…Счастлив художник, чьё творчество оценено и востребовано современниками…
…Есть престиж и профессиональная гордость, есть осознание избранности и ощутимость озарённости, есть долг и ответственность не только перед семьёй!
Когда-то в давние времена первопечатник Иван Фёдоров ответил на чей-то упрёк в его повседневно-бытовой никчемности: «Я владею искусством орудий ручного дела и вместо хлеба должен рассеивать семена духовные!»
И замечательный писатель Виктор Астафьев говорит о том же: «Кланяйтесь, люди, поэтам и творцам земным – они были, есть и останутся вашим небом, воздухом, твердью под ногами, вашей надеждой и упованием. Без поэтов, без музыкантов, без художников и созидателей земля давно бы оглохла, ослепла, рассыпалась и погибла. Сохрани, земля, своих певцов, и они восславят тебя, вдохнут в твои стынущие недра жар своего сердца, вовеки веков так рано и так ярко сгорающего, огнём которого они уже не раз разрывали тьму, насылаемую мракобесами на землю, прожигали пороховой дым войн, отводили кинжал убийц, занесённый над невинными жертвами. Берегите, жалейте и любите, люди, тех избранников, которые даны вам природой не только для украшения дней ваших, в усладу вкуса, ублажения души – но и во спасение всего живого и светлого на нашей земле».
Американскому президенту Джону Кеннеди принадлежат такие слова: «В вихре ежедневных конфликтов, драматических стечений обстоятельств, в сутолоке политической борьбы поэт, художник, музыкант продолжают незаметный труд столетий, создавая мосты общих переживаний между народами, напоминая человеку об универсальном характере его чувств, желаний и горестей, напоминая ему о том, что силы единения глубже сил разъединения. Память об Эсхиле и Платоне сохранилась поныне, а слава Афинского государства канула в вечность. Данте пережил гордыню Флоренции тринадцатого века, Гёте безмятежно возвышается над всей германской политикой. И я уверен, что когда осядет пыль веков над нашими городами, о нас тоже будут вспоминать не за наши победы и поражения на поле битвы или в политике, а за то, что мы сделали для духовного развития человечества»…
…С горечью и тревогой констатирую прогрессию регресса и деградации. Было плохо, стало отвратительно, будет ещё хуже…
…В искусстве ценится не подобие, а необычность и неповторимость…
…Обретя смелость видения и осознания, стремись к смелости их художественного выражения…
…Точное отражение действительности при сюжетно-тематической направленности – лишь начало работы над произведением искусства. В процессе работы художнику необходимо создать совершенную, на его взгляд, модель эстетических, морально-этических и идейно-нравственных устремлений современной действительности…
…Лишь художник, ответственный за то, что своим творчеством провозглашает и отрицает, способен создать истинное искусство…
...Нужно больше увлечённости, искренности и ответственности в работе. Нужно точно знать и ясно понимать, что ты делаешь, почему и зачем. Не нужна ни герметичная изоляция, высокомерная отстранённость искусства от действительности… ни политически заданная иллюстративная актуальность конъюнктурной банальности…
…Нужно делать живопись энергично, решительно, смело – быстро. Но не спеша…
…Когда твоя семья голодает, не думается о вечности…
…Постоянно помни о великом и вечном. Сиюминутное и насущное само о себе напомнит…
…Если ты создан художником – соответствуй, не отвлекайся, чтобы успеть исполнить своё предназначение, оправдать свою избранность и озарённость…
…Лучшее средство от усталости – новая работа, от депрессии – этюды на пленэре с выпивкой по вечерам…
…Пока жив и здоров, старайся насмотреться и наработаться…
…Для многих занятие искусством – средство заработка на жизнь. Для настоящего художника – сама жизнь. Лишить художника возможности заниматься искусством – значит лишить его жизни…
…Светоч нации... сволочь нации... И каждая сволочь рвётся в светочи…
…Творчество как жизнь – приятно, трудно и бессмысленно...
…Лишь способность к творчеству отличает человека от животного…
…Способность к искусству, и способность к торговле – редко сочетающиеся качества…
…Осознав скоротечность жизни, одни спешат насладиться… другие – делать добро и пользу…
…Возраст понятие относительное, скорее психологическое, чем физиологическое…
…Только выбросишь что-то ненужное, оно тут же оказывается необходимым…
…Нет ничего страшнее страха…
…Остановка это часть пути…
…Самое хорошее и самое плохое, что есть в жизни – сама жизнь…
…Нет ничего невозможного для того, кто сам не должен это сделать…
…Глупцы стремятся к общению, умные к уединению…
…Противно, трудно и непроизводительно работается, когда заставляют. Радостно, легко и результативно – когда самому работать хочется…
…Не стыдно плакать от счастья и восторга. Недопустимо – от горя и разочарования…
…Тяжело жить на свете и безрадостно, но не жить – хуже…
…Люди рождаются не для горя и злости, а для добра, счастья и радости. Нужно научиться радоваться, любить и быть счастливым…
…Ценность искусства не в теме и не в сюжете, а в художественности их выражения…
…Как можно не пить, если это помогает жить и творить!..
…Самоуверенность – плохо. Отсутствие веры в себя – ещё хуже…
…Если художник может месяц не браться за кисти, значит он уже не художник…
…Никто не может быть так требователен к художнику, как он сам к себе…
…Патриотизм порождение идиотизма – он всегда разменная карта в руках нечестных политиков и бездарных полководцев…
… Снизойти, чтобы снискать…
…Нужно сохранять неудавшиеся произведения – со временем они заметно улучшаются…
…Время катастрофически быстротечно. Нужно чаще смотреть на часы – дисциплинирует…
…Если без отчаянья разобраться, в самой скверной ситуации обязательно обнаружится что-то хорошее…
…Художник не профессия – судьба...
…В творчестве не теряй темпа, не сбивайся с ритма, избегай пауз. Отдых – в смене работы…
…Не испытав горечь жизни, не ощутишь её сладость…
…Когда в жизни всё хорошо, хочется бегать по утрам, обливаться холодной водой, бросить пить и курить, быть здоровым и жить вечно.
Когда всё плохо, хочется, чтобы стало ещё хуже, и жизнь скорее закончилась…
…Нет ничего более жалкого, чем художник, не осознающий свою бездарность…
…Работа, подработка, шабашка – это всё о другом. Занятие искусством – служение!..
…Выпьем за то, чтобы меньше пить!..
…Несостоявшиеся художники – искусствоведы – учат художников тому, чего сами не умеют…
…Имеет ли моральное право анализировать, критиковать и направлять работу художников тот, кто выполнить эту работу не способен?..
…Хочешь быть весёлым, радостным, независимым, уверенным в себе и довольным жизнью – не становись художником…
…Достигаем трудно и медленно. Теряем незаметно и быстро…
…Формула удачного произведения: образность, выразительность, ёмкость, лаконизм…
…Стремлюсь к тому, чтобы моё искусство вызывало в зрителях радостное сопереживание и заставляло их, хоть на время, забывать о жизненных неурядицах…
…Настоящее искусство – не развлечение мещан, а высочайшая форма познания истин мира…
…Искусство или развивает, воспитывает и возвышает людей, или развращает их, оглупляет и ожесточает. Морально-этические и идейно-нравственные проблемы доминируют в искусстве наряду с эстетическими задачами…
…Художники умирают не от старости и болезней, а от невозможности работать, вызванной старостью и болезнями…
…Хрупка человеческая жизнь, несчастья непредсказуемы, неотвратима смерть. Прискорбно зависима наша жизнь от трагических случайностей, от чьей-то ошибки, халатности, подлости. Нужно научиться ценить каждый миг счастья жить. Какой бы трудной ни была иногда жизнь, она уже тем хороша, что другой у нас жизни не будет. Художник, успевай жить, работай, а то будет поздно!..
…Горжусь тем, что я художник. И, не смотря на жизненные неурядицы, я счастлив причастностью к служению красоте...
…Слава художникам – увлечённым самозабвенным чудакам, сквозь мерзости жизни, сквозь непонимание, презрение, насмешки и нищету волокущим гадостную повседневность на радостные, светлые высоты будущего!
…Духовное развитие личности возможно лишь посредством искусства, ибо только оно способно воздействовать на людские души, воспитывая нравственность. Если бы руководство общества это осознало, поняло важность, необходимость и незаменимость искусства в духовно-нравственном воспитании народа, сделало бы искусство непосредственной производительной силой общества – жизнь в стране расцвела бы, изменившись разительно. Ещё Дидро говорил: «Страна, в которой искусство будет на первом месте, достигнет наивысшего расцвета во всех областях»...
Часть 2. Работаем вверх
Перед началом
И опять влечёт неудержимо
Вдаль из тихих мест...
А. Блок
Давно известно – умный в горы не пойдёт.
А мы собираемся в Гималаи.
Конечно, это вызывает недоумение: «Неужто вам покой не по карману?!» Ведь не по принуждению и не по приказу стремимся в эту далёкую даль, в эту высокую высь. Мы сами придумали и организовали себе новое приключение.
Оставив прошлые достижения воспоминаниям и, не пытаясь извлечь из успеха выгод, стремимся к новым рубежам. Живём в постоянной неудовлетворённости и напряжении первопроходцев. Но мы сами выбрали свой жизненный путь и довольны им. Это приятно — наметить и осуществить. Это радостно — вышагнуть за пределы известного, понятного, освоенного. Пусть это будет и не общечеловеческое, а узко личное. Узнавание нового — что может быть интереснее?!
Ступая по городскому асфальту, заглядываешься на облака и мечтаешь о далёких снежных горах.
Оказавшись на ледяном склоне выше облаков, начинаешь вспоминать родной город и тосковать. И вдумываться в то, что оставил внизу.
С высоких гор не просто видно дальше, но жизнь понимается лучше. Горы — чудо. И сами по себе, и по тому волшебству эмоций, которые здесь рождаются из очень простых слагаемых ежеминутности будничных обстоятельств. Здесь восходишь не только физически, но и морально — уставая и рискуя, умнеешь и добреешь, становишься проникновеннее и понятливее. Поднявшись над облаками, осознаёшь, что в родной земле, в доме, в семье таится притягательность не меньшая, чем в дальних краях и великих вершинах. Чтобы понять и оценить то, что рядом, полезно иногда уходить далеко.
Мы живём жизнью контрастной: город — горы, благоустроенная размеренность — экстремальность. Наши экспедиции, походы и восхождения дают подтверждение физическому закону сохранения энергий — чем больше тратится энергии мускульной, тем больше обретается энергии духовной. Наше спокойствие, доброжелательность и уверенность в себе — отсюда. Поэтому — не останавливаться! Вперёд, вперёд — вверх! Туда, где мороз и жара — поровну на всех. Где скалы, лёд и снег круты — для всех одинаково. Где заранее заготовлены лишь трудности и опасности, и всё достигается только собственными усилиями.
Скоро будем изнывать от жары, мороза и ветра. Будем задыхаться от недостатка кислорода, будем уставать до изнеможения. Наши родные испытают тревогу и волнение.
…Так это вспоминается и мечтается вновь: грохот камнепада... и рёв лавины... и скрежет рушащегося льда... Вес рюкзака ломает плечи, трамбует позвоночник... Вокруг клубится небо... Сердце захлёбывается... Нервы – в тугой натяг... Воля спрессована в комок... Сладко сосёт под сердцем ощущение риска… Запах предстоящей борьбы холодит ноздри... Идёшь, вдыхая облако... Пьёшь ледяной ветер – зубы ломит... В теле груз предельного напряжения, мышцы звенят… Душа поёт... Захлёбываешься усталостью и восторгом... Цель трудна... чиста... и бескорыстна... И коллективный труд, в достижении её, сродни празднику... И, не боясь сорвать тяжёлое дыхание, хриплыми конвульсиями выталкиваешь из пересохшей глотки песню уверенности, радости...
И уже не ноют плечи... Не болят, не дрожат от запредельной усталости ноги... Ни одышки, ни головной, ни сердечной боли... Не болят старые шрамы... Никаких новых ран и ссадин на теле и в душе... Не чувствуешь голод, холод, жару, жажду... Предчувствуешь приключения… Предвкушаешь события...
Здесь довольствуемся малым, учимся ценить малое, понимать, что счастье уже в том, чтобы просто — жить: дышать, видеть, слышать, двигаться, ощущать движение жизни вокруг себя и сознавать себя частицей этого нескончаемого движения. Здесь мы узнаём и понимаем цену мигу и приобщаемся к вечности.
И ещё здесь учимся не забывать, и не предавать. Здесь есть благородство. Здесь рождается братство.
Секрет нашей лёгкости прост, и мы не скрываем его от тревожных тяжеловесных, обременённых заботами о приумножении своих миллионов. Мы не знаем страха перед правдой, не боимся усталости, голода, сырости, холода и ветра в лицо. И нам неведома мучительная жажда славы, богатства, власти и экстравагантности.
Плюньте, как мы. Вернитесь к истокам. Взгляните в корень. Поднимите лицо к звёздам. Посмотрите людям в глаза и в «глаза» озёрам. И тоже испытаете восторг от осознания достижимости горизонта.
Для восхождения избран пик Макалу высотой восемь тысяч четыреста шестьдесят три метра. Впервые русская речь прозвучала на его склонах в позапрошлом году. Тогда сюда поднялась экспедиция альпинистов из Кузбасса. Они взошли на Гору. Но в борьбе за вершину потеряли товарища. В прошлом году победы над Макалу добилась вторая российская экспедиция. Но восходители из Екатеринбурга заплатили за успех двумя жизнями.
Наша задача — нарушить прогрессию в этой жуткой статистике. Нужно сработать так, чтобы первая кубанская гималайская экспедиция стала первой российской экспедицией, взошедшей на пик Макалу без жертв…
О том, как проходила первая российская экспедиция на Макалу, рассказал журнал «Вертикальный мир», опубликовав дневники участников восхождения.
Юрий Байковский: «…Второй день уже не было радиосвязи с первой группой, работавшей на Северо-Западном гребне. Мощный массив Макалу закрывал группу от базового лагеря, не позволяя с ней связаться. Погода нас в последние дни не баловала. Шквальный ветер со снегом с Тибета давал о себе знать даже здесь, на высоте 4800. А каково там – в последнем, штурмовом лагере, на три километра выше базового?»
Александр Фойгт: «…Ветер здесь, на ледовом гребне, уже не воет, а ревёт. Ни рук, ни ног никто уже не чувствует, лицо превратилось в сплошную болевую маску. Только усилием воли заставляешь себя что-нибудь делать. Начинаем зарывать нашу палатку в снег, кое-как растягивать и закреплять, иначе очередной порыв просто вырвет её и унесёт в Тибет. После полутора часов работы кое-как установили две палатки, залезли в них, разожгли примуса, и только здесь начали приходить в себя, до этого мы действовали просто как роботы. Лишь сейчас я почувствовал: меня не трясёт от холода, а колотит такой крупной дрожью, что палатка сотрясается, похоже, в одном ритме со мной, а не с порывами ветра.
Наконец готов ужин, окончательно согреваемся. Ночь проходит спокойно, если не считать непрекращающегося рёва ветра и ощущения, что палатка вот-вот разлетится по всем швам. Позже мы услышали по радио: во время этого урагана на Эвересте погибли несколько человек – скорее всего замёрзли…
…С утра ветер не утихает, погода та же. Ураган с рёвом тащит через седло Макалу тёмные тучи – на восток, в сторону Тибета, где они бесследно исчезают в его сухой атмосфере. Вылезти из палатки – просто подвиг. Но делать нечего, надо работать. Выходим из лагеря довольно поздно. Ещё не совсем оклемались после вчерашнего. Да, прошедший день отнял много сил, это ещё скажется в дальнейшем. Задача на сегодня – поставить штурмовой лагерь 7700. С седла начинаем подъём влево вверх, обходя скальные выступы Северо-Западного гребня. Строго на юге возвышается над всем главная вершина Макалу. Сегодня она скрывается в тёмных тучах, и можно только догадываться, какой силы ветер свирепствует там.
К обеду достигаем снежного поля под ледопадом, ведущим к вершине. Лучшего места для штурмового лагеря, наверное, не найти. В двухстах метрах ниже ледопада находим фирновую полку, над которой висит ледовый карниз. Место отличное – безопасное, и хороший обзор. Устанавливаем палатку, что сделать опять непросто. Ветер нисколько не утих, рвёт её из рук, полощет полотнища. Руки и ноги уже опять потеряли чувствительность. Всё, наконец лагерь установлен. Башкиров с Богомоловым уходят вниз на 7450. Мы впятером остаёмся на ночь здесь: Сталковский, Шлехт, Вегнер, Утешев и я.
…Ночь прошла хорошо, спалось нормально. Никаких проблем с высотой. Только с утра аппетит плохой. Есть не хочется – только пьём и пьём. Вышли наверх довольно рано, около 7 часов. На себя надели всё, что можно. Представляем собой снопы, перетянутые в поясе страховочной обвязкой. Движения затруднены, однако по-другому не получается – холод космический, и ветер, хотя чуть поутих, всё же продолжает дуть. Наша задача на сегодня: проложить путь по ледопаду, разведать дорогу к вершинному кулуару и, если всё будет впорядке, может быть, сходить на вершину. Первыми под ледопад подошли Шлехт и Вегнер. За ними подтянулись Сталковский и Утешев. Я вышел из лагеря последним. Идётся для этой высоты, в общем, неплохо, но всё равно тяжеловато. На подходе к ледопаду я увидел, что там, где Толик уже полез по бутылочному ледовому склону, лезть глупо и бессмысленно, т.к. правее и выше на сто метров есть прекрасный проход по снегу справа налево. И если уж делать перила для всех групп, то только там. Мои предположения оправдались – зашёл туда просто ногами, лишь последний десяток метров пришлось воспользоваться верёвкой. Сверху увидел парней, позвал их к себе. В этот момент на моём уровне, в стопятидесяти метрах левее по ледопаду, я увидел Шлехта. Не знаю, видел ли он меня, но докричаться до него я бы не смог. Он сосредоточенно шёл наверх с лыжными палками. Ледоруб, очевидно, убрал в рюкзак. Я наблюдал за ним несколько мгновений, после чего он скрылся за нагромождениями льда.
Снизу подошли ребята, и мы вчетвером поднялись по этому пути до конца ледопада, вышли на пологий снежный склон, уводящий дальше – к подножию вершинного кулуара. Время – 11 часов. Встал главный вопрос: идти на вершину или нет. Соблазн очень велик, вершина – вот она, прямо над головой. Столько дней пути, столько усилий всех групп – и вот она, совсем близко. Однако благоразумие берёт верх: во-первых, Володя ног не чувствует, пойти наверх для него означает отморозить пальцы стопроцентно; во-вторых, потеряно много времени внизу на ледопаде, при навеске первых верёвок Толиком; в-третьих, и это самое главное – перила для остальных групп ещё не навешены. Мы прошли путь наверх, не обработав его, верёвки у нас в рюкзаках. Поэтому принимаем решение: спускаться вниз с навешиванием верёвок. В это время внизу замечаю подходящих к нашей палатке Башкирова и Богомолова.
Вскоре мы все спускаемся. Утешев, немного отдохнув, уходит вниз на 7450, а мы впятером ужинаем и устраиваемся на ночь. Вообще-то впятером в «высотке» тесновато, но спать можно. Не даёт покоя мысль: где Толик? Дело уже к вечеру, а его нет. Но куда идти, где искать? К тому же он никому не сказал, куда идёт. Хотя, судя по времени, нет никаких сомнений – пошёл он на вершину. На душе неприятно: как же так, хоть бы кому-нибудь сказал…
Ложимся спать – утро вечера мудренее…»
Юрий Байковский: «Первая группа – наиболее сильная в составе нашей экспедиции. Это лидеры российского высотного альпинизма: заслуженные мастера спорта Сергей Богомолов (взошёл на четыре восьмитысячника) и Владимир Башкиров (три восьмитысячника); чемпионы России в высотном классе и в ледовом – мастера спорта Александр Фойгт, Анатолий Шлехт и Владимир Сталковский; рекордсмен России в скоростных восхождениях на семитысячники Глеб Соколов и Александр Вегнер. Все – «снежные барсы». Эту группу можно без натяжки назвать сборной России. Ещё два опытнейших высотника возглавляли две другие группы, находящиеся в базовом лагере и готовящиеся к выходу наверх. Это Владимир Коротеев, уже пять раз восходивший на гималайские восьмитысячники, и Иван Плотников (один восьмитысячник).
По радиоприёмнику передавали тревожные известия. Всего три дня назад, 10 мая, произошла самая массовая трагедия за всю историю восхождений на высшую точку планеты Эверест. За один день погибло сразу девять восходителей, попавших в сильный шторм на высотах более 7000. Макалу же находится в непосредственной близости к Эвересту. Сегодня – полнолуние, а переход фаз луны всегда приносит в горы непогоду. Всю ночь в лагере выла собака, прибившаяся к нам по пути из Катманду. Что-то неладное было и с сейсмической обстановкой. В день нашего выхода над лагерем сошёл мощный ледопад, чуть не накрывший наши палатки. В природе царило какое-то напряжение, передававшееся нам. Но выходить наверх было необходимо, и не только потому, что у нас существовал чёткий график работы групп на маршруте, но и в целях обеспечения безопасности. Каждая группа, выходя следом за предыдущей, выполняла роль спасотряда.
Наша группа, во главе с В. Коротеевым, вышла на восхождение 14 мая, и к вечеру, обогнув мощный Западный гребень Макалу, оказалась в первом промежуточном лагере на высоте 5700. Здесь и состоялась первая за последние три дня радиосвязь с группой, работавшей наверху. Известие сверху о том, что Толик Шлехт в одиночку ушёл к вершине и засветло не вернулся к палатке, было верным признаком трагедии. Даже если он останется жив, «холодная» ночёвка на такой высоте наверняка приведёт к сильным обморожениям».
Александр Фойгт: «…Просыпаемся в 3-00. На сегодня намечен штурм вершины. Готовим завтрак, который немного затягивается, т.к. организм требует очень много воды, потерянной с дыханием за эти сутки, и мы опять пьём, и пьём, и пьём. Надо сказать, что эта ночь прошла для меня тяжелее, чем предыдущая, точнее, первую половину ночи я проспал спокойно, а вторую – мучился от страшной сухости в горле, спал урывками. Надо что-то пить ночью, но не знаю, поможет ли, т.к. процесс обезвоживания организма идёт без остановки. Наконец мы одеваемся и начинаем вылезать из палатки. Опять надето на себя всё, что есть, опять мы похожи на подпоясанные снопы. Время 6-00. Мы начинаем подъём к нашим перильным верёвкам на ледопаде. Идётся очень тяжело, ноги переставляем с большим трудом. Или это навалилась усталость всех предыдущих дней, или тяготит какое-то тяжёлое предчувствие. На полпути к ледопаду впереди идущие вдруг обнаруживают на склоне кошки, далее, чуть левее нашего пути – рюкзак и рукавицы Шлехта. Нас поражает страшная догадка. До сих пор каждый из нас просто гнал из головы мысли о том, где может быть человек сутки один на высоте более 8000. Теперь закрывать глаза больше нельзя. Картина трагедии предстала перед нами с наступлением этого чистейшего хрустального утра 15 мая. Ветра нет, и утро действительно хрустальное. Мороз. Начинаем обшаривать окрестный склон. Да, вот он – кровавый след на льду.
Серёга Богомолов заглянул в рюкзак: ледоруб в рюкзаке! Значит, опять шёл по жёсткому льду в кошках и с палочками. Это же безумие! Пока все топчемся в замешательстве. В головах постепенно всё отчётливее обозначивается: Шлехт погиб. Осознать такое сразу невозможно. Ещё вчера мы спали с ним рядом, утром вышли вместе вверх, а сейчас – вот эти собранные по склону вещи и жуткий кровавый след на льду. Восхождение закончилось… О нашем настроении говорить трудно. Мы готовились к этой экспедиции целый год. Каждый многим пожертвовал, поехав сюда. Сколько сил отдано уже горе, сколько поставлено лагерей. И вот, когда до вершины осталось 600-700 метров по вертикали, мы, собрав страшные трофеи, побрели вниз вдоль следа…
Добрели до нашей палатки. Толик пролетел в десяти метрах от неё. Только сейчас мы вспомнили, что вчера вечером, около 17-18 часов, над палаткой пролетел, как нам показалось, камень. Так значит, это было его тело! Мы ещё подумали: как хорошо, что палатка под карнизом – ничто не зацепит сверху.
Начали осматривать склон ниже палатки. Что ж, так и есть – он лежит метрах в двухстах ниже, как всегда в таких случаях, в неестественно вывернутой позе. Ну, вот и всё. Теперь уже нет никаких вопросов, кроме разве одного: зачем? Наступает какая-то слабость. Всё рухнуло в одно мгновение. В голове сплошная каша: крушение экспедиции, крушение всех планов и, самое страшное, смерть товарища, а внизу в базовом лагере его жена Полина, дома – дети, мать… Я сажусь в снег у палатки – стоять нет сил, и тупо смотрю вниз на это изломанное тело. В голове только один вопрос, на который нет ответа: зачем он это сделал? Почему ушёл один, никому ничего не сказал? Парни рядом – не слабее его ничуть, но ведь не пошли на гору, нашлись другие дела. И уж во всяком случае, разбиться на маршруте, который весь идётся ногами, - нелепость, глупость, даже не знаю, как это назвать. Какая-то трагическая случайность не дала ему спуститься до палатки всего около двухсот метров. Или он поскользнулся, или зацепился кошкой, или порыв ветра, или просто страшно устал – какая разница. И ещё, зная его, я не сомневаюсь, что он всё же был на вершине!
Однако надо что-то делать, время идёт. Подходит снизу Глеб Соколов. Он уже по пути догадался, что что-то произошло, и на гору мы не идём. Распределились так: Глеб бежит вниз на 5600, где все наши остальные группы – предупредить о случившемся, чтобы не было кривотолков; Богомолов и Вегнер укрепляют палатку, консервируют лагерь и сразу валят вниз на 6500, а мы втроём: Башкиров я и Масюля спускаемся к телу Толика, делаем съёмку места происшествия и хороним его. Решение хоронить здесь пришло сразу: отсюда никого не относят. И, я думаю, усилия по транспортировке просто немыслимы… Пусть он лежит здесь вечно. В конце концов, каждый, приходящий сюда, должен иметь в виду и такой конец, ну а он сам выбрал свою судьбу. Режем из фирна кирпичи, укрываем всё ими, засыпаем снегом. По углам могилы воткнули три вешки. Думаю, что через несколько дней ветер вылижет это место так, что найти его будет уже невозможно.
Оглядываем в последний раз всё, смотрим на окружающий пейзаж. Сейчас он меня поражает. Прямо под нами – крутые ледовые сбросы, под ними – жуткая ледяная, совершенно ровная долина, вылизанная теми же ледяными ветрами. Высота – 7500, там нет ничего, кроме остатков старых экспедиций – рваных палаток, всякого экспедиционного мусора, да ещё тех бедолаг, которым не повезло спуститься с неё на большую землю. И кругом лёд, лёд, лёд. Замыкают пейзаж громады Макалу-2 и Чомолонго. Особенно поражает вершина, следующая за Чомолонго. Её высота около 7500. Она совершенно чиста от снега – голая серая мрачная скала, с множеством рытвин и пещер на теле. Ни дать ни взять – царство Кощея Бессмертного. Если добавить завывание ветра, то картина получается жутковатая. Торопимся покинуть это место. Нам сегодня необходимо спуститься на 5700. Однако «торопимся» - слишком громко сказано. Нам надо подняться по склону метров на 150, но сил, после всего, совершенно нет. Делаем по пять шагов и повисаем на лыжных палочках. Отдых – минуты две, и дальше в таком темпе. К обеду добрались до лагеря 7450. Здесь уже никого нет. Здесь на седле, как всегда, ветер гудит и рвёт палатки. Пристёгиваемся к перилам – и вниз, на 6500. Спускаюсь по перилам довольно долго. Подхожу к их концу уже совершенно без сил. Хорошо хоть внизу ветра уже нет, немного пригревает солнце. Тащусь ещё около часа. Траверс, наконец я в лагере 6500. Все наши уже здесь, я последний. Залезаю в палатку и валюсь без сил. Парни что-то кипетят на примусе, но продуктов здесь нет, есть нечего. Они просто пьют тёплую воду, и мы начинаем собираться дальше вниз. Лежание в палатке не приносит ни отдыха, ни сил. Ужасный день, высосавший из меня всё. Но надо подниматься – с 16 часов парни начинают уходить вниз. Я опять спускаюсь последним. Но сейчас всё же легче, уже сбросили около полутора километров высоты. Во рту страшная сухость, бороться с ней бесполезно. Тяжело идёт Утешев. Его постоянно рвёт, хотя он ничего не ест уже почти три дня. Так и ползём по леднику, как калеки с поля боя. Проходим морены, «мышеловку» и, вот наконец, 5700. Вижу палатки, вижу наших ребят. Здесь все, кроме троих – тех, кто в базовом лагере. Горячий чай, ужин, расспросы. Все уже всё знают. Я валюсь с ног от усталости. На завтра назначили общее собрание. Всё. Я залезаю в палатку и сразу проваливаюсь в сон.
…После высотного кошмара пробуждение внизу всегда сказочно. Просыпаешься от того, что лежать в раскалённой палатке и в раскалённом спальнике просто невозможно. Вскакиваешь и вылитаешь наружу. Здесь солнце, тепло, совсем по-домашнему. Завтракаем. В 10 часов начинаем собрание. Тема одна: продолжать восхождение или сворачиваться…»