Вот слезы мира и вещей:
тлен смерти омрачает сердце.
Вергилий «Энеида»
Из слов Мамы Чиа я постарался усвоить все, что только мог. Последние несколько километров мой ум и сердце отдыхали, но — увы! — усталым ногам передохнуть не удавалось. Я брел, совершенно опустошенный, подгоняемый, скорее, крутым спуском, а не запасами энергии. Меня в очередной раз привело в удивление то, что эта пожилая женщина способна неутомимо проходить огромные расстояния, тем более — прихрамывая и опираясь на трость.
Когда до моей хижины оставалось около полутора километров, Мама Чиа неожиданно свернула со знакомой тропы в сторону. Несколько минут спустя мы вышли к другой небольшой хижине, уютно разместившейся около родника, каскадами спускавшегося с предгорий. Хижина располагалась в низине, и с высоты я заметил небольшой японский сад камней, состоящий из одного выделяющегося на фоне выровненного слоя мелкой гальки крупного камня, на вершине которого цвело дерево бонсаи. Весь пейзаж был удивительно совершенен и гармоничен. Над садом камней поднимались террасы с огородами и цветниками. Хижина стояла на сваях, а не прямо на земле.
— Иногда здесь бывают небольшие наводнения, — объяснила Мама Чиа, прежде чем я успел задать вопрос. Мы поднялись по трем ступеням и вошли внутрь. Обстановка была отражением самой Мамы Чиа: длинная и низкая кушетка, зеленые коврики, напоминающие цвет листвы, несколько картин на стенах и лежащие тут и там обычные подушки и зафу — подушечки для медитации.
— Хочешь чаю со льдом? — спросила она.
— Конечно, — воскликнул я. — Помочь? Она улыбнулась:
— Чаепитие для двоих совсем не означает, что чай должны заваривать оба. Туалет и ванная там. — Она махнула рукой влево и отправилась на кухню. —Чувствуй себя как дома. Можешь включить музыку.
|
|
Умывшись, я обнаружил на столе древнюю модель магнитофона, настоящий антиквариат.
Мама Чиа внесла чай и нарезанные ломтиками плоды папайи. Она выглядела очень.спокойной, уютной и домашней в этой привычной для нее обстановке, словно провела все эти дни здесь, а не водила меня за собой по грязным и каменистым дорогам.
Когда мы закончили чаепитие, я собрал и вымыл тарелки. Мама Чиа сказала:
— Отсюда до твоей хижины не больше километра. Думаю, отдых тебе необходим.
— Да уж, — согласился я. — И вам тоже. Она присела на подушечку на полу, как японка, и посмотрела мне прямо в глаза.
— Я чувствую, что очень многое узнала о тебе за последние несколько дней.
— Это взаимно, — ответил я. — Вы меня просто восхищаете! Сократус действительно умел выбирать друзей!
— Да, — улыбнулась она.
— Знаете, это так странно... Мы знакомы всего три недели, но мне кажется, что я знаю вас многие годы.
— Будто время изменило свое течение? — спросила она.
— Да, и все-таки мне потребуется больше времени, чтобы разобраться в том, чему я научился, — сказал я.
Она подумала и ответила:
— Возможно, в этом и заключается суть жизни — предоставлять нам время, чтобы мы успели разобраться в том, чему учимся.
Мы немного посидели молча, наслаждаясь спокойствием ее дома и присутствием друг друга. Под влиянием нахлынувших чувств, неожиданно для самого себя, я сказал:
— Я испытываю к вам огромную благодарность, Мама Чиа!
— Благодарность мне? — Она расхохоталась. Очевидно, мое заявление показалось ей очень смешным или даже абсурдным. — Я искренне рада за тебя. Признательность — это доброе и благотворное чувство. Но когда ты изнемогаешь от жажды и кто-то дает тебе воды, кому ты благодарен — стакану или человеку, который тебе его подает?
|
|
— Конечно же, человеку! — ответил я.
— А я — всего лишь стакан, — сказала она. — Так что направь свою благодарность своему Источнику.
— Хорошо, Мама Чиа. Но стакан я тоже очень ценю! Мы рассмеялись, но ее улыбка быстро исчезла.
— Думаю, я должна кое-что сказать тебе, Дэн. Просто на случай, если... — Она поколебалась, но продолжила: — У меня проблемы со здоровьем... Тромбы в крови... и сердечные приступы. Последний из них наградил меня хромотой, трясущимися руками и потерей остроты зрения. А следующий, если случится, станет последним.
Она рассказывала об всем этом совершенно обыденным тоном, но я испытал шок, парализовавший все мое тело.
— Врач, который поставил этот диагноз, — продолжила она, — и другой доктор, который его подтвердил, сказали, что я буду жить вполне нормальной жизнью, за исключением нескольких обычных мер предосторожности, но риск внезапной смерти все равно очень высок. Это невозможно вылечить, и они лишь выписали мне несколько лекарств...
Она сидела неподвижно. Я посмотрел ей "в глаза, перевел взгляд на пол, потом снова ей прямо в глаза.
— Разве эти «обычные меры предосторожности» допускают такие трудные и продолжительные походы и лазание по скалам?
Мама Чиа сочувственно улыбнулась:
— Теперь ты понимаешь, почему я не рассказала об этом раньше.
|
|
— Да. Потому что иначе я никуда бы не пошел! — Меня переполняли гнев на суровую судьбу, обеспокоенность, печаль, страх, нежность, ощущение предательства и чувство вины.
В комнате воцарилась гнетущая тишина. Я не выдержал и прервал ее:
— Вы сказали, что следующий приступ будет последним... Вы имели в виду, что он может оказаться последним? Она помолчала и ответила:
— Просто я чувствую, что скоро умру. Я знаю это, но не знаю, когда именно.
— Неужели ничего нельзя сделать? — в отчаянии спросил я.
— Если ты сможешь чем-то помочь, я тебя обязательно попрошу, — ответила она с успокаивающей улыбкой.
— Но ведь вы так много знаете и умеете! У вас такое взаимопонимание с собственным Базовым Я! Неужели вы не можете это использовать и исцелиться?
— Я сама много раз задавала себе этот вопрос, Дэн. И я делаю все, что могу, а все остальное — в руках Духа. Существуют вещи, с которыми нужно смириться. Самый высокий уровень духовного развития не способен вернуть человеку ампутированную ногу. Моя болезнь — что-то вроде этого.
— Тот мой друг, о котором я вам рассказывал... тот, который недавно умер, — напомнил я. — Когда он узнал, что смертельно болен, он испытал все те чувства, которые обычно приходят к людям, оказавшимся в подобной ситуации, — шок, отрицание, гнев и, наконец, смирение. Мне кажется, что у него было две возможности. Либо сопротивляться болезни и потратить все свое время, энергию и волю, сражаясь с ней, либо принять то, что он скоро умрет, на самом глубоком уровне своего существа, смириться со смертью, позаботиться о незавершенных делах, прийти к гармонии с миром и использовать приближение смерти как последний опыт своей эволюции.
— Но он так и не смог этого сделать, — печально продолжил я. — Он делал то, что, наверное, делают большинство умирающих. Он метался от одного к другому, он ни сражался со смертью, ни мирился с ней. И так до самого конца. Я... странно признаваться в такой бессердечности, но он меня разочаровал... — Впервые я поделился своими чувствами об этом случае с другим человеком.
Глаза Мамы Чиа были ясными и счастливыми:
— Сократус гордился бы тобой, Дэн. То, о чем ты говорил, было настоящей мудростью. Мне доводилось видеть людей, целиком смирившихся со смертью, — и это смирение стало для них исцелением и победой над ней.
— Но я, — продолжила она, — сражаюсь за свою жизнь, но, в то же время, и пытаюсь смириться со смертью. Я буду жить, жить по-настоящему, когда бы смерть ни пришла — сегодня, завтра, через месяц, через год. И так может жить каждый, не только смертельно больной.
Она посмотрела на меня и, как мне кажется, почувствовала, насколько я расстроен и как хотел бы помочь ей.
— В этой жизни нет никаких гарантий, — сказала она. — Каждый человек живет настолько хорошо, насколько может. Я прислушиваюсь к своему Базовому Я и доверяю его сообщениям. Но иногда, несмотря на все это... — По ее плечам прошла дрожь.
— Как же вы справляетесь с этим, зная, что в любой момент...
— Я не боюсь смерти — я слишком много о ней знаю. Но я люблю жизнь! И чем больше в моей жизни смеха и радости, тем больше энергии вырабатывает мое Базовое Я. Это и позволяет мне жить танцуя. — Она взяла мои ладони в свои руки и слегка пожала их. —А за последние несколько дней ты дал мне множество поводов для радости и смеха!
В глазах защипало. Мы обнялись, и у обоих хлынули слезы.
— Пойдем, — предложила она, когда мы успокоились. — Я провожу тебя домой.
— Нет! — быстро возразил я. — Я имею в виду... Не волнуйтесь, я помню дорогу. Лучше отдохните.
— Как трогательно! Но соблазнительно, — улыбнулась она, потягиваясь и сладко позевывая.
Я уже развернулся к дверям, когда она позвала меня и сказала:
— Раз уж ты сам это предложил... Да, есть кое-что, что ты можешь сделать для меня.
— Все что угодно!
— У меня есть дела, встречи с людьми. Ты мог бы помочь мне, если захочешь, — поносить сумку, что-нибудь кому-нибудь передать. Какие планы на завтра?
— Нужно будет заглянуть в книгу записи гостей и в деловой дневник, —пошутил я. Я был счастлив.
— Отлично! — улыбнулась она. — Увидимся завтра, Дэн. И, пожалуйста, не очень-то беспокойся обо всем этом.
Она помахала мне рукой. Я медленно спустился по ступенькам и направился к своей хижине. Я брел по тропе и думал, смогу ли когда-нибудь стать таким, как она, — помогать людям лишь из любви к служению, без личных соображений. Потом мне в голову пришла мысль: что, если Сократус прислал меня к Маме Чиа не только для того, чтобы она помогла мне, но и в надежде, что я смогу как-то помочь ей? Следом возникла еще одна мысль: Сократус работал на бензоколонке, на станции техобслуживания, обслуживания, служения.
К тому моменту, когда я вошел в свою хижину, две вещи стали для меня очевидными. Во-первых, Сократус действительно отправил меня сюда, чтобы я научился служению. Во-вторых, у меня есть возможность и необходимость отблагодарить за свое обучение.
Утро было ясным. Я проснулся рано от громкого щебета птицы, раздавшегося прямо у моего уха, и почувствовал легкую тяжесть на своей груди. Я осторожно открыл глаза и увидел апапана Рэдберда, приятеля Мамы Чиа.
— Привет, Рэдберд, — тихо сказал я, стараясь не спугнуть его. Птичка склонила голову, рассматривая меня одним глазом, снова защебетала и вылетела в окно.
— Похоже, ранняя пташка добралась сюда быстрее меня, — произнесла Мама Чиа, стоящая в дверях и указывающая на дерево прямо за окном, на котором расположился и распевал Рэдберд.
— Я готов, — сказал я через минуту, сунув ноги в сандалии и напомнив себе, что не стоит становиться мрачным и плаксивым в ее присутствии. — С чего начнем?
— С завтрака. — Она протянула мне ломоть свежего, еще теплого хлеба.
— Вкусно! — воскликнул я, уселся на кровать и принялся за еду. — Кстати, давно хочу спросить — это ваша хижина?
—Это подарок. Отец Сачи построил ее для меня несколько лет назад.
— Неплохой подарок, — промычал я с набитым ртом.
— Он очень славный человек.
— Когда можно будет с ним познакомиться? Мама Чиа пожала плечами:
— Он все еще занят на строительстве на Оаху. На Молокаи сейчас строят мало, так что он использует возможность заработать.
— А как поживает Сачи?
— Должна появиться с минуты на минуту. Я сказала, что она может погулять с нами.
— Здорово! Она мне очень нравится. Сачи вошла именно в этот момент и вспыхнула, услышав мои слова.
Мама Чиа взяла одну сумку и вручила мне другую.
— Ого! — удивился я. — Довольно тяжелая. Там что, камни?
—Угадал, — рассмеялась Мама Чиа. — Я хочу отнести Сею и Мицу несколько забавных камней для их японского садика. К тому же физические упражнения пойдут тебе на пользу.
— Если вам тяжело, я могу понести! — заявила Сачи, лукаво улыбаясь. На ее щеках появились прелестные ямочки.
— Может, и меня понесешь? — усмехнулся я в ответ и обратился к Маме Чиа: — Сей — это фотограф, о котором вы рассказывали? Насколько я помню, его жена недавно родила?
— Да. Он сейчас работает садовником на ферме «Моло-каи». Отлично в этом разбирается.
Сей и Мицу Фуджи встретили нас очень тепло и приветливо, немедленно показав своего новорожденного сына, Тоби. Его же встреча с нами ничуть не заинтересовала, и он тут же уснул, громко посапывая.
— Ему всего несколько недель от роду. И все — благодаря Маме Чиа! — провозгласил Сей.
— Я тоже всем ей обязан. Надеюсь, его путешествие сюда было легче, чем мое, — улыбнулся я, подмигивая Маме Чиа и опуская тяжелую сумку, которая с глухим стуком ударилась о крыльцо.
— Камни для вашего сада, — пояснила Мама Чиа Сею, пока я с облегчением расправлял руки и плечи. Потом она быстро добавила, явно посмеиваясь надо мной: — Если они вам не нужны, мы отнесем назад.
Выражение моего лица заставило всех расхохотаться.
Дом Фуджи был заполнен старинными вещами и безделушками, аккуратно расставленными по полкам. Я обратил внимание на превосходные фотографии прибоя, деревьев и неба, вероятно, сделанные Фуджи. Окруженный со всех сторон деревьями, со стенами, украшенными цветами, рисунками и фотографиями, этот дом выглядел прекрасным чудом. Это был дом счастья.
Раздался крик проснувшегося и проголодавшегося младенца. Мама Чиа и Мицу отправились к нему, а Сей повел нас с Сачи на экскурсию по своему огороду.
— У Фуджи просто волшебный огород! — с энтузиазмом заверила меня Сачи.
И это оказалось правдой. Капуста, кукуруза, ростки бобов, тыквы, молодые побеги таро. С одной стороны огород ограждали деревья авокадо, а прямо в центре одиноко возвышалось фиговое дерево.
— А какая у нас картошка! — гордо заявил Сей.
В этом месте я ощущал присутствие духов природы, отметив, что в последнее время сообщения Базового Я стали для меня намного более ясными и понятными. Впрочем, может быть, я просто начал внимательнее прислушиваться к нему.
После прогулки мы уселись на крыльце и говорили о садоводстве, фотографии и о многом другом, пока к нам не вышла Мама Чиа. Мы попрощались, и Сей долго и крепко тряс мою руку:
— Если я смогу что-то для тебя сделать, Дэн, не стесняйся обращаться.
— Спасибо, — с искренней благодарностью сказал я. Он мне очень понравился, но я не знал, доведется ли еще раз встретиться с ним. — Желаю тебе и всей семье всего самого наилучшего.
Мицу махала нам рукой из окна, прижимал к груди ребенка, и мы начали спускаться к дороге.
— Теперь поедем в город, — сообщила Мама Чиа. — Я одалживаю у Фуджи грузовик, когда он ему не нужен.
Она втиснулась за руль крошечного грузовичка и с облегчением опустила сиденье, что позволило ей свободно дышать. Я сел рядом, а Сачи запрыгнула на заднее сиденье.
— Ну, держись! — крикнула Мама Чиа Сачи, которая повизгивала от удовольствия, и нас затрясло на каменистой дороге, пока мы не выехали на двухполосную асфальтированную дорогу.
«Город, — думал я. — Я уже немного соскучился по цивилизации!» С тех пор как я отправился к мысу Макапуу, цивилизация превратилась для меня в воспоминания. Я чувствовал себя несколько глупо, но с нетерпением стремился к ней.
Город Каунакакаи, расположенный в южной части острова, напомнил мне декорации Голливуда — три больших квартала торгового центра, дома выстроены из дерева и кирпичей, покрытых облезлой краской. Знак при въезде в город сообщал: «2200 жителей». Город был портовым, и набережная тянулась на целый километр, упираясь в пристань.
Мама Чиа отправилась в магазин за покупками. Мы с Сачи дожидались ее снаружи, рассматривая игрушки в витрине соседней лавки. Я заметил четырех местных ребят, которые подошли к витрине и остановились рядом с нами. Я не обратил внимания на свое Базовое Я, твердившее, что «что-то не так», пока один из подростков не повернулся и не вырвал цветок из волос Сачи.
— Отдай! — с негодованием крикнула она. Мальчишка начал издевательски обрывать лепестки:
— Любит, не любит, любит, не любит...
— Брось ты, — сказал другой, — она еще слишком маленькая, ни на что не годится, разве что...
— А ну-ка, отдай мне цветочек, — сказал я. Мне надоела эта бравада и глупость. Все четверо повернулись ко мне — этого они и ждали.
— Любишь цветочки? —гнусаво спросил самый старший, который был сантиметров на пятнадцать выше и килограмм на тридцать тяжелее меня. Его живот был раздут от пива, но я подозревал, что за этой вялой массой еще остались внушительные мышцы. — Так забери! — вызывающе сказал он, криво усмехнувшись.
Остальные подростки окружили меня, и Пивное Брюхо поинтересовался:
— Может, ты тоже хочешь его поносить?
— Нет, — сказал другой мерзавец, — вряд ли он «голубой». Думаю, она его подружка. — Он махнул в сторону Сачи, которая явно смутилась, но теперь была испугана.
— Давай сюда цветок! — приказал я. Это было ошибкой. Пивное Брюхо двинулся вперед и пихнул меня в грудь:
— Так ты попробуй, отбери, хаоле, —процедил он, сощурив глаза.
Я схватил его за запястье и попытался вырвать цветок. Он отбросил его в сторону и размахнулся.
Я отпрянул, и его кулак скользнул по моему виску. Мне не хотелось драться с этим парнем. Больше "всего меня волновала Сачи. Я изо всех сил толкнул его, он попятился назад, споткнулся о пустую банку из-под пива и неуклюже упал на спину. Один из его приятелей засмеялся, и это заставило Пивное Брюхо рассвирепеть. Теперь он достаточно обезумел и был готов убить меня. В этот момент на улицу выбежал хозяин магазина, и это спасло мою шкуру.
— Эй! Вы что? — закричал он на подростков. Судя по всему, они были знакомы. — Никаких драк, ясно вам?
Пивное Брюхо остановился, глянул на хозяина магазина, потом перевел злобный взгляд на меня. Его палец пронзил воздух, как лезвие ножа, и уткнулся мне в грудь:
— Еще встретимся, братишка. Считай, что ты труп! Подростки неторопливо отправились вверх по улице.
— Ты нажил себе скверного врага, —посочувствовал хозяин лавки. — Из-за чего сцепились?
— Из-за этого, — сказал я, поднимая с тротуара цветок и сдувая с него пыль. — Спасибо, что разогнали их.
Он ничего не ответил и вернулся в магазин, покачивая головой и бормоча:
— Глупые туристы...
Сачи робко коснулась моей руки, и я понял, что все еще дрожу.
— Все в порядке? — участливо спросила она.
— Да, конечно, — ответил я, прекрасно понимая, что это не так. Мое Сознательное Я оставалось спокойным, но Базовое содрогалось от страха. С самого раннего детства моя мама, воспитанная на высоких идеалах, твердила мне: «Никаких драк! Никаких драк!», но мир оказался не таким уж идеальным. У меня не было братьев, и я просто не знал, что делать при угрозе
физических столкновений. Я жалел, что Сократус не научил меня приемам рукопашного боя.
— Все в порядке, — повторил я. — Как ты?
— Вроде, нормально, — сказала Сачи. Я протянул ей цветок:
— Держи. Почти как новенький.
— Спасибо, —улыбнулась она, но ее улыбка растаяла, когда она вновь посмотрела на удаляющуюся банду подростков. — Я их и раньше встречала. Просто хулиганы. Пойдем внутрь, посмотрим, что там делает Мама Чиа.
Я отнес покупки в грузовик, осмотрелся вокруг, опасаясь, что хулиганы где-то рядом, и решил обязательно научиться защищать себя и других. Подобные случаи могли повториться. Иногда мир становится довольно опасным местом, не все люди добры — и не только уличные хулиганы. Я не мог оставить без внимания эту часть своей жизни. Что было бы, если бы хозяин лавки не помог нам?.. Я поклялся, что никогда больше не позволю застать себя врасплох.
— Как провели время? — поинтересовалась Мама Чиа, когда мы разместились в грузовике.
— Отлично, — сказал я, переглядываясь с Сачи. — Успели даже завести новых друзей.
— Хорошо, — улыбнулась Мама Чиа. — Отвезем домой пакеты, а потом я кое с кем тебя познакомлю. Очень необычные люди.
— Здорово, — ответил я, гадая, кто бы это мог быть.
После обеда мы покончили со всеми делами и вернули грузовик Фуджи. Сачи выскочила из машины, крикнула нам: «Пока!» и побежала вверх по раскисшей от дождя дороге.
— Ключи в машине! — крикнула Мама Чиа Сею, стоящему на крыльце, помахала ему рукой, и мы направились по тропе к ее хижине. Я настоял на том, что буду нести большую часть покупок — три огромных пакета, — и оставил Маме Чиа лишь одну небольшую сумку.
— А почему это я должна нести эту сумку? — шутливо заворчала она. — В конце концов, я — важная персона, дипломированный шаман-кахуна, к тому же я старше тебя. Неужели не можешь понести эту сумку в зубах или под мышкой?
— Нет уж, я слишком ленив, — признался я, — но я уверен, вы это быстро исправите.
—Ленивый Воин, —провозгласила Мама Чиа. —Неплохо звучит!
Я помог ей распаковать покупки и направился к двери. Мама Чиа крикнула мне вслед:
— Встретимся у твоей хижины через час.