То, что украинские кланы получают поддержку из конкурирующих кабинетов в Вашингтоне, не является секретом как минимум с того момента, когда в YouTube была распространена запись беседы помощника госсекретаря Виктории Нуланд с послом Джефри Пайеттом, коему назидательно разъяснялось, что опорная фигура в Киеве — это «Яц», а вовсе не «Клич». Подобные диалоги, отражающие американские «тёрки» и «разборки», происходят по поводу разных стран-мишеней. Причём разногласия характерны особенно для тех случаев, когда страна-мишень располагается на важном перекрёстке теневых потоков.
Один из отпрысков саудовского семейства в конце октября 2015 года был задержан в аэропорту Бейрута с грузом наркотиков. Ливан также был объектом «цветных» сценариев, последний стартовал в августе этого года, однако «затух», а вашингтонское недовольство местным правительством вдруг сменилось необыкновенным фавором: вопреки жёсткой экономии военных расходов (повлекшей даже преждевременный вывод авианосца «Гарри Трумэн» из Персидского залива) Ливан получил срочную финансовую оружейную поддержку. Внешним поводом была война в Сирии, но что в действительности больше интересует американских опекунов — судьба их «умеренных» протеже или контроль, например, над долиной Бекаа, остаётся предметом умолчания. Франция, в сферу контроля которой входил Ливан после распада Османской империи, время от времени вбрасывает собственные сценарии в регионе, к которым в Вашингтоне разные группы — или, употребляя, наконец, более адекватный термин «кланы» — относятся неодинаково.
Так было с инициативой наземной операции в 2013 году, которую усердно «вентилировал» глава МИДа Лоран Фабиус. Предметом его особой опёки был опальный бригадный генерал Манаф Тласс, сын тихо скрывшегося во Франции весной 2011 года экс-министра обороны Сирии Мустафы Тласса. Тогда сценарий был снят с повестки дня после вмешательства России, но отказ Вашингтона от наземной операции созрел раньше — после того, как большинство парламента Великобритании отклонило операцию. Во французской прессе писалось, что семейство Тласс, член которого торгует сахаром и «сопутствующими товарами», слишком тесно связаны интересами с корпорацией Dassault, что и занервировало британскую сторону. Затем поступило уточнение: прежде чем лоббисты в Палате общин определились с позицией, своё возмущённое слово сказал гражданин Саудовской Аравии туркменского происхождения Аднан Хашогги, посредник в сделках конкурирующей BAE Systems.
В свою очередь, британские официальные лица периодически засвечиваются в конфликтных эпизодах в регионе Балкан. Весной того же 2013 года вспыхнули и скоропостижно угасли волнения в Боснии. На поверхности были застарелые межконфессиональные распри. Местная пресса называла спонсора бунта: министра безопасности БиГ, строительного магната Фахрудина Радончича. В Боснии он имеет репутацию младшего партнёра одного из крупнейших наркоторговцев в бывшей Югославии — косовара Насера Кельменди. А на уровне европейского чиновничества симпатии к данной стороне конфликта проявила тогдашняя глава внешней политики ЕС леди Кэтрин Эштон.
Весной этого года через британское посольство подстёгивалась попытка смены власти в Македонии, где триггером протеста стала «зачистка» полицейскими албанской вооружённой группировки в городе Куманово. Накануне этого инцидента слухи о перевороте бродили и в Косово, где был раскрыт план нападения бывшего отряда ветеранов КОА на местную тюрьму. Действительно, план ротации элит распространялся и на мусульман: одновременно распространялся имущественный компромат на муфтия Македонии; ему напоминали, что он не прошёл люстрацию в 1990-х (эта процедура в регионе распространялась и на духовенство). Поверхностная версия о связи волнений с российским проектом «Турецкого потока» никак не объясняла ни «наезд» на муфтия, ни косовский сюжет. Зато репутация города Куманово в бывшей Югославии — примерно такая же, как репутация Одессы на Украине: здесь пересекаются потоки как героинового, так и кокаинового импорта и дистрибуции.
Сегодняшний миграционный вал в Европе у ряда зарубежных авторов вызывает впечатление реализации загодя продуманного сценария. «А почему именно сейчас? — спрашивает израильский публицист Владимир Бейдер. — Гражданская война в Сирии идёт четыре года. В Ливии — столько же. ИГИЛ своё наступление начало два года назад. Ничем положение населения охваченных войной регионов не ухудшилось в последнее время. Всё самое страшное: вроде химического оружия и ковровых бомбежек городов, — шокировало раньше. Почему они побежали именно сейчас? И знали, куда бежать. И знали, как бежать, — маршрут, перевалочные пункты, транспортную структуру, тарифы. И как себя вести, когда на пути встают кордоны полиции. Сами пришли. Одновременно встали по наитию, побежали и добежали: «Здравствуй, незнакомая страна!»?» Если вы верите, что так бывает, вспомните, как последний раз собирали на загородный пикник разношёрстную компанию. И многие беженцы не скрывают, что оплатили свой вояж, называют суммы… Если это бизнес, то, получается, существует некий преступный синдикат. Он продаёт то, что ему не принадлежит и что оплачивать будут европейские налогоплательщики. Я верю в возможности европейских разведок. Им наверняка известно, кто стоит у истоков беженского потока и заводит его механизм. Кадры с трупиком курдского ребенка увидел весь мир. А если бы в то же утро показали фото того упыря, который погнал волну беглецов через море? Почему нельзя? Мне объясняли профессиональные разведчики, в каких случаях они обнародуют сведения. Всего в трёх: 1) когда это нужно им самим в оперативных целях; 2) в целях дезинформации; 3) когда этого требует политическое руководство для своих целей. Так что информации об истинных организаторах великого переселения нам не дождаться. По крайней мере, от замечательной германской разведки.
Имена «упырей»-контрабандистов действительно являются фигурой умолчания. Впрочем, некоторые энтузиасты открытия настежь европейских границ обозначились до появления в сетях фото мальчика Айлана Курди. Одним из таких энтузиастов был французский гуманитарий Бернар-Анри Леви, которому его соотечественники уместно напомнили о его собственном вкладе в ливийский кризис. В самом деле руководство Франции решило поддержать военное свержение Муаммара Каддафи только после того, как господин Леви привез в Париж группу перспективных «демократов». Леви почтительно именовал их «ливийскими Масудами» — в честь Ахмада Шаха Масуда, которому в своё время патетически симпатизировал. Как и предводителю «боснийской вены» Алие Изетбеговичу в 1992 году. Ближайший коллега господина Леви по парижскому клубу «новых философов», Андре Глюксман, получил из рук Аслана Масхадова орден «Героя Ичкерии» одновременно с Сергеем Ковалевым. Его невестка Эка Згуладзе-Глюксман руководит ныне реформой украинской полиции рука об руку с Давидом Сакварелидзе, соответственно курирующим реформу прокуратуры. Предлогом для старта ротации в этом ведомстве стал донос на двух заместителей генпрокурора Украины, написанный «специалистом» по драгоценным камням Вячеславом Константиновским. Этот персонаж давал показания в американском ФБР по делу Семёна Могилевича, а на его украинской биографии «штампа негде ставить».
После скандала с попыткой организации переворота в Грузии к теневым связям Михаила Саакашвили, позиционировавшегося как «гроза воров в законе», явно возникнут вопросы. И, возможно, также к деятелям Атлантического совета, прибывшим в Киев за день до «судьбоносного» назначения главы Одесской ОГА. Не потому, что Саакашвили планировал заговор, а потому, что он «засветился». Американская пресса уже задавалась вопросом о происхождении средств, которые Саакашвили неумеренно тратил, проживая в Нью-Йорке. Доселе, впрочем, мэйнстримной прессе не приходило в голову поинтересоваться происхождением состояния философа Леви (отец которого разорился), равно как и отчаянно кутящего по американским казино сынка Лорана Фабиуса (куда больше «мутузили» Николя Саркози за введение в заблуждение старушки Бетанкур).
Нельзя сказать, что западные олигархи не попадают под суд, а чиновники не подвергаются скандальным разоблачениям. Предметом интереса американских следователей в конце апреля этого года стал один из самых состоятельных людей в США — игорный магнат Шелдон Адельсон. Ранее этот олигарх, ведущий спонсор как американских неоконсерваторов (Ньют Гингрич в 2012-м, Марко Рубио в текущей кампании), равно как и израильского «Ликуда», слыл столь статусной фигурой, что утверждалось даже, что «праймериз Адельсона» в его лас-вегасском офисе важнее, чем официальные первичные выборы республиканского номинанта. Но когда магнат бросил вызов иранской сделке, калифорнийские НПО, при медиа-поддержке лондонской Guardian, инициировали серию публикаций о связях топ-менеджмента его казино в Макао одновременно с китайскими «триадами» и мексиканскими наркокартелями — после чего рейтинг Рубио, также не чуждого мексиканским теневикам, «автоматически» рухнул.
Этим не закончилось. 11 сентября (какая дата!), в день голосования в Конгрессе по иранской сделке, на сайте Foreign Policy было вывешено беспрецедентное разоблачение Американо-израильского комитета по общественным связям (AIPAC) с упоминанием элитных клубов и подставных НПО, через которые осуществляется давление на депутатов Конгресса, и ссылкой на Закон об иностранных агентах (FARA).
Как и в случае с потоком беженцев по наитию и «вирусном» использовании фото с мальчиком, здесь уместен вопрос: а что, неужели раньше лоббистская деятельность AIPAC не была видна без очков? Была, разумеется, — но не было крупного конкурентного интереса. Автор текста на Foreign Policy — политдиректор Центра общественной честности (CPI), финансируемого Джорджем Соросом. Его Open Society Foundations по некоей причине встал горой за иранскую сделку, что не может не вызывать вопросы о мотивах заинтересованности. В том числе — и в контексте теневой экономики, учитывая достаточно известную принадлежность «благотворителя» и «могильщика валют» к легализационному лобби. И не обязательно отслеживать редко афишируемый плавный переход американо-иранского дипломатического формата в американо-ирано-афганский, чтобы догадаться по географической карте, насколько привлекательным для теневых воротил может показаться наркотранзит не по хлопотным южным и северным маршрутам, а напрямую через иранскую территорию. Любопытно, что предметом предыдущего «наезда» CPI были элиты Азербайджана.
Почему удар пришелся по Парижу? Мы вряд ли ответим на этот вопрос, оперируя только статистикой мусульманской диаспоры. Считать ли случайностью тот факт, что ровно накануне евробюрократия напрямую договаривалась с Африканским союзом о мерах против поставщиков «живого товара»? Считать ли случайностью преддверие встречи по Сирии и формирующегося консенсуса дееспособных держав перед саммитом G20?
Брат подсиживает брата
Подход официального Вашингтона к наркобизнесу впечатляет не только непоследовательностью, но и откровенной выборочностью. В исполнительном акте Барака Обамы от ноября 2011 года, которым вводились санкции в отношении любых лиц, замеченных в контактах с оргпреступностью, из четырёх общеизвестных итальянских преступных сообществ фигурировали только два; из мексиканских наркокартелей также были отобраны только два. Еще любопытнее была облава на нью-йоркские итальянские семейные кланы в январе 2011 года, за неделю до старта Арабской весны: под ударом оказались все крупные семьи, кроме семьи Бонанно, представитель которой и давал показания на конкурентов. Между тем именно семейство Бонанно специализировалось на транзите через Тунис, оказавшимся первым в календаре Арабской весны. Избирательная тактика весной этого года была применена в Израиле, где с подачи калифорнийских прокуроров стартовало расследование серии покушений, совершённых членами и партнёрами семейства Абарджиль — крупного поставщика «экстази» в США. Жертвами вменённых преступлений было не менее известное у местных криминологов (см., например, книгу Петра Люкимсона «Однажды в Израиле») семейство Абутбуль. Одни «короли» удаляются с теневой доски в интересах других.
Неустанная озабоченность Вашингтона адресуется также Африке. Несколько лет подряд ведомства упорно и безуспешно боролись то с сомалийскими пиратами, то с «Армией Господа» в Кении, то с «Аш-Шабаб», то с теневиками Республики Конго по доносам правительства Руанды. С тем различием, что в Африке выборочный подход касался не только наркобизнеса, но и отдельных видов добычи минералов. И не столько пресловутых «кровавых алмазов», сколько колумбита-танталита (колтана) — незаменимого сырья в производстве мобильных телефонов. Одним из главнейших условий успеха суррогатных революций является дешевизна средств общения. Эта дешевизна и оплачивается трудом на копях в восточных районах ДРК (бывший Заир) и Эфиопии. Непосредственной поддержкой эфиопской диктатуры, обеспечивающей эту дешевизну, была искромётная Саманта Пауэр, ныне посол США в ООН. Поэтому, когда Бернар-Анри Леви изобличал российскую пропаганду во «лжи» о том, что проблема беженцев создаётся США: мол, бегут-то не только из Сирии, но и из Эфиопии, где революции американцы не делали! — он уличил самого себя. Ему ли не знать, что условия для рабского труда эффективнее всего создаются свирепыми колониальными диктатурами?!
Вплоть до лета прошлого года популярные в западной левой публицистике теории о связи «цветных революций» с углеводородными интересами расходились с реальностью: ни в Ираке, ни в Ливии, ни ранее в регионах поддержки сепаратизма (от Ичкерии до Южного Судана) нефтяные корпорации не торопились самоутвердиться в хаосе, благо эта отрасль, особенно трубопроводные проекты и нефтехимия, от хаоса не выигрывала. В Ливии центрами «гражданских» конфликтов были не нефтяные, а контейнерные порты. Мохтар Бенмохтар, подготовивший налёт на объект ВР в Алжире, имел репутацию не нефтяного, а кокаинового транзитёра. Появление ИГИЛ внесло новизну в эту конъюнктуру: рабский труд на нефтяных полях Ирака и Сирии позволяет играть на этом рынке теми же точно методами, что и на рынках героина и колтана, то есть минимизировать затраты на производство за счёт рабского труда. Но при этом доля доходов, извлекаемых ИГИЛ из продажи нефти, по оценке Middle East Forum, не достигает 28%.
Популист Дональд Трамп в начале октября разразился ностальгией по Саддаму и Муаммару, а также оправдал российскую поддержку Башара Асада. Он говорил устами того сектора в США, который представляют братья-нефтехимики Чарльз и Дэвид Кох; у них Трамп позаимствовал и свою команду политтехнологов во главе с мастером эпатажа Кори Левандовским. Но при самых талантливых лоббистских стараниях своей цели — повышения цен на нефть до уровня, оправдывающего затраты на сланцевое бурение, — эта элитная группа не достигает, поскольку не она правит бал в мире, где неумолчным идеологическим припевом является миф о глобальном потеплении и, «соответственно», о вреде традиционных углеводородов.
Лейтмотив идеи экологической катастрофы состоит в императиве ограничения прироста населения. Самое эффективное средство для этой цели — не идеологические средства (запугивание), а физические. Поскольку самые эффективные средства ухода от реальности сиречь самые эффективные средства деградации личности и прекращения рода. И в плане закономерно, что постиндустриальному мироустройству идеологически, и геостратегически, и практически больше соответствует та модель, в которой на одном конце экономической пирамиды создаются условия для минимально возможных затрат производства средств ухода от реальности, а на другом извлекается максимальная прибыль от их реализации.
Распад «вашингтонского консенсуса», который констатировал в 2011 году опальный глава МВФ Доминик Стросс-Кан, наступил по той причине, что воплощение в жизнь постиндустриальной парадигмы делало его неизбежным. «Вашингтонский консенсус» вводил неравенство стран и производителей, помещая зависимые страны в крепостническую зависимость от МВФ. Логика обратного развития от феодальных отношений ведёт к рабовладельческим. Это уже не клановая, а классовая логика, поскольку «возвращение в тёмное средневековье», о котором не зря предупреждали редкие и вытесняемые из мэйнстримной политики последователи классических гуманистов, — это смена общественно-экономической формации.