«В чём-то должен быть подвох» – приходило на ум Костику уже которое утро подряд. Они, эти «бандерлоги», как он мысленно окрестил новых одноклассников, подозрительно быстро проглотили наживку и согласились с его, Костика, «инакостью» и неприкосновенностью. «А что, собственно, тебя не устраивает? – спрашивал себя Костик. – Всё правильно. Я другой. Я джибоб и этим отличаюсь от толпы». Но что-то настораживало: уж больно всё складно.
И словно накаркал. На первом уроке оглашали список участников школьной спартакиады, которая будет проходить в Финляндии, в Лахти в начале июня. Не бог весть как туда и хотелось, он бывал там много раз. Для питерцев обычное дело – мотануть на выходные куда-нибудь в Лаппеенранту, часа четыре ходу на автомобиле, никаких хлопот! Вот и для семьи Рымников это был привычный маршрут. Даже поднадоело. Но суть-то в другом. Поехать с классом, орать песни в автобусе, да и просто побыть без родительского присмотра! Костик видел в этом какую-то невероятно сладкую свободу. А Финляндия или Луга – разницы никакой. Но вот прозвучала его фамилия, и Кэт как-то очень ехидно заявила на весь класс: “Рымника вычёркивайте. Джибобы не стремятся к первенству. Джибобы самодостаточны и совершенны”.
Он был ошеломлён. Спасибо, подружка! Пиявка и лягушка! Кто за язык-то тянул?
Костик не нашёл аргументов против такого заявления и молча кивнул. И был вычеркнут из списка. Белла Борисовна даже не стала докапываться, что да как, да почему. В результате ребят ждёт потрясающая поездка, а он – он, как дурак, останется дома.
Как бы не возникло эффекта снежного кома! Вот уже на перемене обсуждают школьный КВН, без него, разумеется. Все правильно. Сам накрылся лапками – «я в домике» – так что же ты хочешь? Твой удел теперь – гордая осанка одинокого масона, таинственный взгляд, книги и Интернет. Ты – альбинос по собственной воле, и если тебе дурно на солнечном свете, среди смуглых и кучерявых, то сам в этом и виноват. Костик даже хмыкнул от такого печального сравнения.
– Кость, ты не обиделся? – Кэт возникла перед ним внезапно, словно материализовалась из воздуха.
– На что? – он изобразил искреннее удивление.
– Ну, я тебя избавила от лишних объяснений по поводу Финки. Втолковывать всем по десятому разу ведь унизительно, верно? А учителя иногда тупят.
– Всё верно, Кэт. Спасибо тебе, светлая голова.
– Сейчас собрание в актовом зале. Пойдёшь?
– Не-а. Не хочу.
Кэт посмотрела на него с восхищением.
– Ну, я бы тоже прогуляла… Но, понимаешь, Бебела просила помочь с этим, как его…
– Кать, правило номер раз: никогда не оправдывайся. Ты можешь идти, можешь не идти, можешь свалить с середины собрания, или что там планируется?.. В общем, поступаешь так, как именно ты считаешь нужным. Вот и всё. В этом зерно идеи.
– Идейные все, как я посмотрю, – медовым голосом проговорила подошедшая к ним Носова и стрельнула в Костика глазами. Он заметил, что на блузке у неё расстёгнуто чуть больше пуговиц, чем надо. Ненавязчиво так, как будто случайно. «Молодец, девка! Но не в моём вкусе».
Хотя почему не в его? Рита Носова обладала лучшими в классе… частями тела, причём всеми без исключения. Да и на личико была ничего. Глуповата? Есть немного, Кэт, конечно, поумнее, но ведь не философские же догматы с девчонками обсуждать?
Носова держала кипу плакатов, свёрнутых в рулоны. Выбившаяся из-под заколки непослушная рыжая прядь заслонила один глаз. Рита несколько раз злобно дунула на неё и, не добившись результата, попыталась плечом убрать волосы с лица. Рулоны выпали из рук, она наклонилась их поднять, вырез блузки открыл совсем уж пикантную картину девичьей груди, стянутой кружевным бюстгальтером невообразимого канареечного цвета. Костик даже смутился и бросился помогать, хотя Носова уже подхватила выпавшие плакаты. Но не стоять же истуканом и не пялиться на девчонку!
Кэт презрительно фыркнула и удалилась, насвистывая, точно пацанёнок.
– Давай, помогу тебе отнести макулатуру, – он взял у Риты рулоны и направился с ними в актовый зал, стараясь не смотреть на Носову, чтобы не выдать смущения.
В зале было полно народу. Ученики, начиная с восьмого класса и старше, безудержно галдели, кидались скомканными снежками бумажек, громко и азартно комментировали что-то, пялясь на экраны смартфонов. Костик положил рулоны на жёлтую фанерную трибуну, как просила Носова, и хотел было удалиться, даже не поинтересовавшись темой собрания, но тут… Тут произошло нечто такое, о чем он позже вспоминал, разбирая на малейшие составляющие и смакуя каждую мелкую деталь. Он увидел ЕЁ.
ОНА была необыкновенно хороша. Сидела в пятом ряду, разговаривала с какой-то невзрачной подругой, а Костик не мог оторвать от неё взгляда. Он, конечно же, видел красивых девочек, но эта была особенной. Светлые волосы, забранные назад, синий джемпер, джинсовая юбка, никаких украшений. Точёное личико, аккуратный маленький носик, какие-то необыкновенные глаза. Но самое главное – линия губ. Удивительный капризный изгиб, точный завершающий штрих немыслимого, неземного образа. Больше ничего и не надо. Никакой призывно расстёгнутой блузы, как у Носовой, никакого мини. Костик таращился на эту линию губ и не понимал, что с ним происходит. Всё перевернулось. Красоты в губах этой девочки было столько, что всё остальное представлялось лишним, отвлекающим: и грудь, очерченная одеждой, — важнейший, кстати, для одноклассников элемент, и попа, и ноги. Всё в ту минуту оказалось периферийным, незначимым, и Костику даже захотелось встряхнуть головой, чтобы сбросить наваждение. Он смотрел и смотрел на неё, пока она не заметила его настырный взгляд и не принялась что-то нашёптывать подруге, приставив ладонь к краешку рта. Костика будто обдало кипятком. Подруга-дурнушка (да рядом с ней – все дурнушки) быстро взглянула на Костика, продолжая внимать шёпоту красавицы, и вместе они прыснули каким-то неприятным дующим смехом, таким нелепым и уродливым. Он, конечно же, понял, что говорят о нём, и далеко не приятные вещи. Смех красивой девочки больно уколол его. Костик отвёл взгляд и уже хотел было гордо удалиться из зала, но Рита придержала его за рукав.
– Пялься, пялься, а трогать не моги. Она – кабанская.
– В смысле? – обернулся Костик.
– Ну, Кирюхина она. Девушка Кабана.
Ах вот, в чём дело! Костик почувствовал, как тысячи иголок впились в его ладони и ступни. Значит, она уже чья-то!
– Это Алиска Авдеева из параллельного. Кабан тебе ноги выдернет и зубочистки вставит, – нараспев проворковала Носова.
– Рит, не лезь, а! Хочу и пялюсь.
Дверь открылась, и вошёл директор Иван Матвеевич в сопровождении нескольких учителей. Зал притих. Пока те продвигались к трибуне, у Костика ещё было время что-то предпринять. Например, вразвалочку, как заправский матрос, прошествовать к выходу, ни разу не обернувшись на публику. Или сесть в последнем ряду возле Кэт. С ней можно поболтать, коротая время до окончания сборища. Или просто плюхнуться на любое свободное место, раз уж невольно в этом зале оказался. Заодно и послушать, о чём тут речь. Информация не помешает.
Но Костик выбрал самый гиблый вариант: десять шагов от трибуны – и он возле пятого ряда. Ещё мгновение – и сел в свободное кресло рядом с роковой красавицей. И тут же возникла мысль: как может быть свободным место рядом с такой девчонкой?
Он вжался в кресло, будто испытывал космические перегрузки или же встречный ветер пригвоздил его к дерматиновой спинке. Иван Матвеевич начал речь. О чём? Костик напряжённо смотрел ему в рот, но не понимал ни слова. Слева от него сидела ОНА, и присутствие Её бедра на расстоянии в пол-ладони от его ноги напрочь вымыло все остальные мысли из головы, заставив почти физически ощущать эти несколько сантиметров. Ему нестерпимо захотелось ещё раз взглянуть на её губы, но ведь так просто не повернёшь голову. А, собственно, почему нет? Он – джибоб, и делает, что хочет. Просто взять и повернуться вполоборота. И заговорить. Для джибоба это должно быть вполне естественно. Должно быть… Костика задела паскудная мысль, что он суррогатный джибоб, раз трусит взглянуть на девчонку. Ещё минуту он набирался мужества, потом медленно начал оборачиваться назад, якобы к Кэт, сам же пожирал глазами нежную розовую щёку соседки и аккуратное ушко, и светлый завиток у скулы. Просканировал эту волшебную картинку, помахал сидящей на заднем ряду Кате, чем немало удивил её, и принялся также медленно, как если бы у него болели все суставы, возвращать тело в исходное положение. И снова жадно впитывал глазами ухо, щёку, краешек губ, с бокового ракурса напомнивших ему маленького дельфинчика с глупой картинки на его давнишнем детском ранце. Повернулся лицом к трибуне и прикрыл веки, стараясь зафиксировать образ, найти ему постоянное укромное место в сознании.
– А кто это у нас спит? – послышался директорский баритон.
Зал взорвался хохотом, заставив Костика открыть глаза. Иван Матвеевич откашлялся и продолжил. Краем уха Костик уловил, что речь идёт о чём-то скучном: о преемственности поколений, о наставниках, о летней практике. Какая несусветная ерунда! Боковым зрением он заметил, что красавица вытянула ноги под сиденье кресла впереди. Он скосил глаза – так, чтобы она не догадалась, и залюбовался её икрами. Вот уж, действительно, в красивом человеке всё красиво: и губы, и глаза, и ноги. И имя у неё необыкновенное – Алиса. И запах головокружительный. Так пахнут, вероятно, эти, как их… эльфы… Юбка приоткрыла колени, конечно же случайно – Костик не сомневался. Ещё миг – и он уже не мог оторвать от них взгляда. И не в силах был вспомнить, что можно сравнить с таким совершенством – статую в Летнем саду, балерину Дега на календаре в комнате родителей, фламинго из недавнего документального сериала на канале «Animal Planet»…
До смерти захотелось снова увидеть её губы. Что ж, ещё раз помахать подруге Кэт? Костик повернул голову налево – вновь медленно, будто у него нестерпимо болела шея, и наткнулся на смеющиеся глаза необыкновенной соседки.
– Если ты хочешь смотреть на меня, то смотри. Я денег за любование не беру. Совсем не обязательно кому-то там махать, – она изогнула губки в улыбке, и на щеках появились очаровательные ямочки.
Костик вспыхнул.
– Я вовсе не пялюсь на тебя, вот ещё!
Девочка снова улыбнулась, и ему показалось, что он сидит перед ней абсолютно голый, а любая его мысль известна ей наперёд. Ну не ведьмочка ли! Он с вызовом посмотрел ей в глаза. Нет, какая же ведьмочка? Ангел…
Ангел накручивал на длинный пальчик мягкий локон и, в свою очередь, изучал собеседника.
«Как насекомое», – подумалось Костику.
– Ты новенький? Не видела тебя раньше, – прошептала она, осторожно взглянув на ораторствующего директора. – Я тоже недавно в этой стае, с сентября.
– А я совсем свеженький. Константин Рымник. А ты – Алиса Авдеева? – как можно более непринуждённо попытался спросить Костик, но вышло как-то сбивчиво. Даже имя выговаривалось с трудом.
Алиса промолчала. Тут только он заметил, что соседка очень сильно накрашена. Костик не любил размалёванных девиц и искренне не понимал, зачем таким красавицам, как эта девочка, уродовать себя тоннами штукатурки. Впрочем, ангелам всё позволено. Да и уроки сегодня закончились, наверняка у неё есть планы… Планы! Он почувствовал укол ревности. Конечно, у неё свидание после уроков, сомнений нет!
Так сидели они бок о бок до конца собрания, и Костик едва дышал. Наконец директор старомодно поблагодарил всех за внимание и терпение и жестом дал понять, что мероприятие закончено. Ученики с шумом потянулись к выходу, перекрикивая друг друга и скапливаясь в дверях, словно весенний ручей у водосточного люка. Костик вставать не торопился. Ему хотелось, чтобы Алиса пошла в коридор первой, а он бы последовал за ней, посмотрел бы на неё со спины, полюбовался затылком, плечами, талией. Он уже понял, что она примерно одного с ним роста, если не выше. Эх, была бы, как Кэт, ниже его, вот было бы круто!
Стоп! Джибобам всё равно. Женщины любого роста, возраста и социального положения мечтают о том, чтобы просто постоять рядом с джибобом.
…Попахивает раздутым самомнением и гордыней. Костик внутренне усмехнулся сочинённому только что постулату. Эх, если бы всё было именно так, как выдумывает голова!
Подружка-дурнушка встала, небрежно оправила юбку, прилипшую к толстым ягодицам, показала глазами Алисе, мол, догоняй, и направилась к двери. Та кивнула и повернулась к Костику. Сердце его застучало сильнее.
– Надоели эти собрания, правда?
– Это точно! – задорно ответил Костик, радуясь возможности поговорить с ней.
– Ты забавный. Рымник – так, кажется, или путаю?
– Так. Можно просто Костя.
– Хорошо тебе, у тебя фамилия на «эр». А у меня на «а». И имя тоже. Меня всегда первой по журналу вызывают.
– Эт-да. Это тебе не повезло!
Костик раздосадовано прикусил губу. Ну прямо солдафон! Не умеет вести светскую беседу с красивой девушкой!
– Говорят, ты из какого-то общества, что ли?
– Да! – воодушевился Костик. – Я джибоб. Тебе интересно?
Он уже набрал в лёгкие воздуха, чтобы начать рассказ, в котором он непременно предстанет загадочным, не таким, как остальное «стадо», конечно же, ей надоевшее (сомнений нет), и она тут же заинтересуется только им. Или хотя бы для начала захочет узнать о джибобах побольше. А он станет её проводником в абсолютно другой мир и превратится в близкого друга… Но Алиса резко прервала его мечты.
– Да меня это не сильно волнует.
Костик проглотил готовую вырваться реплику.
– Слушай, – кончиком тонкого пальца она прикоснулась к пуговице на манжете его рубашки. – Можно тебя попросить? Сделай одно доброе дело.
Доброе дело? Да Костик готов на что угодно!
– Конечно!
Алиса огляделась. В зале, кроме них, никого не осталось.
– Позвони по одному номеру, – она порылась в сумке и достала маленький мобильник в красном лаковом чехле.
– Наврать чего-нибудь надо? – как-то грустно вымолвил Костик.
Алиса улыбнулась и положила ладонь на его руку. Прикосновение обожгло Костика, он зачарованно посмотрел сначала на свою кисть, затем на красотку.
– Ой, бандана! – Алиса скользнула горячими пальчиками к его запястью и погладила ноготком край материи. Щёки Костика запылали.
– Это знак отличия. Но тебе же неинтересно…
– Потом, потом расскажешь, будет ещё время.
Будет время! Конечно, будет! Он представил, как они сидят в кафе, Алиса так же гладит его руку и внимательно слушает.
– Раз просишь, позвоню. Что сказать-то?
– Просто позови одного человека. Его зовут Илья.
– И?..
– И всё. Дашь мне телефон. Понимаешь, мобила у него отключена. Я звоню на городской, а там жена-жаба всё время снимает трубку и алёкает, усекаешь?
Костик усекал. Красивая девочка Алиса, мечта любого парня, звонит женатому мужику. Он подумал, что мужик этот обязательно должен быть волосатым, с намечающимся животиком и валиками над ремнём джинсов. Хотя нет, у таких девчонок парни наверняка под стать голливудским звёздам. Кто там у них секс-символ? Вампир Роберт Паттинсон?
– Не вопрос, – холодно произнёс Костик.
– Только это тайна, понимаешь… В школе никто не должен знать… Дай мне слово, что никому…
– Даю тебе слово, – Костик попытался заглянуть Алисе в глаза, но та отвернулась, возможно, намеренно.
– Чёрт, телефон сел. Закачивала музон на перемене.
Ей не шло слово «музон». И вообще, вся эта ситуация ей не шла.
– Говори, какой номер, – Костик вытащил свой мобильник.
Алиса продиктовала. Номер начинался с четвёрки. Так же, как у деда с бабушкой. Пригород? Костик сразу нарисовал в воображении загородный дом на берегу Финского залива. Такой белый особнячок, с башенкой и черепичной крышей, гаражом, за высоченным забором, а в щёлку ворот видны азиатские садовники-огородники.
Гудки в трубке были долгими. Роберт Паттинсон, наверняка, искал голой волосатой ногой тапочку под кроватью, чтобы подойти к телефону, непременно висевшему на стене.
– Алло, – послышался женский голос.
– Здравствуйте, позовите, пожалуйста, Илью.
– Веньяминыча, – шепнула Алиса, нервно покусывая ноготь на большом пальце.
«Он ещё и Веньяминыч!» – раздражённо подумал Костик.
– Веньяминовича, – не без труда выговорил он.
– Илья ВенИАминович отдыхает, – важно ответил женский голос, делая ударение на «ИА».
Алиса жадно поедала Костика глазами. Он решил придать лицу невозмутимое выражение.
– Простите, а когда… примерно… Илья ВенИАминович закончит отдыхать?
– А вы, простите, по какому вопросу?
– По какому вопросу?.. – Костик взглянул на Алису.
Та схватилась за голову и выпучила глаза, словно говоря: «Ну и дурак!»
– Я по личному. Попозже перезвоню.
– Постойте! – голос в трубке стал теплее. – Вы не по поводу съёмок?
Тут на Костика снизошло вдохновение.
– Да-да, именно. Именно по поводу съёмок.
– Вы – тот самый Виталий? – ещё теплее произнесла трубка. – Подождите минутку. Уж ради вас я его разбужу!
Так, значит, всё-таки звезда. Звездун. Съёмки у него. Артист больших и малых… Костик представил, как разбуженный женой вальяжный барин запахивает на голом (обязательно волосатом) теле шёлковый зелёный халат с золотыми драконами, находит-таки свои тапочки (или что там у них – «домашние туфли») и шлёпает к телефону, по-стариковски шаркая и кряхтя.
– Я слушаю, – голос оказался удивительно молодым, немного похожим на Антохин.
Костик ожидал услышать бас и сонные покашливания. А этот перец молод, здоров, активен, и кто-то даже собирается снимать его.
– Хелло-ууу. Ай эм Спилберг. Стивен Спилберг.
Алиса вырвала у Костика телефон.
– Илья! Илюш, это ты?
Она по-королевски махнула на Костика, как на муху, – уходи, мол, дай поговорить. Он, оскорблённый этим жестом, гордо выпрямил спину и направился к двери. «Дурочка! Крутит с артистом. Взрослым. Женатым. Как есть, дурочка!»
Костик оглянулся. Но дурочка невероятно красивая…
Алиса сладко ворковала в трубку, и на секунду ему пришла шальная мысль о том, что когда она вернёт телефон, на динамике останется след её роскошных губ. И он тогда позвонит кому-нибудь – Антохе, к примеру, – по ерунде, а получится всё равно, как будто они с Алисой поцеловались. Дурацкая мысль! Костик встряхнул головой, ещё раз оглянулся на недосягаемую красотку и вышел из актового зала, тактично прикрыв за собой дверь.
Он сидел минут пять на подоконнике в пустом коридоре и наблюдал за серым в тёмную крапину голубем, преследующим на карнизе голубку.
Везёт птицам! У них всё просто: догнал самочку – твоя. Костик шумно вздохнул. Чем выше находится существо в иерархии эволюции, тем всё у него сложнее. Об этом только что говорили на уроке биологии. И болезни сложнее, и отношения, и законы. Хотя, если взять Кабана… Костик почесал затылок. С Кабаном выходило, что у него тоже всё просто, как у птиц. Он не задумывается – он берёт то, что хочет. Эх, пришпандорить бы как-нибудь это к теории джибобства! Захотел – взял, не захотел – не взял. Хорошо б ещё, чтобы красивые алисы тоже не задумывались, а брались по одному джибобскому хотению!
Голубь преградил голубке путь на узком карнизе, надул грудь, распушил хвост (я, мол, больше, чем ты думаешь) и начал вытанцовывать перед ней какой-то голубиный краковяк, кружась и чуть не соскальзывая вниз. Костик машинально выпрямил спину, расправил плечи: «Я тоже больше, чем ты думаешь!»
Дверь актового зала распахнулась, и вышла Алиса. По лицу её ничего нельзя было понять. Только щёки казались розовее, чем пять минут назад.
Костик спрыгнул с подоконника и ещё раз с досадой отметил, что они одинакового роста. Алиса выглядела крупнее, старше, под стать Антохиным подружкам-первокурсницам. Немудрено, что этот её актёришка клюнул. Бревном надо быть, чтобы не клюнуть!
– Спасибо, – Алиса сунула ему в руку мобильник и направилась к лестнице. Через несколько шагов она обернулась и, лучезарно улыбаясь, произнесла: – А ты ничего. Симпомпон.
Костик был озадачен комплиментом.
– Девчонки говорят, ты подтягиваешься на турнике полсотни раз?
Щёки Костика заалели.
– Ты о звонке никому, лады? – Алиса помахала ему рукой (пока-пока) и удалилась, играя бёдрами и зная, что он смотрит ей вслед.
Костик посмотрел на свой мобильник. Динамик с лёгким мазком розовой помады ещё хранил её дыхание. Он погладил кнопки подушечкой указательного пальца. Вздохнул совсем по-стариковски, комично – хорошо, что за ним никто не наблюдает… Он не Роберт Паттинсон. Тот бы… Что бы сделал тот? Догнал Алису, взял у неё сумку… Бред! Фантазии третьеклассника – нести за девчонкой портфель! Нет, Паттинсон бы ещё и приобнял за талию. И хрипловато так, как бы между прочим, произнёс: «А не выпить ли нам виски с содовой, детка?» И детка бы обмякла, засияла от счастья, закивала, повисла бы на его сильной руке с рельефным бицепсом.
Голубь укоризненно смотрел на Костика сквозь стекло, и, кажется, презрительно качал маленькой безмозглой головкой. Голубки рядом с ним уже не было.
Джибобы не горюют по поводу несделанного. Джибобы либо делают, либо договариваются со своей головой, что это их не касается.
И Костик решил сначала попробовать сделать, а затем уж, если что, договариваться с собственной головой. Да если поразмышлять, он в сотни раз круче вампира Паттинсона. Он – джибоб!
Костик показал голубю язык и уже хотел было совершить рывок в сторону лестничного марша – туда, где только что маячил край Алисиной юбки. Но тут же почувствовал пинок в спину. Обернувшись, он увидел Кабанова.
– Кому она звонила с твоего телефона? – Кирилл окинул Костика с головы до пят холодным колючим взглядом.
– Кто? – придурочно переспросил Костик и высвободил рукав из цепких кабановских пальцев.
– Идиота лепишь? – голос был напряжённый, с каким-то присвистом.
Костик молчал.
– Кому она просила тебя позвонить? Имя!!! – он смял в огромной пятерне воротник рубашки Костика. Верхняя пуговица сделала кульбит и улетела куда-то под плинтус.
Из-за широченной спины Кабана выглядывал Хомяк.
– Советую сказать правду, – Хоменко надул белый жвачный пузырь, тот лопнул со щелчком и осел на верхней губе тонкой сморщенной молочной пенкой.
Костик хотел было ответить что-то типа «Понятия не имею, отвалите, пацаны», но словно кто-то металлической прищепкой сдавил кадык. Не джибоб ли, сидящий внутри него? От этой мысли Костику стало как будто легче. Вот сейчас его побьют. За что? За чужую тайну. Тайну самой красивой девочки, какую он встречал в жизни. Нет, он будет благородным. Пусть идиотом, но благородным.
– Сам у неё и спроси, – Костик еле отцепил кабановские клешни от воротника.
– Джибобам пофиг всё, так ты кукарекал? – Кирилл навис над ним, будто гора, и Костику показалось, что он увеличивается в размерах, раздувается, как жвачка Хомяка. Как тот голубь на карнизе.
– Да, джибобам пофиг.
И тут он получил удар в голову такой силы, что его отбросило к стене. В глазах затанцевали красные головастики. Лоб будто бы разрезало на две половины, и, казалось, ткни сейчас пальцем в черепушку, и откинется назад крышка на хлипкой скобе, как на проржавелом алюминиевом бидоне. По виску потекла струйка тёплой крови.
Кирилл Кабанов стоял в шаге от него и массировал костяшки пальцев.
Страшно почему-то не было. Костик понял, что его физиономия приняла далеко не последний на сегодня удар. Нарушено правило, ради которого и родилась вся его философия: джибоба бить нельзя.
Кабан считал его мысли, точно пластиковую карточку прокатал по продольной ссадине на лбу.
– Ну, чё, выходит, джибоба можно бить? – произнёс он с усмешкой. – Теория неприкасаемости трещит по швам?
И прибавил пару высокоградусных выражений.
Костик молчал. Любые слова, которые можно было бы в этот момент произнести, – нелепы и унизительны. Джибобы не унижаются. И, к тому же, в эти доли секунды ему вспомнилось что-то про «честь прекрасной дамы». Да, девочка прекрасна. Даже слишком. Это немного утешало. Кабану он отвечать не собирался.
Джибобы НИКОГДА НЕ ОПРАВДЫВАЮТСЯ!
Кабанов исподлобья зверем смотрел на противника, не отводя глаз. Так глядит вожак стаи. Костик видел такое на дачном пустыре: бездомный пёс, на которого не мигая смотрел более сильный кобель, отводил взгляд, прижимал морду к земле и, наконец, признал чужое первенство, сдался, упав на спину, – лежачего не бьют. Костик ощущал сейчас какое-то родство с этим псом. Чего ждёт от него вожак? Что он, как шавка, упадёт на спину и заскулит, умоляя о пощаде? Не бывать этому! Он уставился Кабанову прямо в зрачки, стараясь не отвести взгляд.
– В гляделки играть надумал? – ухмыльнулся тот и невероятно быстро, удерживая руки Костика, вытащил мобильный из его кармана. Костик было дёрнулся, но получил удар локтем по подбородку.
Боль заморозила мозг, отключила рубильник самосохранения. Костик рванулся вперёд и со всей силы пнул Кабана головой в живот. Не ожидавший нападения от «слабого», Кабанов не сумел удержать равновесие и начал заваливаться назад, отчаянно махая руками, словно криво сколоченная ветряная мельница. Через миг он грузно осел на пол, но тут же легко вскочил, как Джеки Чан. Костик изловчился и со всего маху вмазал по кабановской челюсти. Кирилл был намного крупнее его, но не зря же Костик подтягивался по пятьдесят раз! Руки были сильные, и удар вышел первоклассным. Кабанов вновь пошатнулся, но удержался на ногах.
– Ах, ты!…
Следующий нешуточный тык поймала уже переносица Костика. В глазах почернело, поплыли рваные голубые круги. Он схватил ртом воздух, захлебнулся и понял, что пол уходит куда-то вбок, выливается через подоконник сквозь стекло на карниз, накрывает волной наблюдателя-голубя. Сознание ещё пополоскало немного его мозг в мутной водице и выключило свет одним щелчком.
* * *
Когда Костик открыл глаза, первое, что он увидел, были вытянутые лица Кабанова и Хоменко. А первое, что ощутил, – прикосновение холодных пальцев, которые поддерживали его затылок, трогали виски, теребили щёки, искали пульс на запястье. Костику показалось, что пальцев этих намного больше, чем полагалось для четырёх рук, сколько им там положено быть – двадцать? Точно больше: они были и на шее, и на лбу, и, похоже, на рубашке возле сердца. Натуральный двумордый спрут с длинными ледяными щупальцами, да и у того, по фантазийной логике, их должно быть на порядок меньше!
Перед глазами закружились спиралью тучи чёрных мошек. Костик повернул голову направо – мошки тоже переместились вправо, потом осторожно, едва ощущая шею, налево – рой последовал за его взглядом.
– Хорош меня лапать, я вам не девчонка, – на автомате выговорил Костик, ещё не совсем соображая, что произошло.
– Фу ты, Рымник, напугал! А мы никак у тебя пульс не найдём. Думали, ты того! – Хомяк нервно и тоненько заржал и добавил крепкое выражение, смысл которого дошёл до Костика только в общих чертах.
Картинка в глазах медленно фокусировалась, превращалась в осмысленную. Все трое находились в пустом актовом зале, Костик лежал на ковровой дорожке, под головой был мягкий, пахнущий куревом чужой свитер.
– Мы тебя сюда перетащили, а то в коридоре, сам понимаешь, народ шастает, – Кабанов протянул пятерню, помогая сесть.
Костик пощупал переносицу.
– Не боись, не сломана. Фингал, конечно, будет.
Кабанов сунул Костику носовой платок. Кровь уже не капала, но лицо было изрядно испачкано.
– Слушай, Доб, а чего ты сразу не сказал, твою ядерную за ногу, что она подружайке звонила? – Кабан протянул ему мобильник, – я набрал, там девчачий голос.
Тут Костик заметил, что у Кабана разбита губа, подбородок в кровяных подтёках, а воротник рубашки в красно-бурых пятнах. Значит, он тоже ему не по-детски врезал! Костик повеселел.
– Чего лыбишься? – Кирилл сел рядом с ним на пол и натянул свитер, на котором только что лежала голова Костика, – Я вот всё понять не могу, что за народ вы такой чудной – джибобы. Я хоть и рассчитываю удары, чтоб не до смерти, но чего ты молчал-то, партизан? Философия, вишь, у них такая – не оправдываться! Обозлил ты меня сильно, мог бы всерьез покалечить. Выходит, зря.
Он потрогал распухшую губу.
– А клёво ты приложил меня. Я даже не понял, когда успел раскрыться.
Костик поднялся, голова закружилась, он пошатнулся. Кабанов подхватил его под локоть.
– Ты, это, оживай давай. Дурачина! Я ж понимаю, ты нормальный пацан, не стукач. Ну объясни, чего такого подлого и стукаческого в том, чтоб тебе одно слово мне сказать: подружка, мол. По пацанским понятиям, никого не сдал и не слил. А так и сам покалеченный, да и Алиске бы досталось. Спасло её, что ты вырубился. Другой на моём месте вообще бы убил.
Кабанов журил его, словно Антон. Даже немного деда напомнил, когда тот учил их в детстве драться. Костик поморщился при мысли, что так давно не ездил к деду. Больше всего ему захотелось сейчас сесть на электричку и укатить из города. Черт с ними, с бабушкиными нудными причитаниями и сюсюканьем, – это резонная плата за то, чтобы видеть живых стариков.
В зал заглянула Белла Борисовна.
– Вы что тут делаете?
– Вот принесла нелегкая! – прошептал помалкивающий до сей поры Хоменко.
Бебела подошла к троице, увидела лица – да что лица, рожи, – ойкнула, сложила руки на животе.
– Подрались никак?!
– Бел-Борисовна, какое подрались! – пробасил Кабан, слизывая кровь с губы. – Мы ж, сами видите, по-братски обнимаемся. Долбанулись вон с трибуны.
Белла Борисовна, как и следовало ожидать, завела длинную педагогическую речь. Ребята дождались паузы в потоке слов и, наскоро попрощавшись, выскочили в коридор.
– В медпункт! Живо! – гремел вдогонку Бебелин голос.
На лестнице Кабанов с подозрением посмотрел на Костика.
– Дойдёшь сам?
– Конечно.
– Ладно, звиняй, если чё.
И помчался вниз через две ступени, обгоняя малышню с продлёнки.
Костик уже полностью пришёл в себя. Бандана на левом запястье пестрела кровавыми кляксами. Костик смотрел не неё как на повязку, которой бинтуют раненную в бою руку. И решил: не будет стирать её – пропитанная кровью, она станет теперь вполне осмысленным символом. Как на плакате с Команданте Че в комнате у брата. А ещё Костик вспомнил, что к бандане прикасалась Алиса, и улыбнулся.
Зла на Кабана он не держал. Хотя с досадой отметил, что тот даже не подумал предостеречь – мол, к девчонке не подкатывай, она моя. Получается, никакого соперника он в Костике не видел. Осознание этого факта причиняло больше боли, чем разбитая скула и лоб. Костик взглянул на «боевую» бандану. Ничего, скоро всё изменится. Посмотрим ещё…
Мысли сами собой переключились на Алису. О ней думать было легко и сладко, а не думать, наверное, и не получилось бы.
С карниза, из-за стекла коридорного окна, на него смотрел, удивлённо вытянув шею, всё тот же крапчатый голубь, будто хотел сказать: «Ну, и дурень же ты, джибоб Рымник!».
Глава 7. АЛИСА
Блестящая серебристая иномарка вынырнула из-за угла. Алиса побежала к машине, по пути ступив в кашицу мокрого снега, намочила ноги. Носки бежевых замшевых сапог потемнели. Она рванула на себя дверцу автомобиля и плюхнулась на сиденье. Встряхнула пушистыми волосами, капли полетели на лобовое стекло. Алиса знала, что от дождя волосы её кудрявятся – не надо никакой укладки, и что такая вот, всклоченная, с намокшим лицом и озябшими пальцами, она выглядит сексуально. Так, по крайней мере, думалось ей. Но, вопреки ожиданиям, сегодня Илья не торопился отогревать её ладони поцелуями, что делал практически всегда, спасибо промозглой питерской погоде.
– Сколько раз я просил тебя не звонить мне домой! – он раздражённо теребил пальцами мочку уха.
– Я беременна, – пытаясь поймать его взгляд, произнесла Алиса.
Он повернул ключ зажигания, и машина резко рванула с места.
– Пристегнись.
– Я беременна, ты слышишь! – Алиса повысила голос.
– Слышу, слышу, малыш, не кричи, – не глядя на неё, ответил Илья и включил магнитолу. Загромыхало что-то дикое и горластое. Алиса поморщилась.
– Выруби, мне надо с тобой поговорить! – перекрикивая музыку, завопила она.
Илья сунул в рот сигарету, поднёс прикуриватель, одной рукой удерживая руль. Машину стало заносить. Илья небрежно выровнял её и снова вдавил педаль газа.
– Куда мы едем?
– Малыш, давай помолчим немного. Ты уже всё сказала по телефону. Доедем и поговорим.
– Меня сейчас вырвет!
Илья резко затормозил. Их бросило вперёд. Алиса отстегнула ремень и обхватила руками живот. Машина остановилась на Московском проспекте, под знаком «Стоянка запрещена». Илья выключил мотор.
– Хорошо, давай поговорим.
Он прикурил вторую сигарету от первой, открыл окно. Шум проспекта влился в салон, смазывая тяжёлый ритм музыки, несущейся из динамиков. Алиса тыкала пальцами во все кнопки подряд на светящейся панели.
– Прекрати психовать! – он что-то нажал, и звук исчез.
Они молчали минуты две. Илья не смотрел на неё, провожал глазами проносящиеся мимо автомобили, напряжённо вглядывался куда-то вдаль.
– Что ты собираешься делать? – наконец спросил он.
– Я?! – возмутилась Алиса. – Нет, это ты, ТЫчто сбираешься делать?
Илья повернулся к ней.
– Лисёнок, успокойся. Я найду врача, всё уладим. Я оплачу, что там положено. Только без истерик, лады?
Илья дотронулся до её ладони, погладил пальчики с аккуратными ноготками. Алиса готова была разреветься.
– Ну малыш, не переживай! Я же готов помочь. Только ты… когда пойдёшь к врачу, про меня не говори, о’кей?
Она отдернула руку.
– Лисёнок, ну пойми, для меня это подсудное дело! Ты же несовершеннолетняя. Тебе очень надо, чтобы меня посадили?
– Поцелуй меня.
Он чмокнул её в щёку.
– Ну, ты ж должна признать, что сама виновата. Ты же мне документов не показывала, а сама вон какая красючка, поди догадайся, что малолетка.
– Я не малолетка! – взорвалась Алиса.
Соображала она довольно быстро. «Он боится огласки. Это хорошо».
– Ты никому не говорила? Матери с отцом, подружкам? – Илья заметно нервничал.
«Точно боится. Струсил».
– А что? – глаза её сузились.
– Говорила?!
– Не ори на меня!
Илья вытащил мобильник.
– Серый, салют! Слушай, дай мне номер того еврейского гинеколога. Какого-какого! Который решил твою проблему с той малолетней цыпой-бобслеисткой.
Алису больно задело повторенное несколько раз слово «малолетка». Илья – такой сексапильный, элегантный, знаменитый – звезда молодёжного сериала, облепленный поклонницами, обязательно должен принадлежать ей! Только ей! Разве Алиса не достойна этого? Разве она не самая красивая девочка в школе? Да из-за неё мальчишки ещё в яслях дрались!
Она вспомнила день их знакомства перед самым Новым годом. Подруга привела Алису на одну киностудию, где проходил актёрский кастинг. По фото режиссёр отобрал её сразу, заявив, что ей, мол, даже грима не надо, такая естественная красота. Но кинопробы она провалила – не хватило таланта. И как ни бился режиссёр, явно желая снимать её в телесериале, ничего путного не вышло. Алиса сильно переигрывала, зачем-то округляла глаза, что придавало ей глупейший вид, выпячивала нижнюю губу – так ей казалось, что она выглядит сексуальней. В студии хватались за голову, и только сильное желание режиссёра запечатлеть юное Алисино очарование позволило ей пару раз мелькнуть на экране в массовке. «Стой здесь, ничего не изображай и, главное, ни о чём не думай. Вообще ни о чём», – говорил ей режиссёр.
Однажды после отснятого эпизода она стояла позади съёмочной группы, прислонившись к бутафорской колонне, и тихо всхлипывала, наблюдая, как её успешная подружка (теперь уже, разумеется, бывшая) лихо управляется с трудными диалогами. Все, включая помрежа и ассистента оператора, после каждой команды «стоп-снято» воодушевлённо аплодировали, будто та была звездой. От зависти Алисе хотелось разрыдаться в голос. И тут кто-то тихо прошептал ей в самое ухо: «А что за слёзки у маленькой очаровашки?» Да, приторно-слащаво, но от этого ласкового шёпота Алисино сердце уползло куда-то вниз, в животе вдруг похолодело, и вмиг вспотели ладони. Она огляну