Мужчины долго курсировали по водам озера. Эти глубины знали тысячу тысяч поворотов круга жизни. Их покой был нарушен восставшими мертвецами, а воды становились мутными, поскольку в них появлялось всё больше и больше рыбьих скелетов.
Стоявшие на причалах Ханалейса, её братья и дядя Пайкел могли лишь с ужасом наблюдать, как ни один из восьмидесяти людей, севших на те две лодки, не добрался до берега живым.
– Что теперь? – закричал Рори со слезами на глазах; он еле смог произнести эти слова, задохнувшись от горя.
Действительно, каждый, кто стоял на пристани задался этим ужасным вопросом. Затем с сильным грохотом разрушился склад. Много нежити было уничтожено в том пожарище благодаря смелости Ханалейсы, но всё равно её оставалась ещё большая часть, гораздо большая. И горожане оказались в ловушке, прижатые к воде, к озеру, к которому они теперь не осмеливались приближаться.
Группы беженцев, подавшиеся на север и юг, больше напоминали сброд, поскольку в них царили паника и анархия. Несколько команд с лодок сумели объединится на берегу, и многие горожане последовали под их защиту.
Ещё больше людей надеялось на детей Кэддерли и Даники, этих малолетних героев. В свою очередь, у них оставалась единственной надежда – дядя Пайкел.
Пайкел Валуноплечий принял на себя эту ответственность, взмахнув при этом культёй в воздухе. Обрубком руки он прижал к себе свою дубинку и начал какие–то странные прыжки по кругу, дотрагиваясь пальцем до губ и постоянно что-то бормоча.
– Ну, что дальше? – крикнул капитан лодки. Толпа смотрела компанию, надеясь получить ответ.
– Мы нашли место, где можно обороняться, – сказал Тэмберли, после того как узнал об этом от Пайкела. – Найдите неширокую дорожку. Мы не можем здесь оставаться.
– Ух–ух, – запротестовал Пайкел, как раз когда они начали готовить отступление.
– Нельзя здесь оставаться, дядя Пайкел! – сказал Рори дварфу, но упрямый Пайкел лишь улыбнулся в ответ.
Зеленобородый друид закрыл глаза и застучал тростью по дощатому настилу, будто обращаясь к земле. Он повернулся налево, на север, а затем заколебался и развернулся обратно.
– Что он делает? – спросил капитан и несколько других людей.
– Я не знаю, – ответил Тэмберли, пожав плечами.
– Мы не пойдём вслепую за глупым дварфом! – сказал капитан.
– Тогда вы погибнете, – без промедления ответила Ханалейса.
Её слова возымели действие, и все они двинулись вслед за Пайкелом. Он вёл их из доков на северное побережье, быстро приближаясь к тёмным скалам, защищавшим гавань Кэррадуна от северных ветров.
– Но мы не сможем забраться на эти утёсы! – пожаловался один человек.
– Мы слишком близко подошли к воде! – закричала другая женщина, когда из озера появилась тройка оживших моряков–зомби, вынудившая Тэмберли, Ханалейсу и нескольких воинов всю дорогу защищать правый фланг колонны.
Всю дорогу, ведущую к очевидному тупику, где под большим наклоном поднималась скалистая дорожка, затем завершившаяся обрывом.
– Чудесно, – всхлипнул идущий рядом с Пайкелом капитан.
– Ты убил нас всех, глупый дварф!
Конечно, казалось, что он говорил правду: ожившие мертвецы гнались за ними, а им некуда было бежать.
Но Пайкел был совершенно спокоен. Он стоял на самом краю пропасти, возле раскачивающейся сосны и, закрыв глаза, колдовал какое–то друидское заклинание. Дерево отозвалось и опустило вниз перед ним ветку.
– Хе–хе–хе, – произнёс Пайкел, открыв глаза, и вручил ветку стоявшему рядом Рори.
– Что? – спросил молодой человек.
Пайкел кивнул в сторону пропасти и указал Рори на пещеру позади залива.
– Ты хочешь чтобы я прыгнул туда? – недоверчиво спросил Рори. – Ты хочешь чтобы я спустился вниз?
Пайкел в ответ кивнул и столкнул его с уступа.
Вопящий Рори был опущен послушным деревом на узкую полосу камня у залива так мягко, как мать укладывает своего младенца в кроватку. Там он подождал, пока спустится капитан с двумя людьми, прежде чем направился в пещеру.
Пайкел спустился с уступа последним, как раз в то время, когда множество скелетов и зомби подобрались близко. Несколько монстров прыгнуло вслед за ним, однако они упали и разбились о камни.
Держа свою ярко светящуюся трость, Пайкел прошёл мимо толпящейся группы людей и повёл их в пещеру, которая, на первый взгляд, казалась широкой и высокой. Но чувства Пайкела и его волшебное способность общаться с землёй не подвели. В противоположной стене пещеры был боковой коридор, ведущий вглубь утёса и дальше в глубины Снежных Хлопьев.
Выживших кэррадунцев, отправившихся в эту тьму, можно было разделить на два типа: половина из них являлась способными бойцами, вторая половина состояла из испуганных жителей, часть из которых была слишком стара, другая слишком молода, чтобы держать в руках оружие. Некоторое время спустя они добрались до места, которое могли защищать – коридор завершался сужающимся проходом, а он, в свою очередь, переходил в другую пещеру.
Там они и решили разбить первый лагерь. Кольцо стражей стояло у входа в пещеру, который люди закрыли большим валуном, ещё больше стражников охраняло два коридора, ведущих прочь из пещеры, вглубь горы.
Больше не было никаких жалоб в адрес дяди Пайкела.
***
Джарлаксл вытянул свою волшебную палочку, при этом крикнув Атрогейту:
– Только его лицо!
Дроу выпрыгнул из седла и, оказавшись позади фургона, выстрелил прямо в спину Бруенору, который упал на одно колено и сжимал правой рукой левое плечо, пытаясь задержать струящуюся кровь. Мерцающий огонёк пролетел прямо сквозь броню дварфа и погрузился в его плоть.
Джарлаксл подхватил Кэтти-бри, когда она стала падать из фургона от сильного толчка, произошедшего во время столкновения. Наемник обнял её и подтолкнул обратно, когда Дриззт отключился и начал то путешествие к безумию.
Джарлаксл знал, каковыми были на самом деле искажения, поскольку его магическая повязка сопротивлялась мороку. Он держал и успокаивал рыдающую Кэтти-бри. Постепенно дроу смог усадить её в фургон и прислонить к борту.
Отвернувшись, он покачал головой, когда увидел Тибблдорфа Пвента, отрывавшего пропитавшийся кровью рукав Бруенора.
– Ах, мой король, – стенал боец.
– Он дышит, – послышался голос Атрогейта с того места, где находился Дриззт, обездвиженный вязким шариком, наколдованным волшебной палочкой Джарлаксла. – И сражается, рубит саблей, хотя не движется, но хочет выжить!
– Не спрашивайте, – сказал Джарлаксл Бруенору и Пвенту, посмотревшим на него вопросительно.
– Что случилось? – потребовал ответа Бруенор.
– С твоей дочерью – не знаю, – ответил Джарлаксл. – Но, когда я подошёл к ней, то меня словно втянуло через неё в какое–то тёмное место. И, посмотрев на Дриззта, добавил: – Боюсь, это то место, где сейчас остаётся наш друг.
– Реджис, – пробормотал Бруенор. Он перевёл взгляд на Джарлаксла, но дроу задумчиво смотрел вдаль. – Ты что-то знаешь? – спросил Бруенор, но Джарлаксл только покачал головой.
Наёмник снова посмотрел на Кэтти-бри и вспомнил о внезапно произошедшем телепатическом путешествии, когда он дотронулся до неё. Он верил, что это было нечто большее, чем просто иллюзия. Словно его разум отправился на другой уровень существования. Возможно, уровень теней или какой–либо другой круг Бездны, который, он надеялся, никогда больше не посетит.
Но даже во время этого недолгого путешествия Джарлаксл на самом деле не уходил никуда, словно этот уровень наложился на реальность, соединился в своего рода странную и опасную трещину
Он думал о призраке, с которым столкнулся, когда появился разыскивающий его Гефестус, о дыре, в которую он прогнал существо, и о трещине на астральном уровне, которую он непреднамеренно создал.
Мог ли призрак впредь физически пройти обратно из Торила в то тёмное измерение?
– Это реально, – спокойно сказал он.
– Что? – спросил Бруенор одновременно с Пвентом.
Джарлаксл посмотрел на них и покачал головой, неуверенный, что может объяснить о том, что появилось нечто, чего он так боялся. Нечто, что появилось, чтобы пройти сюда, в этот мир.
***
– Он успокаивается, – послышался голос стоящего у дерева Атрогейта. – Спрашивает о девчонке и говорит со мной.
С помощью Пвента Бруенор поднялся на ноги и в сопровождении дроу и дварфа направился в сторону Дриззта.
– О чём ты, эльф? – спросил Бруенор, когда подошёл к совершенно беспомощному, приклеенному к дереву Дриззту.
– Что случилось? – спросил дроу–следопыт, пристально глядя на раненую руку Бруенора.
– Всего лишь царапина, – уверил его Бруенор.
– Ба, ещё на два пальца повыше, и ты попал бы ему в голову! – Атрогейт осёкся, когда Джарлаксл с Бруенором впились в него взглядом.
– Я сделал? – хотел спросить Дриззт, но запнулся и с озадаченно нахмурился.
– Как и в тот раз в Мифрил Халле, – проворчал Бруенор.
– Я знаю, где Реджис, – с тревогой глядя на них сказал Дриззт. Он был уверен, что другие понимали, что в этот момент он ещё больше переживал о маленьком друге. Ещё больше опасения и тревоги появилось на его лице, когда он посмотрел на Кэтти-бри. Если разум Реджиса так неосторожно оказался пойманным в ловушку в том тёмном месте, то Кэтти-бри точно застряла между двумя мирами.
– Ты же вернулся, эльф, значит и Пузан вернётся, – попытался убедить его Бруенор.
Но Дриззт не был так уж уверен насчёт этого. Он ведь лишь немного погрузился в это измерение, а Реджис с помощью рубина проник в самые глубины разума Кэтти-бри.
Джарлаксл чуть шевельнул запястьем, и в его руке появился кинжал. Жестом он показал Атрогейту отойти в сторону и, подойдя к Дриззту, стал освобождать его.
– Если снова соберёшься сходить с ума, предупреди меня, – Джарлаксл подмигнул Дриззту.
Дроу не ответил, даже не улыбнулся. Выражение его лица стало еще более мрачным, когда Атрогейт принёс потерянный скимитар, окрашенный кровью его самого дорогого друга.
ЧАСТЬ 2
Что будет дальше?
Я знаю, что она постоянно мучается, а я не могу пойти к ней.
Я видел ту темноту, в которой она живет, место настолько унылое, что подобного не сыщешь и на самых нижних планах. Она взяла меня туда поневоле, когда я пытался ее немного успокоить, и там, за столь короткий срок, я почти сломался. Она поневоле взяла Реджиса туда, когда он попытался достать её при помощи рубина. И там он сломался. Он бросил тонущей Кэтти-бри веревку, и она утянула его за собой в пучины безумия.
Она потеряна для меня, боюсь, навсегда. Потеряна в забвении, полной пустоте, вялом и безжизненном существовании. И те редкие мгновения, когда она живет, являются для меня самыми болезненными из всех: мгновения, на фоне которых её состояние кажется ещё ужаснее. Как будто она вновь переживает всю свою жизнь, по частям, видя снова те поворотные моменты, благодаря которым она стал той потрясающей женщиной, которую я люблю всем своим сердцем. Она снова стояла на том склоне Пирамиды Кельвина в долине Ледяного Ветра, проживая снова тот самый момент, когда мы впервые встретились, – время, которое является моим самым драгоценным из воспоминаний. Воспоминание, от которого становится невыносимо больно.
Насколько потеряна моя любимая Кэтти-бри? Может, я должен уже отпустить её? И Реджис, несчастный Реджис… Я не могу знать, насколько глубоко во мраке теперь обитает Кэтти-бри, но для меня очевидно, что Реджис сейчас оказался полностью во тьме. Я вижу всё, что с ним происходит, как и Бруенор, на чьём плече остался шрам от моего клинка, когда я отбивался от воображаемых монстров. Или действительно ли они были лишь плодом сознания? Я не знаю. Но для Реджиса… для него они, конечно же, реальны, и они, как и всё вокруг него, безжалостно ранит.
Наша четвёрка – я, Кэтти-бри, Бруенор, Реджис – боюсь, отражаем мир вокруг нас. Падение Лускана, безумие Капитана Дюдермонта, появление Обальда – всё это было лишь первыми ласточками. То, в вечность чего мы так непоколебимо верили, не стало – Плетение Мистры разрушено. Чудовищность происходящего легко читается на доселе спокойном лице леди Аластриэль. А последствия нашли своё отражение в безумии Реджиса, безмолвной, почти лишившейся рассудка Кэтти-бри и шраме на плече короля Бруенора.
Не только волшебники ощутят последствия этих трагичных перемен. Как можно будет излечить болезнь, если боги не услышат молитв своих священников? Как будут жить короли, когда им нужно будет поехать на грозящую неведомо чем обернуться встречу с союзниками или противниками, если раньше можно было положиться на телепортацию и предсказания? Насколько ослабнут армии, караваны, маленькие города без поддержки могущественных волшебников и как поступят гоблины с орками, когда увидят нашу слабость? Что будут делать друиды? Какая магия поддержит наш готовый рухнуть мир? Или могучие империи падут точно так же, как Тайное Братство и казавшийся вечным Незерил?
Не так давно я разговаривал в Мифрил Халле с гномом Нанфундлом. Мы обсуждали то, как при помощи его мастерства и газа был взорван горный хребет, погрёбший под собой артиллерию Обальда. Довольно–таки ловкий ход: взрыв оказался более действенен, чем шаровая молния самого Эльминстера. Возможно, Нанфундл, трудящийся во имя Гонда, способен на большее, чем иной волшебник. Я неоднократно задавал ему вопрос, почему он делает что–нибудь, чего можно получить легко с помощью магии, вручную.
Конечно, я никогда не получал прямого ответа – это же был Нанфундл. Взамен, он начинал философские рассуждения о ложности утешения, которое мы находим в своей вере в магию, и об «этом самом».
Теперь же я как никогда понимаю, что он подразумевал под «этим самым».
Знают ли фермеры и крестьяне, живущие по всему Фаэруну – хотя бы вблизи Глубоководья, Серебристой Луны – как жить без магии друидов? Будут ли они в состоянии прокормить население крупных городов без помощи магии? И это лишь верхушка той горы проблем, которая возникнет, когда магия окончательно исчезнет. Даже канализация Глубоководья, такой сложный механизм, построенный столетия назад, построена на магии. А если её не будет?
А что Калимпорт? Реджис часто мне рассказывал, что там людей гораздо больше, чем можно прокормить лишь при помощи океана и пустыни. Богатые паши тратили целые состояния, нанимая могущественных жрецов, чтобы те обеспечили пищей и напитками рынки, и волшебников, чтобы с помощью магии доставлять провиант из дальних земель.
Каковы будут масштабы того хаоса, что последует без этой поддержки?
И, конечно, что станет с моей родиной, Мензоберранзаном, когда исчезнет волшебство, держащее в подчинении кобольдов, волшебство, защищающее Дома от конкурентов, волшебство, пронизавшее общество дроу насквозь. Ллос, конечно, любит хаос, но что как она отнесется к такому хаосу, когда магия исчезнет?
Общество изменилось за долгие века. Системы, к которым мы ежедневно прибегали, развились и эволюционировали, и я боюсь, что мы забыли об их первоначальном предназначении и принципах работы. Хуже, возможно, будет то, что даже изучая позабытое искусство, этого вряд ли будет достаточно для того, чтобы обеспечить мир, ставший с тех времён таким огромным, всем необходимым. Тот же Калимпорт, возможно, столетия назад вообще не поддерживал таким образом своё населения.
Не мог мир достигнуть такого уровня развития в те времена, как сейчас. Контакты с другими землями налажены более плотно, чем в предыдущие века. Многие влиятельные торговцы Врат Балдура часто посещают Глубоководье и наоборот. Их торговые сети простираются на многие лиги как раз таки из–за поддержки волшебников. И эти сети важны настолько, что без них вспыхнет война между могущественными конкурирующими городами. Если же жители Врат будут зависеть от мастеров и крестьян Глубоководья, то им не нужна будет война!
Но что, если всё это в одночасье рухнет? Что случится, если «то самое» произойдёт? Каким образом мы справимся со всем этим, когда закончится еда, а болезни нельзя будет излечить одними молитвами?
Объединятся ли люди, чтобы создать единое государство, готовое противостоять хаосу?
Или они просто замрут, не в силах бороться с бедствиями невиданных доселе масштабов?
Я боюсь, так и будет. «Это самое» будет первым шагом к войне и напряжённым отношениям между доселе сотрудничавших цивилизаций.
Беспомощно глядя на безжизненную Кэтти-бри, безумного Реджиса и шрам на плече Бруенора, я боюсь того, что вижу будущее.
Дриззт До’Урден
Глава 10
Бородатый заместитель
– Ты получаешь слишком много удовольствия от такой простой вещи, – сказал Гефестус своему товарищу в пещере к югу от храма Парящего Духа.
– Это просто эффективность и выгода, дракон, от которых я не получаю ни малейшего удовольствия, – ответил Яраскрик голосом Айвена Валуноплечего, в чьём теле он обитал – по крайней мере, частично.
Любой, знавший Айвена, сейчас удивлённо чесал бы в затылке, поражённый странным акцентом в скрипучем голосе дварфа. При более внимательном осмотре обнаружились бы и другие любопытные детали – Айвен стоял слишком спокойно. Он не дёргал себя за великолепную золотистую бороду, не переминался с ноги на ногу и не ударял себя, как обычно, кулаком в грудь или по бёдрам.
– В тебе я практически не заметен, – добавил Яраскрик. – Гефестус, Креншинибон и Яраскрик едины. Удерживая дварфа под своим контролем, я получаю лишь внешний голос для беседы, хотя и это исключительно хорошая вещь.
– Пока ты читаешь каждую мою мысль, – ответил дракон, не скрывая сарказма в голосе, – ты вынужден использовать часть своего сознания, чтобы защитить свои мысли от меня.
Дварф поклонился.
– Ты не отрицаешь этого? – спросил Гефестус.
– Я в твоём сознании, дракон. Ты знаешь то, что знаю я. Любой вопрос, заданный мне, становится риторическим.
– Однако мы уже не полностью едины, – возразил Гефестус. Дварф усмехнулся. Смущение дракона было очевидным. – Неужели ты не настолько умён, чтобы разделить свои мысли на части – твои собственные и, в виде этого уродливого маленького дварфа, приходящие извне?
Яраскрик в теле Айвена снова поклонился.
– Ты льстишь мне, великий Гефестус. Истина в том, что мы неразрывно связаны. Я могу навредить тебе не больше, чем себе. Что делает один, то делает другой. Ты прекрасно знаешь, что это правда.
– Тогда почему ты пользуешься телом этого бородатого дварфа?
– Потому что тебя, никогда не знавшего такой тесной ментальной связи, сбивало бы с толку то, что один голос затихает и начинается другой, – ответил иллитид. – Может статься так, что мы станем сражаться за управление телом, в котором оба находимся, работая до изнеможения над простейшими движениями. То, что я делаю сейчас, – наилучший выход.
– Так что ты хочешь этим сказать?
– Загляни в себя, Гефестус.
Драколич именно этим и занялся и долгое время не отвечал. Наконец, он взглянул дварфу прямо в глаза и сказал:
– Это хорошая идея.
Яраскрик снова поклонился. Он бросил взгляд в ту часть комнаты, мимо четырёх оживлённых тел волшебников Балдура, где в глубоком сумраке сжалась пара созданий.
– Похоже, Креншинибон воплотил части себя, – сказал иллитид голосом дварфа.
Фетчигрол выступил вперёд до того, как Гефестус ответил.
– Мы – Креншинибон, – произнёс призрак. – Сейчас мы лишь отдельные части одного тела, разделённые магией распадающегося Плетения, но мысленно мы едины.
Гефестус кивнул своей огромной головой, но Яраскрик, ощущавший некую странность последние дни, не согласился.
– Нет, – ответил иллитид, – вы подобны щупальцам кальмара: вы едины, но можете двигаться по отдельности, сами решая как.
– Это не так, ведь мы владеем собой, – возразил Фетчигрол, но это прозвучало пустым звуком для Короля Призраков. Иллитид был довольно точен в своей оценке. Семь призраков, надо думать, приобрели бы какую–то независимость мыслей ещё раз, хотя никто не сказал бы, что Короля Призраков это устроило бы.
– Вы прекрасные воины в деле Креншинибона, – сказал Яраскрик. – Всё же в некоторых пределах у вас есть независимость, поскольку вы показали её в этих горах.
Призрак издал слабый стон.
– Мы существуем в двух мирах, – объяснил Яраскрик. – И в третьем – благодаря Креншинибону, благодаря жертве Фетчигрола и его шести собратьев. Как просто это было для вас, как просто это для всех нас, – достигнуть царства смерти и прикинуться бездумными марионетками, что и сделал Фетчигрол.
– Кэррадун объят хаосом, – проговорил призрак – на тёмном лице не шевельнулся ни один мускул. – Поскольку сбежавшие убиты, их души скоро присоединятся к нам.
Яраскрик кивнул головой в сторону четырёх колдунов–зомби, поднятых им из забвения – одного ещё до того, как унялось пламя, поживающее его плоть.
– Как это легко, – сказал иллитид, голос его дрогнул впервые за всё время разговора. – С этой силой мы могущественны.
– Однако у нас есть больше, чем просто мощь, – проговорил Гефестус.
Призрачный соратник Фетчигрола выплыл вперёд, подчиняясь воле Короля Призраков.
– Стоит нам захотеть, и сила Царства Теней станет нашей, – сказал Солме. – Ворота не крепки. Дверь не заперта. Твари жаждут плоти Торила.
– И если они погибнут, наши ряды возрастут, – произнёс Фетчигрол.
Яраскрик кивнул и закрыл глаза, прикидывая шансы. Любопытное стечение обстоятельств: неожиданная смесь магии, разума и грубой силы – Креншинибон, Яраскрик и Гефестус – создавала, по–видимому, безграничные возможности. Однако, можно ли было подчинить её общей цели? Завоёвывать или разрушать? Взвешивать, ожидать, исследовать? Какие плоды даст древо, служащее судьбе? И к чему это приведёт?
Рычание Гефестуса оторвало Яраскрика от его размышлений. Он увидел, что дракон смотрит на него с подозрением.
– Где мы, в конце концов, окажемся, не имеет сейчас значения, – предупредил дракон, его голос звенел от сдерживаемой ярости. – Я должен отомстить.
Яраскрик достаточно ясно слышал внутренний диалог дракона, сопровождаемый картинами храма Парящего Духа, родины жрец, из–за которого пали трое соединившихся духов – на это были обращены ненависть и гнев дракона. Прошлой ночью они летели над зданием – уже тогда Яраскрик и Креншинибон должны были принять в расчёт естественную ярость Гефестуса. Могло ли быть связано с двумя внутренними голосами то, что дракон устремился вниз в припадке явного злорадства? Яраскрик не выражал открыто своё несогласие и не позволял даже в мыслях высказывать противоположное мнение.
– Месть! – проревел Гефестус.
– Нет, – отважился возразить иллитид. – Магическое Плетение – таинственная плоть магии – разрушается. Оно отнюдь не потеряно для мира, просто ненадёжно сейчас. Такое место как храм Парящего Духа наполнено могущественными жрецами и волшебниками. Недооценивать скопившуюся там силу было бы полным безрассудством. Когда нам придёт время выбирать, всё падёт, и тогда падут и они. Но это случится не так скоро.
Гефестус взревел снова, но Яраскрик не боялся ярости зверя: он знал, что Креншинибон постоянно укрепляет свою связь с Гефестусом. Дракон жаждал мести, жаждал уничтожить повергших его. Импульсивность и вспыльчивость были частью сущности Гефестуса, частью его жизни.
Иллитиду же были присущи тщательное взвешивание и выдержка. И ни одно разумное существо в мире не было столь терпеливым, как Креншинибон, видевший смены тысячелетий.
Они взяли верх над Гефестусом и усмирили зверя. Их обещания превратить храм Парящего Духа вовсе не были их конечной целью, и, конечно же, Гефестус знал это так же, как если бы эти мысли были его собственными. Драколич был потрясён этими открытиями. Он тоже мог быть терпеливым. В какой–то степени.
***
– Держать строй! – крикнул Рори людям на левой стене пещеры, рассыпавшимся среди валяющихся камней. Они стояли по голень в воде и бились против толпы скелетов и зомби. Центр защитной линии, поддерживаемый тремя детьми Бонадьюса и Пайкелом, стойко держался против натиска нежити. Вода поднялась почти до колена, и это затрудняло продвижение монстров больше, чем защитники. Извивающийся справа туннель тоже сыграл немаловажную роль в сдерживании чудовищ. Перед ними, там, где туннель расширялся, находилась глубокая пропасть. Те скелеты и зомби, которые отваживались пройти этим путём, оказывались под водой, а те, кто пытался вскарабкаться назад, сбивались вниз тяжёлыми булавами. Эта пропасть стала главной причиной для беглецов остановиться именно здесь, где их, наконец, настигли полчища нежити. Вначале это казалось правильным выбором, но неослабевающий напор врага заставил многих, в том числе Тэмберли и Ханалейсу, думать, что им стоило бы пойти более прямым узким путём, чем оставаться на открытом пространстве.
– Они не удержатся, – сказал Рори родным, в тот момент, когда Ханалейса снесла голову скелету и та покатилась вниз по туннелю. Сестра не нуждалась в объяснениях, чтобы понять, что он имел в виду. Она кинула влево пристальный взгляд – туда, где валялись камни из разрушенной части туннеля. Они верили, что эти камни дадут им преимущество, сдержат натиск нежити, а их неровный ряд воспрепятствует их дальнейшему продвижению. Но вскоре что-то привлекло сюда монстров. Многие из них разбирали камни, теперь ставшие помехой для защитников, слишком часто оказывавшихся отрезанными от союзников. Ханалейса отшвырнула Тэмберли на выступ и отскочила в сторону. Она едва успела сделать два шага, как Рори закричал от боли. Девушка бросилась назад, как понял Рори, чтобы помочь с его раненной ногу, из которой вновь хлынула кровь. Тэмберли тоже бросился к нему, но всплеск воды сбил его с ног. Рыба–скелет рассекла воду и сильно ударила его в лицо.
По всему центру защитной линии люди начали шататься и стонать – рыбы–нежить выпрыгивали из воды и всегда находили цель.
– Отступаем! – крикнул кто–то. – Бежим!
– Некуда бежать! – закричал другой.
– Обратно вниз по туннелю! – снова крикнул первый, и тут же начал прокладывать себе путь в пещеру вместе с несколькими другими бойцами, следовавшими за ним по пятам. Строй рухнул.
Рори и Тэмберли одновременно вскочили на ноги. Рори оттолкнул брата, но Тэмберли, у которого из носа текла кровь, развернулся и поднял свой двуручный меч.
Ханалейса появилась на левом фланге как раз, чтобы увидеть человека, скрывшегося под дюжинами тянущихся рук. Выбора не было, всё рушилось на её глазах, и она могла только закричать, «Дядя Пайкел!», как делала это много раз в своей жизни, сталкиваясь с проблемами в детстве.
Если Пайкел и слышал её, то по зеленобородому дварфу, стоящему вне линии защиты, это не было заметно – его глаза были закрыты. Он простёр руку с волшебной дубинкой перед собой, описывая ею медленные круги. Ханалейса снова начала звать его, но увидела, что он уже читает заклинание. Юная послушница скользнула к левой стене и обратно к центру. Проделывая это, она вынуждена была довериться дяде, стрелой рванувшись к камням, навстречу толпе скелетов, разрывающих на части и убивающих упавших защитников. Девушка прыгнула в самую гущу толпы, руками и ногами молотя по врагам и нанося точные удары. Она отбросила одного скелета и проломила грудь зомби, потом без промедления вскочила на валун у её ноги.
– Ко мне! – крикнула она соратникам упавших: многие из них попытались спастись бегством, как бойцы из центра.
Ханалейса вздрогнула, когда рука скелета схватила её за плечо, а костлявые пальцы глубоко впились в тело. Она локтем ударила в лицо твари и отшвырнула её прочь. Затем снова била и била, уничтожая чудище.
Мужчины и женщины в глубине пещеры оставили мысли об отступлении и яростно сражались. Ханалейса воодушевила их. Она заставила их почувствовать стыд.
Воительница из монастыря была довольна тем, что полчища нежити отброшены назад, а упавшие вырваны из их лап. Она волновалась, что это может означать конец битве, – это касалось и её тоже. Она должна умереть с мужеством и честью, только тогда это зачтётся. Девушка бросилась к братьям, когда Пайкел с четвёртой попытки, наконец, закончил своё заклинание. Белоснежный сияющий шар, размером с кулак Ханалейсы, сорвался с дубинки дварфа и поплыл над головами защитников. Шар ударился о скелета и отскочил. Ханалейса удивлённо открыла рот, так как скелет, которого достигла сфера, застыл и покрылся льдом.
– Что происходит? – попыталась сказать она, потому что маленький шар скрылся в воде, а затем у неё и всех остальных перехватило дыхание от изумления: весь пруд вокруг упавшего шара застыл до самого дна.
Бойцы впереди закричали сначала от удивления, а потом от боли: заклятие задело и их, то замораживая на месте, то отбрасывая прочь. Людям предоставили отличный шанс: рыба–нежить, а также монстры, оказавшиеся в воде, были им более не опасны. Лёд, повинуясь воле Пайкела, сковывал всё водное пространство, расширяясь от центра во все стороны и удаляясь от защитников.
– Сейчас! – крикнула Ханалейса своим товарищам на левой стене и те яростно насели на нежить. Те же, кого не задело заклятье, решительно долбили лёд, чтобы освободить своих союзников. Они двигались с отчаянным безрассудством, когда заметили новых монстров, обошедших замёрзшую поверхность с другой стороны и теперь карабкающихся по ней, используя своих застывших сородичей в качестве опор, помогавших им пересекать скользкий лёд. Но Пайкел предоставил своим товарищам достаточно времени: потрёпанная и помятая группа отступала вниз по туннелю, в недра гор, до тех пор, пока они друг за другом не пересекли узкий коридор, который – слава богам – превратился в широкую пещеру в несколько сотен шагов шириной. На выходе из туннеля они сделали привал. Два воина встали на стражу и были готовы встретить нежить, попытайся монстры проникнуть внутрь.