Таким образом, Идену пришлось, не проконсультировавшись ни с кабинетом, ни с премьер‑министром, самому занять определенную позицию. Он вызвал французского и итальянского послов и бельгийского поверенного в делах (в разное время, но в такой последовательности) и заявил, что французское правительство "не должно предпринимать ничего такого, что сделало бы положение еще более трудным". Если Иден, отнюдь не склонный к принятию самостоятельных решений, сделал столь ответственнее заявление, это могло означать лишь одно: английское правительство заранее определило свою позицию, сводившуюся к невмешательству в агрессивную акцию Гитлера. Одновременно Иден обратил внимание французского посла на контрпредложения Гитлера, подчеркнув, что они "произведут очень большое впечатление на общественное мнение". Это было прямое подыгрывание германским нацистам, пустившим свои "контрпредложения" для дезориентации и деморализации своих противников. Лишь после этого Иден созвонился с Болдуином, поехал в Чекере и доложил о создавшейся ситуации. Премьер‑министр одобрил все предпринятые им действия.
Знаменательно, что 9 марта в палате общин проходили дебаты по вопросам обороны. Это давало прекрасную возможность поговорить и о вводе немецких войск в Рейнскую область ‑ ведь события там имели прямое отношение к безопасности и обороне Англии. Однако премьер‑министр ухитрился даже не упомянуть в своей речи о том, что произошло два дня назад. Депутаты дружно последовали его примеру.
Могли ли правительства Англии и Франции дать отпор Германии и заставить ее убрать свои войска из Рейнской зоны? Да, могли. Они располагали для этого необходимыми силами и средствами, тем более что Советский Союз с самого начала занял твердую позицию отпора агрессору. Председатель Совета Народных Комиссаров СССР В. М. Молотов прямо заявил об этом в интервью Шастэне ‑ редактору французской газеты. Как сообщают советские исследователи М. Панкратова и В. Сиполс, цитируя Архив внешней политики СССР, У марта полпредство Советского Союза в Лондоне уведомило англичан, что, по мнению правительства СССР, "единственным достойным ответом Гитлеру явилось бы всемерное укрепление коллективной безопасности, включай и те меры принуждения в отношении Германии, на которые сочла бы возможным пойти Лига Наций".
|
|
Советский Союз в то время предлагал реальное средство, которое могло бы обуздать агрессора и обеспечить прочную безопасность Европы. Он выступал за тесное сотрудничество СССР, Англии и Франции. 2 апреля 1936 г., как свидетельствуют официальные документы, приводимые М. Панкратовой и В. Сиполсом, Советское правительство довело до сведения правительства Англии, что для спасения Европы "крайне необходимо возможно более тесное сближение в борьбе за мир между СССР, Францией и Великобританией". Москва подчеркивала, что "только срочное укрепление коллективной безопасности, готовой ответить на всякую новую агрессию Германии решительными действиями, может привести Гитлера к сознанию, что мир все‑таки выгоднее, чем война".
Таким образом, в Лондоне не могло быть никаких сомнений относительно позиции Советского Союза. Но английские правящие круги оставались глухи к голосу здравого смысла. Они решили действовать иначе.
|
|
В записке, составленной в это время Иденом для членов кабинета, говорилось: "В наших интересах заключить с Германией далеко идущее и на возможно более длительный срок соглашение об урегулировании, пока еще Гитлер в настроении пойти на это". Английский кабинет одобрил предложение Идена. Итак, несмотря ни на что, ‑ курс на генеральное соглашение с нацистской Германией. А для этого ее "умиротворение" должно продолжаться, и первой задачей в этом плане была легализация гитлеровской акции по ремилитаризации Рейнской зоны.
Но как же французы? Проглотят ли они без сопротивления резкое ухудшение своих стратегических позиций и не попытаются ли силой восстановить прежнее положение? Чтобы исключить такую возможность, Иден и Галифакс срочно отправились в Париж.
Комментируя эту поездку, некоторые из биографов Идена истолковали прикомандирование Галифакса как свидетельство недостаточного доверия к молодому министру со стороны Болдуина и "стариков". Поручая ему столь важную миссию ‑ решение вопроса войны или мира, они, тем не менее, обеспечивали надзор за ним члена внутреннего кабинета. Несмотря на всю свою популярность в Англии и за рубежом, Иден во внутреннем кабинете пользовался намного меньшим влиянием, чем Галифакс.
Идену и Галифаксу удалось провести свою линию в Париже на совещании стран ‑ участниц Локарнских соглашений. Ту же линию Иден отстоял и на сессии Совета Лиги Наций, собравшегося в Лондоне 14 ‑ 17 марта для рассмотрения жалобы Франции и Бельгии на нарушение Германией Версальского и Локарнского договоров. Совет признал, что Германия нарушила договоры, и этим ограничился. Выступление в Совете советского наркома М. М. Литвинова, разоблачившего агрессивные внешнеполитические планы германского фашизма и заявившего о готовности СССР "принять участие во всех мероприятиях, которые будут предложены Совету Лиги локарнскими державами" и которые "будут приемлемы для других членов Совета", не встретило поддержки. Никаких мер предложено не было. Об этом позаботились прежде всего английские представители.
|
|
Обеспечив таким образом по существу легализацию и поддержку германской акции, лондонское правительство сочло, что нужно обсудить вопрос и в парламенте, не опасаясь нежелательной для себя реакции.
по и закрепились на обоих берегах Рейна. Дебаты открылись речью Идена. Он заявил, что целью английского правительства в создавшейся ситуации является, "во‑первых, устранить опасность войны, во‑вторых, создать условия, при которых переговоры могли бы иметь место, и, в‑третьих, обеспечить успех этих переговоров с тем, чтобы они могли укрепить коллективную безопасность". Далее должна быть создана "более счастливая атмосфера, позволяющая провести более широкие переговоры по экономическим аспектам вооружений, что является незаменимым для обеспечения умиротворения Европы". Как эти слова были далеки от истинных намерений!
На самом деле английское правительство имело в виду снять для себя опасность военного столкновения г Германией, организовав ее нападение на страны, находящиеся к востоку. А это совсем не равнозначно понятию "устранение опасности войны". Да и для себя Англия по устранила эту опасность, она лишь усилила тяжесть войны, с которой столкнулась всего через три с половиной года. Как справедливо отметил английский историк Чарльз Уэбстер, именно ремилитаризация Рейнской зоны явилась "актом, который делал будущую войну неизбежной". Утверждение же о том, что намечавшаяся сделка с Гитлером должна была "усилить коллективную безопасность", является образцом английского политического лицемерия, ибо политика "умиротворения" была антиподом, отрицанием политики коллективной безопасности. К этой же категории относятся и слова об "умиротворении" Европы, которые должны были маскировать линию на "умиротворение" фашистских государств.
Палата общин, не исключая и ее лейбористскую часть, в целом одобрительно отнеслась к положениям, выдвинутым Иденом. Выступавшие подкрепили их рассуждениями о том, что не следует применять к Германии никаких санкций, а французов нужно предупредить, чтобы они не рассчитывали на поддержку Англии, если попытаются силой выдворить немецкие войска с берегов Рейна. Об этом безапелляционно заявил Невиль Чемберлен, подводивший итог дебатам от имени правительства.
В Берлине ликовали. Очередная нацистская авантюра увенчалась успехом, политические и стратегические позиции фашизма стали более прочными. А. Дж. П. Тэйлор позднее заметил, что 7 марта было "последним шансом, когда Германия могла быть остановлена без всех страданий и жертв большой войны". И если это не было сделано, то только по вине английского правительства. Рандольф Черчилль следующим образом сформулировал итоги деятельности этого правительства в связи с ремилитаризацией Рейнской области. "Мы, ‑ писал он, ‑ миновали еще один верстовой столб на дороге к войне, по которой... нас гнали Болдуин, Макдональд, Чемберлен, Хор, Саймон, Галифакс и Иден".
Благоприятную ситуацию использовал и итальянский фашизм. Муссолини продолжал свое разбойничье дело, стремясь поскорее завоевать всю территорию Эфиопии. Итальянские чернорубашечники не останавливались перед самыми зверскими методами ведения войны. Были применены газы. Итальянские самолеты умышленно бомбили госпитали.
Усилия же английской стороны в это время были направлены на то, чтобы не допустить закрытия Суэцкого канала для итальянских судов и методом затяжек предотвратить применение к Италии нефтяных санкций. Это было продолжение прежней линии заискивания перед фашистским диктатором.
Еще 6 января 1936 г. Иден, только что приняв портфель министра иностранных дел, уверял итальянского посла, что утверждения печати о его антиитальянских настроениях совершенно не соответствуют действительности, так же как и слухи о его "каких‑то острых личных расхождениях" с Муссолини, и в заключение выразил готовность сотрудничать с дуче.
5 мая итальянские войска заняли Аддис‑Абебу и вскоре оккупировали всю Эфиопию. Хайле Селассие отправился в эмиграцию в Англию, где был принят более чем прохладно.
Ход событий поставил вновь вопрос о санкциях против агрессора. И здесь английское правительство проявило подчеркнутое усердие по отмене введенных Лигой Наций экономических санкций против Италии. Его не смущало то обстоятельство, что санкции были введены официально по предложению Англии, что они должны были остановить агрессию, но не достигли этой цели, что, предлагая отменить санкции, Лондон делает поворот в своей политике на 180 градусов.
6 мая Остин Чемберлен в палате общин потребовал отмены санкций. Через месяц Невиль Чемберлен в нашумевшей речи в "клубе 1900 года" заявил, что продолжение политики санкций представляется ему "чистым безумием".
После этого вступил в игру Иден. Именно он, пользовавшийся репутацией поборника Лиги Наций и участвовавший ранее в принятии решения о санкциях, 18 июня объявил и "объяснил" в палате общин решение английского правительства отменить санкции против Италии. Годами он произносил многочисленные речи в пользу коллективной безопасности, а теперь открыто выступил против мер, направленных к достижению этой цели.
"Правительство его величества, ‑ возвестил Иден палате общин, ‑ после тщательного взвешивания и по совету, который я как министр иностранных дел счел своим долгом дать ему, пришло к заключению, что больше нет смысла продолжать осуществлять эти меры как средство давления на Италию".
Он не погнушался привести избитый аргумент о том, что санкции приведут к войне, которая "не ограничится пределами Средиземного моря". Это был заведомый обман, ибо еще в декабре 1935 года правительства Турции, Греции и Югославии дали Англии обязательство выступить на ее стороне, если Муссолини совершит "акт бешеной собаки", то есть ответит на санкции объявлением войны Англии. Против этой комбинации держав, за спиной которых стояли другие члены Лиги Наций, никакая "бешеная собака" не рискнула бы выступить.
Возмущение представителей лейбористов в палате выразил Гринвуд, заявив, что предложение Идена ‑ "предательство Лиги Наций". Другие депутаты кричали: "Позор!", "В отставку!". Лейбористская партия опубликовала по этому поводу манифест под названием "Великое предательство". Так выявилось истинное лицо Антони Идена.
В середине 30‑х годов в Европе развернулось движение Народного фронта, явившееся реакцией со стороны народов на наступление фашизма в ряде стран, на возрастание опасности новой войны и политику "умиротворения" агрессоров, практикуемую правительствами Англии, Франции и США. Вокруг рабочего класса объединялись мелкая буржуазия, интеллигенция и некоторые буржуазно‑либеральные круги. В 1936 году в результате парламентских выборов пришли к власти правительства Народного фронта во Франции и Испании. Фашизм тем самым получил сильный отпор. В июле 1936 года монархо‑фашистская реакция и военщина в Испании подняли мятеж против законного правительства. С самого начала мятежники действовали в теснейшем союзе с германским и итальянским фашизмом. Поддержка фашистских бунтовщиков вскоре превратилась в прямую военную интервенцию Германии и Италии против Испанской Республики.
Для правящих кругов Англии и Франции создалась сложная ситуация. Победа мятежников и интервентов таила в себе серьезную опасность для этих стран. Под угрозой оказались их интересы на Средиземном море и в Северной Африке. Победа фашизма в Испании при помощи извне сделала бы в будущем эту страну естественным союзником Германии и Италии против Англии и Франции. Безопасность английской крепости в Гибралтаре и всего морского пути через Средиземное море в Юго‑Восточную Азию ставилась в зависимость от благорасположения фашистских держав. А Франция попадала в клещи враждебных ей сил со стороны Рейна, альпийской границы и Пиренеев.
В то же время разгром фашистского мятежа в Испании и сохранение правительства Народного фронта резко ослабили бы реакционные силы в Европе вообще и в Англии и Франции в частности и повели бы к серьезному упрочению левых сил. Этого правящие круги обеих стран допустить не могли. Классовые интересы четко определили линию поведения английского и французского правительств в отношении революционно‑освободительной войны в Испании. И Лондон, и Париж в ущерб интересам своих народов предпочли поддержать фашизм против социализма. "Умиротворение" фашистских держав перерастало в прямую поддержку их агрессии на европейском континенте.
Обоснованием такой позиции служило утверждение, что любые другие действия в отношении испанских событий повлекут за собой общеевропейскую войну. Тезис не новый. "Умиротворители" привыкли запугивать народ войной, чтобы он принял их политику. С таким аргументом мы встречались и при организации невмешательства в итальянскую агрессию в Эфиопии.
Между прочим, эту концепцию опровергают события, относящиеся к самой войне в Испании. В 1937 году итальянские подводные лодки начали топить нейтральные, не исключая и английские, торговые суда в Средиземном море. Подводное пиратство поставило под угрозу английские военно‑морские позиции там, а также права других стран. В связи с этим в сентябре 1937 года в Нионе на Женевском озере состоялась международная конференция, которой понадобилось всего 48 часов, чтобы договориться о мерах по борьбе с фашистскими пиратами. Результаты сказались мгновенно. Нападения итальянских подводных лодок на торговые суда прекратились. Указанные меры не только не вызвали опасность возникновения войны, но, наоборот, послужили делу мира.
Английские консерваторы ‑ хитроумные политики. Они изобрели такой способ поддержки фашизма в Испании, который многими не искушенными в политике людьми воспринимался как выражение нейтралитета в отношении происходивших там событий. Было выработано "соглашение о невмешательстве" в испанские дела, которое подписали 27 стран. Соглашение предусматривало запрещение экспорта и транзита оружия и военных материалов в Испанию. С первого взгляда это могло выглядеть как возможность для испанского народа без вмешательства извне, самостоятельно решить свои проблемы. Но то была лишь обманчивая внешность, за которой скрывалось хитроумное средство содействия удушению испанской революции.
Во‑первых, речь шла о грубом нарушении международного права. Член палаты общин Адамс говорил в октябре 1936 года: "Испанское правительство не пользуется даже элементарной возможностью, предусмотренной международным правом, приобретать оружие за границей". Во‑вторых, лишая испанское правительство зарубежных источников получения оружия, в то время как фашистские мятежники снабжались немецким и итальянским оружием, политика "невмешательства* объективно решала задачу содействия фашизму в удушении Испанской Республики. В этом отношении "невмешательство" в испанские дела было сродни эмбарго па поставки оружия в Эфиопию, которое английское правительство годом раньше практиковало в ходе итало‑эфиопской войны. Лондон проявил инициативу и первым ввел эмбарго на продажу оружия Испании, даже не получив заверений, что другие правительства последуют его примеру.
Английское правительство действовало так, чтобы заложить основы для будущего сотрудничества с фашистским правительством, которое могло прийти к власти в Испании. "Иден, ‑ замечает Рис‑Могг, ‑ как свидетельствуют его речи, относящиеся к тому времени, был озабочен тем, чтобы не сделать чего‑либо такого, что могло бы настроить враждебно правительство Франко, если оно в конце концов консолидирует свою власть".
Однако в Лондоне отнюдь не стремились рекламировать свой приоритет в выработке политики "невмешательства", уступая сию сомнительную честь французскому правительству социал‑демократа Леона Блюма. Английские историки и поныне утверждают, что инициатором этой политики был Париж. Иден также не преминул упомянуть об этом в своих мемуарах. А в действительности "невмешательство" родилось на Даунинг‑стрит.
Известно, что вначале Париж по инициативе прогрессивного деятеля ‑ министра авиации Пьера Кота намеревался разрешить республиканскому правительству Испании приобретать оружие во Франции. Затем Блюм был приглашен в Лондон, где ему пришлось отказаться от этого и согласиться выступить с предложением о "невмешательстве" в испанские события. Английский прогрессивный журнал "Лейбор мансли" писал в январе 1937 года: "Не является секретом, что предполагаемая политика Блюма, политика "невмешательства" в дела Испании, в действительности была изобретена национальным правительством и навязана Блюму".
Тем не менее было бы, конечно, неверно недооценивать "вклад" французского правительства в дело удушения испанской революции. Не только Франция, но и США активно проводили линию попустительства фашистскому международному разбою. "Личное убеждение Идена, ‑ пишет Рис‑Могг, ‑ что "невмешательство" является наилучшей практической политикой, подкреплялось поддержкой этой политики со стороны правительства США".
Советский Союз принял вначале участие в работе "комитета по невмешательству", который заседал в Лондоне под председательством лорда Плимута. Советское правительство исходило из того, что республиканцы смогут подавить фашистский мятеж, даже не получая помощи извне. Поэтому задача состояла в том, чтобы использовать комитет для недопущения вмешательства Германии и Италии в испанские дела. Когда же СССР убедился, что комитет служит лишь прикрытием германо‑итальянской интервенции, он заявил, что не может считать себя связанным "соглашением о невмешательстве" больше, чем другие его участники. К этому времени характер "невмешательства" вполне определился.
Поскольку Советский Союз, верный ленинскому принципу пролетарского интернационализма, выступил в поддержку прогрессивных революционных сил испанского парода, это не могло не повлечь за собой усиления враждебности к нему со стороны английского правительства. Гарольд Никольсон, отметив в августе 1936 года, что война в Испании провела размежевание между правыми и левыми силами в Европе, поставил вопрос: "Каким путем мы идем?" ‑ и дал ответ: "Прогерманские и антирусские тенденции консерваторов будут укреплены и увеличены". И это в условиях, когда угроза новой мировой войны с каждым днем нарастала.
Активизация фашизма в подготовке к войне вызывала глубокую озабоченность всех народов, в том числе и английского. Война в Испании вызвала четкое размежевание различных социальных сил в стране. Передовые, прогрессивные англичане выступили в поддержку справедливой антифашистской борьбы испанского народа. Им противостояли реакционные силы: различные профашистские круги, монополии, их политическая организация ‑ консервативная партия и правительство, сформированное этой партией. Раскол страны на два антагонистических лагеря стал фактом. Не многие международные события влекли за собой подобное размежевание.
Реакционные силы шумно афишировали свои симпатии к испанскому фашизму и лидеру мятежников генералу Франко. Консерватор Пейдж Крофт заявлял: "Я считаю генерала Франко доблестным христианским джентльменом и верю его слову". Его коллега Арнольд Вильсон громогласно выражал надежду, что "господь поможет Франко победить в Испании, и чем скорее это произойдет, тем лучше". Даже Уинстон Черчилль, лучше других чувствовавший угрозу английским интересам со стороны Германии и Италии, в начале испанских событий выступил в поддержку испанских мятежников, которых квалифицировал как "патриотические, религиозные и буржуазные силы, действующие под руководством армии и поддерживаемые сельским населением во многих провинциях". Видя важную заслугу мятежников в том, что они выступают против попыток "установления коммунистического режима", Черчилль через год потребовал признания Англией франкистского правительства.
Правое руководство профсоюзов и лейбористской партии официально поддержало правительственную политику "невмешательства". Однако боевые прогрессивные элементы в этих организациях активно выступили против. Их выступления становились все более энергичными по мере того, как жизнь разоблачала истинный смысл "невмешательства".
Наиболее последовательными союзниками испанских борцов за свободу стали английские коммунисты. В числе тех, кто заявлял о своей солидарности с республиканской Испанией, были лучшие представители английской интеллигенции и определенная часть людей, придерживающаяся буржуазно‑либеральных взглядов. В стране создавались общественные организации помощи испанским борцам за свободу. Интернациональные чувства английских трудящихся нашли свое выражение в том, что 2000 англичан отправились в Испанию и в рядах интернациональной бригады с оружием в руках сражались против фашизма.
Подобная реакция английского народа на войну в Испании лишь усилила стремление консервативного правительства помочь фашизму прийти к власти на Пиренейском полуострове. Ответственность английских правящих кругов за то, что трехлетняя война в Испании закончилась установлением фашистской диктатуры, бесспорна и очевидна. Еще в 1937 году "Лейбор мансли" писал, что "действительным преступником, предавшим демократию и мир открытой фашистской агрессии в Испании, является национальное правительство". Много лет спустя историк А. Дж. П. Тэйлор, отнюдь не коммунист, пришел к тому же выводу: "Английская и французская политика, а не политика Гитлера и Муссолини решила исход гражданской войны в Испании".
А руководил английской внешней политикой в это время Антони Иден. Ни он сам, ни его биографы, ни прочие историки не отмечают каких‑либо расхождений у Идена с другими членами правительства по поводу отношения к испанским событиям. И это не случайно. Именно Антони Иден, как подчеркивает Тэйлор, "добился того, чтобы Лига Наций покинула Эфиопию, согласился на реоккупацию Гитлером Рейнском области без сколько‑нибудь серьезного протеста и проявил инициативу в организации притворства, осуществляемого "комитетом по невмешательству".
Все эти акции стимулировали агрессивность фашист‑ псих держав. Гитлер и Муссолини, чувствуя не только безнаказанность, но и поощрение, официально заявили о единстве своих целей и о намерении обеспечить единство действий для их достижения. 25 октября 1936 г. был оформлен военно‑политический блок между Германией и Италией, известный как "ось Берлин ‑ Рим". По соглашению между двумя фашистскими правительствами Германия признавала захват Италией Эфиопии, устанавливалась общая линия обеих стран в "комитете по невмешательству" в испанские дела, подтверждалось признание ими правительства Франко и намечались меры по оказанию ему помощи. Кроме того, были разграничены сферы экономического проникновения на Балканах и в придунайских странах. То был первый этап в сколачивании блока фашистских агрессоров для подготовки развязывания второй мировой войны. Вскоре "ось Берлин ‑ Рим" была дополнена антикоминтерновским пактом, подписанным Германией и Японией в ноябре 1936 года, к которому через год присоединилась и Италия.
Сплочение агрессоров должно было бы поостеречь "умиротворителей". Но они сделали лишь вывод о том, что для достижения "общего урегулированиям следует пойти по пути дальнейших уступок фашизму. "Непосредственным результатом гражданской войны в Испании, ‑ констатирует Тэйлор, ‑ было то, что английские государев пенные деятели бросились искать благосклонности Муссолини".
Иден провел ряд мероприятий с целью укрепления контактов с Римом, стремясь любой ценой убедить Муссолини, что в Лондоне относятся к нему с пониманием и дружески, что не следует придавать значения досадному эпизоду с санкциями, тем более сейчас, когда они отменены по настоянию Англии.
Британское правительство было весьма встревожено тем, что Италия перебросила в Испанию несколько дивизий, которые под видом "добровольцев" сражались против республики. В Лондоне понимали, что это делается не бескорыстно, и очень боялись, как бы итальянское правительство не заставило Испанию расплатиться за такую помощь" принадлежащими ей в Средиземном море Балеарскими островами или какой‑либо другой частью испанской территории. Это резко изменило бы положение на Средиземном море в пользу Италии и к невыгоде Англии. Подозрения в Лондоне усиливались и тем, что Италия развернула в прессе антианглийскую кампанию.
В английском правительстве бытовало мнение, что после отмены санкций отношения с Италией можно улучшить, сделав ей определенные уступки, на которые Муссолини ответит взаимностью. И вот в июле 1936 года Иден провозгласил в палате общин: "Мы считаем закончившимся период напряженности в Средиземном море". Благожелательной реакции из Рима не последовало.
В начале ноября Иден сделал новую попытку. Он заявил в парламенте, что Англия имеет важные интересы на Средиземном море и признает существование аналогичных итальянских интересов. "В прошедшие годы интересы обеих стран в Средиземном море скорее дополняли друг друга, чем вызывали противоречия". Почему и на будущее не сохранить такие же отношения! "Должно быть возможным, ‑ заключил Иден, ‑ для каждой страны продолжать поддерживать свои жизненные интересы в Средиземном море, не только не конфликтуя друг с другом, но даже извлекая взаимную выгоду". Это было прямое и открытое предложение фашистской Италии сотрудничества в этом районе земного шара.
Затем последовали активные переговоры между Иденом и итальянским послом в Лондоне Гранди, из которых стало ясно, что и Муссолини не прочь заключить "джентльменское соглашение" с Англией.
Теперь встревожились французы. Опять Лондон ведет сепаратные переговоры за их спиной с одним из противников Франции. Французский посол в Лондоне Корбон обратился за разъяснениями к Идену. Тот "успокоил" его ничего не значащими заверениями и пообещал держать в курсе переговоров с Италией.
В ходе этих переговоров Гранди добивался признания Лондоном "законности" захвата Эфиопии, а Иден проявлял большую озабоченность относительно того, как бы Муссолини не завладел Балеарскими островами. Англичане не могли так сразу согласиться на требование итальянцев, еще свеж был в памяти прошлогодний кризис в связи с планом Хора ‑ Лаваля. Но, чтобы продемонстрировать фашистам, что все придет в свое время, английское правительство отозвало охрану своей миссии в Аддис‑Абебе, а Иден заверил Гранди, что он готов "рассмотреть проблему Эфиопии отдельно". "Посол, ‑ записал Иден, ‑ после этого ушел в хорошем настроении".
В свою очередь, итальянское правительство согласилось дать обещание, что оно не намерено захватывать испанские территории, и к январю 1937 года "джентльменское соглашение" состоялось. По поводу названия впоследствии острили: для заключения "джентльменского соглашения" должны быть налицо по крайней мере два джентльмена.
Соглашение констатировало наличие жизненно важных интересов Англии и Италии в Средиземном море, говорило об их "совместимости", содержало обязательство уважать взаимно эти интересы и сохранять статус‑кво. Иден впоследствии утверждал: "Мы ничем не поступились, чтобы получить это соглашение". Это далеко не гак. Заключив соглашение с Муссолини, Англия как бы реабилитировала все агрессивные деяния итальянского фашизма, официально признала неправильными действия Лиги Наций и собственную официальную позицию в отношении Италии в связи с ее нападением на Эфиопию. Лиге Наций и престижу Англии был нанесен еще один удар, а итальянский фашизм вновь получил морально‑ политическую поддержку. Это была демонстрация отрицания идей коллективной безопасности и свидетельство готовности продолжать линию на "умиротворение" Муссолини и Гитлера.
Не прошло и недели, как Муссолини нарушил соглашение. Без согласования с лондонскими партнерами он отправил в Испанию дополнительно 4000 "добровольцев". А это было чревато нарушением статус‑кво, о поддержании которого "джентльмены" только что торжественно договорились. Не прекратилась и антианглийская, инспирируемая итальянским фашизмом пропаганда, хотя в соглашении было записано, что стороны будут "противодействовать любой деятельности, способной причинить ущерб добрым отношениям" между ними.