Во время митинга я стоял рядом с Кагановичем Л.М. Он вдруг нагнулся:
— Советская? — показывая на «лейку»
— Да. 15-я тысяча.
— Хорошо работает, не заедает?
— Хорошо.
— Хуже заграничных?
— Нет. Вот только пленка плохая.
Выступил Леваневский. Сказал две фразы и кончил.
— Вот арап, — засмеялся Каганович. — А сказал хорошо.
Митинг закончился.
— Ну, давайте сниматься — предложил Молотов.
— Я растрепанный, — замялся Сигизмунд.
— Я тоже — ответил Молотов.
Вечером был банкет в Моссовете.
Леваневский после рассказывал:
«Предложил я В.М. (Молотову):
— Полетим, В[ячеслав] Мих[айлович]?
— Да я бы с удовольствием, с Вами я без всякого червячка полетел бы.
Спрашивал — в чем особенности машины. Заинтересовался, когда Леваневский сказал, что заснял кино[камерой] весь путь и попросил отпечатать тов. Сталину, ему и другим членам правительства».
Год
21 августа
См. записи — репортаж репортажа. Речь будет идти только о деловых встречах, событиях, штрихах. Необходимость такого дневника почуял очень давно, но все не мог собраться с силами.
Итак — путь начинается.
Коккинаки сегодня опять слетал. Услышав речь Сталина на приеме тройки (Чкалова и иных) в Кремле 13 августа Володя расцвел от предсказания Сталина. Когда я его несколько дней назад спрашивал — с чем полетишь (500 кг. он дожал до отказа, рекорд с тонной — за ним) он ответил:
— Собирался с тонной, а пойду с двумя — надо отвечать Сталину.
На аэродром я не поехал. Часа в три позвонил Спирину.
— Ну как?
— Коккинаки слетал. Уехал в город. На аэродроме ждет Алексеев.
— В газетах писать будем?
— Видимо да. Настроение хорошее.
Часа через полтора после Коккинаки в воздух пошел Алексеев с тонной. Как узнал позже — на старт Коккинаки все, кроме комиссаров опоздали.
Ночью Владимир позвонил мне в редакцию.
— С чем ты летал?
— С тонной.
—?!
— Да так пришлось. Рядом стояли с таким грузом.
22 августа
Днем позвонил Алексееву.
— Какие результаты?
— Еще не знаю. Вскроют в четыре. Думаю, что удачно.
За несколько дней до этого мы с Хватом (15–16 августа) приехали в Щелково. Должен был лететь Коккинаки. Оказалось, что у его самолета что-то оказалось не в порядке и Володя уехал. Но на метео-вышке стоял Алексеев.
Поднялись. Алексеев высматривал дыры в небе. Все в облаках. Надвигался вечер. Наконец посветлело. Взмыл. Его самолет вы видели все время. Через час 15 минут вернулся. Долго стоял на крыле, объяснял всякие вещи Архангельскому (шалил мотор).
— Какая температура?
— 48
В тот же вечер мне позвонил Кокки.[7]
— Цаговцы[8]говорят о 12000. Верно?
— Не знаю
— А температура?
— 48
— А, тогда все в порядке. Больше мне ничего не надо.
— Когда летишь?
— Завтра, рано утром.
Но Дап[9]не прислал комиссаров («я оштрафовал за то, что не явился не тренировку к параду 18.08»)
Обработка барограммы огорчила ЦАГИ.
Я позвонил Чекалову — зам. нач. ОЭЛИД.[10]
— Пишем?
— Нет не надо. Считайте тренировочным полетом.
Вечером позвонил Володя.
— Результатов сегодня не будет. Запарились, с утра считали.
— У кого перспективы?
— У меня. Есть два варианта — 12350 м. и 12050 м. (рекорд его собственный — 11746)
— А у Алексеева?
— 12 100. Завтра будет считать с утра.
Вечером провожал…….. (вычеркнуто) на 36 конференцию ФАИ в Варшаву.
Алексеев (ЦАК) сообщил о своем желании лететь на «Грозе»
Днем в редакции был Ляпидевский. Трепался часа четыре.
23 августа.
Утром был в центр. аэроклубе на приеме французской авиационной парламентской делегации. В числе других были Кодос (толстый, краснощекий, грузный) и Боссутро.
…. (зачеркнуто) интервьюировал Кодоса:
— Что вы можете сказать о полете Чкалова?
— Не слыхал.
— А Громова (на «РД»)?
— К сожалению тоже не знаю.
— Кого из советских пилотов вы знатете?
— Россинского.
Зато Кодос с большой готовностью рассказывал о своих полетах над Африкой, показывал руками как болтает, как самолет пикирует, виражит и проч.
В конце завтрака, Боссутро благодарил за прием и виденное, сказал:
— Я надеюсь что французская молодежь пойдет по стопам советской молодежи.
За завтраком Кошиц рассказал интересные вещи.
После банкета я и Реут засиделись. Неожиданно приехал Коккинаки.
— 12 101 — объявил он с порога.
— Рассказывай!
Рассказал. Забавен эпизод с колпачком, который пришлось заменить письмами почитателей (см. отчет в «Я» от 24 авг)
— А у Алексеева?
— Даже считать бросили. Не вышло.
Коккинаки явно доволен тем, что у Алексеева не вышло.
Попутно он рассказал о приезде к нему неизвестной знакомой, студентки Новороссийского техникума, передавшей привет от родителей, потребовавшей свести ее с….. и получить какие-то документы в ВУСИС. Владимир просто и грубо предложил ей 60 рублей на билет до Новороссийска, дал еще 10 руб на еду и выпроводил, очень довольную.
27 августа.
Был у Прокофьева на даче. Болен. Лежит. Обсуждает какой-то план с Украинским. Трепались, рассказывали анекдоты, разговаривали.
— Обидно лежать. Фира, купи коньяку «О.С.» — вылечусь мгновенно.
— Какая сволочь Тардо и Тивель.[11]
— Надо лететь Вот через два дня ждем погоды.
— Эх, какую бы статью можно было написать! Столько нового за этот год, объедение. Такая тематика!
(25-го напечатан мой отчет о Тушино. Хорош был Кокки на «ЦКБ» и пятерка)
Вечером позвонил Коккинаки. Он болен.
— Голову ломит, жуткий насморк. Лежу. Обидно. Сегодня должен был лететь, завтра надо было перегнать машину из Тушино. Знаешь, я позавчера что сделал? Вырулил от Райвигера[12]— да направился по дорожке к заводу. А дорожка перепахана. Ни разбежаться, ни взлететь. Я ее поднял на дыбы — все шарахнулись, и перелетел.
28 августа.
День непримечательный и сплошь разговорный. Прокофьев обещал, что завтра «погода наклюнется». Кокки уже готов лететь, да облачность не пускает…… (зачеркнуто) иронически повествует о том, как трудно сесть на ТБ-3 с полной нагрузкой.
Вечером позвонил Павлов из ВВА. Сообщил, что он сделал пятый прыжок со своими крылами. Спрыгнул с 3400. Планировал 140 секунд. v=15 mt/sek Делал развороты, виражи. На 400 раскрылся. Вот и все.
29 августа.
Вечером сидели с Левкой у Кокки. Делился своей жизнью, планами. Оказалось был в штрафном отряде — на «авиационном Сахалине», еле-еле унес оттуда ноги. Рассказал о прошлогоднем групповом полете на 12000 и о ужасах, свалившихся на него, после того, как начал фигурять на «ЦКБ-26».
Поведал забавные россказни Алексеева о нем: спортивные-де комиссары пишут то, что хочет Коккинаки, а журналистов он, мол, спаивает. По этому поводу Коккинаки велел жене достать две бутылки пива и мы их действительно и торжественно распили.
Сегодня Алексеев попробовал слетать с тонной. Допер до облаков, не мог (либо не решился) пробить и сел. 21 августа он оказывается сделал 12089.
Сегодня Шевченко испытывал новый «R-Z», свалился в штопор, не мог выйти и на 600 м. выскочил сам и техник. Самолет — вдребезги.
Сегодня же пришло сообщение, что первые три полета Кокки (17 и 26 июля и 3 августа) зарегистрированы.
31 августа.
Утром у Каминского в аэропорту встретил чехословацких летчиков капитана Полма и надпорутчика Зеленого, пролетевших без пересадки на спортивном самолете (вес 280 кг.) без посадки 1651 км. из Праги в Москву. Мотор — 36 сил.
Днем Каминский вылетел в Прагу, открывая линию Москва-Прага. Я смеялся над ним:
— Летишь ты на «РНТ-9». Два мотора по 450 сил. А сделаешь по дороге 5 посадок и будешь ночевать. А тут — 36 сил!
Вечером пилотов принимал ЦАК. Полма изливался в любви: «Я чувствую себя здесь больше, чем дома» Делился планами: весной 1937 г. хочет бить рекорд англичанина Брука перелета по маршруту на спортивном самолете из Гамбурга в Кейптаун (Ю.Африка) вместо 17 за 12 дней, а рекорд дальности на самолете весом 560 кг. — на Сибирь. Секретарь посольства др. Брож провозгласил тост «за первую конную и ее вождей».
1 сентября.
Был у Алексеева. Он рассказал любопытную историю. 19 августа он хотел слетать с тонной на побитие рекорда (на «АНТ-40»). На 800 неожиданно потерял сознание. Самолет посыпался вниз. Он пикировал со скоростью около 600 км/ч. Тысячах на двух Алексеев очнулся от резкого хлопка — напором воздуха вдавило «моссельпром»,[13]выбило стекла в кабине. Алексеев не помнит, как сел. Забыл выпустить шасси и сел на брюхо. Сел благополучно. Ремонта недели на три. Алексеев рассказывает, что 21 августа по баротермографу у него давление было 154 у Кокки — 163. Т. е. Алексеев был выше на 300–350 метров. Это хочет доказать полетом.
Между прочим, Коккинаки показал полученную им только что книжку пилота I класса. Оказывается, раньше он, Чкалов, Пионтковский получили от «Аэрофлота» только 5-й класс. Они не брали и им запрещал «Аэрофлот» летать без книжек.
2 сентября.
Сегодня Кокки смотался с двумя тоннами. Вылез довольный. Обработка завтра. Спортивные комиссары чуть смущены — Спасский опоздал и вместо него приборы пускал в ход какой-то шмендрик. Вечером сидели у А.В. Белякова завтра уезжает. Пили. Встретили там Чкалова и Тайда.[14]
3 сентября.
Утром провожали тройку в Сочи. Чкалов появился за полминуты до отхода поезда. Еле успел сесть. Хмельной. Вечером позвонил Володя.
— Плохо, Лазарь. Приборы, гады, подвели. Нельзя засчитать. Обидно очень.
— Мы все-таки дадим.
— Приезжай.
Приезжаю — валяется на ковре с женой и ее подругой. Играют в преферанс. Перед ним бутылка пива, бокал.
— Пей! Все равно скажут, что спаиваю. Семь первых!
Он уже отошел. А был весьма расстроен.
— Да как же. Ведь на этом финишировал работу. И так прекрасно слетал. Вылез и знал, что побил.
— Пойдешь опять?
— Обязательно. Ведь на 2–2,5 всегда перешибу.
Его жинка рассказывает: «Я и не занала, что он вчера летал. Ложимся вчера спать, я спрашиваю:- Вова, а сколько рекорд? Он говорит — у меня 10400. — Вовка, да ты разве летал? — Да нет, спи, спи, красивая!»
4 сентября.
Днем был у Ушакова. Сообщил ему о своих планах. Он сказал, что возможно он поведет экспедицию. Вчера зашел Громов с женой. Подробно рассказывал о перелете. Осведомленность и эрудиция — исключительны.
— Над Сахарой — половину ночью. Ветры попутные — 20 км. в час. Машина выдержит хорошо. Крыло сделали неплохо. Спать будем. Удивляюсь, почему Чкалову есть не хотелось. Мы очень хотели есть в своем трехдневном полете. Термосы остыли в день. Возьмешь курицу — холодная, вода — тоже, а колбаса «салями»- хорошо.
Вообще как только долетим до берега — рекорд будет на 600 км (или тысячу — как считать). Так что есть только два выхода — или долетим или разбиться. А по берегу — сколько хватит бензина. Ориентироваться поможет луна. Вести трудно — очень различные условия. С этой точки зрения — оставляя в стороне опасность — через Северный Полюс лететь гораздо легче. В смысле пилотирования. Я думаю, что в будущем году наши уже полетят. В будущем году думаю совершить перелет вокруг света без посадки с доливкой в воздухе. Двукратной. Такого перелета еще никто не делал и заполнить эту графу было бы полезно. Уверены ли мы в успехе? Трудно сказать, что наверняка долетим. История перелетов на дальность знает столько же неудач, сколько удач. Летим для того, чтобы долететь.
5 сентября.
Сегодня сидел в редакции. Говорил по телефону. Позвонил Громову. Он несколько возбужден.
— Плохо дело. Крестинский говорит, что Бразилия не хочет дать разрешения. Я думаю, что ломается. Иначе получается черт знает что. Второй вариант гораздо сложнее и подготовка потребует очень много времени. Вечером буду у наркома.
Позвонил Прокофьеву.
— Не теряй с нами свяжи. Увидел плохую погоду и успокоился. А нам и такая погода годится. Берем ставку во чтобы то ни стало в течение ближайших дней сделать. Как только промелькнет более или менее подходящее — так есть в полете. Вот на завтрашний день очень серьезно смотрим. Позвони обязательно.
— Позвоню!
Каува приглашал на банкет завода в честь Кокки. Не мог поехать дежурил.
6 сентября.
Днем позвонил Прокофьеву.
— Есть подозрение.
Позже позвонил мне Беляков Михаил.
— Будьте готовы!
Вечером поехал в редакцию (был сегодня выходной). В 11 позвонил Прокофьев:
— Собираемся. Обстановка больно благоприятная. Правда на западе собираются облака. Жди звонка моего.
Ждали. Экипаж ушел спать. В три часа ночи они пришли и засели вместе с метеорологами. Сидели два часа, прикидывали все и наконец решили отменить.
В 5-20 утра я позвонил Георгию. Голос его мрачный, угрюмый.
— Езжай спать.
— А когда?
— Думаю, что в ближайшие дни.
Небо покрыто облаками. Туман. Сейчас я уже дома. 6 часов утра. Вот так выходной! Сегодня купил драп на пальто (2,5 метра по 300 рублей) Хорош!
7 сентября.
Днем Коккинаки все же слетал. Выбрал просвет в жутком дне и выскочил в какое-то немыслимое окно. Мерз (вверху было — 62 градуса мороза), чувствовал себя очень плохо, летел простуженным.
— Вечером полежал в горячей водичке — стало легче. Сейчас думаю выпить рюмочку семидесятилетней «старки»- говорят помогает.
Звонил Громову.
— Пока ничего ясного.
Вспоминается одна его реплика.
— Самое лучшее в полете — это не орехи «кола», а сон. Помню сменишься, ляжешь, никак не можешь уснуть. Потом вдруг замечаешь, что перестал слышать звук мотора. Оглянешься — спал 40 минут. И это замечательно освежает.
По редакции гуляет моя фраза: «В Мадриде никогда не бывал, читать о нем не приходилось, а писать — писал».
8 сентября.
Вечером были у Коккинаки. Разговаривали. У входа стояла какая-то девушка и просила взять ее с собой: посмотреть на Коккинаки. Кто-то взял. Расспросили — рабфаковка 4 курса Плехановского рабфака комсомолка Лида. Хотела посмотреть на живого. «Очень понравился».
— Работу по ЦКБ-26 закончил.
А вечером он с женой приехал в редакцию, смотрел типографию, радовался как ребенок.
— А знаешь, Лазарь, высота больше 11000 (днем была неизвестна). Я тогда думаю еще раз с тонной сходить попробовать.
Валентина Андреевна жаловалась:
— Екает, екает, когда летает. Особенно при его манере брать бензина в обрез. И потом обижает, что скрывает, когда летит.
— Это из деликатности. Чтобы не тревожилась.
У Громова дела неважно. Разрешения еще нет. А время уходит.
Вчера кто-то в Щелкове лазил с 5 тоннами в тренировку. Надо узнать.
12 сентября
Вчера был Ботвинник с женой. Он зашел почти прямо с поезда, с Ноттингемского турнира. Рассказывал о турнире, своих впечатлениях (см. «Правду»).
— Последнюю партию с Винтером я играл ничего не соображая. Накануне спал не больше двух часов.
Сегодня должен был, наконец, прилететь Леваневский. Но вчера его прилет неожиданно отложили на завтра. Видимо дело в том, что сегодня закончились маневры в М… и завтра очевидно на встрече сможет быть Ворошилов. Сегодня обсуждали план — где сесть ему — в Щелкове или в Тушино. Решили — в Щелкове. Молотов утвердил.
Вчера и сегодня разговаривал по телефону с Эстеркиным, в Свердловске. Он мне передал нежные приветы Леваневского и Левченко.
Отлично гонит Молоков. Сегодня он уже в Архангельске. Есть решение посадить его на Москва-реке, у ЦПКиО. Там садился и Линдберг.
13 сентября
Сегодня встречали Леваневского на Щелковском аэродроме. Мы стояли у трибуны, нас никуда не пускали. Около 5 часов подъехала закрытая машина. В ней сидели Молотов, Каганович….[зачеркнуто].
К ней подбежал кто-то из оперодовцев[15]и машина отъехала с сопровождающими к краю аэродрома. Мы стояли.
Вдруг Геккер меня окликнул:
— Видел Рудзутака? Вот он пошел к машинам!
Я сразу ринулся вперед, догнал Рудзутака и пошел рядом с ним. Слышал, не оборачиваясь, как охрана сдерживала кинувшихся за мной газетчиков.
Леваневский уже рулил по аэродрому. Увидев машины он остановился, выглянул в окно. Левченко спрыгнул на землю, его окружили. Следовавший за мной хвост газетчиков распался.
Молотов пожал ему руку.
— Привет, поздравляю. Очень рады.
Каганович протянул ему большой красный конверт.
— Вам лично от товарища Сталина!
Левченко прочел и кинулся к самолету. Леваневский непрерывно кричал:
— От винта! Убьет!
Я тихо обошел самолет, нашел дверку и влез внутрь. Навтречу мне кинулся Оскар.
— Лазарь! Ты здесь! — мы расцеловались. Затем с Левченко.
— Смотри — письмо от Сталина, — показал он мне.
Я прочел, личная подпись. А на передней переборке самолета — портрет Сталина.
Леваневский вышел из пилотской кабины в общую.
— Здравствуйте, здравствуйте, вот и встретились опять!
Он крепко пожал мне руку и пошел к выходу. Подошел к Молотову и отрапортовал, вытянувшись:
— Товарищ председатель совета народных комиссаров. Разрешите доложить, что перелет Лос-Анджелес — Москва закончен благополучно.
Молотов пожал ему руку.
— Поздравляю с большим успехом. Очень рады вас видеть.
Каганович:
— Вот вам лично от Сталина.
— Как долетели? — спросил Молотов.
— Хорошо. 295 давали.
— А последний этап?
— Тяжелей. И на аэродроме здесь трудно. Боялся, что винтом фотографов убьет.
— Ну пойдемте к трибуне, нас ждут — сказал Молотов.
— А как с машиной?
— Да вот хозяин тут, озаботится — ответил Молотов, показывая на Янсона.
— Разрешите лучше мне самому отвести ее к трибуне.
— Как хотите.
Леваневский сел и подрулил. Молотов и другие ждали.
— Хозяин. Не доверяет машины, — одобрительно заметил Коганович. — А откуда тут комары?
— Леваневский из Лос-Анджелоса привез, — засмеялся Молотов.
Пошли на трибуну.
— А где семьи? — спросил Молотов.
— На соседней трибуне.
— Давайте их сюда.
— Тов. Леваневская, идите сюда — пригласил Каганович.
Митинг — см. «Правду» от 14.09
14 сентября
Дали о полете Юмашева с пятью тоннами. Вечером вытащили Леваневского и Левченко к нам в редакцию. Затем по его приглашению я и Оскар поехали к нему домой.
Пред этим мне позвонил Чкалов и сообщил, что завтра «ДНТ-35» летит в скоростной перелет в Ленинград и берет меня с собой.
— Еще кто-нибудь?
— Никого.
У Леваневского был Янсон,[16](вычеркнуто), Водопьянов, Ушаков,[17]Серкин,[18]Жигалев и мы. Было весело и хорошо.
Водопьянову я сказал о своем проекте.
— Согласен?
— Согласен!
15 сентября
Слетал в Ленинград. Написал (см. «Правду» от 17 сентября) Толковал с Громовым: вмешался Молотов. Ответа еще нет.
Вечером узнали, что Сталин прислал приветствие Юмашеву. Я ему позвонил, передал текст, поздравил. Взял беседу.
16 сентября
Юмашев сходил сегодня с 10 тоннами.
19 сентября
Сегодня прибыл Молоков со своим экипажем из северного перелета. Встречали на Москве-реке. Были Молотов, Ворошилов, Каганович, Андреев, Хрущев.
Была очень теплая встреча. Хрущев обнявшись ходил с Молоковым, долго с ним разговаривали Каганович и Ворошилов. (см. отчет в № от 20 сент.)
21 сентября
Летали вместе Юмашев и Рыков. Рыков не дотянул до аэродрома и сел в лесу. Снес крыло. Не хватило бензина.
— Почему вы полетели? — Юмашева.
— Было поздно. Но раз полетел Рыков…
22 сентября
Звоню Дейну.[19]Он отвечает:
— У меня сидит Моисеев. Хочет идти с 5 и 10 тоннами. Просят приборы.
Звоню Коккинаки.
— Договорился я с Марголиным о машине. Хотел сам слетать — забросить груз, чтобы весь кагал не достал. Узнал Яша — говорит, зачем отдавать славу чужому заводу. Уговорил. Сейчас просил у меня приборы. Вот горячка! А мне скоро лекцию читать. Тяжелее полетов.
Был Юмашев.
— Громов не хочет. Бразильцы отказались. Намечаем французскую Гвиану. Тысяч 11. Громов говорит — мало, нет смысла. А я думаю — стоит, лежит — надо взять. Трасса только труднее.
Рассказал забавную историю. Испытывал он «Сталь-6» Бартини. На земле пробовать нельзя, надо в воздухе. А машина с одним колесом и паровым охлаждением. Все говорят не выйдет. Поднялся — и сразу ничего не видать. Пар как из самовара. Приборов не видать — в тумане, как в бане. Боится разлетится хозяйство. Быстренько сел. Потом разобрался. Летал — садился отлично. Талантливый конструктор.
— Обязательно хочу сходить на осеннюю выставку художников. Очень люблю Юона. Вот бы привлечь к авиационной тематике. Сам начну зимой накручивать.
Вчера был Яковлев. Пионтковский летел на «ВИР-12» от Москвы — через Севастополь до Москвы, но сел в Харькове на обратном пути. 2000 км. Яковлев хочет бить около десятка рекордов. Показывал список.
24 сентября
День прошел тихо и степенно. Был на «Динамо», дал отчет на первую полосу о митинге, посвященном Испанским событиям.
Вечером позвонил Моисеев.
— Ходил на «ТБ-3» на 6000. Посидел там час — привыкал к кислородному голоданию. Слез, перелез на «СГ» — слазил на 7000 без кислорода, пробыл полчаса. Ничего, выходит.
— Приезжай, и тебя поголодаю.
Я поблагодарил, предпочитаю быть сытым, а не голодать. Его рекордная машина уже вышла из цеха, доделывается на поле.
25 сентября
Вечером зашли Леваневский и Левченко. Говорили о всяких вещах. Сигизмунд несусветно ругал АНТ. Я ему рассказал о «ЦКБ-26». Он страшно заинтересовался. Заставлял меня рассказывать и рассказывать.
— Вот это машина! Это настоящая машина!
— Постойте! — уже сейчас она значит может прийти (7х8=48 8х8=64 и т. п.) около девяти. Да можно добавить, доделать.
— Вот это машина! Обязательно надо с ней познакомиться, и с конструктором.
— А если закрыть заднее место, — вставил Левеченко.
— Погодите, Виктор Иванович. Это вещь.
— Вообще через Северный Полюс переть нет смысла. Нужно идти через полюс на побитие рекорда.
— Но машина одна, С.А. и она у Коккинаки.
— Ничего, сделают другую.
27 сентября
Вечером позвонил Кокке.
— Как дела?
— Собиаюсь лететь на высоте в Сталинград или Оренбург. Пойду как только будет погода — сейчас все станции работают на меня.
— О-кей!
— Сложно?
— Очень. В прошлом году Вилли Пост? стр29 ходил. В скафандре. И то вылез мутный. А какой был замечательный летчик!
28 сентября
Сегодня было совещание у Ткачева о прокладке воздушных путей в Америку. Выступали Ткачев, Леваневский, Слепнев, Левенко, Фарих, Карф.
Леваневский прислал мне записку: «Прошу организовать встречу с Илюшиным (конструктором). Когда можно? С.Леваневский».
Ага, начинается!
30 сентября
Утром заехал за Левченко и поехали на Москву-реку провожать Молокова в Красноярск. Погода жуткая.
— Отложи!
— Видали хуже. Это — хороша.
— Улетает наша квартира, — вздохнул Беравин.[20]
Оттуда поехали завтракать к Ляпидевскому. Затем встречал женский автопробег.
1 октября
Поехал к Прокофьеву. Ходит мрачный по кабинету. Не подписывает никаких бумаг.
— Завтра пойду к командарму. Буду проситься в Оренбург. Пойдем, посмотри какая там прекрасная погода (повел в свой ГЭМС)
— А какие замечательные приборы достал (оживился). Один для количественного определения кислорода от земли до потолка, другой — … (я забыл). Ни одним наблюдением не хочу поступаться — что толку в одном голом рекорде. Поедем ко мне чай пить!
Вместе с Украинским поехали. Дед поставил чайник, сходил за конфетами и сушками.
— Больше всего на свете люблю хлебные изделия, — говорит Украинский и грызет, грызет сушки и сухари без конца.
Прокофьев подходит к окну, смотрит на дождливый мокрый снег, на мерзостную погодную слякоть.
— Все равно улетим, — говорит он.
Звонил Юмашеву.
— Воспользовался плохой погодой — сходил на осеннюю выставку художников. Слабенькая., в газетах она выглядит сильнее.
Нарком одобрил мой проект, обещал поставить в правительстве.
Был у Ушакова. Лежит больной. Почки. Нервный. Сообщил, что его прочат в начальники метеоуправления при Совнаркоме.
— А как тогда быть с Антарктикой?
— В отпуск! Поедем организовывать метеостанцию на Южном полюсе.
3 октября
Утром, в 12–40 с Щелкова улетел в беспосадочный полет на 30 часов и 4100 км. пилот НКТП Фиксон. Летит на паршивом самолете «САМ-5-бис», с мазутом «М-11». Об этом самолете сам конструктор Москалев говорит извиняющимся тоном.
Вечером заехал за Яшей Моисеевым и поехал на доклад Коккинаки в Политехнический музей. Яша гордо шел со всеми своими пятью орденами. Ехали обратно:
— Хочу сходить с 5, 10 и 13 тоннами, а потом на скорость с грузами. Эх, слетал бы я в Испанию — старое сердце военное порадовать.
— Я воспитываю в молодежи самолюбие, честолюбие. Это основное в жизни.
4 октября
Днем позвонил Кокке.
— Ой, Лазарь, какое дело задумал. Если Бог поможет — знаменито получится.
— Ага, с часами в руках?
— Да. Правильно. Могу свежую «Правду» взять.
Вечером он приехал к нам в редакцию. Затем мы поехали с ним на вокзал. В дороге разговорились, потом полчаса сидели у здания редакции в машине и доканчивали разговор.
— Думаю пройти из Москвы до Хабаровска в одни сутки. На «ЦКБ-26». Это сильно тяжело. В это время года никто на восток не лазил сквозняком.
— Возьми меня.
— Все дело будет зависеть от центровки. Я все заполняю баками, бачками, насобирал всяких, вплоть до консервных банок. Весной я просил разрешения у Хозяина. Он сказал «погоди, рано еще, испытай сначала машину». Сейчас время подошло.
— А может непросвещенный человек, пробыв на высоте 4000 сутки дать потом молнию?
— Человек все может (смеется). Но будет тяжело. Определенный ответ я тебе пока не дам: как задняя центровка.
— А за погодой уже следишь?
— А как же! Собачья погода на востоке. Ну пойду, если нельзя на 3- на 4-х, нельзя на 4-х — пойду на пяти, на шести тысячах.
— До какой высоты лазил без кислорода?
— На 7 с половиной летал. Ничего. Выше не приходилось. Ох, если выйдет! Какой японцы шум поднимут. Ты представляешь: в сутки от одной границы до другой. Но для себя я рассматриваю этот полет как тренировочный.
7 октября
Был Леваневский. Заехал «специально» достать Ильюшина.
— Сегодня я был у М.М. Кагановича.[21]Говорил с ним. Объяснил, что сейчас лететь на «АНТ-25» — значит позориться. Нужна современная машина. Он говорит — а вот и возьмите Ильюшина. Хороший конструктор. Я ему ответил, что имею его в виду. А пора уже начинать. Через несколько дней я уеду на три месяца в Америку. А он пока тут будет готовиться. Я ему смогу привезти из Америки что нужно. А то время уходит.
Я сегодня делал полосу, посвященную итогу арктической навигации. Выправил подвал Шмидта, сделал статьи Цатурова, Мелехова.
8 октября
Сегодня вечером у меня в редакции наконец состоялась встреча Леваневского и Ильюшина. Леваневский прямо сказал зачем ему нужна машина Ильюшин ответил, что для этой цели он уже готовит одну машину для Кокки.
— Но ведь можно сделать еще?
— Можно. Я делаю так-то и так.
И объяснил. Леваневский заволновался.
— Так это же тридцать часов!
— Да.
— Так это около 12000.
— Нет, больше десяти, — скромно ответил Ильюшин.
В таком духе шел разговор. Около трех часов.
Прощаясь Ильюшин тихо сказал мне:
— Знаешь, я все таки думаю, что Володя раньше их всех смотается.
16 октября
Все изменилось под нашим Зодиаком. Уезжая 11 октября в Ленинград встречать возвращающегося из-за границы Булганина, я встретил на вокзале Юмашева
— Что слышно?
— Плохо дела. Перелет заглох. Как говорят шахматисты, противники разошлись вничью, точнее — все проиграли. Собираюсь лететь на скорость с грузом, но тут самое легкое — полет, все остальное страшно сложно. Часы должны тарироваться 51 день, маршрут нужно утверждать в Париже, с воздуха я должен снимать этапы. Тьфу!
Вчера говорил с Прокофьевым. Позвонил ему в 12 ночи в штаб.
— Что ты так поздно сидишь?
— Дела.
— Нас они интересуют?
— Даже очень. Но не сегодня. Ближайшие дни.
Звонил Моисееву.
— Готовлюсь. Ходил на 7000, лазил в барокамеру. Езжай!
Кокки вчера делал доклад на обед. заседании стратосферной комиссии Акад. Наук и страто. к-та ОСО.
13 ноября
Почти месяц не записывал. Никуда не годится. Правда, особых событий за это время не случилось. Сейчас хочу отметить основные.
В конце октября Сергей узнал о приезде Микояна из длительной заграничной поездки. Приезжаю на вокзал. Подходит поезд из Минска. На перроне — заместители Микояна — нынешние и бывшие: Болотин, Гроссман, Бадаев. Из вагона вышел Микоян. В пальто, шляпе.
— Пятнадцать лет знаю Анастаса — никогда не видел в шляпе, — говорит Болотин.
Поздоровавшись он быстро идет к машине. А жены нет, Микоян ждет, рассказывает: