– У Матильды, – улыбнулся принц, – я его забрал. Его и твои вещи. Нам не сто́ит больше расставаться, Матильда тоже так думает.
– Он не хотел есть, – Эпинэ понимал, что несет чушь, – это на него не похоже. Откуда у меня этот браслет? Я… Я вернулся без него… Меня с кем-то сосватали?
– Это, – Альдо явно колебался, – это надела… девушка по приказу достославного Енниоля, там у тебя… Ну, отметина какая-то.
– На руке блистательного появился знак, который нужно скрыть. Ты не должен снимать то, что надела юная Мэллит. Это опасно.
Он носит браслет Мэллит! Пусть без имени и герба, пусть его надели, чтобы что-то там спрятать, какое это имеет значение?! По закону и чести Мэллит взяла с него клятву верности, даже если не знала об этом. Да, она никогда не станет его женой, но они все равно связаны навеки! Робер с нежностью коснулся червонного золота. Енниоль неправильно понял его жест и торопливо сказал:
– Если бы у сына моего отца был другой путь, я пошел бы им, но тропа была лишь одна.
– Я не сниму браслет, – твердо сказал Робер, – обещаю.
– Но мы не хотим быть слепыми щенками, – влез Альдо. – Я должен знать, что случилось, а Робер то, что мы с ним сделали.
– Я расскажу. – Енниоль казался безумно уставшим, и Роберу стало его жаль. – Но сначала ответь, что ты помнишь из своих снов?
– Ничего, – Робер задумался, – наверное, это были кошмары?
– Ты не помнишь серых стен? Не помнишь своей дороги? Не помнишь того, кто протянул тебе руку?
– Нет, – Эпинэ с сожалением покачал головой, – я не помню ничего. А все это было?
– Ара показала, где блуждала твоя душа. Это дурное место, но оно было отражением Агариса… Мы звали тебя, заклинали именами твоей матери и отца, твоим гербом и всеми твоими предками, мы смогли остановить тебя и заставить оглянуться, но этого не хватало. Тогда к тебе через ставшую Залогом воззвала кровь Раканов, но ты ушел слишком далеко. И лишь когда Первородный смешал твою кровь со своей и кровью ставшей Залогом и напоил ею отражение Зверя, он вывел тебя.
– Зверя? – Роберу казалось, что он бредил именно теперь. – Какого Зверя?
– Зверя Раканов.
Зверя? Нелепое чудище со старой шкатулки? Безумие… Хотя почему он не верит Енниолю, ведь он первый заговорил об ушедших крысах и прочей чертовщине. Его спасли с помощью гоганской магии и крови Раканов, почему же ему кажется, что все не так? Он согласен верить в чудеса, но не в это.
– Твое сердце спорит с твоим разумом?
– Да. Не знаю… Это не объяснить, но что-то не так. Там не было Зверя. Не было!
– А что было?
– Лошадь! – с отчаянием произнес Робер Эпинэ. – Там была лошадь…
Глава 8
Надор И Оллария
«Le Valet des Épées» & «La Dame des Bâtons»
Капитан Рут сделал выпад, который Дик легко отбил. Рука юноши сама рванулась вперед и слегка вбок, остановив клинок ветерана. Ричард резко подался назад и в сторону, обернулся вокруг своей оси и приставил шпагу к горлу противника. Будь все всерьез, капитан был бы уже мертв.
– Ты мне не по зубам, Дикон, – признался начальник надорского гарнизона, – когда-то я неплохо фехтовал, но теперь мне до тебя далеко.
Ричард виновато улыбнулся. Уроки Рокэ не пропали даром, другое дело, что до учителя ученику было как до неба. Ричард шел за Вороном, глядя на него снизу вверх, и не заметил, как взобрался на гору. Святой Алан, теперь он справился бы с Эстебаном Колиньяром сам, а может, и с несколькими противниками сразу! От этого открытия сердце Дика радостно забилось.
– И кто это тебя так натаскал? – подозрительно осведомился капитан Рут.
– Мой эр, – признался Ричард, понимая, что ни к чему хорошему это не приведет. Любое упоминание Алвы в замке Надор заставляло его обитателей поджимать губы и стискивать кулаки.
– Его и впрямь Леворукий учил, – буркнул Рут, – в мое время дрались без всяких вывертов, и ничего. Небось и герцога он по-подлому убил.
Ричард уже шесть лет носил титул герцога Окделла, но для обитателей Надора герцогом оставался отец. Это было справедливо, но сегодня Ричарду вдруг стало обидно.
– Дикон, – Айрис в платье для верховой езды стояла сзади, – ты не поедешь со мной? Ну, пожалуйста…
– Конечно. Айри. Я сейчас.
Ричард был только рад прекратить неприятный разговор. Айрис была единственным человеком в замке, с которым не приходилось обдумывать каждое слово. Они и раньше дружили, но теперь все стало иначе. Брат и сестра чувствовали себя заговорщиками и единомышленниками, особенно после того, как Ричард рассказал, откуда у него Бьянко. К тому же Айрис напоминала Катари, хотя была повыше и глаза у нее были серыми, а не голубыми. Ричард сам оседлал лошадей и вывел из конюшни. Лучше мерзнуть в обществе Айрис, чем сидеть у камина и выслушивать поучения матушки и сетования Эйвона.
Сона, оказавшись на улице, принялась рыть копытом смерзшуюся землю, напомнив юноше своего полубрата, который сейчас гулял по кэналлийским лугам. В Алвасете отцветали гранаты, а в Надоре по-прежнему шел снег и дул колючий северный ветер. Дик с трудом представлял, как доживет до конца отпуска. Пока ему удалось ни разу ни с кем не повздорить по-крупному, но несколько раз он едва не ввязался в бессмысленный и безнадежный спор. Теперь Дик не понимал, как он за шестнадцать лет в Надоре не сошел с ума, вернее, не шестнадцать, а пять. При отце все было иначе, хотя веселья в старом замке не было и тогда. Как здесь можно жить? Как он сам жил здесь и считал, что все хорошо и правильно?
Сестра в подбитом лисьим мехом плаще с капюшоном потчевала Бьянко морковкой. Линарец с радостью принимал угощение, они с Айри полюбили друг друга с первого взгляда. Раньше сестра ездила на старенькой Чайке, которая с радостью удалилась на покой, но Дику казалось, что матушка и конюхи недовольны вторжением породистых красавцев в надорские конюшни. Их можно было понять – рядом с Соной и Бьянко окделлские кони казались безнадежными клячами.
Ричард подсадил Айрис в седло и улыбнулся старшему конюху:
– Мы поедем вдвоем.
Ларс угрюмо кивнул. По этикету знатная девица могла выезжать либо в сопровождении двоих грумов, либо с отцом или братом. Разъезжая с Айрис по окрестностям, Ричард не нарушал никаких традиций, но все равно чувствовал, что матушка, а вместе с ней и прочие обитатели замка этого не одобряют. Ну и ладно, восемь бед, один ответ! Айри шевельнула поводьями, и Бьянко плавной рысью двинулся к мосту. Сона, не дожидаясь приказа, побежала следом, мориска уже привыкла к парным прогулкам и получала от них удовольствие. Две лошади, черная и белая, выбрались на дорогу и пошли голова в голову. Впереди было несколько часов свободы и свежего ветра.
Епископ Авнир поклонился и стремительно вышел, задев полами своего одеяния торопливо отступившего секретаря. Его Высокопреосвященство Сильвестр с трудом сдержал гримасу отвращения: Авнир не человек, а помесь летучей мыши с моргенштерном, но он нужен!
Кардинал тонко улыбнулся и окликнул секретаря:
– Новости?
– Гонец из Агариса. От Эсперадора Юнния с личным посланием.
– Вы в этом уверены?
– Да. Я проверил подорожную и отметки адуанов. От границы до Олларии гонца сопровождало четверо талигойских гвардейцев и лейтенант таможни. Мне кажется, этот человек – тот, за кого себя выдает. Он позволил себя обыскать и согласился переодеться в предоставленное ему платье. У него не нашли ни оружия, ни яда.
– Хорошо, я его приму. Любопытно, что нужно от меня богоожидающему Юннию…
Секретарь, разумеется, не знал. Его Высокопреосвященство быстро освободил стол от лишних бумаг и передвинул подсвечники. Гонец от Эсперадора, это весьма любопытно, весьма…
– Ваше Высокопреосвященство, – громко объявил секретарь, – монах эсператистского ордена Милосердия Ириней, привезший послание из Агариса.
– Пусть войдет.
Ириней обладал приятной и неприметной внешностью. Вошел он довольно уверенно, но Сильвестр видел, что эсператисту не по себе. Оно и понятно – оказаться в логове еретиков и богохульников! Кардинал бросил секретарю:
– Оставьте нас!
Секретарь нарочито медленно вышел, Его Высокопреосвященство не сомневался, что он будет подслушивать, и не имел ничего против. Некоторые дела, в частности переговоры со злейшим врагом, следует вести или совсем тайно, или при свидетелях.
– Итак, – начал кардинал, – вы привезли послание?
– Ожидающий Возвращения Его счел необходимым, – гонец вынул футляр.
– Откройте!
Маловероятно, что футляр или послание отравлены, и тем не менее…
Ириней без лишних слов сорвал печать с языком пламени и вытащил свиток.
– Разверните и давайте сюда.
Монах повиновался, его лицо было бесстрастным, как маска. Сильвестр взглянул на письмо, написанное твердым разборчивым почерком, ничем не напоминающим каракули немощного старца.
«В ожидании Возвращения Его! По воле Ожидающего Его!
Слово Эсперадора Квентину Дораку, именующему себя кардиналом Талига. Уходя Нитью Света, заповедовал Он чадам своим Милосердие и Любовь, но не стало так, как Он хотел, но иначе. Войны и ненависть ожидающих Его опечалят Его.
Много лет Святой Престол ставил чистоту веры превыше мира, много лет Талиг ставил власть превыше веры, но последняя война ниспослана нам, дабы открыли мы глаза свои и сердца свои. Гибнут невинные. Гибнут дети и старики, гибнут женщины и раненые, гибнут пленные и твари бессловесные, и виной тому упорство власть предержащих.
Гордыня властителей мирских и недомыслие пастырей духовных ведут к смерти телесной и мукам душевным, но Он, уходя, заповедовал нам Милосердие.
Святой Престол взывает к талигойским властителям – вложите мечи в ножны. Мы по-разному славим Его, но Он един. Хватит искать то, что нас ро́знит, время искать то, что нас объединяет. Святой Престол хочет мира и исполнен решимости извергнуть из Агариса семя недоверия. Ожидающие Его готовы просить потомков Эрнани Талигойского и иже с ними покинуть Агарис, если Оллария разрешит тем, кто тайно славит Его по канонам истинной Веры, не таиться и не носить в городе черное, а в доме своем – серое.
Если Квентин Дорак готов говорить о мире, то в Олларию незамедлительно выедет епископ ордена Милосердия Оноре с двумя спутниками и будет дано ему право говорить от имени Ожидающего Его.
Да благословит Он ходящих в незлобии.
Смиренный Юнний, жалкая свеча Его.
Писано в 1-й день Месяца Весенних Скал в Агарисе».
Значит, сторонники мира во главе то ли с блаженным, то ли неимоверно хитрым Оноре победили, и Агарис готов на уступки. Сильвестр ожидал чего-то подобного, – донесения из Святого Града утверждали, что победа Рокэ для конклава стала громом средь ясного неба. Божьи мыши раскололись – ордена Милосердия, Знания и Славы стояли за мир, «истинники» и орден Чистоты намеревались проклясть победителя, Домашний Очаг и Справедливость колебались, но Эсперадор вышел из ордена Милосердия.
Кардинал потер переносицу:
– Когда епископ Оноре намерен прибыть в Олларию, если я отвечу «да»?
При желании Сильвестр мог цитировать «Эсператию» не хуже самого дотошного «истинника», но кардиналу казалось правильным подчеркивать отличия двух церквей. Там, где эсператист будет говорить полчаса, олларианцу хватит минуты.
– Празднества святой Октавии равно священны исповедующим истинную веру и вашей пастве. – Ириней ответил без малейшей заминки, значит, он знал, что везет.
– Октавианская неделя… Разумно.
Можно даже сказать, очень разумно. Выбор Его Высокопреосвященства также пал на эти дни. Авнир так и рвется в бой. Ничего, подождет. Вразумление заблудших придется отложить до заключения мира, буде оно состоится. Выставить Раканов в Гайифу важнее, чем уменьшить количество Людей Чести, и так притихших после победы Рокэ.
– Я готов выехать немедленно, – твердо произнес Ириней.
А ты, мой дорогой, не просто гонец. Ты заинтересован в скорейшем ответе.
– Я сегодня же напишу Юннию Агарисскому. – Его Высокопреосвященство кардинал Талига постарался произнести эти слова с истинно эсператистской значительностью. – Я склонен принять епископа Оноре и поговорить с ним.
– Во имя Милосердного. Преосвященный Оноре сейчас уединился для молитвы и размышлений в обители Святого Стефана Крионского.
Как мило. Оноре сидит в приграничном городишке и ждет ответа. Похоже, в Агарисе не сомневаются, что Талиг скажет «да». Бедные Раканы…
– В таком случае епископ успеет к началу празднеств, даже если вы выедете послезавтра. Я настоятельно советую вам отдохнуть.
Хорошо, что великая любовь великого короля родилась в день памяти эсператистской святой и была названа в ее честь. Октавианскую неделю отмечают и в Талиге, и в Агарисе, а общие праздники сближают… Хорошо, что в загородном дворце еще не было пожара. Двор, как повелось от Франциска, отправится на праздники в Тарнику, которую так любила королева Октавия. Заключение мира обойдется без Штанцлера и его своры.
Большая черная птица пронеслась над всадниками и исчезла среди заснеженных елей.
– Дик… – сестра придержала Бьянко и принялась внимательно рассматривать свою перчатку, к слову сказать, изрядно потертую. – Ворон, он какой?
– В смысле?
– Ну, он ведь красивый?
– Дамы полагают, что очень, – Дик старался говорить небрежно, – но для мужчины внешность не главное. Если он, конечно, мужчина.
– Но все-таки, – не унималась сестра, – он и вправду не носит бороды и весь увешан драгоценностями?
– Как тебе сказать… Алва – кэналлиец, они не признают ни бород, ни усов, зато волосы у них ниже плеч. Если бы Рокэ, ну, скажем, косу заплел, вышло бы в руку толщиной, не меньше. Золото он терпеть не может, носит сапфиры и бриллианты в серебре и иногда – карасы. Ходит в черном и синем… Ну, не знаю, что еще…
– Алва на самом деле пошли от Леворукого?
– Святой Алан, какие глупости! – хмыкнул Ричард. – От морисков они пошли и от кого-то из Борраска. Точно не знаю, но какой-то наследник Дома Ветра что-то натворил. Его лишили титула и спровадили на юго-восток, на границу с шадами. Дескать, если хочешь стать герцогом, стань им. Ну тот и стал, а потом, когда Борраска вымерли, вспомнили про Алва.
– А что значит «Алва»? – Сестра не отрывала взгляда от старенькой перчатки, наверное, заметила дырку. Надо будет прислать ей несколько пар!
– Точно не скажу. Алвой шады прозвали первого герцога, и он взял это имя. Во́роны, когда их признали Повелителями Ветров, могли вновь стать Борраска и вернуть герб с белой ласточкой, но остались Алва.
– Это тебе эр рассказывал?
– Нет, я прочитал… У Рокэ много старых книг.
Дик вздохнул. Он читал старые легенды для того, чтоб удивить Катари, но у него не было возможности это сделать. Сначала была война, потом – праздники. Им так и не удалось переговорить. До отъезда в Надор Дик видел Катарину Ариго лишь раз. Он был со своим эром, а Катари сидела на троне рядом с Фердинандом. Ричард отдал бы все на свете за встречу наедине, но решал не он.
– Ворон давал их тебе читать?
– Конечно, – делано удивился Дик.
– Как тебе повезло, – с чувством произнесла сестра.
А ведь Айрис права, ему действительно повезло. Насколько тусклой была бы его служба у Килеана, пусть тот и хороший человек. Не было бы ни войны, ни ордена, ни утренних уроков. Пусть Ричард Окделл никогда не превзойдет Рокэ Алву ни как боец, ни как военачальник, зато он обойдет всех остальных.
– Да, – подтвердил Ричард, – я доволен, что попал к Первому маршалу. Ты не представляешь, сколько я повидал за этот год.
– Тебе хорошо, – губы Айрис дрогнули, – а я все вышиваю и вышиваю… И еще слушаю матушку и священника. Это так тоскливо.
Святой Алан, это мягко сказано! Ричард понимал это как никто и жалел Айрис, прикованную к старому замку, иголкам и матушкиным поучениям. Дейдри и Эдит тоже приходилось несладко, но младшие, как и Дик год назад, не думали о другой жизни, а вот Айрис тосковала. Матушка же с ней была особенно строга.
– Расскажи мне, как вы воевали, только правду. Ты ведь дома говоришь не все?
Еще бы! Он приехал в Надор не за ссорой, а говорить о войне означало говорить о Вороне.
– Расскажи, – настаивала сестра.
Ричард засмеялся и принялся рассказывать о всадниках на огромных козлах, горных реках, золотистых степях Варасты, Сагранне, Дараме, Иноходце, суде Бакры. Начав, Дик не мог остановиться, он словно бы снова лез на скалы, мчался в конную атаку, стоял под пулями рядом с Вороном, а на них летела бирисская кавалерия.
– Понимаешь, Айри, – это что-то невероятное… Ты словно бы летишь, и ты бессмертен. У тебя все получается, и совсем, совсем не страшно. Ты знаешь, что не умрешь, а победишь, и ты не один. Представь, что рядом много-много друзей – не один, не два, а несколько тысяч – и все хотят одного.
– А эр Рокэ? – Айрис слушала очень внимательно. Святой Алан, она, кажется, и впрямь все понимает.
– Рокэ все время впереди. Армия за ним пойдет куда угодно. Закатные твари, да она и пошла! Шесть с половиной тысяч против ста двадцати! И мы победили! В войсках говорят, что Рокэ – это победа. Айри, Ворон – самый великий полководец Золотых земель. Он даже своего предка Алонсо превзошел, но, Айри… Ты только матушке не говори, что я тебе рассказывал.
– Я никому не расскажу, – глаза сестры сверкали, как льдинки на солнце, – а правда, что Рокэ Алва любит королеву?
Правда. Маршал любит Катари, а Катари любит его, иначе и быть не могло. Самая прекрасная женщина Талига и первый воин королевства не могли разминуться.
– Не знаю, Айри. Так говорят, но люди любят болтать.
– А королева, она красивая?
О королеве Ричард тоже мог говорить часами, но сестра начала мерзнуть, пришлось пришпорить лошадей. Бьянко и Сона помчались галопом. Линарец бежал изо всех сил, но мориска, если бы Дик ее не придерживал, обошла бы его в два счета. Нет, он правильно поступил, подарив жеребца Айрис, у нее так мало радостей, а для войны и погони лучше Соны не найти.
Брат и сестра конь о конь выскочили на большой тракт и чуть не сбили всадника, трусившего на дородном гнедом мерине. Ричард хотел извиниться, но путник его опередил.
– Дикон! – Как я рад тебя видеть, и Айри… Святой Алан! Кузина, ты стала настоящей красавицей!
Глава 9
Надор
«Le Valet des Épées» & «Le Cing des Bâtons»
Дик любил Наля и всегда был рад его видеть, а на этот раз особенно. Приезд кузена стал спасением. Наль бурно, много и громко рассказывал о своем осеннем путешествии по Эпинэ, что позволяло обходить острые углы, которых за время пребывания Дика в Надоре вылезло предостаточно.
Особенно тяжко приходилось за столом, когда вся семья собиралась вместе, это было не радостью, а пыткой. Вдовье платье матушки, ее строгий скорбный вид, опущенные головки сестер, грустное лицо Эйвона превращали обеды и ужины в непрекращающиеся поминки. Душа герцога Эгмонта витала далеко от родового замка, но Дика не покидало ощущение, что в доме лежит покойник.
За столом Ричард большей частью молчал, давясь нарочито скромной пищей, которую приходилось торопливо глотать, чтобы избежать рассуждений о роскоши, в которой купается ненавистный Рокэ Алва. Окделлы были не такими уж нищими, они могли позволить себе хотя бы свежий хлеб, масло и цыплят, но матушка предпочитала трапезы, достойные раннеэсператистских аскетов. Юноша сдерживался из последних сил и считал дни до отъезда, он уже не надеялся в чем-то кого-то убедить и думал лишь о том, чтобы обошлось без крупной ссоры.
В этот день Эйвон с утра отправился осматривать дороги и к обеду не вернулся, так что за стол сели без него. Священник прочел эсператистскую молитву, после чего вниманием матушки всецело завладел Наль, посетивший по делам службы замок Эпинэ и удостоенный аудиенции Повелителя Молний. Вдовствующая герцогиня в сотый раз выспрашивала подробности, сочувствовала старику, негодовала на его мерзких родственников и гадала о судьбе Робера.
– Дикон, – Наль старательно пилил тупым ножом жесткое мясо, – ты ведь видел Иноходца? Ну, во время этой истории с ягодой.
– Вот как? – произнесла герцогиня. – Ричард, вы мне ничего не рассказывали о вашей встрече.
О встречах. Просто о Барсовых Вратах знают только они с Робером. Ричард с ужасом подумал, что мог бы рассказать обо всем Эмилю или Рокэ, но не матери.
– Это трудно назвать встречей, матушка. Адгемар Кагетский решил выдать Робера Эпинэ Талигу, но мы находились на земле бакранов. У них есть обычай…
Дик избегал упоминать имя Рокэ, но тут без этого было не обойтись. Тем не менее юноша равнодушным тоном принялся расписывать обычаи бакранов, надеясь, что матушке станет скучно слушать о дикарях.
– Дикон, как ты думаешь, – Наль еще не обвыкся в Надоре и не знал, о чем здесь можно говорить, а о чем лучше помолчать, – Ворон ХОТЕЛ убить Адгемара или это вышло случайно?
– Трудно сказать, – промямлил Дик, – я видел, как он одной пулей однажды загасил три свечи.
– Значит, он не хотел убивать Робера?
– Наверное, – кивнул Дик.
– Он хотел его унизить, – холодно произнесла герцогиня, – для потомка предателя нет большего наслаждения, чем держать в своих руках жизнь и честь тех, кто верен Талигойе.
Дик отправил в рот кусок говядины, благословляя покойную корову и повара за то, что мясо было таким жестким. Чтобы его прожевать, требовалась по меньшей мере минута, за которую можно придумать ответ. Юноша не хотел спорить, но и согласиться с матушкой не мог. Рокэ был странным человеком, но Робера он не унижал. Он отпустил пленника, отдал ему лошадь Оскара и снабдил деньгами, но об этом лучше не упоминать.
– Наль, – подала голос Айрис, – а это очень трудно? Ну, гасить свечи?
– Очень, – со знанием дела подтвердил кузен, который не попал бы за пять шагов в большую сковороду, – но маршал Алва – лучший стрелок, наездник и фехтовальщик Золотых земель. Спроси Дика, его эр дает ему уроки.
– Это правда, Ричард? – Голос матушки не сулил ничего хорошего. Значит, капитан Рут не счел уместным сообщить госпоже о новом учителе своего бывшего питомца. Даже если ветераном двигало тщеславие и желание скрыть свою слабость, Дик был ему благодарен.
– Эр должен учить своего оруженосца, – Ричард старался говорить как можно равнодушней, – эр Август полагает, что я должен прилежно заниматься.
– Так он осведомлен о ваших занятиях?
– Да, – подтвердил Дик и отважно добавил: – Он был недоволен, что Рокэ Алва меня ничему не учит. Думаю, это он с ним переговорил.
– Это меняет дело. – Герцогиня посмотрела на серебряный кувшин, украшенный фигурками вепрей, один из которых давным-давно утратил переднюю ногу. Стоявший за спиной герцогини пожилой слуга с поклоном наполнил массивный кубок, украшенный внушительной вмятиной на боку. – Мой сын, вы сможете превзойти маршала Алву?
Ричард совершенно точно знал, что не сможет, и еще более точно, что не следует в этом признаваться.
– Я надеюсь, матушка.
– Я хочу дожить до той минуты, когда Эгмонт Окделл будет отмщен, – герцогиня подняла кубок, – и я буду счастлива, если Рокэ Алва падет от руки моего сына.
Ричард опустил глаза, а Наль торопливо произнес:
– Моя эрэа, наше время еще придет, но… сейчас Дику нужно соблюдать осторожность.
– В Надоре предателей нет, – отрезала матушка.
– И все же, дочь моя, – подал голос отец Маттео, – недаром святейший Андроний различал молитву, произнесенную во всеуслышание, и молитву безмолвную. Герцогу Окделлу надлежит вернуться ко двору узурпатора. Раскрыв свое сердце и свои уста в отчем доме, он может позабыть запереть их для нечестивых и злобных.
Ричард готов был броситься старику на шею, хотя все было наоборот – с эром, Эмилем, даже с адуанами Ричард мог говорить то, что думает, а вот в Надоре…
После слов священника над столом повисло молчание, затем Наль преувеличенно бодрым голосом воскликнул:
– А все же, Дикон, согласись, в столичной жизни есть своя прелесть. Год назад ты не мог подарить сестре лошадь ценой в замок.
– В замок? – подняла бровь матушка. – Реджинальд, вы что-то путаете.
– Моя эрэа, я только что из Эпинэ и знаю, сколько стоит хороший линарец. Такой конь, как Бьянко, стоит не меньше трех тысяч.
– Откуда у вас такие деньги, Ричард? – взгляд матушки не предвещал ничего хорошего. – Вы играете?
Раньше Ричарду не удавалось выдержать взгляд герцогини, но год в обществе Ворона свое дело сделал. Юноша не только не опустил глаз, но даже смог улыбнуться.
– Матушка, Бьянко – награда за кагетскую кампанию. Я решил оставить себе Сону. Тогда эр посоветовал подарить лошадь моей сестре, что я и сделал.
– Бьянко – подарок Алвы?! Как вы посмели его принять?!
– Эрэа, – вмешался Наль, – Алва – Первый маршал Талига. Он имеет право наградить отличившихся офицеров. Это то же самое, что орден или золото из казны.
– Окделлу не нужны награды Алвы, – когда матушка начинала говорить таким тоном, затихали все, даже отец. – Награда из рук монарха, кем бы он ни был, это награда из рук монарха. Ее нельзя сравнивать с подачкой кэналлийского убийцы. Ричард, вам следует попросить прощения у Айрис за то, что вы обманом вынудили ее принять подарок Алвы. Разумеется, она напишет ВАШЕМУ эру соответствующее письмо, в котором как дочь Эгмонта Окделла откажется от…
– Я ни от чего не откажусь, – голосок Айрис в тягостной тишине показался неестественно громким. – Я все знала с самого начала!
– Вы знали? – матушка не поверила собственным ушам. Дик тоже. – Вы знали, что ваш брат вручил вам лошадь, купленную Вороном?
– Да, – Айрис гордо вскинула голову, – и я не вижу в этом ничего плохого.
– Мы еще поговорим с вами об этом. В любом случае вы завтра же напишете письмо и отошлете коня.
– Бьянко подарили мне, – глаза сестры сверкали, такой Ричард ее еще не видел, – я его приняла и никому не отдам. Ричард, не забудь передать Первому маршалу мою благодарность за чудесный подарок.
– Хорошо, Айри, – пробормотал потрясенный Дик.
– Женщины рода Окделлов никогда не унизятся перед потомком предателя.
– Вот как? – Айрис начала растягивать слова, и Ричард испугался, что у нее начинается приступ. – Значит, женщина из дома Окделлов не может принять дар Повелителя Ветров, но может родить «навознику» семерых детей?
– Айрис! – герцогиня взмахнула рукой. Широкий рукав задел погнутый кубок, тот опрокинулся, залив скатерть дешевым белым вином. В доме Рокэ такого не пили даже слуги.
– Эрэа, – побледневший Наль, воспользовавшись вынужденной передышкой в сваре, бросился на защиту кузины. – Я понимаю ваши чувства, но Айрис успела привязаться к лошади. Кроме того, маршал Алва, как бы к нему ни относиться, глава одного из Великих Домов, и он еще не женат. Его подарок может означать…
– Хватит! – выкрикнула матушка. – Я скорей убью свою дочь, чем отдам убийце ее отца. Если Айрис не откажется от этой твари, я найду способ от нее избавиться. В моем доме подачек Ворона не будет!
Дик уже ничего не понимал. Рокэ купил ему лошадь, потому что обещал, а когда оруженосец попросил назад Сону, предложил отдать Бьянко сестре. И все. Святой Алан, при чем тут свадьба?! Рокэ не женится ни на ком, он любит королеву, у них трое детей…
– Матушка, – Дик произнес это слово вполголоса, его не услышали, и он повторил громче: – Матушка! Вы ошибаетесь.
– Ты посмел поднять голос на мать! – Герцогиня рывком поднялась. – Хотя чего ожидать от юнца, принявшего покровительство злейшего врага семьи?! Я не желаю продолжать этот разговор, но если завтра лошадь еще будет в Надоре, пеняйте на себя.
Герцогиня Окделл повернулась и вышла, не дав домочадцам возможности вставить хотя бы слово. Вслед за ней, стараясь не смотреть на Дика и Айрис, устремились замковый священник и графиня Ларак.
Наль бестолково уставился на залитую вином скатерть. Айрис оттягивала воротник серого платьица и медленно и глубоко дышала, пытаясь остановить надвигающийся приступ. Эдит и Дейдри переглядывались друг с другом, как никогда напоминая двух перепуганных мышек. Было тихо, только противно тикали старые часы. Дику отчаянно захотелось в Олларию – кансилльер оказался прав, Ричард Окделл и впрямь привык чуть что прятаться за своего эра, но Рокэ Алва был в Кэналлоа.
Айрис судорожно вздохнула и откинулась на спинку кресла. Ричард подошел к сестре, взял ее за руку, оказавшуюся ледяной. Юноша принялся растирать узкую ладошку, лихорадочно соображая, что делать.
– Дикон, кажется, приступа все-таки не будет. Дикон, я Бьянко не отдам. Умру, а не отдам!
– Мы что-нибудь придумаем, – встрял Наль, – коня можно пристроить на постоялом дворе. Хозяин согласится.
– Нет, – выкрикнула девушка, – я не стану врать! Бьянко – мой, он будет жить здесь.
Легко сказать. Матушка не сдастся – ее еще никто не смог убедить – ни священник, ни Эйвон, ни отец, и, кажется, Айрис пошла в нее. Глядя в бледное решительное личико, юноша понял, что сестра не отступит. Это не просто упрямство, это нечто большее.
– Хорошо, Айри, – Ричард бодро улыбнулся, – утро вечера мудренее, мы что-нибудь обязательно придумаем.
Айрис облегченно вздохнула, на скулах проступили розовые пятна.