Траектория исторического капитализма и призвание марксизма в «третьем мире»
Траектория исторического капитализма
Долгая история капитализма состоит из трех разных, последовательно сменявших друг друга фаз: а) длительное приготовление — переход от даннической модели, типичной формы организации архаичных классовых обществ, — занявшее восемь веков, с 1000 до 1800 года; б) короткий период зрелости (XIX век), в течение которого «Запад» утвердил свое господство; в) фаза долгого «упадка», вызванная тем, что можно назвать «Пробуждение Юга» (используя заглавие моей опубликованной в 2007 году книги), в ходе которого народы и их государства сумели в целом вернуть себе инициативу в деле преобразования мира. Первая волна этого пробуждения пришлась на XX век. Эта борьба против империалистического порядка, неотделимого от экспансии капитализма в мировом масштабе, — потенциальная движущая сила на долгом пути перехода от капитализма к социализму. Ныне уже XXI век становится свидетелем второй волны аналогичных независимых начинаний народов и государств «Юга».
1. Внутренние противоречия, характерные для всех развитых обществ архаичного мира, а не для одной лишь «феодальной» Европы, являлись отражением последовательных волн общественного развития, приносивших с собой элементы, из которых и сложился современный капитализм.
Старейшая волна зародилась в Китае, где начавшиеся в эпоху Сун (XI век) изменения получили дальнейшее развитие в период династий Мин и Цин и вывели Китай вперёд в области технологических изобретений, производительности общественного труда и накопления богатства; Европа сумела превзойти эти достижения лишь в XIX веке. «Китайская» волна сменилась «ближневосточной», развернувшейся на территории арабо-персидского халифата, а затем (с началом крестовых походов) охватившей и итальянские города-государства.
Последняя волна, завершавшая длительный переход от старого даннического мира к современному капиталистическому, пришла в страны атлантического побережья Европы параллельно с завоеванием ими обеих Америк, и растянулась на три века (1500—1800) меркантилизма. Исторический капитализм, постепенно распространивший своё господство на весь мир, явился продуктом этой последней волны. «Европейская» («Западная») форма исторического капитализма, созданная на атлантическом побережье и в Центральной Европе и имевшая отпрысков в США и, позднее, в Японии, неразрывно связана с присущими ей родовыми чертами: прежде всего, со способом накопления капитала, основанном на экспроприации (в первую очередь крестьян, а затем и целых народов, включённых в глобальную систему в качестве её периферии). Эта историческая форма неотделима от противоречий между центром и периферией, которые она бесконечно порождает, воспроизводит и углубляет.
2. Исторический капитализм окончательно оформился в конце XVIII века, одновременно с промышленной революцией в Англии, создавшей новое «машинное производство» (и, соответственно, новый — индустриальный — пролетариат), и Французской революцией, которая дала миру современную политику.
Периода зрелости, апогеем которого стал XIX век, капитализм достиг в достаточно короткий промежуток времени. Как раз тогда капиталистическое накопление обрело свою законченную форму и превратилось в основной закон, контролирующий общественное развитие. С самого начала этот способ накопления имел и конструктивный (он предполагал масштабный и продолжительный прогресс производительности общественного труда), и деструктивный характер. Уже в ранних произведениях Маркс отмечал, что это накопление приводит к уничтожению двух основ общественного богатства: человека (становящегося жертвой товарного отчуждения) и природы.
В своём анализе исторического капитализма особое внимание я уделяю третьему измерению этой разрушительной стороны накопления капитала: материальной и культурной экспроприации народов периферии — вопросу, которому сам Маркс уделял несколько меньшее внимание. Вероятно потому, что в тот короткий период, когда Маркс создавал свои работы, Европа почти полностью обратилась к проблемам внутреннего накопления. В результате Маркс отнёс экспроприацию ко временной фазе «первоначального накопления», которое я, напротив, полагаю перманентным.
Тем не менее, в течение короткого периода своей зрелости капитализм несомненно сыграл и прогрессивную роль: он создал условия, делающие возможным и необходимым его собственное преодоление социализмом/коммунизмом как на материальном уровне, так и на уровне нового политического и культурного сознания, сопровождающего соответствующие материальные изменения. Социализм (вернее, коммунизм) — не просто более высокий «способ производства», предполагающий более развитые производительные силы и «справедливое» распределение дохода. Это нечто большее: более высокая ступень развития человеческого общества. Таким образом, совершенно не случайно, что рабочее и социалистическое движения происходят из уже упомянутых новых народных классов и участвуют в общеевропейской борьбе за социализм с XIX века (более точнее — с появления «Манифеста Коммунистической партии» в 1848 году). Неслучайно и то, что это развитие приняло форму первой социалистической революции в истории: Парижской Коммуны 1871 года[1].
3. В конце XIX века исторический капитализм вошел в длительный период упадка. Разрушительные проявления капиталистического накопления всё в большей степени начали преобладать над его исторически обусловленными прогрессивными, конструктивными проявлениями. Подобное качественное изменение капитализма произошло одновременно с появлением новых производственных монополий (а не только в областях торговли и колониальных завоеваний, как это было в период меркантилизма) в конце XIX века (см. работы Гобсона, Гильфердинга и Ленина[2]), и стало ответом на первый длительный структурный кризис капитализма, начавшийся в 1870-е годы (вскоре после поражения Парижской Коммуны). Появление монополистического капитализма показало, что капитализм «пережил свое время» и «устарел». Пробил час необходимой и возможной экспроприации экспроприаторов. Этот упадок привёл к первой волне войн и революций, написавших историю XX века.
Ленин был прав, говоря, что монополистический капитализм представляет собой «высшую стадию капитализма». Но он оптимистично полагал, что этот первый длительный кризис станет одновременно и последним, с необходимостью выдвинув на первый план социалистическую революцию. Дальнейшее течение истории показало, что капитализм оказался способен преодолеть этот кризис (ценою двух мировых войн; более того, он сумел абсорбировать удары, нанесённые ему Русской и Китайской революциями и национально-освободительными движениями в Азии и Африке). Однако за коротким периодом оживления монополистического капитализма (с 1945 по 1975 год) последовал второй длительный структурный кризис системы, начавшийся в 1970-е годы. Капитал отреагировал на этот вызов качественно новым изменением, обретя форму «глобального монополистического капитализма».
Из этого рассмотрения «долгого упадка» капитализма возникает множество важных вопросов по поводу природы предстоящей «революции». Является ли «долгий упадок» исторического монополистического капитализма синонимом «долгого перехода» к социализму/коммунизму? И если да, то при каких условиях?
4. С 1500 года (начало перехода, принявшего форму атлантического меркантилизма, к зрелому капитализму) до 1900 года (появление альтернатив сложившейся логике накопления) «Запад» (европейцы, затем североамериканцы и позже японцы) оставался хозяином игры. Он в одиночку формировал структуры нового мира исторического капитализма. Завоёванные и подавленные народы и нации периферии сопротивлялись доступными им способами, но в конце концов всегда терпели поражение и оказывались вынуждены приспосабливаться к своему подчиненному положению.
Господствующее положение евро-атлантического мира сопровождалось демографическим взрывом: европейцы, составлявшие 18 % от населения планеты в 1500 году, к 1900 году насчитывали уже 36 %, увеличив свою численность за счёт потомков иммигрантов в Америке и Австралии. Без этой массовой эмиграции модель накопления исторического капитализма, основывавшаяся на ускоренном разложении крестьянского мира, была бы просто невозможна. Именно поэтому данная модель не может быть воспроизведена на периферии, у которой нет своей «Америки» для завоевания. «Догнать» в рамках существующей системы невозможно, народы периферии не имеют другой альтернативы, кроме принципиально иного пути развития.
5. В XX веке роли поменялись: инициатива перешла к народам и странам периферии.
Парижская Коммуна, как уже было сказано, стала первой, а также и последней социалистической революцией в стране, являвшейся частью капиталистического центра. XX век — век «пробуждения народов периферии» — открыл новую главу в истории: революции в Иране (1907), Мексике (1910—1920), Китае (1911) и «полупериферийной» России в 1905 году, ставшей в свою очередь прологом революции 1917 года, арабо-мусульманское Возрождение (Нахда), появление движения младотурков (1908), Египетская революция 1919 года и первые шаги Индийского национального конгресса.
В ответ на первый длительный кризис исторического капитализма (1875—1950) народы периферии начали борьбу за свое освобождение в 1914—1917 годах, объединяясь под знаменами социализма (Россия, Китай, Вьетнам, Куба) или национального освобождения, предлагавшего в разной степени прогрессивные социальные реформы. Они вставали на путь индустриализации, до того невозможный в рамках (старого) «классического» империализма, заставляя последний приспосабливаться к этой первой волне независимых начинаний народов, наций и государств периферии. Начиная с 1917 года и до того времени, пока не выдохлись «Бандунгский проект»[3] (1955—1980) и Советский Союз (1990), именно эти начинания заняли центральное место на сцене истории. Я рассматриваю два длительных кризиса стареющего монополистического капитализма не в терминах длинных кондратьевских циклов, но как две стадии упадка распространившегося в мировом масштабе исторического капитализма и возможного перехода к социализму. Кроме того, период 1914—1945 годов нельзя назвать только лишь «войной за наследство Британской империи», это также долгая война империалистических центров против пробуждающейся периферии («Востока» и «Юга»).
Первая волна пробуждения народов периферии потерпела поражение по многим причинам: как из-за присущих ей самой ограниченности и внутренних противоречий, так и благодаря успеху империализма в поиске новых способов контроля миро-системы (посредством усиления контроля над технологическими изобретениями и доступа к ресурсам планеты; через упрочение господствующего положения в мировой финансовой системе, сфере коммуникационных и информационных технологий; благодаря монополии на оружие массового уничтожения).
Несмотря на это, второй длительный кризис капитализма начался в 1970-е годы, ровно через сто лет после первого. Реакция капитала на этот кризис была точно такой же, как и на предыдущий: усиление концентрации (которая породила глобальный монополистический капитализм), глобализация («либеральная») и финансиализация. Но триумф нового коллективного империализма «Триады»[4] (вторая «прекрасная эпоха» 1990—2008 годов, напоминавшая первую 1890—1914 годов) был кратким. За ним пришла новая эпоха хаоса, войн и революций. В ситуации уже начавшейся второй волны пробуждения наций периферии у коллективного империализма «Триады» не остаётся иной возможности сохранить свои ведущие позиции в мире иначе, как посредством установления военного контроля над всей планетой. Указывая на первостепенную важность достижения этой стратегической цели, Вашингтон демонстрирует прекрасное понимание ключевых проблем и определяющих фронтов противостояния нашей эпохи; стоит сравнить это с наивностью, присущей западному «альтерглобализму».