В эту минуту к месту схватки подбежали трое лазутчиков Уэсуги. Кураноскэ недоверчиво воззрился на дюжих молодцов, которых раньше ему видеть не доводилось. Между тем его противники сами были ввергнуты в замешательство, недоумевая, кто это неожиданно зашел к ним с тыла. Тем не менее бой продолжался, как вдруг Кураноскэ, отражая град ударов, заметил, что к нему на подмогу спешит тот самый давешний нищий.
– Берегись! – крикнул старший лазутчик.
– Ладно–ладно! – отвечали двое других.
Нищий оказался здоровенным детиной. Толстый бамбуковый посох в его руках выписывал такие фигуры, что нападавшие шарахнулись в разные стороны. К тому же посох был не простой. Напрасно противники пытались перерубить его мечами – стальные клинки бессильно отскакивали от коварного бамбука и, выбитые из рук, падали на землю. Нападавшие, плотной стеной обступившие Кураноскэ, смешали ряды и попятились. Нищий же пробился к Кураноскэ поближе и, прикрывая его, как щит, собрался принять на себя натиск.
Однако незадачливые убийцы уже подобрали валявшиеся на земле мечи и дружно обратились в бегство, словно отхлынувшая от берега черная волна.
Нищий, яростно размахивая своим посохом, уже вознамерился броситься за ними в погоню, но Кураноскэ остановил его, схватив за руку.
– Пусть убегают!
– Еще чего! – возмутился нищий, пытаясь вырваться. – Надо хоть одного поймать. Выясним у него, кто их подослал!
– Это и так понятно! – осадил его Кураноскэ. – Лучше сам назовись, кто ты такой.
Нищий молчал. В глазах Кураноскэ вспыхнул огонек. Он не сводил с незнакомца оценивающего взгляда. Лицо у нищего было открытое, смелое, с рельефно очерченным носом. Взор горел отвагой. На вид ему было лет двадцать семь – двадцать восемь. Грязные лохмотья явно были надеты для маскировки.
– Я ваш союзник, – кратко и решительно ответил нищий, рванув руку, чтобы вырваться из железных пальцев Кураноскэ. Посох с глухим стуком упал на землю. Вероятно, изнутри в бамбук был залит свинец или что–то в том же роде. Это обстоятельство делало личность незнакомца еще более загадочной.
Глядя в упор на своего спасителя, Кураноскэ спокойно и даже несколько неприязненно спросил:
– Говоришь, союзник… А с чего бы, собственно? Прежде, чем ответить, нищий внезапно замахнулся и метнул свой посох, который, со свистом рассекая воздух, полетел в сторону поля, заросшего ситником. Там, где он упал, трава откачнулась в стороны, и в лунном сиянье обозначилась замершая в ужасе женщина. То была, разумеется, Осэн. Очнувшись, она в смятении пустилась наутек.
– Ну, что вы на это скажете? – негромко сказал нищий.
– Не знаю, на какую–нибудь наемную работницу она не похожа…
– Она шпионка Уэсуги. Все это покушение она и подстроила.
– Отчего бы вдруг Уэсуги так хотели меня прикончить? – усмехнулся Кураноскэ. – Ну хорошо, а все–таки кто вы такой, сударь? Откуда к нам пожаловали? И с какой радости так рьяно набросились на этих ронинов? То есть я, конечно, вам премного благодарен и ценю ваши благородные намерения, но в дальнейшем нужды в таком вмешательстве не нахожу.
По предварительной оценке Кураноскэ, он имел дело просто с симпатизировавшим ему ронином и не испытывал особого желания продолжать беседу.
Нищий молча смотрел на него в упор.
Достав бумажный платок, Кураноскэ обтер лезвие и вложил клинок в ножны.
«Разозлился, небось», – подумал он про себя.
Однако его нежданный спаситель, весь подобравшись, вдруг сказал:
– Я знал, что мое вмешательство будет вам неприятно. Прошу принять мои извинения.
Повернувшись, он собрался уходить, но перед тем сошел с насыпи подобрать свой посох.
Кураноскэ испытывал странное чувство. Что–то подсказывало ему, что перед ним человек незаурядный.
– А все же, сударь, не могли бы вы назвать свое имя? – попросил он, на сей раз придав голосу обычную для него мягкую тональность.
Незнакомец обернулся:
– Не кажется ли вам, что в этом нет необходимости?
– Нет–нет, – настойчиво повторил Кураноскэ, – должен же я знать имя человека, которому обязан своим спасением!
– Но я всего лишь выполнял приказ, – твердо ответил нищий, вновь повергнув собеседника в изумление.
Приказ? Чей же приказ? Значит, кто–то из сочувствия к нему, Кураноскэ, приставил к нему тайных телохранителей? Дело принимало все более загадочный оборот. Кураноскэ, не зная, что и подумать, обратился к незнакомцу:
– Странные речи вы ведете, сударь. Извините, но, мне кажется, некто, кого я не знаю, слишком переоценивает значение моей персоны. Если так оно будет и дальше продолжаться, то, боюсь, все сведется к тому, чтобы лечить здорового от расстройства желудка. Мало ли, сколько еще будет таких происшествий, как нынче ночью – да вы со мной хлопот не оберетесь, право! Ни к чему это! Когда вернетесь, так и передайте вашему господину. Скажите, что, мол, Оиси премного благодарен, но уж впредь тем паче ронину Кураноскэ Оиси не пристало причинять хлопоты важным особам. Ха–ха–ха… Да и какие уж опасности могут меня подстерегать в нашем благополучном мирном государстве?!..
Незнакомец, ничего не отвечая, в упор смотрел на Кураноскэ, однако, завидев приближающиеся тени меж сосен, встрепенулся и, обронив одно слово: «Простите!» – быстро пошел прочь.
– Отец! – раздался поблизости знакомый голос.
Это Тикара, услышав от Хатискэ о засаде, во весь дух примчался на помощь отцу.
– Я здесь, – ответил Кураноскэ, провожая глазами нищего, пока тот не скрылся в густой поросли ситника.
Перевал Ёродзу
Вскоре после описанных событий тот самый нищий, подойдя к глинобитной ограде усадьбы Яхэя Хорибэ, что в третьем, внутреннем кругу укреплений замка Ако, легко подпрыгнул и одним рывком перемахнул через стену. По всем повадкам его можно было принять за вора, отправившегося на ночной промысел. Осторожно пробираясь в тени деревьев, он вскоре оказался под круглым окошком. Это было единственное место в доме, где внешние ставни были не закрыты.
– Ясубэй! – тихонько позвал пришелец.
В отсвете луны на сёдзи явственно обрисовался черный силуэт мужчины.
– Сейчас, – послышался приглушенный ответ из комнаты, где хозяин, очевидно, вставал и одевался.
– Вернулся, значит?
Голос принадлежал приемному сыну хозяина усадьбы Такэцунэ Ясубэю.
– Ну, как там? Все прошло успешно?
– Да уж, всю эту свору спровадили, – с усмешкой ответствовал Нищий, перевесившись по пояс в комнату через круглое окошко. – Причем никто из них даже не ранен. Что с командором? С ним все в порядке, разумеется. Уж он–то за себя может постоять. Думаю, и без меня справился бы. Только он почему–то их жалел, по–настоящему не рубил, ну и они все не отставали. Смылись, только когда отведали моего посоха.
Ведя свой рассказ, Нищий поднялся на веранду. Лунные блики играли на его соломенных сандалиях, которые он сбросил под окном, и на бамбуковом посохе. Вскоре фонарь, зажженный Ясубэем, осветил фигуру таинственного гостя, сидящего в ожидании хозяина.
– И сколько же их там было? – спросил Ясубэй, усаживаясь скрестив ноги на подушку.
– Человек десять, – ответил гость. – Что, завидуешь?
– Ну уж… – пожал плечами Ясубэй и ухмыльнулся. – Да чего там! Ты ведь даже не завалил никого – чему тут завидовать?! А что, он, наверное, спросил, как тебя зовут?
– Спросил, но я так и не назвался.
– Имя господина тоже не назвал?
– Само собой. Если б назвал, сразу было бы ясно, что мы его прикрываем, телохранителей навязываем, а начальство мне и так дало понять, что лишние услуги не требуются.
– Я так и думал. Такой уж он человек.
– Не простой. Не поймешь, что у него на уме.
– Однако же у него глаз – алмаз, сразу видит, кто ты такой и кому служишь. Может, он уже и сам обо всем догадался. Ну, это ничего, если догадался, только мое имя не хотелось бы засвечивать.
– Да все в порядке, не беспокойся!
– Потише! Чего кричишь! Знаешь ведь, у людей с возрастом нервы пошаливают, от всего волнуются… – осадил его Ясубэй, понизив голос.
Должно быть, упрек был вызван заботой о приемном отце, который спал рядом во флигеле.
Гость пожал плечами, и глаза его озорно блеснули.
– Что за строгости, право? Или примаку в богатом доме без такой деликатности нельзя??
– Что глупости городишь! – воскликнул в сердцах Ясубэй, заставив гостя прыснуть от смеха.
– Ладно уж, не сердись! Только мне и вправду чудно на тебя глядеть – все–таки хозяин усадьбы как–никак! Просто жалко тебя становится. Тебе, право, больше пристало бы жить где–нибудь в нагая, как в старину…
– Ну уж, ты скажешь! – обиженно надулся Ясубэй, но при этом примирительно заметил:
– Вообще–то я и сам иногда так думаю. Не так уж там было плохо. Но, видно, так мне было на роду написано – и вот теперь я здесь. К тому же вот отец у меня…
Гость, словно впервые вспомнив о том, что Ясубэю тоже предстоит стать ронином, от души рассмеялся.
– Повезло твоему приемному отцу – хорошим сыном обзавелся! Конечно, если бы можно было рассчитывать найти в дальнейшем другого сюзерена, не так тяжко было бы терпеть жизнь ронина, – заметил он, заслышав кашель старого Яхэя.
Послышался скрип половиц, потом громко хлопнула дверца уборной.
– Ну, иди! – поторопил гостя Ясубэй.
– Погоди, есть важный разговор… Или мне зайти в дом?
– Можно, я думаю, только пока помолчи.
Ясубэй задул фонарь. Луна ярко высвечивала бумагу в круглом окошке. Между тем гость отодвинулся в тень и затаился.
Оба некоторое время хранили молчание. После того как Яхэй вернулся к себе, разговор возобновился, но велся он уже не так громко, как раньше.
– Ну, так что у тебя?
– Когда должна состояться передача замка?
– Точно не знаю, но, наверное, дня через два–три.
– Может, это и излишние предосторожности, но все же послушай и прими меры. При передаче замка Тацуно со своим отрядом вступит в город. Ну вот тогда… Хотя вроде бы все намерены сдать замок без осложнений, но представь, что в самый ответственный момент кто–нибудь с нашей стороны пальнет в сёгунские войска из мушкета…
– Гм–гм…
– Я ведь и сам… Когда слышу все эти разговоры о том, что замок надо оборонять, во мне аж все переворачивается… А если пойдет не совсем так, как рассчитывали… Тогда от одного выстрела может начаться война. Наверное, его милость Оиси тоже учитывает такую возможность, но лучше еще поостеречься. Надо проверить все подходы от нашей границы до города, чтобы по дороге, не дай бог, чего не случилось. Вот я о чем.
– Ясно. Это ты все правильно говоришь.
– Те–то засланные, кого мы сегодня ночью пугнули, дали деру. Уже, должно быть, за границу Ако ушли. Только ведь, кто знает, сколько еще таких тут обретается… Я уж буду смотреть во все глаза, но и ты не теряй бдительности.
– Ладно. Поутру все сообщу в замок. Постараемся ничего не проглядеть. В городе уже и сейчас все под контролем. Патрули проверяют всех серьезно – дело–то важное. Но постараемся еще ужесточить проверки.
– А карта есть?
– Территории клана? Есть.
– Покажи–ка.
Ясубэй снова засветил фонарь и принес из библиотеки карту. Гость развернул ее на циновке и принялся внимательно изучать.
– Едва ли они сунутся прямо с главной дороги. Опасные направления – это дорога с побережья и внутренние связующие проселки, – пробормотал себе под нос гость, вглядываясь своим острым взором в границы клана, обозначенные на карте.
– Тут ведь нанесены и главные дороги, и мелкие проселки?
– Конечно. Проселки и лесные тропы обозначены тонкими линиями.
– Да, дело нелегкое. Если что, шуму не оберешься.
– Это уж точно. Тут нужен глаз да глаз. Стоит только чуть недосмотреть – и пиши пропало. Люди ведь мыслят во многом одинаково; если мы что заметим или что придумаем, вполне вероятно, что и противник додумается до того же. Так что никто не знает, с чем нам еще придется иметь дело…
Хозяин и гость посмотрели друг на друга в неверном свете фонаря. Взоры их были омрачены глубокой печалью.
В глуши гор, что тянутся от перевала Ёродзу, разделяющего территорию Ако и Мимасаки, вдали от селений, в безлюдной обращенной к югу долине одиноко жил охотник Нихэй. Вот уже тридцать лет обитал он в горах, лишь раз в месяц, да и то не всегда, выбираясь в город. Несколько дней назад он повстречал в горах спустившегося с перевала Ёродзу бродячего торговца лекарственными снадобьями Фудзияму, от которого и узнал о том, что творится в Ако. Однако для Нихэя было не столь уж важно, кто теперь станет хозяином удельных земель. К тому же он с детства только слышал молву об Эдо, и этот город представлялся ему чем–то невероятно далеким. Так же и известие о том, что князь Асано пытался кого–то зарубить, в наказание за что его род теперь обречен пресечься, звучало для него как некая замысловатая выдумка. Поскольку ничто в этой истории не оказывало непосредственного влияния на его жизнь, ему даже не хотелось спуститься в долину и посмотреть своими глазами, что там происходит. Как всегда, он изо дня в день бродил с верным мушкетом по вершинам гор.
Утром шестнадцатого числа четвертой луны Нихэй, как обычно, еще до зари вышел из дому, проверив фитиль мушкета. Он шел привычной дорогой и не боялся заплутать даже в темноте. К тому времени, когда он добрался до края болотца, где накануне облюбовал себе местечко, луна уже зашла и предрассветный сумрак плотно окутывал округу.
Нихэй, набрав поблизости валежника и сухих листьев, зажег костер. Вскоре огонь ярко разгорелся, отбрасывая красноватые отблески на лес и утесы. Встав неподалеку, Нихэй взял мушкет наизготовку. Он собирался, целясь в отсветах костра, пострелять птиц, спавших стаей на болоте.
Пространство вокруг костра было ярко освещено, отчего небо казалось еще темнее и даже звезд уже почти не было видно. Где–то в кромешном мраке вдруг послышалось хлопанье крыльев. Вот над костром скользнул контур птицы, мелькнула белая грудина, потом еще раз крылья прошелестели совсем рядом во мгле. Нихэй тем временем уже успел высмотреть крупного фазана и спустил курок. Грохот выстрела отозвался эхом в дальних горах, будто кто–то хлестнул гигантским бичом. Фазан с картинно распластанными крыльями спланировал в черном небе над костром и рухнул неподалеку в траву.
Подобрав птицу, Нихэй снова вскинул мушкет, надеясь добыть еще одну. Должно быть, подруга подстреленного фазана кружила над головой, не торопясь улетать. Нихэй и на сей раз не промахнулся. Довольно усмехнувшись, он уже пошел подбирать вторую птицу, как вдруг ему послышался шорох шагов в траве. Кому бы здесь взяться в такое время? – недоумевающе оглянулся по сторонам Нихэй. Из тьмы показались путники, какие не часто забредали в горную глухомань – это были два самурая в дорожном снаряжении.
– Эй, ты, что ли, здесь стрелял из мушкета? – спросил один.
– Так точно, я, – отвечал Нихэй.
Самураи расспросили, как его зовут и нет ли с ним кого еще. Поинтересовались также, нет ли у него еще мушкета.
Когда Нихэй растерянно ответил на их вопросы, самураи многозначительно переглянулись и объявили, что они идут из замка с важным поручением, а мушкет должны временно забрать.
Нихэй опешил и собрался было решительно возразить, что так дело не пойдет, но один из самураев объяснил ему положив руку на рукоять меча:
– Высшая государственная необходимость! Не вздумай артачиться!
Делать было нечего, пришлось отдать мушкет, но настырный Нихэй, по своей крестьянской привычке, попросил выдать ему расписку в получении оружия.
– Как же! Сейчас получишь! – усмехнулись в ответ самураи и, оставив Нихэя стоять где стоял, пошли прочь, унося мушкет.
На душе у Нихэя скребли кошки, но против государственной необходимости у него аргументов не было. Насилу подобрав с земли двух брошенных птиц, он уже собрался двинуться восвояси, но тут один из служивых неожиданно вновь показался из леса и быстро направился к нему.
– Послушай–ка!
– А?
– Вот что, расписку мы тебе писать не будем, но зато денег дадим. Купишь себе на них новый мушкет. А этот мы, может, и отдадим, когда больше не будет нужен, но золото ты все равно можешь себе оставить. В общем, это тебе как бы безвозмездный залог за взятый мушкет, понял? Значит, мы тебе золота дадим, а ты прямо сейчас должен будешь перейти границу Ако и отправиться в соседний край Мимасаку. Если не возражаешь, прямо сейчас можем выдать.
Беседа принимала весьма интересный оборот. К тому же самурай на глазах у Нихэя достал кошель и извлек оттуда довольно много мелких золотых монет. Приятно изумленный Нихэй увидел у себя на ладони блестящие тяжелые кусочки металла, окраской напоминавшие цветы ямабуки. Уразумев, что это не сон, Нихэй согнулся в благодарственном поклоне. Через полчаса он уже шагал по горной дороге в сторону Мимасаку. Теперь, когда у него завелись денежки, самое время было бы спуститься в город, но увы, велено было идти в обратном направлении, в горы, прочь от границы.
Отойдя совсем недалеко от места охоты, Нихэй столкнулся с двумя путниками, похожими на купцов, которые спускались к нему навстречу со связкой из трех мушкетов. Этих людей ему здесь раньше видеть не доводилось.
Путниками этими были Хаято Хотта и Кинсукэ Лупоглаз. Приметив у них мушкеты, Нихэй решил завязать разговор:
– Далеко ли путь держите?
– Да вот, в Ако направляемся, – неохотно буркнул Хаято, – а ты сам–то куда?
– Я–то вон, за гору, в Мимасаку иду… Тут вот что, хочу вам кой–чего сказать… Хоть, может, и странно покажется… Если вы дальше с этими мушкетами пойдете, больше вам их не видать – отберут. У меня, вишь, только что у самого отобрали…
Глаза у Хаято вспыхнули, и, пока он выспрашивал у Нихэя подробности, лицо его принимало все более заинтересованное выражение.
– Ну да, в Ако ведь, похоже, с часу на час заваруха начнется. По правде сказать, мы туда и направляемся, чтобы мушкеты продать. Беспокоиться тебе особо не о чем – иди себе потихоньку, да и развлекайся заодно. Видать, денег тебе немало отвалили. Повезло тебе. В таких краях, если что и даром возьмут, все равно жаловаться некому.
Распростившись с Нихэем, которому хотелось еще поболтать, Хаято и Кинсукэ двинулись дальше.
– Похоже, кто–то здесь бродит… Хорошо, что нам здесь этот охотник повстречался, пока мы еще гору не перешли, – заметил Хаято.
– Точно! Дальше все равно днем идти будет нельзя – больно жарко тут, жарче, чем в Эдо, да? – ответил Кинсукэ, вытирая пот с головы и шеи.
– И мушкеты эти тяжеленные! – добавил Хаято.
– Вот теперь и ломай голову, как их доставить в город. Не хватало только, чтобы у нас их отобрали после того, как мы их сюда еле дотащили… Намаялись…
– Вот–вот! Интересно, как там эти двое со своим мушкетом – прошли или нет?…
Оба примолкли, погрузившись в раздумья, и так незаметно перевалили через отрог горы. Остановившись на обочине дороги, они посмотрели вниз, туда, куда несла свои воды речка Тигуса, и у самой реки, на камнях в пересохшем русле, заметили людей, ожесточенно рубившихся мечами.
– Ого! – промолвил Хаято.
– Кажется, попались они. Плохо дело!..
Дрались двое против семерых, которые окружили их плотным кольцом. Те двое, которых Хаято считал своими союзниками, должно быть, и были загадочными покупателями мушкета, о которых рассказывал охотник. На обратном пути их обнаружили и окружили. Теперь, как рассудил Хаято, взглянув на эту картину, бежать им было некуда, спасения ниоткуда ждать не приходилось.
– Вот что, Кинсукэ, придется нам от наших мушкетов избавляться. По–другому не получится, – сказал Хаято.
– Что–о?
– Ничего, спрячем где–нибудь поглубже в зарослях, а потом к ночи за ними вернемся. На дереве сделаем зарубку, чтоб не ошибиться.
Они немедленно нырнули в гущу низкорослых ветвистых сосен близ дороги. Под ногами шуршала спутанная сухая трава, оставшаяся в роще еще с прошлого года. Хаято уходил все дальше в лес, пока наконец не выбрал глухое местечко, куда не проникал солнечный свет. Там он попросту свалил наземь все три мушкета и прикрыл сверху травой, чтобы не было видно.
Невезучими покупателями мушкета, которых солдаты–асигару окружили на пересохшем русле Тигусы, были уже известные читателю ронины–заговорщики Дзюдзиро Хараки и Иппэй Касивабара. Завидев солдат, Касивабара выхватил меч в надежде отпугнуть нападавших. Однако асигару, вооруженные палками, отступать не собирались, пытаясь дотянуться до ронинов, чтобы отдубасить их и задержать. Касивабара отбивался мечом, а Хараки отмахивался тяжелым мушкетом. При этом они высматривали дорогу для вступления, но позиция была проигрышная, и солдаты уже оттеснили их к самой воде.
– Ну, все, делать нечего – буду рубить! – крикнул Касивабара.
Однако в этот момент к солдатам подоспела подмога: со стороны города, спускаясь с крутого берега к реке, бежали двое – внушительного вида самурай и нищий с бамбуковым посохом в руках. Хараки и Касивабара сразу же признали незнакомца, с которым им пришлось столкнуться прошлой ночью, и пали духом. Они отлично понимали, что с Нищим шутки плохи.
– Ага! Те самые! – Нищий, как видно, тоже узнал ронинов. Ухмыляясь, он направился прямо к старым знакомым.
– Ясубэй! Тебе нельзя рисковать – ранят еще. Будь за хозяина! – тихо сказал он спутнику.
Однако Ясубэй Хорибэ, делая вид, что ничего не слышит, упорно шел и шел к месту схватки.
– Погоди, я сам! А вы пока посмотрите, как там вокруг в горах!
Нищий передал Ясубэю свой посох, и тот, грозно замахнувшись, ринулся вперед.
– Стойте! – закричал Касивабара. – Мы же не щадя живота за честь покойного князя, за Ако радеем! Нашей корысти тут ни на волос нет! Вы нас не за тех принимаете!
– А кто вас просил? Все, что касается Ако, мы уж как–нибудь сами утрясем, своей дружиной, без вашей помощи. Нечего лезть не в свое дело! Отдавайте подобру–поздорову мушкет и проваливайте, чтоб вас по эту сторону границы больше не видели!
– Но вы же не понимаете, какие у нас благородные намерения!
Крякнув, Ясубэй молниеносным движением встретил меч Касивабары, и выбитый из рук клинок со звоном шлепнулся на гальку. Касивабара схватился за рукоять малого меча, но рука так онемела от удара, что быстро вытащить меч из ножен ему не удалось. Тут его прикрыл Хараки, яростно размахивая мушкетом, как дубиной. Нищий с неизменной ухмылкой наблюдал со стороны, как противники обмениваются ударами. Впрочем, очень скоро Ясубэю удалось выбить у Хараки из рук мушкет.
– Ну что? Здорово работает, а? – заметил Нищий, имея в виду, очевидно, одолженный приятелю посох.
Хараки и Касивабара, как видно, смекнув, что такие противники им не по зубам, стояли в полной растерянности, положив руки на рукояти мечей.
– Вы слышали, что я сказал? Все, что потребуется для Ако, предоставьте делать нам самим! Ясно?
– Да разве эти двое не подосланные?
– Шпионы Уэсуги? Нет, их просто ловко одурачили, а так они вообще–то честные ребята.
– Ну ладно, отпустим…
– Вот бедолаги! Чем здесь попусту ошиваться, лучше бы вам воротиться восвояси, – сказал Нищий, принимая от Ясубэя свой посох.
Хараки и Касивабара, взобравшись на берег, не оглядываясь пошли прочь. Победители задумчиво смотрели им вслед, как вдруг Хараки крикнул:
– Эй, вы! Вот вы тут сказали про шпионов Уэсуги…
– Ну, да! – со смехом ответил Нищий. – Теперь хоть, надеюсь, вы поняли, что к чему. Подите–ка, умойтесь в речке, сядьте на камень и подумайте обо всем хорошенько!
– Так что бросьте это дело! Ясно? – повторил Ясубэй.
– Н–да, соображают туго, а так они, может, и ничего… Незадачливые заговорщики брели через лес к дороге, что вела через перевал Ката. Незадолго до них тем же путем проследовали солдаты–асигару.
– Возможно, шпионы, которых заслали к нам Уэсуги, уже смылись. Вполне можно ожидать, что они там теперь, когда узнали, что имеют дело с нами, поняли, что не на тех напали, – сказал Нищий с веселой улыбкой.
– Может и так, но лишние меры предосторожности никогда не помешают, – возразил Ясубэй, взваливая на плечо мушкет.
В это время на дороге показался путник, который проворно спускался с горы. Кинсукэ Лупоглаз, оставив Хаято подвязывать сандалии, первым подошел к самураям.
– Этого я уже где–то видел, – пробормотал под нос Нищий. Кинсукэ казалось довольно странным, что столь грозный с виду самурай водит компанию с каким–то нищим. Его одолевали дурные предчувствия, отчего большие глаза навыкате все время тревожно бегали по сторонам. Расстояние между путниками сокращалось. Ясубэй и Нищий шли навстречу, не сводя глаз с Кинсукэ.
– Плохо дело!
У Кинсукэ было такое чувство, будто он шагает по тонкому льду.
Когда путники поравнялись, Нищий приостановился и окликнул Кинсукэ:
– Эй!
Издав в ответ невнятный вопль, тот бросился бежать. Ясубэй пустился было за ним, но беглец улепетывал с невероятной скоростью. Пробежав два–три тё, Ясубэй понял, что все равно отстает, и остановился. Нищий, поигрывая посохом, с улыбкой наблюдал с горы за погоней. Тем временем Кинсукэ, промчавшись вниз под откос, пулей вылетел на дорогу меж криптомерии и устремился дальше под гору.
– Шустрый какой попался! – рассмеялись оба, один наверху, на обрыве, другой внизу.
– Ладно, пошли! На что тебе этот червяк? – заключил Нищий и снова двинулся вверх по склону горы. Ясубэй поспешно последовал за ним.
Хаято, который подвязывал свои прохудившиеся соломенные сандалии, слышал вопль Кинсукэ и понял, что малый кричит неспроста. Протянувшийся от горы книзу невысокий гребень закрывал обзор, но и так было ясно, что кто–то идет навстречу. Хаято немедленно стал прикидывать, куда бы спрятаться, но вокруг, как на грех, местность была открытая – на оголенной горной террасе не было никакой растительности, только кое–где возвышались над землей каменные глыбы. Попытка вернуться назад тоже явно была обречена на неудачу – его все равно тотчас заметили бы. Хаято принял единственно возможное решение. Он был уверен в своих силах и знал, что, если дело обернется скверно, меч его не подведет.
Пробежав немного вперед, он проворно спрятался за большой валун, торчавший, как горб, на каменистом гребне. С той стороны гребня уже слышался шорох – кто–то карабкался в гору.
Хаято казалось, что он слышал вдали два голоса, но сейчас, судя по шороху, на гребень поднимался только один человек.
– Давай быстрее! – обернувшись, крикнул он вниз. Хаято смотрел во все глаза и, заметив обрисовавшуюся на гребне фигуру, молниеносно прыгнул вперед, оттолкнувшись от земли, с занесенным мечом. Противник, отскочив назад, уклонился от острого клинка и, адресуясь, как видно, к напарнику, крикнул:
– Здесь они!
Хаято снова ринулся в атаку. На сей раз пресловутый бамбуковый посох принял на себя лезвие меча, однако удар, нанесенный рукой мастера, был такой силы, что перерубил посох пополам. Блеснув по срезу обнажившейся свинцовой начинкой, две бамбуковые трубки упали на землю.
Не переводя дыхания, Хаято нанес новый разящий удар. Ясубэй, наблюдавший снизу эту картину, изо всех сил карабкался по склону.
Нищий, лишившийся своего оружия, ринулся вниз под гору, обратившись в бегство. Неизменная улыбка победителя, не знающего поражений, по–прежнему играла у него на губах, однако по лицу видно было, что настроение у молодца испорчено. Взметая пыль, Хаято гнался за ним по пятам.
Узкая тропинка, ведущая с горной террасы вниз, была похожа на подвесной мост, на котором трудно разминуться. Изо всех сил спешащий наверх Ясубэй и улепетывающий вниз Нищий едва не столкнулись на бегу.
– Давай теперь ты! – выдохнул Нищий.
– Ага! – отвечал Ясубэй, прикрывая его и приняв боевую стойку. Хаято тоже остановился и, поводя сверкающим на солнце клинком, примерился для удара.
Оба сделали выпад одновременно и оба парировали удар.
– Отлично! – прокомментировал Нищий с видом постороннего наблюдателя.
В ту же секунду два клинка снова устремились навстречу друг другу в пространстве над землей, словно две белые змеи, сближающиеся под лучами весеннего солнца. Меч Ясубэя холодно блеснул, со свистом рассекая воздух, зазвенел, наткнувшись на препятствие, и неподвижно застыл, скрестившись с мечом противника. Внезапно эта композиция обрушилась, словно подтаявшая на солнце ледяная колонна. Ясубэй снова нанес удар и снова парировал. Снова лязгнули клинки.
Видя, что его удар отбит, Ясубэй в один миг движением пловца распластался ласточкой и, держа в одной руке мушкет, свободной рукой попытался ткнуть противника кончиком меча. Уходя от удара, Хаято отпрыгнул назад и вдруг почувствовал, что почва уходит у него из под ног. Он на мгновение обернулся в сторону обрыва.
Ясубэй, заметив, что противник оступился, решительно бросился вперед, но прежде, чем его клинок достиг цели, Хаято вдруг исчез из виду. Там, где он стоял, теперь лишь облачко пыли клубилось над кромкой обрыва.
– Готов! – крикнул Ясубэй, и оба приятеля, подбежав к обрыву, посмотрели туда, где Хаято кубарем катился под гору, взметая за собой песчаный вихрь. Однако в конце концов он исхитрился за что–то зацепиться, остановился и вскочил на ноги. Видя, что противник уходит, Ясубэй уже собрался было спрыгнуть с обрыва и продолжить преследование, но тут вмешался Нищий, бросив:
– Хватит с него!
– Что?! Этот негодяй!..
– Да ладно, еще будет случай с ним встретиться… А мой посох он лихо надвое разрубил. Это тебе не те недоноски, которые нам до сих пор встречались…
Тем временем их грозный противник уходил вниз по склону горы. Его фигура мелькала среди террас выжженных полей, все уменьшаясь и уменьшаясь в размере.