью рядом с каким-то надгробным памятником.
— Ну, давай, прочитай-ка мне, детка, что там написано. Я стала читать. Похоронена семья: отец, мать и четверо
девочек. Их имена, даты рождения и смерти вырезаны на камне затейливым шрифтом Викторианской эпохи.
— Ты что-нибудь такое заметила? — спросила она.
— Только то, что они все умерли в один день. Какой-нибудь несчастный случай?
— Пожар, — сказала она. — В том самом доме, где живу теперь я.
Неподалеку остановилась какая-то седая дама, прогуливающая терьера. Она помахала рукой маме Н., в то время как ее собачка бесчестила вечную память какого-то увешанного медалями военного.
— Они в это время все спали.
— Не может быть!
И перед глазами у меня встала страшная картина: кроватки, в которых спят маленькие девочки, накрытые одеяльцами, во фланелевых пижамках, а все кругом охвачено ярким пламенем. Страшная судьба, которая нам, вероятно, не грозит с нашим центральным отоплением и огнеупорной мебелью. Такое теперь происходит, только когда какой-нибудь обанкротившийся папаша вдруг съезжает с катушек и губит всю свою семью.
— Когда завтра проснешься, спустись на кухню и понюхай, не пахнет ли дымом?
— А вдруг это будут просто подгоревшие тосты, которые вы готовите к завтраку? — улыбнулась я.
— Нет-нет, — сказала она. — Тут живут четыре маленьких привидения, они умерли, так и не проснувшись.
Мы отправились обратно домой и, вернувшись, читали газету и ели наши сэндвичи. Я послала Н. текстовое сообщение о том, что прекрасно провожу время с его матерью, а сама в глубине души сильно опасалась, что у меня не получится ночью заснуть. При каждом шорохе или скрипе, каждом порыве ветра за окном мне казалось, что где-то что-то уже горит, и каждые пять минут я вскакивала с постели — мне все время мерещился запах дыма.
Когда я проснулась и спустилась на кухню, дымом там совсем не пахло. В мобильнике меня дожидался текст: «Хорошо провести выходные. Не слушай, когда она рассказывает про привидения. Н.»
lundi, к 16 fevrier
Утром сушила волосы — раздался стук в дверь. Открываю: стоит один из моих рабочих, а в руке бледная роза.
— Э-э-э... м-м-м, — сказал он, и это начало было просто очаровательно.
— Это мне? — спросила я.
Вообще-то мы договаривались, что они к этому времени с ремонтом уже закончат, но тут возникли проблемы с новой посудомоечной машиной. В чем именно было дело, они не сказали, видно, им глубоко отвратительна сама мысль огорчить столь нежную и чувствительную особу, как я. А может, просто не в состоянии были выразить суть этих проблем словами. Каждое утро перед началом работы они долго распивали у меня чаи, а стоило мне робко заикнуться о сроках окончания ремонта, они начинали что-то путано мне разъяснять, из чего мне становилось ясно одно: я ничего не понимаю в ремонте. А вообще, мол, барышня, скоро, главное, не волнуйтесь. Я уже почти привыкла к такому образу жизни. И если кто-то из моих рабочих решит остаться со мной навсегда, я не уверена, что смогу убедить его отказаться от этой идеи, разве что сославшись на то, что в доме чай кончился.
— Как мило с вашей стороны.
— Это не с моей стороны, — заявил он. — Это... то есть, я хочу сказать... это не от меня, это один человек попросил меня передать вам.
— Очень приятно. А записка была?
— Я не видел.
— А от кого, вы говорите, эта роза?
— Сам не знаю. — Он минуту подумал, скребя подбородок и хрустя целлофановой оберткой, в которую была завернута роза. — Вроде, какой-то парень...
— А как он выглядел?
— Да так, среднего роста, вроде...
Приятно сознавать, что все эти их невнятные описания и толкования предпринимаются не только с целью сохранить для себя привилегию каждое угро пить мой чай. Хотела было распросить водопроводчика поподробнее, например, заметил ли он, как пришел мой тайный воздыхатель, пешком или приехал на машине, но поняла, что в ответ получу такую же невнятицу и чушь.
— Ну, что ж, спасибо, как говорится, за доставку, — сказала я и отправилась ставить цветок в воду. Слесарь повернулся и потопал к своему фургону. Я заметила, что на целлофане была наклейка ближайшего цветочного магазинчика, так что и здесь никаких намеков, кто это мог быть. Учитывая наплыв покупателей на этой неделе, боюсь, что продавцы вряд ли запомнили, кто покупал у них этот цветок.
mardi, le 17jevrier
Французский я изучала шесть лет, до 1992 года. И особыми успехами похвастаться не могла. В школе мы ничего интересного не читали. У меня была подруга из Канады, звали ее Франсуаза, которая сообщила мне, что очень «сексуально» пишет Маргерит Дюрас. Тогда я купила самую маленькую из всех продающихся ее книжонок, чтоб читать по-французски: с этим языком у меня было совсем плохо, и переводить ту муру, которую нам давали в школе, мне надоело до чертиков. Книжка называлась «L'Amant», то есть «Любовник».
Заниматься переводами — все равно что в домашних условиях делать макароны. Сначала, поскольку ты ничего как следует не знаешь, покупаешь все, что тебе предлагают. Аудиокниги Гюнтера Грасса в исполнении Кейта Хар-риса? Конечно. Комиксы по мотивам «Илиады»? Еще бы. Но чем больше входишь во вкус, читая книги в оригинале, тем более становишься требовательной. Сначала пробуешь перевести что-нибудь простенькое, вооружившись лишь несколькими основными обиходными фразами, — и видишь, что результат не так уж плох. Твои друзья поражены. По правде говоря, ты тоже. Ты прикладываешь немного больше времени и усилий, и отдача только положительная. Наконец напрягаешь все свои силенки, берешься за «Оксфордскую классическую грамматику» и — перестаешь быть женщиной, превращаешься в переводческий автомат. Покупаешь массы дополнительных книжек, руководств и прочее, вступаешь в кружок переводчиков и смотришь только те программы по телевизору, которые продвигают тебя в твоем искусстве. Потом до тебя доходит, что твое увлечение пожирает массу времени, и, хуже того, твои друзья теперь считают тебя занудой и книжным червем, что с тобой можно говорить только о таких скучных вещах, как чтение какого-нибудь Гессе на языке оригинала, то есть по-немецки. Ты пытаешься не обращать внимания. Дальше — хуже. Тот, кто не спохватывается вовремя, заканчивает тем, что начинает заниматься этим профессионально или же скоро становится человеком, который портит всякую вечеринку.
Но даже когда ты махнешь рукой на стряпанье самопальных макарон, то есть в моем случае — попытки псреводить с французского на английский, у тебя достаточно ума и знания, чтобы понять, что ты только испортила то, что раньше доставляло тебе удовольствие. И ты больше никогда не получишь удовольствие от «просто» тарелки макарон, от «просто» чтения хорошей книги. И совсем уж будет невкусно, когда перевод причесан, приведен в должный вид, отредактирован так, чтобы не оскорбить строгий вкус западноевропейского читателя, и засунут в картонный переплет. Итак, я купила «Любовника» по-французски, чтобы посмотреть, смогу ли я читать этот шедевр. К тому же он оказался единственной книгой, на обложке которой не красовалась реклама снятого по ней фильма. Ничто не отвращает меня столь быстро от желания взять в руки книгу, как страшные слова на задней стороне обложки: «По этой книге снят потрясающий кинофильм».
Ну вот, я начала ее читать. Вначале книга мне не понравилась — ничего такого сексуального в ней не оказалось. Целый десяток с лишним страниц автор описывает шелковое платье и шляпу героини, а также азиатскую жару. Героиня — девушка, ну примерно, как я — немного инфантильная, с густой и тяжелой копной волос, тонкая, изящная и странная. Должно быть, Франсуаза мне все наврала. Тогда, больше десяти лет назад, я была уверена, что если кто-то хоть немножко похож на меня, то он уж точно не может быть сексуальным. Но я продолжала читать, надеясь через несколько страниц увидеть, в чем там дело, хотя необходимость постоянно залезать в словари и в грамматику, чтобы понять искусные и темные обороты писательницы, мешала мне найти ответ.
А потом меня ждал сюрприз. К концу книги — не стану пересказывать его, потому что в моем пересказе все потеряется и выйдет не так (хотя сама концовка не явилась для меня неожиданностью), — я вдруг поймала себя на том, что плачу. Удивительно вот что: события, в которых я совсем не участвовала, придуманные, растопили мне сердце. Вот так я поняла, что способна на глубокие чувства.
Время от времени я перечитываю эту книгу. Особенно когда мне очень одиноко. И концовка всегда приходит стремительно и внезапно, и всегда действует на меня одинаково.
mercredi, le 18 fevrier
Когда-то мне было легко и просто покупать вещи, которых слегка стыдишься, и потом прятать их среди остальных покупок. Конечно, это не столько хитрая уловка, сколько подчинение общественным условностям. Всякий продавец прекрасно знает, для чего тебе сильнодействующий дезодорант, который ты закапываешь в кучу апельсинов, но ведь не очень прилично обращать внимание на единственный, бросающийся в глаза предмет среди остальных во всех отношениях неприметных бакалейных товаров. Да и все мы люди, в конце концов, у каждого есть биологические отправления.
А с другой стороны, набери сразу целую кучу этих вещей — и станешь предметом насмешек. Тот, кто видел бы мой обычный улов косметики, мог бы заподозрить, что я покупаю это для, как минимум, шести транссексуалов только что перенесших операцию. Так что я обычно хожу в разные аптеки: в одну за обычными средствами, а в другую за всем остальным.
Вот список покупок в первой аптеке:
Шампунь Зубная паста Соль для ванны
Огуречный гель-маска Пемза
Самое страшное, что ты всегда можешь услышать от продавца, сочувственный комментарий, типа: «О-о-о, решили сделать себе масочку? Решили себя немножко побаловать?»
А вот что я сегодня покупаю во второй аптеке: Тампоны
Вагинальный пессарий Презервативы
Мятные леденцы без сахара от дурного запаха изо рта Смазку
Салфетки, применяемые после удаления волосяного
покрова с помощью воска Автозагар Бритвенные лезвия
Цитрат калиевой соли в гранулах (против воспаления мочевого пузыря).
Здесь комментарий равнодушной продавщицы прозвучал примерно так: «Чтоб не пахло изо рта, есть хорошие средства в другом отделе, в самом конце, если вам это интересно».
Вот сучка.
jeudi, le 19 fevrier
Мои мастера приступили к решению очень неприятной проблемы, связанной с морозильной камерой. Проблема эта застала меня врасплох, и не просто потому, что я не осмеливалась и мечтать, что они компетентны в области таких сложных устройств, как холодильники, но, скорее, потому что я и понятия не имела, что у меня что-то не так с моим морозильником.
— Что это там за звук такой, слышите? — спросил один из них вчера днем, отвлекшись от вдумчивого изучения трещины на кафельной плитке (спешу добавить, причиной этой трещины был, к несчастью, он сам, случайно, конечно, во время установки новой посудомоечной машины и в то самое время, когда одна из моих пышнотелых соседок решила заняться ежедневным бегом на месте).
— Не знаю, — ответила я, оторвавшись от газеты. — Скорей всего, морозильник. Я выросла вместе с этим периодически возникающим и замолкающим звуком, он действовал на меня так, словно в квартире поселился жизнерадостный сверчок, я привыкла к нему и звук его находила даже каким-то уютным и успокаивающим.
Он открыл дверцу морозилки.
— Господи, да что же это... когда в последний раз вы ее размораживали?
Размораживала? А разве он не сам размораживается, если его оставить на достаточно долгое время, как старые галоши в чулане — «пусть полежат, когда-нибудь да пригодятся»?
— Мне кажется, я его вообще никогда в жизни не размораживала.
Он внимательно обследовал внутренний ландшафт морозилки, напоминающий снежную пустыню, в которой лежали покрытые иголками инея буханка хлеба и несколько бутылок водки, похожих на древнеегипетские мумии.
— Вы хоть понимаете, что нарастающий здесь лед делает ее негерметичной?
Чего-чего?
— Что вы сказали?
— Дверка плохо закрывается. И этот звук означает, что морозилка постоянно пытается компенсировать утечку воздуха, который просачивается через щель.
Да нет, постоянный сквозняк у меня на кухне совсем не поэтому.
— Надеюсь, это не означает, что я должна покупать новую морозильную камеру?
— Нет, не означает.
— И я надеюсь, что разморозка холодильников — это часть вашей работы.
— Нет, не часть.
Очень жаль, что квартирная хозяйка не гарантирует замену бытовых приборов. Надо обязательно повнимательней почитать контракт, когда придет время его возобновлять. Так вот, вооружившись полотенцами, ножом и тазиком, словом, всем, что оказалось под рукой, я предприняла атаку на ледяные торосы, покрывшие внутренность моей морозилки, как какой-нибудь бесстрашный полярный исследователь или сумасшедший маньяк из ближайшего пригорода с кайлом в руках, в то время как мастер на все руки распивал мои чаи, с видимым удовольствием заедая всякими сладостями и вкусностями и почитывая самые пикантные материалы в самой известной в стране газете. А кафельная плитка как была вся в трещинах, так и осталась.
vendredi, к 20 fevrier
А-2 приобрел себе каучуковую любовницу и теперь столь доволен и счастлив со своим идолом, что стал проявлять активную заботу и о моем благополучии. Я делаю все, что могу, чтобы не сказать ему прямо, что если то, что он хочет предложить мне, пахнет взрывом на фабрике резиновых изделий, то я пас, большое спасибо.
Мы встретились за чашечкой кофе, чтобы заодно посмотреть, кто у нас в городе красивый мужчина. Или, скорее, это он хотел поискать для меня какого-нибудь красавчика, а я делала все от меня зависящее, чтобы не допустить с его стороны низкого сводничества.
— Посмотри мне через левое плечо, — шипит А-2, и я послушно смотрю ему через левое плечо.—Да не смотри ты на него прямо в упор Просто взгляни и отвернись.
Что происходит? Где мы находимся? Детский сад, что ли? Хочешь меня поцеловать? Поставь галочку «да» или «нет».
— Ты теперь похож на мою маму, — фыркнула я. — Да и вообще, он совсем маленького роста.
— Да откуда ты знаешь? Он же сидит.
— Ну, уж тут поверь моему опыту, у меня глаз наметанный.
На нем голубая рубашка, застегнутая на все пуговицы и заправленная в штаны, подтянутые на поясе слишком высоко.
— И вообще, у него такое лицо, будто он ничего, кроме романов Патрика О'Брайана не читает.
— Перестань надо мной издеваться. — А-2 явно за своими каучуковыми деревьями не видит леса. — И к тому же нельзя ведь отвергать человека оттого только, что у него другие вкусы, нет, даже не за вкусы, а всего лишь за предположения о его вкусах.
— Отвергала, отвергаю и буду отвергать.
Через несколько минут, когда мы уже перешли к шоколадному мороженому, он высмотрел еще одного красавца.
— Посмотри, слева от тебя. Высокий. Читает.
Гляжу. Ну да, похоже, ноги у него под столом длиннющие, как только умещаются. Читает какой-то роман, погодите-ка, ну да, «Реквием по мечте».
— Ничего, — задумчиво ответила я. Но постойте-ка... нет. — Отставить, он курит, так что не пойдет.
— Но раньше ведь у тебя были парни, которые курят.
— Что было, то прошло. А если уж иметь дорогое и бесполезное хобби, я бы предпочла, чтобы это были лыжи. Или еще лучше, желание покупать и дарить мне дорогие безделушки.
— Если ты и дальше будешь так себя вести, к старости точно останешься одна.
И это говорит человек, который однажды мне жаловался: когда ему было двадцать три, он целых полгода ни с кем не спал и поэтому считал, что жизнь его кончена. Это говорит человек, который до сих пор вожделеет к своей первой возлюбленной, которую не видел с семнадцатилетнего возраста. С такими друзьями — кому нужны родственники?
Я насмешливо улыбнулась.
То есть период престарелой умудренности у меня уже миновал? и кроме того, тебе не стоит забывать, мой покрытый тальком дружок, все мы умираем в одиночку.
samedi, le 21 fevrier
У меня клиент, с которым я уже дважды встречалась. Мркественное лицо, широкие скулы, прозрачные, водянистые глаза и ресницы, которым позавидует любая красавица. Шикарный мужчина, настоящий красавец, мужественный, благородный. Умный. Мы говорим про книги, он работает каким-то там инженером и терпеть не может свою работу, и мы разговариваем про театр, про фильмы.
Я в восторге от Бена Кинсли, Энтони Шера. Он снисходительно улыбается. Понятия не имею, почему он не женат. Может, ему просто нравится быть одному?
Я вышла из дома и пошла в сторону реки, надеясь поймать такси. На пути к стоянке проходила мимо станции метро, где сидел какой-то безногий и просил милостыню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому, — скулил он тоненьким голосом.
Я почувствовала, как по бедру у меня с внутренней стороны побежала вниз капелька пота. Потом капелька докатилась до того места, где начинается чулок, и впиталась в него, растворилась. Через минуту безногий снова затянул свою песню.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
Голос его пел уныло и скучно, то есть он не просто произносил слова, он действительно выпевал их, стараясь попасть в ритм шагов проходящих мимо прохожих.
— Подайте инвалиду безногому, подайте инвалиду убогому.
На стоянке такси несколько минут не было ни одной машины, и образовалась очередь. Ко мне подошел какой-то кругленький низенький человечек с битком набитыми пластиковыми пакетами в руках.
— Принимаете ли вы Иисуса как Господа вашего? — спросил он. Голос его звучал как-то рефлекторно, словно говорил не живой человек, а автомат, и сама фраза казалась почти бессмысленной, как будто он говорил это вместо «здрасьте».
— Извините, нет, я еврейка, — ответила я.
Этот шаблонный ответ для меня имеет, скорее, культурный, нежели религиозный смысл, но его вполне достаточно, чтобы отгонять этих сумасшедших, как назойливых мух.
Он сочувственно кивнул. Глаза его так и не поднялись выше уровня моего плеча.
- Евреи хотели себе царя, и Бог дал им царя, но он был, понимаете, одержим маниакальной депрессией и предпочел удалиться, он скрылся в густом кустарнике и оттуда кричал на свой народ.
- Что и говорить, не очень-то хороший царь, так себе царишка, — сказала я.
- Я замерзну, пока буду стоять там на мосту, — сказал он и, подхватив свои сумки, потопал прочь.
dimanche, к 22 fevrier
Вот что получила я за сегодняшний день:
1 фунт стерлингов сдачи (с двух фунтов в автобусе) Пару белых носков (в спортзале, где я их забыла в
прошлый раз) Предупреждение об опасности (от друга) Серебряный браслет с янтарем (от клиента) Пять штук этих странно ярких, какого-то колдовского цвета маргариток (от одного воздыхателя, с которого я не беру ни пенни) Счет от мастеров-сантехников (разве вручить его мне
должен не их начальник?) Странные взгляды от водителя такси (он что, обо
всем догадался?) Простуду
Итак, хваленый и модернизированный общественный транспорт (см. первый пункт этого списка) оказался вполне «общественным», там все общее, даже микробы. Ну да ладно, зато теперь у меня есть время, в самый раз, чтобы посидеть с какой-нибудь хорошей книжкой и потребовать от своих друзей и близких принести побольше блинов.
lundi, к 23 fevrier
Таинственная машина снова вернулась. Не хочу смотреть в ту сторону, но не могу удержаться и постоянно смотрю только туда. Вряд ли у меня началась паранойя, но лучше на всякий слугчай закрыться на все замки. И эти лихие мастера-водопроводчики как-то странно на меня смотрят. Я всерьез подумываю потратить деньги на какой-нибудь экстравагантный парик и темные очки в поллица, и не только для того, чтоб изменить поднадоевшую внешность.
Во всех других отношениях мне сегодня немного лучше, большое спасибо.
mardi, к 24 fevrier
Он: У вас, м-м-м... Я не совсем уверен...
Я (глядя через плечо на мужчину, который стоит у меня за спиной на коленях): Что-нибудь там не так, сладенький мой?
— Там у вас... э-э-э... Я, право, даже не знаю, как вам сказать...
Меня вдруг охватывает тревога: что такое? Порез от бритвы? Пучок невыбритых волос? Тампон недельной давности? Может, начал расти хвост?
— Ла?
— У вас тут синяки на бедрах.
— Ах, вон оно что! Это означает, миленький мой, что вы — далеко не первый мужчина, который решительно ступил на эту дорогу и топчет ее тяжелыми сапогами. Вам понятно? Можно сделать все по-другому, хотите?
— Ну да, вообще-то, и в самом деле, — пролепетал он, и член его стал еще тверже и как-то, если можно так выразиться, еще настырней. — Вы могли бы мне рассказать как-нибудь, как другие это делали.
mercredi, le 25 fevrier
А-1 отмечает день рождения, очередную веху на своем жизненном пути. Его подружка заранее все устроила: заказала столик в одном дорогущем индийском ресторане в Клеркенуэлле, что можно ей простить, потому что у нее совершенно нет вкуса.
Я давно уже хотела где-нибудь отдохнуть и повеселиться в большой компании. Работа порой изматывает. Это похоже на бесконечный ряд свиданий с незнакомыми людьми, снова и снова одно и то же, и каждый раз нужно исполнять свою роль легко и непринужденно, понимая в то же самое время, что из этого в результате мало что выйдет. Высасывает все соки. И обрушившаяся на меня череда настоящих свиданий тоже не помогает. Пока я получаю удовольствие, болтаясь по кафе и барам с небольшой компанией друзей, всегда существует опасность, что зная друг о друге слишком много или почти все, мы можем потерять всякое умение и интерес вести беседу. Ведь только с людьми, которые знают тебя с тех пор, когда ты только достиг половой зрелости, можно развлекаться такими, например, разговорами:
«А помнишь...» -за этим следует неопределенный жест. «Да, прямо как в том кино». «О боже!А как он классно делал этот прием!» Случайная цитата из «Звездных войн». Какой-нибудь случай из политических событий середины девяностых
Удовлетворенное молчание или приступы беспричинного хихиканья на целые полчаса, а то и больше.
Вести такие разговоры не так-то просто, и подружки Н. и А. обычно оказываются за бортом, независимо от их прелестей и способностей. Была одна такая у А-2, выросла в Южной Африке, в коммуне, сама выстроила себе дом от фундамента до крыши и ни разу в жизни не была в ресторане «Макдоналдс», (прелестная, кстати, деталь). Но она не знала ни одной цитаты из «Принцессы-невесты», и постоянно попадала впросак и смущалась, особенно когда А-2 пытался — и совершенно безуспешно — предложить ей руку и сердце с помощью рассуждений о том, что Жизнь есть Страдание.
Нам всегда нужно еще и еще. С другими людьми. Нормальными людьми.
Я явилась поздно, вся в шуршании шикарной рубахи черного шелка и в строгих брюках в английском стиле. Волосы зачесаны наверх, изящные серьги с жемчугами. В общем, выглядела, как черт знает что. Но неважно. За столом уже было довольно оживленно, вина и прочие напитки текли рекой, разговоры не смолкали, словом, все было нормально. Я села прямо напротив Н, который притащил с собой свою подружку Энджел, еще одну рабочую лошадку, с которой месяц назад у меня была небольшая стычка. Но она, похоже, быстро одумалась и теперь казалась довольно милой и бодренькой.
В самый разгар еды Энджел попросила меня одолжить ей на минутку мобильник, чтобы послать кому-то эсэ-мэс — в ее телефоне села, по ее словам, батарейка. И я, конечно, как доверчивая дура, дала, а сама, увлекшись флиртом с голубоглазым Адонисом, сидевшим у меня справа, и понятия не имела, что она там отправила и кому.
Поэтому и удивилась, когда вдруг прибыл тот, Первое Свидание, как раз когда все открывали подарки. Увидев меня, он заулыбался. Я улыбнулась в ответ. Он оглядел стол и сел рядом с Энджел. Интересно. Я и не знала, что они знакомы. Ни за что б не подумала, что между ними что-то может быть.
Адонис, улыбаясь, назвал себя и протянул руку через стол. Первое Свидание пожал ее.
— А вы здесь с кем?.. — спросил Адонис, оглядывая стол.
— Вот с ней, — ответил он, кивая в мою сторону. Я нервно засмеялась.
— Это вы серьезно?
— А разве не вы только что пригласили меня сюда?
Я пристально посмотрела на Энджел. А взгляд у меня может быть ой какой тяжелый.
— Ну да, выходит так, будто действительно я, — сказала я сквозь зубы. — Но на самом деле я туг ни при чем, так что мне жаль, что вас ввели в заблуждение.
Остаток ужина я проболтала с одной скромненькой бледненькой девицей, сидевшей рядом с другой стороны, а Адонис и Первое Свидание — у которых, кстати, оказалось много общих знакомых, — непринужденно беседовали, вспоминая университетские забавы. Н. скоро попросил прощения и откланялся, за ним и Адонис, с другой стороны стола собралась компания, чтобы продолжить попойку у кого-то на квартире, и в конце концов за столом осталась я, Первое Свидание и Энджел. Она встала и вышла, чтобы подогнать свою машину, перед тем предложив втроем переместиться в другой бар, который, по ее словам, закрывается поздно.
Первое Свидание и я вышли на улицу как раз, когда она с визгом заворачивала за угол.
— Мне очень жаль, — сказал он.
— Ладно, забудем, — отозвалась я. - Кто старое помянет... — Хотя я, хоть и не хотела поминать, но все полшила.
— Я не знал, ей-богу, что текст был не от тебя.
— Понятно.
— Я... я тебе, наверное, надоел?
Я повернулась к нему, злая до чертиков за все, что произошло, злая оттого, что мной манипулировали, как куклой, очень паршивое чувство, пускай он тут даже совсем ни при чем. Вдобавок еще злая на то, что разозлилась. Впору вообще сойти с ума. Но больше всего меня злила его уязвимость, ранимость, и еще его потребность в том, чтобы я в нем нуждалась. У него был такой голос...
— Это все потому, что я люблю тебя. Ну да, вот оно что.
Я вздохнула, закрыла глаза. Мы долго стояли на тротуаре и молчали. Я смотрела на свои туфли, он — на.меня. Это было совсем не то, чего мне хотелось, и совсем не так, как мне хотелось. Какой-то человек подошел и спросил, как пройти в какое-то место; мы отправили его в следующий квартал. Мне стало страшно, словно черный туман, страх обволакивал душу: у меня было такое чувство, что безличная, грозная судьба, воплотившись в моих лучших друзей, с самыми добрыми намерениями загнала меня в ловушку.
— Ну ладно, я сейчас возьму такси и поеду домой, — сказала я наконец. - Поеду одна. А ты отправляйся в тот бар к Энджел, а то она подумает, что мы ее бросили.
Или отправились вместе домой, добавила я мысленно. jeudi, к 26 fevrier
На следующее утро я проснулась и обнаружила, что мне три раза звонили, и кто-то прислал еще эсэмэс.
Первые два звонка были сделаны с номеров, которых я не помнила. Голосового сопровождения тоже не было. Ничего необычного — но я почему-то почуяла недоброе. Поэтому сразу стала перезванивать.
— Доброе утро. Простите, это не вы звонили по моему номеру вчера вечером?
Оба раза на другом конце провода были озадачены, они явно не знали, кто я такая, но поскольку регистратор номера в мобильнике — судья беспристрастный, то они да, действительно пытались звонить. Выходит, Энджел посылала не один текст. И они пытались связаться с ней по моему номеру.
Господи, какая же я идиотка. Слава богу, хоть звонили не из-за границы.