Пока Поппи гремела чайником, Роб внимательно обдумывал её слова.
– Всё это так грустно, Поппи…
– Что именно?
– Ну, не знаю… вы всегда одна, вынуждены заботиться о себе и бабушке, ещё и Мартина рядом нет…
Ей очень хотелось ответить: «Ну что вы, Роб, это просто замечательно!», но она сдержалась.
– Вам с сахаром?
Порой лучше уходить от тяжёлых разговоров.
Утром после очередной бессонной ночи осоловелая Поппи стояла посреди лифта и смотрела на кнопки. Кто-то закрасил цифры чёрным маркером, и где какой этаж – разобрать стало невозможно. Для редких гостей этого дома – сущий кошмар, но пальцы здешних обитателей привычно тянулись к нужной кнопке, и лифт вёз домой или же навстречу хлебу, молоку и нудной работе. Содрогаясь, лифт опустился на четыре этажа вниз. Выйдя из кабины, Поппи осторожно обошла несвежую лапшу, вывалившуюся из контейнера на пол, и тут на неё налетел какой-то мужчина. Он не собирался нападать или гнаться за ней, просто его походка была чересчур бодрой. Рыжеватые башмаки так и хлопали по полу.
Он был высокого роста. Поппи отметила многослойность его одежды; может быть, он пытался сделать свою жилистую фигуру поплотнее, может быть, мёрз, а вероятно, и то и другое. На нём были тёмные джинсы и почти того же цвета короткая вощёная куртка, из-под которой виднелись зелёный свитер с V-образным вырезом, рубашка в клетку и серый шарф. Кудрявые волосы длиной до плеч не мешало бы помыть. Ещё он носил очки, вероятно, дорогие, от известного дизайнера, но очень похожие на окуляры, к которым в прошлой эпохе прилагался ридикюль, ровесник динозавров. С плеча свисала сумка, что делало незнакомца похожим на старшеклассника. Поппи стояла, не шевелясь, высоко подняв воротник пальто.
– Миссис Термит?
– Что?
– Вы – миссис Термит, верно?
– Что вам от меня нужно?
– Мне стыдно, что я отнимаю у вас время, – так он соврал ей в первый раз и, как потом выяснилось, в последний. – Меня зовут Майлз Варрассо. Я журналист, и мне хотелось бы поговорить с вами о вашем муже, о Мартине.
Она глядела на него, не зная, как реагировать. Какое странное стечение обстоятельств… и, наверное, удачное. Ей обещали, раз уж имя Мартина стало известно, значит, скоро придут и к ней. Просто это случилось раньше, чем она ожидала. Поппи подумала – вот и хорошо. Пусть люди думают о Мартине, задают вопросы, молятся за него и всей душой желают, чтобы его освободили. Тогда министерство обороны поневоле обратит на него внимание. Она решила обо всём рассказать журналисту. С её мужем нельзя обращаться, как с предметом торговли.
– Да, я – миссис Термит.
– Могу я угостить вас кофе? – Журналист поправил очки, хотя они и без того сидели как положено; это была одна из его вредных привычек, которые Поппи впоследствии сочла очаровательными.
– Я иду на работу, но, думаю, полчаса погоды не сделают, так что давайте. Здесь за углом есть кафе.
Они молча дошли до заведения, где Поппи тысячу раз завтракала с Мартином и где они с подружками выпили несметное количество чая и кофе. Поппи изучала незнакомца, быстро шагавшего рядом. Он хорошо говорил, был модно и дорого одет, с чем она легко примирилась. В уголках его очень добрых глаз собрались морщинки, как всегда бывает в таком возрасте – впрочем, его возраст Поппи не могла определить.
Их встретил Сонни – одноклассник Шерил, которого Поппи знала всю свою жизнь. Невообразимо толстый, он, как всегда, был облачён в заляпанный едой и напитками фартук и, стоя за прилавком, обслуживал посетителей.
– Привет, милая! Сто лет тебя не видел. Как ты, детка?
– Всё хорошо, спасибо, Сонни.
– Рад слышать, Поппи Дэй. Как там твой парень? Не вешает носа, не поднимает головы?
Она улыбнулась Майлзу Варрассо, а потом Сонни.
– Можно и так сказать.
Сидя за чисто вытертым столиком, Поппи и Майлз наслаждались горячим капучино. Она не знала, с чего начать разговор, но ей и не пришлось – новый знакомый оказался настоящим профессионалом своего дела.
– Почему он назвал вас Поппи Дэй?[3]
– Ну… потому что меня так зовут.
– Правда? Поппи Дэй? Потрясающе!
– Что же тут потрясающего, Майлз Варрассо?
– Ну, не знаю… такие имена запоминаются. Имя, на которое люди обратят внимание, – это хорошо. Много ли Джонов Смитов осталось в истории?
– Так… был лидер лейбористов, ещё есть такая марка пива… и разве не Джон Смит основал первое поселение в Северной Америке? Я что-то читала про него и Покахонтас…
– Согласен, плохой пример, но Поппи Дэй – шикарное имя. – Майлз улыбнулся, и в уголках его глаз снова появились морщинки. Он произносил – «шикаррррное».
Однажды Поппи спросила маму, почему её так назвали. Шерил недоумённо посмотрела на дочь, глубоко затянулась сигаретой и провела языком по передним зубам. Эта привычка возникла из-за другой – проверять, не осталось ли помады на потемневшей эмали. На носу появилась складка, которая появлялась, когда Шерил приходилось отвечать на любой вопрос, кроме: «Что будешь пить?» На него ответ был неизменным – «водди с колой»; как будто, если называть водку водди, адская смесь станет от этого похожей на коктейль. Но как бы ни называли это пойло, оно оставалось верным спасением всех алкоголиков.
Шерил глазела на дочь, будто не имела ни малейшего представления, о чём вообще речь. Поппи поняла – так оно и есть, ей-богу. Её имя всегда забавляло окружающих, вызывало бесконечные насмешки. Ей было наплевать. Она – это она, и всегда останется собой.
Выйдя замуж, Поппи, конечно, могла бы сменить фамилию, но становиться миссис Термит ей категорически не хотелось. Уж лучше Поппи Дэй. Может быть, поэтому их и влекло друг к другу. Оба знали, каково это – носить имя, которое другие считают смешным или странным. Стоило назвать его, и люди тут же переспрашивали:
– Поппи Дэй?
– Мартин Термит?
Ошарашенный собеседник замирал, подняв кверху бровь; он был уверен, что над ним шутят. С чего бы им вдруг захотелось так шутить? Поппи часто думала, как живётся её одноклассницам, имена которых никогда не переспрашивают, удивляясь и не веря. Наверное, гораздо лучше. Мартин и Поппи понимали – не важно, что думают окружающие об их именах; и без того живётся паршиво, но тут уж ничего не поделать.
Поппи посмотрела на журналиста и ничего не сказала. Ей не хотелось обсуждать имена, во всяком случае, сегодня. Незаметно для обоих между ними зарождалась дружба. Ей понравилась его увлечённость, ему – её осведомлённость.
– Сколько вам лет, Поппи?
– Двадцать два. А вам?
– Мне?
– Да, сколько вам лет, Майлз? У вас такое лицо, что не пойму – то ли вам сорок, но с виду вы моложе, то ли чуть за тридцать, но выглядите вы старше, потому что жизнь была к вам сурова.
Майлз рассмеялся.
– Вы совершенно правы. Я имею в виду второй вариант. Мне тридцать три, но, как видите, паршивая еда, бессонные ночи, слишком много кофе и дрянных сигарет… в особенности, дрянных сигарет. – Он жадно пил кофе, не видя противоречия между поглощением напитка и предыдущим утверждением.
– Так вы и до старости не доживёте, Майлз.
– А кто сказал, что я собираюсь дожить до старости?
– Хм… ну, может быть, вы и не собираетесь. Просто мне кажется, никто не хочет умереть, когда время ещё не пришло, когда они ещё не успели… По-моему, хуже всего, если смерть приходит внезапно, без предупреждения.
– Что же они не успели?
– Ничего не успели! Узнать как можно больше нового, вырастить детей, сделать их жизнь надёжной и безопасной. Посмотреть мир… может быть, даже изменить его.
– Боже правый, я не готов предаваться таким сложным рассуждениям до завтрака!
– Майлз, я думаю, мы оба понимаем, что так жить неправильно. – Она улыбнулась ему, давая понять – ей известно всё то, что известно ему, и она не боится об этом говорить.
– Вы знаете, почему я хочу поговорить с вами о Мартине?
– Да.
– Хорошо. Отлично. – Он с облегчением выдохнул, прежде чем продолжить. – Я могу задавать вам вопросы, Поппи? Обещаю, что бы я ни написал, сначала посоветуюсь с вами. Хорошо?
– Да, наверное. Всё это для меня так ново.
– Понимаю. Не могу представить, как вам тяжело.
– Да, все так говорят.
– Какой он, Мартин?
– Какой он? Трудно описать кого-то, кого знаешь очень хорошо, правда? Когда я думаю о Марте, в моей памяти всплывает тысяча тысяч образов, и я не могу выбрать из них один. Я вижу его в разных местах, во всевозможных ситуациях. Как будто передо мной россыпь крошечных фотографий, и у каждой свой взгляд, своё выражение лица. Он метр семьдесят три ростом; по-моему, достаточно высокий. В детстве у него были очень светлые волосы, когда он стал подростком – просто светлые, сейчас, в двадцать два – светло-каштановые. Мне кажется, в старости он будет рыжим, с небольшой сединой. Такие мысли вызывают улыбку. Я-то знаю, все мы проходим полный цикл – начало, середину и конец. Он крепкий. Знаете, бывают такие мужчины, плотные. Моя мама говорила, если в Марта въедет девяносто седьмой автобус, ещё неизвестно, кому будет хуже. Вот глупая корова! У него сломан нос, с детства. Носы сами по себе не ломаются, правда? В детстве кто-то сломал ему нос – это куда вероятнее. Он мне не сказал, как такое случилось, но мне кажется, причиной тому его отец. Исправлять нос Март не стал, так и ходит, как боксёр. Это забавно, потому что он ничуть не похож на боксёра. Он очень добрый, милый и чудесный, и мухи не обидит, разве только придётся, принимая во внимание его занятие, ну и вообще…
Майлз кашлянул, пытаясь вежливо сформулировать просьбу не углубляться в детали – у них не целый день впереди. Но Поппи, заметив, как он ёрзает на стуле и кашляет, сама всё поняла.
– У меня такое предложение – может быть, вы расскажете мне, что вам известно о ситуации, в которой сейчас Март, а я дополню? – Её голос был уверенным.
Майлз удивился и обрадовался, когда Поппи решила взять всё в свои руки; он-то полагал, его сочли интеллигентом, далёким от её проблем. Расстегнув сумку, он задумался, пытаясь понять, что она за человек – наивная девочка, не понимающая до конца, в какую ситуацию попал её муж, или сухая безучастная особа. От этих размышлений его брови сложились домиком. Если она наивна, то не знает, какое значение может иметь распространение информации такого уровня; если же она человек беспринципный, возможно, её интересует только личная материальная выгода.
Поппи словно прочитала его мысли.
– Конечно, я весьма поверхностно понимаю происходящее, Майлз. Но я знаю, чего хочу от нашего разговора. Последние несколько дней я только об одном и думаю – пока я не вмешаюсь, этот вопрос будет решаться куда медленнее, чем хотелось бы мне. Знаю, дела могут ухудшиться, прежде чем пойдут на поправку, но, по крайней мере, я хоть что-то попытаюсь сделать.
Майлз кивнул. Она ответила на его вопрос. Он недооценивал эту девушку; она оказалась умной и проницательной.
– Ну что же, я начну?
Поппи кивнула. Он вынул из сумки дешёвый блокнот на пружине, откинул картонную обложку, которую украшали узоры – беспорядочные линии, круги и пятна, напомнившие Поппи витиеватые татуировки маори. Ручку Майлз держал на манер сигареты, сознательно или бессознательно выдавая желание курить; может быть, поэтому он говорил так быстро. Он читал свои записи, ни о чём не умалчивая. В животе у Поппи всё сжалось, внутренности словно перевернулись. Он знал больше неё, больше, чем ей хотелось бы узнать. Это было ужасно и вместе с тем завораживало. Ей хотелось слушать его рассказ, хотелось выяснить всё, что известно ему, – и в то же время совсем не хотелось.
Надув и снова сдув щёки, словно выпустив дым, Майлз затараторил:
– Так, ну что мы имеем? Боевую вылазку в поддержку американского патруля под кодовым названием «Криптонит». Зона действий – пустыня Гермсир, провинция Гильменд. Это было… четыре дня назад. Двоих схватили, оба – британцы. Аарона Сазерби убили, обезглавили и подбросили тело и голову к воротам лагеря. Свидетели сообщают, что второго солдата, по имени Мартин, взяли в заложники, сильно избили при взятии в плен, но, возможно, оставили в живых. Засунули в багажник машины и увезли в жилой район провинции. Нам известно – это ОЗМ; попытка освободить заложника провалилась, и на данный момент других попыток спасения не планируется. Переговоры оказались неудачными, и всё пошло наперекосяк.
Он снова выдохнул и посмотрел на Поппи. По выражению его лица она поняла, что он забыл, с кем разговаривает, и только теперь понял, что сообщил краткую информацию не своему коллеге, а жене «второго солдата, по имени Мартин, которого взяли в заложники, сильно избили, но… возможно, оставили в живых… засунули в багажник машины…»
– Вам плохо, Поппи? Я думал, вы знаете… простите, если…
– Всё хорошо, Майлз. – Она пыталась сосредоточиться на разговоре, но все мысли занимал образ обезглавленного Аарона Сазерби. Она представила его улыбающееся лицо, которое видела в углу экрана, его голову отдельно от тела. Если они такое сотворили с Аароном, что они могут сделать с Мартином? Её ноги тряслись, и от этого дрожал стоявший на столе соусник в форме помидора. Самообладания и уверенности в себе как не бывало; они сменились ужасом. «Сильно избили… засунули в багажник машины…» – Майлз говорил о её муже, это случилось с её Мартом. Поппи вспомнила, как он, совсем юный, громко смеясь, пил пиво в парке, и вдруг пена полилась у него из носа.
Как вышло, что весь этот кошмар произошёл с Мартином?
– Поппи, вы точно хорошо себя чувствуете? Вы так побледнели…
Она с большим трудом сдержалась и не ответила: «Нет, кретин».
– Я просто устала. Сказываются последние несколько дней.
– Так что, я изложил суть или что-то упустил? Вы можете что-то добавить к моему рассказу?
Поппи громко рассмеялась и фыркнула в капучино совсем по-поросячьи; весьма неженственно.
– Что смешного я сказал?
– Прошу прощения, Майлз; просто мне нечего добавить. Вы знаете об этом гораздо больше меня.
– Я хочу завтра опубликовать статью, Поппи. Как вы на это смотрите?
– По-моему, отличная идея. – Ей не пришло в голову просматривать материал перед публикацией или советоваться с кем-нибудь. Зачем?
– Вы не против, если напечатают вашу фотографию?
– О господи, да у меня их нет. Терпеть не могу, когда меня фотографируют.
Майлз был ко всему подготовлен.
– Ничего страшного, я могу сфотографировать вас прямо сейчас. Сначала покажу вам. – Он достал маленький цифровой фотоаппарат и нажал на кнопку, а потом повернул к ней экран. – Ну, как?
Поппи смотрела на девушку, отдалённо напоминавшую её саму, но сильно исхудавшую, с тёмными кругами под глазами и с выражением страха и крайнего измождения в глазах.
– Хорошо, – сказала она, нимало не заботясь, куда попадёт эта фотография и что из этого выйдет.
– Могу я задать вам вопрос, Поппи?
– Конечно.
– Что бы вы сказали людям, которые держат Мартина в заложниках, если бы могли обратиться к ним прямо сейчас?
Она обдумала свой ответ. Настал её черёд говорить честно, не смягчая слова.
– Я сказала бы: пожалуйста, отпустите его. Всё происходящее не имеет никакого отношения к нему, к нам. Я хочу, чтобы он вернулся домой, на родину. Не надо вмешивать его в это. Он даже не знал, где находится Афганистан. Он просто хотел лучшей жизни для нас, поэтому и пошёл в армию. Я всегда считала это ошибкой.
С минуту Майлз смотрел на неё.
– Спасибо, Поппи Дэй.
– Всегда пожалуйста, Майлз Варрассо.
– Вот моя визитка. Я хочу, чтобы вы доверяли мне, Поппи.
– Я вам доверяю.
Он улыбнулся.
– Звоните, если вам что-нибудь понадобится или просто захотите поговорить – о чём угодно.
– Хорошо. Спасибо, Майлз.
Они поднялись, собираясь уходить, и Майлз повернулся к Поппи.
– Если бы они хотели убить его, Поппи, они уже сделали бы это, поэтому не беспокойтесь, вы получите своего мужа живым и невредимым.
Она улыбнулась в ответ на такой прогноз. Ей очень, очень хотелось верить, и в этот момент она действительно поверила.
Глава 8
Поппи думала, что громкий стук ей только снится, но нет, кто-то и впрямь молотил кулаками в дверь. Сквозь щель почтового ящика раздался крик Дженны:
– Господи, Поппи! Открой! Это я!
Сердце Поппи заколотилось; она в пижаме выбежала в прихожую, стряхивая остатки сна, на ходу просовывая руки в рукава халата. Повернула засов, открыла дверь.
– Боже правый, Джен, что стряслось?
– Господи, Поппи! – больше Дженна не могла вымолвить ни слова, лишь развернула газету с красным заголовком на первой полосе, сунула её под нос подруге и застыла, согнувшись пополам, держа руки на бёдрах, пытаясь отдышаться.
С первой страницы на Поппи смотрело её собственное лицо, почти в натуральную величину!
Поппи Дэй умоляет вернуть ей мужа!
Дальше шёл шрифт поменьше:
На Ближнем Востоке продолжается наша безрезультатная борьба, показанная здесь глазами жены двадцатидвухлетнего Мартина Термита, солдата Королевского полка принцессы Уэльской. Террористическая организация Зелгаи Махмуда (ЗМО) держит его в заложниках в Афганистане. Миссис Термит, известная как Поппи Дэй, подчёркивает – до того как пойти в армию, её муж не знал даже, где находится Афганистан. Вот так работает британская армия – отправляет наших мальчиков в места, которые они не смогут показать на карте. Вот что говорит двадцатидвухлетняя Поппи Дэй, парикмахер из Уолтемстоу (Ист-Лондон): «Пожалуйста, отпустите его. Всё происходящее не имеет никакого отношения к нему, к нам. Я хочу, чтобы он вернулся домой, на родину. Не надо вмешивать его в это. Он даже не знал, где находится Афганистан. Он просто хотел лучшей жизни для нас, поэтому и пошёл в армию. Я всегда считала это ошибкой».
Министерство обороны отказалось комментировать её слова. Пожалуй, оно может лишь повторить слова Поппи Дэй: «Всё происходящее не имеет никакого отношения к нам…»
Потом рассказывалось, как Мартина взяли в заложники, и детально описывалась гибель Аарона. Поппи подумала о его жене, маленьком сыне. Не нужно бы им знать таких подробностей.
Поппи посмотрела в испуганное лицо Дженны.
– Господи, Поппи!
– Да, ты это уже говорила, Джен.
– Теперь все узнают, и у тебя не будет ни минуты покоя! Я так за тебя волнуюсь! Даже больше, чем раньше, а ведь раньше, знаешь ли, тоже сильно волновалась.
Поппи улыбнулась.
– Уверена, никто и внимания не обратит, Джен. Все люди заняты своей жизнью, и…
Её прервал дребезжащий звонок в дверь. Поппи потуже затянула халат. На пороге стоял Роб.
– Доброе утро, Роб.
– Поппи! – строго сказал он.
– Что?
Он посмотрел на неё; в его взгляде читалось разочарование. В мгновение ока она поняла, каково это – иметь отца, и каково обмануть его ожидания. Ей даже захотелось спеть Робу выученный гимн, но, наверное, он бы не спас ситуацию.
– Полагаю, вы видели статью? – Голос сержанта был невыразителен.
– Да, только что.
– Когда вы говорили с ним?
– Вчера… вчера утром.
– Ничего не сказав мне?
– Я… я не…
Он покачал головой. Поппи стало очень стыдно, как непослушному ребёнку, пойманному за рисованием на стене.
– Вот именно, Поппи, «вы не». – Роб пробежал глазами статью, ища, не упустил ли чего-нибудь, не истолковал ли неправильно. – Вы именно это сказали, Поппи? Точно?
Поппи быстро отвела глаза.
– В общем-то, да. Я имею в виду, здесь указано, что я сказала, но не указано, как я это сказала, если это имеет значение.
Роб молчал.
– Мне это показалось хорошей идеей, Роб.
– Что вам показалось хорошей идеей?
– Попасть в газету. Я вспомнила Терри Уэйта и того, второго, с длинной бородой, которого девушка бросила. – Она дословно повторила весьма сомнительный краткий пересказ Дженны.
Роб снова покачал головой. Хоть бы он перестал ею качать! Поппи чувствовала себя полной дурой, не уловившей сути и провалившей весь план.
Закрыв глаза, он пальцами пригладил усы.
– Поппи, пообещайте мне больше ни с кем не говорить и ничего такого не делать, не посоветовавшись сначала со мной… с нами. Хорошо?
Она молча кивнула, не глядя на Роба. Обманывать его не хотелось, а стопроцентной уверенности, что получится сдержать обещание, не было.
И голос, и слова Дженны вернули Поппи к реальности. Подруга воскликнула:
– Блин, Поппи! Нельзя, чтобы Доротея увидела!
– Блин! Точно, Джен!
Поппи метнулась в ванную, натянула джинсы и толстовку, которые собиралась закинуть в стиральную машину. Обуваться не стала, можно пойти и в тапках.
– Прошу прощения, Роб, но мне нужно пойти и удостовериться, что газету не видела моя бабушка. Можете подождать меня здесь, я быстро.
– Хорошо, подожду. – Роб снова покачал головой, как бы желая сказать: Ну что ты наделала?»
Да, он в самом деле вёл себя как её отец. Во всяком случае, как её воображаемый отец. Поппи улыбнулась; ей это показалось милым.
Она за несколько минут добежала до «Непопулярки». Вряд ли бабушка увидит новости о Мартине по телевизору, если, конечно, Зелгаи Махмуда не пригласят на программу «На старт! Внимание! Готовим» или он не решит помочь Джейми состряпать пасту. Тогда он, может быть, и окажется в поле зрения Доротеи. Но каждое утро старушка пожирала глазами газеты так же жадно, как кукурузные хлопья.
Подушечки пальцев ног болели; без твердой подошвы оказалось не так-то легко бежать по тротуару. Поппи неслась по тропинке к санаторию, когда одна из дочек мистера Вирсвами открыла дверь. Сколько у него дочек, Поппи не знала; она видела, по меньшей мере, четырёх. Удивительно, все они были неописуемыми красавицами – чистая кожа, блестящие волосы, отличные зубы, – тогда как ни мистера Вирсвами, ни его жену бог красотой не наградил. Хотя, может быть, миссис Вирсвами была стройной и грациозной, пока не стреляла маленькими Вирсвами, как из пулемёта, и не сидела целый день на жирной заднице в блестящем «мерседесе», грызя орехи кешью, пока супруг колесит по всему Ист-Лондону и проворачивает финансовые сделки. Кто знает?
– Доброе утро, Поппи Дэй!
– Доброе утро, не то Барика, не то Биниш, не то Бисма, не то Батул!
Девушка закатилась серебристым смехом и перекинула через плечо пышную волну сияющих длинных волос. Поппи знала их имена, могла расставить их по старшинству, но так и не запомнила, какую девушку как зовут.
– Я – Бисма!
– Я так и знала! – со смехом ответила Поппи, уже спеша по коридору. Ну да, конечно, прекрасная, счастливая Бисма, похожая на супермодель, Бисма, отец которой молится на неё. Повезло же!
Было неописуемо приятно увидеть бабушку роскошно одетой. Конечно, на ней не было мехов и кашемира, украшенного нитками жемчуга; под роскошной одеждой имелась в виду чистая. Чистые блузка и кофта, подпоясанные гибким ремнём брюки… Доротея выглядела просто идеально! Обычно Поппи видела бабушку вечером, когда её одежда и волосы напоминали палитру художника. Старушка словно была магнитом, притягивающим остатки пищи и грязь; прежде чем лечь спать, она умудрялась перемазаться во всём, от омлета и подливки до варенья и горячего шоколада.
Поппи всегда хотелось сложить бабушкин наряд в сумку и номинироваться с ним на премию Тёрнера. Она назвала бы эту работу «В меню сегодня всё». Искусствоведы со всего мира изумятся оригинальности её произведения и будут спрашивать – как Поппи создала такой шедевр альтернативного жанра, и с какими материалами она предпочитает работать? Она ответит им:
– Источник моего вдохновения – Доротея Дэй, которая мочится в штаны и убеждает всех в своём родстве с Джоан Коллинз. Что же касается материалов, я выражаю благодарность мистеру Вирсвами за продукты, купленные со скидкой в супермаркете, которыми он пытается отравить вышеупомянутую Доротею.
Да, приятно было увидеть её такой чистенькой, наконец-то похожей на любимую бабушку, а не на чокнутую старушку, которая потеряла расчёску и весь день гоняла по парку голубей.
– Доброе утро, бабуля!
– А, Поппи Дэй! Как я рада тебя видеть!
– И я тебя! Ты сегодня такая весёлая, что за повод?
– Ох, Поппи Дэй, надо чаще радоваться, потому что жизнь так коротка!
– Это точно, бабуля. – Поппи задумалась, что делать дальше, как оградить бабушку от ужасной газеты. Из ниоткуда появился Натан с завтраком на подносе. Свежий номер газеты был зажат у него под мышкой. Его появление послужило Доротее сигналом.
– Поппи Дэй, я хочу тебя кое с кем познакомить…
Дальше последовал привычный ритуал. Натан вымученно улыбнулся Поппи, пытаясь понять, что дикая жестикуляция и страшные глаза – просьба не разворачивать свёрнутую в трубочку газету. По счастью, она не досталась адресату.
Когда Поппи вернулась домой, Дженна и Роб вовсю болтали, как старые друзья. Она рассмеялась – таких непохожих существ с таким разным жизненным опытом нужно было ещё поискать, но Поппи оказалась связующим звеном, и вот они пили чай и обсуждали всё на свете. Ей удалось услышать обрывок их беседы.
– А вам случалось убивать? – Глаза Дженны расширились от волнения. Роб помолчал, обдумывая ответ, наконец сказал:
– Скажем так… я убивал только тех, кто этого заслуживал. – Уточнять он не стал. Дженна клюнула на удочку.
– Чем же они это заслужили?
Даже Поппи ощущала любопытство подруги, смешанное с ужасом от предвкушения ответа.
– Ну, совершали разные ужасные вещи – не в ту сторону мешали мой чай, угощали ванильным печеньем вместо шоколадного…
Дженна громко, безудержно расхохоталась.
– О господи, да вы меня разыграли! Я почти поверила. Я думала, вы сейчас расскажете какую-нибудь ужасную военную историю или ещё что-нибудь.
Поппи вошла в дверь, и Роб улыбнулся.
– Катастрофа миновала? – Его тон был мягким, значит, он уже не сердился на неё за статью.
– Да, слава богу. Я перехватила газету у Натана.
– Вот и хорошо, подружка! – обрадовалась Дженна. – Ой! Тебе тут звонил какой-то тип, хочет, чтобы ты немедленно перезвонила. Сказал, что это очень важно!
– Ну ладно. А что за тип, Джен?
Дженна посмотрела на Роба.
– Что за тип, Роб?
Такова была Дженна; забыла, кто звонил, но зато запомнила, что это очень важно. Хорошо, Роб восполнил пробел:
– Том Чеймберс, член местного парламента.
– И чего же он хочет?
– Увидел статью, – продолжал Роб, – и как член местного парламента интересуется, может ли чем-нибудь вам помочь.
– Это хорошо, да? – Поппи всё ещё надеялась, что её действия приведут к хорошему результату.
– Может быть, Поппи, только ни на что не соглашайтесь, не посоветовавшись со мной, хорошо?
– Простите меня, Роб. За эту статью и… вообще.
Он покачал головой, пальцами пригладил усы.
– Вы ни в чём не виноваты, Поппи. Виноват я, потому что не объяснил вам всё как следует. Боюсь, вас одурачили. Многие журналисты – умелые манипуляторы, они знают своё дело куда лучше вас. Им известно, как выудить из вас информацию, которую они хотят услышать.
Она лишь кивнула в ответ. Не могла же она сказать, что Майлз Варрассо встретил достойного собеседника в её лице!
Пройдя в прихожую, Поппи набрала записанный на бумажке номер, не сомневаясь, что попадёт на автоответчик, многоканальный телефон или, в крайнем случае, секретаря. Но на другом конце провода она услышала громкий, чёткий мужской голос. Незнакомец ответил сразу, не дав ей времени собраться с мыслями и обдумать, что сказать. Она боялась показаться полной дурой.
– Да, я вас слушаю? – Собеседник был несколько нетерпелив.
– Это Поппи… то есть Поппи Дэй. Вы звонили, а я не смогла подойти. – Она съёжилась от страха. Много ли на свете Поппи, до которых он пытался дозвониться в последние полчаса?
– Ах, да! Поппи Дэй! Я так рад, что вы перезвонили!
Он слишком сильно подчеркнул частицу «так», и Поппи сразу поняла, с кем имеет дело. Судя по голосу, собеседник был очень-очень шумным и очень-очень импозантным; с такими она всегда чувствовала себя неловко. Эти черты характера были свойственны членам тайного общества, в которое Поппи никак не могла попасть. Девчонки вроде Гарриет выходили замуж за подобных типов.
– Я тоже. – Поппи снова съёжилась, осознав, что такой ответ в идиотизме ничуть не уступает привычному «хорошо».
– Я звонил, Поппи, чтобы, во-первых, подбодрить вас в такие тяжёлые времена. Как вы держитесь?
Как она держится? С большим трудом она держится. Но так отвечать на вопрос было бы не слишком вежливо.
– Хорошо. – Поппи зажмурилась и закусила нижнюю губу.
– Превосходно, это просто превосходно. Во-вторых, я хотел поинтересоваться, может быть, вы не против встретиться, обсудить, как идут дела, и удостовериться – мы делаем всё, что можем, лишь бы вернуть вашего мужа домой?
Его слова звучали в её ушах чудесной, завораживающей музыкой. Он был таким деловым, таким уверенным в себе – разве могло у него что-нибудь не получиться? Он произнёс волшебные слова: «вернуть вашего мужа домой». Какое прекрасное сочетание… Поппи было наплевать, что в её голосе слишком уж много радостных эмоций.
– Да! Да, встретиться – отличная идея, спасибо вам большое. Я буду благодарна за любую помощь. – Она надеялась, что Роб не слышит её вероломную речь.
– Превосходно. Превосходно. Вот что, у меня сегодня приёмный день, и я вполне могу уделить вам час. Как вам такой вариант?