– Мы заплатим, – ответил Мейер.
– К этому вопросу мы еще вернемся, господин Мейер, – сказал Макгриди, улыбчивый, как никогда. – Что же касается вас, господин Морген, ваша ситуация не лучше, чем у вашего компаньона… простите, вашего коллеги…
– У вас, конечно тоже маленькие неприятности с Комиссией по азартным играм… – заметил Куинн.
– … но они не столь серьезны, – вставил Макгриди с таким видом, будто хотел сказать: «Главное, не беспокойтесь».
– В вашем случае, – продолжал Куинн, – серьезные проблемы возникнут скорее с министерством финансов…
– Министерство финансов, – продолжил Макгриди, – располагает сведениями, что доходы, заявленные вами налоговой администрации, не совсем соответствуют реальным…
– Сокрытие доходов, – вставил Куинн.
– Но как бы то ни было, – сказал Макгриди, – возникает новая ситуация: штат Невада…
– … при содействии Комиссии по азартным играм, – подхватил Куинн.
– … намерен предпринять последовательную чистку в игорной среде, – подхватил Макгриди.
– Отстранив подозрительных людей, – закончил Куинн.
– Черт возьми, что за цирк! – воскликнул Морген. – В чем вы нас обвиняете в конце концов? И кстати, кто вам дал право обвинять нас в чем бы то ни было? Мы пришли сюда, потому что наш друг Эби Левин попросил нас…
Он продолжал протестовать. В этот момент кто‑то дотронулся до локтя Куинна. Не опуская головы, он взял свернутую вдвое бумажку. Раскрыл ее на коленях и прочел три слова, написанных мелким и очень убористым почерком: «Быстрее. Кончайте с ними».
– Не будем терять времени, – вмешался Куинн. – Вы говорили об уплате штрафов, господин Мейер? Какими деньгами? Теми, что лежат у вас в кассе? Мне кажется, у меня есть для вас плохая новость, господин Мейер. Не так ли, господин Левин?
|
|
– Увы! – невозмутимо произнес Левин.
– Господин Мейер, – сказал Макгриди, – вы построили и оборудовали ваше казино…
– Это касается также и Моргена, – вставил Куинн.
– … частично с помощью кредитов, которые согласились выдать вам финансовые службы некоторых профсоюзов, представленных здесь господами Левином и Моффаттом. Правильно, господин Левин?
– Совершенно верно, – ответил тот.
– Однако, – продолжил Куинн, – у ваших кредиторов тоже возникли проблемы.
– Взносы плохо поступают, – сказал Левин. – Кризис.
– Кроме того, федеральное правительство, справедливо или нет, но обеспокоено тем фактом, что профсоюзные организации финансируют игорные заведения…
– … особенно принадлежащие людям, которых оно считает…
– … справедливо или нет, – вставил Куинн.
– … довольно подозрительными, – закончил Макгриди.
– Короче, – продолжил Куинн, – ваши кредиторы очень скоро предъявят вам, господа Мейер и Морген, векселя к оплате. Для вас, господин Морген, эта сумма составит приблизительно миллион четыреста восемьдесят три тысячи шестьсот двадцать два доллара и пятьдесят три цента, включая проценты. Господин Мейер, ваша цифра – примерно два миллиона девяносто четыре тысячи пятьсот семьдесят один доллар ровно, включая проценты.
– У нас есть друзья, – возразил Морген, глаза его горели яростью и ненавистью.
– Действительно, поговорим об этих друзьях, – улыбаясь, подхватил Макгриди.
Он достал из черной папки один листок, а Куинн взял другой.
– Фредерик Морген, родился 14 марта 1912 года в Нью‑Йорке В 1936 году приговорен к двухлетнему тюремному заключению за вооруженное нападение. 11 августа 1939 года убил человека по имени Чарли Бейзл. Приговорен к двенадцати годам…
|
|
– Я не Фредерик Морген.
– Вы его брат. И комиссия Кифауэра семь лет назад обвинила вас в том, что вы брали деньги не только у своего брата, но и у двух других лиц, а упомянутая комиссия определенно установила, что эти люди основные свои доходы получали от сутенерства.
– Доказательств нет. Меня не привлекали к суду. Не выносили приговора.
– Разумеется, иначе вы не получили бы лицензию на содержание казино. Но у нас есть доказательства, которых не смогла представить комиссия Кифауэра, господин Морген. Счет 165746Х на имя Фрэнка Гребенхера в банке Роэл Британиа». Назвать вам даты вкладов и их размеры? Уверен, что следователи из американского сената будут счастливы узнать их…
– Господин Мейер! – сказал Куинн. – Теперь, кажется, ваша очередь.
– Но я могу и продолжить, – возразил Макгриди. – не еще есть что сказать господину Моргену. Например, та поводу некоей Лесли Мьюро, которую нашли мертвой…
– Я думаю, что господин Морген теперь все понял, – добродушно перебил его Куинн. – Господин Мейер! И он начал читать второй листок.
– Здесь говорится, господин Мейер, о вашем тесном сотрудничестве с неким Джоном Мэндрисом из Лос‑Анджелеса. А также с Джо Баньа и Майком Леви. Вас чуть было не обвинили в убийстве, господин Мейер. И если бы не показания некоего Эдди Сейджа, калифорнийская полиция наверняка повнимательнее присмотрелась бы к тому, как вы проводили время в момент смерти Бэггси Сигела, достойного жителя Лас‑Вегаса и известного создателя отеля‑казино «Фламинго». Продолжать или нет, господин Мейер?
|
|
– Могу я взглянуть на эту бумагу?
– Конечно.
Мейер прочитал касающийся его машинописный текст. И остался невозмутим. Наконец он положил листок перед Куинном и пошел на свое место. Затем спокойно спросил:
– Кто ваш клиент?
– Человек по имени Генри Чане, – ответил Куинн. – Его порядочность вызывает даже меньше сомнений, чем порядочность покойного господина Сигела, к тому же он имеет большой опыт по части казино. И, разумеется, Комиссия по азартным играм выдала ему необходимый патент на содержание казино.
– И что он предлагает?
– Он оплачивает штрафы ваших кредиторов и платит шесть миллионов девятьсот семьдесят пять тысяч долларов. Наличными.
– Господин Морген, – вставил Макгриди, – что касается вас, предложение, по чистому совпадению, примерно то же: выверка всех счетов, оплата долгов и выплата пяти миллионов двухсот десяти тысяч.
– Наличными, – добавил Куинн.
– Дельные предложения, – продолжил Макгриди.
– И вы это знаете, – подхватил Куинн.
– Разумеется, у вас есть время обдумать их.
– И переговорить об этом, скажем, с вашими друзьями, из Лос‑Анджелеса, – уточнил Куинн.
– Их имена, адреса и количество акций, которые они держат, указаны на этих вот листочках. Надо ли их читать?
– Незачем, – ответил Мейер.
– Срок переговоров – два часа, не больше, – закончил Куинн.
В десять часов сорок пять минут, то есть по плану, но с небольшим опозданием – так как Морген немного затянул процедуру, выдвинув контрпредложение о выплате пяти миллионов пятисот тысяч, которое было отвергнуто, – первые документы были подписаны. Мейер и Морген удалились вместе со своим маленьким штабом, не успевшим даже и слова произнести.
– Идите сюда, господин Левин, – подозвал Куинн. Макгриди схватил бумаги, которые протянул ему его ассистент, и начал читать: протокол соглашения предусматривал, что профсоюзы, официально представленные Моффаттом, получают полную сумму по «счетам», касающимся двух отелей‑казино, принадлежавших прежде Мэнни Моргену и Солу Мейеру.
Взамен эти же профсоюзы совместно с Генри Чансом создают инженерно‑техническую компанию, которая берет под свою опеку оба эти учреждения. Эта компания должна, помимо прочего, обеспечивать казино материальным и техническим оборудованием, налаживать продовольственное снабжение.
Для этого она заключит договора, тексты которых уже подготовлены, с различными компаниями и фирмами, самой крупной из которых будет некая «Яуа Фуд».
Документы были подписаны. Левин, Моффатт и О’Конноре тоже удалились.
Тогда Куинн повернулся к молодому человеку в темных очках с металлической оправой, скрывающих глаза:
– Зачем надо было дергать меня запиской, которую вы мне передали?
– Очень сожалею, – ответил молодой человек достаточно вежливо. – Я просто выполнял распоряжение господина Лернера.
Красная паюса попала наконец в руки Стива Пулаского в номер гостиницы «Пустыня» 16 сентября в четырнадцать часов.
Ее содержание ничуть не удивило адвоката польского происхождения. С первых минут, когда в своем кабинете в Детройте он услышал, как Моу Абрамович объясняет ему, чего ждут от него «клиенты», у Пулаского сложилось собственное мнение по поводу начинавшейся операции: это схватка между двумя крупными кланами преступного мира. Не обычными кланами, а другими, невидимыми, теми, что подкупают сенаторов и даже политических деятелей в Вашингтоне или за границей[51].
Он прочел содержимое красной папки и из единственного лежащего в ней листка узнал, что у человека, сидевшего напротив – а именно его за два часа он должен был убедить продать свое казино, – было темное прошлое. Официально он был чист, ему никогда не предъявляли никаких обвинений. Но короткое досье, составленное в телеграфном стиле, указывало на его принадлежность к рэкету; в нем были названы имена, даты, цифры; материала для расследования хватило бы лет на двадцать. Но больше всего его поразило, несомненно, другое: в том, как было составлено столь уничтожающее досье, он не углядел характерных приемов, используемых воротилами преступного мира. Скорее, это была работа разведывательной службы, где он сам служил во время войны. Или ФБР.
В крайнем случае – очень крупного частного сыскного агентства, возглавляемого бывшими разведчиками.
Что же касается «покупателя» по имени Эндрю С.Коула, у Пулаского не было никакого сомнения: это подставное лицо, прикрывающее птицу высокого полета.
И только по поводу одного человека у него не возникало вопросов, он им просто не интересовался: это был высокий молодой парень в очках с металлической оправой (тот, что вручил ему красную папку). По крайней мере с ним все было ясно: мелкая сошка, подручный Абрамовича, судя по всему, с неба звезд не хватает.
Но конечный результат, сдобренный вполне приличным гонораром, в немалой степени помог Пуласкому вполне успокоиться. Сделка была совершена, и казино перешло в другие руки. Без осложнений. Оказавшись меж двух огней: угрозой вмешательства беспощадной Комиссии по азартным играм, с одной стороны, и федеральной полиции – с другой, лишившись вдруг поддержки профсоюзов (представленных Левином и профсоюзным лидером по имени Маджо), тот, кто до сего момента был владельцем упомянутого казино, сразу же уступил, как только, следуя инструкциям Абрамовича, Пулаский сунул ему под нос содержимое красной папки. Которое возымело свое действие. С зеленой папкой произошло то же самое. Пускать ее в ход пришлось филадельфийскому юристу по имени Ким Фойзи. Его отличительной чертой было то, что он сам считался первоклассным игроком, в частности в покер. А также мастером и любителем экзекуций – в переносном смысле, разумеется, – за игорным столом, когда игрок, ‑не рассчитав своих возможностей, позволяет себя уничтожить, Фойзи был не из тех, кого можно разжалобить, во всяком случае, в подобной сфере. «Проигравший должен платить. Или не играть».
Два с половиной месяца назад, в самом начале июля, к нему обратился один из его нью‑йоркских коллег Филипп Ванденберг, они были знакомы еще по Гарварду. Фойзи не питал особых дружеских чувств к Ванденбергу, который отличался душевной теплотой не более, чем айсберг в ледниковый период, но ценил хватку бывшего однокашника. Фойзи оценил сначала его ставку, как сделал бы это при игре в покер. Прежде всего он обнаружил три главных козыря: опасность, которой чревато для Потенциального продавца неизбежное совместное расследование со стороны министерства финансов, ФБР и Комиссии по борьбе с наркотиками, которые в равной степени были убеждены, что деньги, заработанные на продаже наркотиков, «отмывались» в кассах соответствующих казино‑отелей на улице Стрип; позицию профсоюзов, до последнего времени финансировавших деятельность казино, но, судя по всему, вдруг вознамерившихся отойти в сторону, ничем не рискуя, ибо они смогут заново вложить туда же свой капитал, но под видом компании, оказывающей инженерно‑технические услуги и занимающейся различного рода поставками в сотрудничестве с фирмами, которые возглавляет, в частности, человек из клана Гошняков; и, наконец, цену покупки, вполне разумную для заведения такого размаха: восемь миллионов шестьсот шестьдесят пять тысяч долларов – твердая и окончательная цена.
Уже на месте, в Вегасе, в присутствии Потенциального продавца, даже не подозревавшего о том, что он что‑то продает, Фойзи обнаружил, что в его колоде есть еще два козыря.
Скрытая, но вполне реальная угроза, ясно прозвучавшая из уст некоего Эби Левина (вместе с человеком по имени Крамер представляющего профсоюзы), упомянувшего о возможной забастовке служащих казино, которая вынудила бы его владельца закрыть двери заведения на несколько недель и поставила бы его на грань банкротства. Ведь руководство фирмы, лишившееся прибыли, тем не менее не могло прекратить выплату процентов по займам, выданным для закупок и совершенствования оборудования.
Зеленая папка…
В ней находились доказательства, или по меньшей мере веские улики, бесспорно подтверждающие махинации и странные банковские расчеты.
Этого было вполне достаточно, чтобы отхватить кусок. И превратить Потенциального покупателя Мариана Гошняка во вполне реального владельца.
Ким Фойзи явно был единственным человеком, у которого возникли кое‑какие сомнения по поводу молодого человека в очках с металлической оправой.
Взглядом игрока в покер он прощупывал высокого молодого человека, не произносившего ни слова и все то время, что его рассматривали, прятавшего глаза за своими затемненными стеклами.
Молодой человек под именем Берковичи участвовал в переговорах и выступал в качестве советника Эби Левина. Но все время молчал. Именно он передал Фойзи зеленую папку. И у филадельфийца, чисто инстинктивно, возникло необъяснимое ощущение какого‑то подвоха. Он поделился своими подозрениями с Ванденбергом, а тот, невозмутимо поведя бровями, ответил:
– Я не знаю никакого Берковичи.
– Он из группы Левина, но готов поклясться, это не просто какой‑то его подручный. Он показался мне значительнее.
– Так спросите об этом самого Левина.
– Очень остроумно, – парировал Фойзи.
Реб Климрод взял на свое попечение пятерых детей Симона Гошняка (убитого Финнеганом в 1950 г.), и в первую очередь самого юного, Эрни. Он оплачивал его обучение и в конце концов сделал официальным хозяином фирмы «Яуа». Если у Реба Климрода и были друзья, то это Гошняки, всегда относившиеся к нему с безграничной преданностью, хотя они и не были в полном смысле слова Приближенными Короля, за исключением Эрни, разумеется.
Климрод никогда не забывал отблагодарить тех, кто хоть раз оказал ему услугу.
Мариан Гошняк в сделке с казино выступил в роли подставного лица Генри Чанса, Приближенного Короля в сфере игрового бизнеса. Так же как Энди Коул и Роджер Данн, участвующие в четвертой операции (белая папка). Они тоже объединились с Чансом.
Последняя из четырех папок, замеченных Диего Хаасом, была белого цвета.
Использующие ее два адвоката – Моузес Берн и Луи Бенетти – по сравнению с Куинном, Макгриди и Пуласким (они, разумеется, не знали о существовании других групп) имели одно преимущество: они были знакомы с посредником, пришедшим к ним два месяца назад с предложением заняться этим делом. Это был еврей румынского происхождения Бенни Берковичи.
Берн и Зенетти особенно легко согласились вступить в игру, так как, помимо Берковичи, знали и Эби Левина, которому два или три раза уже помогали в конфликтах, связанных с другими фирмами. Кстати, им было также известно, что Левин является частичным владельцем транспортных предприятий.
Имя человека, чьи интересы они должны были защищать в Вегасе – иными словами, покупателя двух казино, – им было также знакомо. Речь шла о некоем Роджере Данне, нью‑йоркском издателе и печатнике, который за шесть‑семь лет сколотил приличное состояние с помощью большой серии газет на разных языках, предназначенных для относительно новой волны иммигрантов. С некоторых пор тот же Данн расширил сферу своей деятельности, закупив несколько радиостанций и телеканалов и начав выпуск еженедельников. И разве удивительно, что теперь Данн решил вложить деньги в игровой бизнес, купив сразу два казино?
Ничего необычного не было также и в присутствии юного брата Данна, Джека‑Генри, нескладного и неловкого высокого парня с такими же белокурыми, как волосы на голове, усами и в темных очках.
– Мне бы хотелось, чтобы мой младший брат поприсутствовал здесь, – объяснил Роджер Данн, несколько смутившись, – он может сойти за одного из ваших помощников. Очень милый мальчик, но мне никак не удается приобщить его к делам. Его интересуют лишь машины и девушки. Быть может, понаблюдав, как ведутся такие переговоры, он начнет шевелить мозгами. Родственников не выбирают. Кстати, он передаст вам из рук в руки белую папку, и я настоятельно рекомендую вам прочесть то, что в ней лежит, это поможет вам убедить собеседника.
Сделка, которую осуществили и подвели к благоприятному завершению Бенетти и Берн, состоялась в отеле «Дюны», в помещении, снятом Роджером Данном. Прибывших из Чикаго адвокатов удивило лишь назначенное время: три часа утра, 17 сентября 1957 года.
– Виноват, – сказал Роджер Данн, – я назначил несколько встреч в Нью‑Йорке и не могу их перенести. В Вегас я попаду лишь поздним вечером, не раньше. Начинайте без меня, если я не появлюсь. В конце концов мой недоумок‑братишка будет здесь!
Незначащая деталь для Берна и Бенетти. При тех гонорарах, что они должны были получить, оба готовы были работать в любой час дня и ночи, с оставшимся на их шее «братишкой» или без оного. За такую цену они согласились бы даже, чтобы на переговорах присутствовала собака Данна, если б газетный босс на этом настаивал.
Кроме того, у них в руках была белая папка. И действительно, когда Моузес прочитал то, что в ней находилось, своему «собеседнику» – так его называл Данн, – то почувствовал себя чуть ли не убийцей, ибо тот был попросту раздавлен.
– Мы и с револьвером не добились бы большего, – сказал он потом Данну.
Так же, как это сделали до них (утром, днем и вечером 16‑го) Куинн и Макгриди из Нью‑Йорка, Стив Пулаский из Детройта, Ким Фойзи из Филадельфии, Берн с Бенетти из Чикаго завершили свою карательную операцию подписанием договоров с представителями «профсоюзов», предусматривающих создание четырех инженерно‑технических и четырех снабженческих фирм, обслуживающих только что выкупленные казино, при этом профсоюзам были гарантированы отчисления в размере пяти процентов от валового дохода этих заведений в течение тридцати лет.
Каждая из четырех групп адвокатов была, кстати, абсолютно убеждена, что такую сделку в Лас‑Вегасе осуществляла только она одна.
На втором этапе посредником в переговорах неизменно выступал Эби Левин. Но поскольку в течение двадцати четырех часов он четыре раза переменил отель, те же четыре раза сменив партнеров, то рядом с ним никогда не было одних и тех же профсоюзных лидеров.
И только один Левин смог заметить, что на всех встречах присутствовал молодой человек в очках. Он практически не обращался к нему, за исключением тех случаев, когда его надо было представить как советника по фамилии Берковичи. Один раз Левин даже послал его за сигаретами, и «Берковичи» с готовностью исполнил просьбу.
Таким образом Эби Левин был единственным человеком, помимо Реба, разумеется, кто мог оценить необыкновенный размах всей операции: в течение двадцати одного часа, с восемнадцати тридцати 16 сентября до пятнадцати тридцати утра 17‑го, шесть казино сменили владельцев[52].
Все эти казино существовали при отелях, и самый маленький из них насчитывал четыреста двадцать номеров и три ресторана.
Общая сумма капиталовложений Реба Климрода в День Святого Валентина в Вегасе составляла тридцать шесть миллионов двести сорок тысяч долларов.
К доходам от казино, находящихся под контролем Генри Чанса, можно добавить доходы от двух казино‑отелей в Пуэрто‑Рико, двух – на Багамских островах и более поздних – в Атлантик‑Сити.
Сюда не входят две сети отелей и три сети мотелей, которыми он уже владел к тому времени, перепоручив их заботам Этель Кот. Ими были охвачены Соединенные Штаты, Канада, Карибский бассейн, Латинская Америка, Европа и… другие районы земного шара – список обрывается, ведь надо же где‑то остановиться! Если перечислить хотя бы то, чем владел один только Генри Чане, то можно примерно определить размер его доходов (до вычета налогов): от восьмисот тысяч до двух миллионов долларов.
В день.
– 34 ‑
– С днем рождения. Желаю счастья, – сказал Диего, входя в комнату. – Двадцать девять лет – это уже старость, amigo[53].
– Подожди, пожалуйста, минуту, Диего, – ласково улыбнувшись, ответил Реб. – И спасибо за поздравление. В руке он держал телефонную трубку. Диего уже собрался выйти из комнаты:
– Диего! Прошу тебя, займись ею. И будь полюбезнее. Она очень хорошая. За исключением того, что Рабиндра‑ната Тагора считает бейсболистом. – Он сказал это по‑испански.
Диего наклонился над спящей девушкой, очаровательная грудка которой торчала из‑под одеяла. Диего поцеловал девушку в губы и сделал ей знак рукой. Собрав разбросанную одежду, он вынес ее из спальни в гостиную.
– Выход здесь, quenda mia[54].
Он задумчиво смотрел, как она одевается «Будь полюбезнее», – сказал Реб. «Полюбезнее» – это сколько? Он решил остановиться на тысяче долларов – нисколько неудивительно для человека, относящегося к деньгам с полным безразличием, чуть ли не с ненавистью. С такой же легкостью он отдал бы и сто тысяч.
– Вы ошиблись, – сказала потрясенная девушка. – Это купюра в тысячу долларов.
«И честная к тому же, – подумал Диего, – может быть, стоит жениться за ней. Наконец‑то Мамита была бы довольна».
Он сделал вид, что перепутал бумажку.
– Бог ты мой, и правда! – воскликнул он. – Тысячи извинений, сеньорита.
Затем добавил другую купюру в тысячу долларов и на этот раз деликатно выставил девушку за дверь. Злоупотреблять ситуацией все же не стоило. «Когда‑нибудь, ради смеха, я сложу в большую кучу двести или триста миллионов и подожгу. Только ради смеха».
Диего заказал завтрак.
Яичница с беконом появилась одновременно с Тудором Ангелом.
– Это малоизвестный закон, – рассказывал Ангел, – у моих ребят чуть глаза не лопнули, пока они прочесывали тексты. Закон применим.
Реб с большим аппетитом ел яичницу. По подсчетам Диего, в последние три дня он спал не более шести часов – «и в эти шесть часов входят „скачки“ с красоткой Линдой, этой честнейшей девушкой», – но лицо его было таким худым и так резко очерченным, что усталость, если она и была, не могла на нем отразиться. Климрод улыбнулся Ангелу.
– Расскажите мне об этом законе, прошу вас.
– Он позволяет обменивать, в оговоренных размерах, очень обширные участки пустынных земель на другие, поменьше, но в более выгодных местах.
– Что это означает в данном случае?
– Том Перри по доверенности стал официальным владельцем двенадцати тысяч шестисот гектаров земли в графстве Най. В 1952 году вы заплатили… то есть он заплатил по полтора доллара за гектар. Что составляет…
– Шестнадцать тысяч семьсот пятьдесят восемь долларов.
– Верю вам на слово. По этому закону этот участок земли можно обменять на другой, и в нашем случае речь идет о землях в Хьюсайте площадью шестьдесят квадратных километров.
– Какие могут возникнуть трудности?
– Никаких. Закон будет соблюден, и губернатор штата Невада не будет возражать против обмена. В капитолии Карсон‑Сити есть на то свои причины: американские военно‑воздушные силы хотят расширить земельную территорию для проведения ядерных испытаний – база Неллис. Эти одиннадцать тысяч шестьсот гектаров, которые возвратятся к ним, позволят выкачать деньги из авиаторов и получить их теперь, а не через несколько лет, когда земля в Хьюсайте будет продаваться на вес золота. Но через несколько лет, может, будет другой губернатор и другая команда.
– И сколько же сейчас стоит земля в Хьюсайте?
– Триста тысяч. Но через десять лет она будет стоить в десять, в пятнадцать раз дороже.
Серые глаза Реба уставились в пространство.
– Диего, – сказал он, – свяжись с Ником по нью‑йоркскому номеру, пожалуйста. Тудор! Запишите: счет 62395 AT 17, агентство Шеридана в Уэствуде. Счет – на ваше имя. Деньги уже там. Вы заплатите Тому Перри предусмотренные двадцать пять тысяч долларов и, по вашему усмотрению, премию своим ребятам. Что же касается вас, то предлагаю два варианта: вы получаете ваши семьдесят пять тысяч долларов сейчас или соглашаетесь на пять процентов от будущих прибылей, после перепродажи земель Хьюсайта. Выбирайте.
И он откусил кусок поджаристого бекона. Ангел стоял, разинув рот.
– Реб, вы делаете мне королевский подарок! Я предпочитаю заплатить своим ребятам из собственного кармана и получить пять процентов. Я ведь еще не сошел с ума.
– Нью‑Йорк на линии, – объявил Диего.
– Хорошо, Тудор, вы сделали свой выбор. Дела Морана, Хейнеса и Оливеро такого же рода?
– Тот же принцип. Но земель поменьше.
– Сделайте, чтоб их было побольше. Решено. Проследите за деталями. Я буду в Лос‑Анджелесе в следующую среду в восемь тридцать утра в мотеле «Панамекс» под именем Бек. Спасибо, что пришли.
Ангел удалился, так и не придя в себя от изумления: «Пять процентов; Получится двести тысяч долларов!»
– Сегодня его день рождения, – объяснил Диего. – С возрастом он становится слабоумным.
И дверь закрылась за калифорнийским адвокатом, все еще качавшим головой.
За спиной Диего раздался голос Реба:
– Ник? Да. спасибо за добрые пожелания. Что это за история с фрахтованием в Абадане?
Земли Хьюсайта, купленные за шестнадцать тысяч семьсот пятьдесят восемь долларов, или за шестьдесят две тысячи с учетом всех расходов, гонораров юристам и комиссионных, были перепроданы в 1977 году за двадцать четыре миллиона пятьсот тысяч долларов.
Жена и дети Тудора Ангела, умершего к тому времени, получили миллион двести пятьдесят тысяч долларов – сумму, соответствующую пяти процентам от прибыли.
18 сентября около шести вечера они покинули Вегас.
– И зачем все это нужно, я вас спрашиваю? Сколько мы спали? Три часа? Мало того. У этой Терри ноги – три метра. Длинная, как удав. Меня просто в дрожь бросает. Спали максимум два часа сорок пять минут. И что после этого? Опять в дорогу. Уже шесть часов вечера, солнце садится, даже оно устало, наступает темень, неизвестно, где ночевать и где поесть, мы умрем в пустыне, и наши белые кости будут пугать детей после ядерной войны…
– Диего.
– Знаю: Диего, заткнись. Но революция надвигается.
– Остановись, пожалуйста. Я имею в виду мотор.
Диего остановился. Они находились в пустыне, и все вокруг было великолепно, особенно немыслимые огни Вегаса, постепенно зажигавшиеся на фоне догорающего дня. rlo Диего чувствовал себя полностью разбитым.
– Отдай мне руль, – сказал Реб. – Ляг на заднее сиденье и поспи. Там есть одеяло.
Диего рассмеялся пронзительно, с подчеркнутым сарказмом
– Я еще не совсем чокнулся. Ты самый худший водитель на этой стороне Рио‑Гранде. Впрочем, на другой тоже. Не хочу видеть, как ты по‑дурацки погибнешь, не удержавшись на вираже. Ты ужасно плохо водишь машину, Реб.
– Твоя правда, – подтвердил тот. – Но все же отдай мне руль и поспи немного. Я поеду очень медленно.
– Клянешься?
Совершенно бесспорно: за рулем автомобиля – может быть, потому, что начал водить очень поздно – Реб был опасен для общества. Обычно машину вел Диего.
– Клянусь, – сказал Реб, подняв руку. – Головой Сеттиньяза.
– Мне смешно. Ты же знаешь, что я его терпеть не могу.
– Спи.
Их автомобиль был какой‑то разновидностью джипа и, как считал Диего, прошел корейскую войну, поучаствовав во 2‑й мировой; после чего целая орда мастеров, должно быть, разбирала и собирала его раз десять – пятнадцать, а потом сколотила кувалдами. На машину страшно было смотреть. Реб велел Диего: «Найди мне что‑нибудь внешне не привлекательное»…
«И я нашел именно то, что уж никак не привлекает. Да еще пришлось платить за это!» Он купил автомобиль за пятьдесят один доллар у поистратившегося золотоискателя, которого встретил при входе в маленькое казино «Последний шанс» на южной окраине Вегаса. «Заплатил пятьдесят один доллар, из них пятьдесят стоили почти новые шины и руль, инкрустированный золотом бедняков – пиритом. А за все остальное – один доллар…»
Совершенно бесспорно было и то, что они мало спали. Последнее действие операции «Святой Валентин» было разыграно накануне ночью. После обеда Реб обзванивал весь земной шар, иногда у него на линии было два собеседника одновременно. Затем около восьми тридцати очень незаметно появился Эби Левин. Реб заперся с ним на несколько часов, и их разговор затянулся за полночь. Левин уехал. Реб снова повис на телефоне, вызывая Европу, где другой временной пояс и уже наступило утро. Так продолжалось по меньшей мере до двух часов утра.