2012.08.07
Самый простой способ не писать дерьма никогда — это навсегда перестать писать. Тот, кто что-то делает, неизбежно совершает оплошности. Конкретно у творчества есть и другая беда.
Большинство людей ошибочно полагает, что главное в поэте, писателе, художнике и т.п. — это талант. Ошибочно подобное мнение потому, что талант — это нечто неосознанное, случайное; талант — определённого рода мутация. Талант может привести к великим свершениям, а может и угробить замечательный потенциал. Да, родители, любовники, близкие друзья — они кого угодно готовы называть талантом и даже гением, причём в позитивном смысле — «он всего добьётся». (Ага, добьётся. Например, нищеты, отвращения современников, глупой смерти — как Вангог, только не оставивший после себя картин.) Талант — это свойство «обезьяны», а не человека; обезьяны, подчиняющейся инстинкту, проявленному с отклонением.
Талант — это вспышка, когда человек внезапно понимает, как пользоваться парашютом, когда его уже выкинули из люка самолёта; это вспышка, когда, видя красный сигнал светофора, «обезьяна» зачем-то осматривается по сторонам и делает не очень логичный вывод, что если все побежали через дорогу — значит, стоит подождать зелёного.
Талант держится на незаконченности, неправильности, нетривиальности восприятия мира и действиях, основанных на этом восприятии. Реально понятие таланта можно применять к маленьким детям, почти не имеющим опыта в жизни, и к людям, которые лезут в неизвестную им область деятельности и внезапно, по незнанию, достигают больших высот.
Талант — это недоучка, который совершает великое открытие по случайности. Талант — это неудачник, кого невезение приводит к победе, а не к гибели, к которой привело бы 99.99999% других людей.
Талант — это такое явление, на которое реально нельзя опираться. Потому что, связавшись с талантливым инженером без выучки, мы можем получить вместо вертолёта — вентилятор, и не важно, что год назад он придумал гениальную схему новых кингстонов для подводных лодок.
На талант нельзя полагаться, если он не проявлен настолько сильно, что человек просто не может не выдавать на каждом шагу что-то супервосхитительное. Чаще всего такие люди — крайне сумасшедшие, и почти не совместимы с жизнью; и быстро умирают, прогорают, как Курт Кобэйн, например, если вовремя не ухитряются от таланта избавиться.
Что остаётся кроме таланта?
То, чем пользовались все величайшие поэты, писатели, художники, музыканты и вообще — все профессионалы всех времён.
1. Во-первых, обучение. Не только школа-универ. Обучение в данном случае — это активное получение знаний, опыта, переживаний; путешествия, самообразование, расширение эрудиции, изучение языков, культур, умение слушать. Шекспир, не зная до мелочей придворную жизнь, никогда не написал бы «Гамлета». Высоцкий, не прочитав тонну книг о воздушных боях и вообще о войне, ни при каких обстоятельствах не сочинил бы великую песню «Мир вашему дому». Бродский не придумал бы «Ниоткуда с любовью…», не зная горечи ностальгической тоски. Да, стоит отметить, что многие получают опыт не по своей воле. Скажем, Солженицын вряд ли жаждал получения своего лагерного опыта.
Во-вторых, практика. Любой писатель исписывает сотни и тысячи листов бумаги, только чтобы потом их выбросить. Любой поэт учится рифмовать, читает, чтобы получить представление о том, что о его деле думают другие — и что уже было сделано, чтобы пробовать, пробовать, пробовать. Хорошим писателем, не будучи гением, можно стать только написав предварительно горы дерьма. Пушкин, например, правил некоторые строки своих произведений по несколько десятков раз. Толстой — уж кто гений — переписывал всё написанное неоднократно, прежде чем вообще с кем-либо делиться результатом. Джеймс Фрэй, исследуя вопрос переписывания черновиков, обнаружил, что некоторые американские писатели переписывают свои романы почти с нуля до двадцати раз и более. Вы представляете себе, что такое — переписать хотя бы пару раз сто-двести-триста тысяч знаков? А ведь это — уже пост-обучение, идущее по ходу конкретной профессиональной деятельности.
2. В-третьих, критика. Нужна критика не родителей и не друзей, и уж тем более — не людей ближайшей окрестности писательского уровня. Графоман всегда будет хвалить графомана. К тому же критика поэзии, полученная от поэта — самая непрофессиональная критика, особенно если этот поэт, следуя моде, считает, что главное — талант и не утруждается узнать даже, что такое касыда, например. Критика нужна от жёстких книжных червей, циничных желчных любителей позлословить, профессиональных литераторов и тех, кто в поисках почитателей не разбрасывает повсюду своё «творчество», как отравленные семена неизвестного тропического растения.
Вот такие три инструмента надо использовать. Не верьте, что вы талантливы, как Курт Кобэйн или Маяковский. Ваши друзья любое дерьмовое сочетание слов и нот, сочинённое вами, назовут гениальным. На то они и друзья. А когда ведущие узкоспециализированных телепередач, литературные критики, признанные гении и студенты литературных учреждений начнут говорить про вас, как про эталон какого-то стиля, когда ваши тексты начнут воровать и переделывать — только тогда начинайте верить в свою крутость. А до этого — работайте, работайте и работайте.
Да, можно добиться цитирования деньгами. Но мы сейчас говорим о душевном резонансе. Которого, кстати, может не быть и при очень хорошем творчестве, так что цитирование — не показатель в принципе.
Что ж. Самый простой способ не писать дерьма никогда — это навсегда перестать писать… Но используя вышеприведённые инструменты, можно свести количество дерьма к минимуму.