«Искусство всегда жило человеческими масштабами, — думал Ланской. — Вот любовь… Два человека любят друг друга — и сколько об этом написано книг, изваяно статуй, сколько создано музыки…
Во все времена и на все случаи. И так с ревностью, со скупостью, со смелостью. Анализ страстей был доведен до микроскопической точности. А теперь искусству, кажется, придется сменить микроскоп на телескоп. Изменились масштабы человеческих страстей.
Космос — слишком большая сцена, чтобы на ней разыгрывать старые пьесы. Космическим масштабам сцены должны соответствовать и космические масштабы событий, дерзаний, свершений. А может быть, я ошибаюсь? Ведь и в звездную эпоху будут любовь и ревность, смелость и трусость, щедрость и скупость… Что ж, в потоке воды каждая частица движется по-своему, однако все вместе текут в одну сторону. Так и люди: они могут быть заняты своими делами, их могут поглощать свои страсти, но все вместе они теперь идут к звездам. Значит, и искусство, опережая их, должно идти к звездам.
Но это очень трудно — показать человека, бросившего вызов необъятному небу. Какая статуя вместит мужество, силу, слабость, дерзость и доброту идущего к звездам человека?… Как отразить в камне одновременно и спокойную мощь знания, и буйный порыв романтики, и светлую грусть лирики?…
«Искусство, каким ты иногда бываешь бессильным!» Это было время, когда корабли впервые достигли планет, населенных другими разумными существами. Чужие миры оказались не похожими на прошлое Земли, не похожими на ее будущее. И потому робкими были первые шаги людей в чужих мирах.
Не без колебаний отдали люди свою историю на нелицеприятный суд других разумных существ.
|
|
И услышали ответ: «Да, вы прошли суровый и тяжелый путь. Вы дорогой ценой заплатили за свое знание и свое счастье. Но вы беспредельно закалили волю и получили право бросить вызов любым невзгодам».
Это было время великих свершений. Еще долог был путь даже до ближайших звезд. Еще погибали многие корабли на неизведанных звездных дорогах. Но люди уже начинали перестраивать вселенную. Они покрывали плотной пеленой атмосферы безжизненные планеты, и благодатный дождь впервые проливался на иссушенные пески. Они зажигали новые — пока небольшие — солнца, и жаркие лучи пронизывали извечный мрак…
Не только открывателями, но и строителями пришли люди в космос. Уже в первых полетах люди не оставались безучастными наблюдателями. Мир был устроен слишком плохо, чтобы любоваться им. Вселенная ждала человека, его жадных рук, его великого ума, его непостижимого стремления всегда идти вперед. И человек откликнулся на зов Звездного Мира. Человек уже знал, что просто невозможно придумать такую задачу, которая когда-нибудь не будет решена.
Это было время, принесшее людям понимание простой, в сущности, истины, что им принадлежит не Земля, не Солнечная система, но весь безграничный Звездный Мир.
МИР, В КОТОРОМ Я ИСЧЕЗ
А. ДНЕПРОВ
I
Меня купили мертвым и вывезли к Удроппу из морга. В этом нет ничего удивительного, как нет ничего странного и в том, что я попал в морг. Просто перерезал себе вены в ванной комнате гостиницы «Новый Свет». Если бы не долги за номер, меня не нашли бы так скоро, вернее, нашли бы слишком поздно. Но долги были, и частично из-за них я сделал неудачную попытку отправиться в лучший мир. Мне очень хотелось встретиться там с моими недальновидными родителями и сказать им, что я думаю про них и вообще про всех тех, кто плодит детей для нашего цивилизованного государства.
|
|
Как мне сейчас известно, Удропп купил меня за 18 долларов 9 центов, причем 3 доллара 9 центов у него взяли за одеяло, в которое он меня упаковал.
Так что круглая мне цена — 15 долларов. Это стандартная стоимость бездомного мертвеца для медицинских экспериментов. Я достаточно бездомный, чтобы подходить под эту категорию, за исключением, может быть, одного пункта, не учтенного законом: мне кажется, неблагоразумно продавать мертвецов для медицинских экспериментов, пока они хорошенько не вылежатся в холодильнике.
Я себе представляю, с какой скоростью Удропп прокатил меня от морга до своего коттеджа в Грин Вэли! Если бы не эта скорость, плакали бы его денежки. Вместо меня ему досталось бы несвежее одеяло плюс, расходы на мои похороны.
Меня оживили по всем правилам: влили три литра крови, впрыснули адреналин, куда-то накачали глюкозу с рыбьим жиром, обложили грелками и опутали электрическими проводами. Затем Удропп выключил электрический ток, и я начал дышать без посторонней помощи, а сердце забилось как ни в чем не бывало.
Я открыл, глаза и увидел Удроппа и рядом с ним девушку.
— Как самочувствие? — спросил Удропп, тип в белом халате, с физиономией человека, занимающегося ради собственного удовольствия убоем крупного рогатого скота.
— Спасибо, сэр. Хорошо, сэр. Кто вы такой, сэр?
|
|
— Я не сэр, а Удропп, Гарри Удропп, доктор медицины и социологии, почетный член Института радиоэлектроники, — прорычал Гарри. — Есть хотите?
Я кивнул головой.
— Принесите ему тарелку супа.
Девушка вспорхнула со стула и скрылась. Гарри Удропп бесцеремонно задрал кверху мою рубаху и при помощи шприца влил в. меня какое-то химическое вещество. — Теперь вы совсем живой, — сказал он.
— Да, сэр.
— Гарри Удропп.
— Да, сэр Гарри Удропп.
— Я надеюсь, у вас не очень развиты интеллектуальные способности?
— Я надеюсь, нет.
— Где вы учились?
— Почти нигде. Кончил что-то вроде университета. Но это так, между прочим.
Про себя я решил, что Гарри меньше всего нуждается в людях с высшим образованием.
— Гм… Чему вы там учились?
Я решил, что в моих интересах ничему там не учиться.
— Игре в гольф, танцам, ловить рыбу, ухаживать за девушками.
— Это хорошо. Только не вздумайте ваши знания применять к Сюзанне.
— А кто это?
— Девушка, которая пошла за вашим ужином.
— Уже ночь?
— Нет, уже позавчерашний день. И вообще, какого черта вы задаете вопросы?
Я решил, что бывшему мертвецу неприлично задавать много вопросов Гарри Удроппу, доктору, почетному члену Института радиоэлектроники и так далее.
II
Сюзанна сказала:
— Вы будете участвовать в выполнении проекта «Эльдорадо». Кстати, как ваше имя?
— Гарри.
— Плохо. Босс не любит, когда, кроме него, есть еще какой-нибудь Гарри. Вы не ошиблись? После смерти это бывает.
— А что такое «Эльдорадо»? — спросил я.
— Это мир счастья и процветания, достатка и социального равновесия, мир без коммунистов и безработных.
— У вас это здорово получается! Как у дикторши из «Нейшенл видео».
— В «Эльдорадо» вам отводится важная роль.
— Вот как! Какая же?
— Вы будете рабочим классом.
— Кем, кем?
— Не кем, а чем. Пролетариатом.
Я подумал и спросил:
— Вы уверены, что я воскрес?
— Вполне.
— А какую роль в «Эльдорадо» отводят вам?
— Я буду обществом предпринимателей.
Сюзанна вышла, и вошел Гарри Удропп.
— С сегодняшнего дня мы вас кормить не будем.
— Чудесно! Вы исследуете процесс умирания от голода? — спросил я.
— Старо! — И все же, как я буду питаться?
— Вам нужно будет поступить на работу.
— Вы еще не выбросили одеяло, в котором меня можно увезти обратно?
— В моем высокоорганизованном обществе найти работу не будет проблемой.
— Мне придется долго ходить и искать. Я не выдержу.
— Вам никуда не придется ходить.
— А как же?
— Вам нужно будет нажимать только кнопку. Когда вас примут на работу, появится зарплата, а появится зарплата — появится еда.
— Скорее ведите меня к этой кнопке!
— У вас еще не подготовлен психологический фактор. Вы не сможете нажимать кнопку с должным энтузиазмом.
— Я буду ее нажимать с любым энтузиазмом!
— Для чистоты опыта нужно поголодать еще пару часиков.
— Я буду жаловаться!
— Вы не будете жаловаться, потому что вас нет,
— Как так?
— Вы давно умерли.
«Эльдорадо» — это три огромных машины в разных углах обширного зала. Они соединены между собой проводами и кабелями. Одна машина отделена стеклянной перегородкой. Гарри Удропп сел за пульт в центре зала и сказал:
— Шизофреники, профессора и сенаторы пытаются усовершенствовать наше общество при помощи комиссий и подкомиссий, докладов добровольных комитетов и фондов, экономических конференций и министерства социальных проблем. Все это чепуха. Достаточно четырехсот двух триодов, тысячи пятисот семидесяти шести сопротивлений и двух тысяч четырехсот девяноста одной емкости, и вся задача решается. Вот схема организации нашего общества на сегодняшний день.
Гарри Удропп развернул передо мной и Сюзанной синьку с радиосхемой.
— Справа — блок «производства», слева — блок «потребления». Между ними положительная и отрицательная обратная связь. Заменяя радиолампы и прочие детали «общества», можно добиться того, что система не будет попадать ни в режим сверхрегенерации, ни в режим затухающих колебаний. Когда я этого добьюсь, проблема будет раз и навсегда решена!
Объясняя свой гениальный замысел, Гарри Удропп размахивал руками и вертел головой — такая у него, видно, была привычка.
— Но я предусмотрел нечто большее, — продолжал он. — Я ввел в схему человеческий элемент, который нерационально и слишком дорого заменять эквивалентным электронным роботом с ограниченной памятью. Эту функцию будете выполнять вы, — Гарри показал пальцем на меня, — и вы, — сказал он, обращаясь к Сюзанне.
Затем он заложил, наконец, руки за спину и четыре раза обошел вокруг пульта.
— Здесь, — он грохнул кулаком по. крышке пульта, — мозг нашего «общества», его «правительстве». Наверху неоновая лампа выполняет функции президента, то есть стабилизирует напряжение. Вот так!
Мы с умилением посмотрели на «президента», который светился розовым огоньком,
— А теперь за работу! Вы — марш в «производство», вы — в «потребление».
«Оригинальный случай увлечения электронным моделированием, — подумал я. — В университете профессора нам говорили, что при помощи радиоэлектроники можно построить Модели чего угодно: черепах, станков, межпланетных кораблей и даже модель человека. Гарри Удропп построил электронную модель нашего государства. И не только построил, но решил ее усовершенствовать и, таким образом, предложить «гармоническую» структуру нашего общества. Интересно, что у него из этого получится?» Я подошел к машине справа, Сюзанна скрылась за стеклянной перегородкой в «сфере потребления».
— Что я должен делать? — спросил я.
— То, что и в жизни. Работать.
— Это здорово! Я голоден, как гиена!
— Прежде всего в «сфере производства» нужно получить работу.
— Как?.
— Нажимай белую кнопку справа.
— А что будет делать она? — я кивнул в сторону Сюзанны.
— То, что делают предприниматели.
Я застыл перед огромным металлическим шкафом. На передней стенке блестели шкалы приборов, в разных местах выступали разноцветные кнопки, рубильники и рычаги. В электрическом монтаже этой машины Гарри воплотил идею экономической и политической структуры мира, в котором мы живем. Здесь в форме электрической энергии создавались модели материальных ценностей, и эти ценности циркулировали по проводам между «сферой производства» и «сферой потребления»!
Я нажал белую кнопку.
— Ваша специальность? — рявкнула машина.
«Ого, совсем, как в жизни! Машина даже интересуется моей специальностью!»
— Художник…
— Не требуется.
Я в недоумении посмотрел на Удроппа.
— Мне тоже нажать белую кнопку? — спросила Сюзанна.
— Конечно.
— И что будет?
— Получите прибавочную стоимость, запасенную в схеме.
У Сюзанны щелкнуло реле.
Я опять нажал белую кнопку.
— Ваша специальность?
— Зубной врач.
— Не требуется.
В это время Сюзанна опять нажала свою кнопку, и автомат выдал ей пакет.
— Специальность? — тупо спросила меня машина.
— Механик.
— Зайдите через месяц.
Электронная модель производства работала отлично. Сколько раз до того, как я попал к Удроппу, я ходил в поисках работы и слышал такие же. вопросы и такие же ответы!
— Так дело не пойдет, босс, — обратился я к Удроппу.
— Отвернитесь, я надену новое платье, — крикнула Сюзанна.
— Босс, я не могу ждать месяц!
— Пробуйте еще.
Я уменьшил отрицательное смещение на сетку генераторной лампы «спроса на рабочую силу».
Сюзанна нажала кнопку, и автомат ей ничего не выдал.
— В чем дело? — запротестовала она.
— Когда он, — Гарри кивнул на меня, — создаст «прибавочную стоимость», ваш автомат снова включится. Сейчас наступила фаза «накопления капитала».
Я нажал белую кнопку.
— Специальность?
— Грузчик.
— Берем!
Из машины прямо мне в живот вылез рычаг.
— Работайте! — крикнул Гарри из-за пульта.
— Как?
— Ворочайте рычагом вверх и вниз.
Я начал ворочать рычагом. Он ходил очень туго.
— И сколько времени я должен это делать?
— До получения зарплаты.
— Как это?
— В ящик под вашим носом вывалятся жетоны.
На них вы сможете есть, пить и развлекаться.
Я ворочал рычагом, пока рука не заныла. На секунду я остановился.
— Что вы делаете? — заорал Гарри.
— Хочу отдохнуть.
— Вас уволят!
Я схватился за рычаг и стал лихорадочно нагонять упущенное.
Мысленно я представил себе электронный блок, который мог меня «уволить». Наверное, двигая рычагом, я создавал электрические заряды, которые при помощи реле удерживали его в рабочем состоянии. Стоило мне прекратить работу, как срабатывал механизм, который убирал рычаг внутрь шкафа.
— Ага! Мой автомат заработал! — сказала Сюзанна.
У меня со лба капал пот.
— Босс, когда же зарплата?
Удропп возился с «президентом». Не глядя на меня, он проворочал: — Я слежу за приборами. Прибыль должна быть максимальной.
— Когда я получу свои жетоны? — повторил я.
— Когда анодное напряжение, которое вы создаете на конденсаторе, отопрет тиратрон.
— Есть хочется…
— Плохо работаете. Каждый взмах — всего полтора вольта. Быстрее качайте.
Сюзанна снова включила свой автомат. Ей досталось второе платье.
— Я не хочу больше платьев, — сказала она.
— А что?
— А то, что вы обещали. Нейлоновую шубу.
— Сейчас я прибавлю еще отрицательное смещение на сетку и сниму часть напряжения с его конденсатора на ваш автомат.
Так я и знал! В схеме Удроппа роль капитала выполняет электроэнергия. Она-то н перекачивается из моей «сферы производства» в «сферу потребления», в карманы «общества предпринимателей».
Моделями карманов были конденсаторы и аккумуляторы.
— Ну, это слишком! Какого черта все только для нее?
Автомат щелкнул. В ящике перед моим потным носом затарахтели жетоны.
— Берите свою зарплату.
Я достал пять медных жетонов.
— Что я должен с ними делать?
— Идите в «сферу потребления» и пользуйтесь автоматом.
Я забежал за перегородку.
— Покойник! — весело воскликнула Сюзанна. — Вам вон в тот автомат, рядом.
Я получил миску супа, холодную котлету и кружку пива.
И то слава богу!
Мой первый рабочий день кончился. Сюзанна с ворохом тряпок пошла спать.
Что-то будет завтра!
III
Когда утром я пришел в «сферу производства», моего рычага не было. Сюзанна сидела в кресле рядом с «президентом» и пила пиво.
— В чем дело? — удивился я.
— Вас уволили, — сказала она, ухмыляясь, и кивнула на стенные часы.
Было пять минут девятого.
— За что меня уволили?
— За опоздание. Попытайтесь снова получить работу.
— Откуда у вас пиво?
— Это за ваши жетоны. Они теперь мои.
Никогда не видел подобной наглости!
— Специальность? — спросила машина.
— Грузчик, — не думая, ответил я.
— Плохая рекомендация, — сказала машина и умолкла.
Машина, оказывается, обладает памятью! Она взяла на заметку факт моего увольнения за опоздание на работу. Опять все, как в жизни. Может быть, в этих электронных моделях экономических и социальных структур и есть какой-то разумный смысл?
И все же я не мог согласиться с тем, что такое чрезвычайно сложное явление, как жизнь многих миллионов живых людей в обществе, можно достаточно точно изобразить при помощи радиоламп, транзисторов, сопротивлений и реле…
Я стал думать, что мне делать. Мой взгляд упал на электронный мозг.
Если в нем сосредоточено все управление электронной моделью, почему бы не попытаться «усовершенствовать» ее по-своему?
— Вы не ябеда? — спросил я Сюзанну.
— А что?
— Я хочу попытаться усовершенствовать «общество».
— Пожалуйста.
Я подошел к пульту управления и наобум повернул первую попавшуюся ручку. Потом другую, третью. Их здесь было около сотни. Машины дико взревели. До этого едва теплившийся «президент» стал пылать, как стеариновая свечка. В надежде, что мой рычаг все-таки вылезет, я вытащил «президента» из гнезда и спрятал в карман. В этот момент вошел Удропп.
— Ага, бунт! Это хорошо! Покушение на правительство? Чудесно! А где стабилизатор напряжения? Ликвидация верховной власти? Прекрасно! Верните «президента».
Я возвратил неоновую лампу.
— Мы предусмотрим и этот человеческий элемент. Я заэкранирую правительство сеткой и подведу к ней высокое напряжение. Две тысячи вольт хватит. «Президента» мы спрячем в колпак и подведем к нему пять тысяч вольт. Вот так. Таким образом, государство будет гарантировано от внутренних беспорядков.
Я стоял уничтоженный. Гарри Удропп подводил к электронному мозгу высокое напряжение.
— Дайте хоть какую-нибудь работу, — взмолился я.
— А ну-ка, попробуйте сейчас, пока я не установил все потенциометры в прежнее положение.
Я нажал кнопку спроса рабочей силы. Репродуктор ни с того ни о сего запел голосом Джонса Паркерса: «Как счастливо ты умирала в объятьях моих голубых…» Из машины вылезли не один, а сразу три рычага, и они сами, без посторонней помощи, стали качаться вверх и вниз. Жетоны посыпались в коробку, как из рога изобилия!
— Босс, вот удача! Кажется, «Эльдорадо» получилось! — воскликнул я, выгребая медные кругляшки из коробки.
— Черта с два, — прохрипел Гарри. — В сфере потребления ничего нет. Пусто.
Я помчался за перегородку к автомату и сунул жетон. Никакой реакции. Сунул второй. Молчание.
— Н-да. Производство просто сошло с ума.
Электроника Гарри Удроппа, видно, работала только в строго определенном режиме. Модели производства и потребления балансировали на точке неустойчивого равновесия. Стоило машину вывести из этого режима, и она теряла разум. Она превращалась нелепый клубок радиосхем, который делал что попало.
Гарри установил потенциометры, как нужно, и все рычага, кроме одного, упрятались в машину. Джонс Паркерс перешел на контральто, затем на колоратурное сопрано и умолк на ноте «ля» седьмой октавы.
Я ухватился за оставшийся рычаг и стал его усердно качать, чтобы восстановить свою добрую репутацию.
— Отдайте жетоны, — сказал Гарри.
— Зачем?
— Они достались вам даром. Так не полагается.
— А почему ей все достается даром? — указал я на Сюзанну, которая уснула в кресле.
— Не задавайте глупых вопросов и отдайте жетоны.
Два жетона я все же припрятал!
Весь рабочий день Сюзанна проспала, а я к вечеру заработал еще семь медяшек. Удропп обезопасил за это время «правительство» и несколько раз снимал напряжение с моего конденсатора. Вообще он возился со своей машиной очень усердно. Впоследствии Сюзанна мне сказала, что за проект «Эльдорадо» Гарри отхватил хороший куш.
Теперь я был умнее и на еду истратил только два жетона. Это был почти голодный паек, но я понял, что нужно думать и о черном дне!
IV
Утром следующего дня я застал Сюзанну с заплаканными глазами.
— Почему ревет «общество предпринимателей»? — съехидничал я.
На работу я вышел рано. Позвякивавшие в кармане жетоны оказывали благотворное влияние на мое настроение…
— Это свинство! — сказала Сюзанна.
— Что?
— Он все у меня отобрал. И платье, и белье, и шубу.
— Кто?
— Удропп.
— Почему?
— Чтобы все начать сначала. Он их снова упрятал в автомат.
Я бросил рычаг и подошел к Сюзанне. Мне стало ее жалко.
— Мне не очень нравится эта игра, — сказал я.
— Теперь и мне не нравится…
— Ничего, Гарри добьется, что будет гармония.
— Я не знаю, что это такое. Но только свинство — отбирать то, что тебе дали.
Вошел Удропп.
— Что это за идиллия? Марш по местам! Я, кажется, слишком увеличил потенциал на тиратроне. Вы ничего не делаете, и вас не уволили.
— Одну секундочку, босс!
Я кинулся к рычагу, но поздно. Он исчез. Довольный Удропп захихикал.
«Черт с тобой, на сегодня у меня есть жетоны».
Сюзанна насупилась и больше не пользовалась своим автоматом. Я нехотя нажимал белую кнопку, перебирая разные специальности. Никто не нужен.
Неужели наше»общество» насытилось и врачами, я педагогами, и техниками, и поварами? Я еще раз нажал белую кнопку.
— Специальность?
— Журналист.
— Берем.
Я остолбенел. Из машины вылез стол с пишущей машинкой. Ну и Гарри! Даже до этого додумался!
— Пресса в нашем обществе — доходное дело, — сказал Удропп. — Вы будете получать тем больше, чем с большей охотой Сюзанна будет читать ваши сочинения. Итак, начинайте.
Удропп вышел.
Я сел за машинку и задумался. Затем я начал: «Экстренное сообщение! Небывалая сенсация! В результате радиоактивных мутаций появились новые виды животных! Говорящие ослы! Собаки-математики! Обезьяны-гомеопаты! Поющие свиньи! Петухи, играющие в покер!»
— Чушь какая-то, — сказала Сюзанна, вытаскивая из своего автомата лист бумаги. — Если так будет продолжаться, я не буду читать, и вы умрете с голоду.
— Не нравится? — спросил я.
— Нет.
— Хорошо, я попробую другое.
«Небывалая сенсация! 18 миллиардеров и 42 миллионера отказались от своих миллиардов и миллионов в пользу рабочих…»
— Послушайте, Сэм, или как вас там! Я больше читать вашу белиберду не буду.
— Еще одна попытка.
— Не буду.
— Ну пожалуйста Сюзанна!
— Не хочу.
— Ну, Сузи!
— Не смейте меня так называть, слышите?
Я напечатал: «Сузи, вы чудесная девушка. Я вас люблю».
Она ничего не сказала.
«Я вас люблю. Вы это читаете?»
— Да, — тихо ответила она. — Продолжайте.
«Я вас полюбил с того момента, как воскрес. Все время, пока мы занимаемся этим идиотским проектом, я думаю, как нам удрать вдвоем. Вы и я. Хотите?»
— Да, — тихо ответила она, вытаскивая лист бумаги из автомата.
«И вот что я придумал. Как-никак, а у меня есть специальность. Мы уйдем от Удроппа и попытаемся найти настоящую работу, а не эту электронную чепуху. Вдвоем нам будет легче. Честное слово, после того как я вас увидел, я пришел к выводу, что резать вены глупо».
— Я тоже так думаю, — шептала Суэи.
Вошел Удропп.
Он посмотрел на свои приборы и щелкнул пальцами.
— Ага! Дело, кажется, идет! Напряжение стабилизировалось! Сдвигов фаз нет! Мы близки к гармонии между производством и потреблением.
— Конечно, босс, — сказал я. — Должно же наше общество когда-нибудь зажить как следует.
— Продолжайте в том же духе, а я все это нанесу на схему, — сказал он, выходя из зала.
«Сегодня ночью давайте встретимся здесь. Мы выскочим в окно».
— Хорошо…
До конца дня я сочинил около десятка идиотских сообщений и заработал кучу медяков. Сюзанна исправно отрывала листы бумаги, демонстрируя электронному истукану свою заинтересованность в моей продукции: Гармония была полная, и Гарри Удропп лихорадочно снимал схему «Эльдорадо», чтобы продать ее за миллион долларов. Она этого стоила, потому что в ней был учтен человеческий элемент!
На весь заработок я набрал бутербродов и спрятал их в карманы.
Ночью, пробираясь к окну, я и Сюзанна остановились у «общества предпринимателей».
— Ты вчера ни разу не пользовалась своим автоматом.
— Если бы я пользовалась, ты бы заработал меньше.
— Хочешь, мы заберем платья и шубу?
— А ну их к черту!
— Я могу Удроппу оставить записку, что это сделал я. Все равно меня нет.
— Не нужно. Так будет легче идти.
Мы вылезли в окно, перемахнули через ограду и оказались на широкой асфальтовой дороге, ведущей в большой город. Над ним неистово пылало оранжевое небо. На мгновение Сюзанна прижалась ко мне.
— Не бойся. Теперь мы вдвоем.
Я ее обнял, и мы зашагали вперед. Только один раз я остановился у электрического фонаря и, посмотрев в доверчивые глаза девушки, спросил:
— Сузи, а как ты попала к Удроппу?
Она слабо улыбнулась, вытянула левую руку и показала мне запястье. На белой коже резко выступал продолговатый малиновый рубец.
— Так и ты?…
Она кивнула.
И вот мы идем, два человека, которых нет в этом мире…
ЗОЛОТОЙ ЛОТОС
Легенда
М. ГРЕШНОВ
МЕЧТА УВЛЕКАЕТ
— Так вы не верите?
— Решительно нет! — Но тибетская медицина! А легенды, песни?…
— Легенды? Они останутся легендами. Как та золотая пещера, что оказалась без золота… Вам ли, геологу, не знать этого? Выбросьте из головы ваш пещерный лотос. И никаких фантазий, дорогой, никаких фантазий.
Такой разговор происходил в геологическом институте Уральского филиала Академии наук между Павлом Ивановичем Алябьевым и Дмитрием Васильевичем Сергеевым, начальником нашей экспедиции на Памире.
При разговоре Сергеева с Алябьевым присутствовали я и помощник начальника экспедиции молодой геолог Анатолий Фролов. Я сидел против Анатолия и видел прямо-таки бурю чувств, отражавшихся на его лице. Глаза, полные жадного внимания ко всему, горячо вспыхнули, как только мы заспорили о пещерном лотосе. Когда Алябьев возражал, глаза Анатолия темнели, он раза два порывался что-то вставить в разговор, но сдержался и, услышав категорическое «никаких фантазий», незаметно вышел из кабинета.
Сергеев узнал о золотом лотосе во время последней поездки в столицу. Доктор медицины академик Брежнев, его старый приятель, занимался народной медициной и, работая над восточными рецептами, не раз сталкивался с упоминаниями о пещерном лотосе. Услышав, что Сергеев едет на Памир, Брежнев убедил его попробовать разыскать лотос, который, по сведениям, можно встретить только в трех пунктах земного шара: на Памире, в Гималаях и на Тибете.
Он так и сказал: «В этих трех пунктах».
— Ты, Митя, подумай, какую услугу мы окажем советской науке! Ведь в этом лотосе неисчерпаемые возможности: он лечит от ран, от слепоты, исцеляет проказу. Ты подумай, Митя, это же растение! Мы разведем его, как женьшень, целые плантации! — И старый ученый вдохновенно мечтал о плантациях удивительного цветка.
И вдруг: «Никаких фантазий, дорогой!» Через неделю наша экспедиция была уже в горах Памира.
В Хороге, последнем городе на нашем пути, мы разделились на две неравные группы. Меньшая, под руководством самого Сергеева, направлялась на север, по правому притоку Аму-Дарьи — Бартангу, который в верховьях называется Мургабом. Им предстояло исследовать залежи асбеста. А наш отряд, в основном молодежный, уходил на восток, к истоку Памир-Дарьи, к озеру Зор-Куль. Отряд возглавлял я, мы должны были исследовать район озера, взять образцы пород.
Анатолию, как специалисту но асбесту, следовало идти с Сергеевым. Но он решительно отказался.
— Почему? — спросил Сергеев. — Ваши знания нужны в этой группе экспедиции.
— Я вас очень прошу, Дмитрий Васильевич, очень прошу, направьте меня на Зор-Куль.
— Не вижу оснований. Поедете со мной на Мургаб.
— Дмитрий Васильевич! Товарищи! — обратился ко всем Анатолий, бледнея от волнения. — Разрешите мне поехать на Зор-Куль! Я ведь был там, знаю все тропы. Там тоже наверняка есть асбест! И, кроме того, товарищи, как же я, комсорг, оторвусь от комсомольской группы?… Пусть с Дмитрием Васильевичем поедет Рая Аксенова, она специалист по асбесту не хуже меня.
И он посмотрел на Раю с ожиданием и надеждой.
Каждый понимал Анатолия по-своему: одни считали это капризом, другие видели логичность его доводов — бывал на Зор-Куле, знает местность.
Рая растерялась. Почувствовав, что от нее ждут ответа, она, наконец, сказала: — Хорошо… Я поеду на Мургаб…
Сергееву ничего не оставалось, как согласиться и отпустить Анатолия на Зор-Куль.
2. И Я УВЛЕКСЯ…
Через несколько дней на привале после ужина я, коротко сказав о задачах на завтра и пожелав молодежи спокойной ночи, направился к своей палатке.
Но у костра почему-то никто не двинулся с места.