Дела у Федьки шли на лад. В его тетрадях, которые мы стали приносить Ираиде Кондратьевне, уже стояли две четвёрки и одна пятёрочка. Ребята, особенно председатель Генька, были довольны нами. Генька уже несколько раз громко, на весь класс, хвалил меня с Павликом и даже поставил в пример девчонкам, которые никак не могли найти подход к Федькиной свите. А когда мы принесли Геньке сделанные Принцем подписи к фотографиям Нади Матвеевой, он так обрадовался, что приказал Женьке Рогову отметить нас в новом номере стенгазеты, которую тот готовил ко Дню Советской Армии. А Принцу-Федьке отправил вместе с нами срочную телеграмму: «Работа принята с оценкой отлично. Поздравляю. Желаю скорей поправиться. Директор музея-уголка Нади Матвеевой Геннадий Шубин».
Федька прочитал телеграмму, улыбнулся и прислонил её к вазочке, которая стояла на верху этажерки так, что телеграмма бросалась в глаза каждому, кто войдёт в комнату. После этого Принц-Федька тоже принялся хвалить нас. Сначала как ассистентов Григория Михайловича, а после просто как своих одноклассников и хороших ребят. Вот до чего расчувствовался!
В школе на следующее утро нас похвалил Игорь Ираиде Кондратьевне.
— Упорные ребята! Своего добьются! — сказал он про нас.
— Что они все, сговорились, что ли? — как бы между прочим произнёс довольный Павлик и скромно добавил: — Ведь ничего особенного мы не делаем. Просто подтягиваем товарища.
— Конечно, — согласился я, — не будь нас, это сделали бы другие.
— Ну, знаешь, ещё не каждый стал бы возиться с Федькой, — заспорил Павлик. — Но всё равно никакого подвига мы, конечно, не совершили.
Ему, наверное, очень хотелось, чтобы я сказал: «Нет, подтягивать Принца — это тоже подвиг», но я промолчал, потому что думал о другом. Я думал о том, что, уж если всё идёт так чудесно, все нас хвалят, можно один раз и не позаниматься с Принцем. Я сказал об этом Павлику, и после уроков мы пошли не к Принцу, как ежедневно, а в Дом культуры на кинофильм «Полосатый рейс». Эта картина шла сегодня в последний раз, и не посмотреть её, как говорит в таких случаях моя мама, «было бы просто преступлением».
В кино мы так и покатывались с хохоту. От смеха у меня даже заныли скулы, а у Павлика не высыхали в глазах слёзы. Но если бы мы знали, что нам придётся пережить завтра, то моментально бросили бы смотреть кино и сломя голову помчались заниматься с Федькой.
А назавтра произошло вот что.
Когда мы пришли к Принцу-Федьке, его не оказалось дома. Но в этом ещё не было ничего ужасного. Федька уже два дня ходил по комнате на костылях и сегодня мог выйти на улицу и подышать свежим воздухом. И я почти оказался прав. Потому что Федькина соседка, та самая, которая работает контролёром в Доме Культуры, вышла к нам и сказала:
— Вы подождите, Федя ушёл в больницу и почему-то задержался.
Мы прошли в его комнату и сразу увидели на Федькиной кровати задачник третьего класса. Откуда он появился у Принца? Ведь задачник, из которого он решал прошлый раз задачку, мы предусмотрительно унесли с собой. Его ни в коем случае нельзя было показывать Федьке. В нём одна за другой идут задачки, которые мы решали с ним по приказу Ираиды Кондратьевны, переписывая их в специальную тетрадь. На обложке этой тетради стояли четыре большие буквы СНСУ — что означало «Система научной скоростной умнетики». Перелистав задачник, всякий дурак сразу поймёт, что никакой системы нет, просто мы замаскировали под неё повторение прошлогоднего материала.
Только мы раскрыли задачник, как тут же убедились, что Федька не дурак и всё понял. Номера всех решённых нами задачек по системе «скоростной умнетики» были обведены кружками. А под самой последней задачкой рукой Федьки было написано вот такое ужасное для нас четверостишие:
Скоростная умнетика,
ты простая арифметика.
Никакой системы нет,
всё обман и жуткий бред.
Мне показалось, что я провалился в ледяной колодец. А Павлик, который был самым честным человеком из всех ребят, которых я только знал, почувствовал себя не лучше оплёванного верблюдом мужчины в шляпе.
— Давай уйдём, — предложил он после нашего многозначительного молчания.
Мы пошли к двери. Но раньше нас её открыл с противоположной стороны Федька. Размахивая костылями, он тут же закричал:
— Вот вы какие! И зачем только я связывался с вами!
Мы так и обмерли! Ну и заварится сейчас каша…
Федька подошёл ко мне и, глядя в упор, строго спросил:
— Почему вчера не пришли заниматься?
Услышать это от Федьки мы не ожидали и потому растерялись ещё больше.
— Мы… э… плохо себя чувствовали, — соврал с перепугу Павлик.
— А я из-за вас страдать должен?! — оборвал его Федька. — Вы знаете, что пропущенный день в «системе умнетики» равен месячному прогулу. Я высчитал!
Тут Принц увидел раскрытый задачник и мгновенно побледнел.
— Читали, какие я после вашей «умнетики» стихи стал сочинять? Читали? — грубо спросил он и захохотал совсем не смешным, деланным смехом. А потом стал противно кривляться и кричать, как на базаре: — Доверенные лица, не хотите ли вы удалиться?
Я понял, что сейчас всё погибнет, и сам закричал во всё горло:
— Ничего мы не читали, а ты не воображай! Стихи сочинять не все могут! Ну, покажи, покажи, что ты сочинил?
Федька ужасно обрадовался. Он тотчас перестал кричать и сказал своим обычным голосом:
— Не читали, ну и хорошо, что не читали!
Мы с Павликом так и уставились друг на друга. Выходит, Федька хоть и раскусил наш секрет, а всё равно хочет продолжать игру. Что ж, мы с удовольствием поддержим его.
— Видишь, какая сила в «скоростной умнетике», — сказал я Федьке, — тебя даже стихи писать потянуло.
Обстановка разрядилась, и мы принялись выкладывать на стол учебники и тетради.
Федька тоже успокоился. Садясь заниматься, он сказал нам:
— Вчера у меня вместо вас Антон с Гришкой были. Пришли и спрашивают: «Хочешь задачки, которые на дом задали, списать?» — «Спасибо, — говорю я, — я их ещё третьего дня с Мошкиным и Хохолковым решил». — «Очень хорошо, что решил, — отвечают они, — тогда дай нам списать. А то мы в кино идём, и думать некогда».
Мы с Павликом снова переглянулись. Зря, выходит, девчонки нашего звена утром радовались. Они думали, что свита сама задачки решила. А Гришка с Антоном вон что выкинули. Ну и ловкачи!
Я сказал Принцу-Федьке:
— Если они опять придут, ты им так просто списывать не давай. Сначала объясни решение, чтоб поняли. А то что же получается. Все стараются свои недостатки побороть, а они уроки списывают.
— Для них списать уроки — тоже шаг вперёд, — заступился за своих дружков Федька, — раньше они совсем об уроках не думали.
Услышать такие слова от Федьки я не ожидал. Раньше он так умно не говорил.
— Ладно, кончайте базар, — потребовал от нас Павлик, — давайте заниматься.
— Что ты шумишь, — добродушно заметил Принц-Федька, — сейчас будем.
«Будем»! Слышите? «Будем заниматься!» — и это Федька сказал после того, как догадался, что «скоростной умнетики» нет, и мы просто занимались с ним повторением, чтобы лучше разобраться в математике! Понимаете, что это значит? В Федькиной голове произошла революция! Мне вдруг захотелось подбежать к окну, распахнуть его, несмотря на мороз, и крикнуть на всю улицу: «Ребята, мы начинаем заниматься!»
Но делать этого было нельзя. И потому я взял толстый задачник и с удовольствием хлопнул им Принца-Федьку. Но хлопнул уже совсем не так, как я хотел это сделать дней десять назад. Помните?
Можете нас поздравить!
Прошла ещё неделя, и Принц-Федька явился в класс. Ираида Кондратьевна спросила его:
— Можешь урок ответить?
Принц поднялся из-за парты, взял дневник и молча вышел к доске. Ираида Кондратьевна спросила его, какая дробь называется десятичной, и продиктовала два примера. Я ужасно переживал за Принца. Хуже, чем когда сам отвечаю. Наверное, и Ираида Кондратьевна вот так же за всех нас волнуется. А мы даже не думаем об этом. Наконец Принц осилил примеры, и Ираида Кондратьевна сказала:
— Поставлю тебе четвёрку. Но старайся и дальше. Пока эта четвёрка условная.
Принц даже вида не показал, что доволен. Как спокойно двойки получал, так и эту четвёрку. Ничего на лице не отразилось. Только когда Ираида Кондратьевна повернулась к нам, вдруг прошёлся перед классной доской на руках.
— Батов, у нас не манеж цирка, а класс, — укорила его Ираида Кондратьевна.
— У Феди ещё нога не совсем прошла, плясать-то не может, вот и радуется на руках, — выручил его Борька-Кочевник и засмеялся, но уже не по привычке, а потому что был очень доволен отметкой, которую получил Батов. Он даже сказал ему: — Хочешь, садись на моё место. Не жалко!
— Хочу, — признался Федька и предупредил: — Только ты с моего каждый день не скачи, как воробей.
— Какой же Я буду Кочевник, если приземлюсь? — засмеялся Борька.
— А ты перестань быть кочевником! — приказал Генька.
— Настоящие кочевники и те уже оседлыми стали, — сказала Борьке Ираида Кондратьевна и вышла из класса.
Председатель Генька понёс за ней в учительскую наши тетради с домашними работами. На ходу он стал рассказывать Ираиде Кондратьевне, как упорно занимался Федька во время своей болезни дома. Как будто Геньке это было известно лучше нас.
А Принц-Федька всё ещё стоял у доски с дневником в руках. Он был дежурный, но ему, видно, очень не хотелось стирать с доски правильно решённые им примеры.
Вместе с Павликом я подошёл к Борьке-Кочевнику и, кивнув на Батова, показал руками, будто подбрасываю его. Борька понял меня и подмигнул.
Втроём мы подскочили к Федьке и схватили его, стараясь приподнять.
— Качать четвёрочника!
— Качать! — закричали мы.
— Что вы! Какой я четвёрочник, отстаньте! — стал отбиваться Федька. — Первая ведь, чудаки! — И вдруг сам схватил меня за руку. — Мошкина надо качать. Это он меня донимал.
— Мошкина! — перестроились сразу мои сообщники.
Но я ловко юркнул под чью-то руку и побежал из класса. В дверях я столкнулся с Генькой.
— Почему на перемене из класса не выходите? — накинулся он на нас. — Мошкин, опять твоё звено отличается!
— Ещё как! — весело крикнул я и вместе с Федькой и Павликом выбежал в коридор.
Около нашего класса стоял окружённый ребятами Игорь.
— Петя, — позвал он меня, — в субботу торжественное открытие нашего школьного музея имени Нади Матвеевой. Надо будет послать приглашение Елизавете Павловне.
— Зачем посылать, мы сами к ней съездим, — сказал я.
А после уроков спросил ребят из своего звена:
— Кто поедет со мной к Надиной учительнице? Нужно пригласить её на наш вечер.
И вдруг всё моё звено как закричит:
— Я поеду!
— Я!
— Мы!
Этого я не ожидал. Подсчитав для порядка охотников, я назначил место и время сбора.
И вот мы впервые за весь учебный год собрались всем звеном на трамвайной остановке, чтобы ехать на вокзал. С подошедшего трамвая сошёл Федин отец.
— Кузьма Иванович! — помахал я ему рукой. — Федя по математике четвёрку получил. Можете его поздравить!
— И нас тоже! — крикнул из-за моей спины Павлик. — У нас в звене полный порядок.
— А к нам цирк прибыл, — сообщил Федин отец, — мы клетки с тиграми выгружали.
— А верблюды есть? — спросил я и толкнул в бок Павлика. — Может, всё-таки возьмём шефство над верблюдами? Форма у тебя уже не такая новая.
— При чём здесь форма?! — возмутился Павлик и, глядя на меня, укоризненно покачал головой. — У нас же ни минуты свободного времени нет. Ну, когда мы будем шефствовать над этими плевательницами? Когда?
— Верно, некогда, — согласился я и, войдя в трамвай, спросил у ребят: — Все вошли?
— Все! — ответили они.
В вагоне было только одно свободное место. Мы, точно сговорились, оставили его девчонкам. Пусть решают, кому садиться. Но они в один голос закричали:
— Батов! Федя, иди сюда! Садись! У тебя же нога больная.
— В самом деле, Фёдор, сядь, — предложил Павлик.
И мы силой посадили Принца. Федька хотел встать, но я сказал:
— Лучше и не пытайся. Небось убедился, какая большая сила наше звено. Если захотим, любую крепость возьмём. — Тут я повернулся к Павлику и добавил: — Я это чувствовал ещё тогда, когда у нас не звено было, а настоящий винегрет.
Девчонки так и фыркнули. А Павлик, который понял мой намёк и любил высказываться последним, как бы между прочим заметил:
— Если винегрет умело приготовить, он может быть очень вкусным.
Стрелы пущены в цель
Посвящаю дочери Алле
Разные бывают ребята. И характеры у всех разные. Конечно, хорошо, если характер смелый, решительный. А если робкий и «неактивный», тогда что делать? Ведь изменить характер не так-то просто. Особенно если никто не помогает.
Ученица четвёртого класса Света Мохова, возможно, так и осталась бы навсегда робкой и неактивной, не случись с ней одно удивительное происшествие.
О том, как Света изменилась, кто помог ей, что пережил её одноклассник Алик Футликов, а также кем и в какую именно цель были пущены остроконечные, с ярким оперением стрелы, и рассказывает немного таинственная повесть «Стрелы пущены в цель».
Мышка-норушка
— Тише! Тише! Внимание! — стуча по столу карандашом, призывала к порядку своих октябрят вожатая звёздочки Ира Красикова. — Вова, перестань дёргать за косу Сонечку!.. Сашуля, скорее складывай учебники!.. Алик, не шипи ужом!
Только худенькой девочке с редкой чёлкой волос, которая тихо сидела за своей партой, Ира не сделала замечания. Хотя нет, и ей досталось.
— Мохова, пересядь ближе! Я же просила всех пересесть.
Света взяла портфель и послушно перешла с предпоследней парты на третью, в ряд, который был ближе всех к выходу.
«Удрать бы с этого сбора, — подумала она, — и чего я провозилась? Как будто не могла дома дневник заполнить».
— Наконец-то угомонились, — сказала Ира и обратилась к сидящей у окна учительнице: — Нина Петровна, мы проведём сбор звёздочки на тему… — Тут Ира посмотрела на ребят и, как дирижёр, взмахнула руками.
— «Октябрята любят труд, любят петь и веселиться», — хором сказала вся Ирина звёздочка.
Только Света промолчала. Спохватилась, когда уже всё сказали. Она в это время Нину Петровну рассматривала. Света всегда что-нибудь рассматривает, даже на уроках. Так скорее время идёт. Уставится на кактус, он на окне стоит, или на чей-то башмак и разглядывает его внимательно-внимательно. И при этом фантазирует. Где башмак был до школы, почему он ободранный или начищенный. Иной раз так увлечётся, даже замечания Нины Петровны не услышит:
«Мохова, будь внимательной! Смотри на доску!»
Учительница, конечно, сердится. Потому и отношения у неё со Светой не особенно хорошие.
И сейчас, вместо того чтобы принять участие в сборе, Света стала смотреть на Нину Петровну, будто раньше никогда не видела.
В тёмной кофте и длинной серой юбке Нина Петровна показалась Свете похожей на строгую бабушку. И Свете вдруг захотелось, чтобы её учила другая учительница. Всё равно какая, только не эта.
— Начинайте, начинайте скорее! — поторопила вожатую Нина Петровна.
«Наверно, ей тоже не хочется сидеть на сборе», — подумала Света.
— Сбор звёздочки объявляю открытым! — торжественно произнесла Ира и вызвала на середину класса Веру и Сонечку. — Ну, о чём вы нам расскажете? — спросила она.
— Мы шефствуем над детским садом номер шестьдесят шесть дробь шестьдесят четыре, который находится рядом с нашей школой, — отчеканила толстая Сонечка.
— Мы ходим к малышам и читаем им книжки, — пропищала тоненькая Вера Бакина.
«Ничего себе, сообщили новость! — усмехнулась про себя Света. — Мы над этим садом уже полтора года шефствуем».
— Малыши нас любят и всегда ждут, — продолжала Сонечка.
— Мы гордимся их дружбой! — выкрикнула Вера Бакина.
«Как же, гордитесь, — покачала головой Света, — а сами пожалели для малышей салфетки, которые вышивали на уроках рукоделия!»
Вот была бы Света посмелее, обязательно сказала бы сейчас об этом. А с её характером лучше всего помолчать. А то начнёт говорить и стушуется. Да и Вера с Сонечкой уже за свою парту сели.
— А теперь, — сказала вожатая Ира таким голосом, точно собиралась угостить всех присутствующих шоколадом, — Сашуля Родин прочитает стихи.
Сашуля поднялся из-за парты, подошёл к учительскому столику и встал рядом. Сашуля маленький и толстый. Посмотрела на него Света и чуть не рассмеялась: туловища и плеч не видно. Одна голова из-за столика торчит. Точно на него глобус поставили. Шмыгнул «глобус» носом и загудел, как шмель:
Мы ходим в детский сад,
Там чиним мы игрушки.
Пускай Сергей, Марат
Ломают санки, пушки.
Мы будем их чинить
И малышей любить.
— Молодец, Сашуля! — захлопала в ладоши вожатая и похвалилась Нине Петровне: — Это мои стихи. Ничего подходящего про детский сад в библиотеке не нашла, вот и пришлось придумать.
— Ты у нас на все руки мастерица, — безразличным голосом похвалила Иру учительница.
Ира зарумянилась, повернулась к октябрятам и снова высоко взмахнула руками.
— «Мы весёлые ребята, наше имя октябрята, — хором, обгоняя друг друга, заговорили все семь октябрят Ириной звёздочки. — Мы играем и поём, очень весело живём!»
И тут раздалась музыка. Это октябрёнок Геня Крылов заиграл на баяне. А три подружки Оля, Тоня и Сонечка пустились в пляс.
Засмотрелась на них Света. Даже забыла, что со сбора собиралась удрать. Танцы она больше всех игр и развлечений любит. Света и сама танцует, но только дома, когда остаётся одна. Целый вечер может кружиться и не устанет. Об этих её способностях в классе никто не знает. Да если бы и знали, Света всё равно ни за что не стала бы танцевать перед ребятами. Перед мамой она и то стесняется, а тут… нет, и говорить нечего! Когда вожатая Ира распределяла задания, Света даже не сказала, что любит танцевать. Не хватило смелости вызваться. Вот всегда у неё так: хочется что-нибудь сделать, а она трусит — вдруг ничего не получится. Тогда над ней же смеяться станут: «Куда, мол, ты выскочила, Мышка-норушка!» Уж лучше промолчать, чем такой позор вытерпеть.
С завистью смотрела Света, как ловко подпрыгивала курносенькая Оля, как легко приседала её подружка Тоня. И Сонечка тоже хорошо кружилась, хоть и толстая. Потом стала кружиться Тоня, Оля приседать, а Сонечка подскакивать. И вдруг она шлёпнулась и потянула за собой подружек.
— Куча мала! — засмеялся Сашуля.
— Скорее, скорее поднимайтесь! — заторопила девочек вожатая и сама помогла им встать. А потом сказала, обращаясь к Нине Петровне: — Вот наш сбор и закончен. Мне кажется, он прошёл хорошо. Все дружно готовились к нему и дружно веселились. Только Света Мохова у нас что-то приуныла. Даже правило «Октябрята — весёлые ребята» сказала невесело.
«Вечно мы из-за Моховой замечания получаем», — нахмурился командир звёздочки Алик и сказал вожатой:
— Она всегда такая. Сидит на сборе, всё равно как в гостях. Ничем не интересуется.
— Ей бы только поскорее из школы удрать, — добавила толстая Сонечка.
— Света даже на репетиции не оставалась, — съябедничал Сашуля. Он всегда про всех ябедничал.
«А зачем мне оставаться, если я на этом сборе ничего не делаю. Зрителем быть, что ли?» — хотела сказать Света, но по привычке промолчала.
— Ты, Света, октябрёнок и скоро станешь пионеркой, — напомнила ей Нина Петровна. — Ты должна быть активной.
— Я буду, — чуть слышно пообещала Света.
— Посмотри, Мохова, на звёздочку, которая к твоей школьной форме приколота. Ведь носить её очень почётно, — сказала вожатая Ира и спросила Свету: — Ну-ка, ответь, кто ещё носит такие же звёздочки?
Света хорошо знала, кто носит красные звёздочки на своих фуражках или гимнастёрках. Но ей не захотелось отвечать вожатой. Чем спрашивать про звёздочку, лучше бы поручила ей что-нибудь сделать. А то как станет задания распределять, сама же её обходит. Обидно ведь ничего не делать. И вместо того чтобы ответить Ире, Света промолчала и отвернулась. Пусть думает, что Света не знает. Ей всё равно!
— Может, тогда Сашуля с Аликом подскажут Свете, — не дождавшись ответа, сказала вожатая, — у кого из взрослых есть красные звёздочки?
— У солдат Советской Армии! — выпалил командир Алик.
— У моряков и пограничников, — важно доложил Сашуля.
— Молодцы, Родин и Футликов! — похвалила их вожатая и объявила: — Наш сбор окончен, но дела продолжаются.
— Не забывайте детсадовцев, — напомнила октябрятам Нина Петровна и вместе с Ирой вышла из класса.
Света тоже пошла к дверям, но командир Алик остановил её и спросил строгим голосом:
— Ты до каких пор будешь нам звёздочку портить?
— Октябрята — весёлые ребята, а Мохова даже грустных стихов не знает, — запирая свой портфель, прогудел Сашуля. Он всегда поддакивал Алику.
— Она только одно знает, как со сборов удирать, — опять сказала толстая Сонечка.
— Я ж не удрала, — тихо возразила Света.
— Ещё бы! — присвистнул Алик и затеребил Свету. — Говори, будешь активной или нет?
Ничего Света не ответила Алику. Только наклонила низко голову, точно боднуть его собралась, и отвернулась. Эта привычка Светы отворачиваться и молчать ужасно злила ребят.
— С ней говорят, а она ещё не отвечает! — вскипел Алик.
— Мохова не октябрёнок, а дед Молчун, — сострил Сашуля и подёргал себя за воображаемую бороду.
— Ой, девочки, у нас в классе дедушка учится!
— Где же твоя борода седенькая, дед — сто лет? — захихикали толстушка Сонечка и Вера Бакина.
Хотела Света сказать им в отместку тоже что-нибудь обидное, а вместо этого села за парту и заплакала. Ребята сразу притихли, поскорее взяли свои портфели и вышли из класса…
Хорошая самоделка
Долго сидела Света в опустевшем классе. Ей захотелось вдруг убежать далеко-далеко, чтобы никогда не встречаться с такими несправедливыми ребятами. Ну почему они всё время придираются к Свете? Одна Тоня Тёмкина не донимает её. Но дружить с Тоней Света всё равно не может. Ведь Тоня у Сонечки с Верой на побегушках, точно прислуга какая. А Света хоть и не умеет кричать и требовать, как Сонечка, но прислуживать никому не будет. Уж такой у неё характер — и гордый и ужасно робкий. В магазине игрушек, например, Света не могла даже попросить продавца поменять ей «докторский набор» на «парикмахерский». Продавец дал его Свете по ошибке. Цена-то одна. Покраснела Света, потопталась у прилавка и ушла домой с градусниками и шприцами, какие у неё уже были.
А чтобы поднять руку на уроке и попросить Нину Петровну объяснить ещё раз непонятное правило или самой вызваться и ответить на её вопрос — такого от Светы никогда не дождаться. Она и на уроках-то отвечать боится, хотя учит их старательно. Но стоит Свете споткнуться, да если при этом ещё Нина Петровна посмотрит на неё строго или кто-то из ребят хихикнет — всему конец. Замолчит на веки вечные, до конца урока. Да что на уроке! На обыкновенном октябрятском сборе Света никогда не выступит.
Ещё в первом классе вылепила она к сбору замечательного зайчика из пластилина. Остались октябрята после уроков с вожатой, и начался у них смотр самоделок. Командир Алик стал вызывать октябрят с самоделками к учительскому столику.
Первой вызвал Сонечку.
— Я салфетку для куклы вышила, вроде коврика, — похвалилась Сонечка и показала салфетку.
На ней были вышиты две зелёненькие ёлочки, а под ними гриб мухомор. Мухомор оказался очень большим, в половину ёлок. Но вожатая и ребята всё равно похвалили Сонечку.
Потом Сашуля показал полочку для цветов. Он её дома сам сколотил.
Свете полочка Сашули тоже понравилась. И ничего не значит, что с одного конца она была шире, а с другого поуже. Если на неё поставить два горшка с цветами, один большой, а другой поменьше, можно подумать, что полочка так специально подстругана.
«Как-то мой зайчонок понравится?» — заволновалась Света. От волнения она даже не смотрела, что показывала соседка. У Светы сильно билось сердце.
«Сейчас… сейчас… вот только Бакина сядет на место, и к столу выйду я… нет, сама не выйду… подожду, когда Алик вызовет, — шептала себе Света, стараясь не глядеть в сторону командира. — Вызвал же он Сонечку, Сашулю, пусть и меня вызовет».
А командир Алик посмотрел на неё и подумал:
«Не сделала, видно, Мохова самоделку, раз от меня отворачивается».
Вот Света и услышала:
— А что Тоня Тёмкина сделала?
«Почему же Тёмкина, а не я? — удивилась Света. — Теперь ведь моя очередь самоделку показывать. Тоня совсем с другой стороны сидит».
Свете бы крикнуть: «Ты что, Алик, забыл про меня, что ли?» или хотя бы тихо спросить: «Меня когда вызовешь?» А Света промолчала, как будто в самом деле не выполнила задания. Только нахмурилась да на скамейке заёрзала.
— Тебе что, Мохова, не интересно на сборе? — огорчённо спросила её вожатая. — Ты что вертишься?
— У меня голова болит… — вдруг сказала Света. Она не любит врать, но с обиды может наговорить на себя что угодно.
— Тогда иди домой, — посоветовала вожатая, — вдруг у тебя грипп начинается.
— Апчхи! — нарочно чихнул Сашуля.
Встала Света, взяла портфель и вышла из класса. А зачем? Ведь совсем она не больна. В коридоре Свете пришла в голову замечательная мысль: приоткрыть классную дверь, сунуть в неё своего зайчика и спросить ребят смешным голосом: «Кто-кто в теремочке живёт?» Вот все сразу и рассмеются. И вожатая увидит, что выполнила Света задание и голова у неё не болит, раз шутит.
Но Света тут же засомневалась: «А вдруг им мой зайчик не понравится? Вдруг скажут, что он и на зайчика-то не похож, а на крота какого-нибудь? И смеяться начнут…»
Достала Света своего зайчика из портфеля, посмотрела на него и вздохнула: «В самом деле, не такой уж он хороший», — и смяла в комочек. А сама поскорее побежала по лестнице в раздевалку. Потому что у неё вдруг задрожал подбородок и сами по себе запрыгали губы. Что хорошего, если она на весь школьный коридор заревёт.
Так и пропала у Светы охота выполнять октябрятские поручения. А после того как Алик ещё раз обидел Свету, она даже стала убегать со сборов.
Шла как-то Света после уроков мимо учительской и увидела: стоят в дверях Нина Петровна с Аликом. И Алик просит её:
— Переведите, пожалуйста, Мохову в другую звёздочку. Она нам всё дело портит.
Но перевести Свету Нина Петровна не согласилась.
— Как мы с вожатой распределили октябрят, в тех звёздочках они и останутся, — ответила она Алику.
А Свете так хотелось услышать от Нины Петровны совсем другое. Сказала бы она Алику: «Погоди, командир, Света у нас ещё таким октябрёнком станет, что ты за неё всю свою звёздочку отдашь. Поручи-ка ей что-нибудь сделать!»
Света бы обязательно постаралась отличиться. Даже если задание было бы очень трудным. Но после таких слов всё равно постаралась бы. А теперь она только ещё больше расстроилась и Алик огорчился. Видно, никогда ему от тихони Светки не избавиться. Ведь Алик всю свою звёздочку после уроков в чапаевскую дивизию превращает. Она во дворе на белых фашистов в атаку ходит. А Свету Алик даже связным не делает. Боится, что такая тихоня сразу в плен сдастся.
«Ну и пожалуйста, не берите в игру!» Света и подходить к ним больше не стала. Очень нужно унижаться и отказы получать. Лучше она малышам крендельки из песка лепить будет. Уж они-то Свете всегда рады! Ни за что её не прогонят.
И в школе Алик совсем перестал обращать на Свету внимание. Как будто она и не октябрёнок его звёздочки. В этом Света сама очень скоро убедилась.
Однажды мама выстирала Светину форму. Надела её Света и побежала в школу. В школьном вестибюле посмотрела Света на себя в зеркало и ужаснулась. Не было у неё на платье октябрятской звёздочки. Забыла приколоть. А как без звёздочки в класс войти? Алик на Свету и так сердится, а теперь, наверное, совсем разбушуется. Но Алик ничего не сказал, даже не удивился, что она без звёздочки. И на другой день тоже не удивился, когда Света уже ему в отместку без звёздочки пришла.
«Хоть бы замечание сделал», — нарочно пройдя мимо него, подумала Света и окончательно расстроилась. Скоро их звёздочку должны принимать в пионеры. Вдруг её не примут?
Но переживала Света напрасно. В пионеры приняли весь класс целиком, потому что в нём не было ни одного отстающего.
Красный галстук на торжественной линейке Свете повязал старый рабочий экскаваторного завода, дедушка одного из её одноклассников. Дотронулась Света до красного галстука и почувствовала себя счастливой-счастливой. Только совсем ненадолго. Потому что испугалась: вдруг ей опять ничего поручать не будут. Ведь вожатая думает, что она ничем не интересуется. Какая же тогда из Светы пионерка получится?
Но учебный год подходил к концу и никакой пионерской работы в новом отряде не начали. Провели только сбор, на котором командиров звёздочек выбрали звеньевыми. Света опять оказалась в звене у Алика.
Передышка
Бывает иногда человеку так тяжело, точно несёт он непосильный груз. Но вот наконец груз сброшен. И человеку снова легко и весело.
Так же хорошо чувствует себя Света с приходом летних каникул. Подумать только: целых три месяца она не увидит ябеду Сашулю, задиру. Сонечку и хитрющую Веру Бакину. И дома отчим не сможет к ней придираться. Ведь с тех пор как у Светы умер родной папа, лето она проводит в деревне у бабушки — маминой мамы. Там хорошо! У бабушки есть пёс Казбек и кот Ерофей. Все вместе они ходят в лес за грибами и ягодами. А на Казбеке Света даже верхом катается. Ещё Света любит кормить бабушкиных кур. Они очень смешно спешат к ней со всех ног на звонкое «цып-цып-цып»! Даже второпях падают и кувыркаются. И играть с маленьким Павлушей — сыном соседки — тоже интересно. Света его игрушечных зверюшек лечит. Медведю оторванное ухо пришивала, а обезьянке согревающие компрессы ставила. Она ведь из жаркой Африки приехала, вот часто и простужается.
Но больше всего Павлуша любит слушать страшные сказки. Их Света сама придумывает. Сидя на лавочке перед бабушкиным домом, он поджимает ноги, придвигается вплотную к Свете и слушает её затаив дыхание. А Света говорит дребезжащим хриплым голосом бабы-яги:
— Кто моё помело из кадушки вынул? Найду этого смельчака и на сковороде зажарю.
И Павлуша вздрагивает: только бы не нашла!
В бабушкином огороде у Светы есть своя грядка. Она вскапывает её, засевает морковью, репой или огурцами и ухаживает за ней всё лето. А осенью увозит урожай с этой грядки домой, в город.
Свете бывает очень жалко уезжать от бабушки. Она бы с удовольствием оставалась у неё и на зиму. Отчим, наверное, не возражал бы. Но мама не хочет. Она считает, что в деревне учат детей хуже, чем в городе. Вот и приходится уезжать. А нынешним летом Света уехала из деревни ещё раньше. В первых числах августа от мамы пришло письмо. В нём мама писала, что отцу дали от работы трёхкомнатную квартиру и просила бабушку приехать со Светой и помочь перебраться.
Света и обрадовалась письму и испугалась. Новая квартира совсем в другом районе. Значит, её переведут из этой школы, и она больше никогда не увидит ябеду Сашулю, задиру Сонечку и хитрющую Веру Бакину. Это хорошо! А вот как встретят её незнакомые ребята? Даже подумать страшно!
Через день после получения письма бабушка и Света уже ехали к маме. Ехать от бабушки до города недалеко, всего четыре часа. Но зато на самом настоящем скором поезде с удивительно красивым названием «Буревестник». Бабушка объяснила: поезд называется так потому, что идёт из города Горького — родины знаменитого писателя, который написал «Песню о Буревестнике».
Как только Света и бабушка вошли в вагон и сели на свои места в совершенно свободном купе, каждая занялась своим делом. Бабушка принялась запихивать под полку сумку с деревенскими гостинцами, а Света подошла к окну и стала тихонечко прощаться с убегающей от поезда платформой, с пристанционными постройками и с замелькавшими деревцами. Когда-то она опять увидится с ними? Сколько за это время всего случится! Может, всё-таки попробовать уговорить маму, чтобы она отпустила её на зиму к бабушке. Всё равно ведь надо менять школу. Вот будет здорово, если отпустит!
Тут бабушка кончила размещать сумки с чемоданами и тоже подошла к окну. Бабушка у Светы высокая. Встала — так только чуть-чуть до верхушки окна не дотянулась.
— Ну вот, ты почти и дома, — сказала бабушка.
Света промолчала. Домой совсем не хотелось. И ещё было жаль, что в купе, кроме них, никто не едет. Света хоть и молчунья, а слушать разговоры пассажиров страх как любит. Когда в начале летних каникул она ехала к бабушке, ей попалось такое разговорчивое купе, что Света даже расхрабрилась и сама рассказала пассажирам, как их класс принимали в пионеры. Ведь она ехала к бабушке в пионерском галстуке. А сейчас только и дел, что в окно смотреть. А что, если залезть на верхнюю полку? Поезд идёт по высокой насыпи. Сверху, должно быть, жутко смотреть вниз, под откос. Но залезть на верхнюю полку бабушка не разрешила.
— Нечего там грязь собирать, посиди-ка лучше со мной, — сказала она и погладила Свету по голове шершавой, огрубевшей рукой.
Света хотела не послушаться бабушки и всё-таки залезть на верхнюю полку, но от её руки Свете передалось какое-то приятное тепло, и, вместо того чтобы рассердиться на бабушку, Света крепко-крепко прижалась к ней. И бабушка, точно подслушав Светины мысли, спросила:
— Всё ворчит на тебя Александр Константинович-то?
— Всё ворчит… — кивнула головой Света.
— Чем же их сиятельство недовольны? — поинтересовалась бабушка.
— Когда чем… — ответила Света. — Вот перед отъездом к тебе сказала мне мама, что я мало с папой говорю и он сердится. Подошла я, хотела рассказать, за что у нас на уроке Сашуля Родин двойку получил, а он посмотрел на меня и сказал сердито: «Я же просил мне не мешать. Неужели это трудно? Я не так часто работаю дома». И пошёл шуметь…
— Вот так поговорили, — поджала губы бабушка.
— Ушла я во двор, а когда вернулась, он опять рассердился: долго, сказал, гуляла, — вздохнула Света.
И бабушка тоже вздохнула. Ведь она очень любила первого Светиного папу, который был родом из их деревни. Сначала Светин папа работал в колхозе помощником агронома, а потом выучился на лётчика. У мамы в подзеркальном столике лежит коробочка с орденом Красной Звезды. Им был награждён папа. Вот кто носил красную звёздочку — её родной отец. А вожатая думает, что Света не знает, кто красные звёздочки носит. Ну и пусть так думает. Она многого не знает, что Света умеет делать и что ей можно поручить. И отчим тоже плохо Свету знает, хотя и прожил с ними три года. Он одной мамой интересуется. Правда, когда мама просматривает Светин дневник и при этом сердится на неё, отчим встаёт на защиту Светы. Только защищает её он как-то странно:
— Ты не сердись, Люсенька, что у Светы одни тройки. Лучше радуйся тому, что у неё нет двоек, — успокаивает он маму. — Вот тогда бы надо было горевать. А сейчас тебя никто не может упрекнуть в том, что ты не следишь за дочерью. Ведь не всем же хватать звёзды с неба.
— Ты прав, Александр, только из-за моих усилий Света не двоечница, — соглашается с отчимом мама и перестаёт сердиться на Свету.
Хорошо, конечно, что мама перестаёт сердиться. Только несправедливо так говорить. Разве мама помогает Свете учиться? Даже подписать дневник Света напоминает ей. Зачем же говорить неправду?
Но вспоминать об этом Света не любит. Куда лучше рассказывать бабушке о тех весёлых играх, какие она придумывает дома с медвежонком Тапом или как замечательно у них в звёздочке проходят сборы. Вот и сейчас Света припомнила, какого хорошего зайчика она вылепила из пластилина к их первому октябрятскому сбору (теперь зайчик ей снова нравился). Припомнила, но рассказала бабушке не то, что с ней случилось, а то, что с ней могло бы случиться, будь она немножко посмел