Ансельмо напряг лоб и вопросительно взглянул на своего господина.
– Вы думаете…
– До сих пор самую большую опасность для него представляла Джованна. Но сейчас ее нет, и она не может ничего рассказать. Зато есть другая женщина, умная, уверенная в себе, любительница покопаться в чужих тайнах. Боюсь, он не долго будет мириться с таким положением. – Козимо задумался. – Синьорина Анна в серьезной опасности. Нам надо всеми силами стараться не выпускать ее из виду. Многого мы не можем сделать, поскольку она нам не доверяет. Мы должны если не нарушить, то хотя бы основательно осложнить его гнусные планы. Если он заметит, что за ним следят, то будет предельно осторожен. – Козимо нагнулся к очагу и посмотрел на огонь. Он чувствовал его тепло на своем лице, но даже огонь не мог согреть его тело. – Хотел бы я узнать, как он убил Джованну.
– Вы же прочли столько книг!
– Да, Ансельмо, – растягивая слова, ответил Козимо. – И не по одному разу. Я прочел все, что написано о ядах, но не нашел ни одной зацепки, чтобы определить яд, которым он отравил Джованну. Этот негодяй умнее и изощреннее, чем мы о нем думали.
ГЛАВА 6
Закадычный друг
– Джулиано! Ты меня слышишь? – крикнула Анна. Ее голос срывался. В то время как она, волнуясь и нервничая, расхаживала по комнате, пытаясь убедить Джулиано, что со стороны его кузена Козимо грозит смертельная опасность, тот спокойно сидел в кресле и только улыбался, будто речь шла о ее новом платье.
– Разумеется, я тебя слышу, любимая. Я всегда тебя слушаю. Мне нравится твой голос.
– Джулиано, – настойчиво взывала Анна, закатывая глаза и заламывая руки. Джулиано сводил ее с ума своим хладнокровием. Понимает ли он, что она пытается ему внушить? А ведь шла уже вторая половина марта. Во Флоренции наступила весна. Близилось 26 апреля. – Ты должен наконец меня выслушать…
– Иди ко мне, дорогая, – сказал он, беря ее за руку и привлекая к себе на колени, но Анна упиралась. В ее голове билась только одна мысль: как предотвратить грозящее злодейство? Она еще не знала имен всех заговорщиков, но одно имя – человека, стоящего во главе заговора, – было ей хорошо известно. Это был Козимо. Джулиано ничего не желал слышать.
Несколько минут они боролись друг с другом, пока Анна наконец не сдалась. Джулиано превосходил ее в силе, а она, не будем забывать, находясь на пятом месяце беременности, быстро уставала.
– Почему это так тебя беспокоит? – тихо спросил он, нежно убирая прядь волос с ее лица. Она уже собралась что‑то возразить ему, но он приложил палец к ее губам. – Почему бы тебе не направить все мысли и усилия на наше дитя?
– Потому что Козимо хочет убить тебя, Джулиано. Неужели ты этого не понимаешь?
– Анна, помнишь, что тебе сказал врач? Тебе нельзя волноваться…
Анна тяжело вздохнула. Это она слышала уже тысячу раз. Все они – Джулиано, Лоренцо, Клариче и Матильда – не устают повторять, что женщина, ожидая ребенка, часто путает сон с явью. И все опасения Анны они объясняли ее «интересным положением».
– Я не волнуюсь, Джулиано, – упрямо повторяла она. – Я тебе все сказала. Козимо хочет тебя убить и…
Джулиано нетерпеливо вздохнул и озабоченно посмотрел на Анну.
– Хорошо, пусть будет по‑твоему. Но ответь мне, зачем Козимо убивать меня?
– Джулиано, он тебя ненавидит. Он ненавидит Лоренцо, он ненавидит Пацци. Он ненавидит всю Флоренцию. Если он убьет тебя, ты больше не будешь стоять у него на пути. Лоренцо потеряет человека, которого любит больше жизни, а семью Пацци обвинят в преступлении и изгонят из города.
– Ты нарисовала страшную картину, – сказал Джулиано, и лицо его стало серьезным. Но Анна не могла избавиться от ощущения, что он потешается над ее глупостью. – А как ты додумалась до этого?
– Я… я… – покраснев, забормотала Анна. Она понимала, что ее слова звучат неубедительно. С каким бы удовольствием она рассказала ему всю правду, но не могла. Она и так рисковала, посвятив Джакомо в историю с балом у Козимо, с эликсиром, с ее «путешествием» в XV век. К счастью, он ей не поверил и даже посоветовал никому не рассказывать об этом. По всей Италии пылали костры инквизиции, и Джакомо якобы боялся за ее безопасность. Поэтому он и взял с нее обещание – никогда, ни при каких обстоятельствах, не упоминать его имени. И она держала слово.
– Просто я это знаю.
– Ах, знаешь? – со смехом переспросил Джулиано. Он смеялся так искренне, что Анна чуть не соскользнула с его коленей. – Извини, дорогая, но это просто смешно.
– Это совсем не смешно! – Анна готова была выть от ярости и отчаяния. Оставалось так мало времени. Пройдет несколько недель, и будет слишком поздно. Но он не слышал ее.
– Любимая, – нежно сказал он, гладя ее по лицу. – Поверь мне, ты совершенно напрасно обо мне беспокоишься. Козимо не такой плохой человек. Да, он подтрунивает надо мной и Лоренцо, высмеивает многих других флорентийцев, но он никогда не допустит, чтобы хоть один волос упал с моей головы или с головы Лоренцо. Он всегда останется Медичи. Он горд этим именем, несмотря ни на что. Поверь мне. Я знаю его лучше, чем ты.
– Но…
– Дорогая моя, в начале мая я поведу тебя к алтарю в Санта Мария дель Фьоре, где мы перед Богом и гражданами Флоренции заключим наш священный союз – как муж и жена, а потом проведем несколько счастливых дней в имении дяди в Пассиньяно. Скоро у нас родится дитя. А пока прошу тебя забыть свои страхи и думать только о нашем будущем ребенке.
Анна в отчаянии тряхнула головой. Все было бесполезно. Джулиано – такой же упрямец, как Лоренцо и Клариче. Когда Анна рассказала ей о предстоящем покушении на Джулиано, Клариче внимательно выслушала ее, но восприняла ее слова как блеф беременной истерички. Как же ей достучаться до Джулиано, как убедить, что ему грозит смертельная опасность, что сделать, чтобы он ей поверил? Ясно одно. Ему нельзя идти в собор 26 апреля – ни при каких обстоятельствах. А это… – Тут ей в голову пришла одна мысль.
– Джулиано, а нельзя ли пожениться раньше задуманного срока? Скажем, 20 апреля? А потом уедем в Пассиньяно.
– Сожалею, но это невозможно, – с улыбкой сказал Джулиано и поцеловал ее в лоб. – Мы поженимся 8 мая, как и собирались. Я настаиваю на этом числе, чтобы доказать тебе, насколько необоснованны твои страхи. А сейчас не желаю ничего слышать. Наш ребенок совсем не хочет, чтобы его мать все время думала об этих ужасах.
Анна вздохнула, свесив на грудь голову. Джулиано неумолим. Она не в силах убедить его в том, насколько серьезная угроза нависла над ним. У нее не было никаких доказательств. Если бы было письмо, написанное рукой Козимо в адрес одного из заговорщиков, или тот злополучный дневник, о котором говорила Джованна. Но она не могла ничего предъявить. Джакомо де Пацци вел себя как преданный друг и верный союзник. В последнее время Анна часто бывала у него. Он рассказал ей, что удалось выяснить слуге, которого он внедрил в дом Козимо. Выяснилось, что тот подслушал разговор между Козимо и Ансельмо, а также между кардиналом и купцом из Сиены.
Сиена испокон веков враждовала с Флоренцией. Но это были только слова. Джакомо переживал, что, несмотря на все усилия, не может вывести на чистую воду убийцу своей сестры. Оба они много знали, но доказать ничего не могли. Наверное, Джулиано поверит ей только тогда, когда будет слишком поздно, когда он будет истекать кровью на ступенях перед алтарем собора с кинжалом в груди.
Глубокой ночью Анна тайком выскользнула из дома. Ее никто не видел. Слуги спали мертвым сном. Даже Матильда, которая обычно следила за каждым ее шагом и мимо которой не прошмыгнет мышь, мирно похрапывала в своей каморке. Анна вышла через заднюю дверь и под покровом темноты узкими улочками и задворками через несколько минут уже была в доме Пацци. Слуга немедленно впустил ее в дом. И вот она уже в кабинете Джакомо де Пацци устроилась в кресле перед камином. В последнее время она зачастила сюда. Она могла появиться здесь и днем, и поздно вечером, и даже ночью, так что ее появление не было сюрпризом для слуг. Часто и сам Джакомо посылал к ней гонца, прося о встрече.
Сегодня Анна явилась без приглашения. Она не могла найти себе места, боясь за Джулиано, не могла уснуть, ворочалась в постели, думая о неизбежной катастрофе. Ей необходимо было поговорить с человеком, который бы понял ее, который, как и она, знал всю правду. Словом, Анне нужен был настоящий друг.
Уже находясь в спокойной обстановке, в полумраке кабинета Пацци, Анна быстро пришла в себя: руки перестали дрожать, пульс успокоился, и она могла нормально дышать. Джакомо молча сидел в кресле напротив нее. Если он и был раздражен ее ночным вторжением, то вида не подал. Он не торопил ее, ждал, когда она соберется с мыслями.
– Спасибо за вашу доброту, синьор Джакомо, – наконец проговорила Анна. – Понимаю, что в столь поздний час врываться в чужой дом не совсем прилично. Но я должна срочно с вами поговорить. Я пыталась рассказать Джулиано о грозящем ему покушении, и… спасибо, что вы всегда готовы выслушать меня. Если бы не вы, я, наверное, сошла бы с ума.
– Вам не за что меня благодарить, синьорина Анна, – приветливо улыбаясь, сказал Джакомо. – Вы знаете, что вам всегда рады в этом доме, независимо от времени суток. Извините, что ничем не могу угостить вас. К сожалению, кухарка уже спит. – Он пожал плечами. – Осталось немного печенья. – Он достал из шкафа тарелку с несколькими круглыми светло‑коричневыми шариками и протянул ей. – Угощайтесь, синьорина Анна, это вкусное печенье. Его очень любила Джованна.
Но Анна отказалась. При упоминании о бедной Джованне ей стало дурно.
– Спасибо, я не голодна.
– Ну, что же, – сказал он, поставив тарелку на столик. – Не буду настаивать. Если захотите, можете взять. Итак, вы сегодня говорили с Джулиано о покушении на него? И что он вам ответил?
Анна горько усмехнулась.
– Вы не догадываетесь? Примерно то же, что и Лоренцо с Клариче, – я не должна попусту волноваться, а думать только о ребенке, слушать советы врача, много спать, пить теплое молоко и так далее и тому подобное. Синьор Джакомо, они мне не верят, считают меня истеричкой. Но я‑то знаю… Мы с вами знаем…
Из глаз Анны полились слезы, и она зарыдала.
– Я понимаю вашу тревогу, синьорина Анна, – сказал Джакомо, ласково потрепав ее по руке. – Мы с вами знаем правду и знаем, что собой представляет Козимо, что он замышляет. Вы говорите, что ваши страхи считают полным бредом? Но постарайтесь и вы понять их. Лоренцо и Джулиано живут по другим законам, нежели остальные люди. Флоренция, так сказать, их собственность. Разумеется, они чувствуют себя здесь в полной безопасности и даже вообразить не могут, что кто‑то из флорентийцев способен причинить им вред, – ну разве что облегчить на пару дукатов их кошельки. Кроме того, Козимо их родственник, их плоть и кровь. Поэтому им проще думать, что вы впали в истерику, как это часто бывает с женщинами в вашем положении, чем поверить, что член их почтенного семейства посмеет совершить такое преступление. – Джакомо тяжело вздохнул. – Знаю, вам трудно осознать это, но я боюсь, что в доме Медичи вы не встретите понимания.
– Вы меня предупреждали, синьор Джакомо, помните? Во время нашей последней встречи, два дня тому назад, вы мне сказали, чтобы я ничего не рассказывала Джулиано. И вы оказались правы. Я добилась обратного результата.
Джакомо задумчиво кивнул.
– Да, я это предвидел.
– Но я должна была предпринять эту попытку. Если я буду сидеть сложа руки, Джулиано умрет, – сказала Анна, заливаясь слезами. – Что же мне делать?
– Что‑нибудь придумаем, – ответил Джакомо, положив руку ей на плечо. – Мы вместе что‑нибудь придумаем.
Но Анна его уже не слышала.
– Во что бы то ни стало я должна отговорить Джулиано идти 26 апреля на мессу в собор. Не знаю как, но обязательно должна. Пусть даже мне придется запереть его или дать накануне слабительное.
– Не вешайте голову, синьорина Анна. Господь укажет нам путь, как достигнуть цели. До сих пор Он был милостив ко мне. Завтра снова все обсудим. Что, если нам завтра вместе пообедать? Может быть, кому‑нибудь из нас в голову придет спасительная мысль?
– Да, это было бы…
– Простите, синьорина Анна, я вспомнил, что в обед я не смогу – у меня важный деловой разговор. Давайте встретимся за ужином. Вы можете прийти ко мне вечером?
– Мне все равно, – сказала Анна. – Я готова на все, лишь бы спасти жизнь Джулиано.
– Успокойтесь, синьорина Анна. А теперь ступайте домой и отдохните. А завтра я пришлю за вами карету.
– Не знаю, как и благодарить вас, синьор Джакомо, за вашу дружбу и доброту, – сказала Анна и на прощание схватила его руку. Она вспомнила, как в первый раз почувствовала отвращение от прикосновения его влажных и мягких рук, но теперь ей было все равно, какие у него руки. Главное, что у него доброе сердце и он готов ей помочь. – Еще раз извините, что нарушила ваш сон.
Джакомо покачал головой и проводил ее до двери.
– Сказать кучеру, чтобы отвез вас домой? – спросил он, открывая Анне дверь.
– Нет, благодарю. Сегодня спокойная ночь, небо ясное, и до дома недалеко. Я знаю, не принято, чтобы женщина ходила ночью пешком, но небольшая прогулка на свежем воздухе мне не помешает. Зато буду крепко спать. Доброй ночи!
Едва за ней закрылась дверь, Анна накинула капюшон и направилась домой.
Козимо, устроившись в удобном кресле, сидел в своей библиотеке и размышлял. Каминные часы, один из немногих экземпляров, которые можно было увидеть во флорентийском доме, показывали два часа ночи – весьма нехарактерное время для бодрствования – во всяком случае, для большинства добропорядочных граждан Флоренции.
Погруженный в мысли, Козимо вертел в руках массивный кубок из драгоценного шлифованного хрусталя. Красное вино искрилось в кубке, окрашивая руки в пурпурный цвет, невольно напоминавший об эликсире вечности, – цвет крови. Не судьба ли подавала ему знак?
– Ты следовал за ней до конца? – спросил он Ансельмо, который сидел рядом в кресле, тоже с бокалом в руках, и потихоньку отхлебывал вино. Он только что вернулся со своего «ночного дозора».
– Да, господин.
– Ты уверен, что это была именно она?
– Да, господин.
– Совершенно уверен?
– Да, господин.
Ансельмо отвечал спокойно и терпеливо, несмотря на то что Козимо многократно задавал один и тот же вопрос.
– Ты видел ее лицо?
– Нет, господин. На ней был плащ с большим капюшоном. Она шла не по главным улицам, а пробиралась переулками, по задворкам; там, как вы знаете, фонарей нет. Но я уверен, что это была она. Я уже изучил ее походку, запах одежды, ее дыхание. Я слышал, как она прощалась с Джакомо де Пацци, и шел за ней до самого дома вашего кузена Джулиано. В общем…
Козимо задумчиво качал головой.
– Не понимаю, что ей понадобилось ночью в доме Пацци? Она не из тех дам, которые ищут ночных приключений с мужчинами. Она любит Джулиано. Не понимаю, не возьму в толк, что она потеряла в доме Пацци.
– Да, господин, ничем не могу помочь. К сожалению, мои уши не способны слышать через стены и окна. Если бы в доме Пацци был наш человек, шпион, тогда другое дело. Ни для кого не секрет, что вся дворня подслушивает своих господ.
– Ну ты и голова, Ансельмо! – сказал Козимо, и его глаза загорелись. Его осенила идея – настолько простая, что он сам удивился, почему это раньше не пришло ему в голову.
– Спасибо за похвалу, господин, – улыбаясь, проговорил Ансельмо и поклонился. – Даже не знаю, как…
– Ты прав, нам нужен союзник, Ансельмо. Свой человек в доме Пацци. И ты мне его добудешь.
– Я? – От неожиданности Ансельмо выпучил глаза.
– Да. Ты молодой и привлекательный мужчина. У тебя шарм, перед которым не могут устоять женщины, как я заметил на торжестве у Лоренцо. А в доме Джакомо полно женщин и девиц: служанок, горничных, кухарок и т. д. Тебе надо постараться, чтобы одна из них втрескалась в тебя.
– Козимо, мой господин, все что угодно – только не это. Вы не можете это требовать от меня, – сказал Ансельмо, брезгливо скривив физиономию. – Вы когда‑нибудь видели этих, с позволения сказать, женщин? На празднике вашего кузена Лоренцо присутствовали две горничных – Джованны и донны Лючии. У меня было достаточно времени, чтобы внимательно рассмотреть всех. Злейшему врагу не пожелал бы иметь с ними дело. Все бледные и худые. У них там все ходят как полуживые – и не только девицы, но и все слуги, даже кучер. Что‑то в их лицах напоминает мне того кривомордого нищего, который живет под Старым мостом и ловит крыс себе на ужин. Вот что я вам скажу, Козимо, мой господин, – у меня мороз по коже, когда представлю… Они же там все тронутые, как их…
– Ты хочешь сказать, как Джованна? – Козимо наклонил голову вбок, задумчиво покусывая нижнюю губу. – Ты мне подал интересную мысль, Ансельмо. А насчет призраков ты, пожалуй, прав: в доме Пацци живут одни призраки – донна Лючия, покойная Джованна, слуги. Все бледные, как смерть. Все. За исключением Джакомо. Он единственный, кто выглядит как огурчик: свежий, здоровый, с горящими глазами, не озирается по сторонам, будто за ним гонится куча чертей. Вот я и спрашиваю тебя: в чем же тут дело?
– Возможно, дело в том, что на доме Пацци лежит проклятие? – спросил Ансельмо и быстро перекрестился.
– Нет, думаю, здесь другая, более земная причина. И с твоей помощью мы это выясним. – блуждающий взгляд Козимо остановимся на лице слуги.
– Так‑то оно так, господин, но…
– Завтра сразу же после восхода солнца ты отправишься туда и провернешь одно дельце. Ну ты понимаешь – завяжешь шашни с какой‑нибудь из служанок.
– Но…
– Дом у них большой, хозяйство немалое, кого‑нибудь да подберешь. Выбери самую хорошенькую.
– Оно, конечно, так, господин, но…
Козимо поднял руку и жестом заставил слугу замолчать.
– Это приказ, Ансельмо. И никаких возражений!
Ансельмо глубоко втянул воздух. У него был вид, будто его заставляют проглотить жабу. Наконец он кивнул – в знак согласия.
– Хорошо, господин. Если вы настаиваете, я сделаю все, как вы пожелаете. Но мне это будет нелегко.
Следующий день для Анны превратился в сплошную муку. Несмотря на то что вчера она легла в постель далеко за полночь, уже ранним утром поднялась, быстро оделась и в тревоге стала расхаживать по комнате взад‑вперед. Она садилась к окну, глядела в него, вставала, шла к двери, потом опять к окну, пытаясь взяться за вышивание, бросала, снова вставала, шла к комоду и… Она металась, как зверь в клетке. В голове была одна мысль: как убедить Джулиано остаться 26 апреля дома? Ничего подходящего не приходило в голову, если не считать слабительного. Но в этом случае ее. могли принять за отравительницу. И как подмешать в еду порошок? Нет, это не выход. Оставалась одна надежда – на Джакомо. До встречи с ним было несколько часов. День тянулся целую вечность. Казалось, солнце никогда не закатится. Наконец тени стали длиннее, до ее слуха донеслись звуки колес и топот копыт. В дверь постучали.
Не успела Матильда дойти до ее комнаты, как Анна уже спешила ей навстречу.
– Иду, иду, – крикнула она старой служанке. – Не знаю, когда вернусь, – на ходу бросила она. – Передай Джулиано, чтобы не ждал меня.
Анна устроилась на жестком сиденье кареты. Наконец‑то! Они с Джакомо выработают план действий – как предотвратить покушение на Джулиано. Но когда Анна переступила порог дома Пацци, надежду сменило разочарование. Вместо того чтобы сразу же приступить к делу, как она ожидала, Джакомо кивнул ей, прося подождать.
– Понимаю ваше нетерпение, синьорина Анна, – сказал он, сделав поклон, – но прошу понять и меня. Сегодня был очень трудный день – я должен был принять тяжелое для меня решение. Позвольте мне сначала прийти в себя, а потом я полностью в вашем распоряжении. Давайте немного перекусим и поболтаем о других вещах, а потом поговорим о Джулиано.
Джакомо действительно выглядел ужасно: темные круги под глазами, глубокие складки у рта. Несмотря на нетерпение, Анна вынуждена была согласиться. Они ели и пили, болтая о разных пустяках. Наконец подали десерт, после которого Джакомо встал.
– Пройдем в кабинет, синьорина Анна, – сказал он, отодвинув стул, и помог ей подняться. – С хорошим вином легче пойдет беседа. А сейчас выкладывайте, что у вас на душе.
Анна удобно устроилась в кресле с бокалом напитка, который Джакомо собственноручно приготовил по случаю ее прихода. Это был безалкогольный напиток, отвар из сока винограда, яблок и различных ягод. По цвету он почти не отличался от красного вина и обладал великолепным вкусом. Правда, к нему примешивался какой‑то слегка горьковатый привкус.
– Синьор Джакомо, я в отчаянии, – проговорила Анна, когда молчание затянулось. – Я весь день ломала голову, как мне 26 апреля удержать Джулиано дома, чтобы он не ходил в собор Санта Мария дель Фьоре, но ничего не могла придумать. Вся надежда на вас.
Джакомо напряженно смотрел на огонь – по‑видимому, все еще не мог отвлечься от «трудного решения», о котором упомянул перед ужином. Медленно поднеся бокал к губам, он пробормотал: «Не моя, а твоя воля да свершится», – потом повернулся к Анне и улыбнулся. Кажется, он наконец успокоился.
– Ваша идея кое‑что подмешать в еду и дать Джулиано, кажется мне единственно верной, – проговорил он. – Правда, в этом случае велика опасность, что вас могут заподозрить в отравлении.
– Я и сама об этом думала, – призналась Анна. – Но если нет другого способа, я готова пойти на риск.
Джакомо склонил голову.
– Знаю, вы смелая женщина, но тогда нам будет очень трудно уличить Козимо – он продолжит спокойно разгуливать по улицам Флоренции и, как паук, плести сети в ожидании следующего удобного случая, чтобы покуситься на жизнь Джулиано. Это может произойти в другом месте, в другое время, даже в будущем году. И в результате мы ничего не узнаем о его планах. А вы будете жить в постоянном страхе. Нельзя же до конца жизни держать Джулиано взаперти.
Анна нахмурилась, кусая нижнюю губу.
– Вы правы, – сказала она. – Об этом я совершенно не подумала.
– Кроме того, не забывайте, что ваш план может сорваться – в силу тех или иных обстоятельств.
Анна беспомощно развела руками.
– Что же делать? У вас есть другие предложения?
– Да. Нам надо постараться, чтобы Джулиано 26 апреля все‑таки посетил мессу в соборе. Предоставим Козимо возможность исполнить гнусный замысел, но сделаем так, чтобы покушение провалилось и не причинило вреда Джулиано. Для этой цели надо хорошо вооружиться. – Он задумчиво почесал в затылке. – Джулиано должен прийти в собор в сопровождении охраны. Мы обеспечим его телохранителем. Это мой кузен Франческо. Он сильный и надежный человек, может пустить в ход кулаки, когда нужно. Уверен, он защитит Джулиано. Еще нам понадобятся несколько дюжих молодцов, которые займутся Козимо. Они его обезоружат и свяжут. А я позабочусь о том, чтобы в окружении Козимо были мои люди.
– Отличный план, но… – Анна с сомнением покачала головой. – Не знаю. Мне было бы спокойнее, если бы Джулиано вообще не ходил в собор. Разве нет другого способа разоблачить Козимо, даже если он будет нападать на Джулиано?
Джакомо вздохнул.
– Я ожидал вашего вопроса, – он помрачнел. – Да, есть один способ. В этот день я постараюсь как‑нибудь разозлить Козимо и, вызвав его гнев, принять удар на себя.
– Неужели вы готовы на это? Вы же подвергаете себя смертельной опасности!
Джакомо улыбнулся.
– Само собой разумеется, синьорина Анна, – ответил он. – Только не думайте, что я такой беззащитный. Моя заветная мечта – увидеть Козимо пригвожденным к позорному столбу. Я ему никогда не прощу того, что он сотворил с Джованной. Он погубил мою любимую сестру и должен понести наказание.
Разволновавшись и глубоко дыша, Анна откинулась на спинку кресла. Сейчас будущее уже не представлялось ей таким безнадежным, как час назад. Она правильно поступила, что пришла сюда. Анна поднялась.
– Уже очень поздно, синьор Джакомо. Не смею больше отнимать у вас время. Мне пора домой.
Джакомо тоже встал.
– Вызвать карету? – спросил он, поставив свой бокал на каминную полку. – Кучер, наверное, спит, но я велю его разбудить.
– Благодарю, в этом нет необходимости, – отказалась Анна. – Я и так доставила вам столько хлопот… Спасибо, я дойду пешком.
– Как вам будет угодно, синьорина Анна, – сказал Джакомо, проводив ее к двери, которую сам и открыл перед ней. – Вы действительно не хотите воспользоваться каретой? Женщине в вашем положении надо щадить себя.
– Женщина в моем положении вполне может ходить пешком, синьор Джакомо. Свежий воздух только пойдет мне на пользу. К тому же до нашего дома рукой подать. Еще раз от всего сердца благодарю вас, синьор Джакомо, – сказала Анна, протягивая ему руку. – Вы так добры ко мне. Вы оказались настоящим другом в самую трудную минуту моей жизни. Я не перенесла бы гибели Джулиано.
– Сделаю все, что в моих силах, чтобы сия чаша миновала вас. – Он слегка поклонился. – Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь. Что бы ни случилось, я обо всем позабочусь.
Дверь закрылась, и Анна зашагала по улице. Вокруг не было ни души. Ночь почти не отличалась от прошлой: на ясном небе сияли звезды, в воздухе стояла приятная прохлада. Анна была рада, что надела этот плащ с капюшоном, который прекрасно защищал от ветра.
Минут через пять легкий шорох заставил ее вздрогнуть. Анна остановилась и огляделась. Ей показалось, что слышит за спиной чьи‑то шаги, но в темноте не могла никого разглядеть. Наверное, городской страж обходит ночные улицы или кошка прошмыгнула в поисках добычи. Ничего особенного. Но сердце тревожно забилось, и Анна заволновалась. Почему бы ей не пойти главной дорогой? Там не так темно, как в этих закоулках. Наверняка будет спокойнее.
Она перевела дух, но, подумав, все же решила идти тем же переулком, что и прежде. Так короче. Скоро она придет домой, заберется в постель и посмеется над своими страхами.
Обернувшись, Анна застыла на месте. Перед ней, будто свалившись с неба, выросла какая‑то темная фигура. «Оптический обман, – подумала она, – просто тень, которая в темноте приняла странную форму. Однако в тот же миг ощутила прикосновение руки, реальной руки, которая пыталась зажать ей рот. Вдруг в свете луны что‑то сверкнуло. Анна поняла, что это кинжал. Не успела она опомниться, как клинок, разорвав ткань плаща, вонзился ей в грудь. Она почувствовала, как он вошел ей глубоко под ребра, по самую рукоятку. Удивительно, но боль была почти не ощутимой. Разве не зверская боль должна быть от удара кинжала? Да еще в грудь? Или она уже ничего не чувствует? Неужели это конец? Она чувствовала, что падает навзничь. Камни мостовой были холодными и скользкими. Стояла мертвая тишина. Слышались лишь слабый хрип и покашливание, словно кто‑то дышал с наполненными водой легкими. Казалось, будто чей‑то голос тихо звал ее по имени – откуда‑то издалека, с другого конца туннеля. Но в конце туннеля, как все говорят, должен быть свет, а здесь тьма только сгущалась. Господи, почему она не пошла по освещенной улице? Хорошо, что Джакомо позаботится о Джулиано. А о ребенке? Кто позаботится о нем? Или им суждено умереть вместе?
Анна почувствовала, как над ней склонилась чья‑то фигура в темном плаще. Лицо человека ей показалось знакомым.
Ансельмо, узнала Анна, и через мгновение все окружающее – это лицо, дома и даже звезды на небе – слилось в одно огромное черное пятно.
ГЛАВА 7
Смертельное оружие
Мокрые от дождя черепичные крыши поблескивали в лучах восходящего солнца. Жители Флоренции еще спали мирным сном в своих постелях, а птицы звонким гомоном уже оглашали наступавший день.
Улицы были тихи и безлюдны. Не слышно и не видно было ни одной человеческой души. Даже ночные сторожа, выполнив свою работу, разошлись по домам. И лишь Ансельмо, быстро и бесшумно, как кот, вылезший на охоту, мчался по улицам. Но он вышел не на охоту. Закончив свое дело, он торопился доложить хозяину о совершенном подвиге.
Ансельмо любил эти ранние утренние часы, особенно весной, когда весь мир еще так свеж и девственно чист, когда все, кроме него, еще почивают на своих постелях. Сегодня ему нельзя было задерживаться, купаясь в фонтане Нептуна или кувыркаясь в траве, как он обычно делал после успешных ночных вылазок. Он знал: его ждет Козимо.
Не останавливаясь даже, чтобы перевести дух, Ансельмо торопился домой. Ему не привыкать было по ночам шустрить, а днем отсыпаться. Еще мальчишкой он бегал по ночной Флоренции, собирая воровскую добычу: он умел обчистить подвыпившего, обокрасть жрицу любви, стащить что‑нибудь из лавки, владелец которой на минуту отвлекся, открывая окно. Однажды ему удалось даже проникнуть в ювелирную лавку на Понте Веккио и унести оттуда два мешка с кольцами, брошами, браслетами и драгоценными камнями. Всю добычу он отдавал «пахану», а сам получал за свой труд большой кусок хлеба и место на соломе в углу сарая. Ансельмо часто спрашивал себя, почему он не сбежал раньше от своих хозяев, почему не припрятал для себя накраденное – ведь похищенных им драгоценностей хватило бы до конца жизни. Но тогда он был несмышленым юнцом, пределом его мечтаний был кров над головой да кусок хлеба впридачу. Он всегда мечтал о семье, о доме и за это готов был терпеть любые унижения, побои и голод. Теперь жизнь его изменилась!