Генералам двенадцатого года 5 глава




– И снова родиться,

Чтоб снова метель замела?!

 

Рвануть его! Выше!

Держать! Не отдать его лишь!

О, кто мне надышит,

В какой колыбели лежишь?

 

А может быть, ложен

Мой подвиг, и даром – труды.

Как в землю положен,

Быть может, – проспишь до трубы.

 

Огромную впалость

Висков твоих – вижу опять.

Такую усталость —

Ее и трубой не поднять!

 

Державная пажить,

Надежная, ржавая тишь.

Мне сторож покажет,

В какой колыбели лежишь.

 

22 ноября 1921

 

16. “Как сонный, как пьяный…”

 

Как сонный, как пьяный,

Врасплох, не готовясь.

Височные ямы:

Бессонная совесть.

 

Пустые глазницы:

Мертво и светло.

Сновидца, всевидца

Пустое стекло.

 

Не ты ли

Ее шелестящей хламиды

Не вынес —

Обратным ущельем Аида?

 

Не эта ль,

Серебряным звоном полна,

Вдоль сонного Гебра

Плыла голова?

 

25 ноября 1921

 

17. “Так, Господи! И мой обол…”

 

Так, Господи! И мой обол

Прими на утвержденье храма.

Не свой любовный произвол

Пою – своей отчизны рану.

 

Не скаредника ржавый ларь —

Гранит, коленами протертый.

Всем отданы герой и царь,

Всем – праведник – певец – и мертвый.

 

Днепром разламывая лед,

Гроб о вым не смущаясь тесом,

Русь – Пасхою к тебе плывет,

Разливом тысячеголосым.

 

Так, сердце, плачь и славословь!

Пусть вопль твой – тысяча который? —

Ревнует смертная любовь.

Другая – радуется хору.

 

2 декабря 1921

 

 

“То-то в зеркальце – чуть брезжит…”

 

То-то в зеркальце – чуть брезжит —

Всё гляделась:

Хорошо ли для приезжих

Разоделась.

 

По сережкам да по бусам

Стосковалась.

То-то с купчиком безусым

Целовалась.

 

Целовалась, обнималась —

Не стыдилась!

Всяк тебе: “Прости за малость!”

– “Сделай милость!”

 

Укатила в половодье

На три ночи.

Желтоглазое отродье!

Ум сорочий!

 

А на третью – взвыла Волга,

Ходит грозно.

Оступиться, что ли, долго

С перевозу?

 

Вот тебе и мех бобровый,

Шелк турецкий!

Вот тебе и чернобровый

Сын купецкий!

 

Не купецкому же сыну

Плакать даром!

Укатил себе за винным

За товаром!

 

Бурлаки над нею, спящей,

Тянут барку. —

За помин души гулящей

Выпьем чарку.

 

20 апреля 1916

 

“В оны дни ты мне была, как мать…”

 

В оны дни ты мне была, как мать,

Я в ночи тебя могла позвать,

Свет горячечный, свет бессонный,

Свет очей моих в ночи оны.

 

Благодатная, вспомяни,

Незакатные оны дни,

Материнские и дочерние,

Незакатные, невечерние.

 

Не смущать тебя пришла, прощай,

Только платья поцелую край,

Да взгляну тебе очами в очи,

Зацелованные в оны ночи.

 

Будет день – умру – и день – умрешь,

Будет день – пойму – и день – поймешь...

И вернется нам в день прощеный

Невозвратное время оно.

 

26 апреля 1916

 

“Я пришла к тебе черной полночью…”

 

Я пришла к тебе черной полночью,

За последней помощью.

Я – бродяга, родства не помнящий,

Корабль тонущий.

 

В слободах моих – междуцарствие,

Чернецы коварствуют.

Всяк рядится в одежды царские,

Псари царствуют.

 

Кто земель моих не оспаривал,

Сторожей не спаивал?

Кто в ночи не варил – варева,

Не жег – зарева?

 

Самозванцами, псами хищными,

Я до тла расхищена.

У палат твоих, царь истинный,

Стою – нищая!

 

27 апреля 1916

 

“Продаю! Продаю! Продаю…”

 

Продаю! Продаю! Продаю!

Поспешайте, господа хорошие!

Золотой товар продаю,

Чистый товар, не ношенный,

Не сквозной, не крашенный, —

Не запрашиваю!

 

Мой товар – на всякий лад, на всякий вкус.

Держись, коробейники! —

Не дорожусь! не дорожусь! не дорожусь!

Во что оц е ните.

Носи – не сносишь!

Бросай – не сбросишь!

 

Эй, товары хороши-то хороши!

Эй, выкладывайте красные гроши!

Да молитесь за помин моей души!

 

28 апреля 1916

 

“Много тобой пройдено…”

 

Много тобой пройдено

Русских дорог глухих.

Ныне же вся родина

Причащается тайн твоих.

 

Все мы твои причастники,

Смилуйся, допусти! —

Кровью своей причастны мы

Крестному твоему пути.

 

Чаша сия – полная,

– Причастимся Св<ятых> даров! —

Слезы сии солоны,

– Причастимся Св<ятых> даров! —

 

Тянут к тебе матери

Кровную кровь свою.

Я же – слепец на паперти —

Имя твое пою.

 

2 мая 1916

 

Ахматовой

 

1. “О, Муза плача, прекраснейшая из муз…”

 

О, Муза плача, прекраснейшая из муз!

О ты, шальное исчадие ночи белой!

Ты черную насылаешь метель на Русь,

И вопли твои вонзаются в нас, как стрелы.

 

И мы шарахаемся и глухое: ох! —

Стотысячное – тебе присягает: Анна

Ахматова! Это имя – огромный вздох,

И в глубь он падает, которая безымянна.

 

Мы коронованы тем, что одну с тобой

Мы землю топчем, что небо над нами – то же!

И тот, кто ранен смертельной твоей судьбой,

Уже бессмертным на смертное сходит ложе.

 

В певучем граде моем купола горят,

И Спаса светлого славит слепец бродячий...

И я дарю тебе свой колокольный град,

– Ахматова! – и сердце свое в придачу.

 

19 июня 1916

 

2. “Охватила голову и стою…”

 

Охватила голову и стою,

– Что людские козни! —

Охватила голову и пою

На заре на поздней.

 

Ах, неистовая меня волна

Подняла на гребень!

Я тебя пою, что у нас – одна,

Как луна на небе!

 

Что, на сердце в о роном налетев,

В облака вонзилась.

Горбоносую, чей смертелен гнев

И смертельна – милость.

 

Что и над червонным моим Кремлем

Свою ночь простерла,

Что певучей негою, как ремнем,

Мне стянула горло.

 

Ах, я счастлива! Никогда заря

Не сгорала чище.

Ах, я счастлива, что тебя даря,

Удаляюсь – нищей,

 

Что тебя, чей голос – о глубь, о мгла! —

Мне дыханье сузил,

Я впервые именем назвала

Царскосельской Музы.

 

22 июня 1916

 

3. “Еще один огромный взмах…”

 

Еще один огромный взмах —

И спят ресницы.

О, тело милое! О, прах

Легчайшей птицы!

 

Что делала в тумане дней?

Ждала и пела...

Так много вздоха было в ней,

Так мало – тела.

 

Не человечески мила

Ее дремота.

От ангела и от орла

В ней было что-то.

 

И спит, а хор ее манит

В сады Эдема.

Как будто песнями не сыт

Уснувший демон!

 

Часы, года, века. – Ни нас,

Ни наших комнат.

И памятник, накоренясь,

Уже не помнит.

 

Давно бездействует метла,

И никнут льстиво

Над Музой Царского Села

Кресты крапивы.

 

23 июня 1916

 

4. “Имя ребенка – Лев…”

 

Имя ребенка – Лев,

Матери – Анна.

В имени его – гнев,

В материнском – тишь.

Волосом он рыж

– Голова тюльпана! —

Что ж, осанна

Маленькому царю.

 

Дай ему Бог – вздох

И улыбку матери,

Взгляд – искателя

Жемчугов.

Бог, внимательней

За ним присматривай:

Царский сын – гадательней

Остальных сынов.

 

Рыжий львеныш

С глазами зелеными,

Страшное наследье тебе нести!

 

Северный Океан и Южный

И нить жемчужных

Черных четок – в твоей горсти!

 

24 июня 1916

 

5. “Сколько спутников и друзей…”

 

Сколько спутников и друзей!

Ты никому не вторишь.

Правят юностью нежной сей —

Гордость и горечь.

 

Помнишь бешеный день в порту,

Южных ветров угрозы,

Рев Каспия – и во рту

Крылышко розы.

 

Как цыганка тебе дала

Камень в резной оправе,

Как цыганка тебе врала

Что-то о славе...

 

И – выс о ко у парусов —

Отрока в синей блузе.

Гром моря и грозный зов

Раненой Музы.

 

25 июня 1916

 

6. “Не отстать тебе! Я – острожник…”

 

Не отстать тебе! Я – острожник,

Ты – конвойный. Судьба одна.

И одна в пустоте порожней

Подорожная нам дана.

 

Уж и нрав у меня спокойный!

Уж и очи мои ясны!

Отпусти-ка меня, конвойный,

Прогуляться до той сосны!

 

26 июня 1916

 

7. “Ты, срывающая покров…”

 

Ты, срывающая покров

С катафалков и с колыбелей,

Разъярительница ветров,

Насылательница метелей,

 

Лихорадок, стихов и войн,

– Чернокнижница! – Крепостница! —

Я заслышала грозный вой

Львов, вещающих колесницу.

 

Слышу страстные голоса —

И один, что молчит упорно.

Вижу красные паруса —

И один – между ними – черный.

 

Океаном ли правишь путь,

Или воздухом – всею грудью

Жду, как солнцу, подставив грудь

Смертоносному правосудью.

 

26 июня 1916

 

8. “На базаре кричал народ…”

 

На базаре кричал народ,

Пар вылетал из булочной.

Я запомнила алый рот

Узколицей певицы уличной.

 

В темном – с цветиками – платке,

– Милости удостоиться

Ты, потупленная, в толпе

Богомолок у Сергий-Троицы,

 

Помолись за меня, краса

Грустная и бесовская,

Как поставят тебя леса

Богородицей хлыстовскою

 

27 июня 1916

 

9. “Златоустой Анне – всея Руси…”

 

Златоустой Анне – всея Руси

Искупительному глаголу, —

Ветер, голос мой донеси

И вот этот мой вздох тяжелый.

 

Расскажи, сгорающий небосклон,

Про глаза, что черны от боли,

И про тихий земной поклон

Посреди золотого поля.

 

Ты в грозовой выси

Обретенный вновь!

Ты! – Безымянный!

Донеси любовь мою

Златоустой Анне – всея Руси!

 

27 июня 1916

 

10. “У тонкой проволоки над волной овсов…”

 

У тонкой проволоки над волной овсов

Сегодня голос – как тысяча голосов!

 

И бубенцы проезжие – свят, свят, свят —

Не тем же ль голосом, Господи, говорят.

 

Стою и слушаю и растираю колос,

И темным куполом меня замыкает – голос.

 

Не этих ивовых плавающих ветвей

Касаюсь истово, – а руки твоей.

 

Для всех, в томленьи славящих твой подъезд, —

Земная женщина, мне же – небесный крест!

 

Тебе одной ночами кладу поклоны,

И все твоими очами глядят иконы!

 

1 июля 1916

 

11. “Ты солнце в выси мне застишь…”

 

Ты солнце в выси мне застишь,

Все звезды в твоей горсти!

Ах, если бы – двери настежь! —

Как ветер к тебе войти!

 

И залепетать, и вспыхнуть,

И круто потупить взгляд,

И, всхлипывая, затихнуть,

Как в детстве, когда простят.

 

2 июля 1916

 

12. “Руки даны мне – протягивать каждому обе…”

 

Руки даны мне – протягивать каждому обе,

Не удержать ни одной, губы – давать имена,

Очи – не видеть, высокие брови над ними —

Нежно дивиться любви и – нежней – нелюбви.

 

А этот колокол там, что кремлевских тяжеле,

Безостановочно ходит и ходит в груди, —

Это – кто знает? – не знаю, – быть может, – должно

быть —

Мне загоститься не дать на российской земле!

 

2 июля 1916

 

<13>. “А что если кудри в плат…”

 

А что если кудри в плат

Упрячу – что вьются валом,

И в синий вечерний хлад

Побреду себе........

 

– Куда это держишь путь,

Красавица – аль в обитель?

– Нет, милый, хочу взглянуть

На царицу, на царевича, на Питер.

 

– Ну, дай тебе Бог! – Тебе! —

Стоим опустив ресницы.

– Поклон от меня Неве,

Коль запомнишь, да царевичу с царицей.

 

...И вот меж крылец – крыльцо

Горит заревою пылью,

И вот – промеж лиц – лицо

Горбоносое и волосы как крылья.

 

На лестницу нам нельзя, —

Следы по ступенькам лягут.

И снизу – глаза в глаза:

– Не потребуется ли, барынька, ягод?

 

28 июня 1916

 

 

“Белое солнце и низкие, низкие тучи…”

 

Белое солнце и низкие, низкие тучи,

Вдоль огородов – за белой стеною – погост.

И на песке вереница соломенных чучел

Под перекладинами в человеческий рост.

 

И, перевесившись через заборные колья,

Вижу: дороги, деревья, солдаты вразброд...

Старая баба – посыпанный крупною солью

Черный лом о ть у калитки жует и жует.

 

Чем прогневили тебя эти серые хаты,

Господи! – и для чего стольким простреливать грудь?

Поезд прошел и завыл, и завыли солдаты,

И запылил, запылил отступающий путь...

 

Нет, умереть! Никогда не родиться бы лучше,

Чем этот жалобный, жалостный, каторжный вой

О чернобровых красавицах. – Ох, и поют же

Нынче солдаты! О, Господи Боже ты мой!

 

3 июля 1916

 

“Вдруг вошла…”

 

Вдруг вошла

Черной и стройной тенью

В дверь дилижанса.

Ночь

Ринулась вслед.

 

Черный плащ

И черный цилиндр с вуалью.

Через руку

В крупную клетку – плед.

Если не хочешь муку

Принять, – спи, сосед.

 

Шаг лунатик. Лик

Узок и ярок.

Горячи

Глаз черные дыры.

 

Скользнул на колени

Платок нашейный,

И вонзились

Острия локтей – в острия колен.

 

В фонаре

Чахлый чадит огарок.

Дилижанс – корабль,

Дилижанс – корабль.

Лес

Ломится в окна.

Скоро рассвет.

 

Если не хочешь муку

Принять – спи, сосед!

 

23 июля 1916

 

“Искательница приключений…”

 

Искательница приключений,

Искатель подвигов – опять

Нам волей роковых стечений

Друг друга суждено узнать.

 

Но между нами – океан,

И весь твой лондонский туман,

И розы свадебного пира,

И доблестный британский лев,

И пятой заповеди гнев, —

И эта ветреная лира!

 

Мне и тогда на земле

Не было места!

Мне и тогда на земле

Всюду был дом.

А Вас ждала прелестная невеста

В поместье родовом.

 

По ночам, в дилижансе, —

И за бокалом Асти,

Я слагала Вам стансы

О прекрасной страсти.

 

Гнал веттурино,

Пиньи клонились: Salve![27]

Звали меня – Коринной,

Вас – Освальдом.

 

24 июля 1916

 

Даниил

 

1. “Села я на подоконник, ноги свесив…”

 

Села я на подоконник, ноги свесив.

Он тогда спросил тихонечко: Кто здесь?

– Это я пришла. – Зачем? – Сама не знаю.

– Время позднее, дитя, а ты не спишь.

 

Я луну увидела на небе,

Я луну увидела и луч.

Упирался он в твое окошко, —

Оттого, должно быть, я пришла...

 

О, зачем тебя назвали Даниилом?

Все мне снится, что тебя терзают львы!

 

26 июля 1916

 

2. “Наездницы, развалины, псалмы…”

 

Наездницы, развалины, псалмы,

И вереском поросшие холмы,

И наши кони смирные бок о бок,

И подбородка львиная черта,

И пасторской одежды чернота,

И синий взгляд, пронзителен и робок.

 

Ты к умирающему едешь в дом,

Сопровождаю я тебя верхом.

(Я девочка, – с тебя никто не спросит!)

Поет рожок меж сосенных стволов...

– Что означает, толкователь снов,

Твоих кудрей довременная проседь?

 

Озерная блеснула синева,

И мельница взметнула рукава,

И, отвернув куда-то взгляд горячий,

Он говорит про бедную вдову...

Что надобно любить Иегову...

И что не надо плакать мне – как плачу...

 

Запахло яблонями и дымком,

– Мы к умирающему едем в дом,

Он говорит, что в мире все нам снится...

Что волосы мои сейчас как шлем...

Что все пройдет... Молчу – и надо всем

Улыбка Даниила-тайновидца.

 

26 июля 1916

 

3. “В полнолунье кони фыркали…”

 

В полнолунье кони фыркали,

К девушкам ходил цыган.

В полнолунье в красной кирке

Сам собою заиграл орган.

 

По лугу металась паства

С воплями: Конец земли!

Утром молодого пастора

У органа – мертвого нашли.

 

На его лице серебряном

Были слезы. Целый день

Притекали данью щедрой

Розы из окрестных деревень.

 

А когда покойник прибыл

В мирный дом своих отцов —

Рыжая девчонка Библию

Запалила с четырех концов.

 

28 июля 1916

 

 

“Не моя печаль, не моя забота…”

 

Не моя печаль, не моя забота,

Как взойдет посев,

То не я хочу, то огромный кто-то:

И ангел и лев.

 

Стерегу в глазах молодых – истому,

Черноту и жар.

Так от сердца к сердцу, от дома к дому

Вздымаю пожар.

 

Разметались кудри, разорван ворот...

Пустота! Полет!

Облака плывут, и горящий город

Подо мной плывет.

 

2 августа 1916

 

“И взглянул, как в первые раза…”

 

И взглянул, как в первые раза

Не глядят.

Черные глаза глотнули взгляд.

 

Вскинула ресницы и стою.

– Что, – светла? —

Не скажу, что выпита до тла.

 

Все до капли поглотил зрачок.

И стою.

И течет твоя душа в мою.

 

7 августа 1916

 

“Бог согнулся от заботы…”

 

Бог согнулся от заботы

И затих.

Вот и улыбнулся, вот и

Много ангелов святых

С лучезарными телами

Сотворил.

Есть с огромными крылами,

А бывают и без крыл.

 

Оттого и плачу много,

Оттого —

Что взлюбила больше Бога

Милых ангелов его.

 

15 августа 1916

 

“Чтоб дойти до уст и ложа…”

 

Чтоб дойти до уст и ложа —

Мимо страшной церкви Божьей

Мне идти.

 

Мимо свадебных карет,

Похоронных дрог.

Ангельский запрет положен

На его порог.

 

Так, в ночи ночей безлунных,

Мимо сторожей чугунных:

Зорких врат —

 

К двери светлой и певучей

Через ладанную тучу

Тороплюсь,

 

Как торопится от века

Мимо Бога – к человеку

Человек.

 

15 августа 1916

 

“Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес…”

 

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,

Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою – как никто другой.

 

Я тебя отвоюю у всех времен, у всех ночей,

У всех золотых знамен, у всех мечей,

Я ключи закину и псов прогоню с крыльца —

Оттого что в земной ночи я вернее пса.

 

Я тебя отвоюю у всех других – у той, одной,

Ты не будешь ничей жених, я – ничьей женой,

И в последнем споре возьму тебя – замолчи! —

У того, с которым Иаков стоял в ночи.

 

Но пока тебе не скрещу на груди персты —

О проклятие! – у тебя остаешься – ты:

Два крыла твои, нацеленные в эфир, —

Оттого что мир – твоя колыбель, и могила – мир!

 

15 августа 1916

 

“И поплыл себе – Моисей в корзине…”

 

И поплыл себе – Моисей в корзине! —

Через белый свет.

Кто же думает о каком-то сыне

В восемнадцать лет!

 

С юной матерью из чужого края

Ты покончил счет,

Не узнав, какая тебе, какая

Красота растет.

 

Раззолоченной роковой актрисе —

Не до тех речей!

А той самой ночи – уже пять тысяч

И пятьсот ночей.

 

И не знаешь ты, и никто не знает,

– Бог один за всех! —

По каким сейчас площадям гуляет

Твой прекрасный грех!

 

26 август 1916

 

“На завитки ресниц…”

 

На завитки ресниц

Невинных и наглых,

На золотой загар

И на крупный рот, —

На весь этот страстный,

Мальчишеский, краткий век

Загляделся один человек

Ночью, в трамвае.

 

Ночь – черна,

И глаза ребенка – черны,

Но глаза человека – черней.

– Ах! – схватить его, крикнуть:

– Идем! Ты мой!

Кровь – моя течет в твоих темных жилах.

Целовать ты будешь и петь,

Как никто на свете!

Насмерть

Женщины залюбят тебя!

 

И шептать над ним, унося его на руках

по большому лесу,

По большому свету,

Все шептать над ним это странное слово: – Сын!

 

29 августа 1916

 

“Соперница, а я к тебе приду…”

 

Соперница, а я к тебе приду

Когда-нибудь, такою ночью лунной,

Когда лягушки воют на пруду

И женщины от жалости безумны.

 

И, умиляясь на биенье век

И на ревнивые твои ресницы,

Скажу тебе, что я – не человек,

А только сон, который только снится.

 

И я скажу: – Утешь меня, утешь,

Мне кто-то в сердце забивает гвозди!

И я скажу тебе, что ветер – свеж,

Что горячи – над головою – звезды...

 

8 сентября 1916

 

“И другу на руку легло…”

 

И другу н а руку легло

Крылатки тонкое крыло.

Что я поистине крылата,

Ты понял, спутник по беде!

Но, ах, не справиться тебе

С моею нежностью проклятой!

 

И, благодарный за тепло,

Целуешь тонкое крыло.

 

А ветер гасит огоньки

И треплет пестрые палатки,

А ветер от твоей руки

Отводит крылышко крылатки...

И дышит: душу не губи!

Крылатых женщин не люби!

 

21 сентября 1916

 

 

Стихотворения 1916 – 1920 гг.

 

“Так, от века здесь, на земле, до века…”

 

Так, от века здесь, на земле, до века,

И опять, и вновь

Суждено невинному человеку —

Воровать любовь.

 

По камням гадать, оступаться в лужи

……………………………………..

Сторожа часами – чужого мужа,

Не свою жену.

 

Счастье впроголодь? у закона в пасти!

Без свечей, печей...

О несчастное городское счастье

Воровских ночей!

 

У чужих ворот – не идут ли следом? —

Поцелуи красть...

– Так растет себе под дождем и снегом

Воровская страсть...

 

29 сентября 1916

 

“И не плача зря…”

 

И не плача зря

Об отце и матери – встать, и с Богом

По большим дорогам

В ночь – без собаки и фонаря.

 

Воровская у ночи пасть:

Стыд поглотит и с Богом тебя разлучит.

А зато научит

Петь и, в глаза улыбаясь, красть.

 

И кого-то звать

Длинным свистом, на перекрестках черных,

И чужих покорных

Жен под деревьями целовать.

 

Наливается поле льдом,

Или колосом – все по дорогам – чудно!

Только в сказке – блудный

Сын возвращается в отчий дом.

 

10 октября 1916

 

Евреям

 

Кто не топтал тебя – и кто не плавил,

О купина неопалимых роз!

Единое, что на земле оставил

Незыблемого по себе Христос:

 

Израиль! Приближается второе

Владычество твое. За все гроши

Вы кровью заплатили нам: Герои!

Предатели! – Пророки! – Торгаши!

 

В любом из вас, – хоть в том, что при огарке

Считает золотые в узелке —

Христос слышнее говорит, чем в Марке,

Матфее, Иоанне и Луке.

 

По всей земле – от края и до края —

Распятие и снятие с креста

С последним из сынов твоих, Израиль,

Воистину мы погребем Христа!

 

13 октября 1916

 

“Целую червонные листья и сонные рты…”

 

Целую червонные листья и сонные рты,

Летящие листья и спящие рты.

– Я в мире иной не искала корысти. —

Спите, спящие рты,

Летите, летящие листья!

 

17 октября 1916



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-05-01 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: