Еще не занималась заря, когда оглушительные раскаты рева, похожие на гром, разбудили Берана.
Он сразу вскочил. Около него всем телом дрожал негр и шептал:
– Это, наверно, колдун, мессиэ.
Ужасный треск ломающихся веток, поваленных деревьев приближался.
Вскоре на несколько сот метров ниже, чем была расположена их стоянка, показалась настоящая движущаяся гора.
При бледном свете луны можно было различить животное чудовищной величины, ноги его походили на каменные столбы больших соборов, тело вместе с необыкновенно развитым хоботом и чудовищными клыками достигало фантастических размеров.
– Мамонт, по меньшей мере, – прошептал пораженный исследователь.
Апокалипсический зверь, откинув хобот назад, рассматривал костер. Для его слабо развитого сознания эта мелькающая краснота в уровень с землей была, конечно, величиной неизвестной.
Пока он раздумывал, как ему вести себя дальше, Леон Беран попробовал приблизительно его измерить, но скоро отказался.
– Если б его не испугал огонь, а любопытство привело к нам, мы бы погибли: он бы обратил нас в прах, не отдавая даже себе в этом отчета.
Но животное перестало обращать внимание на костер. Оно направилось к озеру и долго утоляло свою жажду. У костра было слышно, как жидкость с шумом, подобным водопаду, проникала в пищевой канал. Удовлетворившись, мамонт зафыркал, снова заревел, затем скрылся в лесной чаще. Катастрофический шум, свидетельствующий о его проходе по богатой растительности, их окружавшей, стал стихать.
– Ну что ж, Мадемба, видел колдуна? Не очень он сердит, а? Не кто другой в конце концов, как только очень большой слон.
Негр покачал головой. Он даже больше не дрожал, но мрачное настроение оставалось.
– Не хорошо здесь, – вздохнул он, не определяя точнее своих тревог.
До рассвета было уже недолго, и Леон Беран не пытался снова заснуть. Он закурил трубку и хмуро задумался.
Луна скрылась. Ночная темнота мало‑помалу начинала редеть.
Наступил день.
Взгляд Берана часто останавливался на скалистом откосе, нависшем над озером.
Ему казалось, что там двигались какие‑то тени, но как он ни старался, он ничего не мог разглядеть.
– Галлюцинация, – думал он, – и в этом нет ничего удивительного после нервного напряжения этих дней.
Стало совсем светло. Но солнце не показывалось, жара была еще невыносимее, чем обычно, небо казалось низким, серый день томительно навис.
– Или я ошибаюсь, или сегодня будет гроза. Это сулит нам некоторое развлечение.
Он поднялся, чтоб подойти к негру, который приготовлял завтрак у потухающего костра. Шум падающих с откоса камней заставил его обернуться.
Пораженный увиденным, он не мог сдвинуться с места.
На опушке леса, в нескольких десятках метров от него, показались три мохнатых существа. Они бежали вдоль скалы, цепляясь за ее неровности четырьмя своими членами; скоро их нагнало и присоединилось еще одно такое существо. Пришедшие держались на задних ногах. Их спины были согнуты, узкие плечи наклонялись вперед. Грудь выдавалась, как у собаки. Голова была неповоротлива, с громадным кадыком и с очень отлогим лбом. Острые уши были похожи на уши человека и на уши шакала. Шерсть на черепе имела вид хохла, тогда как по бокам была короткой и щетинистой. Руки были относительно короче, чем это бывает у обезьян. Спина не кончалась хвостатым придатком.
Выжидая, что будут делать эти странные гости, Беран держал наготове свое ружье.
– Они, очевидно, живут в пустотах, которые я вчера заметил вдоль откоса, – подумал он, – но каковы их намерения? Воинственные или мирные?
Вновь пришедшие не двигались. Глаза у них были больше, чем у обезьян, и они пристально смотрели на белого. Кожа на лбу быстро сдвигалась и раздвигалась. Слышно было, как скрежетали их сжатые челюсти.
– Черт бы их побрал, – проворчал он. – Манифестация достаточно внушительная.
Он заметил, что в руках у них были острые камни.
– Нет сомнения, – думал он, – это еще не люди, но они не так от них далеки. То, что они без всякой опоры держатся на задних ногах, что‑то необъяснимое во всем их положении, в их редких жестах, все это доказывает, что эти существа гораздо более развиты, чем гиббоны, макаки и другие четверорукие, каких я только знаю. Кроме того, эти обтесанные камни, которыми они вооружаются, едва ли единственные вещи, какие они обделывают.
Он не хотел стрелять, прежде чем эти странные существа не проявят каких‑нибудь враждебных действий. Между тем они совсем не предполагали уходить. А Беран чувствовал, что нужно сниматься с места, чтоб найти какое‑нибудь убежище от неминуемой грозы.
Отойдя немного назад и не теряя их из виду, он подошел к костру.
Мохнатые существа, сговорившись друг с другом при помощи хриплых звуков, похожих на рычание медведя, но очень неясных, подвинулись вперед на несколько метров, восстанавливая таким образом прежнее расстояние между ними и белым.
Рычание их привлекло внимание негра. Пораженный, он стоял с сосудом в руке, в котором приготовлял кофе из сгущенного молока, кипяченой воды и кофейных облаток.
Леону пришло в голову, что существа эти не знают, наверное, огня и должны его испугаться.
Он крикнул:
– Мадемба, возьми ветку, зажги ее и брось изо всех сил в них.
Негр повиновался.
Горящая головня упала к ногам группы и встревожила их. В несколько прыжков они были у ближайшего дерева и с удивительной быстротой взобрались на верхние ветки и скрылись в густой листве и запутанных лианах.
– Скорей, Мадемба, воспользуемся отсрочкой, чтоб успеть позавтракать и собрать наши пожитки. Необходимо найти убежище, а то я боюсь урагана.
– Меня думать также, мессиэ, – подтвердил негр.
В один миг они собрались и готовы были идти.
Без колебания, по следам, протоптанным мамонтом, Леон Беран углубился в лес, а за ним и негр.
Над озером поднимался пар. Небо было молочного цвета. Слышны были отдаленные крики оленей, мычание невидимых рогатых.
Все породы зверей были охвачены тревогой. Исследователь ускорил шаги, почти бежал, протоптанный путь через лес раздваивался. Он бросился влево, по направлению к откосу.
– Со стороны скалы, – думал он, – мы скорее найдем или выступ, или пещеру, чтоб там укрыться.
Пронесся страшный порыв ветра, с шумом пробежал по верхушкам, взвившись спиралью, неистово срывал листву. Затем наступила давящая тишина.
В лесу примолкло все. Наши путники смутно видели какое‑то животное, промчавшееся во всю прыть. Даже насекомые скрывались в щели древесной коры.
Вспышки необычного бледного света прорезывали теперь лесной край. Но они казались отдаленными. Видна была уже молния, но грома не было слышно.
– Скорей, – торопил исследователь и пустился бежать, – гроза приближается.
Наконец след вывел на край леса.
Не далее, как на сто метров от них, в голой скале, они увидали выступ, под которым можно было укрыться.
Они добежали туда и, едва переводя дух, повалились на землю.
Мадемба, испуганный ревом урагана, время от времени поднимал голову, предполагая, что крылатые звери чудовищного вида сражались в облаках. Рев грозы напоминал голоса львов, заблудившихся в горах. Сверкания молнии слепили глаза. Сквозь темную клубящуюся стену паров, отливавшую фосфорическим светом, проникло журчанье ручья, в несколько минут оно было уже стремительным шумным потоком.
По временам обрушивался гром, треск поверженных деревьев доходил до слуха раньше, чем его страшный, сухой, рокочущий голос.
Вода растворяла землю, сбегала водоворотами, как будто целый океан опрокинулся с неба.
Запах грозы и растений был разлит в воздухе. Вокруг путешественников гуляли бурные волны, и вся окрестность превратилась в сплошной стремительный поток. Но в их убежище было хорошо, они не вымокли. Мало‑помалу буря удалялась, шум грозы стихал. Дождь не был так част, затем совсем перестал.
Вдоль откоса бежала еще целая река, как бы спешила в лес, чтоб оттуда скатиться в ближайшее озеро.
– Подождем, пока впитается вода, почва в лесу сильно намокла. Это продолжится, надеюсь, недолго.
И действительно, на чистом небе показалось сияющее солнце. Под его лучами со всех сторон поднимался пар.
Из ближайшего леса стали доноситься голоса.
Животные торжествовали избавление.
– Мессиэ, мессиэ, – позвал вдруг негр, вышедший из убежища.
– Что у тебя там, Мадемба?
– Тебя прийти сейчас.
Леон Беран подошел. Крик изумления сорвался с его губ.
Глава X
ЖЕНЩИНА
В расстоянии около двухсот метров, продвигаясь вдоль опушки леса, к ним приближалась какая‑то фигура очень большого роста, но тонкая и гибкая.
На плече у нее был каменный, видимо, очень крепкий, топор; сама она опиралась на длинный деревянный прут с наконечником, придававшим ему вид гарпуна; наконечник желтоватого оттенка, по всей вероятности, был вырезан из рога.
Род передника из какой‑то гибкой коры опоясывал ее чресла и опускался немного ниже колен. Густая шевелюра, черная, как озеро в беззвездную ночь, свободно раскидывалась по ее плечам. Ее кожа, слегка бронзового цвета, всюду была совершенно гладкая. Великолепно обозначенная, крепкая грудь, округлость ее плеч и бедер, а также и развитие таза выдавали в ней женщину.
Она двигалась быстро, чего‑то остерегаясь за занавесом деревьев, но чего именно, наши путники не знали. Во всяком случае, она их не заметила. Казалось, ее беспокоила какая‑то опасность; по временам она останавливалась или замедляла свои шаги, чтоб что‑то выследить своими напряженными чувствами.
Тряхнув нервным жестом своей шевелюрой, она опять пошла вперед. Путники могли теперь лучше ее рассмотреть. Ее кругловатое лицо отличалось матовой бледностью; ее короткая талия держалась на прекрасных, нервных, хотя и мускулистых, ногах; ее огромные глаза отсвечивали металлическим блеском; на них опускались слегка вздернутые веки, продолженные длинными ресницами под густой аркой бровей; губы – мясистые, очень красные, немного грубые, но хорошо очерченные. Все это указывало на расу стародавнюю, человечеству неизвестную, выросшую в течение тысячелетий вне соприкосновения с племенами, которые в своей эволюции стали предками нынешних рас.
Леон Беран стоял, как ошеломленный.
– Женщина, – прошептал он, оправившись от своего столбняка, – вернее, молодая девушка; ни возраст, ни материнство еще не изменили ни ее легкой походки, ни четкости ее контуров. Да, женщина. Только древние амазонки могли иметь выражение такой спокойной и грациозной силы.
Он видел, что эта женщина принадлежит к очень древней расе, но она, казалось, много превосходила низшие образцы черной расы. Сравнение между Мадембой – а он был прекрасным представителем конголезского типа – и этим поражающим видением оказывалось не в пользу первого.
Пока Беран оставался погруженным в созерцание, женщина прошла мимо их недавнего убежища, перед которым они стояли.
Внезапно из леса, спереди и сзади от нее, выскочила группа мохнатых существ, встреченных утром Леоном Бераном на берегу озера; они окружили ее, издавая хриплые крики. Женщина, в свою очередь, испустила громкий гортанный крик.
Легким скачком она уклонилась от камней, брошенных ее врагами; копье‑гарпун, кинутое сильной рукой, пронзило грудь одного из нападавших, и он упал, обливаясь кровью. Пользуясь замешательством, вызванным его падением, она ринулась на другого и из всей силы ударила его своим топором по черепу. Череп разбился вдребезги. И сейчас же бросилась снова, замахнувшись топорам на третьего, но была поражена пущенным в нее сзади камнем. Он попал ей в руку и глубоко ее поранил; рука немедленно покрылась кровью.
Крик боли и ярости вырвался у нее; топор выпал из ее руки. Но она оправилась и, несмотря на свою рану, еще раз бросилась с гарпуном – на то мохнатое существо, которое поразило ее ударом. Опять смертельный удар – не стало еще одного из напавших.
Но враги были слишком многочисленны. Несмотря на свою ловкость и отвагу, она не могла бороться. Круг нападавших сжимался вокруг нее. Ей не хватало места, чтоб размахнуться копьем. Наконец, двое сзади бросились на нее и свалили с ног.
Тогда, по какому‑то инстинктивному чувству солидарности, исследователь схватился за карабин и несколько раз выстрелил. В мгновение ока трое из мохнатых существ пали под страшными разрывными пулями. Прочие, устрашенные смертью своих товарищей и этим таинственным громом, с головокружительной быстротой побежали, покинув свою пленницу.
Сопровождаемый Мадембой, исследователь подошел к ней, по‑прежнему распростертой на земле.
– Неужели они убили ее, несмотря на мое вмешательство? – беспокойно спросил он себя.
Но женщина уже поднималась.
С диким видом она хотела прежде всего отскочить от вновь появившихся, сделала было движение, чтоб убежать. Но, одумавшись, успокоенная их малым ростом – так подумал Леон Беран – она осталась на месте, с глубоким любопытством уставившись в эти незнакомые существа.
Враждебности уже не было в ее лице, но известная недоверчивость светилась в подвижных зрачках.
Наступило молчание. Исследователь не мог придумать, как бы дать ей понять, что намерения его – самые миролюбивые.
Он указал ей на распростертые кругом их трупы, потом указал на свой карабин, как бы объясняя ей благодетельность и удачу своего вмешательства.
Молния ненависти и отвращения сверкнула в глазах неизвестной, когда она устремила взор на тела врагов; лицо приняло злобное выражение, челюсти сжались.
Но затем лицо ее прояснилось, и, почти касаясь пальцем карабина, она произнесла несколько звуков, довольно музыкальных, несмотря на небольшую гортанность.
– Она говорит, – подумал бельгиец, – конечно, это женщина. Но как понять ее – вопрос трудный.
Молодая женщина смотрела на своего спасителя с каким‑то особенным выражением. В ее глазах как будто промелькнула улыбка. Казалось, ей самой смешна была эта невозможность объясниться.
Но все‑таки она произнесла еще одну длинную фразу, сопровождаемую жестами. Кое‑что исследователь понял. Он понял, что она застигнута была бурей, что укрылась, подобно ему, в одном из углублений скал; но ее жест в направлении леса остался ему непонятным.
Он осторожно, чтоб не испугать ее, взял ее раненую руку, показал место, откуда все еще текла кровь, и жестами, старался дать ей понять, что он хочет врачевать ее рану. Сначала она не поняла. Она указала на трупы, и опять в ее глазах мелькнуло выражение ненависти. Она произнесла несколько слогов. Но когда она попыталась согнуть свою раненую руку, лицо ее выразило страдание.
Видя, что его попытка объяснить свои намерения не удалась, исследователь решил перевязать ей руку без всяких лишних формальностей.
– Мадемба, – скомандовал он, – открой мешок, достань йод и бинт.
– Сейчас, мессиэ, – ответил негр.
Раненая с любопытством следила за их движениями. Коснувшись мешка, она произнесла насколько новых слов, повторяя свой прежний жест в направлении леса.
Не стараясь даже понять ее, Леон Беран сделал ей знак, чтоб она села. Она послушно выполнила это требование. Он тщательно очистил рану от земли, которой она загрязнилась, когда женщина была повалена мохнатыми существами. Затем смазал рану йодом. Вызванное ощущение жгучести, казалось, удивило молодую женщину. В ее зрачках снова промелькнула недоверчивость. Но она сейчас же исчезла, как только Беран достал совершенно белый бинт и стал им перевязывать рану. Эта белизна вызвала у ней большое восхищение. Она хотела потрогать пальцами свою перевязку, как бы затем, чтоб ее погладить.
Исследователь сделал ей знак, что надо избегать этого жеста, и она опять с удивительной покорностью повиновалась.
Раздельно произнося новый ряд звуков, она положила свою руку на грудь молодого человека, потом взяла его руку и положила ее на свой лоб.
– Без сомнения, она благодарит меня, – подумал он.
И он улыбнулся, дружелюбно смотря ей прямо в глаза. Она, казалось, была очень рада, что ее поняли, и улыбнулась в свою очередь. Черты ее отличались в этот момент поразительной мягкостью.
– Итак, у нас обоюдная симпатия, – подумал исследователь, несколько удивленный тем чувством удовлетворения, которое он ощутил в себе. – Но я не вижу еще, к чему это может повести.
Негр завязал мешок и опять взял его к себе на плечи, а Леон Беран был в полном недоумении, что ему делать дальше. Следовать ли берегом озера, чтобы продолжать свои поиски? Идти ли вслед за незнакомкой?
– Несомненно, ее племя обитает где‑нибудь поблизости. Какая досада, что я не в состоянии ее понимать. Я узнал бы, не слыхала ли она об экспедиции. Ничего невозможного в этом нет.
Нетерпеливо смотря на его неподвижность, женщина кидала вопросительные взоры. Она опять указала то же направление, какое она отмечала уже два раза после их встречи и несколько раз заговаривала.
В ее объяснениях довольно часто повторялось сочетание: «Меча». Каждый раз, когда она его произносила, она ударяла рукой в свою грудь.
– Меча?.. – проговорил он. – Должно быть, это ее имя.
И он повторил, показывая на нее:
– Меча?
Она сделала утвердительный знак головой, еще раз повторив это слово. И опять улыбка появилась на ее лице.
Она пустилась было в дальнейшие объяснения, но видя, что ее не понимают, и что оба мужчины остаются неподвижными, она мягким движением взяла руку Леона Берана и, увлекая его за собой, направилась к лесу.
Фаталистически поддаваясь своей необъяснимой симпатии, исследователь решил следовать за ней.
– В конце концов, все равно, – прошептал он, – может быть, лучшие результаты окажутся именно там, куда она меня увлекает.
И, повернувшись к негру, приказал:
– Идем, Мадемба. Следуй за нами.
Глава XI
ВЗЯТЫВ ПЛЕН
Уверившись теперь, что ее спаситель последует за ней, молодая женщина выпустила его руку, когда они вступили в лес, чтобы более свободно двигаться. При этом она опять улыбнулась и сказала несколько слов.
Около часу шли они по лесу и наконец вышли на довольно широкую лужайку. Меча остановилась и стала прислушиваться. Спутники последовали ее примеру. Но, ничего не уловив, она двинулась дальше и сделала им знак, чтоб они следовали за ней.
Они пересекли лужайку и увидели узкую тропинку, хорошо пробитую частыми хождениями.
– Эта тропинка слишком узка для диких зверей, – подумал исследователь. – Кто же ее протоптал?
Вдруг из груди молодой женщины раздался долгий, пронзительный крик с странными модуляциями.
– Конечно, она извещает о своем присутствии, – решил Леон Беран. – Только кому? Может быть, ее племя находится поблизости? Или, не зная, как его найти, она зовет кого‑то, чтоб указать ей дорогу?
Ни один голос не отвечал. Но она нисколько этому не удивилась и пошла дальше своим легким, решительным шагом.
Вдруг из‑за гигантских деревьев разом со всех сторон выскочили существа, похожие на молодую женщину, – только выше и толще, – обрушились на обоих мужчин и, прежде чем те успели подумать о защите, обезоружили их и перевязали ремнями, грубо сделанными из какой‑то гибкой и крепкой кожи.
Приведя их в полную невозможность сопротивляться, напавшие положили их на землю и стали советоваться. Меча в большом возбуждении стала им говорить с энергичными жестами, обращаясь к одному из них, мощным видом своим выделяющемуся из всей этой компании.
– Наверное, вождь, – подумал исследователь, следя с страстным интересом за начавшимися дебатами.
Молодая женщина, показывая последовательно то по направлению, откуда она теперь шла, то на Леона Берана, то на конфискованные карабины, то на свою перевязанную руку, находилась, видимо, в сильнейшем раздражении.
Несколько раз вождь внимательно взглядывал на обоих мужчин. Его ответы Мече были очень коротки. Один из воинов вмешался в беседу. Его слова, по‑видимому, пришлись далеко не по вкусу Мече; она пожала плечами и устремила на него гневный взгляд. Тот, в свою очередь, настаивал на своем – и, по‑видимому, резко и грубо, – так что вождь оборвал его и повелительным жестом приказал ему отойти.
– Эта бравая девица как будто защищает наши интересы и как будто защищает яро, – сказал себе бельгиец, – но ее мнение оспаривается. Она, кажется, не слишком сговорчивого нрава, если судить по манере, с какой она третирует своих оппонентов. Но что же предполагают делать с нами?
Впрочем, у него не было времени пускаться в разнообразные гипотезы. По знаку вождя, двое из колоссальных людей подошли к пленникам и взвалили их на плечи. Потом весь отряд двинулся в путь. Меча шла рядом с исследователем.
Он прочел в ее глазах несомненно смущение и даже оттенок грусти. Своим мягким жестом она взяла его руку, пожала ее своей рукой и сказала ему несколько слов, столь же для него загадочных, как и прежние.
Но в этот момент воин, вмешательство которого вызвало ее гнев, подошел к ней и с мрачным видом сказал какие‑то слова. Меча отвечала ему бешеным тоном. Тогда он взял ее за плечо, грубо оттолкнул и увлек ее в арьергард.
Прошло несколько часов. Открылась новая лужайка. На ней сделали остановку, к великому удовольствию Леона Берана, у которого вся спина изныла от неудобного способа передвижения. Он испытал большое удовлетворение, когда мог растянуться на траве.
Четверо из людей по приказанию вождя отделились и скрылись в лесу. Тиран Мечи был в их числе. Как только он ушел, молодая женщина приблизилась к пленным. Усевшись около исследователя, она погладила ему волосы очаровательно неловким жестом и улыбнулась ему.
Несмотря на свое неважное настроение, он тоже улыбнулся. Это очень ее обрадовало, и она тихим голосом произнесла несколько слов, указывая на вождя. Потом, как бы осененная внезапно пришедшей ей мыслью, она подошла к этому последнему и что‑то стала ему объяснять. Великан ответил знаком одобрения.
Тогда Меча подошла к мешку, отнятому у Мадембы, осмотрела, как он был завязан, пощупала и, наконец, открыла его. Она вытащила оттуда кусок жареной птицы, завернутой в зеленые листья, тщательно завязала мешок, вернулась к своему спасителю и села около него. Вынув мясо из листьев, она стала разрывать его своими пальцами и по кусочкам – небольшим по ее мнению, но казавшимся огромными ее питомцу – подносила ко рту исследователя.
– Прекрасный знак, – подумал он. – Если позволяют меня кормить, стало быть, не думают нас убивать, по крайней мере в данный момент.
Насытившись, он, качнув головой, показал, что отказывается от дальнейших подношений. Меча выказала немалое удивление от столь слабого аппетита. Но из скромности не настаивала.
Взглядом – так как руки его были привязаны к бедрам – он указал молодой женщине на негра, лежавшего рядом с ним. Она сразу поняла и любезно проделала и с негром ту же операцию, как и с исследователем.
Только что кончила она кормить негра, как возвратились четверо отделившихся мужчин. На своей спине они несли только что убитое животное; это было, по‑видимому, что‑то вроде дикой козы, только гораздо более крупных размеров.
– Я начинаю понимать теперь, – сказал себе Леон Беран. – Группа наших похитителей представляют охотничью экспедицию. Как и почему к ней присоединилась молодая женщина? Пока это загадка. Но будущее, вероятно, мне ее объяснит. Должно быть, она покинула их, увлекшись преследованием какой‑нибудь дичи…
Опять по приказу вождя двое пленников размещены были на плечах тех же самых людей, которые несли их раньше. Дичь несли четверо других охотников. Кроме вождя и Мечи, только трое еще шли свободно, да и те должны были тащить вооружение несших добычу. Впрочем, несмотря на размеры этого вооружения, такой груз не был для них сколько‑нибудь обременительным.
Вождь шел во главе колонны, сопровождаемый одним из воинов. Затем несли дичь, потом пленников. Двое остальных мужчин и Меча замыкали шествие. Отряд двигался с изумительной быстротой, особенно если принять во внимание тяжесть грузов. Исследователь поражался.
Время от времени Меча покидала свое место, подходила к нему и с улыбкой проводила рукой по его волосам в знак дружеской ласки. Лукавый огонек сверкал в ее глазах. Ей, видимо, было приятно нарушить приказания, которые ей были отданы этим грубияном перед остановкой на лужайке.
Прошло еще несколько часов, а колоссы по‑прежнему не чувствовали ни малейшего утомления. Они шли все тем же правильным, быстрым шагом.
Исследователю казалось, что отряд прошел очень большое расстояние. Но вычислить его, хотя бы приблизительно, он не мог, во‑первых, потому, что сам он находился в слишком неудобном положении, а во‑вторых, потому, что отряд делал не один крюк, следуя по проложенной тропинке.
День уже подходил к концу, когда по большей влажности воздуха исследователь догадался о близости воды. Вдруг отряд остановился. Пленников снова положили на землю. Действительно, они находились на опушке леса, окаймленного водным потоком. Но этот поток лежал здесь не между топкими или песчаными берегами, как раньше; он был стиснут как бы скалистым коридором, высоко стоящим над рекой.
Раздался приказ вождя. Меча вышла вперед и в сопровождении одного из воинов быстро исчезла в одном из изгибов, проложенных рекой. Прошло с четверть часа.
Воин возвратился, – один на этот раз, – и сказал несколько слов.
По новому приказу носильщики взяли – одни дичь, другие – пленников. Они двинулись в узкий проход, возвышающийся в виде платформы над руслом реки. Потом, круто повернув налево, проникли в коридор, с очень большой покатостью, который врезывался в скалу. Скоро водворился глубокий мрак, атмосфера стала более тяжелой; чувствовалось, что воздух разрежен, как во всех подземельях. Носильщики, однако, шли не менее быстрым шагом, чем раньше.
– У них зрение приспособлено к темноте, – подумал исследователь.
Через некоторый промежуток времени – трудно определимый, но довольно значительный, – почва стала как будто ровной. Открылся широкий грот, в который природные отверстия сверху проводили и внешний воздух, и немного света.
Вокруг прибывших раздались голоса, многочисленные, шумливые, разнообразных оттенков.
Из этой очень обширной – насколько мог судить Леон Беран – залы длинный коридор повел в грот меньших размеров. Носильщики сложили пленников на пол, довольно мягкий, песчаный, развязали их, а сами удалились.
Оба пленника расправляли онемевшие члены и понемногу стали привыкать к окружающему полумраку, как из коридора вышла какая‑то фигура.
Она внезапно остановилась.
И звучным голосом проговорила по‑французски:
– Что это? Новые гости. Белый. А это, если я не ошибаюсь, ведь ты, Мадемба?..
Глава XII
УЧЕНЫЕ ОТЫСКАЛИСЬ
Оба пленника поражены были как громом. Трепещущий Мадемба не сразу мог ответить:
– Да, Мадемба, мессиэ…
Тень принялась хохотать.
– Ничего не бойся, Мадемба. Я не призрак. Боже сохрани. У меня еще в целости все кости, а поверх их есть даже немного мяса. Ты не узнаешь меня?
– Да, мессиэ, – ответил Мадемба, оправившись от своего испуга. – Вы – французский доктор…
Исследователь, к которому вернулось хладнокровие, поднялся и, выйдя на середину подземной залы, представился:
– Леон Беран, вечный странник.
– Профессор Жан Норе, – ответил вновь прибывший, пожимая руку исследователя.
И тотчас добавил:
– Но объясните же, пожалуйста, какое стечение обстоятельств привело вас в эти катакомбы в компании с Мадембой, негром из нашей экспедиции?
Леон Беран подробно стал рассказывать о тревоге в Инонго, о прибытии Карла Шифта в состоянии полного безумия, о смерти Беккета…
Жан Норе попросил на минуту прервать повествование, вышел из помещения и сейчас же возвратился в сопровождении еще одного лица.
– Позвольте представить. Профессор Леопольд Мессен. Господин Леон Беран.
– Позвольте вашему соотечественнику, господин профессор, – сказал Беран, – выразить свою радость, что он находит вас невредимым.
– Благодарю вас. Ваше имя небезызвестно мне… Ведь вы исследователь Верхнего Конго?
– Совершенно верно, господин профессор.
И оба соотечественника обнялись.
Леон Беран стал продолжать свой рассказ, прерванный разговором ученых на том месте, где исследователь стал описывать косматых чудовищ, вступивших в борьбу с гигантской женщиной. Леопольд Мессен настаивал, что это антропопитеки, а Жан Норе считал их лемурийцами.
Тем временем наступила ночь, и в пещере стало почти совершенно темно. Леон Беран указал на это.
– Вы совершенно правы, – заметил бельгийский ученый. – Извините нас. Наши глаза привыкли к темноте, мы начинаем видеть в ней. Но пойдемте за нами. Ваше законное желание видеть своих собеседников будет удовлетворено.
Оба ученых, а за ними исследователь с Мадембой пошли по довольно широкому коридору, который переходил в помещение, еще более просторное, чем то, откуда они вышли.
В центре этой залы горел небольшой огонь; к стенам приделаны были смолистые ветки, служившие факелами; они достаточно освещали пространство.
Вокруг центрального очага стояли грубо обделанные чурбаны, заменявшие стулья. Пользуясь некоторыми естественными углублениями, ученые устроили из них альковы. Постелями служили шкуры животных, наброшенные одна на другую.
Леопольд Мессен указал своему соотечественнику на один из чурбанов. Тот сел. Оба ученых последовали его примеру.
– Это – одновременно и наша спальня, и наш рабочий кабинет, – объяснил профессор Леопольд Мессен. – Я думаю, что вам разрешат жить с нами. Во всяком случае, мы будем на этом настаивать, не так ли, дорогой коллега?
– Ну, конечно, – подтвердил Жан Норе.
– Как же вы будете настаивать? – удивился исследователь. – Разве вы говорите на языке наших похитителей?
– Мы начинаем понимать друг друга, – с улыбкой ответил француз. – Их язык – язык первобытный; число звуков в нем крайне ограничено, и научиться ему можно скоро. Трудность его для вас заключается в его гортанности, в каком‑то хрипении, воспроизводить которое почти совсем не могут наши европейские глотки.
Ученые очень одобрили Берана за то, что он не делал никакой попытки защищаться.
– Иначе, – говорил Леопольд Мессен, – вы рисковали бы жизнью. Ваш рассказ о возвращении Шифта и смерти Беккета это, к сожалению, подтверждает.
– Да, – прибавил француз. – Сила и ловкость этих людей превосходит всякое воображение.
– Сила их, – заметил исследователь, – кажется мне прямо чудовищной. Четверо из напавших на нас прошли крайне длинный путь и, несмотря на то, что несли значительную тяжесть, все время, в течение нескольких часов, шли быстрым ходом, ни разу не останавливаясь. Я наблюдал их при нашем прибытии к берегу реки. Ни малейшего утомления, даже не запыхались.
Вдруг около них появился какой‑то человек высокого роста и издал несколько гортанных звуков, указывая сначала на Леона Берана, потом на доктора Норе.
– Нас требует вождь, – объяснил Норе. – Несомненно, я должен буду играть роль переводчика. Последуем за его посланцем.
Француз вооружился одной из горящих ветвей, служившей факелом, и, предшествуемый гигантом, повел через лабиринт коридоров исследователя.
Они скоро достигли одной обширной залы с скалистым, высоко вздымавшимся потолком.
Леону Берану показалось, что это – та самая громадная пещера, через которую ему пришлось переходить по прибытии сюда.
– Вы видите общую для этого племени залу, – сказал ему его спутник.
В центре пылал большой огонь. Вокруг сидело несколько мужчин громадного роста с суровым видом. В их числе исследователь заметил человека, командовавшего отрядом, который захватил его и Мадембу.
В глубине пещеры находились и другие мужчины; они стояли, сохраняя строгий порядок; на противоположной стороне находилась группа женщин; их не так хорошо можно было видеть, так как они стояли в тени. В первом ряду Леон Беран заметил Мечу. Она старалась своим взглядом встретиться с глазами пленника. И улыбнулась ему.
Перед одним из сидевших мужчин – самым крупным и по внешности самым сильным – оба европейца остановились.
– Вождь, – оказал своему спутнику профессор.
Исследователь с любопытством стал осматривать людей, в присутствии которых он находился.
Еще более, чем при первой встрече, эти люди поражали своей чудовищной силой. Даже теперь, когда они оставались в состоянии покоя, их сильные мускулы выступали под их кожей. Лицо с ясно выраженным прагматизмом; лоб, больше выступающий назад, чем у современных людей; голова была покрыта густой шевелюрой, значительно менее длинной у мужчин, чем у женщин. Под резко выступающими бровными выпуклостями видны были обрамленные густыми ресницами большие глаза, сверкавшие невыносимым блеском. Нос, менее сплюснутый, чем у негров, казался очень крепким. Рот был большой, с толстыми, но хорошо очерченными губами.
Кожа, матовая, смуглая, местами покрыта была волосами, но эти волосы не походили на обезьянью шерсть. Широкий, но немного короткий торс, довольно длинные руки, очень удлиненные, нервные ноги; все это показывало расу, приспособленную к быстрой ходьбе и к ловкому лазанию по деревьям.
Внимание исследователя особенно привлекали их глаза. Очень подвижные, они не имели выражения дикости, жестокости. Конечно, взгляд их был суров, но в нем виднелась понятливость, довольно сильно развитая.
Вождь голосом с тембром, более хриплым и диапазоном более низким, чем у Мечи, издал несколько звуков, указывая на Леона Берана. Француз, в свою очередь, также издал какие‑то гортанные звуки, качая отрицательно головой, и затем объяснил своему спутнику:
– Он хотел знать, пришли ли вы в эту область одни с Мадембой, или же вы составляете часть какой‑нибудь многочисленной группы. Я успокоил его в этом отношении.
После переговоров со своими вождь опять обратился к французу и говорил довольно долго.
Жан Норе перевел:
– Я не совсем понял всю его речь, но, в общем, он приветствует вмешательство вашего грома – дело идет о вашем карабине – в защиту Мечи. Вам не сделают никакого зла – ни вам, ни Мадембе, вам возвратят все, что у вас было конфисковано, за исключением карабина. И вам разрешается вести такой же образ жизни, какой ведем мы.
– Это значит?
– Я вам объясню это сейчас же, как только мы возвратимся в наше помещение. Аудиенция кончена. Поэтому пойдемте.
Глава XIII
ПОСЛЕ АУДИЕНЦИИ
Церемонная торжественность этого приема забавляла Леона Берана. В ней отражались усилия создать соответствующую обстановку, а со стороны присутствовавших проявлена была совершеннейшая дисциплина.
Эта дисциплина, впрочем, как будто царила во всем быте пещерных людей. О ней он мог судить еще днем при виде того, как исполнялись приказания начальника отряда.
По окончании церемонии толпа, доселе в порядке расставленная по сторонам залы, стала двигаться свободно. Некоторые из мужчин подошли к двум европейцам. Все они намного превосходили их ростом. Но особенное любопытство выказали женщины, которым очень захотелось получше рассмотреть нового пленника. Не стесняясь, они ощупывали его одежды, восхищались тканью, пуговицами, медленно проводили пальцем по блестящему медному поясу. Изящные гетры исследователя точно так же возбуждали их любопытство.
Растолкав группу, стеснившуюся вокруг двух чужестранцев, Меча подошла к Леону Берану и сказала ему несколько слов голосом, гораздо более гармоничным, чем голос вождя; она улыбнулась ему, показав при этом все свои зубы, похожие на зубы молодой волчицы.
Француз рассмеялся.
– Ну, любезный друг, – сказал он, – вы покорили сердце Мечи. Она говорит вам – в терминах немного туземных, но с несомненной искренностью – о своей радости от вашего присутствия ср