Как известно, английская консервативная партия существует на средства, передаваемые ей крупными банками и фирмами. Рядовая членская масса и среднее звено активистов, от которых во многом зависит успех партии на выборах, никакой роли в определении политики партии не играют. Политику формулирует лидер партии и его ближайшие коллеги и советники, и вся партия должна ее поддерживать. Если партия находится в оппозиции, ее депутаты в палате общин пользуются полной свободой критики правительства ‑ ведь это правительство другой партии. Если же партия стоит у власти, то обязанность ее депутатов ‑ целиком и полностью поддерживать свое правительство.
В Англии существует традиционный способ глушить критику в адрес правительства, исходящую из рядов собственной партии. Наиболее способных и энергичных критиков подкупают назначением на те или иные правительственные посты. После этого в силу коллективной ответственности членов правительства они превращаются из критиков в защитников правительства. В 30‑х годах к этому способу не прибегали, ибо в нем не было нужды.
Имеется много и других средств, при помощи которых партийные организаторы заставляют недисциплинированных депутатов идти в ногу с партийным руководством. Однако в 30‑х годах существовали необычайно благоприятные условия у депутатов‑консерваторов для критики "национального правительства". Это было не консервативное, а коалиционное правительство. Выступление против него могло выглядеть как защита истинно консервативных принципов и осуждение линии, проводимой неконсервативными членами коалиции ‑ либералами и национал‑лейбористами, тем более что им принадлежали портфели премьера и министра иностранных дел. Когда же в 1935 году Макдональда сменил на посту премьера Болдуин, ситуация несколько ухудшилась, по все равно его можно было критиковать, ибо он пошел на коалицию с другими партиями и старая консервативная гвардия далеко не во всем его поддерживала. Лишь в 1937 году, с приходом на пост премьер‑министра Невиля Чемберлена, человека автократических замашек, возможности для выражения официального несогласия с линией правительства у консерваторов ‑ членов парламента резко сократились. И несмотря на все эти благоприятные условия для выступлений против политики "умиротворения" в 30‑х годах, критика "национального правительства" была незначительной, по существу, оно беспрепятственно проводило свою линию.
|
|
До мюнхенской сделки с фашистскими державами в рядах консерваторов практически не существовало деятелей, которые выступали бы против политики "умиротворения". Это относится и к Антони Идену, которого английская историография сделала самым эффективным "антиумиротворителем", соответствующим образом интерпретируя его разногласия с Чемберленом и уход в отставку в начале 1938 года. В действительности дело обстояло иначе.
Иден всегда считал необходимым пересмотр Версальского мирного договора в пользу Германии. И говорил об этом публично, хотя в несколько завуалированной форме. На одном из официальных обедов в 1932 году он заявил, что в Европе действует тенденция придавать слишком большое значение "механизму поддержания мира и этот перечень уступок в пользу нацистской Германии с весьма уделять мало внимания основам мира. Под механизмом подразумевалось версальское урегулирование, которое, по мнению Идена, следовало пересмотреть, чтобы создать взаимопонимание и доверие между странами. Без этого нельзя будет договориться о разоружении и сохранить мир. Такая идея сквозит в выступлениях Идена и после прихода фашизма к власти в Германии. В конце 1933 года Иден утверждал, что "для восстановления доверия в Европе (удивительное заявление: разве доверие в Европе когда‑либо существовало? ‑ В. Т.) необходимо устранить причины беспокойства". Это означало, что нужно ликвидировать причины недовольства Германии и Италии.
|
|
В частных заявлениях Иден был более определенен. За три недели до ремилитаризации немцами Рейнской области он говорил Гарольду Никольсону, что "готов пойти на огромные уступки аппетитам немцев при условии, что они подпишут договор о разоружении и присоединятся к Лиге Наций", и "намерен работать во имя этого на протяжении следующих трех лет".
Конкретное перечисление этих уступок можно найти в составленном Иденом 11 февраля 1936 г. меморандуме для правительства: "Готовы ли мы, например, ‑ писал он, ‑ признать, что Германия должна иметь особые торговые привилегии в определенных районах, скажем, в бассейне Дуная? Готовы ли мы отказаться от нашего положения наиболее благоприятствуемой державы для того, чтобы это можно было осуществить? Готовы ли мы при определенных условиях рассмотреть вопрос о предоставлении Германии гарантированного займа? Готовы ли мы рассмотреть вопрос о возвращении Германии по мандату или другим путем хотя бы одной колонии, отнятой у нее во время войны? Готовы ли мы, в частности, если германское правительство девальвирует марку, противодействовать вероятному нажиму заинтересованных английских кругов, требующих дальнейшего устранения германских товаров с английского рынка? Готовы ли мы рассмотреть с Францией и Бельгией вопрос о ликвидации демилитаризованной зоны? Готовы ли мы действительно обратиться к Германии с предложениями, направленными на возможно более длительное сотрудничество в новом периоде европейского спокойствия и экономической реконструкции, вместо того чтобы, как это было до сих пор, ожидать с ее стороны различных "требований" и "отказов от обязательств"? Знаменательно, что именно этот перечень уступок в пользу нацистской Германии с весьма небольшими модификациями был предложен английским правительством фашистам во время секретных переговоров летом 1939 года.
|
|
Помимо Идена в списке "антиумиротворителей" фигурируют Роберт Ванситтарт, Леопольд Эмери, Уинстон Черчилль.
Роберт Ванситтарт известен как человек антигерманских убеждений. Действительно, он весьма недоверчиво относился к акциям и заверениям нацистского правительства. Но именно Ванситтарт с самого начала 30‑х годов настаивал на пересмотре условий Версальского мирного договора, хотя, по понятным соображениям, не выступал публично с этим предложением. К 1936 году он уже говорил о необходимости вернуть Германии отнятые у нее колонии, "если мы хотим длительного мира".
Леопольд Эмери, представлявший имперское крыло в партии тори, то есть тех консерваторов, которые непосредственно были связаны с эксплуатацией народов и богатств колониальной империи, естественно, категорически возражал против возвращения Германии колоний. Но он был согласен на ее "умиротворение" за счет стран Центральной и Восточной Европы. Эмери громогласно требовал также удовлетворения претензий Италии.
Бесспорно, Уинстон Черчилль накануне второй мировой войны был наиболее ярким критиком внешней политики "национального правительства". Некоторые авторы утверждают, что ему принадлежал "единственный голос здравомыслия" в период осуществления политики "умиротворения". И все же даже Черчилль не может считаться последовательным противником "умиротворения". За два месяца до прихода Гитлера к власти он утверждал: "Устранение справедливого недовольства потерпевших поражение стран должно предшествовать разоружению победителей". Лишь после ремилитаризации Рейнской области Черчилль решительно выступил против "умиротворения" Германии. "Но и после этого, ‑ замечает Томпсон, ‑ он продолжал надеяться, что Гитлер успокоится и превратится в доброго европейца".
Слабость "антиумиротворителей" проявлялась в том, что их выступления не были последовательными и носили спорадический характер. У них не было продуманной позиции по вопросам, в которых они расходились с правительством, не было позитивной программы. Более того, их стремления временами оказывались крайне противоречивыми и зачастую исключали друг друга. Придерживаясь древнего для английской политики принципа, состоящего в том, что Англия должна поддерживать баланс сил в Европе как гарантию своей безопасности, они в то же время не возражали против германской экспансии в Восточной Европе. Но ведь эта экспансия неизбежно укрепляла позиции Германии, ее военный потенциал и, следовательно, взрывала баланс сил.
Серьезно ослаблялись позиции "антиумиротворителей" их враждебностью к СССР. Среди них не было ни одного человека, который относился бы к Советскому Союзу без ненависти и предубеждения и был бы готов сотрудничать с ним на основе равноправия и взаимного уважения. Это радикальным образом подрывало возможности противодействия политике "умиротворения" агрессоров.
Несогласные с теми или иными акциями "умиротворения" находились па одинаковых классовых позициях с "умиротворителями". И тех и других объединяли империалистические интересы Англии. Поэтому пойти на радикальную конфронтацию они не могли.
Слабость "антиумиротворителей" выражалась не только в их крайней малочисленности (число депутатов‑ консерваторов, официально выступавших с критикой действий правительства во внешнеполитической сфере, не превысит десяти), но и в том, что палата общин всегда и неизменно поддерживала правительство. Даже в самый позорный и опасный момент, когда речь шла о мюнхенском соглашении, правительство пользовалось полной поддержкой парламента.
Политику "умиротворения" можно периодизировать довольно точно. Ее начало следует отнести к 1931 году, когда Англия, Франция и другие державы не использовали Лигу Наций и не приняли других мер для пресечения японской агрессии в Маньчжурии. Клемент Эттли говорил в 1937 году в парламенте: "Политика этого правительства начиная с 1931 года всегда состояла в попытках умиротворить агрессора принесением в жертву более слабых стран. Но чем больше вы уступаете агрессору, тем огромнее становятся его аппетиты". Концом первого периода можно считать 1935 год, когда Англия и Франция (план Хора ‑ Лаваля) взорвали робкие попытки Лиги Наций выступить против войны Италии с целью захвата Абиссинии. Начавшийся в конце 1935 года после провала плана Хора ‑ Лаваля второй этап продолжался примерно три года. Мюнхенское соглашение (осень 1938 г.) можно считать завершением второго этапа в политике "умиротворения". Третий этап продолжался от Мюнхена до начала сентября 1939 года, то есть до возникновения второй мировой войны. Наконец, время "странной войны* (по май 1940 г.) следует считать четвертым периодом политики "умиротворения", которая осуществлялась уже в новых, своеобразных условиях, когда Англия юридически находилась в состоянии войны с Германией.
Первые акции по "умиротворению" фашистских агрессоров были осуществлены, когда Иден еще не занимал крупных государственных постов, позволявших влиять на внешнюю политику правительства.
В сентябре 1931 года японские войска спровоцировали (агрессоры никогда не стеснялись в выборе предлогов для нападения на свои жертвы) военные действия против китайских войск в Северо‑Восточном Китае. Английские интересы на Дальнем Востоке были весьма значительны. Александр Кадоган в записке для кабинета, формулировавшей интересы Англии в различных районах земного шара и намечавшей линии внешней политики с учетом международной обстановки, писал в октябре 1938 года: "Английские интересы в Китае... значительны и концентрируются в основном в руках немногочисленной группы английских предпринимателей и концернов". Но дальше он подчеркивал: "Защита их не является жизненно важной". Чем же объяснялась такая индифферентность? Прежде всего тем, что Япония предполагала, выражаясь словами официального японского документа, "овладев всеми ресурсами Китая" и ряда других азиатских стран, "вновь скрестить мечи с Россией". А это, как полагали английские политики, было достаточным основанием для "умиротворения" Японии за счет Китая, даже если английские интересы там будут несколько ущемлены. И потому начиная с 1931 года Япония при попустительстве Англии и ряда других держав осуществляла захват китайской территории.
Консерваторы считали Японию "гарантом стабильности и порядка на Дальнем Востоке", сотрудничество с которым необходимо для сохранения Британской империи. Япония, писал консервативный журнал "Сатэрдэй ревью", является "силой против большевизма в Китае и революционного национализма в Индии". "Необходимо отметить, ‑ подчеркивал журнал, ‑ что за спиной Китая стоит Россия.., минимальный здравый смысл и прозорливость должны бы научить Лигу Наций не совать пальцы между японским молотом и китайской наковальней". Неудивительно, что после этого журнал пришел к такому заключению: "Каждому школьнику известно, что единственной частью Китайской Республики, где жизнь и собственность находятся в безопасности, является та часть, где они охраняются японскими штыками".
Уинстон Черчилль выразил свою позицию не менее определенно. "В интересах всего мира, ‑ заявил он, ‑ чтобы закон и порядок были установлены в Северном Китае. Анархия и коммунизм принесли огромные страдания многомиллионному китайскому народу... Северная провинция Китая, которой Япония обеспечивает весьма значительную меру упорядоченного управления, является самой счастливой из всех провинций Китая в настоящее время".
В марте 1932 года Джон Саймон выступил по этому вопросу в палате общин с декларацией, которая, по словам лейбориста К. Зиллиакуса, "по существу заверяла японцев, что они могут делать все, что им угодно, ибо, что бы они ни предприняли и что бы ни говорил Устав Лиги Наций, Англия не пошевелит и пальцем. Японцы так и истолковали английскую политику, и события показали, что они были правы".
"Умиротворением" агрессивных сил необходимо считать и разностороннее содействие английских (равно как и американских) правящих кругов приходу к власти Гитлера в январе 1933 года. Английская пресса, и прежде всего консервативные газеты лорда Ротермира, вела пропаганду в пользу передачи власти в Германии нацистам. Еще осенью 1930 года Ротермир говорил: "Переход политической власти к национал‑социалистам... порождает многие преимущества, а именно ‑ создает прочную плотину против большевизма... Для существования западной цивилизации было бы наиболее полезно, если бы в Германии к власти пришло правительство, воодушевляемое теми же здравыми принципами, при помощи которых Муссолини за восемь лет возродил Италию". "Нью‑Йорк тайме", отражая настроения американских реакционных Кругов, выразила восхищение "великой целью, которой добивается Ротермир, ‑ спасением Европы от большевизма благодаря новой Германии, управляемой военной диктатурой".
Именно поэтому английские правящие круги вкупе со своими единомышленниками в США и Франции оказали гитлеровцам поддержку при захвате ими власти в Германии. Антисоветизм помешал этим кругам своевременно понять, что враждебность фашизма большевизму не исключает угрозы с его стороны интересам и безопасности других государств.
За этим шагом "умиротворителей" последовал следующий, и к нему уже прямое отношение имел Антони Иден. Речь идет о работе Женевской конференции по разоружению, в ходе которой Англия, США, Франция и Италия санкционировали так называемое "довооружение" Германии.
Хотя ни одно империалистическое правительство в 20 ‑ начале 30‑х годов не помышляло о разоружении, стремление народов предотвратить новую войну было столь велико, что тогда никто не посмел выступить против разоружения официально. Этим обстоятельством и объясняется огромная пропагандистская шумиха в прессе тех лет, призванная изобразить буржуазные правительства активными борцами за мир.
Идену было поручено представлять Англию в Лиге Наций. Его выступления в Женеве широко рекламировались прессой. Газеты были заполнены фотографиями молодого, элегантного министра. Популяризируя Идена как "поборника разоружения" и "миротворца", английская буржуазная печать тем самым ежедневно и ежечасно внушала своему читателю и мировому общественному мнению далекую от действительности мысль, будто политика Англии направлена на разоружение и обеспечение мира.
С этого времени и начало постепенно создаваться устойчивое, но совершенно неверное представление об Идене как о пацифисте или даже стороннике коллективной безопасности. Шли годы, и искусственно созданный пропагандой и рекламой образ все меньше и меньше походил на истинного Идена ‑ верного и надежного исполнителя империалистической политики английских консерваторов.
Партнеры английского правительства в Женеве преследовали аналогичные цели, и потому вскоре выработалась устойчивая, единая для всех технология. Представители различных стран произносили на заседаниях Лиги и ее комитетов бесконечные речи, которые казались обывателю пацифистскими, а в действительности были рассчитаны на то, чтобы в море слов утопить суть дела. Очень скоро во многих странах стали ссылаться на Лигу Наций как на "женевскую говорильню".
Один из современников Идена ‑ Дафф Купер в конце 20‑х годов, будучи заместителем военного министра, посетил Женеву в составе английской делегации. В своих воспоминаниях он так рассказывает об атмосфере, царившей в Лиге Наций: "Бесчисленные комитеты с бесконечными речами, комитеты, в которых ничего не делается и которые в действительности никогда не надеются чего‑ либо достичь. Сплетни, распространяемые политиками‑космополитами, бесконечные нудные официальные обеды и приемы производили впечатление неразберихи и уныния".
Зато контакты в кулуарах Лиги, в спокойных уютных отелях и ресторанах Женевы и ее живописных окрестностях использовались для дипломатических зондажей и империалистических сделок. Первые шаги английской политики "умиротворения" были сделаны или в Лиге Наций, или в непосредственной связи с ее деятельностью.
В 1932 ‑ 1933 годах в центре внимания мировой общественности находилась Международная конференция по разоружению, после длительных оттяжек открывшаяся 2 февраля 1932 г. в Женеве. Народы возлагали на нее большие надежды. Их стремление к разоружению и к укреплению мира достигло во время конференции своего апогея. В то же время в международных отношениях развивались процессы, делавшие перспективу разоружения нереальной.
Мировой экономический кризис в значительной степени обострил противоречия между империалистическими государствами и приблизил опасность возникновения войны между ними. На Дальнем Востоке развертывалась японская агрессия против Китая. Приход к власти в Германии нацистской партии резко усилил опасность возникновения войны в Европе.
В марте 1932 года английское правительство отменило правило (которым оно руководствовалось на протяжении ряда лет), гласившее, что не следует ожидать в ближайшие десять лет возникновения большой войны. Начальники штабов трех родов войск получили указание представить предложения об устранении наиболее существенных недостатков в английских вооруженных силах.
И все же некоторая возможность конструктивного решения проблемы разоружения даже в этих сложных условиях была. Очень многое зависело от позиции Англии, бесспорно игравшей ведущую роль в Лиге Наций.
Не может быть никаких сомнений в том, что английский народ в подавляющем большинстве был настроен в пользу разоружения. Ни один историк, затрагивая проблему разоружения, не может обойти молчанием волну пацифизма, захлестнувшую в первой половине 30‑х годов Англию.
Проблемы мира и разоружения активно обсуждались на многочисленных митингах, созываемых обществами мира, Союзом Лиги Наций, студенческими организациями, на профсоюзных и лейбористских конференциях, на собраниях в избирательных округах, в многочисленных книгах и брошюрах. Национальный совет мира объединял 40 различных организаций. Настроения в пользу разоружения и укрепления мира захватили и многочисленных студентов Оксфордского университета. Их основная масса входит в студенческую общественную организацию, именуемую Оксфордский союз и пользующуюся большим авторитетом. 9 февраля 1933 г. Оксфордский союз принял резолюцию, в которой заявлял, что он "ни при каких обстоятельствах не будет воевать за своего короля и страну". Это решение отнюдь не было антипатриотичным. Наоборот, оно было принято людьми, которые заботились о благе своего короля и страны и считали, что для этого необходимо избежать в будущем войны. Решение Оксфордского союза получило большой международный резонанс.
Английская общественность выдвинула идею одностороннего сокращения вооружений Англией. Филипп Ноэль Бейкер, лейбористский публицист, удостоенный после второй мировой войны Нобелевской премии мира, в то время опубликовал книгу под названием "Частное производство оружия", в которой утверждал, что действительное разоружение Англии "вполне может оказаться решающим в том, чтобы обеспечить принятие новой политики всем миром в целом".
Отражая эти настроения, лейбористская и либеральная партии официально требовали от правительства реальных шагов на конференции в Женеве в направлении разоружения, одновременно голосуя в парламенте против увеличения военных ассигнований. Антивоенное движение в Англии во всех его формах, включая и успех кандидатов в палате общин, выступавших на дополнительных выборах под знаменем разоружения, достигло наибольшего подъема в 1933 году.
В основе выступлений английской общественности лежали не только пацифистские настроения, желание добиться разоружения в международном плане, но и понимание того факта, что вооружение, находящееся в руках английского империализма, всегда используется в агрессивных, реакционных целях.
Пример первой мировой войны был еще свеж в памяти рядового англичанина.
Как только открылась Конференция по разоружению, в адрес английской делегации в Женеве из Англии потоком хлынули тысячи телеграмм, требующих, чтобы она обеспечила соглашение о разоружении. Но в Англии действовали и другие силы; именно они и определяли политику правительства в вопросе о разоружении. Историк Медликотт назвал их "консервативными элементами общества", включив в их состав "бизнесменов, владельцев предприятий, производящих оружие, империалистов, всех профессиональных военных в ранге выше капитана, членов палаты лордов, имеющих племянников в Кении" (то есть связанных с эксплуатацией колоний. ‑ В. Т.).
Именно они определяли истинную позицию английского правительства в вопросе о разоружении. Официальная английская пропаганда, учитывая настроения английского народами мирового общественного мнения, провозглашала "национальное правительство" сторонником всеобщего разоружения, стремящимся всеми возможными средствами добиваться успеха Женевской конференции. В действительности правящие круги Англии отнюдь не были заинтересованы в позитивных результатах конференции и несут главную ответственность за ее срыв.
Английское правительство использовало конференцию в Женеве для своей дипломатической игры, состоявшей в противопоставлении одних держав другим (Германии ‑ Франции) с целью усиления своей руководящей роли в европейских делах. Генерал Темперлей, член английской делегации, вспоминал впоследствии: "Мы испытывали почти чувство стыда из‑за участия в колоссальном притворстве, из‑за того, что народу не говорили правду".
Лицемерием со стороны лондонского правительства было уже то, что, вовсе не стремясь к успеху конференции, оно направило в Женеву огромную и весьма представительную делегацию. Возглавлял ее премьер‑министр Макдональд, которого сопровождали министр иностранных дел Саймон, министр по делам доминионов Томас, военный министр Хэйлшем, а также министры военно‑морского флота и авиации. Членам делегации помогали генеральный секретарь, 30 экспертов и другие чиновники различных учреждений, а также 12 клерков, шифровальщиков и машинисток и пять курьеров. В делегацию входили представители 10 министерств и департаментов. Иден был заместителем главы делегации и по существу фактическим ее руководителем.
Несмотря на внушительный состав, английская делегация явилась в Женеву без каких‑либо определенных предложений. На протяжении более чем года работы конференции она не представила на ее рассмотрение ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего план мероприятий по разоружению. Месяц за месяцем заседала конференция, а Лондон был не в состоянии выработать какие‑ либо конструктивные идеи. Вспоминая тот период, Иден впоследствии запишет: "Я считал, что правительство его величества сознательно тянет время".
Советский Союз, хотя тогда еще и не был членом Лиги Наций, также был приглашен на Конференцию по разоружению. Советская делегация прибыла в Женеву с твердым намерением добиваться соглашения о разоружении и с определенным конкретным планом его достижения. Она предложила программу всеобщего и полного разоружения. На случай, если бы такие радикальные меры оказались неприемлемыми для других участников конференции, советская делегация заявила о своей готовности обсуждать любые другие предложения о разоружении. В этой связи она внесла проект конвенции о пропорциональном сокращении вооружений. Это была четкая и ясная позиция, свидетельствовавшая о том, что Советский Союз относится к идее разоружения по‑деловому.
Английская делегация начала свою деятельность с того, что предотвратила принятие советских предложений. Это ей удалось сравнительно легко, поскольку Англия играла ведущую роль в Лиге Наций и на конференции (англичанин Гендерсон был председателем конференции), а также потому, что многие делегации империалистических держав поддерживали англичан, будучи незаинтересованными в действительном разоружении.
В октябре 1932 года Саймон, Иден и Ванситтарт, тогдашний постоянный заместитель министра иностранных дел, работали над запиской для правительства, формулирующей английскую позицию в отношении требований Германии предоставить ей "равные права и в области вооружений". Этот документ не получил определенной реакции со стороны кабинета, и в начале ноября 1932 года Идену пришлось возвратиться в Женеву, как он записал тогда в дневнике, "не располагая ни единым словом директив или указаний".
Вскоре, однако, указания последовали. На их основе и было налажено империалистическое соглашение о признании за Германией права на равенство в области вооружений. Германия потребовала снятия ограничений, наложенных на ее вооружения Версальским договором. Англия была за удовлетворение этого требования, Франция ‑ против. Французские деятели понимали, что рост германских вооружений будет автоматически уменьшать безопасность Франции. Берлинское правительство угрожало, что уйдет с конференции, если его требование не будет удовлетворено. В конце концов германский и английский нажим, поддержанный Соединенными Штатами и Италией, вынудил Францию уступить, и 11 декабря 1932 г. была опубликована декларация этих пяти держав, признавшая за Германией право на равенство в вооружениях. Поскольку это решение не сопровождалось соглашением об общем разоружении, оно неизбежно должно было подхлестнуть всеобщую гонку вооружений. Так усилиями Англии и ряда других буржуазных стран Женевская конференция превращалась из конференции по разоружению в конференцию по вооружению.
Английское правительство проводило в Женеве совершенно определенную линию. Она состояла, во‑первых, в том, чтобы срывать принятие советских предложений. Отвергнув советские планы разоружения, Англия и ее империалистические партнеры не допустили и принятия представленного СССР проекта декларации об определении нападающей стороны. Иден требовал "эластичности" при установлении фактов агрессии и заявлял, что вопрос о том, кто первый перешел границу, имеет "второстепенное значение".
Во‑вторых, английская позиция сводилась к тому, чтобы добиться ограничения вооружения партнеров, сохранив в полном объеме свои собственные. Делалось это достаточно просто и цинично. Адмирал Паунд настаивал на сохранении линкоров (наиболее важный элемент британского военно‑морского флота) и требовал упразднения подводных лодок, которые представляли серьезную угрозу для английских надводных военных судов. Британские генералы готовы были согласиться на запрещение тяжелой артиллерии и тяжелых танков (их у Англии не было) и охотно шли на некоторое ограничение военной авиации. "Я писал Болдуину, ‑ вспоминает Иден, ‑ что, поскольку мы слабы в отношении авиации, любые международные ограничения должны быть нам только на пользу". В то же время английская делегация возражала против полного запрещения бомбардировочной авиации, которая нужна была Лондону для подавления национально‑освободительного движения в колониях.
Позицию английского правительства и его империалистических партнеров в Женеве за пять лет до этого очень удачно в сатирической форме изобразил Уинстон Черчилль в одной из речей под названием "Басня о разоружении": "Однажды все звери в зоологическом саду решили разоружаться и организовали конференцию, которая должна была осуществить это. Открывая конференцию, носорог заявил, что употребление зубов ‑ варварство, которое следует строжайше запретить; рога же, являющиеся в основном оборонительным оружием, конечно, должны быть разрешены. Буйвол, олень, дикобраз заявили, что они будут голосовать вместе с носорогом. Но лев и тигр заняли иную позицию, защищая зубы и даже когти, служащие почетным оружием с незапамятных времен. Льва и тигра поддержали пантера, леопард, пума и племя малых кошек. Затем слово взял медведь. Он предложил, чтобы ни зубы, ни рога никогда более не использовались в драке ни одним зверем; совершенно достаточно, если зверям будет позволено в случае ссоры хорошенько сжать друг друга в объятиях. Кто может возражать против этого? Это так, по‑братски; это будет великим шагом на пути к миру. Однако всех других зверей очень задело предложение медведя, а индюшка впала даже в панику. Дискуссия стала такой накаленной, и все звери, споря относительно мирных намерений, которые свели их вместе, настолько сосредоточились на мыслях о рогах, зубах и зажимах.., что стали поглядывать друг на друга с крайним озлоблением. К счастью, служители сумели успокоить их и развели по клеткам". Женевская конференция по разоружению удивительно точно воспроизвела в жизни басню Черчилля с той только разницей, что в мире не оказалось сил, способных сыграть роль служителей.