Субъект, это очень просто, если взять его в общем определении, в общем смысле. Субъект, по Гегелю, это тот, кто действует. Всё!
То есть, если комар пьёт вашу кровь, то он субъект, а вы объект. Вы предмет, который он использует как пропитание. Объект, в переводе на русский язык, это предмет — предлежащий, лежащий перед нами, на который направлено действие. А субъект, если перевести это многозначное слово с латинского, это подлежащее, как бы лежащее в основе кого–то (чего–то), действующего на предмет. Эти понятия рефлексивны, отражаются одно в другом. А в английском они почти тождественны и различаются больше сферой применения, чем значением. И они имеются лишь во взаимодействии. Поэтому некоторые говорят иногда: без одного нет другого — без субъекта нет объекта. И в известном смысле это правильно.
Ну, и действительно, скажем, пока не трогал я очки — очки, то есть, как материальное бытие они были, — но они не были объектом, пока я не вступил с ними во взаимодействие. Сейчас вот я их показываю, использую в качестве наглядного пособия: они — объект, а я субъект показа.
И так в любом деле. Но, кроме живого единичного субъекта (животного или человека), может быть и социальный субъект, социальной автор и актор – actor ещё называют. Аctor — тот кто производит акции, актёр отсюда, — например, общественная организация, профсоюз: раз он действует, он воздействует на собственника — он субъект. А когда собственник из него вьёт верёвки, то он объект. Один и тот же предмет — профсоюз, он может быть и субъектом и объектом. И так постоянно происходит с каждым субъектом: когда он действует, требует повышения заработной платы, улучшения условий труда — он субъект. Когда он не требует — он объект грубой эксплуатации. И, скажем, в нашей стране, в России, шмаковские профсоюзы давно уже являются объектом для буржуазии, которая используют их против рабочего класса. Они функционируют для того, чтобы обманывать и эксплуатировать рабочий класс. И в этом отношении они субъекты: помогают эксплуататорам порабощать рабочий класс. Рабочий класс для них является объектом. Но когда рабочие создают свой профсоюз, когда профсоюз будет вырабатывать требования или, тем более, создавать коллективный договор — конкретные требования, только тогда он станет субъектом. А соответственно, бизнес и собственники станут объектами, и рабочие будут их прессовать. Можно надеяться, что нынешнее поколение доживёт до такого времени, когда рабочий класс в широком масштабе, в широком движении, станет субъектом. И тогда все социальные вопросы в России будут решены быстро и эффективно.
Сегодня революционной ситуации нет. Но никто не отменил общий кризис капитализма, который характеризует современную эпоху как эпоху пролетарских революций и крушения империализма. Раз нет революций, значит нет и контрреволюций. Сейчас идёт натиск контрреволюций и реакционных переворотов под гегемонией США. Но США сегодня сами в остром экономическом и политическом кризисе и пытаются поправить дела за счёт своих союзников. Поэтому революционные ситуации могут возникнуть в разных странах совершенно неожиданно. Неожиданно, но готовиться к ним нужно сейчас! Это и делают сознательные субъекты.
Итак, субъект может быть общественным, то есть составным, состоящим из отдельных людей, их групп и, соответственно, организаций, т. е. общественных объединений. Такие общественные объединения, которые борются за государственную власть или её изменения, называются партиями, политическими партиями. У буржуазии бывает много партий, поскольку у них много групповых интересов и денег для их реализации. У рабочего класса один коренной интерес и дефицит денег. Правда много денег на пролетарскую партию и не нужно. Нужны сознание и организованность. Поэтому партия рабочего класса — это высшая форма общественной организации, высшая организация класса как субъекта политической жизни и исторической борьбы. Следовательно, субъект имеет сложную природу, так же как и объект.
Чтобы понять эту сложность в действии, можно разобрать его в каком–то отдельном конкретном фрагменте действительности. Например, всем известна средняя школа, её структура и процессы. Отдельной общеобразовательной школой управляет директор и, конечно, всем кажется, что вот директор — субъект управления. Это правильно, но не истинно. Это видимость. Что такое управление? Управление это подчинение объекта целям субъекта. И мы с вами в обыденном сознании понимаем, что для объекта школа субъектом управления является директор. Отнюдь! В действительном процессе управления директор является лишь одним из моментов управления, одним из моментов субъекта управления: передаточным звеном от городского отдела народного образования к школе.
В определении абстрактно звучит: управление есть подчинение объекта целям субъекта. Т. е. подчинение не субъекту, как таковому, не директору самому по себе, как лицу, как личности, как человеку, а целям субъекта управления в целом.
Ну а цели? Цели у директора свои что ли? Утром он подумал, что, мол, давайте–ка мы сегодня сделаем сбор макулатуры, например: в советское время мы собирали. Ну, конечно, нет! Почему?
Потому что цели ему задаёт городской или районный отдел народного образования. Цели уже были раньше государственными органами сформированы, и он только их реализует. Поэтому он, скорее, есть объект управления со стороны ГОРОНО (городской отдел народного образования).
Теперь! ГОРОНО… Да, вроде оно субъект управления целым комплексом школ в городе. Но! Задумаемся. ГОРОНО, оно что, само определяет цели управления школами?
Нет. Оно не само. Даже городской отдел, он не сам, его самость относительна. А кто же их формирует? Кто сам? Цели образования и законы функционирования школ формирует министерство образования и спускает городским отделам образования. Поэтому, основной субъект управления школой, стало быть, не ГОРОНО, а министерство образования.
Ну, хорошо, остановились на министерстве образования. Министерство образования, вроде бы, основной, главный субъект. И действительно, оно формирует планы: учебные планы, рабочие планы, по которым учителя и преподаватели работают, создаёт основные условия учёбы и работы в школах, совершенствует их и так далее. Но всё–таки задумаемся, министерство образования, что оно само цели образования ставит и выполняет? И когда задумаешься немного, понимаешь, что, нет, не министерство образования; оно выполняет цели правительства, то есть, целого кабинета министров.
Ну, и действительно, кабинет министров формирует бюджет, утверждает его в государственной Думе. Целая система! И вот, кажется, уже всё. Но ведь мы знаем, что правительство есть лишь исполнительная власть, т. е. она лишь исполняет законы, а определяет их законодательная власть. Причём управляет по установленным Конституцией и Государственной Думой основным законам. Но и тут не конец! Доходит до президента: президент подписывает бюджет, законы и так далее.
И что, мы остановились на президенте? Нет, конечно. Правительство и президент выполняют волю класса, а, следовательно, и его цели. Вот где главный субъект управления!
Главный субъект образования — это класс, сегодня — буржуазный класс. И мы видим, что нынешний российский буржуазный класс с ног на голову перевернул образование и теперь мы встречаемся со школьниками, которых мы не узнаём даже в собственных детях.
Нынешние дети и школьники очень не похожи на советских школьников: в большинстве культурных, послушных, много знающих. И нынешние опросы на улице, которые журналисты нам иногда показывают, приводят в недоумение. Журналист спрашивает школьника: «Ну вот, маршал Жуков написал хорошие стихи, — читает, — как они вам нравятся?» и школьники, делая вид, что они компетентны, начинают отвечать, что, мол, хорошие стихи писал маршал Жуков. В советское время мы с юмором, с такой иронией воспринимали такую информацию наших журналистов об американских школьниках, которые не знали, когда была вторая мировая война, кто был в ней победителем, какие вообще страны сражались и так далее, а теперь вся эта неграмотность пришла к нам.
Почему? Потому что наша буржуазия, во–первых, не заинтересована в знании народом истории, во–вторых, она боится знания истории в народе.
Почему? Потому что история всех народов это в решающей мере история политики, история войн и восстаний, царей и военачальников, история бунтов и вражды в господствующих классах. А история политики — это история государств, переворотов, восстаний и революций. А история революций — эта история партий, великих исторических личностей, революционеров, трудящихся, которые, в том числе, в трудную минуту брались за оружие. И этого наша русская буржуазия боится как огня. Поэтому она навязывает нам образ: революция это плохо, революция это кровь, это ужасы всякие. А некоторые говорят даже, что Россия исчерпала лимит на революции, и так далее.
В то же время, поддерживая реакционные перевороты в соседних с Россией республиках, буржуазия кричит: «Ой, это революция, смотри: какие революционеры там действуют, как энергично, активно разрушают мирную жизнь». И нам разъясняет, что это революционеры. И, конечно, люди, которые привыкли воспринимать революции в некотором положительном контексте, приходят в тупик: оказывается, что там революция, там достойные люди, а действуют варварски. А там не революционеры, там сплошь и рядом спекулянты и аферисты, «американские грантоеды» и просто наёмные агенты. Никакие они не революционеры. И Украина нам показала, что они ничего не могут: ни воевать, ни управлять, ни работать. Они могут только разрушать, причём, даже не в интересах своей буржуазии, а в интересах иностранной — американской как правило. Причём разграбят и деньги вывезут за рубеж.
Так что, субъект — это понятие сложное, важное вообще, а в отношении к революции — тем более. И важно видеть: кто действительный субъект и каковы у него цели, отражают ли эти цели интересы народа, или эти цели отражают интересы буржуазии, интересы разрушения данной страны, с целью передать её богатства в Америку или в другие капиталистические страны.
И с этим вопросом — вопросом о субъекте — тесно связан вопрос о субъективном факторе.
Что это такое — субъективный фактор, о котором Ленин говорил? Причём видите, как Ленин высказался осторожно: не субъект, а субъективный фактор, более абстрактно.
Почему? Потому что Ленин, с одной стороны, прекрасно понимает, что в революционной ситуации действуют большие массы индивидуальных (индивидов) и общественных субъектов, а с другой чувствует, что, если речь пойдёт о субъекте, большинство с обыденным сознанием, обычных людей, будут воспринимать, что это речь идёт об отдельных людях. Или о каких–то вождях, о каких–то конкретных важных персонах.
А самое важное для Ленина — выделить из всей массы действующих в этой ситуации людей тех, кто представляет революционную сторону и тех, кто представляет её противоположность. Из первых важнейшими являются рабочий класс, главный субъект, и его партия — субъект, действующий в интересах рабочего класса и укрепляющий рабочий класс, а также возможные союзники и попутчики как субъекты и части субъективного фактора. Но важны и широкие массы обывателей, которые не участвуют в революции непосредственно, но, по крайней мере, молчаливо сочувствуют ей. Эта последняя чрезвычайно важна в революционной ситуации: от её субъективных настроений и колебаний может зависеть исход революции. Поэтому субъективный фактор революции — это вся совокупность лиц, вся совокупность людей и общественных организаций, готовых действовать за революцию и для революции, во имя целей революции. А эти цели формулирует и отстаивает действительный субъект исторического прогресса — революционный рабочий класс, организованный партией, а также организовавшийся в профсоюзы, забасткомы, рабочкомы, Советы и другие организации. Высшей формой организации рабочего класса является коммунистическая партия, руководимая передовой теорией, открывшей законы эксплуатации и борьбы с ней.
Конечно, субъекты — это и выдающиеся вожди, и организаторы партий, и масса народу, насколько она своим сознанием подготовлена к восприятию и участию в революционных действиях, или, хотя бы, основная масса народа, в том числе так называемая мелкая буржуазия, — в России в начале ХХ века это было мелкое крестьянство, — она хотя бы не будет выступать активно против, она более–менее равнодушно, примет тех, кто действует: главную движущую силу — рабочий класс. Поэтому, субъективный фактор, это вся совокупность действующих для революции лиц. И не столько состав людей сам по себе, сколько именно его готовность действовать. Однако главный субъект революции понимает, что эта обывательская публика склонна к колебаниям: сегодня она сочувствует революции, а завтра, не окажись колбасы в магазинах, она может качнуться в другую сторону. Поэтому с нею надо много работать и не выпускать её из виду. Это — арьергард субъективного фактора, его отсталая часть.
А впереди — авангард рабочего класса, это сознательное вожди, рабочие и интеллигенты, грамотные, культурные люди, которые хорошо понимают законы революции, законы истории, классовой борьбы, и понимают, что их поддерживает большинство рабочего класса. Это, как правило, закалённые долгой борьбой члены коммунистической (рабочей) партии. Они хорошо знают и понимают революционную теорию и имеют опыт организации, управления и руководства людьми. Вместе с сознательной организованной частью рабочего класса они составляют авангард, передовой отряд революционного движения, передовую часть субъективного фактора. Если такого понимания недостаточно, если связей с рабочим классом мало, то никакая революция невозможно, а если кто–то её начинает, он начинает как провокатор, он подводит народ и рабочий класс под ситуацию, в которой рабочий класс получит поражение. Это просто опасные люди, а может быть просто вредные карьеристы или сознательные провокаторы.
Кстати, и реакционные перевороты бывают провокативными. Например, такой переворот мы вспоминаем в августовские дни. Вот 19 августа 1991 года ГКЧП стало таким субъектом, который вроде бы хотел осуществить прогрессивный переворот, то есть, остановить развал, сохранить социализм, двигать его дальше по прогрессивному пути развития. Но он был, с самого начала, провокативен, причём сам не понимал этого.
Почему? Потому что подлинным субъектом его были провокаторы типа Горбачева и Яковлева. А Горбачёв–то с Яковлевым, особенно Яковлев — главные провокаторы. Теперь, по прошествии времени, когда второй из них просвечен со всех сторон и определён как агент влияния Америки, его исторические действия вполне понятны. Переворот, как известно, был 19 августа, в понедельник. Так вот, теперь уже известно, что 16 августа, в пятницу, агент Яковлев написал заявление в ЦК: «прошу исключить меня из КПСС». Он прекрасно понимает, что он уже спровоцировал этот переворот; когда он будет осуществлён, в понедельник, он уже будет вне партии, он же заявление то написал в пятницу, до переворота. Поэтому он, как говорится, юридически чист перед буржуазией. Хотя он и подтолкнул гекачепистов к созданию этого государственного комитета. И было видно, что они совершенно не подготовлены, что собрались более или менее случайные люди, у которых никакого запала революционного или энергии для переворота нет, плана нет, конкретной социальной опоры нет, что сами они уже старички, довольно немощные. Поэтому могла быть только провокация, только вот такой провокационный пустой выхлоп с целью разгрома правящей партии. И не удавшийся якобы. Он заранее был обречён, он был заранее осмыслен действительным контрреволюционным субъектом как неудачный для инициаторов, который не в состоянии развернуть события, не в состоянии осуществиться. И в этом смысле, для действительных организаторов, для буржуа переворот был весьма удачный: разрушение СССР приняло необратимый характер.
И ещё один момент в связи с этим, тоже, наверно, полезно вспомнить, в силу его значения для практики и теории. Один довольно известный нынешний левый публицист говорит, что, мол, «нынче нет теоретиков марксизма». Вот, мол, раньше были теоретики марксизма, и всё как–то было правильно, всё хорошо, а теперь их нет.
Опять–таки, дело тут не в том, что нет теоретиков, они есть, а нет их у него в голове, потому что он не понимает, что значит быть теоретиком марксизма вообще и в нынешних условиях, в частности. Теоретики марксизма есть, и он с ними сталкивается, он их слушает, но не слышит. Правильно Иисус акцентировал: «Имеющий уши да слышит». Теоретики марксизма есть, а он думает, что вот должна возникнуть какая–то новая теория уровня марксизма, «новый социализм» (!) и «новый маркс» (!).
Или, другой говорит: «Нам нужен обновлённый социализм». Это как в христианстве раньше были всякого рода обновленцы, в каждом столетии было по два–три таких обновленческих движения. Всё им нужно было новое христианство. Так и эти товарищи, у них не хватает чего–то, не хватает методологии для осмысления таких процессов. Вот, им нужно обновление старого: на старое повесить какие–то новые одежды (!). Несерьёзные обновления тихо отмирали, а серьёзные обновления приводили к расколу церквей, в том числе католической на несколько частей.
Но в науке, в том числе и в марксизме, такого не бывает! Наука развивается последовательно, логически. Что значит последовательно логически? Это значит, ту же самую систему идей применяют к новой обстановке. И если новая обстановка показывает какие–то новые оттенки бытия, то эта теория или их отражает правильно, или показывает, где расхождение. И грамотные компетентные люди эти расхождения видят, на них указывают, показывают ограниченность предыдущей концепции, и, этим самым, марксизм движется вперёд.
Какого–то нового марксизма по сущности, или, тем более, какой–то новой всеобъемлющей теории, нет и неизвестно когда она будет. Скажем, вот Гегель, открыл и дал нам новую систему логики — диалектической логики. Логика не развивалась со времён Аристотеля! Причём об этом говорили и Кант, и Гегель и другие мыслители: что, вот, логика, как её сделал Аристотель, так она до XIX века и дожила. Причём эта логика — формальная логика Аристотеля — она и до сих пор преподаётся в высших учебных заведениях, ну, по крайней мере, до последнего времени её преподавали. Нынешние управленцы образованием — тупые карьеристы, разрушители высшего образования, они логику выкинули из учебных процессов. Хотя кое–где на личной инициативе она ещё преподаётся.
Почему так обстоит дело с теорией и логикой? Потому что капиталистам нужно тупое население, им нужны тупые студенты, которые в логике ничего не понимают и в теории не будут разбираться. Кстати, это отражение ещё одного момента, того, что в своё время в советском союзе логику формальную (аристотелевскую) преподавали в школе, и я с удивлением недавно обнаружил учебник логики для старших классов 1959 года Виноградова и Кузьмина. В школе преподавали! Почему? Потому что в советском союзе руководство была заинтересовано в грамотных людях. Заметьте, как только логику перестали преподавать в школах при Хрущёве (и здесь Хрущёв!), сразу появился вот этот алогизм: «Нынешнее поколение людей будет жить при коммунизме». Это нонсенс! Вот нам историки преподавали эту чушь. Дело в том, что социализм — это первая фаза коммунизма. Мы жили при коммунизме, а нас в сознании настраивали, что мы ещё только будем жить при коммунизме — это алогизм. Тем не менее его вдалбливали в голову. Ведь за этим лозунгом следовала теоретически и логически другая мысль: если мы живём не в коммунизме, то, следовательно, находимся в переходном периоде от капитализма к коммунизму. И только во взрослом состоянии мы поняли, что нас привели именно в переходный период(!). Но только теперь в переход от коммунизма в капитализм [32]! И через 30 лет этот переход к капитализму завершился.
Аристотелевская логика не противоречит диалектической логике. А диалектическая логика не противоречит аристотелевской логике: и там и здесь мышление движется в форме понятий, суждений и умозаключений. Но у Гегеля понятия и суждения не застывшие, не отрывочные, как в обычном мышлении, а отражают в своём движении процессы и взаимодействие предметов в действительности. Гегель открыл и сформулировал, дал нам эту систему диалектической логики 200 лет назад, и никаких существенных изменений в ней за эти двести лет не произошло. И ещё лет, по крайней мере, 300 в ней никаких существенных изменений не будет. И сам Гегель в предисловии к Науке Логики пишет, что, в основном, видимо, эта наука уже сформулирована, её, может быть, и ждут какие–то изменения, но не очень большие. И это совершенно правильно! Сколько ни писано было в советское время книжек по диалектической логике и диалектике, никаких серьёзных доработок не было.
Так что серьёзная теория, а тем более, мировоззрение, не меняются от десятилетия к десятилетию, даже от столетия к столетию мало меняются, поэтому какой–то новой системы ожидать с сегодня на завтра не стоит. Тем более что марксистское мировоззрение доказало практикой свою истинность и применимость для современной эпохи: эпохи крушения империализма и пролетарских революций.
А люди, которые глубоко разбираются в марксизме сегодня, и пишут новые работы, описывают нашу современную реальность с точки зрения марксизма, они, конечно, есть в России, и довольно много. Более того, их в России то и много! Потому что в России была длительная практика строительства общества на основе марксистских теорий, а также на почве разрушения общества вследствие отхода правящей партии от марксизма, от главного в марксизме — учения о диктатуре пролетариата. Есть много таких теоретиков, они читают лекции в общественных университетах, ведут кружки, отвечают на вопросы зрителей. Поэтому, это очень опрометчивое высказывание, что сегодня нет теоретиков марксизма. Теоретики марксизма есть, и есть люди, которые понимают и глубоко понимают, на основе теории марксизма, что такое революция, что такое контрреволюция, что такое революционная ситуация, что такое субъективный фактор, что такое субъект, класс, партия, государство и все вот эти политические понятия — понятия политической науки.
Поэтому, задача массы рабочего класса и трудящихся и, тем более, публицистов, журналистов, политиков, да и учёных молодых, состоит только в том, чтобы законы, категории и понятия учения марксизма изучить и пропагандировать: просвещать народы России правдой и истиной. И, на основе их, глубоко анализировать происходящие экономические и политические процессы.
Будем надеяться, что наше советское просвещение в этом отношении будет на высоте. По крайней мере, этого стоит пожелать молодым людям: быть на высоте этого просвещения, на высоте марксистского мировоззрения. И тогда социальные проблемы современной России будут решены.
Что происходит в белоруссии? [33]
Мы наблюдали и наблюдаем попытку государственного переворота: реакционного компрадорского переворота в Белоруссии.
Ничего нового в этом явлении нет, мы уже имеем довольно большую панораму попыток переворотов и самих этих переворотов. Они проводились и в Узбекистане, и в Таджикистане и в Киргизии, и в Ливии, и в Египте, и в Грузии и т. д.; в Ливии и в Украине эти перевороты завершились весьма трагично. В Украине мы имеем самый свежий, последний и наиболее показательный компрадорский переворот в его самой развитой форме. Поэтому смотрите на Украину, исследуйте, что там происходило, наблюдайте, сравнивайте с Белоруссией, и поймёте, что всё одно к одному. В Белоруссии, собственно говоря, происходит попытка переноса опыта украинского компрадорского переворота.
Единственное, что отличает события в Белоруссии, от событий на Украине, это то, что руководитель Белоруссии Александр Лукашенко более чётко, определённо и смело сказал, что никакого майдана не будет. И, в общем, пока выполняет свои обещания. Будем надеяться, что эта попытка компрадорского переворота будет сорвана. В какой–то мере она уже захлёбывается, несмотря на ту гигантскую вопиющую ложь, которая поднята не только в средствах западной массовой информации, но даже западными правительствами, которые по указке США объявляют выборы в Белоруссии подтасованными, несправедливыми, фальшивыми, что нужны новые выборы, что Лукашенко не победил на них и он не победит. То есть, это фактически целевые установки оппозиции. Это цели оппозиционных кандидатов, в том числе кандидата Тихановской, которая так и заявила, что эти выборы недействительны, а вот если её выберут, то она проведёт настоящие выборы и вот тогда, де, определится лицо настоящего президента Белоруссии.
Более того, эта попытка переворота не реакция на само событие итога голосования. Она — заранее намеченная главная цель в ситуации выборов, подготовленная изначально, задолго до выборов. А выборы лишь предлог для выступления. К такого рода перевороту оппозиция и её западные кураторы были готовы задолго до выборов, и готовились к 20 часам в воскресенье объявить их нечестными, несправедливыми, и начать вот эти вот провокационные действия. Потому что они отчётливо понимали результат: на честных выборах им не выиграть. И, надо сказать, что план довольно примитивный, план довольно простой и даже грубый. Правда, достаточно отработанный практически. Такой план Штаты осуществляли во многих странах — планы реакционных компрадорских переворотов. Другое дело, что здесь они наткнулись на стойкое сопротивление лидера. Пока это сопротивление проходит довольно успешно и в то же время довольно мягко, хотя провокаторы пытаются оболгать силовиков, пока пытаются оболгать Лукашенко, что якобы он расстреливает демонстрантов, избивает невинных людей. «Прекратите насилие» — это выглядит не очень убедительно в сравнении с поведением полиции во Франции или тех же США. И надо сказать, что подобное давление на Лукашенко было и в прошлые выборы, было в позапрошлые выборы, есть теперь и будет продолжаться в будущем.
Так что ничего нового тут нет.
Что тут можно сказать?
Как это можно оценить?
Сказать нужно, что Лукашенко испытывает объективное давление на него Запада: это одно из ответвлений борьбы США, и Запада вообще, с Россией. То есть, в Белоруссии идёт борьба с Россией, как и везде почти по её границам. Главная цель — это Россия, главная цель — завоевать ещё один форпост Америки в непосредственной близости от России. Опыт неудач на Украине делает Запад более осторожным. Да и форпост уже не так важен: западная граница России уже достаточно наполнена агентами и базами США.
Но! Во–первых, Белоруссия испытывает также давление российской буржуазии, а такое давление и конкуренция ей не нравится. Во–вторых, буржуазный гнёт и ошибки правительства Лукашенко, конечно, вызывают недовольство широких слоёв народа. Даже та часть народа, которая болеет за Белоруссию, за свои национальные интересы, поддерживает на выборах и защищает Лукашенко (в той части, в которой он защищает интересы народа Белоруссии), видит те несправедливости, которые творит новая буржуазия, воспроизводящаяся и укрепившаяся под «крышей» Лукашенко. Буржуазия эксплуатирует белорусов, а бацька ей содействует. А вот трудящимся за прошедшие четверть века он не помог ни в создании реальных профсоюзов, ни в создании подлинно народной партии. Скорее наоборот: содействовал превращению профсоюзов в окончательно жёлтые, задвигал коммунистов. Да и вообще, в отличие от Путина, не занимался строительством действенной партийной системы. Из розового патриота он превратился в дюжего буржуазного приказчика, аккуратно вытаптывающего вокруг себя политическую арену и изображающего из себя «отца народа».
В результате перед лицом острейшего кризиса он остался один, с намёком на Колю, как своего будущего сменщика. С него станется, он, видимо, ещё во многом сохраняет деревенскую наивность директора совхоза.
Благосостояние белорусов не растёт, а скорее уменьшается в последнее время. Отношения с Россией часто двусмысленные и из выборов в выборы повторяется сюжет, когда устраиваются какие–нибудь выходки против России. Что, вот мол, Россия нам мешает, вот Россия там чего–то не даёт. Конечно, российские буржуа тоже хотят отрезать свой кусок белорусского пирога. Но всё–таки в целом, российская национальная буржуазия заинтересована в единстве с Белоруссией. Она заинтересована в союзнике на границе с Западом, тем более, в непосредственной близости от НАТО.
Поэтому удивительно, что Лукашенко так резко и негативно среагировал на провокацию с тридцатью тремя какими–то агентами частной военной компании, которые были арестованы на территории Белоруссии, как будто это Россия послала бойцов, чтобы там бороться на выборах против Лукашенко. Ну, это–то с самого начала можно было бы отвести, и по общему политическому смыслу, и по существу — всё–таки Россия действует в целом более разумно, не так примитивно, не так мелко. А здесь сразу был виден след провокации какой–то другой, а главное — примитивной силы. Понятно, что это была или провокация Украины, или поляки могли бы такую провокацию устроить, опять же с помощью Украины, и так далее.
То есть, сам вот этот непоследовательный курс Лукашенко и в политическом отношении, и в социально–экономическом смысле, и во внешнеполитическом плане. Вот эти двойственные взаимоотношения: игра на Запад и на Россию, приводят к тому, что даже та часть трудового народа, которая симпатизирует Лукашенко, недовольна его правлением, недовольна жизнью, и она тоже готова, в какой–то мере, быть элементом толпы, которую используют против самостоятельности Минска. И только здравый смысл недавно советского народа, инстинкт майданно–западной опасности, отсутствие явно народной политической программы и достойного лидера удерживают народ на пороге отказа от правления Лукашенко.
Данная попытка реакционного компрадорского переворота будет отбита, но это не значит, что будет отбита следующая попытка. Ведь противоречивое положение и политика Лукашенко останутся, а значит сохранится и противоречие двуличного режима. Поэтому будут и попытки переворота, тем более, что у Лукашенко уже нет той широкой социальной базы, которая ему помогала разрешать данное противоречие до этого кризиса.
Борясь с Россией или заигрывая с ней, борясь с Западом или заигрывая с ним, он находится между борющимися сторонами. В этом смысле он отражает позицию мелкой буржуазии вообще, которая, фактически, господствует в Белоруссии. Это всё мелкобуржуазная стихия, это всё мелкобуржуазное сознание, это всё борьба тех, кто бегает по баррикаде между теми и другими. Поэтому он получает удары и с той, и с другой стороны. Так же, как и в России, многие политики середины — серединки, серёдочки — получают удары и справа, и слева; и от буржуазии, и от трудящихся классов. И ничем хорошим такой путь и такая позиция закончиться не могут! Они всё равно заканчиваются крахом.
Ну, и будет хорошо, если этот крах закончится тем, что Александр Григорьевич успеет смыться в Россию или в другую страну. Но это может и не получиться. Скажем, Януковичу успели в последний момент помочь слинять в Россию. Но у врагов тоже есть опыт на эту тему, так что они, как люди опытные, могут и не дать ему такой возможности.
Поэтому, перспектива Белоруссии видится драматичной. И не столько из–за вот этой слабости, противоречивости Лукашенко, не столько из–за напора Запада, сколько из–за состояния белорусского общества, также, собственно говоря, как и российского, поражённого вот этим мелкобуржуазным сознанием и дезорганизованностью, которая приводит к тому, что рабочий класс Белоруссии, а шире и все трудящиеся, не могут пока создать ни своих действенных профсоюзов, ни своей коммунистической партии. Но другого выхода для защиты белорусских национальных интересов у белорусского рабочего класса и общества нет!
Или рабочий класс организуется, создаст профсоюзы и коммунистическую партию, или их ждёт вот такое майданное будущее, а то и разорение под американским контролем по украинскому типу. В конце концов, нынешний американский гегемонизм, пока ещё более сильный, фактически, в общем–то, вытесняет, а в значительной мере уже вытеснил и продолжает вытеснять русских бизнесменов из бывших советских республик, да и из России тоже. Так что в повестку дня встаёт вопрос о выживании рабочего класса и всего народа не только Белоруссии, но и России: вопрос о совместной борьбе за выживание.
Поэтому, остаётся пожелать нашим белорусским товарищам, белорусскому рабочему классу и всем белорусским трудящимся организоваться в профсоюзы, создать коммунистическую партию, привлечь на свою сторону прогрессивную часть национальной патриотической интеллигенции, которая бы помогла рабочим и крестьянам сорганизоваться. Нужно начать более серьёзную борьбу и с лукашенками разного рода, и, тем более, с компрадорской буржуазией, помня при этом, что эта борьба в данной ситуации должна быть направлена прежде всего против американского империализма, или, как мы говорим, против фашизма на экспорт. Ибо, как показывает общественная жизнь Украины, бороться под сапогом США значительно сложнее.
Партийная система современной России и становление
Рабочей партии России [34]
До сих пор речь шла о революции и контрреволюции, о контрреволюционных и реакционных переворотах, о компрадорском перевороте, о революционной ситуации, о том, что революционная ситуация может привести к революции, а может и не привести, и что это зависит от состояния субъективного фактора.
Было показано, что субъект в этом контексте это не только отдельный человек, не просто человек, а также организованный коллектив, общественный субъект. Общественный субъект — это сложное явление, многостороннее явление со своей сложной глубокой сущностью. И когда В. И. Ленин говорил о революционной ситуации, о субъективном факторе, то он вёл речь именно о такой сложной композиции людей, об общественных классах, слоях, партиях и общественных организациях, о настроениях больших масс людей. И в этой композиции людей ведущими субъектами, ведущими силами являются классы и партии. Революционному классу и его партии противостоят реакционные классы, организованные их государством и их партиями. Устаревшие государства являются самыми мощными субъектами реакционных сил. И, например, Г. Гегелю казалось, что абсолютный дух, движущий историю, — проявляется через государство. И развитие общества — это развёртывание абсолютного духа как развитие государства в качестве такого абсолютного субъекта. Причём в его время — не в каком–то там абстрактном государстве, а именно в Прусском государстве в начале XIX века, в прусской монархии абсолютный дух, как ему думалось, получает своё высшее развитие. И это была, конечно, великая иллюзия. Впрочем, возможно, что к выражению этой мысли его подталкивало положение подданного, находящегося на службе у монархии. Ведь когда он зимой 1807 года шёл в типографию сдавать в печать свою бессмертную «Феноменологию духа», то на пути встретил Наполеона: «Этого мирового духа на коне» («Weltgeist am Pferd»), как писал он впоследствии. Но эту иллюзию разоблачил даже молодой, изучавший тогда Г. Гегеля с А. Герценом и другими революционными русскими демократами, В. Г. Белинский. Правда, В. Г. было легче: он хорошо знал, как этого «духа» выбили из седла штыками русские солдаты пять лет спустя.
Почему же государству придавалось и придаётся такое важное значение?
Потому что этот управляющий субъект — государство — наиболее мощно выражает волю подлинного субъекта — господствующего класса, на службе у которого он находится. Но класс может быть организован в государство, быть властителем своего государства, а может быть не организованным классом, не быть властителем государства. Он может быть классом подчинённым, как было и с буржуазией до буржуазных революций XVI-XVIII веков, как было с рабочим классом в XIX — начале ХХ века в России и