— Где он? Где ты? — Меня не отпускало беспокойство. Кайл Крейг угрожал моей семье. ПУ сообщил, что наблюдает за нами.
— Мы в школе Соджорнер Трут.[17]Он весь день бродил по городу, потом пришел сюда побросать мяч в корзину. Мы поговорили. Он уже готов ехать домой. Будем там через несколько минут.
— Нет. Я приеду к тебе, — сказал я, не знаю почему. Просто чувствовал, что так нужно. Я хотел поехать к Дэймиену, не наоборот.
— Папа, можно, и я поеду?
Али поднял на меня взгляд, протянув ко мне ручки; в любопытных карих глазах была готовность к очередному маленькому приключению.
— Сейчас нет, малыш. Я скоро вернусь.
— Ты всегда так говоришь.
— Да. И всегда возвращаюсь. По крайней мере в конце концов.
Я поехал в школу, ту, куда ходили Дэймиен и Дженни и куда скоро пойдет Али.
Дэй и Сэмпсон играли вдвоем в баскетбол на площадке с потрескавшимся полом. На Дэймиене были брюки цвета хаки и нарядная голубая рубашка, надетая, видимо, для встречи с тренером. Из заднего кармана свисал красно-черный галстук. Когда я подошел к площадке, он легко переигрывал Сэмпсона.
Я взялся за цепную изгородь.
— Отличный бросок.
Дэймиен среагировал спокойно — даже холодно — и не взглянул на меня.
Сэмпсон согнулся и оперся руками о колени, по его лицу струился пот, и не только потому, что было жарко.
Дэймиен играл хорошо, лучше, чем раньше. Он стал выше и работал с мячом гораздо быстрее, чем прежде. Я только сейчас осознал, что уже давно не видел его игры.
— Я следующий, — сказал я Сэмпсону.
Тот поднял указательный палец, давая понять: он выходит из игры.
— Все, игра окончена, — произнес Дэймиен.
Он вышел в калитку неподалеку от моей машины, и я взял его за руку. Мне нужно было, чтобы Дэймиен взглянул на меня: он так и сделал. Глаза его походили на кинжалы. Острые, глубоко режущие.
— Дэймиен, я извиняюсь за сегодняшнее. Ничего поделать не мог.
— Если у вас все в порядке, я ухожу, — сказал Сэмпсон.
Он хлопнул Дэймиена по спине и ушел. Большой Человек знает, когда появиться и когда уйти.
— Давай сядем. — Я указал на каменные ступени школы. Дэймиен неохотно сел рядом со мной. Я видел, что он зол, но, может, и смущен. Мы почти никогда не злились друг на друга. Дэймиен — хороший парень, даже замечательный, и я почти всегда гордился им. — Хочешь начать?
— Ладно. Где ты был, черт возьми?!
Я выбил мяч из его руки и прижал к ступеням.
— Ни в коем случае не обращайся ко мне так. Разговор у нас будет, но уважительный.
Я нахмурился; Дэй никогда не узнает, как мне было больно слышать его слова. Возможно, он хотел расквитаться со мной. Я понимал это. Но все же так нельзя.
— Извини, — пробормотал он не совсем искренне.
— Дэймиен, из-за этого дела мне буквально дохнуть было некогда. Всю ночь и все утро. Я совсем не спал — и кое-кто погиб. Это не твоя забота, но произошло убийство. Люди в Вашингтоне гибнут, и моя обязанность это прекратить. Я извиняюсь, но, видимо, проблему придется решать нам вместе.
— Для меня это было очень важно. Как твоя работа для тебя.
— Я знаю. И сделаю все необходимое, чтобы исправить ситуацию. Если нам придется ехать на встречу в Кашинг, мы поедем. Идет?
Мне хотелось сказать ему очень многое, начиная с того, что для меня самое важное — его счастье, пусть он, возможно, и думает несколько иначе, — но я подавил это желание, не стал ничего усложнять.
Дэймиен смотрел в землю, поглаживая мяч. Наконец он поднял взгляд.
— Ладно. Это было бы замечательно.
Мы встали и пошли к машине. Когда Дэймиен распахнул дверцу, я сказал в завершение:
— То, что ты удрал таким образом, никому ничего не сказав, в нарушение наших домашних правил, заставил тревожиться бабушку…
— Да, я сожалею об этом.
— Я тоже. Потому что теперь ты будешь сидеть дома.
— Знаю. — Дэймиен расположился в машине рядом со мной.
Когда мы подъехали к дому, я сказал:
— Забудь о сидении дома. Только извинись перед бабушкой.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
Существовала нить, очень нужная копам, кусочек грубой действительности, о котором им никогда не узнать. А если б узнали, черт возьми, он был бы уже мертв!
ПУ воспользовался телефоном-автоматом в Виргинии для связи с номером, по которому звонил почти каждое воскресенье. Теперь он был настоящим, успешным изгоем, и не стоило идти на бессмысленный риск, звонить по сотовому, особенно на данный номер — какой-нибудь умный или удачливый коп мог проследить его, хоть это и представлялось сомнительным. Разве существуют умные копы?!
Он услышал знакомый голос, вызвавший у него зубовный скрежет.
— Сегодня в Медоу-Гров отличный день. Куда направить ваш звонок?
— В шестьдесят второй номер, пожалуйста.
— Никаких проблем.
В трубке щелкнуло, потом раздался звонок. Всего один, трубку тут же сняли.
— Алло. Кто это?
— Привет, мама. Догадайся.
— О Господи, даже не верится, что это ты. Откуда звонишь? Ты все еще в Калифорнии?
Разговор всякий раз начинался так. В определенном смысле это облегчало им общение.
— Да. Собственно, я стою на углу Голливудского бульвара и Вайн-стрит.
— Не сомневаюсь, что там очень красиво. Красиво, так ведь? Хорошая погода, кинозвезды, Тихий океан, все прочее.
— Да. Сущий рай. Я привезу тебя сюда в скором времени. Как у тебя дела? Есть все, что нужно?
Она понизила голос до шепота:
— Знаешь эту цветную девчонку, которая приходит убираться? Кажется, она крадет мои драгоценности.
— Ммм.
Этого не могло быть. Он давно уже продал последнюю драгоценность матери. Таким образом начал актерскую карьеру и какое-то время продолжал.
— Но обо мне не беспокойся. Расскажи о себе. Все. Я очень радуюсь, когда ты звонишь. Твои брат и сестра почти не звонят.
Акцент матери сильно действовал ему на нервы уже хотя бы потому, что он избавлялся от него упорным трудом. В отличие от родителей он всегда стремился стать известным человеком, оторваться от своего скромного начала. И теперь он достиг вершины: таких, как он, больше не существовало. Он стал уникальным.
— Мама, говорил я тебе, что скоро на экраны выйдет замечательный фильм. Его будут смотреть все. Во всяком случае, так считают на студии «Парамаунт пикчерс».
Он услышал в трубке резкий вдох.
— Не может быть!
— Это так, ма. Там снимались я, Том Хэнкс и Анджелина Джоли.
— О, мне она очень нравится. Какая она в реальной жизни? Скромная или заносчивая?
— Очень скромная. Любит своих детей. Мама, я показал ей твою фотографию и все рассказал о тебе. Кстати, это она сказала мне, что нужно позвонить тебе.
— Ооо! Ты не шутишь? Меня просто дрожь берет. Анджелина Джоли! И Том Хэнкс! Я знала, что ты своего добьешься. Ты такой решительный.
Этот телефонный звонок, это притворство были несложным делом. Это самое меньшее, что он мог сделать для матери, или самое большее. Он не собирался приезжать к ней, как это недавно сделал Кайл Крейг в Колорадо.
— Подожди, я расскажу обо всем твоему отцу. Ты знаешь, что у него скоро день рождения, правда?
Она поражена безумием, разве не так? Мать помнит день рождения своего мужа, но забыла, что он застрелился двадцать с лишним лет назад. Ему стало трудно дышать от этого разговора.
— Послушай, мне нужно скоро быть на съемочной площадке, и я с тобой прощаюсь.
— Ладно, дорогой, я понимаю. Приятно было услышать твой голос. Продолжай сражать там всех насмерть, слышишь?
Он невольно засмеялся.
— Да, мама. Именно это я и буду делать. В твою честь, мама. Я устрою им ад!
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ
В четверг около полудня позвонила Бри, и я услышал совсем не то, что хотел.
— Алекс, не сердись, но в эти выходные я никак не смогу вырваться. Буду работать без перерыва. Извини. Мне очень жаль. — Мы надеялись наверстать упущенное в той прерванной поездке за город, но Бри, конечно, была права: время для этого неподходящее, учитывая шумиху из-за ПУ. Не говоря уж о том, что Кайл Крейг снова на свободе и о его возможном местонахождении ничего не известно. — Может, встретимся вечером за выпивкой? Скажем, в девять в «Шератон суитс» в Старом городе. Помнишь этот отель?
— Помню, конечно, и буду там. «Шератон суитс». Девять часов.
Теперь все были слегка расстроены, но особенно мы двое. По делу ПУ мы работали усерднее, чем когда-либо, но пока что располагали только вопросами без ответов и несколькими жуткими убийствами. Как он организовал ту сцену в Балтиморе и убийство в музее одновременно? Кто та загадочная женщина, что помогала ему в Балтиморе? Что означали цифры на почтовой сумке?
И что произойдет, если он вновь захочет отличиться? Даже не «если», а «когда»? Все это и не давало нам покоя.
Отель «Шератон суитс» в Александрии был для нас памятным местом. Однажды мы провели там совершенно особенный вечер. Находится он в центре исторического Старого города, почти рядом с Потомаком. Для завершения дня место хорошее, и я с нетерпением ждал встречи с Бри.
Незадолго до девяти часов я зашел в бар «Плавник и копыто» внутри отеля и заказал холодного разливного пива.
Молодой бармен, дородный и дружелюбный, с густыми усами, оглядел меня:
— Вы Алекс?
Сердце у меня екнуло. Незнакомцы почти никогда не сообщают полицейским хороших вестей.
— Да.
— Тогда, значит, это для вас.
Он протянул мне конверт с логотипом отеля. Я узнал почерк Бри и вскрыл письмо прямо у стойки. Там было написано: «Алекс, планы меняются».
Кроме письма я обнаружил в конверте карточку-ключ от номера.
— Приятного вечера, Алекс, — сказал бармен с улыбкой, наводящей на мысль, что Бри сама отдала ему конверт. — Не сомневаюсь, что так и будет.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ
Я поднялся лифтом на третий этаж и постучал в дверь номера 3Б. Все было совершенно таким, как мне помнилось. И даже воздух так же приятно благоухал. Однако когда Бри в блузке и джинсах открыла дверь, я удивился. Честно говоря, ожидал несколько меньшего.
— Надеюсь, ты не против небольшой импровизации, — сказала Бри и протянула мне стакан красного вина. Запах у него оказался пряным — зинфандель?[18]Собственно говоря, мне было не важно, что это за вино.
Я начал целовать Бри, и моя рука тут же полезла к ней под блузку. Руки ее обвились вокруг меня. Я услышал за спиной хлопок двери, и мы оказались обособленными в кремово-голубом интерьере номера. Отлично! Будем оставаться отрезанными от мира как можно дольше.
Шторы были уже опущены, постель разобрана — все как надо.
— Постель выглядит привлекательно. И спать в ней приятно. Я помню.
— Раздевайся, Алекс, — сказала с усмешкой Бри. — И даже не думай о сне.
Я поглядел на нее, держа стакан с вином у рта.
— Ты что, спешишь?
— Нисколько. — Бри села в мягкое кресло и стала наблюдать. Глаза ее блестели. — Можешь тянуть время, если хочешь. Пожалуйста. Только сними что-нибудь.
И я стал делать то, что сказано. Расстегну одну пуговицу — один поцелуй, сниму брюки — два, в таком вот духе.
Потом Бри встала из кресла, подошла и обняла меня.
— Пойми это правильно — я по-прежнему нисколько не спешу.
В конце концов мы повалились на кровать, она была действительно уютной.
— А ты что же? — спросил я. Бри до сих пор не сняла ничего.
— О, я тебя догоню. В конце концов. Уж не спешишь ли ты почему-то?
Бри легла поперек меня, протянула руку и открыла дверцу тумбочки. Что там?
Она достала оттуда то, чего я меньше всего ожидал: две веревки.
Гм, интересный ход событий. Сердце у меня зачастило.
— Это для тебя или для меня? — спросил я.
— Скажем, для обоих.
Я доверял Бри, разве не так? Никаких сомнений, никаких подозрений. Ну, может, возникла парочка вопросов. Несколькими движениями она привязала к кровати мою левую руку, крепко, но не больно. Потом поцеловала меня. За успокоительным поцелуем в губы последовал второй, более крепкий. Знал ли я Бри по-настоящему?
— Здесь становится жарко, или это я так распалился?
— Надеюсь, становится.
Она привязала к кровати и мою правую руку. Вязать узлы Бри умеет.
— Потому ты и пошла служить в полицию? Ты помешана на власти, детектив Стоун?
— Возможно, доктор Кросс. Мы скоро это выясним, так ведь? Сейчас ты выглядишь очень привлекательно.
— Раздевайся. Твоя очередь.
Она поиграла большими карими глазами. И должен сказать, мне стало это нравиться — что бы оно такое ни значило.
— Скажи «пожалуйста».
— Пожалуйста. Но нельзя ли нам это слегка ускорить?
— Слегка, вот как? Не знаю, уместно ли сейчас это слово.
Первым делом Бри сняла блузку — медленно, — затем джинсы, оставив голубой кружевной, туго заполненный лифчик и такого же цвета трусики, которых я раньше не видел: в тон ласкающему глаз убранству номера.
Я хотел потянуться к ней, но мне мешали веревки.
— Иди сюда, Бри. Поцелуй меня. Пожалуйста, поцелуй. Только поцелуй.
— Поцеловать — и только, вот как? Я должна верить этому?
В конце концов она поцеловала меня — но лишь после того, как неторопливо прошлась пальцами по всему моему телу. Я обвил ее ноги своими. Ничего больше сделать не мог. Мне очень хотелось обрести свободу действий, но я был не совсем против того, что ее лишен. И определенно распалился на детектива Бри Стоун, начинал спешить уже не слегка.
— Надо же. — Она улыбнулась. — Это действует даже лучше, чем я ожидала. Нужно приезжать сюда почаще.
— Согласен. Что, если каждый вечер?
Наконец Бри легла на меня, губы ее находились в дюйме от моих; горячие груди касались моей груди; видеть ее глаза так близко было приятно.
— Хочешь, чтобы я развязала эти отвратительные веревки?
Тяжело дыша, я кивнул:
— Да.
— «Да» — и все?
Ее ногти мягко прошлись по моей груди, потом по ногам, потом между ног. Я содрогался от ее прикосновений, но ничего не мог с этим поделать. Даже если б хотел.
— Да, пожалуйста! Тут дело во власти?
— Нет, доктор Кросс. В доверии. Ты мне доверяешь?
— Стоит ли?
— Не отвечай вопросом на вопрос.
— Да. Доверяю. Разумно ли это?
— Очень разумно. Только так мы и можем быть вместе.
Я засмеялся.
— Да, я хочу быть вместе. Прямо сейчас.
— Хочешь, вот как?
— Вижу, ты устраиваешь пытку.
— Угу.
Потом Бри двумя быстрыми рывками развязала веревки, освободила мои руки. На меня произвело бы впечатление то, как она разобралась с узлами, но мои мысли были заняты другим. Я перевернул Бри, поцеловал и вошел в нее. Глубоко-глубоко.
— Помедленнее, — прошептала она. — Растяни это.
Лишь потом до меня дошло, что Бри все время хотелось именно этого. Растягивания.
Мы оба оказались в выигрыше. Оба забыли обо всем этом творящемся в столице безумии.
Может, мы были готовы к тому, что наверняка произойдет в дальнейшем. Может быть, и нет. Но тогда это никакого значения не имело.
— В номере есть быстрый доступ к Интернету. Все удобства, на какие только можно надеяться. Узнаем, что делается в мире? — спросила Бри после первого раза.
— Нам определенно… не нужно… ничего узнавать.
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ВОСЬМАЯ
На другой день рано утром знаменитый Кайл Крейг вошел в ворота Чикагского университета. Оделся он, по его мнению, под идущего на занятия профессора: в брюки защитного цвета с кроссовками, синюю хлопчатобумажную рубашку с вязаным галстуком и серый вязаный жилет. Нашел эту одежду несколько комичной. Представить только, что он учит уму-разуму молодежь Америки. Господи! Эта мысль долго веселила его, хотя и никого больше.
Веб-сайт университета он уже изучил, поэтому пошел прямиком в большую библиотеку. Просмотрел несколько справочных файлов и вскоре оказался в читальном зале для преподавателей. На сей раз Кайл решил быть более осторожным, укрыть сообщение в фотографии. Процесс стенографирования он изучил в тюрьме, строя планы на будущее.
«Мой добрый друг! Надеюсь очень скоро появиться в ваших краях. Для меня это будет приятной прогулкой по памятным местам и уникальной возможностью оценить твою работу с более близкого расстояния. Как-никак ты творишь историю. Творим мы оба. Все идет прекрасно. Если хочешь личной встречи, я буду на месте, обозначенном „X“, в полночь, во вторую субботу с нынешнего дня.
Если тебя там не будет, я все пойму. Ты ведь занятой человек. И притом весьма одаренный артист. Я восхищаюсь твоей работой и с нетерпением жду очередного представления».
Кайл Крейг перечел написанное, потом нажал кнопку «отправить». Подумал: «Если он не поймет, что за место, обозначенное „X“, то не заслуживает встречи со мной».
ГЛАВА СЕМЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Кайл дважды менял такси по пути к отелю рядом с Мичиган-авеню, где снимал номер. Его будоражило теперь очень многое, даже пребывание на воле в Чикаго, всегда бывшим его любимым городом, более чистом и жизнерадостном, чем Нью-Йорк, Лос-Анджелес или Вашингтон.
Сидя в третьем, последнем такси, ехавшем по оживленной Мичиган-авеню, он в очередной раз подумал: «Свобода — потрясающая вещь!» Особенно после времени, проведенного в камере площадью семь на двенадцать футов флорентийской тюрьмы. Жизнь в этой тюрьме представляла собой жестокое и необычное наказание, похожее на медленное, мучительное удушение, растянувшееся на годы. Флорентийская тюрьма с максимальной изоляцией буквально давила насмерть заключенных словно живое существо.
Но теперь он на свободе.
И у него имелись важные дела, не последним из которых было осуществление восхитительного плана мести всем, кто в прошлом причинял ему зло. Всем! Еще до тюрьмы он старался отомстить людям, которые его обидели, и эта его привычка никоим образом не изменилась. Но на осуществление задуманного им плана могли уйти годы. Как-никак этот план был настоящий шедевр.
На минуту ему вспомнился ПУ. Кайл впервые узнал об этом убийце, когда еще служил в ФБР. Тот жил и действовал на Западном побережье — был актером, исполнял незначительные роли и иногда совершал убийства. Кайл связал убийства в Сакраменто, Сиэтле и Лос-Анджелесе с этим актером. Переписывался с ним по электронной почте. Но потом сам неожиданно попался. И узнал только в тюрьме, сколько у него фанатов и подражателей. Это было объяснимо. Все знали, где теперь находился Вдохновитель, и несколько умных голов нашли способ установить с ним контакт.
Но хватит древней истории. Она скучна, думал Кайл, сидя в несущейся машине. Ему не терпелось убить хотя бы кого-нибудь, но, увы, у него был жесткий график, который следовало соблюдать.
В отеле на него никто не обратил ни малейшего внимания. Подумать только — ни почтения, ни пренебрежения. Это хорошо. Хорошо ли? Он остригся наголо и сейчас был в одной из полудюжины лежавших в чемодане протезных масок.
Кайл подошел к двери номера — с мыслью о ПУ и планах относительно его, — вставил в замок ключ-карточку и услышал, что внутри кто-то есть.
Кто это? Какой-то посетитель? Крейг повесил на двери табличку «Не беспокоить».
Достал пистолет, маленькую «беретту», которую легко было скрыть под великоватой одеждой.
Да, там определенно кто-то есть. Интересный ход событий. Кто? Алекс Кросс? Нет, совершенно невозможно. ПУ? Здесь, в Чикаго? Сомнительно. Чикагские копы? Это более вероятно.
Кайл вошел и увидел уборщицу, молодую негритянку, слушавшую свой айпод и забывшую обо всем на свете, и кто мог бы ее винить? Она была недурна собой. Полногрудая, с длинными стройными ногами, работала на ковре босиком. У нее была гладкая кожа. Волосы, заплетенные тугой косичкой. Господи, как ему этого недоставало — как он мечтал об этом в тюрьме по нескольку раз в день.
— Извините, — произнесла негритянка, увидев Кайла.
Теперь он сунул пистолет сзади за пояс. Ни к чему пугать бедняжку до полусмерти.
— Ничего, ничего. Заканчивай свое дело. — Он спрятал пистолет в кобуру под жилетом. Вместо него Кайл достал пешню. Потрогал пальцем острие. — Ты слишком красива для того, чтобы убираться в номерах. Извини, если это звучит оскорбительно. В последнее время я забыл о хороших манерах.
Не глядя на него, девушка заикаясь произнесла:
— Я п-потом. Я в-вернусь.
— Нет, не вернешься. Жизни после смерти не существует. — Потом прошептал: — В честь меня, — и ударил ее пешней в грудь, дважды, ради симметрии, ради искусства, ради удовольствия. Подумал: «Она напоминает мне одну из подружек Алекса Кросса». И снова нанес удар.
Перед тем как уйти из номера, Кайл оставил еще одну незначительную нить — фигурку знаменитого преступника Джесси Джеймса.
Джесси Джеймс! Поймет ли это кто-нибудь?
Кто-нибудь в здравом уме?
ГЛАВА ВОСЬМИДЕСЯТАЯ
Нана клянется, что все хорошее случается одновременно по два и по три раза. Но я такого не припомню. В последнее время ничего хорошего почти не происходит.
Утром я поговорил с редактором Тэсс Ольсен в одном нью-йоркском издательстве, потом с ее личной помощницей в Мэриленде и смог получить копию заявки на книгу, которую Ольсен собиралась написать о Кайле Крейге. Несколько строчек из тридцатистраничного текста были для меня особенно интересны.
Ольсен писала:
«Мне важно обрести доверие Кайла Крейга, чтобы он поверил, что я буду писать лестную книгу, подробно описывать его ловкость и блеск ума.
Основываясь на наших встречах во флорентийской тюрьме, я совершенно уверена, что смогу это сделать. Кайлу Крейгу я нравлюсь. Я уже могу это утверждать. Я знаю психологию преступника не хуже, чем кто бы то ни было.
По-моему, Кайл Крейг верит, что когда-нибудь выйдет из этой тюрьмы. Он строит планы на будущее.
Он даже дошел до того, что сказал мне, что невиновен. Возможно ли это?»
Кайл определенно одурачил ее… и что дальше? Он организовал ее убийство? Может, преступники в Вашингтоне погубили Тэсс Ольсен, чтобы почтить таким образом Крейга? Возможно ли это?
В любом случае тут наверняка существовала какая-то связь, это была одна из нескольких реальных нитей, ведущих к задержанию ПУ. Или даже Кайла Крейга.
Я снова решил пересмотреть все имеющееся в этом деле. И начал с находок в квартире Тэсс Ольсен.
Холлмаркская открытка — наконец-то я понял! Мне вспомнилось, что штаб-квартира этой фирмы находится в Канзас-Сити. Штат Канзас, город Канзас-Сити — КС.
КС — Кайл Крейг.
Тут же стали ясны еще несколько нитей.
В квартире убитой в Айова-Сити женщины была оставлена статуэтка «Разведчик». Кайл Крейг был подозреваемым в этом убийстве. «Разведчик» — знаменитая статуя, установленная в Канзас-Сити.
В кухне его матери была оставлена бутылка соуса для барбекю Артура Брайента. Артур Брайент владеет известным рестораном в Канзас-Сити.
Наконец мы сделали какой-то прорыв, даже если убийцы специально оставили нам эти нити.