Руки Зофиила заметно дрожали. Подозреваю, что виной тому был не только гнев и отвращение к Жофре, но и страх оказаться за стенами часовни, где во тьме рыскал зверь.
Вой раздался снова. Мы замерли. Адела съежилась, со страхом поглядывая вверх, словно зверь мог запрыгнуть в окно. Осмонд крепко обнял жену. На сей раз даже он не стал бы утверждать, что воет собака.
— Волки охраняют тропы мертвых, — раздался голос Наригорм.
Внутри у меня похолодело. Наригорм свернулась калачиком на самой границе света от жаровни. Тело и лицо оставались в тени, а руки, освещенные огнем, перебирали руны. Перед девочкой лежали не все они, а только три, и ничего больше: ни ракушек, ни трав, ни перышек. Мне не раз доводилось наблюдать, как Наригорм гадает по рунам, — три руны означали вопрос. Простой вопрос, ответ на который может оказаться не таким уж простым. Интересно, волк был вопросом или ответом?
Зофиил пересек крипту, наклонился и схватил девочку за руку.
— Что это значит? — спросил он пугающе спокойно.
Наригорм подняла голову. Двойное пламя отражалось в зрачках, словно огонь во льду.
— Волки приносят домой души умерших, как бы далеко те ни умерли.
Сигнус беспокойно повел плечами.
— Я слыхал о таком. Мать не раз рассказывала мне, что души умерших путешествуют по древним тропам в дома своих предков. Волки охраняют тропы, защищая души от демонов и ведьм, которые хотят сбить души с пути. Ты об этом, Наригорм?
Девочка молчала, продолжая смотреть на Зофиила снизу вверх. Некоторое время они безмолвно рассматривали друг друга. Зофиил первым отвел глаза. Он уронил руку Наригорм, словно его что-то укусило, и резко повернулся на каблуках.
С нас словно спало заклятие. Родриго потянулся к плащу.
— Я иду искать Жофре.
Чтобы подняться с пола, мне пришлось опереться на посох.
— Я с тобой, Родриго. В драке от меня мало проку, но вдвоем безопаснее. Волки нападают только на одиноких путников. Кто с нами?
Осмонд уставился в пол, старательно избегая моего взгляда.
Ночь выдалась ясная и морозная. Яркие звезды утопали в черноте небес. Круглая, еще не полная луна (полнолуние должно было наступить только завтра) заливала мост мутноватым светом. Река с грохотом катила под нами темные воды. Лунный свет вспыхивал на поверхности воды, словно чешуя громадной рыбины.
Сразу за мостом дорога сворачивала во тьму и дальше петляла между пней до самого города.
Перед собой Родриго нес фонарь, как предписывает закон тем смельчакам или глупцам, что осмеливаются выйти из дому в глухую полночь. Фонарь свидетельствовал о честности наших намерений. Честному человеку, гласил закон, незачем скрывать свои цели и облик. О тех, в чьи намерения не входило обнаруживать свое присутствие (что позволяло им безнаказанно выслеживать и грабить путешественников с фонарями), закон умалчивал. Выходило, что никто не может защитить честных обывателей от закона. Впрочем, волка мы боялись больше, чем лихих людей, поэтому фонарь был весьма кстати. Сигнус храбро присоединился к нам, и втроем мы зашагали к городу, тревожно вглядываясь в придорожные кусты, где метались тени и шуршали замерзшие ветки. Внезапно Родриго встал как вкопанный.
— Впереди, — прошипел он.
В свете фонаря прямо у земли сверкнули огоньки глаз. Мгновение они оставались неподвижными, затем пропали. Мелькнул рыжий лисий хвост — мы облегченно вздохнули и продолжили путь.
Вечерние колокола отзвонили с час назад, а мы так и не встретили Жофре. Крутая насыпь с покосившейся плетеной изгородью наверху обозначала городскую границу. Если изгородь и могла служить защитой, то лишь от старцев вроде меня, неспособных перелезть через плетень. Городишко явно не мог позволить себе настоящую крепостную стену. Как и следовало ожидать, калитка для повозок в деревянных воротах оказалась плотно заперта.
Стук посоха разбудил охранника. Зарешеченное оконце в двери отворилось.
— Чего надо? — рявкнул сторож.
— Нам нужен юноша.
— Каждому свое.
Мы пропустили замечание сторожа мимо ушей.
— Юноша — подмастерье, его разыскивает мастер. За этими негодниками нужен глаз да глаз, проглядишь — так и норовят ухлестнуть за какой-нибудь юбкой. Впустишь нас?
— На ночь ворота запираются.
— Тем более! Стоит нашему молодцу пропустить лишнюю кружку, с ним совсем нет сладу: будет тревожить сон честных горожан, приставать к их дочерям, крушить все вокруг! Зачем тебе лишние хлопоты? Впусти нас, и мы уведем его из города от греха подальше.
Сторож задумался.
— Вот тебе за труды.
Последний аргумент убедил упрямца. Маленькая калитка в двери отворилась.
Впрочем, когда мы описали Жофре, сторож только пожал плечами, торопясь вернуться к теплу очага. Он заступил на пост после вечерних колоколов — к тому времени Жофре наверняка успел миновать городские ворота.
Мы обошли три главные улицы, но безуспешно.
В желто-оранжевом свете факелов город выглядел еще жальче, чем при свете дня. В большинстве домов свечей не жгли, лишь кое-где в щелях ставен поблескивали огоньки. На улицах, несмотря на поздний час, было людно: то и дело из дверей трактиров вываливались подвыпившие горожане. Везучие приземлялись в грязь задом, невезучие плюхались лицом. Из темных переулков раздавались пронзительные вопли и хохот.
Мы поравнялись с «Красным драконом». Из дверей ярко освещенного трактира доносились взрывы хриплого хохота. Как ни бедны были здешние обитатели, немалое число горожан, несмотря на слухи о чуме, а возможно, и назло им, собирались на славу отметить эти Святки.
Дверь распахнулась, и служанка с размаху выплеснула в переулок ведро помоев. Мы еле успели отпрыгнуть.
— Разуй глаза, девчонка!
Перед нами стояла та самая девица, которая слонялась у трактира в наш первый день в городе.
— Извиняйте, господа хорошие, я вас не заметила... А не вы ли пару дней назад проезжали мимо трактира? —- просияла девица.
Она опустила ведро на землю и рывком одернула платье, выставив напоказ аппетитные грудки.
— Избавились от старого ворчуна, что был за возничего? Он всегда разъезжает с такой кислой миной? Хотите весело провести время, добрые господа, ступайте за мной, не пожалеете!
— В другой раз. Мы ищем юношу, который был с нами. Стройный, темноволосый, кареглазый. Помнишь такого?
— Как не помнить! Приходил в трактир с бродячими мимами. Красавчик, и сразу видать, что из благородных. А такой обходительный! Я бы не отказалась провести с ним ночку, а я не из тех, кто пойдет с первым встречным. Только ему и дела нет до моих прелестей, если вы понимаете, о чем я. Вот всегда так с этими красавчиками — или монах, или баба!
— Он был здесь сегодня?
— Может, и был.
Пришлось снова лезть в кошелек, но Родриго опередил меня. Девица схватила монетку и засунула за корсаж.
— В бане ваш красавчик, ступайте за мной.
Она взяла Родриго за руку и повела вверх по улице. У поворота в темный переулок девица остановилась.
— Второй проход направо. Увидите вывеску.
— Ты уверена, что он там?
— Еще как уверена! Не я одна видела, как он туда пошел, а главное, с кем.
Улыбка сползла с ее лица. Девица сжала руку Родриго.
— Уведите его оттуда, да поживее! Или его смазливое личико так разукрасят, что свои не узнают!
— Жофре хотят избить? За что? — встревожился Родриго.
— Ладно, скажу, только если кто спросит, я вам ничего не говорила.
Мы согласно кивнули.
— Когда ваш дружок вместе с комедиантами пришел в трактир во второй раз, то сразу начал ластиться к одному местному... ну, вы понимаете, о чем я. Никому тут нет дела до его шашней, лишь бы денежки платил, но вашего красавчика угораздило клюнуть на Ральфа. А Ральфов папаша — старейшина гильдии мясников. Он и так уже заграбастал половину домов в городе, а все ему мало. Ясное дело, папаша знает, к чему у сынка лежит душа, да мириться с этим не желает. Он просватал за Ральфа дочку местного барона, который владеет дюжиной окрестных ферм. Ничего не скажешь, выгодная сделка: с фермы прямо на бойню, и все денежки остаются в семье, дочка-то у барона единственная.
Вот только барон желает заполучить не меньше дюжины внуков и ждет, что зятек не пожалеет силушки, брюхатя жену. Если барон заподозрит неладное, тут такое начнется! Да и Ральфов папаша скор на расправу. Послушайте меня, заберите вы своего красавчика, пока старик про него не прознал!
Девица беспокойно завертела головой.
— Тут многие задолжали папаше Ральфа и не откажутся при случае почесать языками.
Мы поблагодарили служанку и свернули в переулок. Нависающие крыши домов закрывали небо, оставляя над головой лишь узкую звездную полоску. Воняло мочой и кое-чем похуже, но грязь уже успела подмерзнуть, иначе нам пришлось бы переходить улицу вброд.
Как и обещала служанка, мы легко нашли баню по вывеске, на которой была нарисована лохань. Встретившая нас прислужница, сообразив, что мыться мы не собираемся, тут же утратила дружелюбие и велела выметаться вон. Однако когда мы описали Жофре, ее настроение резко изменилось.
— Увели бы вы его отсюда, не то наживем неприятностей!
Прислужница мотнула головой в направлении одной из комнат.
— Туда.
Запах мокрого дерева перекрывался сладким ароматом тимьяна, лавра и мяты. В центре жарко натопленной комнаты кругом стояли три огромные лохани, выстланные внутри тканью, защищающей кожу от заноз. Деревянный навес сверху должен был беречь посетителей от сквозняков и сохранять пар. Между лоханями стояли низенькие столики, уставленные кувшинами с элем и вином, тарелками с жареным мясом, сыром, соленьями и фруктами в меду. Желудки наши заурчали от голода.
В ближней к двери лохани по шею в воде возлежали двое юношей и девушка. Все трое были обнажены, только головы замотали тканью. Как бы мне хотелось оказаться в такой купальне! Час в горячей воде, пока перестанут болеть продрогшие суставы, казался райским блаженством. С тех пор как мне в последний раз доводилось испытывать это удовольствие, минули годы.
Из-за навеса не видно было, кто в других лоханях. Мы двинулись вперед. Заметив нас, один из купальщиков поднял руку.
— Все занято. Хотя для тебя, — тут юноша подмигнул Родриго, — мы охотно потеснимся.
— Мы сюда не мыться пришли, — неприветливо буркнул музыкант. — Я ищу своего ученика.
Внезапно раздался сильный всплеск.
Во второй лохани лежали двое. Волосы коренастого юноши чуть постарше Жофре скрывал колпак, но даже этот странный убор не портил его красоты. Он напомнил мне Осмонда — такие же светло-карие глаза, мощный подбородок, пухлые губы. Жофре вжался в заднюю стенку лохани, тревожно поглядывая на нас.
Следовало действовать спокойно и решительно, но прежде не позволить Родриго выплеснуть свой гнев на ученика прямо здесь.
— Родриго, скажи служанке, чтобы принесла вещи.
Родриго заколебался было, но Сигнус, быстро оценив ситуацию, увел его из комнаты. Оставалось разобраться с Жофре.
— Вставай и вытирайся. Вечерню уже отзвонили. Мы должны быть у ворот до смены стражи.
— С какой стати? — вскинулся Жофре. Удивление и страх уступили место заносчивости и гордыне. Лицо юноши побагровело от жара и вина.
Второй юноша — наверняка тот самый Ральф — обвил мокрой рукой плечи Жофре.
— Он не обязан никуда идти. Захочет — заночует в городе!
— Жофре — подмастерье. Мастер велит ему отправляться домой. По закону подмастерье обязан подчиниться. Да и тебе, Ральф, не мешало бы прислушаться к словам отца.
При упоминании своего имени юноша вздрогнул.
— Что вам нужно от моего отца, сударь?
— Ровным счетом ничего. Я забочусь о вашей шкуре. Если тебе хоть немного дорог Жофре, ты его отпустишь. Да и о себе подумай.
К приходу Родриго и Сигнуса Жофре неуклюже вылез из ванной и кое-как вытерся. Он позволил служанке одеть себя и с беспечностью богатея швырнул на стол горсть монет. Затем, с вызовом посмотрев на Родриго, нагнулся над ванной, впился в губы Ральфа и только после этого позволил себя увести.
Всю дорогу до ворот меня занимал вопрос, откуда у Жофре взялись деньги, но пришлось прикусить язык. Впереди в переулке маячил какой-то человек, но, когда мы вышли на улицу, он исчез. Мне опостылело блуждать и спотыкаться в темноте по грязи. Чем быстрее мы оставим этот вонючий городишко, тем лучше!
Жофре молча шел между нами. После жарко натопленной бани его знобило. Оставалось только молиться, что у Родриго хватит ума придержать язык, пока мы не окажемся за стенами часовни. До ворот предстояло миновать не один темный переулок. Нас никто не преследовал, но на душе у меня скребли кошки. В этом непроглядном мраке могла скрываться целая армия. Родриго и Сигнус нервно озирались по сторонам. Наконец мы без происшествий добрались до ворот. Сторож протянул руку за монетой.
— Нашли своего юного негодника? Так задайте ему хорошую трепку! Попал ты, малый, в переплет, — хмыкнул он.
— Придержи язык, — буркнул Жофре, и мне пришлось силком вытолкнуть его из ворот. Мы с облегчением вдохнули чистый морозный воздух. По крайней мере, за городскими стенами нам мог угрожать только волк.
РОЖДЕНИЕ И СМЕРТЬ
Назавтра был День невинных младенцев вифлеемских, когда Ирод повелел зарезать всех новорожденных в Иудее и когда родился Иуда Искариот. Говорили, что нет в году более невезучего дня. Люди отказывались вставать с постелей, не ходили на рынок, не покупали домашний скот. Существовало поверье, что начатому сегодня не суждено завершиться. И проклятый день в полной мере подтвердил свою славу.
Впрочем, с утра ничто не предвещало беды. Мы благополучно доставили Жофре в часовню. Наверняка у Зофиила чесался язык, но Родриго не дал ему возможности съязвить, сразу же подтолкнув Жофре к лестнице в крипту.
— Так волк не сожрал его? А жалко, — только и заметил Зофиил.
На обратном пути Родриго не сказал Жофре ни слова. Холод и долгая прогулка отрезвили юношу, и несколько раз он просительно заглядывал мастеру в лицо, пытаясь угадать, когда грянет гром. Молчание Родриго пугало Жофре больше, чем его ярость. В крипте Жофре с вызывающим видом обернулся, в ожидании нагоняя, но Родриго молчал.
— Поздно, Жофре, отправляйся спать, — только и сказал он, после чего лег в свой угол и натянул на лицо капюшон.
Мне были понятны чувства Родриго. Сегодня Жофре мог не страшиться учительского гнева. Родриго сердился, когда Жофре пил и играл, тратя впустую свой талант, но никогда не обвинял его в ином грехе. Родриго понимал, что в этом Жофре над собой не властен, и терзался страхом за ученика.
Завтрак прошел тихо. После треволнений прошедшей ночи все чувствовали себя разбитыми. К тому же у нас была лишь жидкая похлебка на вчерашних костях, да и той едва хватило. Обманув на время голод, мы начали готовиться к еще одному промозглому дню, посвященному поискам пропитания.
Жофре старательно прятал глаза и, не успели остальные позавтракать, собрал сумку и направился к двери.
— Я на охоту, — буркнул он, глядя в пол. Затем, бросив на Родриго затравленный взгляд, добавил: — Буду до темноты.
Однако подняться по лестнице, ведущей в часовню, он не успел. Зофиил, спускавшийся вниз, с такой яростью отпихнул юношу, что тот отлетел к стене и рухнул к подножию лестницы. Жофре с трудом поднялся на ноги и снова направился к ступеням, но Зофиил загородил проход.
— Не спеши, малый. Есть несколько вопросов. Где ты был прошлой ночью?
Родриго выступил вперед.
— Жофре — мой ученик, Зофиил. Не твое дело, где он провел ночь.
— Может, и так, Родриго, если бы твой ученичок гулял на свои, но он проматывал мои деньги!
— Ты дал ему денег?
— Я? Да он меня обокрал!
Родриго обернулся и потрясенно воззрился на Жофре. Глаза юноши округлились, лицо вспыхнуло, но кто мог знать — от стыда или гнева?
— Я-то думал, все грешки твоего ученика нам известны, а оказалось, он не только пьяница, игрок и содомит, — Зофиил с презрением выплюнул последнее слово, — а еще и вор! Итак, я еще раз спрашиваю тебя, юнец, где ты был прошлой ночью?
— Я не вор, — с каменным лицом промолвил Жофре.
Зофиил спустился на ступеньку.
— Еще и лжец к тому же!
— Жофре не вор, — раздался твердый голос Родриго.
Фокусник вперил ненавидящий взгляд в лицо Жофре.
— Ты прав, Родриго, бесполезно убеждать меня в том, что он не лжец. А что, если ты знаешь своего ученичка хуже, чем думаешь? Он не рассказывал тебе, как в нашу первую встречу проиграл мне кучу денег, решив поумничать при всем честном народе? Хотя вряд ли — уверен, эту историю он от тебя скрыл. Может быть, обокрав меня сейчас, наш юный друг решил отыграться?
— Ты лжешь, я в глаза не видал твоих денег! — Жофре выпрямился и смело встретил взгляд Зофиила.
Тот недобро усмехнулся.
— Я и не говорю, что денег. Ты украл у меня кое-что другое, продал и пропил в этой вонючей крысиной норе, называемой городом!
Зофиил извлек из-под плаща окованный железом ящик из простого дерева размером не больше дамской шкатулки для драгоценностей. Замок был взломан. Зофиил потряс перед нами ящиком — на пол с шелестом упал пучок соломы.
— Пуст, как видите. А еще вчера утром был полон.
Фокусник со злостью отшвырнул ящик в угол, где тот с грохотом приземлился, заставив Аделу испуганно вскрикнуть.
Не обращая внимания на возглас Аделы, Зофиил вцепился в рубашку Жофре и приблизил перекошенное злобой лицо к лицу юноши.
— Кому ты это продал? Говори!
Родриго отпихнул Зофиила и, схватив Жофре за плечи, с силой развернул к себе.
— Тогда, в бане, откуда ты взял деньги? Ты ведь уже давно ничего не зарабатывал игрой и пением. Отвечай мне, Жофре!
Жофре извивался в крепких руках Родриго, но не мог разжать железных объятий наставника.
— Я не вор! Клянусь, я ничего не брал у Зофиила! Я выиграл деньги на собачьих боях, но не стал говорить, боялся, что ты разозлишься. Клянусь, я не крал!
Несколько мгновений Родриго пристально вглядывался в лицо Жофре, затем разжал руки и покачал головой, словно не зная, кому верить. Жофре отскочил, потирая синяки на руках.
— Так, значит, ты выиграл? — ледяным тоном произнес Зофиил. — Поздравляю, в кои-то веки тебе повезло в игре. Обычно ты играешь так же бездарно, как и врешь. А где же ты раздобыл деньги, чтобы сделать ставку? Твои новые друзья были так щедры, что позволили тебе сыграть бесплатно, или ты расплатился с ними содержимым моего ящика? Ты поставил на кон то, что принадлежало мне?
— Я никогда не прикасался к твоим мерзким ящикам!
— Неужто? А знаешь, — неожиданно мягко продолжил Зофиил, — ведь сегодня день избиения младенцев.
Жофре изумленно таращился на него.
— Когда я был ребенком, в этот день наш учитель порол всех мальчишек в школе, чтобы не забывали о страданиях невинных деток. Жаль, что такой полезный обычай ныне забыт.
Неожиданно Зофиил резким движением скрутил руку Жофре и подтолкнул юношу к лестнице.
— В часовне лежит кнут. Надеюсь, хоть он развяжет тебе язык!
Не в силах ослабить хватку, Жофре отчаянно рванулся к Родриго.
— Родриго, прошу тебя, останови его! Клянусь, я не вор!
— Подожди, Зофиил, это я виноват, — раздался голос Сигнуса.
Фокусник удивленно обернулся, но Жофре не отпустил.
— Хочешь сказать, ты украл мои вещи?
— Нет, клянусь, я ничего не крал, но вчера после обеда я не запер дверь часовни за Родриго. Я был не в себе. Спустился в крипту поболтать с Аделой, а часовня осталась без присмотра. Когда вернулся камлот, я понял, сколько прошло времени.
— Ты оставалась с Сигнусом наедине? — воскликнул Осмонд, обернувшись
— Ну и что? Осмонд, Сигнус никогда бы... — От волнения Адела задохнулась и схватилась за табурет.
— Адела, тебе плохо?
Она покачала головой.
— Нет, просто в боку закололо.
— Камлот, это правда? — вмешался Зофиил.
— Когда я вернулся, дверь часовни была не заперта, а Сигнус и Адела сидели в крипте у жаровни. Кто угодно мог зайти и взять любую вещь. А что у тебя пропало, Зофиил?
Словно не слыша вопроса, Зофиил накинулся на меня.
— Почему ты не сказал раньше?
— Мимо часовни редко кто ходит, к тому же мне показалось, что все вещи на месте. По следам в пыли я понял, что твои ящики кто-то двигал, но решил, что ты сам копался в них перед уходом.
Жофре забился в руках Зофиила.
— Вот видишь? Любой мог пошарить в твоих драгоценных ящиках, а я вообще в это время был в городе! Отпусти меня!
Еще один рывок, и Жофре удалось вырваться из цепких объятий фокусника.
— Извинись, Зофиил, извинись, что назвал меня вором!
— Не спеши, юноша. Камлот прав, рядом с часовней ходит не так уж много людей. Если сюда заглянул случайный воришка, почему он взял именно эту вещь? Почему не польстился на первую попавшуюся или, в конце концов, не забрал все? Зачем задвинул ящики на место? Это требовало времени. Думаешь, вор хотел, чтобы его обнаружили? Нет, мой юный друг, это ты, увидав, что дверь не заперта, проскользнул назад и спокойно взял все, что хотел! Ты не особенно торопился, понимая, что никто не удивится, найдя тебя в часовне. Ты задвинул ящики на место, чтобы я не сразу обнаружил пропажу и кражу не связали с тобой. Да так бы и случилось, если бы не Наригорм! Это она вычитала в рунах, что у меня что-то украли!
Все обернулись к девочке, которая, словно паук, съежилась в углу. Она спокойно смотрела на нас из-под белых ресниц. Меня поразило бесстрастное выражение ее лица.
— Нет, мой юный друг, — продолжил Зофиил, — признание Сигнуса тебя не оправдывает, а всего лишь объясняет, как ты совершил кражу.
Зофиил схватил Жофре за горло и прижал к стене.
— Я могу отвести тебя к городскому приставу, и тогда тебя повесят за воровство, но я человек мягкосердечный, поэтому сам с тобой разберусь. Я буду стегать тебя кнутом до тех пор, пока ты не сознаешься, даже если придется содрать кожу на заду до кости. Посмотрим, придешься ты тогда по нраву своим дружкам-извращенцам!
Внезапно Жофре резким движением заехал Зофиилу в пах. Фокусник отлетел назад и со стоном согнулся пополам. Жофре рванулся вверх по ступеням.
— Ты заплатишь за это, маленький лживый содомит, — прошипел Зофиил ему вслед.
Жофре обернулся. В глазах его сверкали слезы ярости.
— Не прикасайся ко мне, Зофиил! Никогда больше не смей до меня дотрагиваться! Я все про тебя знаю! Знаю, что ты прячешь в своих драгоценных ящиках. Обещаю, скоро об этом узнают все, кто захочет! Мне незачем воровать, Зофиил, достаточно шепнуть кое-кому словечко, и денежки сами окажутся у меня в карманах!
Фокусник замер, краска сошла с его лица. Жофре бегом поднялся по лестнице, над нашими головами раздались его шаги, хлопнула дверь. Казалось, этот звук вывел Зофиила из оцепенения, и он заковылял по ступеням, цепляясь за перила. Дверь часовни над нами снова с грохотом захлопнулась, и стало тихо.
Не успели мы двинуться с места, как сзади раздался вопль. Адела спиной прислонилась к стене, обхватив руками живот. Внезапно из-под юбки с шумом выплеснулась водяная струя.
— Сюда, помогите ей сесть! — От волнения мой голос сбился на крик.
— Нет, нет! — Словно защищаясь, Адела вытянула руки перед собой.
— Успокойся, Адела, ты должна радоваться, что ребенок наконец-то родится!
— Только не сегодня! Только не в этот день! Дитя будет проклято!
— Воды отошли, Адела, теперь поздно горевать. Ты можешь только молиться, чтобы ребенок не родился на свет до полуночи, но, девочка моя, таких долгих мук я и врагу не пожелаю!
Остальные замерли, не в силах сдвинуться с места. Пришлось брать все в свои руки.
— Осмонд, ты останешься с женой. Наригорм, когда ребенок появится на свет, нам потребуется вода. Сбегай за ней сейчас, потом будет не до того. Сигнус, Родриго, тут вы бессильны, так что лучше ступайте, раздобудьте какой-нибудь еды. Жофре и Зофиил нам сегодня не помощники.
В моей суме хранился небольшой кожаный сверток. Мы с Родриго и Сигнусом поднялись в часовню и развернули его. Внутри лежал сморщенный почерневший палец, оправленный в серебро с кусочками гранатов и бирюзы. Мне оставалось только протянуть реликвию Родриго:
— Продай палец в городе.
— Но это дорогая вещь! Я не сумею взять за нее истинную цену.
— Ты справишься. Я не раз торговал при тебе мощами святых, да и Сигнус сумеет при случае сплести подходящую историю. Спроси ту служанку из «Красного дракона», кому можно продать реликвию. На вырученные деньги наймите повитуху — в городе наверняка живет не одна, а если что останется, купите еды. Судя по тому, что мы видели в бане, запасов там хватает, а сегодня нам не обойтись парой скворцов. Если хватит денег, раздобудьте для Аделы какого-нибудь сладкого красного вина.
— Я должен найти Жофре, — сказал Родриго. — Зофиил убьет его, если поймает.
Сигнус довольно ухмыльнулся.
— Ну, это вряд ли. Жофре вдвое моложе Зофиила, да и сомневаюсь я, что после такого удара старик будет особенно прыток!
Неожиданно Сигнус нахмурился.
— Думаете, Жофре действительно знает, что он прячет в своих ящиках, или просто сболтнул первое, что пришло в голову, лишь бы досадить Зофиилу?
Мы с Родриго переглянулись и покачали головами.
— В любом случае, Сигнус, неплохо бы знать, что там. Помнится, тогда у переправы ты начал говорить, будто бы видел, что внутри?
— Да ничего я не видел. Я не смел и шевельнуться — боялся, что вы меня услышите, а когда ночью вы отправились ночевать в дом, было слишком темно. Признаюсь, я пытался открыть ящики, надеясь, что внутри припрятано что-то съестное, потому что умирал с голоду. Почти все были заперты, кроме одного — в нем лежала какая-то тарелочка. А когда Плезанс закричала, мне стало и вовсе не до ящиков. Только потом, когда я увидел, как трясется Зофиил над своими сокровищами, я насторожился. Понятно, что он боится за русалку, но кому нужна тарелочка? Такой не прельстится даже нищий!
Родриго нахмурился.
— Но ты же сам говоришь, что тот ящик был открыт, а вот что он держит в закрытых...
Из крипты донесся вопль, и на ступеньках возник запыхавшийся Осмонд.
— Быстрее, камлот, я не знаю, что делать!
— А делать ничего не нужно. Просто когда придет боль, держи ее за руку.
Родриго и Сигнус заспешили к двери, словно боясь, что их позовут обратно. Вот так всегда — в битве мужчины смело врезаются в гущу врагов, но поджимают хвосты и позорно бегут от постели роженицы.
Сигнус затворил за собой дверь, но тут же просунул голову обратно.
— Забыл спросить, камлот, какому святому принадлежит палец?
— Выбери того, за которого больше заплатят. Только не увлекайся, Сигнус, вовсе необязательно говорить, что это палец святого Петра, не то спугнешь удачу.
День обещал быть долгим. Поначалу схватки шли редко, и Адела отказывалась ложиться. Она бродила по крипте, бормоча молитвы и пытаясь скрывать приступы боли, словно могла замедлить роды и не позволить ребенку явиться на свет в злополучный день. После обеда схватки участились, стали болезненнее, и мы постарались устроить Аделу поудобнее, подложив ей под спину перевернутый бочонок. Когда боль подступала, бедняжка кричала, когда отпускала — плакала. Осмонд то мерил шагами крипту, то крепко сжимал руки Аделы, словно хотел выдавить из нее дитя. Он был гораздо бледнее ее, а его потерянный вид еще больше пугал роженицу.
Осмонд неохотно помог мне раздеть Аделу до сорочки, но наотрез отказался задрать подол и потереть жене спину и ягодицы, чтобы уменьшить боль.
— Но ведь Адела твоя жена! Тебе уже приходилось видеть ее обнаженной! К тому же ей нужен не старец, а собственный муж!
— Нет, лучше ты, — замотал головой Осмонд и отвернулся. В лице его на мгновение промелькнуло сожаление и ужас, и меня пронзила мысль, давно уже не дававшая мне покоя. Так отшатнуться от рожающей женщины, так избегать прикосновений к ее обнаженному телу мог только отец или брат! Когда Осмонд забрался к Аделе в окно, он не был для нее чужаком. Теперь меня не удивляло, почему Адела так боялась, что ребенок родится проклятым.
Выбора не было, пришлось лезть роженице под сорочку. На какое-то время это подействовало, но вскоре даже поглаживания перестали помогать. Боли усилились, и Адела начала тужиться. Между ее ног уже можно было нащупать макушку ребенка. Кожа вокруг натянулась. По крайней мере, плод шел головкой вперед. Времени оставалось мало, а Родриго с Сигнусом и повитухой все не шли. Если они не появятся, в одиночку мне не справиться!
Много лет минуло с тех пор, как мне приходилось помогать при родах. Если бы вспомнить, что тогда делали повитухи! В памяти всплывали смутные обрывки: тростинка, через которую женщины высасывали слизь изо рта и носа новорожденного, ах да, еще нужно чем-то перевязать пуповину! Подошли бы нитки от чистого куска материи, но откуда у нас взяться чистой материи? К тому же ребенка придется во что-нибудь завернуть. Но главное, соломинка. Пришлось просить Наригорм сбегать к реке и поискать полую тростинку.
Девочка покачала головой.
— У Плезанс есть тростинка.
— Но Плезанс здесь нет, Наригорм! — Мне пришлось повысить голос. — Будь она здесь, нам было бы не в пример легче. Поэтому ступай к реке и делай, что я сказал!
Адела вскрикнула — очередной приступ боли пронзил ее утробу.
Несколько мгновений Наригорм безучастно смотрела на нее.
— Тростинки лежат в котомке Плезанс. Она приготовила все несколько недель назад. Говорила, на случай, если ребенок родится раньше срока.