Когда я был еще ребенком, то жил в одном селе. Окрестность того села была необыкновенно живописна. Вблизи нашего дома была довольно высокая отвесная скала. Очень часто я влезал на нее. Оттуда открывался восхитительный вид. У подножия горы лежало село со своими пестрыми лугами и плодородными пашнями. Маленький ручеек извивался посреди них. Тут и там были видны то большие, то маленькие стада овец и коров. А если взглянешь вверх, в далекое пространство, то увидишь, как одна вершина горы возвышается над другой, а там - опять над другой, и нет им конца и счета.
Моим излюбленным местом был одни из кустарников на этой горе. Большую часть своего свободного времени я проводил именно там, срезая прутья и изготавливая из них дудочки и многие другие вещи. Перочинный ножик был мим постоянным спутником. Несколько раз случалось, что я его забывал в кустарнике. И каждый раз это было мне большим горем.
Однажды я опять пришел домой без моего ножика. Я его долго искал, но все было напрасно. Несколько дней я оставался без ножика, о чем очень горевал.
Но вот отец купил мне новый ножик и дал со словами: «Если ты и этот потеряешь, то вообще больше не получишь ножика».
Я принял все к сведению и старался быть очень осторожным.
В следующую субботу после обеда я пошел в мой излюбленный кустарник. Была прекрасная погода.
Птички пели во всю. И я был в самом лучшем настроении, ликовал от радости. Особенно я ликовал, глядя на мой новый ножик. Он был очень остро наточен и резал очень хорошо. Прошло совсем немного времени, и у меня уже был целый пук прутьев.
Наступило время возвращаться домой. Я уж было пошел, как заметил в конце кустарника еще один хороший тонкий ивовый прут. «Этот тоже надо срезать», - подумал я и засунул руку в карман, чтобы вытащить нож, но, увы! Ножа там не было. Я обшарил все карманы - напрасно!
Это был мой последний ножик. Теперь моя резьба прутьев пришла к концу. А что еще скажет отец?
Я побежал обратно и искал под каждым кустом, но ножик не находился. Что мне было делать? Я совсем опечалился и приуныл.
И вдруг я вспомнил что-то и подумал про себя: «Если я и не знаю, где сейчас мой ножик находится, то есть ведь Некто, Кто это знает - Иисус Христос. И Он может так сделать, что я его опять найду. Я сейчас же попрошу Его об этом».
Я огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, потом стал на колени за одним из кустов и громко стал молиться:
— О, Господь Иисус, я потерял свой ножик и не знаю, где бы его найти, но Ты это все знаешь. Прошу Тебя, дай мне возможность найти его. Ты же знаешь, как я охотно срезаю им прутья, и Ты знаешь, как отец опечалится, если я его не принесу домой. О, услышь мою молитву!
Когда я так помолился, мне стало легко на сердце. Я встал с колен и снова начал искать. И едва я только начал искать, как увидел его, лежащим в густой высокой траве.
Как я обрадовался! Господь услышал мою молитву. В ту же минуту я вновь упал на колени и воскликнул: «О, Господь, как дивен Ты! Я благодарю Тебя, что Ты услышал мою молитву и вернул мне опять мой ножик. О, прошу, дай мне также новое сердце, чтобы я Тебе весь целиком принадлежал!»
С огромной радостью в душе я вернулся домой. После этого случая прошло тридцать лет, но случай этот я никогда не забывал. В то время я еще был не обращен, но все же испытал, что Бог слышит и отвечает на искренние молитвы. Позже я это множество раз испытал и в мелочах, и в больших вещах, особенно с тех пор, как я стал собственностью Господа. Поэтому я прошу и тебя, мой дорогой читатель, обращайся всегда к Господу. Он полон любви и милосердия и всегда готов слышать твою молитву. Для Него нет ничего большого или малого, тяжелого или легкого. Он всегда готов утешать и помогать. А как велика Его любовь, мы видим на кресте, где Он проливал Свою драгоценную кровь за нас. Он оставил Свою жизнь ради врагов, и как велика Его радость, когда один из грешников приближается к Нему, прося о помиловании. О, пусть бы каждый из читающих принял эти строки к сердцу!
«Ты был помощником моим» (Пс.26:9).
Сумка почтальона
В городе Роттердаме, в доме купца Беренда было небольшое пиршество. Был канун Нового года. Гостиная была ярко освещена. В то время, как мороз разрисовал всевозможными цветами стекла окон и превратил озера и речки в кристально-чистое зеркало, старшая дочь купца Беренда, старалась «произвести» дома весну. Для этого она украсила камин и стол букетами роз и тюльпанов. Позади полированной решетки камина весело потрескивали дрова и свет горящих свечей. Дорогой китайский чайник с небольшими изящными чашками стоял на столе из красного дерева, серебряный же самовар возле них издавал свою приятную монотонную песню. Перед столом, вблизи камина, стояло красивое кресло, спинка которого была украшена вышитой бархатной подушкой. Пол комнаты покрывал мягкий дорогой ковер. Хозяин и хозяйка в сопровождении своих детей вошли в комнату. После того, как отец занял место в кресле, а мать села вблизи самовара, дети расселись полукругом возле уютного камина. Здесь обычно вся семья собиралась каждый воскресный вечер. Разговаривали, пели, прочитывали небольшой отрывок из Библии, отец всегда немного пояснял прочитанное, а затем вместе молились.
Как только наступило небольшое затишье среди оживленно болтавших детей, купец Беренд в короткой простой молитве поблагодарил Господа за все Его благодеяния и на этот вечер, чтобы ничто не нарушало их мира и покоя. Какой пример для подражания всем верующим, ибо часто эти маленькие празднества переходят в веселье, которое противоречит Христову Духу. После молитвы старшая дочь Юлия взяла с этажерки домашнюю Библию и прочла 117 псалом. Отец затем сказал немного о милости Божьей, связывая свои слова с только что прочтенным псалмом, а особенно остановился на двадцать втором стихе, говоря, что Иисус Христос стал этим краеугольным камнем, который отвергли строители, но который сделался главою угла. А затем он попросил дочь сыграть псалом. Она села за рояль, и вся семья стала петь известную духовную песнь. Когда песня была закончена, мать стала наливать чай, между тем, как подавали печенье и торты.
— Ну, а теперь нам папа расскажет интересную повесть, не так ли? - сказал маленький шестилетний Эдуард, вскакивая со стула.
— Да, я это сделаю очень охотно. Только слушайте внимательно. Сегодня я вам расскажу повесть «Сумка почтальона».
— Повесть о сумке почтальона?! - спросил удивленно Эдуард. - Ну, я не знаю...
— Тише, тише, - раздалось со всех сторон. - Придержи свой язычок, Эдуард. Пусть папа рассказывает.
Маленький человек замолчал, немного обиженный, а отец между тем начал повесть:
Приблизительно тридцать лет тому назад один мальчик по имени Генрих шел зимним вечером по большому шоссе в село Б. День был как раз такой, как сегодня. Мороз был большой и снег, который выпал за несколько дней до этого, скрипел под ногами. По лицу мальчика было видно, что, несмотря на свою юность, он испытал уже много горя. Его ветхая одежда была вся в заплатках, да и сильно заплатанные брюки были очень коротки, потому что Генрих ведь рос, а брюки, конечно, не росли вместе с ним и были куплены уже очень давно. Более тепло было его ногам, ибо на них были надеты деревянные ботинки, настилкой в них был пучок сена, который служил вместо чулок. Но, несмотря на все это, наш молодой друг был в хорошем настроении. Он, напевая себе что-то вполголоса, шел спокойно и равнодушно своей дорогой по замерзшему снегу. Он с самого раннего детства привык к дождю и холоду. Конечно, в начале своего путешествия острый восточный ветер заставил его содрогнуться и почувствовать холод, но постепенно, при быстрой ходьбе, кровь его стала быстрее разливаться по жилам и приятное тепло заполнило всего его. Единственное, что грозило испортить его хорошее настроение, был пустой желудок. Утром какая-то сердобольная крестьянка дала ему тарелку супу и кусок хлеба, от той поры он ничего не ел. Но голод был ему очень хорошо знаком, а потому он и привык не особенно расстраиваться из-за этого. Был, как я уже сказал, вечер, и звезды начинали сверкать на ясном небе. Генрих ускорил шаги, так как село Б. было уже недалеко, а там он надеялся найти сердобольных людей, которые ему дали бы кусок хлеба и связку соломы для спанья. Как это хорошо, что самые бедные и утружденные имеют еще надежду на лучшие дни! Конечно, многое из того, на что надеются такие бедняки, не лучше снега, который попадал в ботинки Генриха. Как мало тех, кто думает о вечном сокровище, которое так легко удержать и которое делает счастливым и самого беднейшего! Так дело обстояло и с бедным Генрихом. Он не заботился о пище, «пребывающей в жизнь вечную» (Ин.6:27). Он об этой пище очень редко, а то и совсем не слыхал. Его желания и надежды не превышали хорошей закуски и теплого ночлега. Никто его никогда не учил, что милостивый Бог приготовил для земных жителей, людей нечто гораздо лучшее, чем еда и питье, одежда и ночлег. Итак, Генрих быстро шел вперед; и вдруг он обо что-то споткнулся, упал во всю длину в снег. Но это было еще не так страшно. Он быстро поднялся и стряхнул с себя снег. А затем он сказал сам себе: «Обо что я споткнулся? Снег ведь лежит так глубоко, нигде не может быть камня». Несколько минут он шарил руками в снегу и после коротких поисков нащупал под снегом что-то тяжелое. Он соскреб снег с одной стороны и увидел какой-то черный предмет. Когда он, роясь в снегу, ощупал этот предмет, то признал в нем, несмотря на сгущающиеся сумерки, кожаную сумку, такую, какую обычно носят почтальоны. Он заметил, что она была хорошо застегнута, и когда он, вырыв ее из-под снега, стал раскачивать туда-сюда, ему послышался шум, какой бывает от монет и пакетиков. Генрих повесил сумку через плечо и ускорил шаги, думая при этом: находка даст мне хороший бутерброд и тарелку супа.
Вскоре он дошел до села. Первый дом по левой стороне был большим красивым зданием с четырьмя окнами по обеим сторонам двери. Он стоял обособленно в большом саду. Между ним и соседним домом, куда меньших размеров, была расположена узкая тропка. «Сюда я не постучусь, - подумал Генрих, - богатые люди всегда менее всех сердобольны. Постучусь, а перед моим носом затворят дверь. Нет, я лучше пойду к соседнему дому», - с этими мыслями он направился к маленькому домику. Но едва он достиг маленькой тропки, как яркий свет, выходящий из бокового окна большого дома, ослепил его. Он остановился, и когда его глаза немного освоились с ярким светом, заглянул через большие стекла в богато убранную комнату, остановился, как вкопанный и должен был несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы освободиться от охватившего его удивления. А затем какая-то сила потянула его ближе к окну. Низкая живая изгородь, которая тянулась вдоль сада, была одним прыжком перепрыгнута, и, сделав несколько шагов вперед, он достиг окна и заглянул в него. У печки, которая, наверное, излучала сильное тепло, сидел человек средних лет. Напротив него сидела женщина, вероятно, его жена, в темном элегантном платье. Вокруг них стояли и сидели пятеро детей. Старший мальчик был приблизительно в таком же возрасте, как Генрих, младшей девочке было едва пять лет. Отец что-то читал вслух и, казалось, что все присутствующие слушали с большим интересом. На столе, который стоял посреди комнаты, красовалось три больших торта. Вокруг них лежала масса маленьких пирожных, печенья, кренделей. Это зрелище поглотило все внимание Генриха. Ах, как бы он хотел полакомиться чем-нибудь! Он был занят вопросом: каков же вкус у такого торта, когда все общество в доме вдруг поднялось. Отец окончил свое чтение и все заняли места за столом. Но еще никто не дотронулся до еды, как отец стал молиться, между тем, как все остальные склонили свои головы. Генрих этому очень удивился, ибо он еще никогда никого не видел молящимися, кроме как.в церкви. Невольно он снял свою шапку. Когда молитва была окончена, мать начала разрезать один из больших тортов, в то время, как дети весело подавали ей тарелочки, чтобы получить свою порцию. При виде всего этого у Генриха появилось сильное слюнотечение. Вот вошла молодая девушка с белоснежным чепчиком на голове и с большим подносом в руках, на котором стояли чашки с горячим шоколадом. Это было уже слишком для бедного, голодного мальчика. Глубокий вздох вырвался из его груди, и слетели слова с его уст: «Ах, если бы я получил такую чашку шоколада!» Возле окна, спиной к нему, сидела младшая дочь дома - Мария. Едва только послышался этот возглас, как она быстро обернулась, чтобы увидеть говорившего. Генрих испугался и шмыгнул оттуда, чтобы поскорее уйти той же дорогой, что и пришел. Но он не мог продвигаться вперед быстро, ибо он должен был избрать другой путь, чтобы его не заметили. В ту минуту, как он хотел перепрыгнуть через изгородь, открылась дверь в сад и звонкий мальчишеский голос крикнул: «Кто здесь?» Генрих молчал, но уже в следующую минуту мальчик, приблизительно одного с ним роста, стоял возле него и спросил:
— Ты ли это был, кто только что сказал: «Ах, если бы я получил такую чашку шоколада!»
— Да, - ответил Генрих, совсем растерявшись и глядя на землю.
— Тогда войди в дом, - сказал мальчик ласково. - Ты получишь чашку шоколада и, если захочешь, то и кусок торта. С этими словами он взял Генриха за руку и ввел его в дом. На мгновение он оставил его в коридоре и вошел сам в комнату, откуда тот час же вышла хозяйка дома, которая с сожалением осматривала пришельца с ног до головы. Немногие вопросы, на которые Генрих застенчиво отвечал, убедили ее, что она действительно имеет дело с бедным, нуждающимся ребенком.
Она была так приветлива и ласкова, что Генриху казалось, что он слышит ангела. Когда она окончила свои вопросы, то открыла дверь и слегка подтолкнула туда нашего молодого друга. Генрих хотел снять свои деревянные башмаки, но приветливая женщина сказала, что он может их не снимать.
И вот наш Генрих очутился вдруг в знатном обществе, со своей шапкой в руке и кожаной сумкой на плече. Глаза всех были устремлены на него, так что он смущенно опустил свои глаза вниз.
Подойди поближе, мой мальчик! - сказал хозяин дома ласково. - Ты хотел бы выпить чашку шоколада? Ну, за этим дело не стало. Мария, дай нашему гостю стул и пусть он сядет возле тебя.
— Как тебя зовут, мой мальчик?
— Генрих.
— Хорошо, Генрих. Сегодня ты будешь нашим гостем.
Едва только отец произнес эти слова, как маленькая Мария вскочила, притащила стул и, положив левую руку на его спинку, пригласила ласково мальчика сесть возле нее. Генрих нерешительно приблизился. Он еще никогда в жизни не сидел на таком мягком стуле и осмелился сесть только на краешке. Между тем мать налила чашку шоколада и подала ему. Одновременно с этим старший сын протянул ему тарелку с большим куском торта. И, таким образом, у Генриха были заняты обе руки. Запах горячего шоколада соблазнительно бил ему в нос, но он не знал, как поднести к губам чашку, ибо в другой руке он держал тарелку с тортом. Его положение было очень необычным. Быть так близко у цели и не суметь взять! Беспомощно взгляд его скользил от шоколада к торту и обратно - от торта к шоколаду. Маленькая Мария пришла ему на помощь. Она увидела его затруднение, взяла тарелку из его рук и прошептала: «Так, пей вначале свой шоколад, бедный мальчик. Я пока подержу твой торт».
Генрих бросил на маленькую избавительницу благодарный взгляд и поднес чашку к губам.
Ах, как это было вкусно! Он никогда еще не пил такое вкусное питье! Горячий сладкий напиток медленно проходил через горло и согревал его всего. И когда он затем попробовал торт, то, забыв свое затруднение, подумал, что ни один царь не может быть более доволен, чем он сейчас.
— Ну, мой мальчик, - начал отец, который в тишине наслаждался хорошим аппетитом и удовольствием, с каким ел Генрих, - как тебе у нас, нравится?
— О, очень хорошо, мой добрый господин, - ответил Генрих, - я благодарю вас тысячу раз.
— Это меня радует, - продолжал отец, между тем, как его жена пододвинула к Генриху еще чашку шоколада и второй большой кусок торта, - ты, наверно, был очень голоден?
— Да, я с сегодняшнего утра ничего еще не кушал.
— Бедный мальчик! - сказал отец сочувственно, - не знаешь ли ты, Кому обязан и Кого должен благодарить за эту пищу?
Генрих посмотрел на него удивленно. Кого же он должен благодарить, как не этих добрых людей, накормивших его?
Отец заметил удивленный взгляд мальчика и сказал, обращаясь к своей маленькой дочурке:
— Мария, я думаю, что ты сможешь сказать ему, кому он всем этим обязан, Кого надо благодарить. Он это, похоже, не знает.
— Господа Иисуса, - ответила быстро малышка.
— Почему? - спросил отец.
— Потому что все добрые дары исходят от Него. Он нам и этого бедного мальчика послал.
— Откуда ты это знаешь?
— Ты же это сам только что сказал! Ты сказал, что хотел бы взять всех бедных детей к себе в дом и устроить им пир, если бы только их не было так много.
— Ты права, мое дитя! Ибо как раз, когда я это сказал, мы услышали голос этого бедного мальчика. «Ах, если бы и я получил такую чашку шоколада!» И я верю, что его нам послал Господь Иисус.
И, обратившись к Генриху, отец продолжал расспрашивать:
— Ну, мальчик, можешь ли ты мне сказать, кто был Господь Иисус?
Генрих покраснел и молча смотрел на пол.
— Разве ты не знаешь? - прошептала Мария.
— Нет, я этого господина еще никогда не видел, - тихо ответил Генрих.
— О-о-о! Ха-ха-ха! - громко рассмеялся старший мальчик. - Он говорит, что еще никогда не видел Господа!
Остальные дети готовы были примкнуть к его смеху, но отец сделал им знак с очень серьезным лицом:
— Не смейтесь, дети, - сказал он, - скорее нам надлежит плакать о том, что и в нашем отечестве есть дети, которые не знают имени Своего Господа и Спасителя.
— Разве твои родители тебе никогда ничего не говорили о Господе Иисусе? - спросила мать с жалостью в голосе.
— Нет, никогда, - ответил он дрожащим голосом, ибо ему сейчас плач был ближе, чем смех. - Разве ни один проповедник не говорил с тобой об Иисусе?
— Я никогда не ходил на занятия!
— Как раз это я и подумал, - заметил отец. - Вот видите, дети, какими вы пользуетесь большими преимуществами перед этим бедным мальчиком. Вы не только имеете родителей, которые заботятся о вас и посылают вас в школу, но вы знаете Спасителя грешников, в то время как он едва ли когда слышал о Нем. Ну, мы дали нашему гостю шоколад и торт. Пусть это будет только началом. Расскажем же ему и о Даятеле Его. Иисус понес на Себе наказание, которое мы заслужили своими грехами. Он из любви к нам претерпел смерть, чтобы мы не погибли, но обрели бы радостную вечность в небесах. Он воскрес и сидит теперь на небе, одесную Бога Отца и всех приглашает прийти через веру к Нему и найти в Его святой, пролитой крови мир и прощение. Идемте, споем все вместе хвалебный псалом, - с этими словами отец взял в руки гусли, прочел стих и начал своим громким красивым голосом петь. Все подхватили, стройно полились звуки песни. Только один Генрих не пел. Он ведь не мог им подпевать, так как не знал ни слов, ни мелодии. Пение в соединении с тем, что он слышал, произвело на него такое сильное впечатление, что он с трудом сдерживал слезы. Когда песня была допета до конца, отец снова обратился с вопросом к Генриху:
— Не желаешь ли ты еще шоколада и торта?
— Нет, господин, благодарю вас, - ответил он чувственно.
— Ну, тогда ты можешь идти домой, мой друг. Где ты живешь?
— Нигде, господин. У меня нет дома.
— Нет дома? Где же ты пробудешь эту ночь?
— Я не знаю, господин, надеюсь, что найду ночлег где-нибудь в сарае.
— Но где же твои родители? - спрашивал дальше отец.
— У меня нет больше родителей, - ответил Генрих, причем глаза его наполнились слезами, - оба они умерли один за другим несколько лет тому назад.
— А как же ты жил после смерти своих родителей?
— Я помогал крестьянам в поле, сколько мог. Иногда мне давали поручения, когда и их выполнял, мне немного платили. Зимой же, когда на дворе нет работы, ходил от двери к двери, прося подаяние.
— Бедный мальчик! На эту ночь я найду для тебя убежище, а завтра мы посмотрим, что можно будет для тебя сделать. Не забудь только перед сном преклонить колени и поблагодарить Господа Иисуса за Его любовь. Сделаешь ли ты это?
— Да, господин.
Отец позвонил. Вошел слуга и получил приказание отвести Генриха в близлежащий постоялый двор. Генрих не знал, что сказать. Он хотел поблагодарить от всего сердца доброго человека, но тот ласково выпроводил его за дверь.
— Господин! Позвольте мне сказать еще одно слово!
— Ну, что еще? Говори!
— Я эту сумку нашел на дороге. Очевидно, ее кто-то потерял. Пожалуйста, прошу вас, не возьмете ли вы ее на сохранение?
Господин взял сумку в руки, осмотрев ее внимательно, воскликнул:
— Вот так-так! Да эта сумка принадлежит нашему почтальону. Где же ты ее нашел?
И Генрих рассказал, как и где он ее нашел.
— Я ее сохраню, - сказал он ласково, когда Генрих окончил говорить, - но теперь быстро иди и можешь спать, а завтра рано утром, приходи сюда. Не забудь прийти!
Генрих последовал за слугою. Хозяйка постоялого двора, приветливая, разговорчивая женщина, после того, как узнала от слуги, что этого мальчика послал богатый фабрикант Ван-дер-Боом и что он за все заплатит, отвела мальчика в маленькую спальную комнату и приказала ему снять все, что на нем было. Взамен этого она дала ему широкую белоснежную ночную сорочку. И Генрих должен был ее надеть. Вскоре бедный мальчик улегся в такую теплую мягкую постель, в какой он не только никогда не лежал, но какую еще и не видел. Он не знал, что и думать. Долго он не спал, раздумывая обо всем пережитом сегодня, но, наконец, усталость взяла свое. На другое утро его опять ожидал сюрприз. Едва он открыл глаза, как увидел перед собой хозяина с большим свертком в руках.
— Смотри-ка сюда! Вот это все посылает тебе господин Ван-дер-Боом.
— Господин Ван-дер-Боом? Кто же это? - удивленно спросил Генрих.
— Кто это? Да это же тот богатый человек, слуга которого тебя вчера вечером привел сюда. Ты, очевидно, очень понравился ему, ибо он желает тебя видеть у себя в девять часов. Сейчас ровно восемь. Поэтому скорее вставай! Твой кофе уже готов. Господин Ван-дер-Боом заказал для тебя хороший завтрак, - с этими словами хозяин постоялого двора вышел.
Генрих быстро выскочил из кровати и развернул сверток. Кто опишет его удивление и радость, когда он в свертке обнаружил почти новый костюм, рубашку, пару теплых шерстяных чулок и пару прекрасных кожаных ботинок! Одно мгновение он стоял словно в сильном испуге и созерцал все эти сокровища робким взором. Разве это действительно для него? Так много! Но ведь хозяин сказал ясно: «Содержание свертка предназначено для тебя». И, тряхнув головой, он поспешил чисто вымыться и оделся с ног до головы во все новое.
Все вещи были как раз на его рост, только ботинки были немного велики. Но он сумел сделать их пригодными; вынул из своих деревянных башмаков немного сена и засунул в ботинки так, что они стали впору. Когда Генрих поднял бумагу, в которой все это было завернуто, чтобы ее хорошо сложить, из нее на пол выпала маленькая записка, в которой было написано несколько слов. В первый раз Генриху стало больно от того, что он не умел читать. Мальчик долго смотрел на записку, вертел ее в руках и так, и этак, но разобрать слова не мог. Наконец, он взял бумагу и записку и спустился вниз, в общую комнату.
— Добрый день, - сказала хозяйка. - Ай-ай, разве это возможно? Нет! Как же человек может меняться! Какая красивая рубашка! И как отлично сидит! Право, даже мой Ян не имеет такой рубашки. Они на самом деле хорошие люди, эти Ван-дер-Боомы! Одного я только не пойму, как ты туда попал и каким образом расположил к себе все их сердца? Разве ты и раньше знал господина Ван-дер-Боома? Или ты должен был передать им какие-нибудь известия? Но, подожди, я тебе сейчас принесу чашку кофе. Садись сюда, мальчик, ешь и пей, сколько влезет. А потом ты мне можешь все рассказать, - с этими словами болтливая и любопытная хозяйка пододвинула стул, налила кофе и принесла обильный завтрак. Во время еды Генрих рассказал хозяйке и ее мужу все, что они хотели знать.
В конце рассказа он попросил хозяйку сказать ему, о чем написано в записке. Хозяйка взяла записку, надела очки и стала читать: «Эти вещи - подарок Генриху. Пусть он благодарит за них Вифлеемского Младенца. Мария».
— Вифлеемского Младенца? - переспросил Генрих в крайнем изумлении и потер себе лоб. - Ах, так! Она, наверное, думает о Господе Иисусе, Который родился в Вифлееме и куда пришли пастухи и ангелы пели тогда... Не так ли?
— Конечно, - ответила хозяйка, - она говорит о нашем Спасителе, Который однажды пришел в этот мир, чтобы нас спасти.
— Да, да, мне о Нем вчера много рассказывали. Но когда же Он был на этой земле? Разве недавно?
— Да, прошло с тех пор уже больше, чем 1800 лет.
— А как же Он мог тогда прислать мне эти вещи?
— Мог, мог, - подтвердила хозяйка, улыбаясь. - Он вложил это в сердце доброму Ван-дер-Боому, одарить тебя.
— Но мне же говорили, что Он сейчас находится на небе?
— Точно так. Он сейчас на небесах, но Он видит и слышит все, и все добрые чувства и дары исходят от него. Генрих замолчал.
На него произвело большое впечатление, что и эта женщина говорила точь-в-точь так, как ему говорили вчера вечером. И вдруг он вспомнил, что господин Ван-дер-Боом так настоятельно приказал ему преклонить перед сном колени и поблагодарить Господа Иисуса за все Его милости. А он забыл об этом и не благодарил ни вчера вечером, ни сегодня утром. Ему стало стыдно, он быстро поднялся в свою спальню, чтобы наверстать потерянное. Он преклонил колени и поблагодарил простыми словами Господа Иисуса за шоколад, за торт вечером, за хорошую постель и теплую одежду. Это была первая молитва, которой Генрих молился Иисусу. И вы можете себе представить, как она была проста и коротка. Но она шла из такого благодарного сердца, что, конечно, достигла престола Божия и была Ему благоугодна.
Башенные часы пробили девять часов. Генрих поднялся с колен и, мигом сбежав по лестнице, попрощался с ласковыми хозяевами и, спустя несколько минут, стоял уже у дома Ван-дер-Боома. Слуга уже ожидал его и ввел в просторную комнату, в которой у большого письменного стола стояло и сидело несколько мужчин. Некоторые из них прилежно что-то писали. Ван-дер-Боом имел большую канатную фабрику и несколько пароходов, которые поддерживали отношения с другими странами, лежащими за морем. Когда Генрих вошел в канцелярию, Ван-дер-Боом поднялся с ним в соседнюю маленькую комнату.
— Сядь, мой мальчик, - сказал он ласково, - и расскажи мне все, что ты знаешь о своей прошлой жизни и о своих родителях.
Я знаю очень немного. Когда еще были живы мои родители, я с ними странствовал из одного места в другое. Раньше мой отец был моряком, но однажды он упал и сломал ногу. Матросом он, конечно, с хромой ногой не мог быть больше и потому он странствовал, где работая, а где и прося милостыню. Он мог очень мало работать, ибо нога срослась неправильно, он сильно хромал и часто болел. Он был очень хороший и всегда относился ко мне ласково. Моя мать, насколько я могу припомнить, всегда была болезненной женщиной. Она умерла приблизительно три года назад в сарае одного крестьянина. Когда ее хоронили, отец мой был очень печален. Да и позднее я его никогда более не видел веселым. Он умер полгода спустя на постоялом дворе в Роттердаме. Прежде, чем он умер, он мне еще дал маленький сверточек бумаг и приказал никогда не терять его. И он был всегда при мне. Но так как я, к сожалению, не умею читать, то я и не знаю, что там. С этими словами Генрих засунул руку в карман и вытащил от туда маленький пакетик, который внешним своим видом показывал, что его уже долгое время носили в кармане. Ван-дер-Боом открыл пакетик и нашел в нем несколько писем, свидетельство о браке родителей Генриха и метрику. Судя по метрике, Генриху было одиннадцать лет. За время осмотра бумаг кто-то постучал и зашел в комнату. Это был начальник почты.
— Как хорошо, господин Кубель, что вы пришли. Вот мальчик, который нашел сумку.
— Это ты, значит, ее нашел? - воскликнул начальник почты, схватив обе руки нашего маленького друга, - ты поступил правильно, отдав в целости сумку. Не будь ты так честен, почтальон лишился бы должности, а его семья хлеба. Где ты живешь?
— Везде и нигде, - ответил Ван-дер-Боом и рассказал в коротких словах историю мальчика. Затем оба они продолжали беседу на незнакомом для Генриха языке, но он все же мог догадаться, что говорили о нем.
— Хотел бы ты чему-нибудь научиться? - спросил, наконец, начальник почты.
— О, да, - ответил быстро Генрих.
— Ну, хорошо, тогда пойдем со мною, и если ты будешь себя вести хорошо, в чем я не сомневаюсь, то из тебя еще выйдет человек!
Кто был счастливее Генриха, когда он последовал за своим новым другом! Тот привел вначале его к почтальону, чью сумку он нашел. Почтальон был рад видеть мальчика, благодаря честности которого он вновь получил свою потерянную сумку и остался на должности. Начальник почты отозвал его в другую комнату, и на несколько минут Генрих остался один. Вскоре оба они возвратились, и почтальон сказал:
— Если тебе у нас понравится, Генрих, то ты станешь членом нашего семейства. Скоро окончатся каникулы, и тогда ты пойдешь в школу. Надеюсь, что ты будешь хорошо учиться.
Радость Генриха была неописуема. Эти немногие дни до начала занятий казались ему длинными, и когда он первый раз в жизни сел за маленькую скамью, этот день показался важнее всего и радостнее всего. Но еще больше обрадовался он, когда увидел, что маленькая Мария учится в одном классе с ним. Каждую среду она брала его в дом родителей, где он обедал и проводил время до глубокого вечера. И среда стала его любимым днем в неделе. Генрих и в школе был примерным учеником к полному удовольствию учителей и покровителей. Он учился очень прилежно и делал большие успехи. В пятнадцать лет он окончил школу, показав не только хорошие знания во всех науках, но и превзойдя многих в арифметике, письме, да и по географии и истории с ним редко кто мог состязаться. Но гораздо большее влияние, чем школа, оказали на него частые посещения дома Ван-дер-Боома. Частые общения с этим поистине христианским домом стали решающим пунктом во всей его жизни. Он научился смотреть на себя, как на нечистого, потерянного грешника, но научился также верить в Того, о Ком ему так много было сказано уже в первый вечер, и Кто пришел, чтобы спасти погибшее. Какая огромная радость заполнила все его существо, когда он получил внутреннее удовлетворение, что ему прощены все его грехи! Эту радость невозможно описать словами. Его сердце, которое долго уже томилось под бременем вины и греха, вдруг сразу освободилось от этого бремени. Ему стало легко и радостно на душе, и он присоединился от всего сердца к хвалебному гимну, прославляя Агнца Божия, Который снял с него все его грехи и простил его. Спустя несколько дней после этого события, Мария подарила ему прекрасно переплетенную Библию. Со временем эта Библия стала для него самым дорогим сокровищем. Когда Генрих окончил школу, Ван-дер-Боом взял его в свой торговый дом. Утром он был занят в канатном отделении и учился делать канаты от самого тонкого, как нитка, до сурового. После обеда он должен был немного помогать конторщикам, а затем должен был учиться вместе с его детьми иностранным языкам, черчению и музыке. Ван-дер-Боом все больше и больше относился к нему, как к члену своей семьи. В девятнадцать лет Генрих сделался бухгалтером. В планах Ван-дер-Боома было посвятить со временем Генриха во все отрасли своего хозяйства, ибо он надеялся получить в нем дельного помощника. Он еще больше укрепился в этом, когда его старший сын не захотел быть купцом, а обязательно врачом. Поэтому тот учился в университете в Лондоне. Карл, второй сын, бредил морем и, как кадет морского училища, должен был вскоре уйти в свое первое плавание. И так как, кроме этих двух сыновей, у Ван-дер-Боома были только дочери, то он и имел продолжателя своего дела и был поэтому счастлив, имея возле себя Генриха. Генрих же со своей стороны очень любил и уважал своего названного отца и друга и прилагал все усилия, чтобы быть ему хорошим помощником. Он молился об этом и работал, и Бог благословлял его, так что он за сравнительно короткое время действительно стал правой рукой Ван-дер-Боома.
Так прошло шесть счастливых лет. И вдруг случилось нечто, что дало новое направление жизни Генриха. Ван-дер-Боом нашел нужным расширить свои дела и открыть филиал в Роттердаме. Был нужен верный человек, чтобы вести дела филиала и, естественно, выбор пал на Генриха. Генрих был бы очень счастлив, если бы не надо было расставаться с семьей Ван-дер-Боома. В течение всех этих лет он так свыкся с этим домом, что ему казалось, словно он еще раз в жизни должен лишиться отца и матери. Но не только это. Был некто в доме, расставание с кем было ему еще горше, чем с его приемными родителями. И эта «некто» была Мария. Симпатия, которую он с первого раза почувствовал к младшей дочери, превратилась с течением времени в глубокую искреннюю любовь. Но он гнал эти мысли от себя. Как мог он, не имея никаких средств, думать о богатой дочке фабриканта? Но Господь, Который давно вел его до сих пор, и здесь проложил ему путь и исполнил желание его сердца. Однажды вечером Ван-дер-Боом с женой были одни в гостиной. Случайно туда зашел Генрих. Стали обсуждать переезд в Роттердам.
— Нет, я еду охотно, но... - тут Генрих замолчал и уставился на пол.
— Я думаю, что могу окончить начатую фразу, - сказала жена Ван-дер-Боома, - ты хотел сказать: «но я неохотно еду туда один». Будут ли еще какие возражения, если Мария с тобой поедет?
Генрих взглянул на нее и воскликнул, полный удивления:
— Правильно ли я услышал? Это вы серьезно говорите?
— Да, мой сын, вполне серьезно.
— О Боже, как велика и не заслужена Твоя милость! - воскликнул Генрих, глубоко растроганный. - Да, вы угадали мои сокровенные мысли, которые я до сих пор изливал только перед Богом. Да, я люблю Марию искренно и глубоко. Это я ей обязан приглашением в ваш дом. Она первая рассказала мне об Иисусе. И когда она это делала, я был ничто иное, как бедный, невежественный мальчик. Я этого никогда не забуду. И если я сегодня и спасен, и образован, то этим я, кроме Бога, обязан ей.
— Ну, вот и хорошо, - сказал на это Ван-дер-Боом растроганным голосом. - Спросим теперь Марию, что она об этом думает?
— Едва ли это нужно, - заметила его жена, - я знаю ее мысли и знаю, что она с радостью поедет с Генрихом в Роттердам.
Это было слишком много для нашего молодого друга. Слезы счастья навернулись на глаза и он быстро вышел из комнаты, чтобы овладеть собой.
Несколько месяцев спустя Мария стала женой Генриха, и они оба поехали в Роттердам, чтобы занять дом и вести торговое дело отца. Они основали свою жизнь, взирая на Господа и полагаясь во всем на Него и до сих пор много испытали милости от Своего Господа.
— А теперь, мои милые дети, - сказал отец, - мой рассказ окончен. Много лет прошло с тех пор, как Генрих и Мария поселились в Роттердаме. Ван-дер-Боом и его жена несколько лет спустя тихо почили в Господе. Их старшая дочь вышла замуж за одного купца, который потом унаследовал все дело Ван-дер-Боома. Генрих и Мария живы еще и радуются благословениями Божьими в кругу своих детей. На углу одной из улиц стоит большое здание, которое купил Генрих. Там он основал школу для бедных детей, и его старшая дочь Юлия каждых день посещает эту школу и рассказывает детям об Иисусе, этом большом Друге детей. Затем он выстроил еще один большой дом недалеко от Роттердама, в котором бесплатно воспитываются, кормятся и учатся бедные сироты. Туда часто ходит Генрих со своим старшим сыном Вильгельмом, чтобы говорить с детьми об Иисусе Христе, Который родился в пещере, лежал в яслях на соломе и...
— Папа! - вскричали сразу оба, Иоанн и Эдуард - это так же, как у нас. Ты имеешь такую школу, и большое сиротское здание построил также ты. Ты идешь два раза в неделю с Вильгельмом туда и...
— Да, да, мои дети, - прервал отец разговор детей, - тот бедный Генрих, которого Господь так дивно вел и так благословил, - ваш отец, а Мария - это ваша добрая, хорошая мать, которая вас всех, как однажды меня