Ося сидела на скамейке под раскидистой черешней. В кроне виднелось всего несколько плодов, черешню совсем недавно собрали. Солнце клонилось к западу, и сердце у Оси билось всё сильнее и сильнее, словно в юности, когда она вечерами поджидала на этой самой скамейке Бориса.
Солнце скрылось за горизонтом, воздух сгустился, посвежел. Жара спала, запах моря пропал, ветер явно задувал с гор. Ося сидела почти неподвижно, разглядывая дом, сад, а потом быстро темнеющее небо, и рождающиеся крупные и яркие звёздочки. Когда окончательно стемнело, Ося забеспокоилась, встала, принялась прохаживаться по небольшому саду, часто подходя к калитке и выглядывая на улицу. Она снова возвращалась на скамейку, сидела неподвижно несколько минут, и вновь поднималась. Иногда её захлёстывала ярость, которая быстро сменялась леденящим душу страхом, и в этой эмоциональной буре Ося чувствовала себя одновременно и несчастной, и очень счастливой. Такой живой она себя не ощущала многие годы.
Бегая в очередной раз по саду, она пропустила появление машины. Она услышала, как хлопнули, смыкаясь, ворота, и как загремел по скобам запор, метнулась к дому, но застыла около черешни. Борис уже включил свет на веранде, завозился, снимая обувь. Ося стояла в пятне света от открытой двери, и смотрела во все глаза на Бориса. Хотела окликнуть его, но не получилось.
Борис тем временем повернулся, собираясь захлопнуть дверь, но взглядом скользнул по черешне. Около черешни стояла женщина – темноволосая, стройная и смутно знакомая.
- Здравствуй, - тихо пробормотала эта женщина.
Борис вздрогнул, спустился босиком по крыльцу в сад, подошёл к ней.
- Сколько для тебя лет прошло? – спросил он.
- Много, Борис. Двадцать лет.
- Куда же ты делась?
- Вот и у меня такой же вопрос к тебе был - куда и почему ты ушёл. Сейчас, правда, я хотя бы знаю ответ на второй из этих вопросов.
Ося стояла рядом с Борисом, с трудом сдерживая себя. Хотелось кинуться ему на шею, обнимать его, пока руки не заболят, а потом забраться к нему на колени, и сидеть целую вечность, прижимаясь всем телом.
Борис засунул руки в карманы и кивнул головой на скамейку под черешней.
- Присаживайся.
Ося послушно села, Борис присел рядом.
- Рассказывай, - почти потребовал Борис.
Ося вздохнула, и принялась за повествование. Борис слушал, перебивал, временами вставал и принимался расхаживать возле скамейки.
- Если я не ошибаюсь, то молодая Ося исчезла для тебя где-то неделю тому назад?
- Восемь дней прошло, - уточнил Борис.
- Да, восемь дней. Она упала со стремянки и очнулась опять в её 2011 году после сильной аварии. А через некоторое время нашла в Интернете Бориса Метелина, которому было на тот момент шестнадцать лет. Ты, когда здесь со мной познакомился, сразу назвал меня Осенией, и сказал, что знал когда-то девушку с таким же именем очень похожую на меня. Сейчас я понимаю, что ты меня же и имел в виду. Я не знаю, почему ты не рассказал мне, что в прошлом мы будем вместе…
- Ещё бы, я тебе это рассказал! Ты бы меня за сумасшедшего приняла! Я хотел, чтобы ты осталась со мной. Ты же мне тогда, в прошлом, не рассказывала, что была со мной в будущем!
- Ты прав. Я тоже не хотела, чтобы ты подумал, что я сумасшедшая, - Ося усмехнулась, - В общем, всё получилось так, как получилось. Когда ты пропал я…
Ося замолчала, пытаясь подобрать какое-то ёмкое слово или фразу, способную охарактеризовать то болезненное состояние, которое она пережила, когда второй раз потеряла Бориса. Слова не находились, и повисла неловкая пауза. Борис тоже молчал и смотрел в пространство.
Наконец, Ося продолжила:
- Я словно со стороны смотрела на всё происходящее – смотрела, как двигаюсь, что-то делаю, но это ко мне не имело никакого отношения. А через год я вышла замуж. Не спрашивай меня, как так получилось. Получилось и всё. Моей старшей дочери восемнадцать лет сейчас.
- Ось, а почему ты раньше ко мне не пришла? Ладно, сначала ты не могла меня найти, но ведь ты знала, что я много лет буду жить в этом доме. Пришла бы пять лет тому назад…
- Пришла бы - и что? Осталась бы с тобой? Нет, Борис, я не смогла бы променять семью даже на собственное счастье. Я и сегодня бы не пришла, если бы не узнала, почему ты тогда пропал.
- И кто же тебе рассказал? Хотя, дай угадаю - Алексей, верно?
- Верно.
- Долго же у него получилось правду скрывать! Мои родители раскололись через четыре года после того лета. Я их просто возненавидел, когда они рассказали, что с твоим Лёшей провернули. Я тогда тебя нашёл, хотел рассказать тебе всё.
- А почему не рассказал?
- Потому что ты в этот день гуляла с ребёнком, и была явно беременна вторым. Мне было двадцать, и я испугался такой ответственности… А почему Алексей тебе всё рассказал? Совесть проснулась?
- Это не совесть у него проснулась. Просто я ему стала не нужна. Он всегда умел избегать лишних конфликтов, и всегда, даже если бывал не прав, поворачивал дело так, что виноватой оказывалась я. Он оставался верен себе даже в мелочах. У него к этому настоящий талант. Вот и сейчас, на развод подала я, и вина за распавшуюся ячейку общества падёт на мою голову.
Ося невесело рассмеялась.
- А почему разводиться решила?
- А ты думаешь, можно продолжать жить дальше с человеком, который врал мне на протяжении двадцати лет? Способного на такого рода подлость?
- Теперь ты понимаешь, почему я мало общаюсь со своими родителями? Помнится, тебя сильно это удивляло.
- Да, теперь мне многое понятнее. Странно, что всё так совпало…
- Что именно?
- Время.
- Да, представляю, если бы решила развестись пару лет назад, прибежала бы ко мне, и мы зажили весело и счастливо, а потом, однажды поутру, обнаружили в кровати между нами белокурую девчонку неглиже.
Ося рассмеялась.
- Было бы забавно.
- Нет, это была бы катастрофа! Я бы не влюбил тебя в себя, ты не нашла бы потом меня, обожающего лазить по чужим садам в поисках черешни повкуснее, и сейчас ты не пришла бы ко мне, понимаешь? Так что всё было правильно.
Они помолчали.
Ося сидела, слегка прижавшись плечом к Борису. Хотелось ощущать его реальность, его физическое присутствие, его несомненное существование рядом с Осей. На глаза наворачивались слёзы.
- Ты не плачь, Оська, - буркнул Борис, - подумаешь, двадцать лет! Зато теперь всё будет правильно, всё будет зашибись! Драйв, свобода, Оська!!! Не кисни! Давай, кричи со мной, - Борис набрал в лёгкие воздуха и заорал, - Я свободен!!!
Ося округлила влажные глаза, глядя на Бориса. Как-то забыла она, что ему можно всё, и рядом с ним можно всё.
- Я разучилась кричать, - пробормотала Ося.
- Значит, учись заново! Так, сначала набирай воздух в грудь, вот так, - он напыжился, как замёрзший воробей.
Ося рассмеялась.
- Ты не смейся, хотя… смейся, это тоже не плохо. Но лучше набирай воздуху в грудь, и кричи.
- Что кричать?
- А что хочешь, то и кричи.
- А если соседей разбудим?
- Они потом снова заснут, не переживай! Ну?!
«А, почему бы, собственно, и не заорать?» - мелькнуло в Осиной голове, и она правда закричала:
- Я свободна!
-Хм, не пойдёт, - сказал Борис, - надо громче, и надо верить в то, что ты кричишь, тогда и крик получится свободный. Надо крикнуть так, чтобы все соседи поверили, что ты свободна, понимаешь?
- Почему мне иногда хочется тебя убить? – задала риторический вопрос Ося.
- Не одной тебе, кстати, но я не обижаюсь. Врачей тоже мало кто любит. Нам всё кажется, что лечат они как-то не правильно, а на самом деле, они просто не носятся с нашим внутренним идиотским эгоизмом. Самому себе укол в попу трудно поставить – жалко свою любимую задницу, а врачу жалко не нашу задницу, а жалко нас в общем и целом, как некий единый организм. Но мы отошли от темы. Ты уже чувствуешь себя свободной?
Ося встала, прошлась туда-сюда перед черешней, действительно пытаясь ощутить себя свободной. Дети взрослые, Лёша в прошлом, есть любимая работа, есть любимое хобби, и Борис здесь, реальный, живой.
Ося заорала:
- Да! Я свободна!!!
Крикнула и засмеялась.
- Теперь верю, - кивнул Борис, - а теперь пойдём в дом, чаю будешь? Или компот? У тебя, кстати, отличный компот получился.
- Неужели, его варила я?
- Конечно, ты. Всего восемь дней тому назад. Нет, не так… Целых восемь дней тому назад.
Они вошли в дом, открыли окна, чтобы прохладный воздух заполнил прогретое за день помещение. Занавески стали пузыриться, приподнимаемые ветром. Ося, рассматривая такую знакомую обстановку, вообще забыла про прошедшие годы. Казалось, она только вчера варила этот прозрачно-бордовый компот.
- Прости, у меня даже к чаю ничего нет, - извинился Борис, - признаться, я в последнюю неделю мало что готовил и покупал из съестного. Правда, сейчас я бы быка сожрал.
- У тебя же картошка была, - возразила Ося, - давай пожарим картошки, и достанем банку с огурцами. Нормальный ночной ужин получится.
- Надо же! Оказывается, можно помнить о наличии в моём доме картошки целых двадцать лет! - рассмеялся Борис.
Он быстро слазил в погреб, так что через пол часа стол был накрыт. Они сели, принялись есть, но весело болтающая Ося вдруг стихла. Борис недоумённо посмотрел на неё, а она подняла мрачный взгляд на Бориса, молча встала, и вышла.
- Ося, что случилось?
Ося не ответила. Она вернулась из спальни с простынёй в руках, и с ожесточением принялась занавешивать зеркало, висевшее напротив обеденного стола.
- Эй, Оська! Не порти мне обстановку! У нас никто не умер.
Ося продолжала молчать, отвернувшись к стене.
Борис почесал в затылке, подошёл к Осе, сказал - тихо, ласково:
- Ось, я понимаю, что это зеркало неправильное. Ты просто пойми, что я-то вижу перед собой тебя, а не твой возраст. Мне безразлично, короткие у тебя волосы или длинные, и сколько у тебя морщинок около глаз. Ты – Ося. Ты была Осей, когда тебе было шестнадцать лет, и когда тебе было двадцать шесть, и сейчас ты – та же самая Ося. У тебя даже тараканы в голове сохранили свои видовые признаки.
Ося всхлипнула, то ли от плача, то ли от смеха.
- Ты не обидишься, если я тебя обниму?
- Я? Обижусь? Ось, мне интересно, а ты кого перед собой видишь? Чужого дядьку? Старого знакомого - такого старого, что уже с трудом вспоминаешь, как его зовут?
Ося молча обняла Бориса, разревелась. Борис одной рукой прижал Осю к себе, а другой стащил с зеркала простыню, скривил рожу своему отражению.
- Ось, как тебе кажется, я же сейчас выгляжу гораздо лучше, чем в свои шестнадцать лет? Мне вот кажется, я возмужал, и черты лица стали более благородными, не говоря уже о моей идеальной фигуре и осанке… Только с волосами проблема небольшая.
Ося, уткнувшись в Бориса, растянула улыбку до ушей.
Дочь восприняла Осино решение жить с Борисом вполне нормально, по крайней мере, Аня внешне не проявляла враждебности ни к матери, ни к новоявленному отчиму. А вот отношения с близнецами Ромой и Владом у Оси сильно осложнились. Они открыто взяли сторону отца, и не желали общаться ни с Осей, ни с Борисом. Для Оси это был страшный удар. Она старалась не втягивать детей в конфликт с Лёшей, и настоящей причины разрыва с ним детям не называла. Лёша тоже не торопился рассказывать детям о своих давних грехах, и хоть и не обвинял ни в чём Осю на прямую, как-то всегда поворачивал дело так, что и дети, и окружающие оставались при мнении, что Ося просто нашла себе молодого любовника.
Счастливой жизни не получалось.
- Оська, перестань ты думать о других, пора уже подумать о себе, - как-то вечером за чаем сказал Борис, - Невозможно угодить всем. Хочешь, я поговорю с твоими сыновьями? Расскажу им правду?
- Нет, не надо, - испуганно отмахнулась Ося, - Они сейчас в таком возрасте, когда авторитет отца просто необходим.
- Найдут себе другой авторитет.
- Какой? Спайдермена? Нет, надо переждать, потерпеть.
- Ну, как знаешь. На мой взгляд, лучше горькая правда. Тебя вот сладкой ложью двадцать лет кормили - до сих пор перевариваешь. От сладости внутри всё слиплось. Пусть лучше дети обижаются на правду - зато ты будешь избавлена от необходимости лгать.
Ося нахмурилась.
- Расскажи лучше, зачем тебя в полицию вызывали, - попросила она.
Борис ухмыльнулся.
- По твоему поводу, кстати. Начну издалека. Помнишь, когда ты у меня гостила в прошлый раз тебя на долго хотели в больнице оставить?
- Ну.
- Оказывается, действительно, не просто так твой лечащий врач тебя мне не отдавал. У него был негласный приказ от главврача, что некая Осения должна остаться в больнице под любым предлогом. А главврач получил этот приказ из Департамента здравоохранения... Чуешь, куда ветер дует?
- Чую. В Обладминистрацию, - мрачно кивнула головой Ося, - Неужели, это Лёша организовал? Зачем?
- Это тебе должно быть известно, а не мне. Может быть, он хотел, чтобы мы здесь не подружились, и тогда тебе в двадцатипятилетнем возрасте не пришло бы в голову разыскать Метелина Бориса, и тогда твоему будущему мужу не пришлось бы прибегать ко лжи вместе с моими родителями.
- Но получается, что когда ему сообщили, что я всё равно из больницы ушла...
- Не без моей помощи, если ты помнишь. Я ведь не хомяк беззубый. Хоть сам в чиновниках высшего звена не числюсь, но свои права отстоять вполне могу, да и твои тоже. Есть у меня друг, который сделал отличную карьеру. Так что, вытащив тебя из больницы, я к нему заехал, описал ситуацию, на сколько её тогда понимал, а тот мне возьми, да и расскажи, что у Главного есть зам, у которого жену зовут редким именем Осения, и что главврач твоей больницы совсем недавно был у этого зама на приёме.
- Ладно, проехали. А сегодня-то что с полицией?
- Разыскивают Осению двадцати пяти лет отроду. Ты же заявку на паспорт тогда подавала. А теперь паспорт готов, а тебя уже нет. Я им сказал, что ты от меня уехала. Мол, ушла в неизвестном направлении, забрав все свои вещи. Но там очень интересовались тем фактом, что проживаю я сейчас с полной тёзкой той девочки.
- Надо было сказать, что у тебя психические отклонения на почве имён твоих любовниц, - фыркнула Ося.
- Я так и сказал. Но и это ещё не всё. Можешь себе представить - разрешение на столь быструю выдачу паспортной карточки спущено сверху. Тебе ведь должны были сначала справку выдать с больницы, что всё в порядке, человек прошёл лечение. Но что-то случилось, и карточку без всякой справки сделали. Я там с местными пообщался - точно затеял всё твой бывший муж. Злопамятный, зараза. И ревнивый. Наверное, горец по крови.
- Странно. Никогда не замечала за ним таких мстительных наклонностей, или ревности излишней... Наоборот, он человек без эмоций.
- Да уж. Человек без эмоций, который выдумал замечательную историю о беременной Осе, желающей заполучить в мужья молодого Бориса любой ценой. Ты с кем жила это годы, Ося?! Неужели не было ситуаций, в которых его сущность подлая вылезала наружу?
- Он мог измениться.
- Ося, ты поражаешь меня своей наивностью! Люди могут измениться только если их переехать катком. Хотя, и в этом случае изменения будут исключительно внешними.
Ося задумалась. Как-то в голове не укладывалось, что она прожила половину жизни с человеком, которого совсем не знала. А потом ей стало страшно.
- Давай уедем отсюда. Он не даст нам спокойно жить.
- Можно, конечно, уехать. Но тогда придётся продать этот дом, и черешню. А ведь черешня та самая, которую мы воровали, помнишь? Я, когда переехал в этот дом, пошёл к армянину, к которому мы залезли в сад. Поговорил с ним, попросил саженец. Он классный дядька оказался, саженец дал, правда, за деньги. Сказал, что без денег расти не будет.
Ося рассмеялась, а потом обняла Бориса. Борис продолжил:
- В общем, я уезжать не хочу. Если есть проблемы - их надо решать, а не бегать от них по всему миру, как собака от блох. Всё равно догонят и покусают. Детей ты не бросишь, а значит, совсем пропасть из поля зрения твоего супруга у нас не получится, так что выход у нас один - избавится от проблем, и мы это сделаем!
- Оптимист.
- Нет. Я знаю об этой жизни слишком много, чтобы быть оптимистом.
На следующей неделе Ося мало видела Бориса. Он ссылался на срочные дела, и пропадал с утра до поздней ночи. Радовало, что никаких новых неприятностей не происходило, но Ося изнывала от тоски, когда приходила в пустой дом Бориса после работы. Потребность в его присутствии была столь сильна, что Ося с трудом удерживала себя от телефонных звонков, а организм стал вялым и чужим, как при токсикозе.
До выходных Ося дожила с трудом, а ранним субботним утром Борис вновь уехал, и как в воду канул. Телефон его был выключен, вечером он дома не появился, не появился и на следующий день. Лишь во второй половине дня Ося получила от него смс: " Не переживай, я в Москве. Приеду в понедельник ближе к вечеру".
Ося швырнула телефон об стену. В мыслях был полный кавардак. С одной стороны, можно было только порадоваться тому, что Борис жив, а не лежит где-нибудь в канаве с пробитой головой. С другой стороны было неясно, по какой причине он оказался в Москве, и почему не предупредил Осю - ведь это не сложно было сделать. Да и действительно ли он в Москве? Ося ходила по саду, и мысли её приобретали всё более мрачный оттенок, накручиваясь, как сахарная вата на палочку.
Вечером гравий возле дома Бориса заскрипел под колёсами автомобиля. Ося выглянула из окна, и нахмурилась. Только Лёши ей сейчас и не хватало! Она не стала дожидаться, когда Лёша постучит в дверь, вышла ему на встречу.
- Здравствуй, - поздоровался Лёша.
Ося смотрела на него сверху вниз - она стояла на крыльце. Взгляд её задержался на его потной лысине. Здороваться с ним не хотелось. Чего-чего, а здоровья этому человеку Ося не желала.
- Какими судьбами тебя сюда занесло?
- Никакими. Я не верю в судьбу.
- Конечно, ты свою жизнь строишь сам, - не удержалась от сарказма Ося.
- Верно.
- Зачем приехал?
- Мириться, - недобро блеснул глазами Лёша. Ося почти физически ощутила волну безграничной злости, исходящую от него.
- Это неожиданно, - спокойно сказала Ося, хотя от страха внутренности сжимались.
- Нам надо поговорить, впустишь в эту халупу?
- Нет.
- Действительно, не стоит, а то вдруг потолок на голову упадёт.
С этими словами Лёша отвернулся от Оси, осмотрелся, увидел скамейку под черешней, сел. Ося спустилась с крыльца, и встала напротив Лёши. Садиться рядом с ним ей не хотелось. Лёша развалился на скамейке, чем невероятно выбесил Осю, и продолжил разговор:
- Я замял дело с поисками молодой Оси. Можешь передать это Борису. И по поводу налогов его тоже беспокоить перестанут.
- С чего это ты подобрел вдруг?
Лёша ничего не ответил, но желваки на его скулах заходили ходуном. Ося отметила, что выглядит Лёша измотанным, словно ему выпала трудная неделя.
- Ты, главное, ему мои слова передай, когда он из Москвы вернётся.
- Передам, - содрогнувшись ответила Ося, - что ещё?
- Приходи во вторник на чай. Посидим, поговорим.
- Нет, спасибо.
- Ты не поняла, это не просьба. Я не собираюсь с тобой обсуждать погоду. Это официально назначенная встреча.
- И какая же повестка дня?
- Хочу пообщаться с тобой по поводу раздела имущества.
- Мне ничего не надо, - тут же сказала Ося.
Лёша поморщился.
- Я публичный человек. Если папарацци унюхают, что я при разводе не оставил жене ни копейки, это повредит моему имиджу. Так что я думаю отписать тебе некоторые мелочи, но основное состояние и, главное, дом, останутся за мной и за детьми.
- Делай как хочешь. На чай я приходить не хочу. У меня работа в это время.
- Ты меня слышала - твоего желания я не спрашивал. Назначена встреча с адвокатом на одиннадцать часов. Не опаздывай. Обойдутся на работе и без твоей важной персоны. Кстати, я тут последил за твоим замечательным Борисом, - ухмыльнулся Лёша, - ты хоть знаешь, чем он занимается? Знаешь, что его бизнес основан на продаже краденого товара в интернет-магазинах? Твой Борис - всего лишь мелкий вор и редкостная гопота. Он ведь ещё и ростовщик - выдаёт деньги под большие проценты, а потом выколачивает при помощи нанятых отморозков деньги с тех, кто не смог вовремя расплатиться. Что качаешь головой? Не веришь мне? Он тебе про свою бывшую жену не рассказывал? Нет? Странно. Такая замечательная женщина. Была. Жаль только, что пожила не долго - наркомания ещё никому жизнь не продлевала, к тому же СПИД тоже вредит здоровью...
С этими словами Лёша поднялся, прошёл мимо Оси к калитке и исчез в своём автомобиле. Ося так и осталась стоять под черешней. Лишь когда шум гравия возвестил её о том, что Лёша уехал, она присела на скамейку под черешней.
- Я не буду верить Лёше, - пробормотала она.
Такой кошмарной ночи у Оси не было никогда. Мысли путались, тараканы торжествовали свою победу, мозг вооружился лопатой и старательно вскапывал сам себя. Уснула Ося под утро. Понедельник прошёл как в тумане – на работе всё валилось из рук.
Возвращалась домой Ося рано – работать всё равно не получалось. Борис был уже дома, встретил её счастливой улыбкой. На кухне что-то аппетитно скворчало. Улыбка Бориса увяла, когда он внимательно всмотрелся в лицо Оси.
- Что-то случилось?
Ося молча села на стул.
- Борис, расскажи мне о себе, - через несколько минут выдавила Ося, и с трудом подняла тяжёлый взгляд на него.
Борис присел напротив.
- Ты же и так меня знаешь.
Ося покачала головой. Борис вздохнул, и спросил:
- Что именно тебя интересует?
- Всё. Всё, о чём ты мне никогда не рассказывал – о работе и о твоей жене, - не отрывая взгляд от лица Бориса, перечислила Ося.
- Это всё не важно, это к нам с тобой не имеет отношения, - живо отозвался Борис.
- Ещё как имеет. Я снова не знаю, с кем живу.
- Ты живёшь со мной, Ося. Пора бы тебе это понять. Я жуткий тип – эгоистичный, беспринципный, мне класть и срать на баранов, которым я не нравлюсь, или которым не нравится то, что я делаю. Я ненормален. Нормальные люди думают «Умри, тварь!», и при этом говорят «Здравствуйте!». Я же могу сказать то, что действительно думаю. В моей жизни много такого, что мне самому не нравится. Но это моя жизнь. Я воровал, я спал с проститутками, я кололся, я дрался, не подумай, что всегда честно дрался. Бывало, что и просто бил. Я посадил на иглу свою бывшую жену, и она умерла, пожалуй, по моей вине. А я остался жить. Это не то, чем я горжусь, но это всё было со мной. Я не умею жить так, как живут тысячи безымянных трудяг, которые едят, спят, работают и занимаются сексом по расписанию, придумывают себе какие-то правила, и пытаются всех заставить жить по этим правилам. У меня нет правил – ни своих, ни чужих. Я с тем, с кем хочу быть. Сейчас я хочу быть с тобой, я всегда хотел быть с тобой.
- А если завтра ты решишь, что ты не хочешь быть со мной?
- Завтра – не решу. Когда-нибудь – возможно. Я не даю гарантий. Зачем? Любовь не требует наличия гарантийного срока. Никто не знает, сколько она продержится – неделю или век, Ося. Пора тебе это уже понять, и начинать пользоваться моей любовью сегодня, а не загадывать, на какой срок её хватит, и что будет потом. Ты рядом со мной, я безумно счастлив, и ты тоже можешь быть такой же счастливой, если перестанешь забивать голову проблемами, которые ещё неизвестно – настанут ли?!
Ося во все глаза смотрела на Бориса.
- Мы такие чужие, Борис. Мы прожили разные жизни. Наверное, это просто страсть. Как нам жить вместе? Я другая! Я не смогу бросить всё, не думать о будущем. У меня дети, Борис.
- Взрослые дети, Ося. Лучшее, что ты сейчас можешь для них сделать – это стать счастливой. Они будут смотреть на тебя, и тоже научатся жить счастливо.
- Скорее, они подумают, что мать их бросила ради собственного счастья.
- Бред. Если они так подумают, значит, ты воспитала законченных эгоистов. Ося, мне иногда кажется, что ты похожа на кошку в кактусах. Кактусы её покалывают, а она им даёт сдачи, и лупит по кактусам лапой. От этого ран становится только больше, но до кошки никак не доходит, что достаточно просто выпрыгнуть из кактусовых зарослей. Вовсе не обязательно сражаться с ними.
Ося отвернулась.
- Послушай меня, Ося. Потому что то, что я тебе сейчас скажу, ты от меня никогда больше не услышишь, но я действую исходя из этого. Ты заходишь в комнату, я встречаюсь с тобой взглядом, и мне становится хорошо, мне хочется улыбнуться тебе, подмигнуть, и я вижу в твоих глазах отблеск моей радости. Тебе тоже нравится смотреть на меня. Это удивительно. Даже когда я думаю, что ты – самое глупое и упрямое существо на планете, стоит мне встретиться с тобой взглядом – и я снова понимаю, что самое главное в тебе – это способность одним своим взглядом делать меня счастливым. Ты всегда так на меня смотришь, словно собираешься поделиться секретом, и секрет этот – только для тебя и меня. Ты хочешь уйти от меня? Никогда больше не встречаться со мной взглядом? Не жрать со мной черешню?
Ося слабо улыбнулась, но улыбка быстро угасла.
- Я не могу сейчас быть с тобой, Борис. Мне надо подумать. Завтра я пойду к Лёше, он назначил встречу с адвокатом. Да, кстати, он просил передать тебе, что налоговая тебя беспокоить больше не будет.
- Это я и так знаю, - буркнул Борис, - Испугался твой супруг, что…
Борис замолчал. Ося тоже молчала, она даже не заметила, что Борис о чём-то умолчал.
- У меня есть к тебе одна просьба, Ось, - продолжил Борис, - Живи у меня, хотя бы пока окончательно с разводом не закончишь.
Ося кивнула головой, соглашаясь.
Они помолчали, думая каждый о своём, потом Ося внимательно посмотрела на Бориса, и, слегка заикаясь, задала волнующий вопрос:
- Борис, у т-тебя СПИД?
- Нет, - глядя Осе в глаза, ответил Борис, - На тот момент, когда жена им заразилась, мы практически не общались. Мы не разводились – эта формальность нас не напрягала. Когда ей этот диагноз поставили, она позвонила мне, чтобы предупредить. Я проверился. До того, как она умерла, я всегда думал, что нельзя запрещать людям делать глупости. Думал, что только сам человек решает, что будет в его жизни. Сейчас я знаю, что ошибался. Если бы я остановил её, когда она решила попробовать тяжёлые наркотики, она была бы жива…
Борис достал сигарету и вышел на веранду.
Ося задумалась. Борис всегда был бунтарём, и его главное хобби – это глупости, более или менее опасные для жизни. Вот она – его жизнь, состоящая из разных решений, из ошибок, из поражений, из побед и радостей. А что может вспомнить Ося? Последние двадцать лет она жила для детей и для Лёши. Ей даже в голову не приходило, что она живёт не для себя, что из её жизни исчезло самое главное – она сама. Что хорошего принесли эти двадцать лет? Она была спокойна, у неё родились и выросли замечательные дети. Леша работал, обеспечивал семью, поднимался по карьерной лестнице. Он решил купить этот дом, он нанимал рабочих и заказывал мебель. А где была Ося? Где были её решения? Где была её жизнь?
Ося посмотрела на свои руки.
«Вот она – моя жизнь. У меня в руках. Я сама решаю сейчас, кто будет в моей жизни. Я сама решаю, как мне жить дальше. Надо просто понять, чего я хочу. Господи, как же люди понимают, чего они хотят? Чего я хочу?»
Ося забегала по комнате от зеркала до окна и обратно. Наконец, она остановилась напротив своего отражения – взрослая стройная женщина, с гордо поднятой головой, и твёрдым решением в глазах.
- Я хочу быть с Борисом, - произнесла она вслух.
И на душе стало легко. Ося даже удивилась - к чему было столько размышлять и терзаться?
Утром молчаливый Борис довёз Осю до дома, где она проживала раньше с семьёй.
- И ты ушла из этого рая? – спросил Борис, хмыкнув.
- Это не рай. Это золотая клетка, - мрачно ответила Ося.
Дом стоял на отшибе, окружённый высоким кирпичным забором. Сквозь кованные ажурные ворота выглядывал небольшой двухэтажный особняк.
Ося вышла из машины, зашла во двор, прошла по узкой, выложенной камнем тропинке к крыльцу. Борис остался сидеть в машине.
Дома навстречу ей вышла дочь.
- Привет, мам. Папа с адвокатом уже в кабинете. Хочешь, я с тобой пойду, посижу?
Ося приобняла её.
- Спасибо. Не надо. Думаю, всё обойдётся без особых эмоций. И так уже всё давно решено. А где Влад и Рома?
- Наверное, у себя. Дуются. Да ну их! Это у них юношеский максимализм, - философски заметила Аня.
Ося улыбнулась.
- Ты у меня замечательная, - сказала она Ане, и пошла в кабинет.
- Ты опоздала, - вместо приветствия произнёс Лёша.
- Всего на пять минут, - ответила Ося.
Ося села в кресло. Лёша сидел за столом. Напротив него сидел адвокат, который нудным голосом принялся зачитывать Осе условия развода. Ося кивала, соглашаясь со всем, пока адвокат не дошёл до детей.
- По какой причине вы собрались ставить мне какие-то условия общения с детьми? Аня уже совершеннолетняя, а Роме с Владом по пятнадцать лет. Пусть сами решают, с кем и когда общаться. Тем более, в семье воспитанием детей всегда занималась я, а не муж.
- Думаю, общение с такой матерью может пагубно сказаться на детях.
- А я думаю, что общение с таким отцом опасно для психики. Лёша, что за ерунда? Зачем ты решил ещё и детей сюда приплести? Это наше с тобой личное дело – жить вместе или не жить. Дети всё равно остаются нашими. Давай не будем их делить. Это глупо и мерзко.
- Хочешь забрать детей себе? Наверное, дашь им замечательное образование, сможешь одевать их в нормальную одежду, обеспечишь каждого отдельной квартирой? Да хотя бы комнатой! Сколько в сарае, в котором ты сейчас живёшь, комнат?
- Лёша, прекрати. Я понимаю, что на данном этапе, детям лучше жить с тобой.
- То есть, они будут жить со мной, я буду их одевать, кормить, обеспечивать, учить, а ты будешь с ними проводить весёлые выходные и каникулы, так? Получать удовольствие от общения с сытыми и умными детками? Может, даже приведёшь их в свой сарай, покажешь, как ты там живёшь со своим гопником?
- Заткнись, тварь, - поморщилась Ося.
- Молодец. Смотрю, сленг ты у него уже перенимаешь. С детьми будешь общаться так же?
Ося задохнулась от ярости.
- Не тебе меня учить! Что, давно не врал никому?
- Я и не ожидал, что у тебя есть чувство благодарности. Я спас тебя от величайшей глупости в твоей жизни. Не соври я тогда - ты сейчас была бы на месте жены Бориса. Я всё надеялся, что ты научишься думать головой, но ты даже разменяв пятый десяток осталась тупоголовой неблагодарной...
- Давайте не будем выяснять сейчас отношения, - встрял адвокат, - мне совершенно не хочется выслушивать ваш спор. Главное, решить на счёт детей.
- Тут решать нечего,- мгновенно остыл Лёша, - сделаем так, как написано в документах. Видеть детей я ей позволю только под моим присмотром в моём доме.
- По поводу Анны у вас нет возможности что-то решать, - возразил адвокат, - она совершеннолетняя.
- Она живёт в моём доме и на мои деньги. Так что решать тут буду только я. Выбирай, Оська, можешь забрать Анну к себе, но тогда не жди, что я буду выделять деньги на её содержание или образование.
Ося вышла из кабинета, едва разбирая дорогу - глаза застилали слёзы. На диване в гостиной сидели втроём её дети. Ося не выдержала, и заревела.
- Ты чего, мам? - гладила её по голове Аня, - всё будет в порядке. Будешь приезжать к нам сюда, а мы к тебе в гости ходить будем. Папа только так, строжится. Он же не будет круглосуточно за нами следить.
- Вы слышали? - всхлипнула Ося, на минуту перестав реветь, и вглядываясь в мрачные лица сыновей и дочери.
- Слышали. Наверное, и в соседнем доме слышали, - подтвердил Влад, - Мам, так кто из вас виноват?
Ося вытерла слёзы.
- Оба, Влад. Я не знаю, как так получается, но когда расстаются два человека - виноваты всегда оба.
В проёме дверей появился Лёша. Ося и дети вздрогнули и настороженно притихли, но он ничего не сказал. Вслед за Лёшей в дверях возник адвокат, и они вместе прошли в прихожую, так и не проронив ни слова.
Лёша вернулся минут через пятнадцать.
- Тебе пора, - буркнул он, - а то твой бойфрэнд тебя заждался.
Ося обняла детей, и, с трудом сглотнув ком в горле, отправилась в прихожую. Лёша пошёл было следом, но Ося остановила его:
- Не провожай. Дорогу сама найду.
Пока она шла к машине, снова и снова обдумывала слова Ани: «Папа только так, строжится». Осино сердце болезненно сжималось, потому что она совершенно перестала доверять Лёше. Она не знала, победит ли любовь к детям эту лютую ненависть к ней, к Осе.
Борис курил возле машины. Ося опустила голову, прошла к своей двери, открыла её и села. Борис тоже сел, молча загасил сигарету, сунул окурок в пепельницу, и поехал в сторону дома.
- Ну что, никто не умер?
- Никто, - ответила Ося, украдкой вытирая слёзы.
- Это хорошо. Если никто не умер, значит и плакать не стоит. Хотя, я бы порадовался, если в припадке ярости, ты отправила бы своего мужа на тот свет.
- Ага, и меня бы посадили за убийство.
- Не посадили бы. Мы рассказали бы судье о его злостных преступлениях, и судья прониклась бы к нам жалостью, и всё нам простила.
- Да ну тебя! - отмахнулась Ося, но губы её слегка тронула улыбка.
Борис высадил её около дома, но сам вылезать из машины не стал.
- Ты куда? - спросила Ося.
- Работать. Я не на долго, - улыбнулся Борис, заметив, как вытянулось Осино лицо.
Ося вошла в дом и устало опустилась в кресло-качалку.
Она неожиданно проснулась от звонкого грохота. Борис виновато выглянул из кухни:
- Прости, я разбудил?
Ося попыталась потянуться, но не получилось - шея затекла, спина не желала разгибаться. По левой руке побежали мурашки - Ося спала в кресле-качалке, заботливо укрытая пледом.
- Ты давно вернулся? - хриплым со сна голосом спросила она.
- Не очень, около часа назад, и я уже почти всё собрал.
- Что собрал? - округлила глаза Ося.
- Вещи, разумеется, - Борис встретился взглядом с Осей, и обезоруживающе улыбнулся.
- Какие вещи?
- Наши вещи, - терпеливо объяснил Борис, - сейчас ещё котелок и нож загружу - и можно ехать.
- Куда ехать?
- Ося, ты задаёшь слишком много вопросов.
Ося осмотрелась. По полу были равномерно раскиданы вещи, в основном носки.
- А почему носки валяются?
Борис рыкнул, развернулся и ушёл на кухню. Через пол минуты из кухни раздался его голос:
- Это рекламная акция - найди десять пар, и получи новые туфли в подарок.
Ося рассмеялась, встала и прошла на кухню. На столе стояла вместительная сумка. Борис сосредоточенно складывал в неё всякие мелочи. Наконец, он закрыл сумку, приподнял, сам себе кивнул и взглянул на Осю.
- А ты почему до сих пор не оделась?
- А мы куда?
- Ты опять с вопросами? Просто надень джинсы, майку и накинь рубашку какую-нибудь. Каблуки не надевай, лучше кроссовки.
- Борис...
- Ося, быстрее, а то опоздаем!
Ося посмотрела на Бориса, потом на часы. Часы показывали половину десятого вечера.
- Куда мы опоздаем?
- Ося, ты можешь хоть раз просто сесть и поехать? К чему вопросы? Когда доберёмся, ты сама всё узнаешь. Ну?
Небо было разукрашено в мягкие сиреневые тона, солнце уже скрылось за горизонтом. Борис уверенно вёл автомобиль на восток. Дорога петляла меж предгорных возвышенностей, то спускаясь в узкие долины рек, то вползая на пологие перевалы. Ося смотрела в окно, стараясь не думать ни о чём - ни о прошлом, ни о будущем. Вскоре совсем стемнело. Фары выхватывали из темноты асфальт, а всё остальное терялось в темноте. Осе стало казаться, что они едут по беговой дорожке, что весь мир исчез, и осталась только их машина, и этот отрезок дороги, бесконечный, как поверхность ленты Мёбиуса.
Задремала она под утро, проснулась с ощущением, что машина стоит. Было раннее утро. Солнце ещё не вышло из-за массивных скалистых гор. Клочья тумана медленно ползли вверх по склону, с трудом отрывались от макушек деревьев, поднимались всё выше и выше в небо, словно огромные воздушные шарики. Сизая роса покрывала траву, серебрила ветви редких деревьев. Машина стояла на перевале. Внизу серебрилась глубокая и широкая долина неведомой реки, вдоль которой вилась дорога к мосту. За мостом угадывалась сквозь туман небольшая деревня. Справа от Оси вверх по склону взбегала группка странных построек, похожих на огромные ульи. Ещё выше и немного сзади виднелась высокая, метров двенадцать в высоту, древняя башня.
Ося посмотрела на Бориса. Борис спал, откинув спинку кресла. Ося слегка коснулась его руки, с полуулыбкой прислушиваясь к его дыханию.
- Человек из другого мира... Почему же меня так тянет к тебе? - тихо прошептала она, отдёрнула руку и вылезла из машины.
Борис проснулся часа через полтора. Солнце било в лобовое стекло, вырвавшись из-за гребня горы. Оси в машине не было. Борис выбрался из машины, довольно потянулся и осмотрелся. Ося обнаружилась в тени под раскидистой ольхой. Перед ней была расстелена скатерть, и лежали бутерброды, открытые консервы, почищенные фрукты.
- Доброе утро! Завтрак готов. Как раз тебя хотела идти будить.
- Утро доброе. Спасибо, что не разбудила. Я и сейчас ещё спать хочу.
- Где мы? - не обратив внимание на бурчание Бориса, спросила Ося.
- В Осетии. Это Город Мёртвы