1. ТРАДИЦИОННЫЙ ЭПОС НА СОВРЕМЕННОМ СЕВЕРЕ
В нашу великую эпоху все виды национальной культуры вступили в состояние расцвета. Как в этом отношении обстоит дело с героическим эпосом?
Если мы будем представлять себе расцвет эпоса как возврат его к тому состоянию, какое было характерно для эпохи феодализма, мы жестоко ошибемся. Возврата ко временам феодализма быть не может, но может быть и действительно имеется переход к новым формам существования эпоса при отмирании старых. Это относится как к содержанию и форме песен, так и к формам их бытования в народной среде. Современный исследователь должен изучить оба процесса — процесс отмирания и процесс возрождения в новых формах.
Говоря о судьбе эпоса в современности, следует отличать две стороны: судьбу его на местах и судьбу его в общекультурной жизни страны.
Чтобы судить о том, что происходит на местах, где народный эпос существует по наши дни, то есть на Севере, необходимо изучить материалы экспедиций советского времени. Из этих экспедиций по богатству и тщательности собранных материалов выделяются следующие:
1. Экспедиция, снаряженная Государственной Академией художественных наук в 1926—1928 годах, возглавлявшаяся братьями Соколовыми и шедшая под лозунгом «По следам Рыбникова и Гильфердинга». Материалы экспедиции были опубликованы в 1948 году.1 Эта экспедиция привезла 280 текстов.
2. Экспедиции, возглавлявшиеся А. М. Астаховой, совершенные в 1926—1933 годах по поручению Государственного института
549
истории искусств, Института этнографии Академии наук и Карельского научно-исследовательского института (ныне филиал Академии наук). Эти экспедиции охватили части прионежского, пинежского, мезенского и печорского районов бытования былин. Из материалов этих экспедиций опубликовано около 240 текстов.1
3. Экспедиция, организованная Фольклорной секцией Карело-Финского научно-исследовательского института культуры в Петрозаводске в 1938—1939 годах и охватившая пудожский район. Материалы этой экспедиции опубликованы Г. Н. Париловой и А. Д. Соймоновым. Опубликовано 72 текста.2
4. В 1937 году по поручению Государственного литературного музея была начата систематическая запись всех былин, известных беломорской сказительнице Марфе Семеновне Крюковой. Фольклористы Э. Бородина и Р. Липец записали от нее 157 былин, из которых опубликовано 129. Кроме того, ряд произведений Крюковой был опубликован отдельными изданиями.3
5. Аналогичная запись была произведена в 1936—1939 годах по заданию Карельского института культуры от Петра Ивановича Рябинина-Андреева, прямого наследника в четвертом поколении эпической традиции, идущей от записанного Рыбниковым и Гильфердингом знаменитого Трофима Григорьевича Рябинина. Всего от него было записано и опубликовано В. Г. Базановым 15 текстов.4
Имелись и более мелкие экспедиции и публикации,5 но и данных материалов совершенно достаточно, чтобы иметь суждение о том, что совершается с традиционным эпосом в наши дни.
Обилие материалов, привезенных советскими экспедициями, как будто бы подтверждает теорию, что героический эпос продолжает существовать в старых формах и условиях. Однако такой вывод был бы преждевременным.
Фактический материал, собранный советскими учеными, очень велик. С этой стороны существование эпоса на современном Севере изучено превосходно. Но собрать факты еще недостаточно. Факты должны быть правильно освещены. В этом отношении у советских исследователей нет единства мнений.
А. М. Астахова в отчетной статье о своей первой экспедиции на Шуньгский полуостров писала о том, что она наблюдала
550
картину распада эпоса в этом районе.1 Она останавливается на незначительности репертуара отдельных сказителей, краткости в изложении содержания, отсутствии интереса к былинам у молодой аудитории.
Братья Соколовы наблюдали картину распада старого эпоса в более широко охваченном ими прионежском районе в целом. Подводя итоги экспедиции «По следам Рыбникова и Гильфердинга», Борис Соколов с цифрами в руках показывает измельчание репертуара у отдельных певцов. В Кижском районе исчезло двенадцать сюжетов, в Кенозерском — тринадцать и т. д.
Чрезвычайно обстоятельные данные о состоянии эпоса имеются в работе А. М. Астаховой «Былины Севера», где в вводной статье дана широкая картина существования эпоса по наблюдениям собирательницы. При всех колебаниях и отличиях для отдельных районов картина получается сходная для Прионежья, Поморья, Пинеги, Мезени и Печоры. Приводимые авторами цифры могли бы ничего не означать, если бы исчезали наименее значительные художественные песни, но распространялись бы песни наиболее значительные. Однако этого нет. В одном только Прионежье (где убыль наименее значительна) исчезли в числе других такие былины, как поход Вольги, Иван Годинович, Иван Гостиный сын, Илья Муромец и сын, Соловей Будимирович, Хотен Блудович. Но и те песни, которые еще поются, обнаруживают признаки плохой сохранности. В сборнике Астаховой имеется наряду с прекрасно исполненными песнями большое число полузабытых песен, изобилующих различными искажениями и недоразумениями.
Несмотря на эти факты, А. М. Астахова теперь утверждает, что наблюдавшееся ею ранее вымирание — местное явление, характерное только для некоторых районов, в том числе для Шуньгского полуострова, где эпическая традиция и раньше не была сильна, и что эти прежние ее наблюдения нельзя обобщать. «В нашем собрании не один десяток текстов свидетельствует о том, что чувство эпического стиля не угасло, что народные эпические образы продолжают жить полноценной, полнокровной жизнью».2
Более осторожен другой советский исследователь, В. Г. Базанов, который пишет: «Процесс угасания былинного эпоса оказался значительно сложнее, нежели предполагал Рыбников. Но он все же происходит».3 В своей более поздней работе, посвященной
551
былинам на Севере, А. М. Астахова также выражается более осторожно, чем в предыдущих работах. Она признает ослабление эпической традиции на Севере, но считает, что и в теперешних формах она достаточно прекрасна и богата.1
Как уже указывалось, угасание традиции на Севере есть только одна сторона жизни эпоса в современности. Чтобы решить вопрос о жизни эпоса в наше время, мы должны ставить вопрос не в масштабе Севера, а в масштабе всего Союза. Рассмотрение же материалов современных экспедиций пока дает нам право только на частное, но совершенно бесспорное утверждение: в тех формах, в каких русский эпос существовал на Севере в течение ряда столетий, он постепенно свое существование прекращает.
2. МАРФА СЕМЕНОВНА КРЮКОВА И ПРОБЛЕМА НОВОГО
БЫЛИННОГО ЭПОСА
Сделанные нами выводы об угасании традиционного эпоса на Севере требуют некоторых поправок, оговорок и уточнений. Угасание происходит не столь прямолинейно и последовательно, как это может казаться на первый взгляд.
Мы рассмотрели только часть экспедиционных материалов. Если бы угасание традиционной формы существования эпоса было единственным явлением в жизни старого эпоса, необъяснимо было бы появление такой значительной фигуры, как Марфа Семеновна Крюкова.
Впервые Крюкова была записана еще в 1899 году Марковым. Марфе Семеновне тогда было 23 года. В семье Крюковых издавна процветало искусство пения былин. Из 116 былин, записанных Марковым, 86 были записаны от членов семьи Крюковых; в том числе от Марфы Семеновны было записано 5 былин, но Марков отметил, что она знает их больше. Он подчеркнул ее грамотность, любовь к книге, широкое знание всех видов народных песен и мастерское исполнение лирических песен. Марков состоял с ней в переписке, подбадривал ее, советовал ей учиться, но по существу ничем ей не помог. О подлинных размерах и качествах ее таланта он не имел никакого представления.
Только после Великой Октябрьской социалистической революции Марфа Крюкова стала известной всенародно и была оценена по достоинству. В 1934 году собиратель В. П. Чужимов по совету проф. Астаховой вновь обследовал селение Зимнюю Золотицу на Белом море, где записывал былины Марков,
552
и здесь обнаружил чрезвычайно развившийся за время революции талант Марфы Семеновны Крюковой. Ей тогда было 58 лет, и она находилась в расцвете своих творческих сил.
С тех пор и до ее кончины советскими фольклористами не прекращалась запись от нее все новых и новых былин и их изучение.
К 1941 году от М. С. Крюковой было записано свыше 150 былин. Такой размах показывает, что в данные, почерпнутые нами из рассмотрения материалов братьев Соколовых и А. М. Астаховой, надо внести некоторые поправки.
То, что эпическая традиция теряет в массовом распространении (о чем говорилось выше), она выигрывает в исполнении крупных мастеров, сознательно посвящающих себя своему искусству. Нечто подобное мы имеем и в области сказки. Сказка более гибка, распространена и жизнеспособна, чем эпос, но и здесь народное искусство начинает концентрироваться на выдающихся талантах (Сороковиков, Коргуев, Барышникова, Господарев и другие). Только после революции творчество этих замечательных самородков могло получить настоящее развитие, всенародную оценку и признание. Крюкову знает вся страна. В 1938 году она была принята в Союз советских писателей. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 31 января 1939 года М. С. Крюкова за выдающиеся успехи и достижения в развитии советской художественной литературы была награждена орденом Трудового Красного Знамени.
Все это показывает, что народная поэзия окружена у нас заботой и вниманием партии, правительства и всего народа. До революции появление таких фигур, как Марфа Крюкова, было бы невозможно. Марфа Крюкова — новый тип исполнителя. Она относится к своему творчеству совершенно сознательно. Появление Марфы Крюковой в такой же степени вытекает из всей великой традиции жизни русского героического эпоса, как и из форм нашей социалистической культуры.
Когда стало известно о существовании такой замечательной поэтессы и исполнительницы, как Крюкова, многим казалось, что фигура Крюковой доказывает живучесть старого эпоса в прежних формах.
Между тем эта точка зрения в такой форме ошибочна. Сама Крюкова не удовлетворялась тем, что она знает и хранит достояние старины. Она не только хранила созданное народом, но и создавала новые былины. Из 157 записанных от нее былин, по подсчетам А. М. Астаховой, — 78 былин новых, до этого бывших неизвестными.1
553
Это явление требует более пристального изучения. Мы должны будем определить, не являются ли эти былины тем новым героическим эпосом, который отражает нашу героическую эпоху. Мы знаем, что народ уже давно перестал создавать новые былины. Если теперь создаются новые песни, не означает ли это новый подъем старого героического эпоса в советское время?
Чтобы решить этот вопрос, мы должны изучить новые былины Крюковой, ознакомиться с их содержанием, с их сюжетами и идеологией. Мы должны будем установить степень их художественного мастерства. Необходимо также установить, подхватываются ли эти песни народом, вызывают ли они варианты или нет. Необходимо установить и то, из каких источников черпала Крюкова материал при создании своих новых былин.
Решение всех этих вопросов важно, так как Крюкова — величайший народный мастер эпоса современности, и то, что относится к ней, можно отнести к эпосу вообще.
Рассмотрение источников, из которых черпала Крюкова, показывает, что источники эти очень разнообразны и что соответственно разнообразны и сами былины. В настоящее время в советской науке источники Крюковой установлены полностью.
Часть новых былин представляет собой новые сюжетные комбинации на материале старых эпических песен. Так, у Ильи Муромца уже не один сын, а два. Он посещает свою бывшую жену, бабу Латынгорку, и беседует с ней о воспитании их детей. Илья хочет взять своих детей и воспитывать их сам, но Латынгорка ему в этом отказывает. Таким образом, героическая былина начинает приобретать окраску семейного романа (Крюк. I, 13). Впоследствии Илья Муромец женит своего старшего сына Михаила на дочери персидского шаха (Крюк. I, 15). Другой пример: Костя Новоторженин (известный нам из былины о Василии Буслаевиче) вместе со своей дружиной, голью кабацкой, освобождает осажденный Киев от царя арабского (Крюк. II, 76). Таких былин у Крюковой немало.
Уже приведенных примеров достаточно, чтобы установить, что в художественном отношении эти новые былины, созданные на основе старых, далеко уступают классическому русскому героическому эпосу.
Другой источник, из которого черпала Крюкова, — это сказка. Выше уже указывалось на то, что поэтика сказки и поэтика былины несовместимы. Так, например, сказка о том, как ведьма подражает голосу матери мальчика, заманивает его к себе, хочет его изжарить, но сама попадает в печь, очень
554
хороша как детская сказка. Переложенная на былинные стихи, она не выигрывает, а проигрывает.1
Третий источник, из которого черпает Крюкова, — это художественная литература. Из летописи почерпнуто предание о женитьбе Владимира на Рогнеде (I, 42), из лубочной литературы заимствован сюжет Ждана-царевича (II, 92) и другие. Былина «Святослав, сын князя Владимира» представляет собой переложение повести Жуковского «Три посла» (II, 97). На былину перелагается баллада А. Толстого «Сватовство» (I, 55). «Старина про Ермака Тимофеевича» имеет своим источником «Князя Серебряного» (II, 108). Из советской литературы на былину перекладываются эпизоды из романа о Петре I А. Н. Толстого «Старина про князя Меншикова» (II, 124).
Этот выборочный перечень показывает, что попытки Крюковой создать новый эпос не могут быть признаны удачными. Можно не входить в разбор этих произведений, так как этот разбор уже дан в упомянутой книге проф. Астаховой. Произведения Крюковой данного типа не были и не могли быть подхвачены народом, не вызвали вариантов.
На вопрос о том, являются ли подобные переложения на былинный стих произведениями народной поэзии или нет, необходимо ответить, что, поскольку эти произведения созданы певцом из народной среды, прекрасно владеющим всем классическим наследием, они с несомненностью должны быть отнесены к области фольклора, а не литературы. Такие случаи наблюдались и раньше, но никому не приходило в голову отрицать их принадлежность к области народной поэзии (былины «Нерассказанный сон», «Царство подсолнечное» и др.). Если же эти и подобные им песни не были подхвачены, не создали вариантов, не повторяются и не воспроизводятся, то это происходит потому, что народ в целом обладает прекрасным художественным чутьем и высокими требованиями, данные же песни художественно неудачны. Причины этой неудачи несомненно весьма талантливой поэтессы лежат, как мы увидим, в порочности самого метода.
Четвертый источник, из которого черпает Крюкова, — это книги, но книги не художественно-литературные, а научно-популярные, а также газетные и журнальные статьи, освещающие современную жизнь. Такие песни для нас особенно интересны тем, что предметом их является советская современность.
Что Марфа Крюкова стала воспевать современность, в этом ее несомненная заслуга. Эпическая замкнутость старого эпоса
555
оказалась взорванной. Средствами старой традиции Крюкова в отдельных случаях создавала произведения, которые принадлежат к лучшим и наиболее прославленным в советской поэзии. В 1937 году Крюкова побывала в Москве. Посещение Мавзолея Ленина произвело на нее настолько сильное впечатление, что она создала свой знаменитый плач о Ленине «Каменна Москва вся проплакала». Когда в 30-е годы на фоне затухания эпической поэзии неожиданно обнаружилась певица, которая не только превосходно знает и исполняет старые эпические песни, но слагает новые песни, песни о великих вождях и деятелях Октябрьской революции, о героях советской земли, это событие нашло широчайший общественный отклик и было встречено с энтузиазмом. Когда Крюкова впервые запела о новой жизни, это было огромным шагом вперед в развитии народной поэзии, в приближении ее к животрепещущим требованиям современной великой эпохи.
Творчество Крюковой, при всех его отдельных неудачах, во многих отношениях представляет собой большое достижение в развитии русского эпоса. Одна из заслуг Крюковой состоит в сохранении классического наследия, другая в обращении к современности.
Но это не значит, что развитие народной поэзии, и в частности эпоса, должно остановиться на той ступени, которая достигнута в творчестве Крюковой. Как бы мы ни расценивали произведения Крюковой, посвященные современности, мы не можем сказать, что здесь достигнута некая вершина, на которую мы смогли бы ориентировать исполнителей и впредь. Современность Крюкова стала воспевать в привычной для нее форме старых былин. Это было закономерно для 20-х и даже для 30-х годов, но в настоящее время такое направление в народной поэзии не может быть поддерживаемо, так как оно не соответствует принципам марксистско-ленинской эстетики.
Одно из основных требований этой эстетики состоит в том, что к высокохудожественным произведениям мы причисляем только такие, в которых содержание гармонирует с формой. Но такая гармония — не только результат талантливости автора, она обусловлена и эпохой. Могут быть эпохи, когда форма отстает от содержания, когда новое содержание вливается в привычные, старые формы.
Облечение нового в старую форму есть, таким образом, исторически обусловленное и поэтому закономерно-необходимое, но вместе с тем и временное явление.
Фольклористы и писатели, которые в 30-х годах побуждали Крюкову создавать былины с новым содержанием, поддерживали естественный процесс. В настоящее время такая поддержка
556
была бы ошибкой, так как она вела бы нас не вперед, а возвращала бы к прошлому.
Сама Крюкова несомненно ощущала конфликт между старой формой и новым содержанием. Поэтому песни о новой жизни она называет уже не «старинами», а «новинами». Но такое переименование все же не спасает положения. Былинная форма, которая когда-то служила прекрасным средством художественного выражения народного исторического сознания, выработанная веками и помогавшая творчеству, облегчавшая его, то есть бывшая когда-то фактором развития эпоса, в настоящее время становится тормозом этого развития и должна быть преодолена.
Современность уже не может быть художественно убедительно воспета в старых былинных формах. Форма и содержание не могут быть разорваны, они должны находиться в соответствии. «Форма есть существенная часть эпической мысли», — говорил Горький. Оторванная от своего содержания и приложенная к другому содержанию, форма окажется либо мертвой, либо неизбежно будет влиять на содержание и искажать его.
В качестве примера, подтверждающего эти положения, можно привести былину Крюковой о Ломоносове. В этой былине сообщается, что Ломоносов бежал из родного дома якобы не для того, чтобы учиться, а от злой мачехи явно сказочного происхождения. Для придачи сюжету правдоподобности автор прибегает к натуралистической детализации («в эту ночь его отец громко храпел», и пр.). Отец, проснувшись, пускается в погоню, которая опять напоминает нам сказочную погоню. Прячется Ломоносов так, как в сказке прячется преследуемая девушка: в воз с грузом, покрытым рухлядью. Нет необходимости воспроизводить весь ход былинного повествования. Нам важен художественный принцип, и этот принцип для наших дней несомненно порочен и не может быть продолжен. Он принадлежит прошлому. Былинное творчество в таком виде оторвано от жизни, несмотря на актуальность тематики.
Ни из «старин», ни из «новин» Крюковой мы почти ничего не узнаем о жизни современного Севера. Эта жизнь достаточно богата и колоритна, чтобы заполнить творчество не одного писателя и певца. Собиратели, фольклористы, писатели, критики, навещавшие Крюкову и консультировавшие ее, ориентировали ее на книги, к чему она и сама имела склонность. Эти книги уже не были плохими сборниками былин или лубочными повестями XVIII века и т. д., это были жизнеописания великих русских людей, классическая и современная советская литература, газеты и журналы. Все это Крюкова жадно впитывала,
557
так как она — человек одаренный и современный. Все это — правильное начало воспитания нового человека и народного певца. Но когда в ней поддерживалось стремление все прочитанное перелагать на былины, то ее консультанты и руководители стояли не выше народа, а ниже него, так как сам народ уже давно, уже начиная с XVI—XVII веков, переставал складывать новые былины, а искал и находил иные художественные формы для выражения своего исторического сознания. Такого рода былины будут неудачны не потому, что предмет их неинтересен. Предмет их таков, что будет волновать всякого современного советского человека. Они неудачны вследствие несоответствия между старой формой и новым содержанием.
Мы остановились на Крюковой как на наиболее типичном и характерном образце современного исполнителя эпоса. То, что сказано о Крюковой, в равной мере относится и к некоторым другим. Так, Петр Иванович Рябинин-Андреев для нас интересен как хранитель традиции, идущей от знаменитого Трофима Григорьевича Рябинина. Но его попытки откликнуться в форме былины на современность интересны для нас только как явление переходного характера, как один из фазисов в поисках современных форм народной поэзии.
Что же должна сделать наука, чтобы избежать ошибок и неудач, имевших место в недавнем прошлом? Среди источников, из которых черпает Крюкова, нет одного, притом самого главного источника, из которого прежде всего черпает всякое здоровое искусство, — нет окружающей певца жизни, наблюдаемой не из книг, а собственными глазами. Что мы узнаем из творчества Крюковой о современном Севере, живущем совершенно новой жизнью? Мы не видим в ее песнях морских промыслов и рыболовецких колхозов, всей своеобразной романтики Севера, не видим новых форм труда в преодолении тех тяжелых условий, в которые поставлен здесь человек: не видим, как преодолевается полярная ночь, как продвигается на Север земледелие. Если в форме былины не может быть воспета современная жизнь во всем многообразии ее творческих достижений, то форму былины надо смело отбросить и перейти на новые формы. Народ сам к этому стремится, но в этом ему надо помогать и в этом направлении ориентировать его.
Но не означает ли это, что героическому эпосу настал конец?
Это конец не эпоса, а старой былинной формы его. Необходимо ориентировать певцов, поскольку это в наших силах, на создание не новых былин, а новых песен, внутренний ритм которых соответствовал бы ритму современности.
558
Былинный же эпос угасает исторически закономерно и необходимо.
Но изучением судьбы эпоса на местах решается только часть проблемы современного состояния эпоса.
Мы не будем жалеть о том, что эпос исчезает на Севере. Он прекращает свое существование на Севере, но становится известным во всем Союзе, становится всенародным достоянием. Мы не будем также жалеть о том, что он исчезает из устного обращения. Через книгу, печать, радио, школы, вузы и академии эпосы народов СССР становятся всеобщим народным достоянием и будут существовать в таких формах, в каких это было невозможно до революции, когда эпос только вымирал и был объектом замкнутого академического изучения, когда на выступления певцов в городах на эстраде смотрели как на редкое зрелище. Эпос входит в нашу социалистическую культуру так же, как в нее входит все великое, когда-либо созданное русским народом в его историческом развитии, как входит в нее классическая русская литература. Это относится не только к русскому народу, но и ко всем народам СССР, создающим в национальных формах единую социалистическую культуру. В развитие этой культуры народы СССР вносят из своих национальных культур все ценное, прогрессивное, что было в прошлом в их искусстве, национальном эпосе, литературе, музыке, архитектуре.
Эпос продолжает свое существование не только в форме книг наравне с лучшими памятниками русской литературы. Лучшее, что было достигнуто эпосом, в новой форме, выкованной нашей социалистической действительностью, входит в современную народную поэзию. Содержанием новой народной поэзии служит современная народная жизнь. Эта жизнь не укладывается в формы поэзии, выработанной дореволюционной борьбой и жизнью. Наша новая культура есть культура социалистическая. Эта культура едина для всех народов СССР, но форма ее совершенно национальна для каждого из народов. Национальна и форма русской народной поэзии. Но это не значит, что сохраняются в неприкосновенности старые формы этой поэзии. Одним из характерных признаков старой поэзии является ее жанровая раздробленность. Единство нашей жизни и культуры приводит к тому, что пестрота и дробность, присущие народной поэзии до революции, начинают исчезать. Это не значит, что теряется многообразие художественных форм. Но это значит, что целеустремленность нашей жизни налагает свою печать на народную поэзию. Это сказывается в том, что в целом ряде случаев границы между жанрами начинают стираться. Так, например, песни о Великой Отечественной войне не могут быть названы ни собственно лирическими, ни собственно эпическими.
559
В них всегда повествуется о каком-нибудь событии, имеющем к нам самое непосредственное отношение, и они эпичны. Но вместе с тем события не просто фиксируются, а служат выражением глубочайших, сильнейших чувств, и потому такие песни одновременно являются лирическими песнями. По форме они связаны уже не с эпосом, а с лирической поэзией и с литературными стихотворениями. В них нет никакого застывшего единообразия. Они столь же разнообразны, как разнообразна сама жизнь. В современной жизни нет противоречия между личным и общественным, и поэтому в наших условиях невозможна, например, баллада, содержанием которой обычно служат события личной и семейной жизни, поставленные в рамки классовой морали господствующего класса, удушающей личное счастье. Наши песни о личной жизни и личном счастье всегда, вместе с тем, прямо или косвенно являются песнями о нашей великой эпохе, о строительстве новой жизни, о счастье всего народа.
Мы видели, что в развитии русской народной поэзии создавалась и развивалась историческая песня. Историческая песня представляла собой совершенно особый жанр. В наши дни эта обособленность исчезает. Современные песни могут быть названы не только эпическими и лирическими, но и историческими в полном смысле этого слова. Если от старой лирической песни новая песня впитала гибкость, музыкальность, задушевность, выразительность языка, красочность образов, многообразие ритмов, то развитие исторической песни издавна приучило певцов-художников к чрезвычайной конкретности, четкости, реалистичности в изображении событий, в которых певец, создатель песни, участвовал. Это особенно относится к песням эпохи гражданской войны и к песням Великой Отечественной войны. Эти песни по праву могут быть названы историческими песнями на совершенно новом этапе.
Наконец, эти же песни могут быть названы и новым героическим эпосом, так как они на новой исторической ступени выражают все то, что уже выражалось в русском героическом эпосе: беззаветную любовь к своей родине, готовность отдать за нее свою жизнь, не знающую пределов отвагу, решительность и мужество в сочетании с организованностью и выдержкой, умение быстро ориентироваться в любом положении и находить смелый выход из, казалось бы, самых неодолимых трудностей, ум, сметку, находчивость, наконец беспощадную ненависть к врагу, с которым герои эпоса никогда не вступают ни в какие соглашения. Эти и многие другие качества русского народа, воспитанные в нем его героической историей, составляют основные моральные черты героев эпоса. Воспевая таких героев, народ тем самым воспитывает эти качества в себе. Все
560
эти качества — качества и советского человека, выражающие его любовь к родине, его патриотизм. Разница между старым эпосом и новой народной поэзией состоит в том, что до Октябрьской революции патриоты любили родину истерзанную и угнетенную и стремились к тому, чтобы сделать ее свободной, а советские люди любят родину счастливую и свободную и отдают все свои силы на то, чтобы укрепить и отстоять завоеванную свободу. Эпос помогает воспитывать эти стремления. В этом состоит великое значение героической поэзии на сегодняшний день.
561
ПРИЛОЖЕНИЯ
562
563
ПРИМЕЧАНИЯ И ДОПОЛНЕНИЯ
Приводимые в настоящих примечаниях ссылки на литературу по отдельным былинам не преследуют ни историографических, ни библиографических целей. Богатый библиографический материал собран в работах А. М. Лободы (Русский богатырский эпос. Опыт критико-библиографического обзора, Киев, 1896), А. П. Скафтымова (Поэтика и генезис былин, Саратов, 1924) и А. М. Астаховой (Былины Севера, т. I, М. — Л., 1938). Настоящие примечания составляют необходимое звено исследования как научного построения. Положительные достижения фольклористов, литературоведов, этнографов и историков, изучавших былину, на которые может опереться современный исследователь, использованы в основной части работы. Ошибочные же мнения, требующие отвода, в основной текст исследования, как правило, не включаются, — изложение их вынесено в настоящие примечания. Отвод взглядов противников — существенная часть всякой научной аргументации и способствует установлению правильных суждений. Здесь это осуществляется не путем критики в каждом отдельном случае (что потребовало бы более обстоятельного рассмотрения, чем это возможно в рамках данной книги), а путем самого сжатого изложения этих взглядов. Ошибочность их определяется несовместимостью с точкой зрения, высказанной в основной части. Читатель имеет возможность, сопоставляя изложенные взгляды, сам судить о возможной правильности или ошибочности как взглядов, изложенных в приложении, так и взглядов автора, приводимых в основной части.
Таким образом, примечания в основном преследуют полемические цели. Приводятся не все имеющиеся точки зрения, а только наиболее характерные и распространенные. Указать на ошибочность некоторых из них важно еще и потому, что многие имеют хождение по сегодняшний день как в научно-исследовательской, так и в учебной литературе.
Примечания используются также для того, чтобы вкратце указать на тот былинный материал, который не был включен в книгу во избежание ее загромождения.
564
В примечаниях следующие труды указываются сокращенно:
Андреев Н. П. Указатель сказочных сюжетов по системе Аарне. Изд. Гос. русск. географическ. о-ва, Л., 1929.
Буслаев Ф. И. Исторические очерки русской народной словесности и искусства. Том I, Народная поэзия, СПб, 1861.
Он же. Народная поэзия. Исторические очерки. СПб, 1887.
Веселовский А. Н. Южнорусские былины. X. Алексей Попович и Тугарин. Илья Муромец и Идолище. — «Сборник Отделения русского языка и словесности Академии наук», том XXVI, № 3, СПб, 1884, стр. 341—380. XI. Алеша — «бабий пересмешник» и сюжет Цимбелина. — Там же, стр. 381—401.
Дашкевич Н. К вопросу о происхождении русских былин. — Былины об Алеше Поповиче и о том, как перевелись богатыри на святой Руси. — «Киевские университетские известия», 1883, № 3, стр. 155—183, № 5, стр. 223—256.
Жданов И. Н. Русский былевой эпос. Исследования и материалы. СПб, 1895.
Он же. Сочинения, том I, СПб, 1904; том II, там же, 1907.
ИКДР см. Робинсон.
Кайев А. А. Русская литература. Учебник для учительских институтов, ч. I, изд. 2, М., 1953.
Лихачев Д. С. Народное поэтическое творчество в годы феодальной раздробленности — до татаро-монгольского нашествия (XII — начало XIII века). В книге: «Русское народное поэтическое творчество», том I, «Очерки по истории русского народного поэтического творчества X — начала XVIII веков», изд. АН СССР, 1953, стр. 217—248.
Майков Л. Н. О былинах Владимирова цикла. СПб, 1863.
Миллер Всев. Фед. Очерки русской народной словесности, том I, М., 1897; том II, М., 1910; том III, М., 1924.
Миллер Орест. Илья Муромец и богатырство киевское. СПб., 1869.
Померанцева Э. В. Фольклор. В книге: «Очерки истории СССР». Период феодализма IX—XV вв., часть I, изд. АН СССР, 1953, стр. 206—214; часть II, 1953, стр. 334—340.
РНПТ см. Лихачев, Скрипиль.
Робинсон А. Н. Фольклор. Глава V в книге: «История культуры древней Руси», том II, под ред. Н. Н. Воронина и М. К. Каргера, изд. АН СССР, М., 1951, стр. 139—162.
Рыстенко А. В. Легенда о святом Георгии в византийской и славянской русской литературе. Одесса, 1909.
Скрипиль М. О. Народное поэтическое творчество периода феодальной раздробленности и создания централизованного русского государства (XV—XVI вв.). В книге: «Русское народное поэтическое творчество», том I, «Очерки по истории русского народного поэтического творчества X — начала XVIII веков», изд. АН СССР, 1953, стр. 248—301.
Соколов Б. М. Непра-река в русском эпосе. «Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук», том XVII, кн. 3, 1912.
565
Стасов В. В. Происхождение русских былин. Собрание сочинений, том III, СПб, 1894, стр. 947—1259.
Халанский М. Великорусские былины Киевского цикла. Варшава, 1885.
Он же. Южнославянские сказания о кралевиче Марке в связи с произведениями русского былевого эпоса. I—IV, Варшава, 1893—1896.
Чичеров В. И. Об этапах развития русского исторического эпоса. В книге: «Историко-литературный сборник», Огиз, М., 1947, стр. 3—60.
К стр. 69. ТЕОРИЯ ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ КНЯЖЕСКОЙ ДРУЖИНЫ
Мнение, будто дружина князей носила демократический характер и поэтому могла быть создательницей русского героического эпоса, изложено Д. С. Лихачевым в первом томе РНПТ, стр. 169 и сл., 186 и сл. Здесь имеется ряд фактических ошибок. Важнейшая состоит в том, что «богатыри едут в Киев из другого города и здесь вступают в дружину киевского князя». Этого нет ни в одном былинном тексте. Киевский князь Владимир в эпосе никогда не имеет и не может иметь дружину. Он окружен князьями и боярами. В былине дружину имеют Волх, Вольга, Соловей Будимирович, Садко, Василий Буслаевич, но у этих дружин нет ничего общего с летописной княжеской дружиной. См. также статью Д. С. Лихачева «Эпическое время русских былин» (Сб. «К 70-летию акад. Б. Д. Грекова», М., 1952). Эта теория повторена А. Н. Робинсоном (ИКДР, т. II, стр. 149) и Э. В. Померанцевой (Очерки истории СССР, т. I, стр. 211 и сл.).
К стр. 70. ВОЛХ ВСЕСЛАВЬЕВИЧ
Количество работ, посвященных этой былине, очень велико. Большинство ученых возводило образ Волха к историческому Олегу. Основные аргументы следующие: сходство имен, слава Олега как мудреца-хитреца (что будто бы соответствует мудрости Волха, умеющего превращаться в животных). Легендарный поход Олега на Царьград сопоставлялся с эпическим походом Волха на Индию. Смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением Волха от змея и т. д. Ни один из этих аргументов не выдерживает критики. Другие ученые видели в нем фигуру не историческую, а мифическую. Так, А. И. Буслаев отождествляет его со змеем, по новгородскому преданию засевшим в Волхове и преградившим речной путь; от этого змея и река будто бы названа Волховом, а до этого она называлась Мутной (Историч. оч., I, стр. 8; Народн. поэзия, стр. 32—35, 268). Орест Миллер видит в Волхе одновременно и исторического Олега и индоевропейское божество; он сопоставляет его с Индрой. Волх рассматривается как божество охоты (Илья Муром., стр. 188 и сл). Некоторые искали происхождение образа Вольги на Западе. Веселовский сближает его с германским Ортнитом на том основании, что Ортнит — сверхъестественного происхождения и тайно проникает в город, где находится его невеста,
566
хотя Вольга ни к какой невесте не проникает (Мелкие заметки к былинам, XV. — «Журн. мин. нар. просв.», 1890, III, стр. 24—26). И. Н. Жданов возводит образ Волха к новгородскому апокрифическому сказанию о Симоне-волхве. «Сравнение новгородского сказания с апок<