СИМБИОЗ – ЭТО ОСОБАЯ ФОРМА СООБЩЕСТВА.

Дружбу, или межвидовую взаимопомощь, ученые обозначают греко-римским словом «симбиоз»: сим - по-гречески «вместе», а биос - по-латыни «жизнь». Совместная, значит, жизнь. Симбионтами называют животных, заключивших союз жизни.

С симбиозом мы уже имели дело на страницах, где рассказывалось о дружбе муравьев с тлями, о гос­тях муравейников и термитников, об особой флоре в желудках термитов. Здесь же познакомимся с ины­ми формами симбиоза: явление это весьма распро­страненное в живой природе.

Геродот приехал в Египет в 450 году до нашей эры. На Меридовом озере он видел шлюзы, которые ре­гулировали уровень великой реки. Гулял по аллее сфинксов, спускался в усыпальницу священных быков, блуждал по Лабиринту. Потом поехал в город Омбос, и там жрецы показали ученому греку храм кро­кодилов.

В тенистом парке в мраморных бассейнах сонно дремали огромные рептилии. Золотые кольца пере­тягивали толстые лапищи чудовищ. В ушах сверкали Драгоценные камни.

Пришло время кормить священных животных. На дорогих блюдах слуги подносили крокодилам жа­реных куропаток, свиные окорока, пироги и кексы всех сортов. Но Геродота больше всего поразило не это. Не изысканные кушанья, не золото, щедро расто­чаемое перед тупыми тварями. Его поразили малень­кие серенькие птички.

Поев, крокодилы раскрыли рты. Птички, которые дожидались в сторонке своей очереди, тотчас полете­ли к ним в пасти. Крокодилу стоило лишь закрыть рот, и он проглотил бы сразу десяток вкусных кулич­ков. Но крокодилы никогда этого не делают, даже если очень хотят есть: без птиц-дантистов их зубы быстро испортились бы. Часами лежат крокодилы с открытыми ртами, а птички безбоязненно бегают меж­ду их зубами. Геродот рассказал о дружбе птиц и крокодилов. «Все птицы и звери, - писал он, - избегают крокоди­ла. С одной тиркушкой живет он в ладу, потому что пользуется ее услугами. Когда крокодил выходит из воды на сушу, он открывает свою пасть - почти всегда по направлению к западному ветру - тиркушка вхо­дит в пасть и пожирает пиявок. Это доставляет крокодилу удовольствие, и он не причиняет тиркушке ника­кого вреда».

Но Геродоту не поверили.

Сейчас никто в этой «дружбе» не сомневается. Открыты десятки и других еще более поразительных примеров взаимопомощи между самыми различными существами и даже между животными и растениями.

Крабы «дружат», например, с актиниями, ракушка­ми или с полипами. Раки - с губками, рыбы - с меду­зами, муравьи - с тлями, буйволы - с птицами волок-люями, а зебры - со страусами (страус лучше видит, а зебра слышит - неплохое получается сочетание).

Птички, крокодильи симбионаты, принадлежат к отряду куликов, к семейству тиркушек (тиркушки водятся и у нас на Украине, в Поволжье и Средней Азии). И хотя странные повадки этих птиц описаны еще на заре истории, до сих пор, откровенно говоря, зоологи не знают, что ищут кулички в крокодильих пастях: остатки пищи, мух, комаров или пиявок.

Античные писатели полагали, что пиявок, которые очень мучают крокодила, облепляя и его десны, и нёбо, и язык. Но скорее всего птички добывают во рту страшных рептилий все съедобное: пиявок, и мух, и остатки пищи.

В Африке и Индии, в Северной и Южной Америке и Австралии - на всех пяти континентах, где водят­ся птицы, многие животные (слоны, носороги, беге­моты, буйволы, бизоны, антилопы, олени, суслики, коровы, лошади) пользуются услугами аистов, цапель, уток, волоклюев, мухоловок, личинкоедов, трясогузок, скворцов, чаек и других птиц, которые извлекают из их шерсти всевозможных паразитов. Птицы ловят и тех насекомых, что вылетают из травы, когда табуны слонов и буйволов бредут по саванне, а когда увидят охотников (у птиц ведь зоркие глаза), поднимают тревогу: с громкими криками кружатся в воздухе, так что польза от такой ассоциации обоюдная — и пти­цам, и зверям.

Буйволов обслуживают обычно утки, цапли и антигонские журавли. Буйволы очень любят воду, и, когда, погрузившись по самые глаза и ноздри, лежат в реке или болоте, утки плавают около них, а журавли важно шагают вокруг на длинных ногах, вдруг зами­рают, прицеливаются и молниеносно склевывают муху или слепня с бычьего глаза или носа. Но склевы­вают так осторожно, что не причиняют буйволу никакого вреда, тот только фыркает от удовольствия. Цапли и утки иногда забираются к буйволам на спины и охотятся там.

А на спине у африканского слона нередко зани­маются мушиной охотой сразу пять белых цапель и десяток личинкоедов. Эти птички - самые верные друзья копытных. Они окружают их стаями, ползают и вверх и вниз по жирафам, слонам, антилопам, зеб­рам и. носорогам, словно поползни по деревьям, и собирают дань из насекомых, с которыми замучен­ные мошкарой звери расстаются с большой охотой.

Волоклюи, или буфагусы, их называют также но­сорожьими птицами, конкурируя с личинкоедами, добывают себе пропитание на спинах носорогов, антилоп, буйволов, верблюдов и домашних лошадей и коров.

В Южной Америке в роли волоклюев выступают так называемые лодкохвосты, а в Северной - воловьи птицы, или молотрусы.

Внешне молотрусы похожи на дроздов, но к своим родительским обязанностям относятся не лучше кукушек: птенцов не высиживают, а подбрасывают яйца в чужие гнезда. (Кстати, и крокодилий друг - кулик плавианус тоже не насиживает своих яиц, а зарывает их в горячий песок.) Весь досуг волосьих птиц поглощают заботы о лошадях, коровах, мулах, бизонах и прочем домашнем и диком скоте. Изве­стный американский зоолог и писатель Сетон-Томп­сон первый обратил внимание на удивительное со­дружество воловьих птиц и бизонов. Он заметил, что зимой эти пташки не улетают далеко от бизоньих стад. Бизон для них и столовая, и квартира с отоплени­ем; молотрусы «роют» в его густой шерсти ходы и норки, в тепле которых согреваются в мороз и метели. Там же, в глубине волосяных «джунглей», и ночуют.

Копытных животных в Северной Америке бди­тельно оберегает от мух и завезенная из Африки египетская цапля - большой Друг африканских толстокожих.

Теневые птицы и птицы солнечные (трупиалы, сквор­цы, сороки и синицы) тоже кормятся около копыт­ных животных, отыскивая в их шерсти съедобных насекомых.

Зоологи описали уже много таких птиц-дезинсектикаторов. Перечень их названий занял бы около страницы. Есть даже птицы, которые охотятся за му­хами, разъезжая по степям и саваннам на спинах не у зверей, а у других птиц.

Медоед-бортник и модовед-разведчик - замеча­тельная пара. Один находит мед, другой его добы­вает. Бдят вместе.

Медовед - маленькая бурая птичка. Медоед - барсук ратель. Живут они в Африке. Медовед найдет гнездо диких пчел (в Африке многие пчелы, как и шмели, живут в земле) и летит к норе рателя. Трещит, с куста на куст порхает - вызывает из норы барсука. Тот услышит сигнал и вылезает. Медовед ведет его к пчелиному поселению. Перелетит немного вперед и поджидает рателя. Потом дальше летит. Приводит к пчелиному гнезду и прячется на дереве. Барсук разоряет гнездо, ест мед и детку, а медоведу оставляет пустые соты. Но для него воск - находка. Это удивительная птичка, оказывается, может им пи­таться. Лишь восковая моль, личинки которой живут в пчелиных сотах, оспаривает у медоведа честь воскоеда-уникума.

Зоологи заинтересовались столь невероятными свойствами птички и установили поразительные вещи:

в желудке у медоведа обосновался, оказывается, целый мирок симбиотических бактерий и дрож­жей. Они-то и разлагают воск, превращая его в жирные кислоты, которые усваивает затем организм птицы.

Негры хорошо знают повадки животных и давно заметили, как медовед водит медоеда к пчелиному гнезду. Стали сами ходить за крикливой пташкой в лес и мед добывать. А медоведу все равно: он и с че­ловеком готов дружить. Чернокожим бортникам - мед, медоведу - воск. Все довольны, все сыты, кро­ме пчел и рателя, конечно.

Не всегда животных объединяют лишь общие интересы желудка. Иногда одного к другому при­влекают соображения, так сказать, безопасности.

В Центральной Америке водятся птицы оропендолы. Они плетут очень сложные, похожие на кувшины гнезда, которые подвешивают к ветвям деревьев. В тропиках за птичьими яйцами охотятся разные лакомки: обезьяны, дикие кошки, ящерицы, змеи, еноты, опоссумы - много их, все отлично лазают по деревьям, и птицам нелегко уберечь от них свое по­томство. Но в «кувшины» оропендол хищники забирать­ся не рискуют, потому что всегда рядом с ними висят на ветке опасные шары - гнезда ос. Оропендолы обычно вьют гнезда на ветках, где поселились осы. Своих соседей - птиц осы не трогают, но незва­ных гостей всегда жалят без пощады.

Содружество ос и оропендол интересно еще и тем, что, как мы видим, пользу от него получают только птицы. Осы же лишь терпят своих соседей.

Если оба симбионата весьма заинтересованы друг в друге, а порой и жить друг без друга не могут (как некоторые раки-отшельники и актинии), это уже истинный симбиоз, или мутуализм.

И еще одна разновидность содружества в приро­де - протокооперация. Это когда разнородные организмы никакой заметной пользы друг другу не приносят, но живут вместе. В одной норе, например, как гаттерия и буревестник.

В Новой Зеландии на скалистых островах, где нет людей, живет знаменитая трехглазая ящерица гаттерия, или туатара. Существо это очень древнее, родная тетушка динозавров. Более древнее, чем ящеры-великаны: бронтозавры, ихтиозавры, дипло­доки. Чудовища эти давно вымерли, а туатара оста­лась.

Гаттерии произошли 200 миллионов лет назад от первых рептилий, завоевавших сушу. Вот почему у гаттерии три глаза, ведь когда-то предки всех позво­ночных животных - и рыб, и птиц, и зверей, и наши с вами - были трехглазые. Два больших глаза по бокам головы, а третий, поменьше, на темени. Он в небо смотрел. Потом этот глаз за ненадобностью атро­фировался, но в виде атавизма появляется иногда у мальков некоторых рыб. Даже у человека на теме­ни, под большими полушариями мозга, сохранился остаток третьего глаза - шишковидная железа, или эпифиз.

А у гаттерии теменной глаз вполне развит: и хруста­лик у него есть, и сетчатка. Но видит он плохо, едва отличает свет от тьмы.

Гаттерия - существо во всех отношениях удиви­тельное. Мало того, что она трехглазая, туатара солнца не любит (для пресмыкающихся это необычно), живет под землей и... ведет дружбу с буревестни­ком.

На Новозеландских островах гнездятся тысячи буревестников. Подземные жилища морских ски­тальцев пришлись гаттерии по душе. Ящерицы (а они не маленькие - до 75 сантиметров в длину) приходят к буревестникам в гости и навсегда остаются у любезных хозяев. Птицы и пресмыкающиеся мирно уживаются. И нередко в одной норе, в глубине хода, на подстилке из листьев живут две семьи - туатара и буревестники. Днем туатара редко покидает подземелье. Иногда, раскопав пол, она откладывает здесь яйца. А в другом углу норы высиживает птенцов самка буревестника. Туатара спит рядом, свернувшись дугой. Птиц и птенцов она никогда не обижает.

Бывает и так: один из симбионтов поселяется не в норе у другого, а... в нем самом, но не вредит ему. Приносит, возможно, даже какую-то пользу, а может быть, и никакой, только живет себе.

Много еще примеров симбиоза мы найдем в море.

Скромные родичи морских звезд - голотурии (китайские гастрономы называют их трепангами) - одни из самых безобидных тварей на Земле. У них нет ни зубов, ни колючек. Лежат эти живые кубышки на дне моря и едят ил.

Природа наделила голотурий чрезвычайно мало­эффективным, хотя и весьма своеобразным оружием:

они стреляют в хищников своими внутренностями!

Пока хищник пожирает принесенные в жертву внутренности, голотурия удирает. Дней через девять - двенадцать у нее вырастут и новый кишечник, и новые легкие. Снова голотурия сможет принимать пищу и отстреливаться от врагов.

Но есть рыбка, которую голотурия обычно не обстреливает. Рыбка смело к ней приближается и... залезает в голотурию. Рыбка похожа на угря и назы­вается фиерасфером (длина его иногда достигает 20 сантиметров, так что это не очень маленькая рыб­ка). Подплывает фиерасфер к голотурии и сует в отверстие, которым она дышит, кончик хвоста. По­том начинает извиваться и все глубже и глубже за­ползает в голотурию. Хвостом вперед ползет и вскоре скрывается в ней целиком.

Иногда не один, а сразу три-четыре квартиранта поселяются в «животе» у голотурии. Днем рыбки спят, а ночью вылезают и отправляются за добычей. Ловят рачков. Поохотятся и снова плывут в живой дом. Голотурия их впускает. Какая ей от рыбок польза непонятно. Ученые еще не знают, почему морская недотрога так снисходительна к фиерасферу.

В аквариумах пытались было лишить фиерасфера его убежища - забирали из бассейна всех голо­турий. Обычно он быстро погибал - попадался в зубы хищным рыбам, у него ведь даже защитной окраски нет. Поскольку рыбка эта большую часть жизни проводит внутри голотурии,ее кожа, как у пещерных живот­ных, утратила всякий пигмент. Когда поблизости нет голотурий, фиерасфер находит приют в теле некото­рых морских звезд или в раковинах моллюсков.

На рифах Багамских островов ученые открыли дру­гую рыбешку, которая живет в мантийной полости улитки стромбуса. Тоже лишь по ночам покидает она свое странное убежище, чтобы подкрепиться рачками.

На заре зоологии Плутарх писал, что в Средизем­ном море живет краб пиннотерес. Он всегда сидит будто бы у входа в раковину пинны, подобно приврат­нику. Как только краб заметит, что какая-нибудь ры­бешка близко подплыла к ракушке, тотчас вползает в раковину и щиплет пинну. Створки смыкаются - рыба поймана! Животные сообща поедают добычу.

Однако современная наука дает несколько иное объяснение сотрудничеству пинны и пиннотереса.

Краб пиннотерес действительно забирается в дом к ракушке пинне, однако использует его не в качестве капкана, а как надежное убежище вроде блиндажа: прячется от врагов между прочными створками раковины. Пиннотерес, как показали исследо­вания его кишечника, питается только растительной пищей, и капканы, следовательно, ему не нужны.

Есть целое семейство крабов, многие представители которого большую часть жизни проводят в ракови­нах различных моллюсков: не в пустых, как раки-отшельники, а в заполненных живыми ракушками. Мирно уживаются с хозяевами под одной крышей. У ракушковых крабов мягкий панцирь (как «хвост» у раков-отшельников), поэтому лишенные доспехов мор­ские рыцари прячутся, словно в замках, за извест­ковыми стенами домиков устриц, мидий, сердцеви­док, пинн и других двустворчатых моллюсков.

Подрастая, краб обычно меняет квартиру: пере­бирается на жительство к более крупной ракушке. Но некоторые крабы так привыкают к старому жилью, что едва помещаются в нем, но не покидают тесную раковину. Какая польза моллюску от краба? Воз­можно, и никакой. Но выжить его ракушка не может, никакие средства не помогают.

Селиться в чужих домах, видно, в обычае у рако­образных. Кроме ракушковых крабов в моллюсках, сальпах, пиросомах поселяются и другие морские членистоногие. А некоторые рачки прячутся даже между жабрами больших крабов пагурусов. Многие раки живут также и в губках. Из одной губки (правда, очень большой) извлекли как-то 18 тысяч креветок, мирно поделивших между собой бесчисленные акве­дуки и каналы, пронизывающие во всех направлениях его пористое тело.

Некоторые рачки поселяются в губках в ранней молодости, а потом подрастают и уже не могут вы­браться обратно: отверстия, через которые они про­никли в губку, теперь слишком малы для них. Впро­чем, о потерянной свободе они, похоже, мало грус­тят.

Несъедобные ткани губки защищают узников от опасности, а еды в темнице достаточно. Губка по­стоянно прокачивает через себя воду, вместе с во­дой затягивая мельчайших животных; раки ловят их и едят.

А какая польза губке от квартирантов?

Польза в том, что рачки очищаютее ткани от ила и других осадков, перемешивают воду, и она быстрее течет через губкины поры, больше приносит, следовательно, пищи и кислорода.

Когда речь заходит о симбиозе морских диогенов,

обычно сразу вспоминают о классическом его об­разце - дружбе рака-отшельника и актинии. Еще «отец» зоологии великий Аристотель две с лишним тысячи лет назад обратил внимание на странных ра­ков.

Партнеры раков-отшельников - актинии, или мор­ские анемоны, живут в море всюду: от полярных широт до тропиков, от прибрежных скал до бездон­ных глубин. В море, где лимит света ограничивает растительную жизнь небольшой поверхностной зо­ной, многие животные похожи на растения.

Древовидные колонии кораллов образуют здесь непроходимые леса. Гидроидные полипы и мшанки изображают траву и кустарники, губки - моховые кочки, а актинии - цветы в сумрачных садах Непту­на. Они напоминают их и формой своей, и яркостью красок.

Но мирный вид актиний обманчив: «цветы» эти хищны и ядовиты. Похожие на лепестки щупальца морских анемонов усажены стрекающими, как крапива, клетками, а изо рта, из многочисленных пор своего тела выбрасывают актинии длинные нити (аконции) с отравленными «стрелами» на конце. Яд их бли­зок к кураре, одна капля которого, как известно, может свалить ягуара. Все обитатели океана стара­ются держаться подальше от актиний, и этот их страх перед ядовитыми «цветами» с большой выгодой для себя используют раки-отшельники.

Они тоже всюду живут в море - от сумрачных глубин до береговых скал, где бушует прибой. Есть даже сухопутные раки-отшельники; обитают они в сы­рых джунглях Южной Америки, далеко от моря. Когда приходит пора размножения, полчища раков ползут на берег океана и откладывают там икру. Рачья молодежь подрастает и снова переселяется в джунгли.

Отшельниками, или диогенами, раки прозваны за необычные повадки: подобно древнему мудрецу, размышлявшему о смысле бытия, сидя в бочке, они живут в раковинах улиток. Но раки-отшельники, пожа­луй, имеют для такой жизни больше оснований, чем Диоген: брюшко у них мягкое, не защищенное пан­цирем. Вот они и прячут его в пустые раковины морских улиток. Раки-отшельники поселяются в раковинах любых улиток, лишь бы они подходили по размерам. Рака придо находили в раковинах 25 различных видов улиток.

Сотни «бочек» осмотрит рак-философ, сотни раз примерится, а как найдет подходящую раковину, тут же заберется в нее.

Если нет свободной раковины, рак атакует улитку, вытаскиваетее по частям из дома и поселяется в нем. Вход в раковину затыкает клешней. У многих раков-отшельников правая клешня в несколько раз больше левой, у других, напротив, левая крупнее правой. Одной большой клешней закрывать вход в раковину удобнее, чем двумя одинаковыми.

Но в море есть хищники, которые не боятся рачьих клешней, осьминоги например. Сильными щупальцами они легко взламывают клешню-дверь и вытаскивают морского отшельника из перламутровой кельи.

Чтобы спастись от разбойников, рак обзаводится оружием особого рода. Он ищет на дне моря ядови­тый «цветок» - актинию, и друзья начинают совмест­ную жизнь, полную чудесных приключений.

Науке известно более четырехсот видов раков-отшельников, и, естественно, что не у всех взаимо­отношения с актиниями складываются одинаково. Здесь много разных вариантов. В грубых чертах все их можно разделить на три главных типа, которые хорошо иллюстрируют последовательность развития этого интересного симбиоза.

Некоторые раки-отшельники ищут уже готовые, «вооруженные» актиниями раковины. Найдут такую раковину и поселяются в ней. Когда, подрастая, рак меняет квартиру, он не забирает с собой актинию, просто бросает ее вместе с раковиной и ищет новый дом, желательно с актинией на крыше. Очевидно, здесь наблюдаем мы начальные стадии формирования симбиоза, который развился из случайной встречи рака и актинии, поселившейся на раковине, избран­ной позднее отшельником.

Иначе ведут себя при встрече рак арросор и паразитическая актиния.

Почувствовав запах морского «цветка», рак-одиноч­ка (без актинии на раковине) приходит в большое возбуждение. Торопливо приближается он к камню, на котором сидит его друг, и обхватывает актинию ножками. Обычно при каждом прикосновении актиния

выбрасывает стрекающие нити и жалит пришельца, потревожившего ее. Но сейчас она этого не делает, лишь слегка сокращает щупальца. Рак поглаживает ее, как наездник любимого коня (правда, мы увидим дальше, что не рак поедет на актинии, а она на нем). Затем рак гладит подошву, которой актиния прикреп­ляется к камню. В ответ на дружеские прикосновения рачьих лап актиния сокращает ее, отделяет от камня и медленно переползает на раковину к раку. Там прочно усаживается, и рак, обремененный тяжелой ношей, но явно довольный своим приобретением, бесстрашно отправляется на поиски приключений в водяные джунгли.

По-видимому, рак арросор и актиния давно уже ведут совместную жизнь. Их поведение очень слож­но: оба животных приспосабливались друг к другу в течение миллионов лет.

Следующий, еще более высокий этап в развитии симбиоза представляет «дружба» рака придо и акти­нии адамсии.

Адамсия, если ее отделить от рака, умирает месяца через два-три, а рак придо погибает еще быстрее:

в первые же дни падет он жертвой алчности хищных рыб и осьминогов. Рака ведь не защищают теперь стрекающие батареи актинии.

Мало кому приходилось видеть рака придо без актинии. Сама актиния тоже лишь в юном возрасте живет без рака. Сидит на камне этакий розовый бу­тончик размером с наперсток. Крупных адамсий никто в море не встречал иначе как на раковинах придо, поэтому и неведомо зоологам, достигают ли эти актинии полной зрелости без помощи рака, ведя свободный образ жизни на дне моря?

Рак придо, как почувствует, что где-то побли­зости есть адамсия, сейчас же начинает ее искать. Он отлично, видно, разбирается в зоологической классификации актиний и никогда не спутает адам­сию паллиату с другим, очень похожим на нее ви­дом. Рак ощупывает актинию усиками. Если даже за­вернутьее в тряпку, он и тогда не ошибется: отли­чит свою актинию от чужой. Наверное, узнает по за­паху. Актиния не жалит рака. Он осторожно снимает ее с камня. Берет клешней за самый низ, за подошву, чтобы не повредить защитника. Рак придо сажает ак­тинию не на «крышу» своего дома, как делают многие другие раки-отшельники, а на «порог»: снизу, близ отверстия раковины. Она присасывается к ра­ковине под раком, позади его рта. Это тонкий стра­тегический ход: сидя здесь, актиния может расти только вбок. Разрастаясь в единственно возможном направлении, она вскоре охватывает широким коль­цом, словно муфтой, всю раковину рака (за исключениемее острого конца). Из пор этой муфты, как из бойниц крепости, вылетают ядовитые стрелы-аконции и ранят врагов, приближающихся со злым умыслом к раку.

Рот актинии помещается сразу же позади рта рака, и, когда он ест, актиния тоже принимает участие в трапезе: хватает щупальцами оброненные раком куски пищи.

Но рак растет, и его рот вместе с удлиняющимся вперед телом удаляется от края раковины и ото рта актинии. Чтобы не отставать далеко от рачьего рта, актиния строит «висячий» мост над бездной, по кото­рому вновь добирается до кормушки. Она выделяет за край раковины слизь, которая быстро твердеет и тонкой, но прочной роговой перепонкой покрывает вытянувшееся вперед тело рака. Актиния надстра­ивает раковину, переползая с прежнего места на эту надстройку, ближе к жующему рту своего друга.

Теперь мы в полной мере можем оценить все стратегические преимущества позиции, занятой ак­тинией при первом переселении на раковину. Для актинии эта позиция выгодна своей близостью ко рту рака, для него — тем, что актиния может здесь расти лишь в нужном для защиты раковины направле­нии. Кроме того, располагаясь на «пороге» дома, акти­ния, чтобы не отстать от рачьего рта, вынуждена по­стоянно надстраивать раковину, и поэтому подраста­ющему раку придо нет необходимости часто менять квартиру. Большую часть жизни он проводит в одной «самонадстраивающейся» раковине. Это выгодно и актинии: ей тоже ведь не приходится переселяться.

Не все раки-отшельники носят актиний на ракови­нах. Некоторые сажают их прямо на спину, на голый панцирь, и тогда обходятся без раковин. Есть и такие раки: найдут актинию и берут ее в клешню, которой запирают дверь. Никакой осьминог не рискнет и близко подойти теперь к двери.

Морские крабы, обитающие на коралловых рифах Индийского океана, носят» в каждой клешне по акти­нии. Это отличное оружие. Хищник разинет пасть, чтобы съесть краба, а он сунет в нее морской «цве­точек», как огнем обожжет, — и враг удирает.

Мы знаем теперь, что актинии не сопротивляются, когда раки перетаскивают их с обжитого места на свои раковины: ведь на крыше рачьего дома жить удобнее. Дом с места на место переезжает, и актинии в щупальца чаще попадается добыча. А когда рак ест, при нем кормится и актиния. Иные актинии, видно, очень высоко ценят рачью дружбу и сами влезают к ним на спину, иногда даже без особого приглашения.

У берегов Чили обитает краб хепатус. Он редко пребывает в одиночестве. Обычно на его широкой спине восседает актиния антолоба. Один ученый снял как-то пинцетом антолобу с краба и пересадил на камень в аквариуме. Актиния съежилась, словно оби­делась на грубое обращение, и четыре дня просиде­ла без движения. За это время краб хепатус много раз пробегал мимо, не обращая никакого внимания на своего товарища.

На пятый день актиния сползла с камня, встала на дне «вверх ногами» - щупальцами вниз, подош­вой вверх - и в этой экстравагантной позе про­стояла несколько часов, дожидаясь, когда краб еще раз пробежит мимо. Наконец ее долготерпение было вознаграждено: краб случайно приблизился к ней. Актиния сейчас же обхватила его ногу подошвой, словно клещами, и повисла на ней. Краб повсюду таскал за собой антолобу, а она медленно ползла по ноге все выше и выше, за ночь перебралась на спину краба и прочно там обосновалась.

Когда рак придо, поймав рыбешку, устраивается поудобнее, чтобы съесть ее с аппетитом, из раковины за лакомыми кусочками тянутся не одни только щу­пальца актинии. Еще один друг заявляет свои права на добычу. Из двери дома высовывается морской червь нереис и хватает куски побольше. Он живет в раковине вместе с раком. Рак об этом «знает» и не трогает квартиранта, хотя других таких же чер­вей он тут же хватает и ест. Червь никогда не поки­дает кельи усатого отшельника. Он даже плавать разучился, и многие мышцы у него атрофировались. Этим он отличается от других представителей своего вида, свободно живущих в море, и потому зоологи выделили червя-квартиранта в особую расу - inquilo, что значит «жилец».

Заметили также, что рак, у которого в раковине поселился нереис, очень осторожно заползает в свой дом. Боится задавить червя! Какая ему польза от жильца? Думают, что червь помогает раку, очищая его спрятанное в раковине брюшко от паразитов. Некоторые раки придо так прочно обрастают актиния­ми, что не могут выбраться из раковины и проводят остаток жизни словно бы под домашним арестом. Вы сами понимаете, как в таких условиях дорога помощь друга, одно присутствие которого избавляет вас от паразитов в квартире.

УЗЫСИМБИОЗА.

Клоунами называют некоторых рифовых рыбок из семейства помацентрид. Ни один цирковой костюм, щедро украшенный мишурой, не может соперничать с яркостью наряда этих рыбешек. Их чешуя перели­вает всеми цветами радуги, и, насколько это красиво, можете судить, посмотрев кадры из «Голубого кон­тинента» или другие фильмы, в которых сняты сцены подводного мира.

Рыбки-клоуны обычно плавают парочками, но далеко не заплывают. Снуют, кружатся вокруг одно­го центра, и центр этот - актиния или группка тесно прижавшихся друг к другу актиний.

Даже взрослые рыбки-клоуны дальше нескольких метров от актиний не удаляются, а молоденькие помацентридки привязаны к ним еще теснее;

5-15 сантиметров - вот весь радиус их прогулок. В паре самец и самка, и они очень не любят, когда Другие рыбки того же вида мешают их уединению. Как только непрошеные гости приблизятся, они го­нят их прочь. Здесь соблюдается строгий этикет: са­мец выпроваживает самцов, а самка - самок. Они ревниво стерегут актиний, своих друзей и защит­ников.

Оказывается, раки-отшельники совсем не ориги­нальны. Секрет их самозащиты разгадан рифовыми рыбками (увидим ниже, что не только ими).

Многие помацентриды живут в дружбе с актиниями из семейства стоихактид. В минуту опасности, долго не раздумывая, рыбки ныряют в гущу ядови­тых щупалец актинии. Высунут на минуту голову, чтобы удостовериться, не миновала ли опасность, и опять прячутся, «подобно напроказившим малышам, ищущим защиты в широких складках передника любящей матери».

Некоторые зоологи утверждают, что рыбки-клоу­ны забираются даже в рот к актинии и в ее простор­ном «желудке» дожидаются, когда враг оставит их в покое.

Опасность миновала, и помацентридки, живые и непереваренные, осторожно выбираются наружу. Актиния открывает рот, выпускает их. Если же вы попытаетесь извлечь из щупалец актинии «окопавших­ся» там рыбешек, она лишь плотнее сожмет их, и от­нять рыбку из прочно сомкнутых объятий ее Друга можно будет, лишь разорвав щупальца или разрезав рыбку на части. Как только вы уберете руку, акти­ния отпустит дорогую «пленницу» на свободу.

Рыбки-клоуны весь день суетятся около актинии, очищают ее щупальца от крошек пищи, которые тут же поедают. Глотают и «пузырьки с ядом» — стре­кающие клетки, отрывая их от щупалец актинии. Поедая ядовитые пузырьки, эти рыбки едва ли в со­стоянии заметно убавить их число, ведь на каждом щупальце актинии «понатыкано» несколько миллио­нов стрекающих капсул, а на всех щупальцах по крайней мере полмиллиарда! Некоторые исследова­тели полагают, что таким образом на манер царя Митридата Понтийского, который, принимая в малых дозах разные яды, стал будто бы к ним нечувстви­тельным, рыбки поддерживают в своем организме иммунитет - невосприимчивость к ожогам «мор­ской крапивы».

Во всяком случае, любая другая рыба, прикоснув­шись к щупальцам актинии, падает замертво, словно пораженная током, а помацентриды такие прикосно­вения переносят безболезненно.

Какая, однако, польза актинии от этих рыбок? Понятно, что им-то прямая выгода жить с нею в мире. Они и кормятся около нее. Она их защищает. В аквариумах видели не раз, как быстро исчезают в желудках хищных рыб рыбки-клоуны, если отнять у них морские анемоны. Актиния их оберегает, простирая над ними часть своих щупалец, даже на их икру, которую рыбешки откладывают у ее подошвы. Ну а актинии, какаяже польза?

Во-первых, рыбки ее чистят: сама она этого сде­лать не может. Уносят подальше отрыгнутые акти­нией кости съеденных рыб, чтобы не гнили они около «дома».

Во-вторых, когда снуют около нее, то перемеши­вают плавниками воду, и актинии легче дышится, к ней притекает больше свежей воды.

В-третьих, говорят, помацентриды будто бы под­манивают добычу. Рыбки они яркие, их издалека вид­но. Эта их окраска - своего рода рекламный трюк. Хищники бросаются на пестрые «объявления» и по­падают в лапы к притаившейся актинии.

Наблюдения в аквариумах (в Египте) показали так­же, что, атакуя некрупных рыбок, помацентриды стараются подтолкнуть их к анемону. Те в пылу сра­жения не замечают опасности, приближаются к смертоносным щупальцам, и актиния «разнимает» дерущихся, выхватывая из свалки чужеземца. Ни­когда не ошибается: не набрасывает силки на своих рыбок.

В-четвертых (и это особенно интересно), рыбки-клоуны кормят своих актиний!

И это не однажды видели в аквариумах. Экспе­риментаторы бросали около актинии сантиметрах в двадцати от нее - кусок мяса. Рыбешки сейчас же подплывали к мясу. Одна из них хватала ртом этот кусок и тащила к актинии. Ноша нелегкая, лишь вдвое меньше самой рыбки, но та упорно волочит ее. Вот актиния уже может дотянуться до мяса своими щупальцами. Хватает его и прижимает ко рту. Тогда и рыбки принимаются за трапезу, теребят мясо, отрывая от него кусочки побольше, и торопливо их глотают.

Случается иногда, что актиния слишком уж спешит проглотить общую закуску, а рыбки еще не насыти­лись. Они дружными усилиями вырывают у нее изо рта это мясо и снова щиплют его. Наедятся и отдают актинии еще вполне полновесный кусочек, и тогда закусывает она.

Креветка периклименес, подобно рыбкам-клоу­нам, постоянно живет под защитой щупалец больших актиний. Она выполняет все обязанности помацентрид и пользуется всеми выгодами, которые выпадают на долю друзей морских анемонов.

 

5. БИОЦЕНОЗЫИ БИОГЕОЦЕОЗЫ

(сообщества и экосистемы).

5.1. Понятие биоценоза.

 

В современной экологической литературе термин биоценоз обычно применяется как синоним термина сообщество.

Биоценоз - сложная природная система.

Биоценоз - это сочетание популяций растений, животных и микроорганизмов, взаимодействуют друг с другом в пределах данной среды и образующих тем особую живую систему со своими собственными составом, структурой, взаимоотношениями со средой, развитием и функциями.

Биоценозы в природе бывают разного масштаба. Можно выделить биоценоз моховой почки, разрушающегося пня, луга, пруда, болота, леса. Можно создать рукотворный биоценоз - аквариум, террариум, теплицы, оранжереи. Во всех случаях мы выделяем такое сообщество организмов, в котором совместно живущие виды оказываются приспособленными к определенному комплексу абиотических условий и поддерживают свое существование через связи друг с другом. Более мелкие биоценозы являются в природе частями более крупных, как, например, все обитатели лесной поляны или ствола упавшего дерева - часть общего биоценоза леса, а прибрежные и донные биоценозы - часть общего речного или озерного сообщества.

Таким образом, вся живая природа состоит не только из отдельных организмов и видов, но и из разнообразных биоценозов, в которых группируются представители различных видов.

Следует отметить, что биоценозы - это открытые систем (как и вообще все биологические системы), и в природе переходят одни в другие вдоль тех или иных градиентов среды, а не занимают четко ограниченные зоны. Нередко различные биоценозы настолько сливаются, переходя друг в друга, что при отсутствии четких границ между средами обитания иногда невозможно определить, где кончается один и начинается другой биоценоз. Поэтому, установить границы биоценоза бывает нелегко. Иногда экологи при выделении сообщества ограничиваются произвольным набором видов.

Каждому биоценозу соответствует биотоп участок с однородными экологическими условиями, который он занимает, совокупность неживых компонентов, однородное по абиотическим факторам среды пространство. Иногда биотоп отождествляют с местообитанием. Однако местообитание - это территория (и акватория), арена, на которой происходит развитие вида или популяции. Биотоп же - это абиотическая среда биоценоза. В биоценоз включаются виды растений, животных и микроорганизмов, которые не только постоянно обитают в рассматриваемой экосистеме, но оказывают существенное воздействие на жизнь экосистемы.