А теперь замените цель убийцей, который держит под прицелом человека, наиболее дорогого для лучника. У стрелка один выстрел. Только один. Если он попадет в цель — убийцу – его любимая будет спасена. Если промажет – наёмник убьет свою жертву. Герой попадет.
Это и есть то самое необходимое качество, умение сохранять равновесие, трезво и рационально мыслить, умение сконцентрироваться, несмотря на эмоциональное и физическое напряжение. Не только и не столько благодаря удаче. Герой сделает точный выстрел.
Герой живет ради этого выстрела. Герой тренируется ради этого выстрела, длительное время прилагая для этого большие усилия.
Много прекрасных воинов, используя меч или молнии, прекрасно служат в своих армиях и переносят все тягости с доблестной стойкостью. Многие хороши в своих делах и служат отлично.
Но когда всё на грани срыва, когда победа или поражение не зависят только от силы, мужества и героизма, когда всё балансирует на лезвии меча, герой найдет путь. Путь, кажущийся невозможным тому, кто полностью не понимает боя, не чувствует каждого взмаха и росчерка клинка или пути преследования врага, чтобы не дать ему преимущества.
Воин, натренирован в использовании различного оружия, он знает, как парировать удары и пользоваться щитом – он хороший воин, но истинный герой выше этих навыков. Любое движение, проникающее в каждый мускул, инстинктивно, оно позволяет действовать с идеальной координацией. Каждый блок обдуман – настолько обдуман, что он скорее предупреждающий, чем рефлекторный. И каждая слабость противника видна с первого взгляда.
Настоящий воин бьется спокойно, контролируя ярость и страх. Каждая ситуация просматривается очень чётко, каждое решение видно, как блистающий путь. А герой на шаг впереди всего этого, он находи путь, любой путь, чтобы вымостить его победой, даже если нет видимого решения.
Герой ищет этот путь, и когда путь виден, неважно насколько он сложен. Герой делает выпад или блок, или яростный ответный удар, похищая у противника победу. Как Реджис использовал рубиновую подвеску, чтобы парализовать мага в Лускане. Или как Вульфгар кинулся на йоклол, чтобы спасти Кэтти-бри. Или как Кэтти-бри сделала отчаянный выстрел в канализацию Калимпорта, чтобы отвлечь Энтрери, который брал надо мною верх. Или как Бруенор использовал хитрость, силу и непоколебимую волю, чтобы победить Шиммерглума во тьме Мифрил Халла.
Судьба – это термин, которого нет в словаре героя, потому что она, судьба, настает всегда точно – когда Бруенор несся на спине теневого дракона в ущелье Гарумна – воин, который станет героем, сам поднимает себя над остальными. Это инстинктивно и не зависит от его воли или жизни.
Герой сделает тот выстрел.
Боюсь, нам всем предстоит пройти проверку. В это время опасности и смятения многие станут перед лицом беды, и многие уйдут за эту тёмную планку. Но некоторые выстоят, не упадут, найдут путь и сделают выстрел.
В такие моменты надо помнить, что репутация ничего не стоит, и если прошлые деяния вселяют доверие, то не они приведут к настоящей или будущей победе.
Я надеюсь, что Тулмарил будет крепко лежать в моих руках, когда я предстану перед таким выбором, потому что я знаю, что я войду в тень судьбы, где ждут только темные дыры, и мне достаточно только подумать о Реджисе или моей возлюбленной Кэтти-бри, чтобы понять, как высоки ставки в этом состязании.
Я надеюсь, что мне будет дан этот выстрел в убийцу, кем или чем бы он ни был. Я попаду в цель.
Это последнее о герое. А по поводу вышеупомянутого состязания лучников – герой хочет быть избранным и нанести самый точный выстрел. Когда ставки выше, герой хочет, чтобы победа была в его руках. Это не из–за высокомерия, но из–за необходимости и веры, что будущий герой тренировался и готовился именно к этому единственному выстрелу.
Дриззт До’Урден
Глава 17
Ничего кроме ветра
Всё остановилось. Абсолютно всё. Сражение, страх и погоня. Всё закончилось, вытеснилось одним единственным звуком – звуком ветра и величественным пейзажем, открывавшимся сверху. Монахиню захлестнуло ощущение пустоты и одиночества. И свободы. Ощущение надвигающейся смерти.
Но… Вращение, сдвиг, безупречное самообладание, – и Даника тут же приняла вертикальное положение, а затем развернулась лицом к скале, с которой её только что столкнули. Она вытянулась и устремилась вперёд, мгновенно изучая пространство впереди и ниже себя, замечая и искусно соотнося с собой наиболее крупные выступы и углы скалы. Она ударила ладонью по камню, затем ещё раз; затем начала наносить частые удары снова и снова. С каждым ударом её мускулы резко сокращались, борясь с импульсом падения.
Левой ногой женщина ударила по ближайшему каменному выступу снизу и слева, и после этого лёгкими движениями начала снова и снова отталкиваться от скалы сложенными вместе ладонями. По мере приземления, после десятка таких последовательных быстрых толчков, Даника ловко начала сворачивать влево.
Она задела носком ступни за очередной выступ и тут же перенесла вес тела на него, сгибая ногу для поглощения энергии от столкновения. Этим она не могла прекратить своего падения, но была способна чуть– чуть замедлить его: эти отталкивания от скалы хоть и с небольшим успехом, но всё же снижали его скорость.
То был путь монаха. Даника была способна пробежать вниз по стене высокого здания и приземлиться без последствий. Она уже не единожды проделывала это. Но, конечно же, высокое здание не шло ни в какое сравнение с этой скалой, имевшей более сложный склон: порой отвесный и прямой, порой менее отвесный, а порой вообще принимающий обратный уклон. Но монахиня работала, полностью сконцентрировавшись, и её мышцы отвечали на все её требования.
Следующий выступ дал ей возможность слегка затормозить падение, а узкий край скалы позволил выставить ступни и работать мышцами ног против неослабевающей силы притяжения.
После этого, находясь на полпути к земле, женщина уже была больше похожа на паука, неистово бегущего вниз по стене. Её руки и ноги бешено колотили по скале.
Что-то тёмное пролетело мимо, отчего Даника вздрогнула и чуть не потеряла концентрацию. Она узнала в этом предмете одну из тех мясистых тварей, но не стала раздумывать по поводу того, как та могла упасть.
У монахини не было на это времени, как и не было времени ни на что другое, кроме полной концентрации на поставленной задаче.
Её разум заполнял только ветер. Только ветер и очертание скалы.
Она была уже почти у самой земли, но всё ещё продолжала падать слишком быстро, чтобы выжить. Даника даже не надеялась на кувырок после падения, чтобы приглушить ужасающей силы удар. Поэтому свела ноги вместе и оттолкнулась от камней, начав вращение как раз вовремя, чтобы приземлиться на высокие сосны, которые заметила ещё сверху.
С треском она падала сквозь ветки. Сосновые иглы и щепки полетели в разные стороны. Сломанная ветка, ударив её, сорвала значительный слой кожи с бока Даники и наполовину разорвала рубаху. Но более крупная ветка, выступавшая чуть ниже, прогнувшись, не сломалась, и Даника скатилась по ней вверх ногами, ударяясь о ещё более толстые ветви, отскакивая от них и пролетая сквозь скопления зелёных иголок. Но до земли оставалось ещё около тридцати футов.
Ослеплённая болью, едва находясь в сознании, монахиня всё–таки продолжала свое вращение, выравниваясь таким образом, чтобы ноги всегда оказывались снизу.
Приземлившись, она попыталась сгруппироваться и сделала кувырок в сторону. А потом кувыркалась снова и снова, три, пять, семь раз, пока, с трудом дыша, женщина не остановилась. Вспышки боли прокатились по ногам, по сорванному боку, по плечу, которое, как уже догадалась Даника, было выбито или вывихнуто.
Она слегка повернулась посмотреть на множество кроваво–чёрных ран на теле.
И подумала, что, по крайней мере, всё выглядело не так плохо, как ожидалось. И всё же, хоть и избегнув участи быть разорванной на части монстрами, она боялась, что результат будет одним и тем же, и она не перенесёт последствий этого падения.
Холодная тьма начала окутывать монахиню.
Но Даника боролась, убеждая себя, что драколич может прийти, чтобы найти её, и напоминала самой себе, что всё ещё находится в опасности. И, даже если она каким–либо образом не умрёт от полученных при падении ран, то погибнет, когда зверь найдёт её.
Даника перевернулась на живот и приподнялась на локтях, или попыталась приподняться, потому что плечо не позволило сделать это, и волны ужасной боли захлестнули её. Тяжело дыша, она все же приподнялась на одной руке и её тут же стошнило. Её миндалевидные глаза наполнились слезами, а спазмы в области рёбер вызвали новый приступ тошноты.
Женщина говорила сама себе, что должна двигаться.
Но большего добиться не могла.
Холодная тьма вновь окружила её, и даже сильная Даника не могла сопротивляться этому.
***
Выглядывая из боковой комнаты тёмного ущелья, Кэтти-бри едва могла различить фигуры своих спутников, которые находились в другой комнате и стояли в колеблющемся свете факелов. Все они попали в ловушку и находились в явном тупике, загнанные отрезающим путь драконом и его призрачными прихвостнями. Дриззт был для них потерян, а Вульфгар, стоящий рядом с Кэтти-бри, принял на себя главный удар дыхания дракона, и страшное облако тьмы и отчаяния привело его в оцепенение, делая воина практически беспомощным.
Отчаявшись, в поисках ответа, она выглянула за дверь, молясь о том, чтобы её отец нашёл решение, которое помогло бы спасти их всех. Она не знала, что ей делать, но тут Бруенор снял свой утыканный драгоценными камнями шлем и вместо него надел старый, со сломанным рогом.
Передавая корону Реджису, он сказал:
– Охраняй мой шлем. Это корона короля Мифрил Халла, – после чего его желание стало очевидным.
Хафлинг запротестовал:
– Но она же твоя, – в голосе Реджиса явно слышался охватывающий его страх, который тут же передался Кэтти-бри.
– Нет, она не принадлежит мне ни по праву, ни по моему выбору. Мифрил Халла больше нет, Пузан Реджис. Я – Бруенор из долины Ледяного Ветра, и был им на протяжении двухсот лет, хотя в моей голове всё слишком мутно, чтобы помнить это.
Кэтти-бри едва могла услышать следующие несколько слов. Она тяжело вздохнула и отчётливо поняла, что Бруенор имел в виду. Реджис что-то спросил у него, но девушка не смогла расслышать, однако понимала, что это был тот самый вопрос, страшный ответ на который, пронзительно кричал в её собственных мыслях.
Теперь Бруенора стало видно отчётливо. Он выбежал из комнаты, направляясь прямиком к ущелью.
– Тут у меня один из твоих трюков, парень! – закричал он, глядя на маленькую боковую комнату, которая скрывала Кэтти-бри и Вульфгара. – И когда мой разум говорит прыгать на спину дракона, я ни за что не промахнусь!
Так всё и случилось. Это было откровенное заявление о самопожертвовании ради всех остальных, попавших в ловушку огромного сумрачного дракона в недрах глубоких пещер, ранее известных, как Мифрил Халл.
– Бруенор! – услышала Кэтти-бри собственный вопль, несмотря на то, что сама была едва в сознании, чтобы даже просто что-то говорить. Она оцепенела, осознавая, что вот–вот может потерять дварфа, своего любимого приёмного отца, великого Бруенора, который был силой Кэтти-бри из клана Боевых Молотов и фундаментом всей её жизни.
В тот страшный момент, когда Бруенор бросился к ущелью, всё движение мира для молодой женщины замедлилось. Он потянулся через плечо, чтобы поджечь свой плащ, под которым находился бочонок с маслом!
Дварф не замедлился и не дрогнул, когда достиг края обрыва. Высоко занеся свой топор, с полыхающей спиной, он прыгнул.
Охваченная страхом и вынужденная действовать, Кэтти-бри двинулась к краю пропасти и вместе с подбежавшим Реджисом уставилась вниз на горящего дварфа, уцепившегося за спину огромного сумрачного дракона.
Бруенор не колебался, но его поступок окончательно лишил Кэтти-бри последних сил! Она едва смогла удержаться на ногах, увидев, как умирает её отец, отдавая свою жизнь, чтобы она, Вульфгар и Реджис могли пересечь ущелье и покинуть мрачный Мифрил Халл. Она боялась, что ей ни за что не хватит сил на побег и смерть Бруенора окажется напрасной.
В этот момент Вульфгар находился возле неё; скривив лицо в отчаянии от наложенной на него магии. Он сражался с решительностью варвара долины Ледяного Ветра. Кэтти-бри не смогла понять его намерения, когда Вульфгар высоко поднял свой боевой молот и швырнул его вниз в дракона.
– Ты сума сошёл? – закричала она, ухватившись за варвара.
– Бери свой лук, – сказал он ей, это снова был Вульфгар, освободившийся от коварного заклятия дракона. – Если хочешь быть настоящим другом Бруенору, не дай ему погибнуть напрасно!
Настоящим другом? Слова больно ранили Кэтти-бри, колко напоминая, что она была дварфу намного больше, чем друг,– он был её отцом, якорем в её жизни.
Но она знала, что Вульфгар был прав. Дрожащими руками женщина подобрала лук и сквозь выступающие слёзы прицелилась.
Она не могла помочь Бруенору. Она не могла спасти его от выбора, который он сделал – от выбора, который, возможно, спас их троих. Это был самый сильный выстрел, какой ей только доводилось делать, выстрел ради Бруенора.
Сияющая серебряная стрела, посланная Тулмарилом, вспышкой молнии осветила влажные глаза Кэтти-бри.
***
Кто–то схватил её и свёл руки по бокам. Девушка услышала, как в отдалении кто–то шептался, но не могла разобрать слов, как не и могла увидеть того, чьи руки почувствовала на себе.
По их нежности, силе и изящности она узнала Дриззта. Но Дриззт был для неё потерян, как и для всех них. В этом не было смысла. А теперь и Бруенор….
Но вот ущелье исчезло, исчез дракон, её отец, исчез весь мир, вытесненный землёй и бурым туманом с ползающими в нём призрачными тварями, которые приближались к ней, скребя когтями.
Они не могли ни дотянуться до неё, ни причинить вреда, но Кэтти-бри не видела в этой пустоте ничего обнадёживающего. Она не чувствовала ничего, и ничего не замечала, кроме уродливых, мерзких существ, ползающих по неизвестной ей земле.
В месте, где она была абсолютно одинока.
И что хуже всего, узкая и расплывчатая линия разделения миров на две реальности вызывала чувство полнейшей иллюзорности, которое отбирало у Кэтти-бри нечто, даже более личное и близкое, чем её друзья с привычным окружением. Она пыталась сопротивляться, старалась сосредоточиться на ощущении охватывающих её сильных рук – а это должен быть Дриззт! – но уже осознавала, что больше не может ощущать их прикосновение, даже если они всё ещё её держали.
Образы стали расплываться. Два мира состязались друг с другом, отдаваясь в её голове какофонией несвязных звуков, столкновением двух реальностей, из которых не было пути для побега.
Она падала в своём сознании, пытаясь держаться за воспоминания, за свою реальность, за свою индивидуальность.
Но вокруг не было ничего, за что можно было бы ухватиться, никакой существенной опоры, которая напоминала бы Кэтти-бри о чём–либо, в особенности о ней самой.
У девушки не осталось ни одной здравой мысли, ни одного ясного воспоминания. Она перестала осознавать себя. Она была настолько потерянной, что даже не осознавала этого.
***
Пятно оранжевого света коснулось закрытого века Даники, прорезая охватившую её чувства тьму. Устало она приоткрыла один глаз и встретила рассвет: сверкающая сфера показалась на востоке, являя свой дугообразный изгиб между двумя горами. Даника было подумала, что те две далёкие горы специально направляли лучи света прямиком на неё, чтобы разбудить.
События предыдущего дня прокручивались в голове, и она не могла понять, где заканчивались сны, и начиналась ужасная реальность.
Или всё это был только сон?
Тогда почему она лежала в каньоне возле огромной скалы?
Женщина снова медленно восстановила в памяти всё произошедшее, и тьма, наконец, отступила.
Она опять попыталась приподнялась на локтях, и снова волна ужасной боли в плече бросила её на землю. Морщась от боли, она крепко зажмурилась, вспоминая полёт, падение сквозь деревья, затем мысленно вернулась к тому месту на вершине скалы, в логово драколича.
Айвен был мёртв.
Груз воспоминаний тяжело лёг на плечи Даники. Она вновь услышала топот драколича и ещё раз увидела разлетающиеся по пещере куски плоти. Она вспоминала те моменты, когда видела с детьми Айвена, их обожаемого дядю, который, в отличие от своего мягкосердечного брата Пайкела, делился с ними своей мудростью, проявляющейся в строгих и отточенных уроках.
«Пайкел», – прошептала Даника в траву, сокрушаясь при мысли о том, как скажет ему об Айвене.
Упоминание о Пайкеле заставило её мысли броситься обратно к детям, которые были где–то там далеко, с дварфом.
Она открыла глаза – уже был виден нижний край солнца, утро вступало в свои права.
Дети были в беде. Эта мысль была неотвратима. Они тоже были в опасности, угроза уже могла настигнуть их, и Даника не могла принять этого.
С вызывающим рычанием монахиня оттолкнулась одной рукой и подогнула ноги под себя, подбрасывая тело вверх и вставая на колени. Её левая рука безвольно висела, вывернутая под неестественным углом. Из–за боли она не могла повернуть голову и посмотреть на своё плечо, но осознавала, что и оно было смещено.
Так не пойдёт.
Даника изучила местность вокруг и заметила выступающий из скалы камень. Решительно кивнув, она вскочила на ноги, и, не дожидаясь, пока боль остановит её, рванулась в сторону стены, подпрыгнула в воздух и, приземляясь, развернулась, задней стороной раненного плеча швыряя себя на камень.
Она услышала громкий хруст, понимая, что это было предвестником тошноты. И в самом деле, волны боли удвоились, вызывая рвоту.
Но теперь она могла видеть своё выравненное плечо, а боль быстро затихала. Она даже могла снова шевелить рукой, хотя и самое незначительное движение отдавалось сильной болью.
Облокотившись о скалу, она ещё немного постояла, пытаясь уйти в себя и найти там спокойствие, вопреки неистовому бушующему шторму, разносящемуся по израненному телу.
Когда она, наконец, открыла глаза, то сначала сфокусировалась на упавшем неподалёку, расплющенном и размозжённом о землю монстре. Женщина обернулась и посмотрела вверх на скалу, думая о драколиче и о том, что теперь нужно было предпринять, чтобы предупредить тех, кто поможет ей уничтожить тварь.
Влекомая материнским инстинктом, она посмотрела на юг, в направлении Кэррадуна, где находились её дети и куда она отчаянно хотела направиться. Но сосредоточилась на не столь отдалённой области на юге, пытаясь представить себе долину в такой пропорции, чтобы понять, где находилась дорога, ведущая на север и юг, к храму Парящего Духа.
Даника кивнула, осознавая, что ей не придется преодолевать горную гряду, чтобы найти дорогу. Чётко уверенная в своём местонахождении, она двинулась в путь на неустойчивых ногах. И лодыжка, казалось, могла подвернуться в любой момент.
Вскоре монахиня уже облокачивалась на трость, превозмогая боль и прокладывая путь домой. Дорога оказалась намного круче, чем та, что вела из Кэррадуна, и у Даники появилась вздорная идея продолжить свой путь, огибая весь портовый город, чтобы использовать более проходимую дорогу.
Она не могла не усмехнуться такому хилому оправданию. В этом случае она потеряет день и даже больше, для того, чтобы использовать тот маршрут. День, которого не было в запасе у Кэддерли и остальных.
Немногим позднее, когда солнце было уже в зените, она вышла на дорогу, ведущую с севера на юг. Мокрая от пота одежда прилипала к телу. Она снова посмотрела на юго–восток, в сторону невидимого Кэррадуна и подумала о своих детях. Закрыв глаза, Даника повернулась на юг, затем посмотрела на дорогу, ведущую домой. Дорогу, которую нужно было преодолеть ради всех них.
Она вспомнила, что путь был довольно ровным на протяжении четверти мили, но потом сменялся тягостным подъёмом, ведущим к Снежным Хлопьям. Даника была просто обязана преодолеть этот подъём. Это был её долг, а не выбор. Кэддерли должен обо всём узнать.
Это означало, что дорога займёт всю ночь. Она пустилась в путь, шагая медленно, практически волоча одну из ступней, тяжело опираясь правой рукой на трость. Да ещё и вторая рука плетью висела с другого бока. Каждый шаг болью отдавался в раненном плече, поэтому Даника остановилась, оторвала кусок от её и так уже оборванной рубахи, приспосабливая импровизированную повязку.
С решительным вздохом женщина снова двинулась в путь уже чуть быстрее, но силы её быстро убывали.
Она потеряла счёт времени, но заметила, что тени вокруг начали удлиняться. Затем женщина что-то услышала. Кто–то или что-то – наездник или повозка – приближались сзади. Даника свернула с тропы и нырнула в кусты за скалой, ползком передвигаясь к месту, откуда она могла бы видеть дорогу. Она сильно прикусила нижнюю губу, чтобы не застонать от боли, но вскоре совсем забыла о ней, как только вызвавший её любопытство объект показался в поле зрения.
Первое, что она увидела, оказалось лошадью, скелетообразным чёрным зверем, вокруг копыт которого пылал огонь. Жеребец фыркал, выпуская дым из своих расширяющихся ноздрей. Это был адский конь, Кошмар, и когда Даника увидела наездника – или, точнее, его огромную шляпу с широкими полями, увенчанную перьями, и эбенового цвета кожу – она вспомнила его.
– Джарлаксл? – прошептала она. Но её удивление выросло ещё больше, когда она увидела сидящего рядом с наёмником другого тёмного эльфа, которого Даника тоже несомненно узнала.
Мысль об этом мошеннике Джарлаксле, скачущем рука об руку с Дриззтом До’Урденом застигла Данику врасплох ещё больше. Как такое возможно?
И что это могло означать для неё и Кэддерли?
По мере приближения повозки она разглядела поверх её спинки ещё пару голов. Очевидно дварфы. Визг в стороне отвлёк её внимание на третьего дварфа, скачущего на кабане, выглядевшем так, будто он тоже относился к нижним уровням, как и тянущий рядом повозку Кошмар.
Даника убеждала себя, что это не может быть Дриззт До’Урден, и подумала о том, что было бы совсем неудивительно, если бы именно Джарлаксл стоял за всеми бедами, обрушившимися на Алказар. Мысленно она снова и снова говорила себе, что не может рисковать, выходя к ним, в то время как повозка, подскакивая, приближалась к месту её укрытия.
Фургон находился уже почти в десяти футах – Кошмар, выдыхая пламя, мчался по дороге, выбивая дробь своими огненными копытами – когда, не смотря на все существенные доводы, отчаявшаяся женщина инстинктивно осознала, что выбора не было. Она привстала на коленях и крикнула, прося о помощи.
– Леди Даника! – воскликнул Джарлаксл, одновременно с Дриззтом произнося её имя.
Дроу вместе спрыгнули на землю и подбежали к ней с двух сторон. Вдвоём они нежно и бережно поддерживали её, глядя друг на друга, озадаченные тем, что же могло так покалечить могущественного воина–монахиню.
– Что там у тебя, эльф? – спросил один из дварфов, поднимаясь на спинку повозки. – Девчонка Кэддерли?
– Леди Даника, – объяснил Дриззт.
– Вы должны… – выдохнула женщина. – Вы должны отвезти меня к Кэддерли. Я обязана предупредить его…
Её голос умолк, и сознание покинуло Данику.
– Отвезём, – пообещал Дриззт. – Теперь отдыхай.
***
Дриззт.
С глубокой озабоченностью на лице Дриззт посмотрел на Джарлаксла. Он не был уверен, перенесёт ли Даника дорогу.
– У меня есть снадобья, – обнадёжил Джарлаксл без особой уверенности в голосе, на которую рассчитывал Дриззт. Да и кто мог быть уверенным в том, какие последствия могли принести снадобья в этот период неконтролируемой магии?
Они уложили Данику как можно удобнее в задней части повозки рядом с Кэтти-бри, которая сидела, опершись спиной о стенку и по– прежнему не осознавала ничего вокруг. Джарлаксл остался рядом с монахиней и ложкой вливал в её рот целебное зелье, в то время как Бруенор управлял Кошмаром, подгоняя его, насколько это только было возможно. Дриззт с Пвентом бежали в стороне, опасаясь того, что существо, которое покалечило Данику, могло быть где–нибудь рядом. По просьбе Джарлаксла Атрогейт со своим адским хряком тоже мчались неподалёку, чуть впереди Кошмара.
– Склон становится круче, – предупредил Бруенор немного позднее. – Твоей лошадке это не нравится.
– Мулы уже отдохнули, – ответил Джарлаксл. – Едем еще сколько сможем, потом вновь запряжём их.
– К тому времени опустится ночь.
– Вероятно, но нам всё равно нужно будет продолжить путь.
Бруенор не хотел соглашаться с ним, но, не смотря на это, заметил, что кивает с одобрением.
– Эльф? – спросил дварф, глядя на приближающегося Дриззта, выбежавшего из густого кустарника на край дороги.
– Ничего, – ответил Дриззт. – Я не заметил признаков присутствия монстров, как и следов, оставленных Даникой.
– Что ж, это неплохо, – сказал Бруенор. Он потянулся к Дриззту и, схватив его за пояс, помог тому забраться в повозку.
– Дыхание у неё ровное, – сказал Дриззт, и Джарлаксл кивнул.
– Снадобья помогли, – сказал Джарлаксл. – В некоторой мере магия ещё предсказуема.
– Ба! Но она ещё ни слова не промолвила, – сказал Бруенор.
–Я погрузил её в транс, – объяснил Джарлаксл. – Это для её же блага. Простенькое заклинание, – доверительно прибавил он, когда увидел подозрение в глазах Дриззта и Бруенора. Он вытащил из своего облачения подвеску со свисающим рубином, необыкновенно схожим с тем, что носил Реджис.
– Эй, это что ещё! – воскликнул Бруенор, резко натягивая вожжи и останавливая повозку.
– Это не рубин Реджиса, – заверил его Джарлаксл.
– Он был у тебя в Лускане, – вспомнил Дриззт.
– Временно, – сказал Джарлаксл. – Достаточно для того, чтобы мои мастера сделали точную копию. Глядя на уставившихся с неодобрением на него Дриззта с Бруенором, он просто пожал плечами и добавил:
– Это то, чем я занимаюсь.
Бруенор с Дриззтом посмотрели друг на друга и только вздохнули.
– Я ничего не крал у него, хотя мог бы проделать это с лёгкостью, – запротестовал Джарлаксл. – Я не убил ни его, ни тебя, хотя мог бы…
– Проделать это с лёгкостью, – Дриззт вынужден был согласиться.
– Когда ты сможешь освободить её от транса? – спросил Дриззт.
Джарлаксл опустил взгляд на Данику, казавшуюся в тот момент более чем спокойной, и хотел было сказать «Скоро», но слова не успели сорваться с его языка. Рука Даники выстрелила вверх, хватая цепь, на которой висела красная подвеска. Изогнувшись в резком развороте, что со стороны выглядело так утончённо и просто, она вскочила с кровати, обернув цепь вокруг шеи вздрогнувшего Джарлаксла, и натянула её у него за спиной, удерживая дроу в поразительном удушающем захвате.
– Тебе говорили, чтобы ты больше никогда не возвращался, Джарлаксл Бэнр, – сказала Даника ему в ухо, находясь позади тёмного эльфа.
– Твоя благодарность поражает меня, леди, – с трудом проговорил дроу ей в ответ.
Он весь напрягся, когда Даника потянула за цепь.
– Протяни–ка свои руки ещё поближе к оружию, дроу, – вкрадчиво сказала она. – Я могу сломать твою шею также легко, как сухую ветку.
– Немного не поможешь? – прошептал Джарлаксл Дриззту.
– Даника, отпусти его, – сказал Дриззт. – Он нам не враг. Не сейчас.
Даника слегка ослабила хватку и скептически посмотрела сначала на следопыта, затем на Бруенора.
Дриззт толкнул локтем безмолвного дварфа.
– Рад наконец увидеть тебя, леди Даника, – сказал Бруенор. – Король Бруенор к твоим усл… – Дриззт снова пихнул его.
– Ах, да, отпусти этого крысёныша, – попросил он её. – Это Джарлаксл дал тебе зелья, которые спасли твою шкуру, к тому же он помогает мне с моей дочкой.
Даника перевела взгляд с одного на другого, затем посмотрела на Кэтти-бри.
– Что с ней случилось? – спросила она, отпуская Джарлаксла, который тут же отодвинулся от неё подальше.
– Никогда не думал, что увижу, что Джарлаксла возможно так просто поймать, – заметил Дриззт.
– Разделяю твоё изумление, – согласился наёмник.
Дриззт улыбнулся, наслаждаясь моментом. Затем перемахнул через край повозки, и, миновав Джарлаксла, подошёл к Данике, которая стояла, прислонившись к заднему борту.
– Больше не стану недооценивать её, – тихо пообещал себе Джарлаксл.
– Вы должны доставить меня к храму Парящего Духа, – сказала Даника, и Дриззт кивнул.
– Туда мы и держим путь, – объяснил он. – Кэтти-бри была ранена разрушающимся Плетением – чем–то вроде голубого пламени. Похоже, она заточена в своём собственном сознании, в тёмном месте со множеством ползающих тварей.
Даника оживилась после этого описания.
– Ты видела их? – подметил Джарлаксл.
– С длинными руками, короткими ногами – практически безногие – твари с серой кожей атаковали храм Парящего духа прошлой ночью, – объяснила она. –Я была в разведке..
Она умолкла и сделала глубокий вздох.
– Айвен Валуноплечий мёртв, – добавила женщина. Бруенор что-то воскликнул, а Дриззт вздрогнул. За стеной повозки скорбно простонал Тибблдорф Пвент.