6. “Над синевою подмосковных рощ…”
Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь.
Бредут слепцы калужскою дорогой, –
Калужской – песенной – прекрасной, и она
Смывает и смывает имена
Смиренных странников, во тьме поющих Бога.
И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, —
Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
Троицын день 1916
7. “Над синевою подмосковных рощ…”
Семь холмов – как семь колоколов!
На семи колоколах – колокольни.
Всех счетом – сорок сороков.
Колокольное семихолмие!
В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом – пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.
И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.
Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!
8 июля 1916. Казанская
8. “Москва! – Какой огромный…”
– Москва! – Какой огромный
Странноприимный дом!
Всяк на Руси – бездомный.
Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,
За голенищем нож.
Издалека-далече
Ты все же позовешь.
На каторжные клейма,
На всякую болесть —
Младенец Пантелеймон
У нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,
Куда народ валит, —
Там Иверское сердце
Червонное горит.
И льется аллилуйя
На смуглые поля.
Я в грудь тебя целую,
Московская земля!
8 июля 1916. Казанская
9. “Красною кистью…”
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
|
|
Я родилась.
Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.
Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916
“Говорила мне бабка лютая…”
Говорила мне бабка лютая,
Коромыслом от злости гнутая:
– Не дремить тебе в люльке дитятка,
Не белить тебе пряжи вытканной, —
Царевать тебе – под заборами!
Целовать тебе, внучка, – ворона.
Ровно облако побелела я:
Вынимайте рубашку белую,
Жеребка не гоните черного,
Не поите попа соборного,
Вы кладите меня под яблоней,
Без моления, да без ладана.
Поясной поклон, благодарствие
За совет да за милость царскую,
За карманы твои порожние
Да за песни твои острожные,
За позор пополам со смутою, —
За любовь за твою за лютую.
Как ударит соборный колокол —
Сволокут меня черти волоком,
Я за чаркой, с тобою роспитой,
Говорила, скажу и Господу, —
Что любила тебя, мальчоночка,
Пуще славы и пуще солнышка.
1 апреля 1916
“Да с этой львиною…”
Да с этой львиною
Златою россыпью,
Да с этим поясом,
Да с этой поступью, —
Как не бежать за ним
По белу по свету —
За этим поясом,
За этим посвистом!
Иду по улице —
Народ сторонится.
Как от разбойницы,
Как от покойницы.
Уж знают все, каким
Молюсь угодникам
Да по зелененьким,
Да по часовенкам.
Моя, подруженьки,
Моя, моя вина.
Из голубого льна
Не тките савана.
На вечный сон за то,
Что не спала одна —
Под дикой яблоней
Ложусь без ладана.
2 апреля 1916
Вербная Суббота
“Веселись, душа, пей и ешь…”
Веселись, душа, пей и ешь!
А настанет срок —
Положите меня промеж
|
|
Четырех дорог.
Там где в о поле, во пустом
Воронье да волк,
Становись надо мной крестом,
Раздорожный столб!
Не чуралася я в ночи
Окаянных мест.
Высоко надо мной торчи,
Безымянный крест.
Не один из вас, други, мной
Был и сыт и пьян.
С головою меня укрой,
Полевой бурьян!
Не запаливайте свечу
Во церковной мгле.
Вечной памяти не хочу
На родной земле.
4 апреля 1916
“Братья, один нам путь прямохожий…”
Братья, один нам путь прямохожий
Под небом тянется.
................я тоже
Бедная странница...
Вы не выспрашивайте, на спросы
Я не ответчица.
Только и памятлив, что на песни
Рот мой улыбчивый.
Перекреститесь, родные, если
Что и попритчилось.
5 апреля 1916
“Всюду бегут дороги…”
Всюду бегут дороги,
По лесу, по пустыне,
В ранний и поздний час.
Люди по ним ходят,
Ходят по ним дроги,
В ранний и поздний час.
Топчут песок и глину
Страннические ноги,
Топчут кремень и грязь...
Кто на ветру – убогий?
Всяк на большой дороге —
Переодетый князь!
Треплются их отрепья
Всюду, где небо – сине,
Всюду, где Бог – судья.
Сталкивает их цепи,
Смешивает отрепья
Парная колея.
Так по земной пустыне,
Кинув земную пажить
И сторонясь жилья,
Нищенствуют и княжат —
Каторжные княгини,
Каторжные князья.
Вот и сошлись дороги,
Вот мы и сшиблись клином.
Темен, ох, темен час.
Это не я с тобою, —
Это беда с бедою
Каторжная – сошлась.
Что же! Целуй в губы,
Коли тебя, любый,
Бог от меня не спас.
Всех по одной дороге
Поволокут дроги —
В ранний ли, поздний час.
|
|
5 апреля 1916
“Люди на душу мою льстятся…”
Люди на душу мою льстятся,
Нежных имен у меня – святцы,
А восприемников за душой
Цельный, поди, монастырь мужской!
Уж и священники эти льстивы!
Каждый-то день у меня крестины!
Этот – орленком, щегленком – тот,
Всяк по-иному меня зовет.
У тяжелейшей из всех преступниц —
Сколько заступников и заступниц!
Лягут со мною на вечный сон
Нежные святцы моих имен.
Звали – равн о, называли – разно,
Все называли, никто не н а звал.
6 апреля 1916
“Коли милым назову – не соскучишься…”
Коли милым назову – не соскучишься!
Богородицей – слыву – Троеручицей:
Одной – крепости крушу, друга – тамотка,
Третьей по морю пишу – рыбам грамотку.
А немилый кто взойдет да придвинется,
Подивится весь народ, что за схимница!
Филин ухнет, черный кот ощетинится.
Будешь помнить цельный год – чернокнижницу!
Черт: ползком не продерусь! – а мне едется!
Хочешь, с зеркальцем пройдусь – в гололедицу?
Ради барских твоих нужд – хошь в метельщицы!
Только в мамки – не гожусь – в колыбельщицы!
Коль похожа на жену – где повойник мой?
Коль похожа на вдову – где покойник мой?
Коли суженого жду – где бессонница?
Царь-Девицею живу – беззаконницей!
6 апреля 1916
Бессонница
1. “Обвела мне глаза кольцом…”
Обвела мне глаза кольцом
Теневым – бессонница.
Оплела мне глаза бессонница
Теневым венцом.
То-то же! По ночам
Не молись – идолам!
Я твою тайну выдала,
Идолопоклонница.
Мало – тебе – дня,
Солнечного огня!
Пару моих колец
Носи, бледноликая!
Кликала – и накликала
Теневой венец.
Мало – меня – звала?
Мало – со мной – спала?
Ляжешь, легка лицом.
Люди поклонятся.
Буду тебе чтецом
Я, бессонница:
– Спи, успокоена,
Спи, удостоена,
Спи, увенчана,
Женщина.
Чтобы – спалось – легче,
Буду – тебе – певчим:
– Спи, подруженька
Неугомонная!
Спи, жемчужинка,
Спи, бессонная.
И кому ни писали писем,
И кому с тобой ни клялись мы...
Спи себе.
Вот и разлучены
Неразлучные.
Вот и выпущены из рук
Твои рученьки.
Вот ты и отмучилась,
Милая мученица.
Сон – свят,
Все – спят.
Венец-снят.
8 апреля 1916
2. “Руки люблю…”
Руки люблю
Целовать, и люблю
Имена раздавать,
И еще – раскрывать
Двери!
– Настежь – в темную ночь!
Голову сжав,
Слушать, как тяжкий шаг
Где-то легчает,
Как ветер качает
Сонный, бессонный
Лес.
Ах, ночь!
Где-то бегут ключи,
Ко сну – клонит.
Сплю почти.
Где-то в ночи
Человек тонет.
27 мая 1916
3. “В огромном городе моем – ночь…”
В огромном городе моем – ночь.
Из дома сонного иду – прочь.
И люди думают: жена, дочь, —
А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет – путь,
И где-то музыка в окне – чуть.
Ах, нынче ветру до зари – дуть
Сквозь стенки тонкие груди – в грудь.
Есть черный тополь, и в окне – свет,
И звон на башне, и в руке – цвет,
И шаг вот этот – никому – вслед,
И тень вот эта, а меня – нет.
Огни – как нити золотых бус,
Ночного листика во рту – вкус.
Освободите от дневных уз,
Друзья, поймите, что я вам – снюсь.
17 июля 1916
Москва
4. “После бессонной ночи слабеет тело…”
После бессонной ночи слабеет тело,
Милым становится и не своим, – ничьим.
В медленных жилах еще занывают стрелы —
И улыбаешься людям, как серафим.
После бессонной ночи слабеют руки
И глубоко равнодушен и враг и друг.
Целая радуга – в каждом случайном звуке,
И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.
Нежно светлеют губы, и тень золоче
Возле запавших глаз. Это ночь зажгла
Этот светлейший лик, – и от темной ночи
Только одно темнеет у нас – глаза.
19 июля 1916
5. “Нынче я гость небесный…”
Нынче я гость небесный
В стране твоей.
Я видела бессонницу леса
И сон полей.
Где-то в ночи подковы
Взрывали траву.
Тяжко вздохнула корова
В сонном хлеву.
Расскажу тебе с грустью,
С нежностью всей,
Про сторожа-гуся
И спящих гусей.
Руки тонули в песьей шерсти,
Пес был – сед.
Потом, к шести,
Начался рассвет.
20 июля 1916
6. “Сегодня ночью я одна в ночи…”
Сегодня ночью я одна в ночи —
Бессонная, бездомная черница! —
Сегодня ночью у меня ключи
От всех ворот единственной столицы!
Бессонница меня толкнула в путь.
– О, как же ты прекрасен, тусклый Кремль
мой! —
Сегодня ночью я целую в грудь
Всю круглую воюющую землю!
Вздымаются не волосы – а мех,
И душный ветер прямо в душу дует.
Сегодня ночью я жалею всех, —
Кого жалеют и кого целуют.
1 августа 1916
7. “Нежно-нежно, тонко-тонко…”
Нежно-нежно, тонко-тонко
Что-то свистнуло в сосне.
Черноглазого ребенка
Я увидела во сне.
Так у сосенки у красной
Каплет жаркая смола.
Так в ночи моей прекрасной
Ходит п о сердцу пила.
8 августа 1916
8. “Черная, как зрачок, как зрачок, сосущая…”
Черная, как зрачок, как зрачок, сосущая
Свет – люблю тебя, зоркая ночь.
Голосу дай мне воспеть тебя, о праматерь
Песен, в чьей длани узда четырех ветров.
Клича тебя, славословя тебя, я только
Раковина, где еще не умолк океан.
Ночь! Я уже нагляделась в зрачки человека!
Испепели меня, черное солнце – ночь!
9 августа 1916
9. “Кто спит по ночам? Никто не спит…”
Кто спит по ночам? Никто не спит!
Ребенок в люльке своей кричит,
Старик над смертью своей сидит,
Кто молод – с милою говорит,
Ей в губы дышит, в глаза глядит.
Заснешь – проснешься ли здесь опять?
Успеем, успеем, успеем спать!
А зоркий сторож из дома в дом
Проходит с розовым фонарем,
И дробным рокотом над подушкой
Рокочет ярая колотушка:
Не спи! крепись! говорю добром!
А то – вечный сон! а то – вечный дом!
12 декабря 1916
10. “Вот опять окно…”
Вот опять окно,
Где опять не спят.
Может – пьют вино,
Может – так сидят.
Или просто – рук
Не разнимут двое.
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Крик разлук и встреч —
Ты, окно в ночи!
Может – сотни свеч,
Может – три свечи...
Нет и нет уму
Моему – покоя.
И в моем дому
Завелось такое.
Помолись, дружок, за бессонный дом,
За окно с огнем!
23 декабря 1916
11. “Бессонница! Друг мой…”
Бессонница! Друг мой!
Опять твою руку
С протянутым кубком
Встречаю в беззвучно —
Звенящей ночи.
– Прельстись!
Пригубь!
Не в высь,
А в глубь —
Веду...
Губами приголубь!
Голубка! Друг!
Пригубь!
Прельстись!
Испей!
От всех страстей —
Устой,
От всех вестей —
Покой.
– Подруга! —
Удостой.
Раздвинь уста!
Всей негой уст
Резного кубка край
Возьми —
Втяни,
Глотни:
– Не будь! —
О друг! Не обессудь!
Прельстись!
Испей!
Из всех страстей —
Страстнейшая, из всех смертей —
Нежнейшая... Из двух горстей
Моих – прельстись! – испей!
Мир б е з вести пропал. В нигде —
Затопленные берега...
– Пей, ласточка моя! На дне
Растопленные жемчуга...
Ты море пьешь,
Ты зори пьешь.
С каким любовником кутеж
С моим
– Дитя —
Сравним?
А если спросят (научу!),
Что, дескать, щечки не свежи, —
С Бессонницей кучу, скажи,
С Бессонницей кучу...
Май 1921
Стихи к Блоку
1. “Имя твое – птица в руке…”
Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке,
Одно единственное движенье губ,
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,
Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.
Имя твое – ах, нельзя! —
Имя твое – поцелуй в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое – поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток...
С именем твоим – сон глубок.
15 апреля 1916
2. “Нежный призрак…”
Нежный призрак,
Рыцарь без укоризны,
Кем ты призван
В мою молодую жизнь?
Во мгле сизой
Стоишь, ризой
Снеговой одет.
То не ветер
Гонит меня по городу,
Ох, уж третий
Вечер я чую ворога.
Голубоглазый
Меня сглазил
Снеговой певец.
Снежный лебедь
Мне п о д ноги перья стелет.
Перья реют
И медленно никнут в снег.
Так по перьям,
Иду к двери,
За которой – смерть.
Он поет мне
За синими окнами,
Он поет мне
Бубенцами далекими,
Длинным криком,
Лебединым кликом —
Зовет.
Милый призрак!
Я знаю, что все мне снится.
Сделай милость:
Аминь, аминь, рассыпься!
Аминь.
1 мая 1916
3. “Ты проходишь на Запад Солнца…”
Ты проходишь на Запад Солнца,
Ты увидишь вечерний свет,
Ты проходишь на Запад Солнца,
И метель заметает след.
Мимо окон моих – бесстрастный —
Ты пройдешь в снеговой тиши,
Божий праведник мой прекрасный,
Свете тихий моей души.
Я на душу твою – не зарюсь!
Нерушима твоя стезя.
В руку, бледную от лобзаний,
Не вобью своего гвоздя.
И по имени не окликну,
И руками не потянусь.
Восковому святому лику
Только издали поклонюсь.
И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег,
И во имя твое святое,
Поцелую вечерний снег. —
Там, где поступью величавой
Ты прошел в гробовой тиши,
Свете тихий – святыя славы —
Вседержитель моей души.
2 мая 1916
4. “Зверю – берлога…”
Зверю – берлога,
Страннику – дорога,
Мертвому – дроги.
Каждому – свое.
Женщине – лукавить,
Царю – править,
Мне – славить
Имя твое.
2 мая 1916
5. “У меня в Москве – купола горят…”
У меня в Москве – купола горят!
У меня в Москве – колокола звонят!
И гробницы в ряд у меня стоят, —
В них царицы спят, и цари.
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Легче дышится – чем на всей земле!
И не знаешь ты, что зарей в Кремле
Я молюсь тебе – до зари!
И проходишь ты над своей Невой
О ту пору, как над рекой-Москвой
Я стою с опущенной головой,
И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю —
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари...
Но моя река – да с твоей рекой,
Но моя рука – да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря – зари.
7 мая 1916
6. “Думали – человек…”
Думали – человек!
И умереть заставили.
Умер теперь, навек.
– Плачьте о мертвом ангеле!
Он на закате дня
Пел красоту вечернюю.
Три восковых огня
Треплются, лицемерные.
Шли от него лучи —
Жаркие струны по снегу!
Три восковых свечи —
Солнцу-то! Светоносному!
О поглядите, как
Веки ввалились темные!
О поглядите, как
Крылья его поломаны!
Черный читает чтец,
Крестятся руки праздные...
– Мертвый лежит певец
И воскресенье празднует.
9 мая 1916
7. “Должно быть – за той рощей…”
Должно быть – за той рощей
Деревня, где я жила,
Должно быть – любовь проще
И легче, чем я ждала.
– Эй, идолы, чтоб вы сдохли! —
Привстал и занес кнут,
И окрику вслед – о хлест,
И вновь бубенцы поют.
Над валким и жалким хлебом
За жердью встает – жердь.
И проволока под небом
Поет и поет смерть.
13 мая 1916
8. “И тучи оводов вокруг равнодушных кляч…”
И тучи оводов вокруг равнодушных кляч,
И ветром вздутый калужский родной кумач,
И посвист перепелов, и большое небо,
И волны колоколов над волнами хлеба,
И толк о немце, доколе не надоест,
И желтый-желтый – за синею рощей —
крест,
И сладкий жар, и такое на всем сиянье,
И имя твое, звучащее словно: ангел.
18 мая 1916
9. “Как слабый луч сквозь черный морок адов…”
Как слабый луч сквозь черный морок адов —
Так голос твой под рокот рвущихся снарядов.
И вот в громах, как некий серафим,
Оповещает голосом глухим, —
Откуда-то из древних утр туманных —
Как нас любил, слепых и безымянных,
За синий плащ, за вероломства – грех...
И как нежнее всех – ту, глубже всех
В ночь канувшую – на дела лихие!
И как не разлюбил тебя, Россия.
И вдоль виска – потерянным перстом
Все водит, водит... И еще о том,
Какие дни нас ждут, как Бог обманет,
Как станешь солнце звать – и как не
встанет...
Так, узником с собой наедине
(Или ребенок говорит во сне?),
Предстало нам – всей площади широкой! —
Святое сердце Александра Блока.
9 мая 1920
10. “Вот он – гляди – уставший от чужбин…”
Вот он – гляди – уставший от чужбин,
Вождь без дружин.
Вот – горстью пьет из горной быстрины —
Князь без страны.
Там всё ему: и княжество, и рать,
И хлеб, и мать.
Красно твое наследие, – владей,
Друг без друзей!
15 августа 1921
11. “Останешься нам иноком…”
Останешься нам иноком:
Хорошеньким, любименьким,
Требником рукописным,
Ларчиком кипарисным.
Всем – до единой – женщинам,
Им, ласточкам, нам, венчанным,
Нам, злату, тем, сединам,
Всем – до единой – сыном
Останешься, всем – первенцем,
Покинувшим, отвергнувшим,
Посохом нашим странным,
Странником нашим ранним.
Всем нам с короткой надписью
Крест на Смоленском кладбище
Искать, всем никнуть в черед,
Всем,........., не верить.
Всем – сыном, всем – наследником,
Всем – первеньким, последненьким.
15 августа 1921
12. “Други его – не тревожьте его…”
Други его – не тревожьте его!
Слуги его – не тревожьте его!
Было так ясно на лике его:
Царство мое не от мира сего.
Вещие вьюги кружили вдоль жил,
Плечи сутулые гнулись от крыл,
В певчую прорезь, в запекшийся пыл —
Лебедем душу свою упустил!
Падай же, падай же, тяжкая медь!
Крылья изведали право: лететь!
Губы, кричавшие слово: ответь! —
Знают, что этого нет – умереть!
Зори пьет, море пьет – в полную сыть
Бражничает. – Панихид не служить!
У навсегда повелевшего: быть! —
Хлеба достанет его накормить!
15 августа 1921
13. “А над равниной…”
А над равниной —
Крик лебединый.
Матерь, ужель не узнала сына?
Это с заоблачной – он – версты,
Это последнее – он – прости.
А над равниной —
Вещая вьюга.
Дева, ужель не узнала друга?
Рваные ризы, крыло в крови...
Это последнее он: – Живи!
Над окаянной —
Взлет осиянный.
Праведник душу урвал – осанна!
Каторжник койку-обрел-теплынь.
Пасынок к матери в дом. – Аминь.
Между 15 и 25 августа 1921
14. “Не проломанное ребро…”
Не проломанное ребро —
Переломленное крыло.
Не расстрельщиками навылет
Грудь простреленная. Не вынуть
Этой пули. Не чинят крыл.
Изуродованный ходил.
Цепок, цепок венец из терний!
Что усопшему – трепет черни,
Женской лести лебяжий пух...
Проходил, одинок и глух,
Замораживая закаты
Пустотою безглазых статуй.
Лишь одно еще в нем жило:
Переломленное крыло.
Между 15 и 25 августа 1921
15. “Без зова, без слова…”
Без зова, без слова, —
Как кровельщик падает с крыш.
А может быть, снова
Пришел, – в колыбели лежишь?
Горишь и не меркнешь,
Светильник немногих недель...
Какая из смертных
Качает твою колыбель?
Блаженная тяжесть!
Пророческий певчий камыш!
О, кто мне расскажет,
В какой колыбели лежишь?
“Покамест не продан!”
Лишь с ревностью этой в уме
Великим обходом
Пойду по российской земле.
Полночные страны
Пройду из конца и в конец.
Где рот-его-рана,
Очей синеватый свинец?
Схватить его! Крепче!
Любить и любить его лишь!
О, кто мне нашепчет,
В какой колыбели лежишь?
Жемчужные зерна,
Кисейная сонная сень.
Не лавром, а терном —
Чепца острозубая тень.
Не полог, а птица
Раскрыла два белых крыла!