Свадьбу Нади справляли в Тихвине. Коммуна была в полном составе. Громче всех кричали «Горько!» и радовались за молодых. «Прекрасный мальчик! - подумала Тамара, когда Надя познакомила их. - А вот, интересно, когда будет моя свадьба? - она на миг представила себя под фатой, в свадебном платье и улыбнулась. - Ну и мысли лезут в голову! Жениха ещё и в помине нет, а о свадьбе думаю! Дай-то, Бог, чтобы у них-то всё было хорошо, а там, глядишь, и мне повезёт».
Остальные дни каникул Тамара провела в Ленинграде у знакомой девчонки из Архангельска, что училась с ней в одной группе, а год назад вышла замуж и жила там. Была в театре. Вновь наслаждалась музыкой Кальмана и Верди. В предпоследний день каникул они с Фаней попали на студенческий бал, но ушли до окончания. Разношёрстная и пёстро разодетая публика произвела на девчат далеко не лучшее впечатление, да и репертуар танцевальной музыки, в котором преобладали западные мелодии, ими был не воспринят.
Возвратившись после каникул в Выборг, Тамара увидела у себя на кровати два письма из Риги и очень удивилась. Писем от Георгия не было уже почти три месяца. В ноябре, в ответ на его очередное сумбурное письмо, она написала ему, что, видимо, они не понимают друг друга, что ей всё это надоело до чёртиков, и что она не видит смысла в дальнейшей переписке. Нельзя сказать, что она перестала думать о нём. Конечно, вспоминала, и даже было желание поздравить его с Новым годом, но девичье самолюбие взяло верх. И вот сразу два письма. Она открыла первое, взгляд заспешил по строчкам.
… Я кругом виноват. Виноват во всём. Ради Бога, прости!.
…Я не могу больше так жить в полной неизвестности...
...Ты мне, по-прежнему очень нравишься, очень, очень и даже более. Ты мой идеал! Моё будущее зависит только от тебя! Не лишай меня своей дружбы...
«Видимо ничего не соображал когда писал такое», - подумала Тамара, открывая второе письмо, которое Георгий отправил в вдогонку первому буквально через неделю. Письмо было выдержано в том же духе и заканчивалось той же просьбой возобновить их отношения. Она вспомнила, как, будучи ещё в Ленинграде, ждала, что он позвонит Галине, а та передаст ей. Она даже дважды звонила туда по какому-то пустячному поводу, опасаясь, что Галя забудет сообщить ей своевременно, но звонка так и не было. Из писем она поняла, что в связи с завершением учёбы в мае, у Георгия зимних каникул не было, чем и объяснялось отсутствие его звонков. Она отложила письма и присела на кровать. «Видимо пытается как-то определиться в связи с окончанием училища, или дело в чём-то другом? - предположила она. - А что же мне делать? - Хотя Георгий и был «не в её вкусе», но что-то тянуло к нему. - Ладно, отвечу, а там видно будет!» - решила она после непродолжительных раздумий.
После замужества Надя переехала из общежития к мужу. Родители Алексея предоставили им комнату в своей двухкомнатной квартире. Койку Нади заняла Нина, худенькая, белокурая девушка, их сокурсница из города Волхова Ленинградской области. Нина, по складу характера сдержанная и уравновешенная, очень благожелательная и умеющая расположить к себе окружающих её людей, быстро и легко вошла в коллектив 403, словно жила с ними с первого курса.
Для Тамары, после переезда Нади к мужу, возможности более близкого общения резко сократились, с Надей они встречались, практически, только в институте. Правда Тамара с удовольствием заходила к ней домой, да и сама Надя, при всяком удобном случае, забегала в 403. Но, тем не менее, это всё уже было не то, да и интересы Нади сдвинулись в сторону семьи.
В близких контактах Тамары образовался какой-то вакуум, который она старалась заполнить нашей перепиской, которая стала более частой и более содержательной. Всё, что волновало одного из нас, не в меньшей степени, волновало и другого.
9 февраля.
…Ждала от тебя письмо, но, наверное, долго не получить, ведь мы, иногда, меняемся ролями, то ждёшь и обижаешься ты, то приходиться ждать мне, но, я не могу с этим смириться. Наверное, мы опять перестали понимать друг друга. Возможно, в этом виноваты письма, которые всё больше запутывают мысли, а может это что-то другое, в чём разобраться трудно.
14 февраля.
…Моя обида на твоё затянувшееся молчание росла в геометрической прогрессии, думалось, что ты совсем забыл меня. От тебя не было писем целых18 дней!
…Ты прав, наши письма и связывают и разделяют нас. Опять пошли эти вопросы и ответы, ждать которых приходится две недели, после того, как этот вопрос мучил тебя.
А как было хорошо, когда мы были вместе! Тогда нам всё было ясно и понятно, но стоило расстаться, как сразу же после паровозного гудка, возникали новые вопросы, на которые требовался незамедлительный ответ, а получить его можно было спустя полмесяца или, в лучшем случае, через десять дней
25 февраля.
…В позапрошлом году нам удалось поговорить с тобой наедине больше, чем в прошлом, хотя времени для общения было значительно меньше. А впрочем, чем мы недовольны? Прошедшим летом мы две недели провели с друзьями, вшестером. Едва ли ещё раз удастся так удачно собраться и так интересно провести время. А так хотелось ещё и побольше пообщаться, но только с тобой. Посидеть вдвоём друг против друга и поговорить о личном, но остаётся только надеяться и верить, что не за горами очередная встреча. А как же иначе?
Нас необоримо тянуло к друг другу, чему в немалой степени способствовали мои тогдашние неудачи на сердечном фронте и душевное одиночество Тамары, которое она особо остро ощутила после замужества Нади.
10 марта.
…Какой ты молодец, обрадовал меня своей фотографией, и сделал это сам без моей молитвы. А вообще-то это был бы большой грех с твоей стороны, если бы ты этого не сделал. Ты на фото такой симпатичный! Таким ты мне и запомнился при нашем расставании, когда в предпоследний день перед отъездом с каникул мы с Люсей ждали тебя у вас дома, а ты пришёл, видимо, со свидания такой счастливый и сияющий, что я чуть в тебя не влюбилась. Нам необходимо увидеться этим летом, и я не хочу даже в мыслях допускать что-либо иное!
21 марта.
…Твоё письмо мне так понравилось, что я его несколько раз перечитывала, и от этого настроение поднималось и поднималось, и хотелось вернуть прошлое лето, когда нам всем было так хорошо, свободно и легко. Всякий раз, как я вспоминаю об этом, становится как-то теплее на сердце.
Улыбка сама собой ползёт на лицо, когда вспоминаю, как мы, опоздав на последний теплоход, заявились всей компанией в поселковую милицию с просьбой помочь нам с ночёвкой, и потом после последнего киносеанса вшестером завернули туда на ночёвку, к немалому удивлению жителей посёлка, что вышли вместе с нами из поселкового клуба. Как всю ночь, по сути, прохохотали, расположившись на свежеокрашенном полу КПЗ, а утром оттирали одежду бензином. На сей раз надо будет всё продумать заранее, чтобы за тот промежуток времени, что нам удастся выкроить предстоящим летом из-за нестыковки наших каникул, мы могли пообщаться, как можно больше. Вот только боюсь, что когда встретимся, обо всём этом забудем.
Времени два часа ночи, хочу сейчас сходить и опустить письмо в почтовый ящик, благо он у нас на углу общежития, а то завтра воскресение, проспим долго…
4 апреля.
…Было так приятно и немного грустно читать про твои мечты о нашем будущем. Ты так образно описал то, как ты приедешь ко мне, что я словно увидела всё это перед глазами. Мне хочется, чтобы это так и было. Ты правильно угадал имена детей, которые мне нравятся: Серёжа и Наташа.
А с кем тебя увижу я? Допустим, первый раз ты приедешь ко мне один и привезёшь фотографию своей семьи. Предполагаю, что у тебя первая будет дочка. Как её будут звать? Мне хотелось бы, чтобы это была Ирочка. А вот на следующий год вы приедете всей семьёй. О твоей супруге не говорю, это особая часть разговора, так что молчу.
Как приятно об этом думать, а у меня из головы не выходит Нина. Как стойко она держится! Молю Бога, чтобы она выдержала это испытание, и её жизнь не сломалась. Я на миг представила себя на её месте и ужаснулась, боюсь, что я не смога бы этого перенести…
Это трагическое событие произошло через неделю после мартовских праздников. Девочки из 403 решили ещё раз съездить на турбазу, собралась довольно большая компания ребят и девчат. Звали и Тамару, но она отказалась, хотя накануне ещё планировала поехать. Из своих поехали только Надя и Нина, надеясь насладиться последней в году лыжной прогулкой, но случилось непоправимое. Съезжая с горы, Нина очень неудачно пыталась тормозить палками, одна из которых вывернулась из руки и ударила в глаз. На попутной машине Нину отправили в больницу, но глаз спасти не удалось. Сообщение о трагедии, постигшей Нину, вызвало у девочек шок. Почти целый месяц, по сути, каждый день, они выходили к Нине в больницу. Чаще всех там была Тамара, всячески поддерживая Нину и помогая не отстать от курса. Во второй половине апреля она поехала с ней в Ленинград, где в одной из клиник Нине вставили глазной протез.
Забота о подруге заполнила до отказа всё её время, и только в мае наша переписка вернулась в прежнее русло. К этому времени меня вновь постигла очередная неудача на сердечном фронте, она выбила меня из колеи так, что недели три я не писал Тамаре, чем вызвал её нешуточное беспокойство.
…Наконец-то, получила от тебя письмо и то только вечером, уже потеряв за день ещё часть своего самообладания и спокойствия, которого у меня, пожалуй, совсем не осталось. Ты знаешь, у меня было такое замешательство и такое бессилие сделать что-либо, что я тут же терялась, продолжая ждать и надеться на утро следующего дня. А таких дней было немало! Я не знала, что и подумать, исходным решением было, что ты заболел, ибо при всём прочем ты должен был написать хоть что-то. И вот ты собрался, а надо это было сделать раньше, хотя знаю, что тебе было нелегко, но ты не отчаивайся, переживём и эту потерю. В жизни бывает куда хуже.
Успокаивая меня, Тамара и сама чуть успокоилась, хотя для серьёзного беспокойства у неё, и у подруг, оснований было более чем предостаточно. После майских праздников стало окончательно ясно, что сохранить пединститут в Выборге не удастся. Основная масса студентов переводилась в Псковский пединститут, остальные, по желанию, в пединституты областей по месту жительства. После некоторых колебаний, Тамара приняла решение ехать в Псков. Галя решила остаться в Ленинграде. Сессия прошла как-то прозаично и буднично. Расставание было грустным, не радовали и каникулы. Накануне отъезда девочки бродили по городу, потом долго стояли на набережной, глядя в серую даль Финского залива.
ПСКОВ
Псков встретил её неприветливо, а, может быть, Тамаре это просто так казалось из-за её плохого настроения, вызванного печальной необходимостью переезжать в этот город. Успокаивало только одно - ещё один год, и она вольная птица. Так получилось, что она приехала раньше своих подруг и какое-то время до их приезда, поскольку они ещё в Выборге договорились жить вместе, кочевала из комнаты в комнату. Настроение было ужасное. Она не могла найти места, нещадно ругая себя, что уехала из дому так рано и всё из-за дурацкой боязни остаться без общежития, чем их пугали в Выборге, рассказывая разные «страсти» про Псковский пединститут. Страхи оказались напрасны, и общежитие было ничем не хуже. Она с нетерпением ждала приезда подруг, сожалея об упущенных ею возможностях продлить своё пребывание дома ещё на несколько дней. Её письма из Пскова, что я начал получать почти сразу же, были отражением этого состояния.
…Пиши быстрей обо всём и побольше, хоть немного поднимешь настроение. Неужели ты так занят и не найдёшь для меня времени?! Ты даже себе представить не сможешь, как я обрадовалась, когда, приехав домой, нашла там такое огромное письмо от тебя! Вот именно такое хотелось бы получить и здесь. Жаль, что все наши планы на встречу этим летом рухнули. Я, сначала, чуть ума не лишилась, потом поостыла, стало всё безразлично, но, понемногу, отошла. А в остальном, каникулы прошли не плохо. Удалось встретиться со многими школьными товарищами, я даже на танцы в деревенском клубе ходила и возвращалась где-то в 3 или 4 утра. Когда ехала на пароходе уже обратно, случайно встретила свою первую любовь Игоря Кирилловского. Чувствовала себя, конечно, «не в своей тарелке». Говорили долго, но как-то сдержанно, лишнего о себе ни я, ни он ничего не сказали. Решили переписываться, но у меня не хватает духу сесть и написать (по договорённости, первая должна была напасать я, поскольку своего будущего адреса в Пскове я не знала). Он уже должен вернуться с практики к себе в Свердловск, где учится в политехническом институте на мехфаке. Но я подумала и решила не писать, боюсь, что письмо будет сухим и неинтересным, лучше пусть сохранятся старые впечатления, а он, если захочет, сам найдёт меня. И вот этот Псков. Поверь, мне так тошно здесь, а кроме тебя и писем-то ждать не от кого, а те, что приходят от других, не интересны. С Ригой всё порвала, да и не к чему это, нет будущего у этой переписки.
…Сегодня, наконец-то, получила первое от тебя письмо в Псков. Я его так ждала, что готова была каждый день ругаться с тобой. Действительно, наша дружба состоит из наших писем и тех коротких встреч, которых ждёшь, ждёшь с нетерпением, а они, не успеешь оглянуться, быстро проходят, и снова письма. Эти письма настолько извели, что иногда не в силах заставить себя сесть за письмо и выразить всё, что думаешь, а вместо этого сидишь над листком бумаги, мысленно разговаривая с тобой, а потом хватаешься за ручку, как за последнюю соломинку. Хотя, если откровенно сказать, при наших встречах всё время чувствуется какая-то недоговорённость, недосказанность, и, тем не менее, встретиться хочется всё сильней и сильней. Может быть, нам попытаться сделать это зимой, в Ленинграде, ведь это реальная возможность увидеться до того, как я закончу институт?
Жизнь в институте нельзя было назвать монотонной. «Инородцев» из Выборга, так их за глаза называли, было значительное количество, и с этим руководству института приходилось считаться. Приезжие держались довольно спаянно и не спешили раствориться в общей массе студентов. К тому же, в связи с суженностью программ учительских вузов, по сравнению с педагогическими, и необходимостью ликвидации этого отставания, руководство института было вынуждено скомплектовать студентов выборгцев в отдельные группы, что сохраняло их индивидуальность и в то же время давало возможность «пришельцам» довольно дружно выступать в защиту своих интересов. Причин для этого было не мало, и студенты высказывались довольно резко, что, в свою очередь, вызывало недовольство среди профессорско-преподавательского состава. Необходимо было как-то выпустить пар и в тоже время «приструнить» приезжих, в связи с чем, было решено провести на физико-математическом факультете, приезжие студенты которого наиболее остро критиковали установившиеся порядки в институте, открытое комсомольское собрание. Но с самого начала собрание пошло не так, как хотелось устроителям, да и причин для этого было более чем предостаточно.
Сразу же после того как секретарь факультетского комитета комсомола открыл собрание и проинформировал, что комитет был вынужден собрать его, «поскольку студенты, переведённые из Выборгского учительского института ведут себя далеко не лучшим образом. Они дерзят преподавателям, выражают необоснованное недовольство по порядкам, установленным в общежитии, и в их поведении не чувствуется «ни культуры, не вежливости, ни уважения», и всё это следует обсудить».
Может быть, если бы он не обмолвился про «культуру и вежливость» собрание прошло бы более спокойно, но эти слова задели. И тон задал пятый курс. Первым начал Юрий Соколов:
- Нас можно критиковать за что угодно, мы для вас, как бельмо на глазу, а отношение к нам какое? В общежитие распихали, абы куда запихнуть, даже для пятого курса комнаты на 5-6 человек, а псковские даже на четвёртом курсе есть живут по четыре человека. Про младшие курсы не говорю, там даже постельные принадлежности - страшно смотреть. Где и выискали такие матрацы? И это по жилью далеко не всё. А что твориться с учёбой? Программой чётко определено, что у пятого курса 26 часовая неделя с двумя свободными днями. Почему мы занимаемся по 30 часов, и куда пропал второй день? А ведь это касается не только нас «инородцев», как вы нас окрестили.
- Откуда такие сведения? - спросил секретарь парткома.
- А мы с этими программами ещё в Выборге познакомились.
- Так то Выборг, а то здесь, - бросил реплику зам ректора.
- А программы утверждает, насколько нам известно, министерство а не институты, - не согласился Юрий, садясь на место. - А на счёт культуры надо ещё посмотреть, где её больше.
Юрия подержала Клавдия Кулешова, студентка 4 - го курса, одна из немногих отличниц Выборгского института.
- Я вчера у секретаря в деканате выстояла целых полчаса, чтобы получить пустяковую справку, пока она улаживала какие-то свои дела с соседкой по дому. Она меня прекрасно видела, но демонстративно отвернулась к окну. И вообще, скажите, пожалуйста, на каком основании преподаватель по матанализу нам тыкает? Да если бы только она одна! В Выборге преподаватели обращались к нам только на «Вы», и это вполне естественно, почему здесь не так? Порой, после такого разговора, отпадает всякое желание в дальнейшем общении.
Клавдию поддержали другие студенты, приводившие не менее неприятные факты предвзятости отношений и далеко не благополучных дел в общежитии. Зам ректора и декан чувствовали себя не лучшим образом. Собрание явно пошло не туда. Видимо поняв это, секретарь парткома попросил слово и постарался как-то сгладить острые углы. Он поблагодарил выступивших на собрании, за откровенный, «пусть даже нелицеприятный» разговор, сказал, что «руководство института и партком рассмотрят высказанные критические замечания», и настоятельно рекомендовал, чтобы «выводы так же сделал и каждый из присутствовавших, если вынесли вопрос на собрание, значит, были к тому основания, а комитету комсомола следует более продуманно готовить собрание». На том и завершили.
Результаты собрания дали себя знать. Порядка в общежитии стало больше, матрацы заменили, произошли некоторые изменение по расселению в комнатах. Предлагали и нашим девчонкам расселить их из шестиместки в две четырёхместные, но девочки отказались. Их комната была большая и светлая, да и не хотелось разменивать компанию, сжились постоянным составом за годы учёбы. Что же касается остальных вопросов, то занятий меньше не стало, второй день отдыха тоже не дали. По части же «тыкания», то здесь, по всей видимости, разговор у руководства состоялся, но изменения были мало заметны, разве что математичка, теперь говорила только Вы, и делала это чаще тогда, когда хотела унизить студентку, указывая на её некомпетентность или неподготовленность, а вот сказать так Клавдии ей не привелось, хотя, по всей видимости, хотелось.
День проходил за днём. Прошли октябрьские праздники, приближался Новый год. Девочки уже провели свои первые самостоятельные уроки в школе и снова занимались в институте. На танцы не тянуло. Вечерами Тамара занималась вышивкой и вязанием. Нина как-то пошутила:
- Девочки, а Тамара у нас во всю приданное готовит, вероятно, Люся, после твоей свадьбы надо ждать и Тамарину.
Тамара заулыбалась:
- Ой, девочки, не смешите меня. Мой жених, по всей вероятности, где-то в колхозе меня ждёт, какой-нибудь агроном или тракторист. Представляю, по началу парень как парень, обворожительный, деликатный, а потом станет самим собой: и выпивка, и матерщина, никаких книг, лишь, изредка, газеты.
- Ну и нарисовала! Неужели там, где будем работать, не найдётся кого-нибудь получше? - возразила Вера. - И потом, почему обязательно в деревню?
- На счёт деревни это я так. Я бы, конечно, хотела поехать в молодой растущий промышленный городок, на подобии того, что писал Серёжка про Отрадный Куйбышевской области, где он был на практике. Помните, я вам рассказывала? Вот представилась бы летом такая возможность, не задумываясь бы перевелась на заочный, и уехала бы. А вообще, когда вяжешь или вышиваешь, хорошо думается. Вот бы такой аппарат изобрели, чтоб мысли записывал, тогда такие бы можно письма писать! А то, пока собираешься сесть писать, мыслей куча, а сел - в голове пусто.
- Ну, кому-кому, а тебе обижаться грех, как Серёжке пишешь, никогда меньше трёх- четырёх листов не бывает, а то и пять, и шесть, - возразила Саша.
- Так это Серёжке, я же ему не пишу - я с ним разговариваю, жаль, что рядом его нет.
- Девочки, давайте напишем письмо в министерство просвещения, пусть нас направят в Братск, а то, говорят, большая часть распределений будет в область, - предложила Нина.
- А что, идея не плохая, - поддержала Тамара.
- Тогда ты письмо и напиши, а мы подпишем, - сказала Вера. – И давайте сходим в театр, на «Белую акацию».
Все дружно поддержали. Купить билеты поручили Тамаре, и она, не откладывая дело в долгий ящик, поехала на следующий же день.
Саша решила составить ей компанию, по дороге поинтересовалась:
- Ты вчера обмолвилась, что снова получила письмо от Рудакова. Так что за ошибку он совершил, о которой писал тебе прошлый раз?
- Я ещё вчера хотела тебе рассказать, да как-то подходящего момента не было. А поговорить есть о чём. Ты представляешь, он женился, и вот сейчас, точно так же, как Юра Швандяев, сожалеет об этом. Правда, от жены пока никуда не ушёл. Во-первых, пишет, что поздно понял, что поспешил, во-вторых, сделал это очень необдуманно, и это, пишет, самое худшее. Ты понимаешь, я в растерянности, не знаю, что и делать. Писать или не писать ему? В то же время чувствую, что добром это не кончится. Он очень переживает, что так у него так дрянно получилось и очень сожалеет, что оборвалась наша переписка.
- Ну и всё-таки, что ты решила?
- Ничего не решила, хотя тоже жалею. Почему я такая противоречивая? Когда нужно было писать, я не находила времени вспомнить о нём, а теперь, когда нельзя, у меня появляется желание это сделать. И, поверь, очень хочется увидеть его!
- Так выходит, оба рижских парня у тебя снова на крючке?
- А толку? Сама не знаю, что мне надо. Хотя вру, прекрасно понимаю, что всё это не то, но ведь никого другого нет! А определяться надо, вот только бы дров не наломать!
- Да, в этом ты права, - согласилась Саша и, словно закрывая «тему», спросила: - Ты в курсе, что Галка вышла замуж?
- Нет. А кто её муж?
- Какой-то доцент, из «своих», говорят, мама познакомила.
Новый год отмечали в общежитии у себя в комнате. Много пели и даже плясали. Особо отличились Тамара и Саша, которые выделывали ногами такое, что девочки ахали от восторга. Гуляли до двух ночи, а на следующий день снова. Зато на лекциях второго января сил хватило только на первые три часа, а потом сбежали и проспали до восьми вечера.
ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР
Поезд мерно стучал колёсами. Тамара ворочалась на полке, но никак не могла уснуть. Сон не шёл. Стоило ей только смежить веки, как перед глазами возникало слабоосвещённое купе и ярко освещённый вокзал за окном вагона. Одна за другой всплывали картинки последних минут перед расставанием, пока не поплыли за окном сначала вокзал с перроном, а потом всё быстрей и быстрей замелькали огни ночного Ленинграда. Она сунула руку под подушку, и нащупала конверт, что положила туда сразу, как прочла письмо, и снова вспоминала, вспоминала, перебирая в памяти, один за другим, все двенадцать этих умопомрачительных, незабываемых дней, пролетевших, как сказочный сон, неоправданно быстро.
Уже в Пскове она решила не затягивать с ответом, тем более, что идти в институт в эти первые два дня, как оказалось, острой необходимости и не было. Она взяла школьную тетрадь, из которой всякий раз вырывала листки для писем, и пошла в комнату для занятий, чтобы там в спокойной обстановке ответить на письмо. В дальнем углу комнаты у окна сидели какие-то две девочки, похоже, с младших курсов, а в другом конце комнаты, к своему удивлению, увидела Сашу. Она подошла к ней и села рядом.
- Что пишешь?
- Да вот заканчиваю письмо домой. Надо отчитаться перед супругом, - Саша мило улыбнулась. - А ты решила позаниматься?
- Что ты с ума сошла? Никакая учёба на ум не идёт!
- А как съездила?
- Бесподобно, всё как во сне. Я даже не ожидала, что будет так хорошо. Всё же решилось буквально в последние дни. Сергей дал телеграмму, что приедет в Ленинград 25 января. Мы с Фаней выехали 22 - го, я и жила у неё. Когда приехала, купила билеты в театры. Сергей приехал, докупил ещё. И у нас были заполнены практически все дни и вечера: экскурсии, музеи, театры. А в театры, в некоторые дни, ходили и днём, и вечером. Было время и для разговоров, а всё равно всего не переговорили. Когда уже были на вокзале, вернее в купе поезда, мне очень хотелось сказать ещё что-то, и я ждала, когда выйдем из вагона и останемся одни, когда же вышли, из головы всё буквально вылетело, наступило полное торможение мозга. А когда Сергей поцеловал меня, наступил момент ещё большего торможения, и я уже по сути ничего не соображала. Пришла в себя уже в вагоне, когда поезд тронулся, и за окном поплыли дома и улицы. Потом расправила постель, забралась на полку и стала читать письмо.
- Какое письмо?
- Серёжа буквально перед отходом поезда вложил мне в руку конверт.
- И что он там написал?
- Прочти сама.
Тамара протянула письмо, что лежало у неё в тетради, и пока Саша читала, сидела молча, вертя в руках ручку. В это время девочки, что сидели в другом конце комнаты, собрались и вышли, Тамара с Сашей остались одни. Закончив чтение, Саша повернула к Тамаре голову, ожидая разъяснений. Тамара, словно почувствовав немой вопрос подруги, продолжила:
- Ты знаешь, когда я в вагоне раскрыла конверт и увидела знакомые буковки и слова, мне стало как-то не по себе. Промелькнула суматошная мысль: «Неужели всё кончилось, и опять пойдут эти письма и письма, чтобы прерваться на время при очередной нашей встрече, а потом всё и снова». На душе стало как-то неуютно и тоскливо. А потом ещё и всё это, что он впервые написал так открыто.
- Ты уже что-то ответила?
- Начала писать, а сейчас вот сомневаюсь, то ли пишу, - Тамара вынула из тетради частично исписанный двойной листок бумаги в косую линейку и положила перед Сашей.
- Ты хочешь, чтобы я прочитала?
- Почитай, может быть, что-нибудь дельное подскажешь, - и, видя нерешительность подруги, добавила: - Читай, читай. Поверь, у меня есть причины для сомнений. Вероятно, я давала ему повод так думать и на что-то надеяться, раз он написал такое.
Саша взяла листок в руки.
Здравствуй, Серёжа!
Твоё письмо не было для меня неожиданностью, я же чувствовала твоё отношение ко мне, но приписывала это к родственным узам, хотя были и другие мысли, но ты ещё в своём дневнике писал, что любишь меня не как девчонку, а как сестру. Я этому была очень рада, и любила тебя (и люблю) так же, как брата, правда сильнее, чем родных братьев. Поверь, большего и не надо, незачем, понимаешь, не - за - чем, лучше мы останемся самыми надёжными, самыми верными, самыми хорошими друзьями на всю жизнь. Человеческий мир велик, в нём и на наши души, я убеждена, есть ещё по какой-то душе, о существовании которых никто из нас пока ничего не знает, как и они ничего не знают о нас. А может быть, они где-то рядом с нами, но так же не догадываются, что те, кому они предназначены, где-то рядом. Поверь, это большое счастье, когда, кроме того человечка, что выпал каждому из нас в качестве его половинки, у нас будет ещё и наша дружба, чтобы мы могли в любое время, как только представится такая возможность, поверить друг другу свои самые сокровенные мысли, свои чаяния, поделиться наболевшим, и помочь, когда это потребуется…
Саша закончила чтение и вернула листок Тамаре.
- Давно это у вас так?
- Да, считай, с самого начала. Держим друг друга, как на привязи. Подобные этой вспышки у него почти всякий раз после очередной неудачи «на любовном фронте». А когда у меня появляется кто-то, я невольно сравниваю его с Серёжей.
- То-то ты такая придирчивая к письмам, что получаешь от других мальчишек.
- Видимо так. А потом, я часто ловила себя на мысли, что всякий раз, когда у Серёжи появляется новая привязанность, и я, радуясь за него, в то же время, критически её оценивала, не забывая написать ему об этом.
- А когда он расставался, ты не очень-то и огорчалась, - то ли спросила, то ли констатировала, Саша.
- Бывало и так. Иногда я сожалела о том, что написала. Такое состояние тяготит и связывает. Думаю, то же самое испытывает и он. Мы обязаны отпустить друг друга и сделать это не затягивая, а то вконец запутаемся, и потом будет значительно труднее.
- А, может быть, и не следует этого делать? Во Франции браки между кузиной и кузеном обычное дело.
- На что ты намекаешь?
- Не намекаю - констатирую. Это же вполне возможно. А что, разве тебя такие мысли не посещали?
- Посещали, - Тамара какое-то мгновение помолчала, потом, как бы в раздумье, продолжила: - Только зачем это? Определённый риск от таких родственных браков существует. Жить и бояться, что когда-то и как-то это может сказаться.
- Но это же крайность!
- Да, крайность. Но зачем рисковать? Надо попытаться решить эту проблему иначе. Так будет лучше для нас обеих.
Саша задумалась, потом пристально посмотрела на Тамару.
- Наверное, ты права. Думаю, что тебе следует…
Она не успела договорить, в комнату для занятий одна за другой стали входить девочки, а вслед за ними вошёл Стрежнев, секретарь комитета комсомола института, оглядел комнату и, увидев Сашу и Тамару, обратился к ним:
- Девочки, у нас сейчас собрание агитаторов, на час не больше, мы вам не очень помешаем?
Тамара, а за ней и Саша, поднялись из-за стола.
- Занимайтесь, мы придём позднее, а то пора и перекусить, - сказала Тамара, и, выйдя в коридор, обернулась к подруге.
- Так что ты хотела сказать?
- Чтобы ты была потактичней в письме к Серёже, хотя ясность, безусловно, необходима. В этом ты права.
В дальнейшем они к этому разговору больше не возвращались. Письмо Тамара отправила в тот же день, правда далеко не сразу закончила его, переписывая, исправляя и дополняя и снова переписывая. Ещё ни одно из своих писем она не писала с таким беспокойством, волнением и глубочайшим желанием, чтобы я правильно её понял. Но самое парадоксальное было в том, что у меня дома не исключали эту возможность. Как-то вечером, в то лето, когда Тамара заезжала к нам, мама, с какой-то затаённой надеждой, сказала:
- Женился бы ты, сынок, на Тамаре, и забот бы никаких!
Предложение было настолько неожиданно для меня, что я растерялся, а, придя в себя, чем-то отшутился.
“ЗАБАСТОВКА” И ПРОЧИЕ СЛОЖНОСТИ
Первый день занятий после зимних каникул ознаменовался собранием студентов пятого курса физмата. На собрании декан зачитал приказ ректора, в соответствии с которым надлежало проверить качество подготовки «по труду» студентов пятого курса, переведённых с Выборгского пединститута. В случае выявления неудовлетворительной подготовки, приказом предписывалось провести дополнительные занятия во время производственной практики в апреле месяце с последующей их оценкой. К проверке приступили незамедлительно. Результаты, как и следовало ожидать, подтвердили необходимость дополнительных занятий. Изменения в расписание были внесены на следующий же день после завершения проверки. Выборгцы возмутились, и на занятия «по труду» не пришёл никто.
На следующий в аудиторию зашла зам декана доцент Прокшина и, извинившись перед преподавателем, довела до сведения выпускников крайне негативную оценку их поведения со стороны деканата. Свою «яркую» речь она закончила словами:
- Ваш неприход на занятия чреват для вас самыми неприятными последствиями, и вы будете очень жалеть, если снова не придёте на занятия.
Неприкрытые угрозы Прокшиной вызвали возмущение студентов. Поднялась Тамара и, выражая общее мнение, сказала:
- Мы ничего не нарушали и не нарушаем. Приказом ректора определено, что дополнительные занятия по труду должны проходить в апреле во время производственной практики, и, назначив занятия на март, деканат, а не мы, нарушил приказ ректора. Мы настаиваем, чтобы эти занятия проходили не в марте, а в апреле, как и определено приказом.
Тамару поддержали и другие студенты. Не добившись ничего, Прокшина ушла. На второе, а потом и третье занятие снова никто не пришёл. Более того, девочки написали письмо в министерство и в «Литературную газету», где перечислили и эти, и другие факты негативного отношения со стороны руководства института к студентам, переведённым с Выборга, копии писем были направлены ректору. Прошла ещё неделя - на занятия никто не выходил. Напряжение росло, но всё закончилось, по обыденному, просто - в пятницу, в перерыве между лекциями, в аудиторию вошла секретарь декана и от его имени довела до сведения пятикурсников, что занятия «по труду» переносятся на апрель и их посещение не является обязательным.
Позднее девочки узнали, что у декана физмата состоялся нелицеприятный разговор с ректором, который предупредил декана, что все неприятности, которые могут быть из-за того, что произошло, «будут прямиком переориентированы на деканат. Эта «схватка» ещё более сплотила выборгцев и подняла их авторитет среди студентов, но и окончательно поссорила пятикурсников с деканом, хотя это уже их волновало меньше всего, ведь до окончания института осталось чуть более трёх месяцев.
В пятницу вечером у себя в комнате девочки обменивались мнениями по «наболевшему вопросу».
- Что касается меня, то я очень довольна, что мы сумели отстоять свои права. Вон сколько времени прошло с комсомольского собрания, а почти ничего не изменилось, и мы для них по-прежнему, «как кость в горле», - безапелляционно заявила Саша.
- Так-то оно так, но впереди ещё и экзамены, нам это вполне может выйти боком, - выразила сомнение Люся. - Здесь же ни одного нашего преподавателя, а эти ведь даже не знают, что нам читали. Прокшина говорит, что принимать экзамены будут по полной программе, и никто не будет учитывать, что наша программа учительского института была заужена.
- Ну и что? Что мы теряем? Двойки всё равно поставить побоятся, да и не настолько мы тупые, а если поставят вместо четвёрки тройку, как-нибудь переживём. Я так ни сколечко не огорчусь, - высказалась Вера. - Надоело до чёртиков, быстрей бы всё закончилось и в школу.
- Говорят, если будешь работать учителем, то, или будешь хорошим педагогом и плохим для семьи, или наоборот - хорошим для семьи, а педагогом никудышным, а так хочется, чтобы было и то, и другое! - заметила Нина. - Быстрей бы распределение!
- Раньше апреля распределения не будет, вступила в разговор Тамара, - я домой написала, что собираюсь в Сибирь, так мама на меня обиделась, пишет, чтобы я написала запрос к нам в РОНО для работы ближе к дому, но мне страшно не хочется ехать домой, хотя понимаю, что им без меня трудно.
- А что ты ответила? - поинтересовалась Надя.
- Дипломатично написала, что писать бессмысленно, не успеют ответить, это же надо согласовывать с министерством. Поеду, куда пошлют.
- Думаешь, отступят и смирятся?
- Не знаю, вряд ли. Маме, действительно, тяжело. Она и так держится из последних сил. Они же ждали меня зимой, думали, приеду, сама схожу в РОНО, а теперь поздно об этом говорить. Всё же, наверное, придётся написать, чтоб хоть не обижались.
- Надо нам троим незамужним мужей срочно искать, - предложила Вера, чтобы как-то уйти от грустной темы, - тогда и проблем не будет.
- Это как сказать, - не согласилась Люся. - Говорят, что если образование у мужа ниже, то ему придётся ехать вслед за женой. А потом ещё, как дома посмотрят на твой «финт». Мне вон уже два месяца из дома ни гу-гу.
- Наверное, до сих пор в себя придти не могут, после того, как ты ошарашила их своим сообщением, что выходишь замуж.
- Вполне возможно, но отойдут, куда они денутся! Мне жить, а не им, - с этим никто не спорил, но согласились не все.