Козетта на стене не могла пошевелиться от страха, не отрывая глаз она смотрела вслед незнакомке.
«Я ее не боюсь, – твердила она себе. – Я совсем не испугалась».
Но не могла унять дрожь. Прошло немало времени, черно‑белая девушка уже давно скрылась из виду, а Козетта осмелилась только обхватить колени руками и пожалела, что сейчас она не на острове, что поблизости нет Серьезного Джона. В памяти всплыли слова Розалинды, произнесенные перед расставанием: ...обещай мне быть осторожной. Постарайся, чтобы тот черный человек тебя не обнаружил.
«Легко было дать слово, – грустно подумала Козетта. – Но сдержать его невозможно».
Надо пойти и как можно скорее отыскать Серьезного Джона, но она никак не могла сдвинуться с места. Козетта до сих пор ощущала на себе голодный взгляд черно‑белой девушки и могла только гадать, сколько еще таких же, как она, было вызвано в этот мир из прошлого.
VII
Рашкин вложил в тебя частицу себя самого.
Изабель не переставала думать над этими словами Джона, пока закрывала дверь студии и спускалась по лестнице, выходившей во внутренний двор здания. Джон во многом был прав, но вряд ли он понимал, насколько противоречивыми были ее чувства к бывшему учителю. Она не смогла бы объяснить их даже самой себе, не то что кому‑то другому. Несмотря на неподдельный страх перед новой встречей с Рашкиным, какая‑то частица самой Изабель не могла относиться к нему с ненавистью.
Неизвестно, кем бы она стала, если б не та случайная встреча несколько лет тому назад у собора Святого Павла. Даже успехами в абстрактном экспрессионизме, к которому она обратилась после пожара, уничтожившего большую часть ее картин, Изабель была обязана знаниям, полученным в студии Рашкина. Техника живописи, отношение к объектам изображения, способность вызывать ньюменов – всё это сохранилось внутри Изабель наряду с некоторой долей любви к старому художнику, ставшему для нее неистребимым наваждением. Он несомненно был чудовищем, но только Рашкин уберег Изабель от участи рядовой посредственности, как в творчестве, так и в личной жизни. Без разожженного им огня она, вероятно, давно оставила бы живопись и работала в какой‑нибудь конторе. Подобная участь постигла слишком многих ее сокурсников, кто мог поручиться, что Изабель не была уготована та же судьба? Рашкин освободил бабочку из кокона, выпустил ее на волю и научил не стремиться к чужому огню, а самой дарить свет окружающим. Как же не испытывать благодарности за всё, что он для нее сделал, за то, чего она достигла?
Изабель распахнула дверь и вышла из помещения в оживленную суматоху двора. Как же объяснить всё это Джону, если она сама не может определиться в своем отношении? Да Джон просто...
На противоположной стороне двора Изабель заметила знакомую фигуру и остановилась в дверях. Похоже было, что она снова вызвала его при помощи своих мыслей, но Изабель знала, что на этот раз причина была в другом. Его возвращение вселило в нее новую надежду. Именно этого она ждала от Джона. Она не хотела повторения бесконечных споров. Не хотела, чтобы он появлялся только потому, что она позвала его; Джон должен был сам захотеть увидеться с ней.
Парень подошел почти вплотную, и, когда Изабель внезапно обратила внимание на отсутствие выцветшего плетеного браслета, еще несколько минут назад украшавшего запястье Джона, отступать было поздно. Пораженная абсолютным сходством, Изабель замерла на месте и молча разглядывала двойника. Такое же чувство потрясения было у нее в тот момент, когда она увидела тождественность лиц Джона и парня на ее картине.
«Во дворе полно людей, – пронеслось в голове Изабель. – Он не посмеет напасть на меня на глазах у всех. А может, он и не собирается причинять мне зло?»
Но эта мысль не сняла возникшей напряженности; напротив, заглянув в бездну черных глаз, Изабель не увидела в них теплоты, присущей Джону, а только жестокость, на которую ее Джон был не способен.
– Кто... кто ты такой? – спросила она.
– Друг.
Голос был таким же спокойным и мягким, как у Джона, но в глазах угадывалась насмешка, доказывающая, что внешность и голос – всего лишь маска.
– Нет, – покачала головой Изабель, – ты мне не друг.
– Ты слишком поспешно судишь.
Изабель оглянулась в поисках помощи, но никто не обращал на них внимания. В их разговоре не было ничего особенного. Двойник Джона не пытался на нее напасть, не делал угрожающих жестов. Даже в его словах не было прямой враждебности. Только в глазах таилась холодная жестокость.
– Пожалуйста, оставь меня в покое, – попросила она.
– Слишком поздно, та belle Иззи.
Ласковое прозвище, которым пользовалась только Кэти, заставило Изабель вздрогнуть.
– Что тебе от меня надо?
– Частицу твоей души. Только и всего. Лишь маленькую частицу души.
Его улыбка развеяла всякие сомнения скорее, чем отсутствие браслета и холодная пустота в бездонных черных глазах. Гримаса выражала нестерпимый голод и придавала его лицу нечеловеческое выражение.
– Кто вызвал тебя в этот мир?
Изабель заранее знала ответ. Кроме Рашкина, этого не мог сделать никто.
– А в чем дело? Я здесь для того, чтобы получить долг.
– Я тебе ничего не должна, – возразила Изабель.
– Возможно, и не совсем мне, но точно должна. В этом ты можешь не сомневаться.
Но Изабель упрямо покачала головой.
– Я никому ничего не должна, – настаивала она. – А теперь убирайся прочь, пока я не позвала на помощь.
Насмешливая улыбка слетела с его губ, но осталась в глазах.
– Ну уж нет, – произнес он. – Даже не думай об этом. Ты умрешь раньше, чем успеешь открыть рот.
Изабель попыталась проскочить мимо парня, но он оказался гораздо проворнее, чем можно было предположить. Его тело загородило Изабель от прохожих, а рука метнулась к горлу. Стальные пальцы впились в шею и прижали голову к дверному косяку.
– У тебя нет ни малейшего выбора, – спокойно произнес он. – Придется отправиться со мной в одно укромное местечко. – Пальцы двойника еще немного напряглись. – Ты поняла?
Изабель не могла ни говорить, ни просто пошевелить головой. Но ее глаза уже молили о пощаде. Хватка на горле ослабла, Изабель сделала вдох и подняла руки к шее в попытке защититься. Парень обхватил ее за плечи.
– Ты в порядке? – участливо спросил он.
Не дожидаясь ответа, он повел ее через двор, мимо немногочисленных посетителей магазинчиков. Двойник немного наклонил голову, словно заглядывая в лицо девушки, его жестокая усмешка скрылась под маской вежливости, но цепкое объятие не давало Изабель ни малейшей возможности отклониться от выбранного маршрута.
Снаружи на улице их поджидала девушка‑подросток. Она казалась совершенно лишенной красок, словно сошла с черно‑белого рисунка. Голодное выражение глаз придавало ей сходство с похитителем Изабель.
– М‑м‑м, – протянула она. – Лакомый кусочек.
– Она не для тебя.
– Но и не для тебя, Биттервид.
Так вот оно что, поняла Изабель, Биттервид и Свитграсс [2]. Чудовище и ангел.
– Это только пока, – ответил Биттервид. – Но, может, потом...
Громкий смех девчонки вполне соответствовал злобному выражению ее лица.
– Для нее нет никаких «потом».
– Заткнись, Скара.
Но она только еще больше развеселилась.
– Задела за больное место? Боюсь, образ Джона Свитграсса оказал на тебя большее влияния, чем ты признаешь. Еще немного, и тебе захочется заняться с ней любовью.
– Заткнись, я сказал.
– Кто... кто же вы такие?
Горло все еще побаливало, и слова давались Изабель с трудом. Парочка похитителей удивленно уставилась на нее, словно поражаясь ее способности разговаривать.
– Сладкие сны, – ответила Скара.
– Воспоминания, – произнес Биттервид.
– А возможно – твой ночной кошмар, – усмехнулась Скара, сжав губы в одну тонкую линию.
Похитители подвели Изабель к небольшой черной машине, стоявшей у обочины. Биттервид втолкнул ее на заднее сиденье и сам устроился рядом, а Скара заняла место водителя. Не успел парень закрыть дверь, как мотор взревел, и автомобиль отъехал от тротуара.
– Присматривай за ней, – приказал Биттервид. Взгляд черных глаз Скары в зеркале заднего вида скользнул по лицу Изабель. Девчонка принялась что‑то напевать, и назойливая мелодия пробилась в мозг Изабель, напомнив об исполнителях этой песенки: группе «Дивинил», одной из самых любимых групп Кэти. Но эта песня появилась уже после ее смерти. Зато Скара теперь с удовольствием отбивала ритм пальцами на руле, лавируя между немногочисленными автомобилями на дороге.
– Помилуй мою душу, – напевала Скара. Изабель искоса посмотрела на сидящего рядом парня. Что же им от нее надо?
Частицу твоей души. Только и всего. Лишь маленькую частицу души.
Ты мне должна.
Двойник Джона почувствовал ее взгляд и повернул к ней голову. Изабель снова ощутила потрясение от того, что совершенно чужой человек обладал таким знакомым и желанным обликом. Она тут же отвернулась и выглянула в окно. Улицы казались совершенно незнакомыми, словно они ехали по городу, в котором она никогда не бывала, даже не видела. Изабель поняла, что не знает, где находится, куда ее везут и что ее ждет впереди. Но одно она знала точно: эти существа намерены причинить ей боль. Они постараются чего‑то добиться от нее, а когда получат желаемое, попытаются убить.
Подняв глаза, Изабель встретилась с жестоким взглядом Скары, следившим за ней в зеркале. Внезапно девчонка причмокнула губами, словно в поцелуе, и Изабель поспешно отвернулась.
«Ах, Джон, – подумала она, провожая взглядом проносящиеся мимо дома. – Ты мне сейчас так необходим».
VIII
С первого взгляда Алан не узнал темнокожую женщину, спускавшуюся по ступеням лестницы его дома в тот момент, когда они с Марисой выбрались из такси.
Как только она остановилась и окликнула его по имени, Алан машинально бросил:
– Без комментариев.
– Что‑что? – удивилась она.
Алан присмотрелся повнимательнее, лицо показалось ему смутно знакомым, но он всё еще не мог вспомнить, где они встречались.
– Извините, – произнес он. – Я принял вас за репортера.
Женщина покачала головой:
– Меня зовут Роланда Гамильтон, я из Детского фонда.
– Верно. Теперь я вас вспомнил. Мне очень жаль. Я просто...
– У него сегодня не самый удачный день, – пояснила Мариса, как только Алан смущенно умолк.
Она протянула руку Роланде и представилась.
– Кажется, я пришла в неподходящий момент, – сказала Роланда. – Наверно, стоит зайти в другой раз.
Алан уже успел прийти в себя.
– Да, бывали дни и получше, – обратился он к Роланде. – Но это не повод вымещать на вас свое плохое настроение. Чем я могу помочь?
– Я чувствую себя крайне неловко, но возникла одна проблема...
– Не стоит тратить время на предисловия, – заговорил Алан, уловив ее замешательство. – По правде сказать, вы не могли подобрать более удачного момента.
Роланда вопросительно подняла брови.
– Ничто не помогает так быстро отвлечься от собственных проблем, как выслушать кого‑то еще. Так почему бы вам не войти?
– Я пойду поставлю чайник, – предложила Мариса, как только они втроем поднялись в квартиру. – Роланда, вам чай или кофе?
– Что угодно, мне всё равно.
Мариса прошла на кухню, Алан и Роланда последовали за ней и сели за стол. Предоставив Марисе включать кофеварку и расставлять чашки, Алан обратился к своей гостье.
– Итак, – заговорил он. – Надеюсь, речь пойдет не о какой‑нибудь торжественной встрече в фонде, посвященной предстоящему выпуску сборника Малли. Не хочу охлаждать ваш энтузиазм, но здесь могут возникнуть кое‑какие... затруднения.
– Нет, – покачала головой Роланда. – Речь вовсе не об этом. На самом деле, сейчас, когда я здесь, я не знаю, с чего начать. Вы можете предположить, что я совершенно выжила из ума.
– Вот теперь я по‑настояшему заинтригован.
– Но...
– И я обещаю, что не стану смеяться.
– Ловлю вас на слове.
– Итак, – подтолкнул он Роланду, видя, что женщина не решается начать рассказ.
Она глубоко вздохнула и наконец заговорила:
– Это касается... Вы знакомы с девушкой по имени Козетта?
Алан напряженно замер.
«Только во сне», – хотел он сказать, но вслух лишь повторил имя:
– Козетта?
– Ей на вид около пятнадцати лет, может быть немного больше. Рыжие волосы. Она на самом деле выглядит точно как персонаж картины Изабель Коплей, которая висит в приемной Детского фонда. Вы ее видели, там еще много роз.
– "Дикарка", – подсказала Мариса, поворачиваясь к столу.
Роланда кивнула:
– Козетта как две капли воды похожа на ту дикарку. Она говорила, что мисс Коплей писала картину именно с нее, но это совершенно невозможно.
Роланда переводила взгляд с Алана на Марису, словно ожидая возражений, но ни один из них не произнес ни слова. Алан вспоминал утреннюю встречу в спальне дома Изабель на острове, которую он уже привык считать сном. Та Козетта выглядела точь‑в‑точь как дикарка с картины.
– Так что с ней произошло? – спросил он, когда Роланда замолчала.
– Она утверждает, что знакома с вами.
– Я... да, я встречал ее. По крайней мере, та девочка назвала себя Козеттой и тоже была похожа на образ картины Изабель Коплей.
Роланда вздохнула с облегчением:
– Вы не замечали в ней ничего странного?
– В ней всё выглядело странным.
– Я оказалась в полном неведении, – прервала их Мариса, подсаживаясь к столу. – О ком идет речь?
– Это произошло в ту ночь, когда я остался у Изабель на острове, – со вздохом пояснил Алан. – На острове Рен, – добавил он для Роланды. – Я проснулся перед рассветом, а она – Козетта – уже сидела на диване у окна и разглядывала меня. Между нами состоялся странный разговор, причем я по большей части спрашивал, но не получал ответов. Прежде чем я успел что‑либо выяснить, Козетта распахнула окно и убежала через лужайку к лесу.
– Это была ваша единственная встреча? – спросила Роланда.
Алан кивнул.
– Мне она сказала, что вы – ее приятель.
– Не думаю, что все ее слова стоит принимать за чистую монету, – ответил Алан.
– Еще она утверждала, что вы не разделяете ее чувств.
– А что тебе сказала Изабель по этому поводу? – спросила Мариса.
– Ничего, – ответил Алан. – Я никогда не говорил с ней о девочке.
Обе женщины удивленно посмотрели на него.
– Почему? – спросила Мариса.
– Я решил, что всё это мне приснилось. Утром поинтересовался у Изабель, живет ли кто‑нибудь еще на острове, но она ответила, что никого нет. Всё происшествие показалось мне очень странным. Кроме того, Изабель тоже нервничала в то утро – подозреваю, что она всю ночь провела за работой в своей студии, и я побоялся снова испортить с ней отношения. – Алан повернулся к Роланде. – Тогда Изабель собиралась иллюстрировать сборник Кэти.
– Собиралась? – спросила Роланда. – Разве она изменила свое решение?
– Не совсем так. Вы не видели сегодняшних новостей?
Роланда отрицательно покачала головой.
– Сегодня ночью была убита Маргарет Малли.
– Может, нам всё же стоит устроить торжество, – предложила она. – Знаю, что о мертвых не положено говорить ничего плохого, но без этой женщины мир стал определенно лучше.
– Я с вами полностью согласен.
– Но как смерть Малли может отразиться на выпуске сборника? – спросила Роланда.
– Это событие несколько усложняет юридическую сторону дела. Например, как поступят в суде с апелляцией, направленной от имени Маргарет пару дней назад?
Роланда нахмурилась:
– Значит, она намерена стоять у нас на дороге даже после смерти. Господи, как я ненавижу эту женщину. Непостижимо, что у нее могла родиться такая замечательная дочь.
– И это не единственная проблема, – добавил Алан. – Полицейские уверены, что Маргарет Малли убил я.
– Вы шутите?
– Нет, всё очень серьезно, – сказала Мариса. Кофеварка издала характерное бульканье, говорившее о том, что кофе готов.
– Мы как раз возвращались из полицейского участка, когда встретили вас, – добавила она и встала, чтобы наполнить чашки.
– Теперь мне понятен ваш возглас «Без комментариев», – вздохнула Роланда.
– Журналисты поджидали нас на ступенях участка и устроили настоящий цирк, – кивнул Алан.
– Им стоило посетить фонд сегодня утром, тогда они могли бы получить сенсационный материал, – сказала Роланда.
Мариса поставила на стол чашки с кофе, а также сахарницу и пакет с молоком.
– Что там произошло? – спросила она, наливая молока себе в кофе.
– Держу пари, это было связано с Козеттой, – предположил Алан.
Роланда кивнула. Она сделала глоток кофе, а потом пересказала историю своего знакомства с Козеттой.
– Она так и сказала? – спросил Алан. – Что Изабель ее создала?
– Она выразилась несколько иначе: «вызвала меня», но у меня осталось впечатление, будто девочка имеет в виду именно ее создание путем написания картины.
Алан закрыл глаза, и перед мысленным взором сейчас же возникла хрупкая фигурка рыжеволосой девушки на фоне окна. Всплыли в памяти и ее слова:
Я бы посоветовала тебе использовать в книге черно‑белые рисунки... но, должна признать, я немного эгоистична и хотела бы увидеть несколько новых лиц. Я чувствую себя одинокой.
Всё происходящее вполне могло стать сюжетом для одной из сказок Кэти, но, как только Роланда закончила рассказ, Алан, к своему удивлению, вспомнил о пожаре, сгубившем большую часть картин Изабель. А после этого события стиль ее творчества резко изменился. И она не могла или не хотела, как теперь понимал Алан, объяснить причину этой перемены. Теперь стало понятным ее настойчивое желание сохранить права собственности на все картины, которые будут написаны к новому сборнику.
В то время как Алан мысленно расставил по местам большую часть кусочков головоломки, Мариса озадаченно тряхнула головой.
– Прошу прощения, – произнесла она. – Но я не могу во всё это поверить. Это невозможно.
– Вас там не было, – возразила Роланда. – На моих глазах лезвие ножа рассекло ладонь девочки. Но не показалось ни капли крови. А потом она просто исчезла из моей комнаты. А мои коллеги до сих пор обсуждают ее загадочное появление из воздуха в приемной фонда.
– Прямо перед картиной, – добавил Алан.
– Да, – задумчиво кивнула Роланда. – Как раз там, где я увидела ее впервые. Вы полагаете, что картина каким‑то образом притягивает ее?
– Портрет может быть для нее своеобразным якорем. Если только мы сочтем ее рассказ правдивым.
– Ну пожалуйста, – взмолилась Мариса. – Вы же не можете принимать эту историю всерьез?
– Я вполне уверена в том, что происходило у меня на глазах, – сказала Роланда.
– А я доверяю своим ощущениям, – добавил Алан. – В этой девочке было нечто странное, и это сразу бросалось в глаза. Именно поэтому я отмахнулся от загадочного происшествия и предпочел считать его сном. Так проще. А теперь рассказ Роланды немного объясняет поведение Изабель после пожара в доме на острове и гибели всех ее полотен.
– Я не улавливаю связи, – пожаловалась Мариса. Но Роланда поняла:
– Если картины дают этим... не знаю, как их назвать... дают им возможность жить в нашем мире, тогда в случае повреждения или уничтожения полотен...
– Тогда существа, вызванные к жизни этими полотнами, могут погибнуть. Кроме того, между ними и картинами существует какая‑то связь, как в романе Оскара Уайльда.
Мариса беспомощно переводила взгляд с Алана на Роланду и обратно.
– Это же смешно. Мы говорим о реальной жизни, а не о волшебных сказках.
– Я понимаю, что всё это кажется странным, – сказал Алан. – Но тебе не приходилось встречаться с Козеттой. И ты не можешь понять, каково было общаться с Изабель и Кэти в прежние времена. Тогда в воздухе всегда витало ощущение магии.
– Это просто ностальгия, – с улыбкой возразила Мариса.
Алан тоже улыбнулся в ответ:
– Я понимаю, что в воспоминаниях прошлое часто предстает в ином свете, но здесь совсем другое. Я чувствую это.
– А я верю своим глазам, – добавила Роланда.
– Не могу сказать, что знаю ответы, – снова заговорил Алан, – но должен вас заверить, что мы соприкоснулись с какой‑то тайной.
– Вы можете и не знать ответов, – продолжила Роланда, – но вы знакомы с человеком, который обязан их знать.
Алан кивнул:
– Это Изабель. Мы должны обо всём спросить у нее.
– Ты знаешь, где она остановилась? – поинтересовалась Мариса.
– Я не знаю, но Джилли должна быть в курсе.
– Джилли Копперкорн? – уточнила Роланда.
– Мы все знакомы уже много лет, но в последние годы Изабель поддерживала связь в основном только с Джилли.
– У тебя есть ее номер?
Алан кивнул. Он направился к телефону, и уже через пять минут все трое вышли из квартиры и отправились в новую студию Изабель в «Joli Cceur».
IX
На поиски Серьезного Джона у Козетты ушла целая вечность и еще чуть‑чуть. И не только потому, что Джона было нелегко разыскать, хотя так оно и было. Джон никогда долго не задерживался на одном месте, он всегда находился в движении, как ветер. И всегда оставался печальным и серьезным. Иногда бывал мрачным, как и сама Козетта. Случалось, что он доводил ее до бешенства, когда на каждый ее вопрос отвечал своим вопросом. Он был самым старшим из них, самым сильным и самым энергичным. Козетта тоже считала себя энергичной, но ей было далеко до Джона.
Итак, поиски Джона давались нелегко. Тому была еще одна причина: черно‑белая девчонка сильно напугала Козетту. Из опасений снова наткнуться на эту неприятную личность, она уже не бежала по середине тротуара, а придерживалась тенистых аллей или узких проходов. В тех случаях, когда приходилось пересекать безлюдные открытые пространства, Козетта неслась стрелой и старалась смотреть сразу во все стороны. В такие мгновения она чувствовала себя маленькой лесной мышкой, заметившей на лугу тень от крыльев ястреба.
Козетта обошла весь город с севера на юг и с востока на запад, а потом наткнулась на Джона, сидевшего на ступенях пожарной лестницы всего в двух кварталах от того места, где она начала свои поиски. «Вот так всегда», – печально подумала про себя Козетта, но в душе так обрадовалась, что не высказала ни малейшего раздражения.
– Я тебя повсюду искала, – сказала Козетта. Потом она увидела неподалеку в куче хлама пустой ящик и подтащила его к подножию лестницы. – Никогда еще не тратила на это так много времени, – добавила она, усаживаясь на свое импровизированное сиденье.
– Я был здесь, – ответил Джон, пожимая плечами.
– Теперь и я это вижу.
На этот раз Джон ничего не ответил, а продолжал сосредоточенно разглядывать что‑то на горизонте.
– Происходит нечто ужасное, – сказала ему Козетта.
Джон, не глядя на нее, кивнул.
– Я знаю, – произнес он. – После нашего вчерашнего разговора я начал прислушиваться к разным слухам и сплетням.
– Кто‑то еще стал вызывать людей из прошлого, – рассказала Козетта.
На этот раз Джон повернулся:
– Ты его видела?
– Ее. Джон, она совсем бесцветная, то есть черно‑белая. И мне кажется, что эта девчонка собирается меня убить.
– Я слышал, что их несколько. Но единственный, о ком я знаю, выглядел точно как я сам.
– У тебя есть близнец?
– Насколько мне известно, нет. Но я разговаривал с Изабель, и она сказала, что мы абсолютно одинаково выглядим.
– Ты разговаривал с Изабель?
– Недолго.
Известие о том, что Джон и Изабель общались друг с другом после многолетней разлуки, немного отвлекло Козетту от мыслей о черно‑белой девушке и исходящей от нее угрозы. Она ласково посмотрела в лицо Джона, потом вздохнула.
– Она снова прогнала тебя?
– Не совсем так.
– Но всё же.
– Да, – согласился Джон. – Она не предложила мне вернуться, по крайней мере так, чтобы я смог это сделать.
– Джон, мне жаль, что я огорчила тебя прошлым вечером.
– Я понимаю, что ты так не думаешь, – пожал плечами Джон.
– Нет, – возразила Козетта. – Я на самом деле так думаю. Я действительно не понимаю, почему люди так переживают из‑за любви. Но я не хотела тебя расстраивать. Просто так получилось. Я знаю, как сильно ты переживаешь из‑за нее. И не твоя вина, что она заставляет тебя страдать.
– Поначалу я считал, что так отношусь к ней только из‑за того, что она вызвала меня в этот мир, – сказал Джон. – Я думал, что мои чувства объясняются волшебством, при помощи которого она открывает дверь между мирами. Казалось, я не могу относиться к ней по‑другому. Потом я встретил Пэддиджека и узнал, что он тоже безраздельно предан Изабель, это только подтвердило мои предположения. Но затем Изабель вызвала множество других людей, и я понял, что ошибался. Некоторые любили ее, другие – нет, кому‑то она была безразлична. Постепенно я стал понимать, что в моих чувствах повинно мое собственное сердце, а не чары Изабель. Но к тому времени было уже слишком поздно. Она больше не звала меня.
– А ты не мог сам к ней прийти? – спросила Козетта.
– Она прогнала меня, – повторил Джон.
– Но...
– Дело не в моей гордости, Козетта. Изабель больше не хочет меня. Она считает, что я не настоящий.
Джон замолчал, а Козетта не могла найти слов. Она пошевелила ступнями в новых ботинках, потом оторвала выбившуюся нитку с рукава свитера.
– А что тот человек, о котором тебе рассказывала Изабель, – наконец заговорила Козетта, – он и вправду выглядел точно как ты?
Джон грустно улыбнулся:
– По всей видимости. У него точно такой же внешний вид, но несколько зловещий характер.
Козетта не спеша обдумала это известие. Если кто‑то вызывает человека, абсолютно похожего на Джона, значит...
– Получается, – предположила она, – что Изабель нарисовала еще один твой портрет?
Только когда она это сделала? У Козетты давно вошло в привычку регулярное посещение студии Изабель. Она делала это отчасти из любопытства, чтобы посмотреть, как продвигается работа, отчасти для того, чтобы прихватить с собой тюбик краски, карандаш, кисть и тому подобные мелочи. Она не видела нового портрета Джона. Изабель несколько лет вообще не писала портретов.
– Это не Изабель, – сказал Джон. – Это Рашкин. А в той девчонке, которую ты видела, не было заметно его манеры письма?
Козетта вздрогнула. Джон прав. Как только она заметила черно‑белую девчонку, она сразу же подумала о Рашкине.
– А они тоже могут нами питаться? – спросила она. – Как он?
– Не знаю. Вряд ли. Но они могут притащить нас к нему.
– Ты говорил, что он способен навредить нам только через наши картины или в снах Изабель.
– Я не могу знать всего, – резко ответил Джон.
– Не бесись.
– Извини. Я не бешусь. Я просто... напуган.
У Козетты что‑то заныло в животе. Если уж Джон боится, наверно, все они обречены. Придется умереть, так ни разу и не увидев сон.
– Можем мы что‑нибудь сделать, чтобы остановить его? – тихо спросила она.
Козетта ненавидела свой страх. Она хотела быть смелой, но это было так трудно. Одно воспоминание о темном человеке вызывало у нее желание свернуться в клубок и спрятаться где‑нибудь далеко‑далеко. Может, смелость, как и возможность видеть сны, присуща лишь людям с красной птицей в груди? Козетта никогда не задумывалась над этим, но раз даже Джон боится...
– Мы могли бы убить его, – произнес Джон. Козетта удивленно посмотрела на своего друга. Она была не в силах даже представить себе убийство. Не могла вообразить, что кто‑то решится навек успокоить птицу, выпустить из тела кровь и сны. Даже из тела такого чудовища, как Рашкин.
– А ты... тебе приходилось убивать? – спросила она.
Джон помолчал, потом медленно кивнул.
– Я даже не знаю, смогла бы я на такое решиться или нет, – засомневалась Козетта.
– Но они хотят убить нас.
– Знаю, но...
– Они хотят причинить зло Изабель. И всем нам. Тебе и мне. Розалинде и Энни Нин. Базилю и Пэддиджеку. Всем, кто еще остался. Вы больше не сможете собираться на лужайке, чтобы потанцевать и спеть песни. И никто из нас никогда не получит возможности увидеть сны. Мы все исчезнем.
В глазах Козетты мелькнуло любопытство.
– Ты бывал на острове? – спросила она. – Ты видел, как мы танцуем?
– И даже слушал сказки Розалинды, – подтвердил Джон. – И наблюдал, как ты рисуешь. А еще я читал стихи Базиля и слушал песни Энни.
– Тогда почему ты не показывался? Почему не подходил к нам?
– Я думал, что помешаю вам.
– Пэддиджек часто говорил, что встречал тебя в лесу, но я считала, что он сочиняет, как обычно. Ты же знаешь, он иногда рассказывает странные истории только потому, что хочет на самом деле, чтобы так и было.
– Я помню. – Мимолетная улыбка мелькнула на его лице, но через мгновение он снова стал серьезным. – Я готов пожертвовать своей жизнью ради него, ради любого из вас и уж тем более ради Изабель.
– Даже если ты иногда чувствуешь себя чужаком? Даже после того, как Изабель тебя прогнала?