– Тебе известно мое имя, – ласково продолжил я, – а еще ты наверняка знаешь и как меня прозвали.
– Сатанинским отродьем, – процедил он.
– Может, и так, – согласился я. – Но еще меня кличут убийцей священников. Впрочем, много лет минуло с тех пор, как мне в последний раз довелось выпотрошить дерзкого попа. Не мешает поупражняться.
Я улыбнулся ему.
Брунульф вскинул руку, обрывая неизбежные препирательства.
– Лорд Утред, отец Херефрит опасается твоего вторжения.
Молодой предводитель саксов явно не желал схватки. Говорил он вежливо.
– Как можно вторгнуться на земли своего короля? – осведомился я.
– Эта земля принадлежит Эдуарду Уэссекскому! – изрек Брунульф.
Я расхохотался. Это было дурацкое заявление, столь же возмутительное, как претензии скоттов на земли к северу от стены.
– Эта земля лежит в половине дневного конного перехода к северу от границы, – напомнил я.
– Для наших притязаний есть основание, – заявил отец Херефрит.
Голос у него был густой, враждебный, а взгляд еще менее дружественный. Я предположил, что прежде он был воином: на одной щеке шрам, а в глазах только вызов, не страх. Был он крупный, но всё сплошь мускулы, причем такие, какие развиваются за годы упражнений с мечом. Я подметил, что Херефрит остановил лошадь поодаль от спутников Брунульфа, даже от своего собрата‑попа, как будто презирал их общество.
– Основание, значит, – отозвался я пренебрежительно.
– Именно, – отрезал он в ответ. – Только тебе мы ничего предъявлять не станем. Ты помет дьявола, незаконно пришедший на землю короля Эдуарда.
– Отец Херефрит – духовник короля Эдуарда, – пояснил Брунульф, явно обеспокоенный воинственностью священника.
– Отец Херефрит, – произнес я негромко, – родился у свиньи из задницы.
Херефрит уставился на меня. Мне говорили, что есть где‑то далеко за морями племя, люди из которого способны убивать взглядом. Похоже, здоровяк‑поп решил уподобиться им. Я отвернулся прежде, чем это стало поединком взглядов, и заметил, что второе знамя – то, которое не развевалось на ветру, – исчезло со стены форта. Мне подумалось, не собирается ли сейчас под ним военный отряд, готовясь смести нас?
– Твой королевский духовник, рожденный от свиноматки, утверждает, что у него есть некое основание. – Я обращался к Брунульфу, но смотрел по‑прежнему на форт. – Что за основание?
– Отец Степан! – Брунульф переадресовал мой вопрос нервничающему молодому священнику.
– В лето Господа нашего восемьсот семьдесят пятое, – начал тот высоким срывающимся голосом, – король Нортумбрийский Элла передал эту землю в бессрочное пользование королю Восточной Англии Освальду. Король Эдуард является ныне правителем Восточной Англии, а посему истинным и законным наследником сего дара.
Я посмотрел на Брунульфа и решил, что передо мной честный человек, который не выглядит убежденным доводами попа.
– В лето Тора восемьсот семьдесят пятое, – сказал я, – Элла был осажден своим соперником, а Освальд был не королем Восточной Англии, а игрушкой Уббы.
– И тем не менее… – начал было старший из попов, но осекся, когда я его прервал.
– Уббы Ужасного, – произнес я, глядя прямо ему в глаза. – Которого я убил на берегу моря.
– Тем не менее… – заявил Херефрит громко, как бы подбивая меня перебить его снова. – Дар был совершен, грамота подписана, скреплена печатью, и земля, таким образом, была передана. – Он посмотрел на отца Степана. – Разве не так?
– Так, – пискнул отец Степан.
Херефрит продолжал испепелять меня взглядом:
– Ты вторгся во владения короля Эдуарда, эрслинг[2].
От этого оскорбления Брунульф поморщился, но я и бровью не повел.
– Можете предъявить свою так называемую грамоту? – спросил я.
Некоторое время никто не отвечал, затем Брунульф посмотрел на младшего из попов:
– Отец Степан?
– С чего нам доказывать что‑то этому грешнику? – сердито вопросил Херефрит. Он провел коня на шаг вперед. – Это ведь убийца священников, ненавистный Богу, женатый на саксонской шлюхе, изрыгающий сатанинское дерьмо.
Я почувствовал, как мои люди завозились у меня за спиной и вскинул руку, успокаивая их. Подчеркнуто не замечая отца Херефрита, я посмотрел на молодого священника.
– Грамоту легко подделать, – заявил я. – Так что позабавь меня и расскажи, почему эта земля была передана.
Отец Степан посмотрел на Херефрита, как бы спрашивая разрешения говорить, но тот не удостоил его вниманием.
– Рассказывай! – настаивал я.
– В лето Господа нашего шестьсот тридцать второе, – нервно забубнил отец Степан, – святой Эрпенвальд из Вуффингаса пришел к этой реке. Был разлив, и перебраться на другую сторону было нельзя. Тогда святой помолился Богу, ударил посохом по реке, и воды расступились.
– То было чудо, – пояснил Брунульф, стыдливо потупив глаза.
– Странно, – протянул я. – Никогда не слышал такой истории прежде. Я вырос в Нортумбрии, а парнишка‑северянин вроде меня наверняка знал бы такую удивительную легенду. Мне вот известно, как тупики распевали псалмы, да и про младенца, исцелившего мать от хромоты тем, что он плюнул ей на левую сиську. Но человек, которому не требовался мост, чтобы перейти через реку, – никогда не слыхал про такого!
– Полгода тому назад, – продолжал Степан, будто и не слышал моих слов, – на дне реки был найден посох святого Эрпенвальда.
– Да с тех пор прошло двести лет!
– Намного больше! – вмешался один из монахов, за что удостоился свирепого взгляда отца Херефрита.
– И его не унесло течением? – спросил я, притворившись удивленным.
– Король Эдуард решил сделать тут место паломничества, – заявил отец Степан, снова не замечая моей насмешки.
– И поэтому послал сюда воинов, – с угрозой произнес я.
– Когда церковь будет построена, воины уйдут, – с жаром пообещал Брунульф. – Они здесь только для того, чтобы защищать святых отцов и помогать в постройке святилища.
– Это так. – Отец Степан рьяно закивал.
Они врали. Я подозревал, что их умысел – не выстроить церковь, а отвлечь Сигтригра, пока Константин прибирает к рукам северную часть Нортумбрии. А заодно развязать вторую войну, подбив Сигтригра напасть на форт. Но если это так, то почему саксы держатся так миролюбиво? Да, отец Херефрит проявляет враждебность, но я подозревал, что он из числа тех злобных и несдержанных попов, которые представления не имеют о любезности. Брунульф и прочие его спутники вели себя уважительно, стараясь не раздражать меня.
– Ты утверждаешь, что это поле – земля короля Эдуарда, – сказал я. – Но чтобы добраться до него, вам пришлось пройти через владения короля Сигтригра.
– Да, разумеется, – неохотно признал Брунульф.
– Значит, вы должны были уплатить ему пошлину, – напомнил я. – Вы ведь привезли с собой инструменты? – Я кивнул на перекрещивающиеся канавы. – Лопаты, кирки? Быть может, даже бревна, из которых будете возводить свое колдовское святилище?
Какой‑то миг никто не брался ответить. Брунульф посмотрел на отца Херефрита, который едва заметно кивнул.
– Это не лишено смысла, – нервно воскликнул Брунульф. Для человека, замышляющего войну или пытающегося вызвать оную, это было удивительное признание.
– Мы обдумаем это, – жестко отрезал отец Херефрит. – И через два дня дадим тебе ответ.
Первый мой порыв – возразить, потребовать встречи на следующий день. Но было что‑то странное во внезапной перемене поведения королевского капеллана. До этого момента он держался дерзко и враждебно, а теперь, оставаясь враждебным, стал вдруг подпевать Брунульфу. Херефрит дал знак, что Брунульфу следует изобразить согласие на уплату таможенной пошлины, и именно он настаивал на двух днях. Поэтому я подавил желание спорить.
– Встретимся здесь же через два дня, – согласился я. – И не забудьте прихватить с собой золото.
– Не здесь, – резко заявил отец Херефрит.
– Нет? – переспросил я мягко.
– Источаемая тобой вонь оскверняет святую землю, – процедил поп, затем указал на север. – Видишь тот лесок на горизонте? Прямо за ним есть камень. Языческий камень. – Последние два слова он буквально выплюнул. – Мы встретимся у того камня в середине утра в среду. Ты возьмешь с собой двенадцать человек. Не больше.
Снова я подавил в себе желание дать ему отпор и вместо этого кивнул.
– Нас будет двенадцать, – сказал я, – в середине утра, через два дня, у камня. Не забудьте прихватить с собой поддельную грамоту и золота побольше.
– Язычник, я дам тебе ответ, – буркнул Херефрит, потом развернул коня и поскакал прочь.
– Лорд, увидимся через два дня, – пробормотал Брунульф, явно смущенный злобой священника.
Я вновь кивнул, а потом смотрел, как все они едут по направлению к форту. Финан тоже провожал их взглядом.
– Этот желчный поп никогда не заплатит, – буркнул он. – Не заплатит даже за корку хлеба для умирающей от голода матери.
– Заплатит, – возразил я.
Только не золотом. Расплата, как я знал, будет произведена кровью. Через два дня.
Глава четвертая
Камень, у которого отец Херефрит назначил встречу, оказался грубой колонной высотой в два человеческих роста. Он особняком стоял посреди тихой и плодородной долины в часе неспешной езды от форта. То был один из тех странных камней, что древний народ расставил по всей Британии. Некоторые из них образуют кольца, другие проходы, иные напоминают обеденный стол для великана. А многие, подобные тому, что возвышался на обрамляющем долину с юга гребне, были одинокими указателями. Мы поскакали на север от форта, следуя воловьей тропе. Подъезжая к камню, я коснулся молота на шее, недоумевая, какому богу понадобилось устанавливать камень возле тропы и зачем. Финан перекрестился. Эгил, выросший в долине Бейны, пояснил, что его отец всегда называл эту колонну «камнем Тора», но саксы «прозвали ее Сатанинским камнем, господин».
– «Камень Тора» мне больше нравится, – заявил я.
– А саксы тут жили? – спросил мой сын.
– Когда мой отец сюда перебрался – да.
– И что с ними сталось?
– Кто умер, кто сбежал. Некоторые остались здесь, рабами.
Теперь саксы мстили: чуть к северу от гребня, на котором высился столб, рядом с бродом через Бейну, чернели обгорелые развалины фермы. Пожар произошел недавно, и Эгил подтвердил, что это одна из немногих усадеб, разрушенных людьми Брунульфа.
– Они всех прогнали отсюда, – объяснил Эгил.
– Но никого не убили?
Воин затряс головой:
– Здешнему народу сказали, чтобы до захода солнца все убрались, больше ничего. Говорят даже, что предводитель саксов извинялся за то, что ему приходится делать.
– Странный способ начинать войну, – заметил Утред, – с извинений.
– Они хотят, чтобы мы первыми пролили кровь, – проворчал я.
Мой сын пнул обгоревшую балку:
– Зачем тогда спалили усадьбу?
– Чтобы побудить нас напасть? Подтолкнуть к мести? – У меня не находилось более убедительного объяснения. Но почему тогда Брунульф вел себя так робко, столкнувшись со мной?
Воины Брунульфа сожгли главный дом, амбар и коровник. Судя по размеру пепелищ, усадьба была процветающей, а ее обитатели считали это место безопасным и поэтому не удосужились выстроить частокол. Развалины лежали буквально в нескольких шагах от реки, брод через которую был истоптан копытами бесчисленных стад, а немного выше по течению, на другом берегу реки была устроена роскошная рыбья заводь. Ее отгораживала насыпь, образовавшая простенькую дамбу, благодаря которой река разлилась и получилось мелкое озерцо, затопившее окрестные пастбища. Несколько хижин остались нетронутыми – места в них с трудом, но хватило, чтобы дать нам кров, а полуобгоревшие бревна послужили пищей для костров, на которых мы поджарили бараньи ребрышки. В лесочке к югу от нас я выставил часовых, другие расположились в зарослях ивы на дальнем берегу брода.
Сына снедало беспокойство. Не раз и не два уходил он от костра к южному краю усадьбы, чтобы посмотреть на долговязый камень на горизонте. Ему мерещились люди, тени во мраке, отблески огня на обнаженных клинках.
– Не дергайся, – посоветовал ему я, после того как взошла луна. – Саксы не придут.
– Им хочется, чтобы мы так думали, – возразил сын. – Но откуда нам знать, о чем на самом деле они думают?
– Что мы дураки, – ответил я.
– И быть может, они правы, – пробормотал Утред и неохотно сел рядом с нами. Потом обернулся на юг, где в темных облаках отражалось далекое зарево костров, которые люди Брунульфа жгли в форте и на поле за ним.
– Их там сотни три.
– Даже больше, – отозвался я.
– Что, если им придет в голову напасть?
– Наши часовые дадут знать. Для этого дозорные и нужны.
– Если саксы явятся на конях, времени у нас будет маловато, – заметил он.
– И что же ты предлагаешь?
– Сняться, передвинуться на пару миль севернее.
В свете очага была видна озабоченность на лице Утреда. Мой сын не трус, но даже самый большой храбрец знает, как опасно разводить костры, способные выдать наше местоположение врагу, превосходящему нас по меньшей мере вдвое.
Я посмотрел на Финана:
– Следует ли нам передвинуться?
Ирландец криво усмехнулся:
– Ты идешь на риск, тут не поспоришь.
– И почему я так делаю?
Воины навострили уши. Редбад, фриз, принесший присягу моему сыну, наигрывал на дудочке тихую мелодию, но тут перестал и озабоченно уставился на меня. Финан ухмыльнулся, глаза его блеснули в свете костра.
– Почему ты так делаешь? – переспросил мой друг. – Да потому, что знаешь, как поступит противник, вот почему.
Я кивнул:
– И как он поступит?
Финан нахмурился, обдумывая мой вопрос.
– Эти ублюдки готовят для нас западню, так?
Я снова кивнул:
– Саксы считают себя самыми умными, и их западня должна захлопнуться послезавтра. Почему послезавтра? Потому что завтрашний день им требуется на подготовку. Возможно, я ошибаюсь и капкан захлопнется уже сегодня, да только едва ли это произойдет. Слишком рискованно. Но нам следует убедить их, будто мы ни о чем не догадываемся. Что мы ягнята, спокойно идущие на убой, и поэтому нам придется торчать здесь. Так мы будем выглядеть достаточно безобидными ягнятами.
– Бе‑е‑е, – произнес один из моих дружинников, и, разумеется, все тут же принялись блеять, пока усадьба не стала напоминать Дунхолм в базарный день. Всем им это показалось забавным.
Сын, не присоединившийся к веселью, выжидал, когда шум прекратится.
– Западню? – спросил он.
– Тебе нужно отдохнуть, – посоветовал ему я и сам отправился выбирать местечко, где можно преклонить голову.
Я мог заблуждаться. Лежа в густо населенной блохами хижине и слушая пение одной половины моих воинов и храп другой, я пришел к выводу, что ошибочно истолковал причины появления западных саксов в Хорнкастре. Они здесь не для того, чтобы отвлечь внимание от вторжения Константина: Эдуард не станет отрезать от Нортумбрии кусок ради нового монастыря в Линдисфарене. В один прекрасный день он рассчитывает стать королем всех саксонских земель и ни за что не уступит богатые холмы и пастбища Беббанбурга скоттам. Да и с какой стати отдавать Беббанбург, одну из самых неприступных крепостей Британии, врагу? Поэтому я решил, что это просто неудачное совпадение. Когда Константин выступил на юг, западные саксы двинулись на север, и связи между двумя этими событиями, возможно, и нет. Возможно. Но это не имеет значения. Имеет значение лишь присутствие Брунульфа в старом форте у реки.
Я думал о Брунульфе и отце Херефрите. Кто из них главный?
Думал о тех двоих, которые повернули назад и не поехали на встречу с нами.
Размышлял о знамени, исчезнувшем со стены форта.
Самым странным находил я дружеский тон наших переговоров. Обычно, если неприятели встречаются перед битвой, происходит обмен оскорблениями. Обмен этот – почти обязательный ритуал, но Брунульф держался уважительно, вежливо и смиренно. Если цель его прихода на землю Нортумбрии состоит в том, чтобы побудить нас к атаке, которая послужит Уэссексу поводом нарушить мир, то почему он не проявлял враждебности? Отец Херефрит, тут не поспоришь, был задирист, и только он один пытался пробудить во мне ярость. Другие как будто старались избежать битвы. Но если так, то зачем вообще было вторгаться?
Саксы соврали, ясное дело. Нет никакой древней грамоты, передающей этот участок земли Восточной Англии. А посох святого Эрпенвальда, если таковой вообще имелся у этого придурка, давно сгинул. И нет у них намерения отсчитывать золото в качестве пошлины. Но вся эта ложь не была вызовом. Вызовом было само их присутствие здесь, их тихое, никому не угрожающее присутствие. И тем не менее Уэссекс хочет драки? Иначе зачем приходить сюда?
И тут я понял.
Внезапно.
Посреди ночи, глядя через дверь хижины, как отсвет костров подкрашивает облака на юге, я понял. Неясная идея витала вокруг весь день. Она не давала мне покоя, а теперь обрела вдруг форму. Я знал, почему саксы пришли сюда.
И почти не сомневался, когда начнется война, – послезавтра.
Итак, я понимал почему и когда. Но вот где?
Теперь этот вопрос не давал мне уснуть. Закутанный в накидку из шкурок выдры, я лежал у двери хижины и прислушивался к гомону голосов вокруг умирающих костров. Обгорелые столбы, балки и стропила уничтоженного дома в избытке обеспечили нас топливом. При мысли о дровах мне стало любопытно, не доставил ли в самом деле Брунульф бревна для строительства храма. Если у него имеется твердое намерение возвести тут церковь – а именно так объясняется его присутствие здесь – и он приложил такие усилия, копая фундамент, то ему либо нужно привезти материал с собой, либо заготовить его на месте. В этих холмистых землях подходящих лесов мало, однако по дороге на север от Хорнкастра нам пришлось пробираться через рощу вековых дубов и каштанов. Пораженный красавцами‑деревьями, я удивился, почему их не свели, чтобы расширить пастбища или продать.
Расставшись с Брунульфом, мы поехали на север по протоптанной скотом тропе. Она проходила через полосу леса, перегораживающую ее, словно стена, на небольшом, почти неразличимом гребне. Возвышение находилось где‑то на середине пути между усадьбой и древним фортом. Выходит, чтобы встретиться с нами у камня, Брунульфу придется пробираться через эти заросли. При этой мысли я окончательно взбодрился. Ну конечно! Это же так просто! Я отказался от попыток уснуть. Одеваться или обуваться было не нужно, потому как все спали (или делали вид, что спят) полностью одетыми на случай внезапного нападения саксов на усадьбу. Я в этом сомневался, подозревая, что у них иные планы, но отдал соответствующий приказ – поддержать в воинах бдительность не помешает. Препоясавшись мечом, я вышел в ночь и зашагал по тропе на юг. Финан, видимо, меня заметил, потому что поспешил наперерез.
– Не спится?
– Они нападут в среду утром, – объявил я.
– Ты уверен?
– Не совсем. Но готов побиться об заклад, поставив Тинтрега в обмен на колченогую клячу, которую ты называешь лошадью, что я прав. Брунульф назначил переговоры на середину утра. Именно тогда саксы и нападут. Среда – день Одина. – Я улыбнулся в ночи. – И это хороший знак.
Оставив усадьбу позади, мы поднялись по длинному и очень пологому склону, отведенному под пастбище. Справа доносились звуки реки. Луна пряталась за облаками, но проникающего в разрывы между ними света хватало, чтобы видно было тропу и могучую темную стену леса, отделяющего нас от форта.
– Бой, которого они ищут, состоится здесь, – сообщил я, кивнув в сторону деревьев.
– В лесу?
– На дальней его стороне, как мне думается. Не уверен, но, скорее всего, так.
Несколько шагов Финан проделал молча.
– Если саксы хотят сражаться с той стороны леса, зачем пригласили нас ждать с другой?
– Потому хотят от нас этого, – ответил я загадочно. – Более серьезный вопрос в том, сколько людей они приведут?
– Всех до единого, – предположил Финан.
– Ничего подобного.
– Ты как‑то очень уверен, – с сомнением протянул мой друг.
– А я разве когда ошибался?
– Бог мой, тебе весь список привести?
Я рассмеялся.
– Ты встречался с архиепископом Хротвердом. Какой он из себя?
– О, чудный малый, – с теплом отозвался Финан.
– Правда?
– Добрее не найдешь. Он мне отца Пирлига напомнил, только что не толстяк.
Рекомендация была что надо. Пирлиг – валлийский священник, человек, с которым приятно как выпить, так и стоять рядом в «стене щитов». Я без колебаний доверил бы Пирлигу жизнь, да на самом деле он не раз и не два спасал ее.
– О чем вы с ним говорили? – поинтересовался я.
– Бедняга беспокоился насчет Константина. Расспрашивал про него.
– Беспокоился?
– Непросто будет отстроить монастырь на Линдисфарене без разрешения Константина.
– Король вполне может его дать, – заметил я. – Он ведь христианин. В некотором роде.
– Вот и я сказал архиепископу то же самое.
– Про Беббанбург он спрашивал?
– Задал вопрос, не думаю ли я, что Константин способен захватить крепость.
– И что ты ответил?
– Что на моем веку этого не случится. Только если он заморит гарнизон голодом.
– Так он и сделает, – подтвердил я. – К весне.
Мы прошли еще немного в молчании.
– Странно, – нарушил я тишину, – что Брунульф отстраивает церковь, а Хротверд – монастырь. Совпадение?
– Люди постоянно строят что‑нибудь.
– Верно, – согласился я. – Но все равно странно.
– Думаешь, саксы и впрямь намерены выстроить здесь храм? – поинтересовался Финан.
Я покачал головой:
– Нет, но им нужен был предлог прийти сюда, а этот не хуже любого другого. Чего они хотят на самом деле, это войны.
– И ты намерен дать ее им?
– Неужели?
– Если ты примешь бой, то так и произойдет, – проговорил Финан подозрительно.
– Я скажу тебе, что замышляю. В среду мы избавимся от этих ублюдков, после чего отправимся на юг и отвесим королю Эдуарду такую затрещину, что он впредь и думать забудет затевать такие глупости. Ну а затем возьмем Беббанбург.
– Только и всего?
– Да. Только и всего.
Финан захохотал, но потом увидел мое лицо в луче лунного света.
– Господи! – воскликнул он. – Ты намерен сражаться с Константином и своим кузеном? Как, черт побери, у нас это получится?
– Не знаю, – признался я. – Но я собираюсь вернуться под Беббанбург в этом году. И намерен взять его.
Я сжал молот и заметил, как палец Финана лег на крест у него на шее. Я представления не имел, как мне удастся взять крепость, знал только, что мои враги верят, будто заставили меня в испуге бежать с родовых земель. Я буду держать их в этом заблуждении до тех пор, пока мой меч не обагрит эти земли кровью.
Мы подошли к высокому камню рядом с тропой. Я коснулся его, подумав, не обладает ли он до сих пор колдовской силой.
– Он как‑то особенно настаивал, – пробормотал я.
– Тот поп?
– Да. Насчет встречи здесь. Почему не назначить место у леса? Или ближе к форту?
– Ну и почему?
– Потому что хочет, чтобы мы были здесь, – предположил я, все еще касаясь большого каменного столба. – И не могли видеть того, что будет происходить за деревьями.
Вид у Финана был по‑прежнему недоумевающий, а я, не дав ему времени на вопросы, пошел на юг, к лесу, и, сунув пальцы в рот, свистнул. Послышался ответный короткий свист, затем на опушке появился Эдрик. То был, наверное, лучший из моих разведчиков, старик, обладавший невероятным навыком браконьера совершенно бесшумно пробираться через чащобу. При нем был рог – подать сигнал в том случае, если западные саксы выйдут из форта, но Эдрик доложил, что с самого захода солнца все тихо.
– Они даже дозорных не выслали, – сообщил он, явно осуждая неприятеля за такую глупость.
– Если я прав… – начал я.
– …Как всегда, – вставил Финан.
– то завтра из форта выступят люди. Я хочу, чтобы ты проследил за ними.
Эдрик поскреб бороду, потом поморщился:
– А что, если они появятся с той стороны?
– Так и будет, – заверил его я. – Можешь найти место, чтобы наблюдать за южной стеной?
Эдрик задумался. Земля вокруг форта была по большей части равнинная, почти без кустов или других укрытий.
– Где‑то там должен быть ров, – высказал наконец предположение разведчик.
– Мне нужно знать, как эти люди выйдут и в каком направлении поедут. Вернешься с вестями завтра после наступления темноты.
– Значит, место мне надо подыскать сегодня ночью, – предусмотрительно заметил Эдрик, намекая, что, если он займется поисками при свете дня, его заметят. – А если завтра меня обнаружат…
Разведчик оставил предложение недосказанным.
– Представишься перебежчиком. Покажешь свой крест и скажешь, что устал служить ублюдку‑язычнику.
– Ну, это почти правда, – буркнул он, и Финан рассмеялся.
Мы втроем шли по тропе через лес, пока впереди не обрисовались укрепления форта, подсвеченные заревом костров, горящих в его дворе. Больше мили воловья тропа тянулась слегка под уклон, по прямой, как римская дорога, пересекая пастбище. Два утра спустя Брунульф последует по этой тропе, прихватив с собой одиннадцать человек и вескую причину, по которой не может заплатить Сигтригру золотом.
– Если у Брунульфа есть хоть какие‑то мозги в голове, а подозреваю, что есть, – размышлял я, – он вышлет разведчиков проверить, не устроили ли мы засаду на тропе.
Лес – вот ключевой пункт. Внушительный массив старых деревьев, упавших стволов, зарослей плюща и подлеска из колючего кустарника. Меня удивляло, почему за ним не смотрели, почему лесничие не прореживали дебри и не обрезали ветки; почему здесь не жгли уголь, а могучие дубы не обратили в ценные бревна. Возможно, потому, решил я, что шел спор о том, кто является владельцем леса, и, пока суд не вынес вердикт, никто не осмеливался заявить свои права на угодья.
– Если мы устроим здесь засаду, – продолжил я, – Брунульф вышлет вперед разведчиков, и они ее обнаружат.
– Значит, засады не будет, – предположил Финан.
– Это единственное подходящее место, – напомнил я. – Поэтому засада будет здесь.
– О Иисус, – выдохнул ирландец в отчаянии.
– Если бы ты велел мне проверить весь лес, господин, я бы не смог, – проворчал Эдрик. – Слишком он большой. Быть может, проверить его хотя бы на расстоянии выстрела из лука от тропы?
– На месте Брунульфа я бы меньше всего опасался засады здесь, – добавил Финан.
– Вот как? – удивился я. – И почему?
– Потому что из форта это место просматривается как на ладони! И он ведь будет думать, что едет к месту, где мы его ждем. Если мы хотим убить его, разве не удобнее сделать это, когда он достигнет камня? Зачем нападать на виду у крепости?
– Возможно, ты прав. – Эта мысль несколько утешила меня, но еще больше сбила с толку Финана. Я обратился к Эдрику: – Завтра он наверняка вышлет сюда разведчиков, просто проверить местность перед днем Одина, потому прикажи своим людям убраться отсюда до рассвета.
Говорил я уверенно, но внутренние сомнения, ясное дело, терзали меня. Что, если в день Одина Брунульф велит обыскать лес перед тем, как въехать в него? Эдрик прав: пусть лес большой, всаднику не составит труда достаточно быстро проскакать вдоль его опушки, хотя прочесывание зарослей кустарника потребует времени куда более продолжительного. Да и другого места для засады я не видел.
– Зачем вообще ты решил устроить засаду? – поинтересовался Финан. – Тем самым ты только навлечешь на нас три сотни разъяренных саксов из форта! А если подождешь, пока он не подъедет к камню, – ирландец мотнул головой в сторону усадьбы, – мы перебьем всех, а в крепости никто ничего не заподозрит. Они попросту ничего не увидят!
– Правильно, – согласился я. – Слишком правильно.
– Ну и? – спросил мой друг.
Я широко улыбнулся ему:
– Стараюсь рассуждать как мой враг. Всегда стремись планировать битву, учитывая точку зрения неприятеля.
– Но…
Я шикнул на него:
– Не так громко. Еще навлечешь три сотни разъяренных саксов. – Разбудить кого‑либо с такого расстояния было немыслимо, но мне нравилось поддевать Финана. – Давайте‑ка пройдем сюда.
И я повел спутников к западу вдоль опушки. При свете дня нас заметили бы из форта, но я сомневался, что наша темная одежда выдаст нас на фоне непроглядной мглы густого леса. Местность понижалась к реке. Склон был обманчивый – более крутой, чем казалось. Если разведчик Брунульфа поскачет в эту сторону, он скоро потеряет из виду тропу и наверняка решит, что никто не станет устраивать в нижней части леса засаду на едущих по дороге людей просто потому, что отсюда не видно будет добычи. Это вселило в меня некоторую надежду.
– Нам потребуется не больше пятидесяти воинов, все верховые, – сказал я. – Мы спрячем их тут, в низине, а несколько дозорных разместятся выше по склону, чтобы предупредить, когда Брунульф почти достигнет леса.
– Но… – снова собрался возражать Финан.
– Пятидесяти должно хватить, – оборвал его я, – хотя это будет зависеть от того, сколько человек выйдет из форта завтра.
– Пятьдесят! – возмутился Финан. – А западных саксов три с лишним сотни! – Он кивнул в сторону юга. – Триста! И всего в миле от нас.