Нас разместили в небольшой, соломенной хижине. Дверь хижины не запиралась, но при желании её можно было закрыть и завязать шнурами.
По прибытии в лагерь, с разрешения Таджимы, которого мы считали нашим наставником и гидом в этих вопросах, мы освободили девушек от капюшонов и поводков, а затем развязали их маленькие запястья. Запястья женщин, надо признать, прекрасно выглядят, будучи связаны или закованы в наручники.
- Я - свободная женщина, - заявила Мисс Вентворт Таджиме, массируя запястья. - Теперь принесите мне какую-нибудь приличную одежду и организуйте аудиенцию с вашим начальником. Немедленно. Я не хочу появляться перед ним, в таком виде, так позорно одетой.
- Я уверен, что Вы не появитесь перед ним так одетой, - привычно вежливо сказал Таджима и спокойно ушёл.
Однако с того момента минуло уже два дня.
- Сходи, - обратилась блондинка к Пертинаксу, - и потребуй аудиенцию с кем-нибудь. С любым начальником!
- На мой взгляд, нам правильнее будет подождать, - заметил я.
- Я тоже думаю, что так будет лучше, - согласился со мной Пертинакс.
- Тогда пойду я! – закричала она.
- На твоём месте, я бы этого не делал, - усмехнулся я. – Там, между прочим, полно сильных мужчин, гореан.
Мисс Вентворт раздражённо топнула своей маленькой ножкой и снова, уже в который раз, подёргала дужки ошейника. Можно напомнить, что ключ от него несколько дней назад утонул в Тассе. С тех пор она не могла снять его. Безусловно, его не сложно было бы удалить, но при наличии подходящих инструментов.
Как бы то ни было, но ошейник оставался на её шее.
Из более ранних бесед между Пертинаксом и Мисс Вентворт, я заключил, что прежде она была служащей крупной инвестиционной компании и её таланты использовались, прежде всего, когда требовалось получить инвестиций от клиентов мужчин. В этом деле ей, очевидно, не была равных. Однако её устремления простирались значительно дальше удачного вложения средств фирмы её работодателя, и получения от этого зарплаты и комиссионных. Почему бы ей самой не получать те богатства, которое она так успешно направляла в каналы других, призрачные богатства, к потоку которых она стояла так близко, но от которых по-прежнему оставалась так далеко? Она казалась мне немногим больше, чем лишённым воображения существом, характерным для её времени, созданием амбиций и эгоизма, бездумно преследующим сверкающие, привлекательные пузыри культуры потребления. Безусловно, она была довольно красива, чем, несомненно, привлекла к себе внимание гореанских работорговцев. Однако она оказалась не только той женщиной, которая будет хорошо смотреться в кандалах, но и той, которую можно использовать для целей простирающихся далеко за пределы простого получения прибыли, которую она могла бы принести, будучи проданной с аукциона. Таким образом, к ней пришли с интересным предложением. А Пертинакс был незначительным клерком в той же самой фирме.
Передвижения свободных женщин на Горе имеют тенденцию быть ограниченными и держаться под наблюдением. Любой мужчина всегда знает, когда они есть рядом. Они драгоценны. Каждый обратит на них внимание. С другой стороны, рабыни в целом свободны приходить и уходить, как им нравится, оставаясь практически не замеченными. Понятно, что им придётся спросить разрешение у своего хозяина на то, чтобы оставить их место жительства, и им, вероятно, под угрозой наказания, придётся вернуться в предписанное время. И, действительно, их можно часто заметить отчаянно спешащими по улицам, надеясь пересечь порог дома их владельца до того как прозвонит пятнадцатый ан. Но горожане привыкли к ним, и не обращают на них особого внимания, встречая на улицах, рынках, площадях, в переулках и парках. Ну разве что поразмышляют о чертах их лиц или прикинут, как они могли бы смотреться у рабского кольца. Соответственно, не редкость, что агентесса кюров на Горе, чтобы увеличить свою мобильность и анонимность, несмотря на свою свободу и важность может быть одета, словно она не больше, чем рабыня. А если это так, то разве ей не потребуется мужчина для завершённости её маскировки, тот, который изобразит её хозяина?
И, как уже было отмечено ранее, свободные женщины редко появляются в определённых местах Гора, например в северных лесах. Так что, если планы предусматривают действия в таком регионе, и здесь потребуется иметь под рукой женщину-агента, которая может быть полезна для успеха проекта, почти без исключения она будет замаскирована под рабыню, и, чтобы её маскировка была безукоризненной, рядом должен быть кто-то, кто будет казаться её господином.
Мистер Грегори Вайт, младший клерк той же инвестиционной компании, был столь же уязвим перед очарованием Мисс Маргарет Вентворт, сколь ему были подвержены очень многие из других мужчин. В действительности, он давно исподволь любовался ею, но издалека, хорошо осознавая те пропасти, социальные и коммерческие, которые отделяли его от такого необыкновенного и особенного существа. Однако умная и красивая молодая женщина, отлично знала о его несчастной, безумной одержимости, впрочем, как она знала о многих других увлечённых ею, но не представлявших для неё интереса или важности мужчинах, которых она едва удостаивала взгляда. И это доставляло ей огромное удовольствие, быть выше их, недоступной, холодной, деловой, недосягаемой, остающейся вне их уровня, вне их рук. Она была выше их, а они были ниже её. Именно она была вхожа в двери великих и сильных, двери, к порогу которых они не могли даже приблизиться. Агенты кюров, конечно, часто нанимали на работу пары, предположительно, прежде всего, по причинам изложенным выше. Правда, когда она узнала, что ей, возможно, придётся замаскироваться под рабыню, она почти отказалась от предложенной работы. Она, рабыня?! Что за абсурд! Как отвратительно! Безусловно, это означало бы только то, что на её место будет найдена другая, а она сама окажется в списке приобретения, чтобы позднее, оказаться там же, но уже не как агент, а просто как ещё одна рабыня, красотка, ничем не выделяющаяся среди многих других. Клетки и загоны, в конце концов, заполнены именно такими красотками. Однако как только ей стало ясно, что заманчивое предложение вот-вот будет отозвано, и её мечты о необыкновенном богатстве могут развеяться как дым, она быстро смягчалась, согласившись, что играть роль простой рабыни может быть забавно. Но теперь, разумеется, ей понадобился некий товарищ на роль рабовладельца. Работодатели готовы были найти для неё подходящую кандидатуру, но, что интересно, по неким своим причинам, она предложила Вайта. По-видимому, она сделала это исходя из того соображения, что думала о нём, как о типичном, застенчивом мужчине Земли, легкоуправляемом, легкодоминируемом. Кроме того, она, конечно, прекрасно знала о его безумном увлечении ею, и это могло добавить восхитительный, пригодный для использования нюанс к их отношениям, поместив мужчину полностью в её власть. Вероятно, ей казалось забавным доминировать над ним, приказывать ему. Она легко могла представить себе его, торопящегося услужить ей, тем или иным образом. Да, это было бы забавно.
Её именем стало «Константина». Не лучшим выбором, возможно, поскольку это было скорее имя свободной женщины, а не кличка рабыни, но она хотела что-то величественное и внушительное. Более типичной рабской кличкой были бы, скажем, Лана или Лита, или, например, более привычные земные женские имена вроде Джейн, Одри или Сесилия. Дело в том, что земные имена на Горе обычно служат рабскими кличками. Возможно, причина этого кроется в том, что гореане думают о земных девушках, как о рабском мясе, причём, как о превосходном рабском мясе. Фактически, некоторые гореане специально ищут их на рынках и, говорят, редко разочаровываются. В результате, тот, кого звали Грегори Вайт, и кого она легко уговорила принять предложение, стал Пертинаксом.
Мисс Вентворт в раздражении металась туда-сюда по хижине.
Позже, у неё появились сомнения относительно мудрости её выбора, поскольку Вайт оказался намного крупнее и сильнее её, чего она как-то раньше не замечала. К тому же он на удивление хорошо выглядел, и раздражающе быстрее её, если не сказать больше, продвигался в изучении гореанского и определенных традиций и методов Гора. Но ведь этот болван не мог быть умнее её! Для неё это было просто невыносимо. Соответственно, любые доказательства его интеллектуального превосходства она стремилась тут же обесценить. Конечно, он был мужчиной Земли, так что у неё было немного причин его бояться. Правда, иногда она чувствовала явный дискомфорт, когда находилась рядом с ним как женщина, а не как начальница, особенно когда на ней был надет её костюм рабыни. А однажды, как я узнал позднее, ей приснился настоящий кошмар. В этом пугающем сне он раздел её прилюдно, прямо в офисе компании, пока другие наблюдали, кто смущённо, кто беззаботно. Потом он бросил её к своим ногам, пнул и надел на неё ошейник, а в конце ещё и использовал для своего удовольствия, в то время как другие продолжали наблюдать, а позже ещё и вежливо похлопали в ладоши. Ей запоминалось, как она подползла к нему на животе, склонила голова и поцеловала его ботинки.
После того сна она стала ещё более неприветлива и придирчива к нему.
Если бы она только заподозрила, что он разглядывает её, возможно, любуясь подъёмом её подбородка, изгибом икры, поворотом лодыжки, то она бы его жестоко отругала.
И она получала большое удовольствие, командуя им.
Пертинакс, или Грегори Вайт, кому как удобно, мало что понимал в этой ситуации, и просто, как и положено мужчине Земли, удваивал усилия, стараясь угодить своей требовательной работодательнице.
К настоящему времени, спустя приблизительно пять дней после того нас встретили на одной из делян Порт-Кара, жёлтые знаки, за которыми мы поначалу следовали на восток от побережья, полностью исчезли. Тот, кто последовал бы за ними позднее, и не был бы встречен, скорее всего, предположил бы, что наиболее вероятное место назначения нашего похода должно было лежать ещё дальше на востоке. Если бы он продолжил двигаться в том направлении, то просто углубился бы в леса, что было бесполезно и даже опасно. Прямой маршрут от хижины Пертинакса до лагеря, насколько я смог определить без карты и координат, лежал где-то между югом и юго-востоком, пожалуй, ближе к юго-востоку.
Окольный путь или извилистость нашего маршрута была вопросом, как я понял, вопросом безопасности. Независимо от того, какие проекты могли бы осуществляться в этих лесах, они были покрыты завесой тайны.
В любом случае, у меня тогда было лишь приблизительное представление того, куда мы могли бы направляться. Вероятно к Александре, на несколько пасангов вверх по реке, но насколько пасангов я понятия не имел, меньше, если бы прямой маршрут от хижины пролегал, скажем, на юго-юго-восток, и больше, если бы это было юго-восточное направление. Это моё предположение, однако, как выяснилось позже, было не совсем верным, по крайней мере, относительно нашего места назначения, являющегося берегом Александры, или, возможно, лучше сказать, оно было не столько неверным, сколько преждевременным.
С каждым днём я всё больше убеждался, что Александра всё же будет фигурировать в этих вопросах.
- Готов ли мой чай? - осведомилась Мисс Вентворт.
- Почти, Госпожа, - ответила Сесилия, которая корпела над маленьким котелком, стоявшим на стойке, над маленьким костерком, разведённым в небольшом углублении, выкопанном в земляном полу хижины.
- Какая же Ты медлительная, - бросила Мисс Вентворт.
- Простите меня, Госпожа, - пробормотала Сесилия.
- А ну-ка снимай свою одежду, - потребовала блондинка.
- Что? – не поверила своим ушам Сесилия.
- Полностью, - добавила Мисс Вентворт.
- Госпожа, - напомнил я своей рабыне.
- Госпожа? – исправилась она.
- Живо, - рявкнула Мисс Вентворт.
- Тебе обязательно оскорблять её? - проворчал Пертинакс.
- Конечно, - бросила блондинка. - Она - не больше, чем рабыня. Они существуют, чтобы их унижали и оскорбляли.
Вообще-то, несмотря на то, что рабыня может быть унижена или оскорблена, или даже избита и посажена на цепь по малейшему капризу рабовладельца, делается это крайне редко. В этом нет никакого смысла, особенно в случае девушки, которая изо всех сил пытается доставить удовольствие господину. С рабыней, как с любым другим животным, следует обращаться с умом, пониманием и сочувствием. К тому же, гореанский рабовладелец зачастую питает к своей рабыне весьма тёплые чувства, хотя насколько я знаю, очень немногие готовы согласиться или открыто признать это. Впрочем, любят её или нет, но дисциплина не должна быть поставлена под угрозу. Дисциплина должна быть стойкой, строгой и твёрдой. В конце концов, мы имеем дело с рабыней. Она должна удерживаться под точной, бескомпромиссной, непоколебимой дисциплиной. Она ожидает этого, и не должна быть разочарована. Она знает, что за минимальное нарушение может быть наказана стрекалом, хлыстом или плетью.
Несомненно, в этом кроется причина того, что нарушений так мало. Рабыня расцветает под дисциплиной. Это утешает её, регулирует и упорядочивает её жизнь. Она довольна, над нею доминируют. Она радуется дисциплине, которой она подвергается. Она не желает ничего другого.
Самая большая доброта, которую мужчина может оказать рабыне, это бросить её к своим ногам.
Сесилия бросала меня взгляд полный отчаяния и жалобной мольбы.
Думаю, что в этот момент она ненавидела Мисс Вентворт, которая, к тому же, не была её госпожой. Отношение Сесилии к ней, конечно, претерпели радикальные изменения, после неожиданного и нежеланного открытия, что её белокурая, голубоглазая конкурента по красоте, если можно так выразиться, оказалась не рабыней, а свободной женщиной.
- Сделай это, - ласково сказал я.
Со слезами в глазах, Сесилия выскользнула из своей туники.
- А теперь прислуживай мне, - приказала ей блондинка.
- Да, Госпожа, - всхлипнула Сесилия.
- Нет, - остановил её я. - Обслуживай меня.
- Да, Господин, - с благодарностью сказала рабыня.
Слово хозяина, разумеется, имеет приоритет перед словом любого другого свободного человека, который не является владельцем или владелицей рабыни.
- А что насчёт меня? – недовольно поинтересовалась Мисс Вентворт.
- Сама себя обслужишь, - отмахнулся я.
- Пертинакс! – бросила она, и мужчина тут же поспешил наполнить другую чашку, которую затем протянул блондинке.
Рабская девка, кстати, и я полагаю, что это очевидно, подаёт напиток свободной женщине совсем не так, как она подала бы его мужчине, и конечно не тем способом, которым она обслужила бы своего владельца. Например, подача паги в таверне осуществляется таким образом, чтобы фактически соблазнить и обольстить мужчину. В такой ситуации девушка пытается заинтересовать и возбудить клиента, по крайней мере, привлечь его внимание к себе и намекнуть на альков. Использование девушки включено в цену напитка, и, следовательно, каждая рабыня, вызванная к столу, или приближающаяся к столу сама, понимает, что подразумевается вероятность, которая не могла бы быть неочевидной для тех, кто знаком с подобными заведениями. Безусловно, многие посетители заходят туда просто, чтобы опрокинуть кубок, другой выпивки. Они заходят, выпивают, беседуют и уходят. Клиент ведь не обязан делать выбор. Но даже если Вы не уведёте официантку, если можно так выразиться, в альков, в любом случае, приятно быть обслуженным красоткой а ошейнике, возможно, с колокольчиками на лодыжке, одетой в лоскут прозрачного шёлка, если вообще одетой.
Однако, как было отмечено выше, рабыня обслужит свободную женщину совсем не в той манере, в какой она, вероятно, прислуживала бы мужчине, особенно своему хозяину. Она была бы жестоко избита, если не убита, поступи она так по невежеству или глупости. Рабская девка для свободной женщины, в лучшем случае, презираемое удобство. Причём, ненавидимое, вероятно, из-за её интересности для мужчин. Жестокость свободных женщин к рабыням поистине легендарна. Это кардинально отличается от обычных отношений между рабовладельцем-мужчиной и его рабыней. Гореанская рабыня боится свободных женщин до слабости в животе. Ей остаётся только пылко надеяться, что её купит привлекательный мужчина, чтобы, в идеале, быть его единственной рабыней.
Иногда, конечно, в качестве акта жестокости, свободная женщина, своего развлечения ради, перед компанией подобных ей кумушек, может приказать испуганной рабыне предложить напиток так, как она могла бы сделать это мужчине, а затем, когда та исполнит её требование, устроить обструкцию. «Что Ты творишь, неотёсанная шлюха? Как Ты посмела! Ты что, подумала, что я - грубое, похотливое животное! Я - благородная свободная женщина, Ты жалкая, мерзкая, вульгарная девка, Ты презренная тарскоматка в ошейнике! Ты оскорбила меня и теперь заплатишь за это! Неси мне плеть!» «Да, Госпожа», - рыдает рабыня и спешит принести плеть, которая, к развлечению свободной женщины и её гостей, будет использована на ней.
Это место, выглядело как лагерь лесорубов, собравшихся здесь для заготовки брёвен. Время от времени слышались удары топоров и треск падающих деревьев. Позже сваленные стволы избавляли от сучьев, распиливали на более короткие брёвна, после чего в них запрягали тягловых тарларионов и волоком утаскивали к местам сбора, где очищали от коры, складывали в штабеля в ожидании, когда за ними прибудет заказчик. Затем готовые брёвна с помощью рычагов и шкивов поднимали на телеги, заряжённые тарларионами, которые утаскивали их вниз по узкой, грунтовой дороге, исчезавшей среди деревьев. Интересно, что просека, казалось, вела не на запад к побережью, а скорее на юго-восток. Причём некоторые из брёвен несли на себе отметки Порт-Кара, что указывало на то, что срублены они были в деляне и, само собой, незаконно.
И я, действительно, временами слышал крики тарнов, прилетавшие откуда-то из глубины леса.
Лагерь не был огорожен частоколом, но его периметр, для тех, кто не был в рабочих бригадах и от кого ожидалось, что они будут оставаться в лагере, был отмечен рядом вешек, примерно таких же как те, которые отмечали деляны, разве что на их лентах не было надписей.
Как-то прогуливаясь по лагерю, я хотел было, из простого любопытства, пересечь границу вешек, разведать округу, но был остановлен и загнан назад высунувшимся из кустов ларлом, который, как я понял, был животным охраны, хотя на нём и не было ошейника. Тогда-то до меня дошло, почему лагерь, несмотря на обилие материала в округе, не был огорожен, в том смысле, что не был обнесён стеной плотно поставленных заострённых кольев. В этом просто не было смысла. Такие животные были самой надёжной стеной.
Я держал чашку с чаем, и любовался Сесилией, стоявшей передо мной на коленях в позе рабыни башни, поскольку здесь присутствовали свободная женщина. Сесилия застенчиво смотрела на меня, и её лицо расплылось в довольной улыбке. Я улыбнулся ей в ответ. Ну что ж, она хорошо знала, что любая обнажённая красотка на коленях и в ошейнике, выглядит превосходно, каким бы способом, она ни стояла.
Поза рабыни башни является почтительной и скромной. Кроме того, девушка обычно одета в достаточно скромную тунику или даже платье. Безусловно, её ошейник всегда должен быть видим. Её не должны спутать со свободной женщиной. Положение рабыни удовольствия, конечно, тоже почтительно, но при этом оно ещё и является провокацией и приглашением. У того, кто её видит не должно оставаться сомнений относительно того, что за рабыня перед ним. Ладони её рук обычно прижимаются к бёдрам, а голова поднята, но, если она хочет попросить о ласке, то она прижимает руки к бёдрам тыльной стороной. Ладони рук женщины, как известно, необычайно чувствительны. В этом может убедиться каждый, например, прочертить, едва касаясь её ладони кончиком пальца, букву «Кеф». В этом случае ладони, выставленные на показ, нежные, чувствительные, сложенные в чашечки, как бы предлагаются господину, при этом их тыльные стороны прижаты, словно привязаны к бёдрам, словно они не могут оставить их без разрешения. Такой знак нетрудно прочитать. Также, одновременно с этим девушка обычно опускает голову. Этим она ясно дает понять своё смирение и потребности, и то насколько она, находясь во власти господина, жаждет хотя бы малейшего его прикосновения. Разумеется, имеют место и некоторые варианты. Например, иногда, особенно на рынках, девушка может стоять на коленях, заведя руки за спину, как будто её запястьями связаны, или сжимая руки на затылке или тыльной стороне шеи. Это красиво поднимает грудь.
- Ах Ты, - задохнулась от возмущения Мисс Вентворт, - грязная мелкая девка, омерзительная проститутка, а ну немедленно надень свою одежду!
- Она не проститутка, - заметил я. - Она - рабыня. Это гораздо ниже.
Прежняя мисс Вирджиния Сесилия Джин Пим улыбнулась. Как далека она теперь была от своего прошлого, от Мейфэра и от Оксфорда.
Теперь она была ничем, всего лишь гореанской рабской девкой в мире, в котором мужчины знали, что делать с таким как она.
Я не спешил, кстати, несмотря на требование Мисс Вентворт, дать Сесилии разрешение снова одеться. А без этого разрешения она оставалась голой.
Сесилия была весьма соблазнительной девушкой.
И это не удивительно. Может ли обнажённая женщина в рабском ошейнике не быть самой соблазнительной?
- Ну Ты и шлюха! – проворчала Мисс Вентворт.
- Каждая хорошая рабыня, - пожал я плечами, - должна быть шлюхой у ног своего господина.
- Омерзительно! - заявила блондинка.
- Ничуть, - усмехнулся я.
- Значит, этого хотят мужчины, шлюх? - спросила Мисс Вентворт.
- Намного больше чем это, - поправил её я, - рабынь. Каждый мужчина хочет рабыню, беспомощную, уязвимую, горячую, полную потребностей рабыню.
- А вот Вайт, - заявила она, - не хочет!
- Я - Пертинакс, - равнодушно сказал мужчина.
- Что? – удивилась Мисс Вентворт.
- Не будет никакого корабля, - тем же безразличным тоном проговорил он.
- Будет корабль! – крикнула блондинка. - Я потребую этого!
- Я - Пертинакс, - меланхолично повторил он.
- Ты с ума сошёл! - заключила женщина. – Всё закончилось!
- Нет, - спокойно сказал Пертинакс. – Всё только начинается.
- Пертинакс, - раздражённо бросила она, - Ты же мужчина Земли. Ты цивилизованный человек!
- Во всех развитых цивилизациях, - хмыкнул я, - неизменно держали рабынь.
- Он - джентльмен! - заявила Мисс Вентворт. - Он не захотел бы рабыню.
- Джентльмены, - усмехнулся я, - тоже часто владели рабынями.
- Подтверди, Пертинакс, - потребовала она. - Скажи ему, что ни один настоящий мужчина не захотел бы рабыню!
«Интересно, - подумал я, - как легко слова могут быть перевраны, и использованы в качестве рычагов, дубин, плетей или чего-то подобного».
- Я в этом не уверен, - отозвался мужчина. - Возможно, всё наоборот. Возможно, скорее того мужчину, который не хочет рабыню, нельзя считать настоящим мужчиной.
- Конечно, мужчины хотят рабынь, - сказал я Мисс Вентворт. - Думаю, что это ясно. Кроме того этот спор мне кажется просто оскорбительным. С тем же успехом можно было бы заявлять, что настоящий тарн это тот, который не летает, на истинный ларл это тот, который не охотится и так далее. Только я сомневаюсь, что это окажется полезным для понимания мира. Отложив в сторону культурные и исторические соображения, как неважные, как бы это удивительно кому-то ни показалось, или даже ошибочные, как бы это кого-то ни поразило, и рассмотрев данный вопрос с точки зрения биологии, можно увидеть, например, радикальный половой диморфизм характерный для человеческого рода, предрасположенности, обусловленные генетикой, всепроникающие отношения доминирования и подчинения, и многое другое.
- Я - свободная женщина! - заявила Мисс Вентворт.
Признаться, я не был уверен в уместности её утверждения, произнесённого почти истерично.
- Есть ещё и критерий обстоятельств жизни, - сказал я. - Например, каков будет эффект одной модальности жизни в противоположность другой? Предположи, что один образ жизни снижает качество жизни, порождает несчастье, скуку и даже страдание, аномию и осознание собственной бессмысленности, зато другая модальность повышает качество жизни, приносит счастье, заряжает энергией, наполняет существование смыслом и так далее. И что предпочтительнее?
- Я - свободная женщина! – закричала Мисс Вентворт.
Я не стал спорить, но меня заинтересовала её вспышка.
Она всё ещё была одета в свою прежнюю тунику. Может быть, именно это стало причиной её раздражительности. Возможно, она хотела бы произнести что-то, но её слова могли бы показаться несовместимыми с её внешностью, что, несомненно, поставило бы её неудобное положение, или, так или иначе, смутило бы её. Конечно, у нас с Пертинаксом не было никаких трудностей в принятии того факта, что она была свободной женщиной. То есть, ей не было никакого смысла убеждать нас в этом. Тогда кого она пыталась убедить? На основе того, что я узнал о нём за прошедшие дни, Пертинакс, в силу своего происхождения, естественно будет думать о ней как о свободной женщине. Впрочем, я тоже думал о ней как о свободной женщине, особенно ввиду её неловкости, неуклюжести, чопорности и прочих качествах, не говоря уже о её явных психологических и эмоциональных проблемах. Контраст с Сесилией был очевиден. Моя рабыня, теперь, не только приняла свой пол, но и наслаждалась им. У ног мужчины, принадлежа ему и управляясь им, она нашла себя.
Она покончила со своим смятением и конфликтами, и познала радость и цельность в полной капитуляции перед мужчиной, её господином.
Она поцеловала его ноги и стала собой.
- Я - свободная женщина, - повторила Мисс Вентворт, - свободная женщина, свободная женщина!
- Конечно, - заверил её я.
- Интересно, - задумчиво протянул Пертинакс.
Признаться, замечание Пертинакса меня удивило. Я не ожидал этого.
- Что тебе интересно? - воскликнула Мисс Вентворт.
- В офисе, среди столов, - продолжил он, - не я ли часто представлял тебя не в твоём строгом деловом костюме и в туфлях на высоком каблуке, столь шикарную и провоцирующую, такую высокомерно, нагло, расчётливо, сознательно провоцирующую, а скорее босиком на ковре, голой и в ошейнике?
- Ты животное, Вайт! – выкрикнула блондинка.
- Называй меня Пертинаксом, - попросил он.
- Я не понимаю тебя, - развела рукам женщина.
- Не будет никакого корабля, - пояснил Пертинакс. - Многое изменилось.
- Будет корабль! – крикнула она. – И ничего не изменилось!
- Я изменился, - усмехнулся он.
У меня появилась мысль, что теперь Пертинакс мог бы покинуть хижину, чтобы позаботиться о своей связанной собственности, даже если бы поблизости рыскал слин. И конечно, его собственность, беспомощно связанная, лежащая снаружи в темноте, могла бы страстно надеяться, что он мог бы сделать это.
- Уверена, - заявила блондинка, - Ты не рассматриваешь всерьёз возможное значение твоей скотской силы, и не соблазняешься признать свои желания.
Во взгляде Пертинакса направленном на неё мелькнуло раздражение.
Как же ей повезло, что он не был гореанином!
- Ты должен игнорировать свою силу и свои желания, - потребовала Мисс Вентворт. – А ещё лучше, если Ты сможешь убедить себя, что их не существует. Приложи все силы, чтобы добиться этого. Если не сможешь, Ты должен выбросить их из головы. Нужно предпочесть горе и справедливую печаль возможности и удовлетворению.
«Да, действительно, - усмехнулся я про себя, - ей очень повезло».
- Почему? - поинтересовался Пертинакс.
- Потому, что Ты землянин! - пожала она плечами.
- Боюсь, что Земля, которая слишком долго игнорировала определенные истины, - покачал головой мужчина, - и отчаянно нуждается в преобразовании и возврату к основам.
- Ты – культурное создание, - сказала она. – Ты создан, чтобы соответствовать определённым стандартам, ровно так же, как конверт или двигатель.
- Нет, - хмыкнул он, - Я - мужчина.
- Культурное создание! - настаивала блондинка. - Продукт, разработанный и произведённый, чтобы соответствовать сложным наборам систематически взаимосвязанных ролей.
- Уверен, - заметил я, - критерии культурных ценностей должны иметь некое отношение к счастью и удовольствию людей.
- Нет, - отмахнулась от меня Мисс Вентворт.
- К чему же тогда? - осведомился я.
- К самой культуре, - ответила она, - к её распространению.
- Понятно, - кивнул я.
У культуры, казалось бы, есть своя собственная динамика, своя жизнь, своя биография, с которой благосостояние или счастье отдельных её компонентов могли бы быть связаны лишь косвенно, если связаны вообще. Растение – органическое создание, и здоровье растения гарантируется здоровьем своих компонентов. С другой стороны, культура, хотя она тоже может погибнуть, деградировать и устареть, обычно продукт не органический, а механистический. Функционированию машины, требуется не счастье, здоровье или благосостояние его частей, но лишь то, чтобы они правильно функционировали, обеспечивая бессмысленную долговечность самой машины.
- А разве нет такой вещи как природа? - спросил я. – Разве только страдания, тюрьмы, оружие и ненависть имеют право на существование?
- Природы не существует, - заявила блондинка.
- Ты же это не серьёзно? – полюбопытствовал я.
- Её не существует в каком-либо важном смысле, - поправилась она.
- Если это так, - пожал я плечами, - то, почему тогда её должны так отчаянно оспаривать? Почему с ней приходится бороться с таким напряжением?
- Она недружественна к цивилизации, - объяснила Мисс Вентворт.