– Думаете, поможет?
Откуда мне знать? Во‑первых, я понятия не имел, что именно для этого требуется, и во‑вторых, разговоры с Дунканом все равно никогда ни к чему не приводили. Поэтому я постарался, грубо говоря, увильнуть от прямого ответа.
– Ну, не сам по себе разговор, конечно, но…
– Белый дом, – перебил меня посол, – Белый дом обеспокоен тем, что ваш МИД может не проявить достаточной твердости. Что он будет просто сидеть и, так сказать, созерцать. По нашему мнению, в нем полным‑полно «розовых» и даже предателей.
Его слова вызвали у меня невольную улыбку.
– Они там у вас читают слишком много бульварных газет… Вернее, детективных историй. – Моя ошибка. Прямо по Фрейду…
– То же самое говорил им и я, – со вздохом согласился посол. – Но в Пентагоне мне ответили, что им приходится читать слишком много секретов НАТО в русских досье. Господин премьер‑министр, Белый дом будет весьма огорчен, если «красным» удастся прибрать к рукам такую стратегически важную военно‑морскую базу, как на Святом Георгии. – Вот оно, значит, в чем дело! В стратегически важной военно‑морской базе!
– Поговаривают даже о возможном введении тарифов на импорт британских автомашин, – продолжил он. – Короче говоря, больше никаких «ягуаров» на территории США.
Он все‑таки на самом деле мне угрожает! Причем перебить его оказалось невозможным.
– Лично я, само собой разумеется, против, но… но кто я такой по сравнению с ними? Кроме того, Белый дом вполне может захотеть обложить налогом американские инвестиции в британскую экономику. Кто знает? Что неизбежно скажется на вашем фунте стерлингов. Не в сторону укрепления, как вы понимаете. Также уже ходят слухи о возможном демонтаже нашего суперсекретного радарного центра в Четленхэме, а вместо него будет срочно усовершенствован наш подслушивающий пост в Испании. В результате чего Британия может лишиться престижных «президентских визитов» в Европу.
Последняя угроза была не только унизительной, впрочем, как и все предыдущие, но, похоже, пахла явной катастрофой (поскольку была бы унизительной лично для Хэкера – Ред.). Я буквально остолбенел. Был не в состоянии произнести ни слова.
– Вместе с тем, однако, – продолжал посол, возможно, неверно приняв мое упорное молчание за признак некой контругрозы (Хэкер всегда славился своим умением принимать желаемое за действительное – Ред.), – как я уже говорил, лично я никогда не хотел и не собираюсь рекомендовать такого рода репрессалии против нашего верного друга и старого союзника.
О ком это он?
– Кого вы имеете в виду? – озадаченно спросил я.
– Как кого? Вас, конечно, господин премьер‑министр.
Мне вдруг захотелось срочно переговорить с кем‑то из двухсот других гостей, но посол решительно взял меня за руку.
– Да, кстати, насколько мне известно, ваш человек в ООН не собирается поддерживать резолюцию арабов, осуждающую Израиль. Если это на самом деле так, то Белый дом хватит удар. Не забывайте: свобода и демократия превыше всего!
Кто ж будет возражать? Естественно, свобода и демократия превыше всего. Так считает или должен считать любой здравомыслящий человек. Но какое отношение ко всему этому будет иметь резолюция ООН? Этого точно не знает никто! Впрочем, беседа с американским послом оставила у меня тревожный осадок. Надо срочно переговорить с Дунканом. Завтра же.
Апреля
Ночь провел почти без сна, и виной всему этот чертов разговор с этим чертовым американским послом. Сегодня утром первым делом поделился своими опасениями с Бернардом. Попросил его объяснить, что это еще за большая проблема у нас с Восточным Йеменом. Сначала он только хмыкнул, но затем пообещал, что попытается выяснить. Я также сообщил ему об обеспокоенности Белого дома в отношении острова Святого Георгия и о том, что США не ожидают от нашего МИД никакой практической помощи, так как, по их мнению, в нем «полным полно розовых и даже предателей».
– Это не так! – возмущенно возразил Бернард. – Во всяком случае, не полным полно.
Мой главный личный секретарь снова пообещал договориться с министром иностранных дел сегодня же во второй половине дня.
– Пусть он сам разберется со всем этим. В конце концов, они же на нашей стороне.
– Кто они? – недоуменно спросил я.
– Как кто? Американцы, конечно, – удивленно подняв брови, ответил Бернард.
– Ах, эти… Мне почему‑то показалось, вы имели в виду наш МИД.
(Поскольку в силу определенных обстоятельств в тот день министр иностранных дел Дункан Шорт не смог встретиться с ПМ, эта встреча была перенесена на следующее утро. Такими «определенными обстоятельствами» стал тот факт, что сразу же после получения настоятельной просьбы главного личного секретаря ПМ о срочной встрече, во второй половине того же дня состоялась другая, не менее срочная встреча между сэром Ричардом Уортоном, новым постоянным заместителем министра иностранных дел, и сэром Хамфри Эплби. Краткое изложение их беседы нам посчастливилось обнаружить среди личных записей сэра Хамфри. – Ред.)
«Дик Уортон из МИДа пришел ко мне в офис, чтобы, как он выразился, срочно переговорить об очень важной проблеме. Он выглядел на редкость обеспокоенным. Интересно, почему. Ведь, как лично мне казалось, Дункан буквально „ест из его рук“.
Впрочем, Дик сразу же развеял мои сомнения, подтвердив, что его министр действительно полностью приручен и что вся проблема в том, что ПМ, похоже, перестает полностью доверять рекомендациям Дункана. Более того, не исключено, что Хэкер начинает ставить под вопрос даже саму внешнюю политику МИДа.
По мнению Дика, если Кабинет начнет проводить свою собственную внешнюю политику, это приведет к полнейшему абсурду. Страна не может иметь две внешние политики!
Действительно, к глубочайшему сожалению, наш ПМ находится под сильным влиянием Белого дома. За исключением вопроса о „трайдентах“, в котором ему следовало бы с ними скорее соглашаться, чем противостоять.
Дик также сообщил мне о двух надвигающихся проблемах, в решении которых ПМ не помешало бы определенное наставничество.
1. Остров Святого Георгия. Прежде всего, Дику пришлось напомнить мне, где он, собственно, расположен. Оказалось, это один из тех маленьких островков в Индийском океане, которые остались в составе Британского содружества даже после получения ими независимости. Для него характерна демократическая форма правления. Регулярно проводятся свободные выборы, но в горах по‑прежнему господствуют отряды красных партизан, которые, судя по сообщениям, постоянно планируют перевороты марксистского толка.
В общем‑то, время от времени такое случается, ничего особенного, но на этот раз, по словам Дика, партизаны ожидают помощи от Восточного Йемена или, если называть вещи своими именами, народно‑демократической республики Восточного Йемена. Хотя… Если говорить еще точнее, все народно‑демократические республики по сути являются не более, чем коммунистическими диктатурами.
Этим партизанам оказывают поддержку Советы и Ливия. Что же касается нашего МИДа, он намерен оставаться в стороне, потому что:
(а) если мы влезем в эту кашу, то неизбежно растревожим множество приграничных африканских государств;
(б) в данный момент времени нам не стоит вызывать антагонизм Советов;
(в) мы только что заключили крупный контракт на строительство нового аэропорта и портовых сооружений на острове Святого Георгия;
(г) нам, в общем‑то, все равно, кто победит: демократы или марксисты. Особого значения это для нас не имеет.
Потенциальные проблемы с ПМ: он вполне может впасть в патриотический раж а ля Черчилль. Даже ни с того ни с сего затеять какую‑нибудь глупейшую кампанию в защиту демократии. С него станется…
Решение МИДа: премьер‑министру следует объяснить, что, как только мы влезем во внутренние склоки других стран, нам придется ходить по тонкому льду. Очень тонкому льду. Судя по всему, это, наконец‑то, дошло даже до нашего министра иностранных дел. Слава Богу…
2. Буквально на прошлой неделе израильтяне совершили вооруженное нападение на Ливан. Акция проводилась в отместку за произведенный накануне Организацией Освобождения Палестины (ООП) взрыв бомбы в Тель‑Авиве.
Арабы выдвинули в ООН резолюцию с гневным осуждением Израиля. Естественно, мы будем голосовать на стороне арабов. Хотя, по твердому убеждению ПМ, нам следует воздержаться. Его аргументация, предоставленная министру иностранных дел, хотя и вызывает немало вопросов и сомнений, состоит приблизительно в следующем:
(а) на этот раз ООП начала первой;
(б) виноваты обе стороны;
(в) не следует забывать об интересах американцев;
(г) могут пострадать мировые святыни.
Потенциальные проблемы с ПМ: ему, как и всем обитателям Номера 10, очень хочется играть заметную роль на мировой арене. Однако людей, играющих роли на сцене, обычно называют актерами, и все, что от них требуется, это выглядеть достаточно правдоподобно, быть трезвыми и в правильном порядке произносить фразы, данные им режиссером. Те же, кто пытается произносить свои собственные, обычно долго там не задерживаются.
Решение МИДа: ПМ пора понять, что его главная роль во внешних отношениях ограничивается выражением максимального радушия и гостеприимства, а также присутствием на торжественных церемониях».
(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)
Апреля
Моя вчерашняя встреча с Дунканом была загадочным образом перенесена на сегодня. На этот раз он явился ко мне на Даунинг‑10 с самого утра.
Первым делом я сообщил ему, что позапрошлым вечером имел неофициальную беседу с американским послом.
– Интересно, о чем? – почему‑то нервно спросил он.
Я откинулся на спинку стула и бросил на него пристальный взгляд.
– Дункан, что вам известно об острове Святого Георгия?
Его глаза забегали из стороны в сторону.
– А вам, господин премьер‑министр?
Не знаю, известно ли ему что‑нибудь существенное или он, как и я, не собирался раскрывать карты. Во всяком случае, раньше времени…
– Вы же министр иностранных дел, не я! – не скрывая несколько нарочитого возмущения, осадил его я. – Как по‑вашему, существует ли там реальная угроза коммунистического переворота?
Дункан по‑прежнему выглядел, словно загнанный кролик.
– Он что, так и сказал?
– Нет, но открытым текстом намекнул. – ответил я и стал ждать ответа Дункана.
На этот раз он, похоже, решил занять твердую позицию.
– Нет, – категорически заявил он. – Такой угрозы не существует. Вообще!
– Вы уверены?
Мне нужны были абсолютные заверения. В конечном итоге я, конечно же, получил их, однако уверенней себя почему‑то не почувствовал.
– Конечно. Иначе мои сотрудники поставили бы меня в известность, господин премьер‑министр.
– А вы уверены, что они обо всем ставят вас в известность? – не без сарказма поинтересовался я.
– Да, обо всем, что, по их мнению, мне следует знать.
– Именно этого я и опасался, Дункан. А вот Белый дом этот вопрос очень и очень беспокоит, и сейчас совсем не время их раздражать.
– Но у нас все под контролем, господин премьер‑министр, можете не сомневаться, – довольно уверенно заявил он.
– Чемберлен тоже не сомневался, что Гитлер у него под контролем, – напомнил я Дункану. – А Иден был уверен, что Насер под полным контролем у него.
Дункан тут же встал на защиту своего МИДа. Причем весьма воинственно, поскольку искренне полагал, что атака – лучший способ обороны.
– Не хотите ли вы сказать, что МИД не знает, что делает?
– Нет‑нет, – осторожно ответил я, стараясь ненароком его не обидеть. – Я хочу сказать, МИД может не давать нам знать, что он делает.
По мнению Дункана, подобное обвинение просто абсурдно.
– Лично я получаю исчерпывающие ответы на любой вопрос, который я задаю.
– А как насчет ответов на вопросы, которые вы не задаете? – поинтересовался я.
– Таких как?…
– Таких как насчет острова Святого Георгия, например.
Он пожал плечами.
– Ну… таких я обычно не задаю.
– Так задайте, пожалуйста, – попросил я. – Хотя бы лично для меня. Ну как, договорились?
Можно подумать, он сделает это лично для меня! Он ведь никогда не простит меня. (Хотя бы за то, что Хэкер стал премьер‑министром! – Ред.) Несмотря на твердое обещание сделать это лично для меня, выглядел Дункан так, будто ему совсем не хотелось спрашивать своих коллег о ситуации на острове Святого Георгия. Впрочем, он тут же счел своим долгом предостеречь меня.
– Только не забывайте, господин премьер‑министр, как только мы влезем во внутренние склоки других стран, нам придется ходить по тонкому льду. Очень тонкому льду.
Покончив, как мне казалось, с этой проблемой, я перешел к другому вопросу, который в неофициальной беседе со мной поднял американский посол. Правда ли, спросил я Дункана, что сегодня вечером в ООН мы собираемся голосовать против Израиля?
– Естественно, – не раздумывая, ответил он слегка удивленным тоном.
– Интересно, почему?
– Они бомбили ООП.
– Да, но ООП бомбила Израиль.
– Да, но Израиль сбросил больше бомб, чем ООП.
– Но ООП была первой.
Он хотел что‑то ответить, но мне все это уже начинало надоедать, поэтому я остановил его.
– Лично мне кажется, что, в любом случае, в равной степени виноваты обе стороны.
– Это не соответствует моему представлению, – решительно возразил Дункан.
Так или иначе, но я окончательно устал от всех этих «за» и «против». Мне нужны простые и неопровержимые факты.
– В этом вопросе американцы оказывают на меня сильное давление. Я хочу, чтобы во время сегодняшнего голосования мы воздержались.
Дункан нахмурился.
– Вряд ли мы сможем пойти на это. МИД этого не допустит.
Я потерял терпение.
– Интересно, кто здесь для чего: они, чтобы выполнять наши инструкции, или мы, чтобы выполнять их?
– Стоит ли задавать такие вопросы, – парировал Дункан.
Судя по всему, это один из тех вопросов, которые он задает себе все время.
Апреля
Прошло уже целых два дня, а от Дункана никакого ответа. Меня это начало раздражать. После обеда я срочно пригласил к себе Хамфри, чтобы обсудить с ним некоторые вопросы нашей внешней политики. Чего мы с ним, признаться, давно не делали.
Мы сидели у камина в моем кабинете и пили кофе. Никакой повестки дня не было, я просто хотел поговорить на разные темы. Хотя пару полезных уроков из нашей беседы я, тем не менее, извлек.
– Внешняя политика – на редкость сложное дело, Хамфри, вы не находите? – начал я.
– Безусловно, господин премьер‑министр. – Он взял с тарелки шоколадный бисквит. – Именно поэтому мы оставляем ее целиком и полностью на усмотрение МИДа.
Я тут же учуял в этом что‑то подозрительное!
– Значит… значит, они знают, что делают? – как бы ненароком поинтересовался я.
Он довольно усмехнулся.
– Если не знают они, то тогда кто?
Это не ответ. Во всяком случае, на мой вопрос. Тогда я заметил, что меня беспокоит проблема с американцами. Но для Хамфри, похоже, такой проблемы вообще не существовало.
– Что ж, американцы всегда беспокоили и беспокоят всех нас, – ответил он. И откровенно равнодушно усмехнулся.
Честно говоря, меня не могут не беспокоить антиамериканские настроения, медленно, но неуклонно зреющие в определенных, весьма влиятельных, кругах Лондона – прежде всего в Уайтхолле. И Хамфри вряд ли удастся так легко избавить меня от этого гнетущего беспокойства. Он ведь прекрасно знает, что если я хочу добиться отмены огромного оборонного заказа на «трайденты», мне, хочешь не хочешь, придется мириться с этим беспокойством. По меньшей мере, в ближайшие несколько месяцев.
Конечно же, мне прекрасно известно, что именно секретарь Кабинета может мне предложить не отменять «трайденты»! Он достаточно часто и вполне недвусмысленно излагал свою точку зрения, и, более того, у меня есть определенные подозрения, что Хамфри делает все возможное, чтобы не допустить реализации моих намерений в этом немаловажном вопросе. Возможно, именно с этим связано и его откровенное нежелание помогать мне с новой американской проблемой.
Тем не менее, я по‑прежнему полон решимости отменить «трайденты». И значит, мне надо самым тщательным образом проследить за тем, чтобы мы, упаси господь, никоим образом не разочаровали американцев. Ни намеренно, ни по воле обстоятельств!
Поэтому я сразу же перешел к делу.
– Кстати, американский посол упоминал об острове Святого Георгия, – как бы невзначай заметил я.
Секретарь Кабинета изобразил искреннее удивление.
– На самом деле?
– Хамфри, скажите честно… Вам известно, что именно происходит в той части света?
– В какой именно части света, господин премьер‑министр? – поинтересовался он, глядя на меня своими невинными голубенькими глазками.
Черт его побери, неужели он догадывается, что я просто не знаю, где конкретно все это происходит?
И тем не менее, я по‑прежнему не хотел признаваться в этом.
– В той! – упрямо ответил я. – В той самой, где находится остров Святого Георгия.
– Это в какой?
Пришлось пойти дальше.
– Хамфри, если вы не знаете где, советую вам взглянуть на карту.
– Да нет же, господин премьер‑министр, я знаю.
– Прекрасно. Значит, мы оба знаем, – примирительно сказал я. Хотя полной уверенности, что он мне поверил, у меня не было. Но, как мне кажется, я в какой‑то мере компенсировал это, сообщив ему, что американцы опасаются захвата острова марксистскими группировками. Странно, но его это ничуть не удивило. Неужели ему уже все известно?
– Они считают, с этим надо что‑то сделать, – продолжил я. Секретарь Кабинета только хихикнул и печально покачал головой.
– Тут нет ничего смешного, Хамфри, – с упреком произнес я.
– Само собой разумеется, господин премьер‑министр. Скорее, больше трогательного.
Господи, иногда он говорит с таким чувством превосходства, что мне хочется свернуть ему шею!
– Ничего смешного! – не скрывая раздражения, повторил я.
Улыбка моментально слетела с его лица.
– Конечно же, ничего, господин премьер‑министр! – с подчеркнутой готовностью согласился он.
– Это одна из стран Британского Содружества. Причем с демократической формой правления.
– Да, конечно, господин премьер‑министр, но как только мы влезем во внутренние склоки других стран, нам придется ходить по тонкому льду. Очень тонкому льду.
Наконец‑то он проговорился, и теперь у меня были исчерпывающие доказательства того, что наша беседа не стала для него сюрпризом. Ведь то же самое сказал мне наш министр иностранных дел. Слово в слово!
Что ж, значит, пора переходить к проблеме с Израилем. Мое мнение заключалось в следующем: виноваты в равной степени обе стороны, трагическая ситуация на Ближнем Востоке – прямой результат определенного исторического развития, следовательно, с моральной точки зрения, мы не вправе осуждать никакую из сторон, следовательно, не осуждаем ни ту, ни другую.
Хамфри, естественно, не согласился, что не стало для меня большим сюрпризом.
– В общем‑то, это прежде всего вопрос о поддержании добрых отношений с арабами, господин премьер‑министр. Сила ислама, нефтяные поставки… Сами понимаете…
Я, как мог, постарался его убедить.
– Хамфри, неужели вам непонятно? Ведь речь идет о праведном и неправедном!
Мои проникновенные слова его заметно потрясли.
– Только, ради всего святого, постарайтесь не допустить, чтобы это дошло до ушей нашего МИДа, господин премьер‑министр, – с неожиданной агрессивностью посоветовал он.
У меня вдруг возникло непреодолимое желание преподать ему урок истории. И прежде всего напомнить, что мы, британцы, являемся знаменосцами демократии. Что мы не даем погаснуть факелу свободы. Что нашей прямой обязанностью, нет, скорее, даже нашим святым долгом является оказывать всемерное сопротивление агрессорам и тиранам, всеми доступными способами обеспечивая закон, порядок и непререкаемое главенство справедливости. Мы – избранные хранители цивилизации! (Видимо, это и был один из приступов «а ля Черчилль», которых сэр Хамфри Эплби всегда так опасался. – Ред.)
Как ни странно, но Хамфри со мной согласился. Целиком и полностью! Еще бы! А куда ему деваться? Более того, он предложил некий компромисс: если я буду настаивать на беспристрастном подходе, МИД может согласиться на то, чтобы мы воздержались при голосовании по израильскому вопросу, но только при условии, что мы дадим согласие на выступление нашего представителя в ООН с резкой критикой сионизма.
Лично мне такое предложение не очень понравилось.
– А почему бы нам вместо этого не выступить в защиту мира, гармонии и доброй воли?
– Да, но это выглядело бы в высшей степени необычным! – возразил Хамфри, удивленно подняв брови. – ООН традиционно является общепринятым форумом для выражения международной ненависти.
Невероятно! Неужели ему это кажется нормальным? Если да, то, очевидно, исходя из предположений, что возможность выражать ненависть в контролируемой обстановке позволяет «выпускать пар» и, соответственно, делает ненужными агрессию и войну. Но поскольку уже сейчас каждый день в разных частях света бушуют что‑то около шестидесяти‑семидесяти войн между государствами – членами ООН, лично мне по‑прежнему кажется, что поощрять ненависть – не самое продуктивное занятие.
Впрочем, секретарь Кабинета, похоже, и не думал менять свой подход к вопросу о защите демократии на Святом Георгии. Не поленился даже отпустить пару колкостей относительно «развевающихся знамен и горящих факелов», а затем довольно категорично заявил, что защиту демократии нельзя считать приоритетом, если она наносит вред интересам Британии, раздражая тех, кого мы хотели бы видеть среди своих друзей.
Его откровенность вызвала у меня что‑то вроде шока. Ведь точно так же Чемберлен – и, соответственно, наш МИД – «умиротворял», то есть ублажал Гитлера!
Более того, к моему глубочайшему изумлению, Хамфри стал на защиту таких, с позволения сказать, умиротворителей или, точнее сказать, ублажателей.
– Они были абсолютно правы. Чего, собственно, мы достигли через шесть лет кровавой бойни? Бросили Европу в объятия коммунистической диктатуры вместо фашистской диктатуры! Только и всего! Ценой миллионов человеческих жизней и колоссальной разрухи! Вот что нередко происходит, когда не прислушиваются к мнению нашего МИДа.
Думаю, это одна из наиболее шокирующих вещей, которые Хамфри когда‑либо осмеливался мне говорить. Во всяком случае, таким открытым текстом. И хотя, в каком‑то смысле, может, он и прав, такое бросает тень на все, что нам дорого.
Я решил бросить ему вызов.
– Хамфри, значит, вы хотите сказать, что Британия не должна выступать на стороне закона и справедливости?
– Нет‑нет, господин премьер‑министр, конечно же, должна! – с чувством произнес он. – Просто нам не следует допускать, чтобы это оказывало негативное воздействие на нашу внешнюю политику, только и всего.
Да, наш секретарь Кабинета абсолютно аморален. Увы, это факт.
– Хамфри, мы должны всегда, понимаете, всегда выступать в защиту слабых против сильных. Это наш святой долг!
– На самом деле? – не скрывая ехидства, спросил он. – Тогда почему же мы не посылаем наших солдат в Афганистан воевать против русских агрессоров?
Но это же удар ниже пояса! Так нечестно… Поэтому я счел ниже своего достоинства ему отвечать. К сожалению, русские пока еще слишком сильны. Но поскольку ценность моей аргументации оставалась непоколебимой, я дал указание Хамфри незамедлительно отправить демократически избранному премьер‑министру острова Святого Георгия заверения, что Британия решительно выступает на его стороне.
От удивления Хамфри даже встал со стула.
– Может, вы хотите сначала обсудить этот вопрос с министром иностранных дел?
– Да, конечно же, он будет поставлен в известность. Если именно это вы имеете в виду, – холодно ответил я и жестом показал ему, что он может идти. Куда хочет…
После чего сразу же вызвал Бернарда и смущенно – другого выхода все равно не было, – попросил показать мне, где, собственно, находится этот чертов остров Святого Георгия.
К моему нескрываемому удовольствию и, честно говоря, облегчению оказалось, что он тоже ничего не знает об этом.
– Э‑э‑э… – сначала промямлил он, а затем, как я и ожидал, предложил: – Может, попробуем найти его на глобусе? Насколько мне известно, один из них имеется в вашем секретариате.
Мы торопливо спустились вниз по спиральной лестнице, стены вдоль которой были украшены фотографиями бывших премьер‑министров, и вошли в секретариат. Там суетились несколько мелких клерков, но не было ни одного из моих личных секретарей, слава богу, кроме Люка, моего личного секретаря по иностранным делам. Высокий подтянутый блондин, абсолютно арийского типа. Его вполне можно было бы назвать весьма привлекательным, если бы не его откровенно высокомерный вид и покровительственные манеры, что совсем не подходит молодому человеку, которому еще нет сорока.
Когда мы вошли, он тут же встал. Как всегда, в безупречном, идеально отглаженном двубортном пиджаке из серой фланели. Я пожелал ему доброго дня. Он ответил мне тем же.
Мы с Бернардом направились прямо к большому глобусу, стоявшему в углу, и там мой главный личный секретарь, не особенно раздумывая, ткнул пальцем в крошечное пятнышко недалеко от Персидского залива, в самой середине Аравийского моря, составляющего часть Индийского океана.
– Для Запада Персидский залив – это нечто вроде дороги жизни, – почти торжественно произнес Бернард. – А теперь, господин премьер‑министр, взгляните, пожалуйста, вот сюда, – продолжил он, указывая на большой земляной массив, лежавший к северу от Аравийского моря. – Это Афганистан, контролируемый в данное время Советами. Ну а если Советам вдруг удастся захватить и Пакистан…
– Это им вряд ли удастся сделать, – неожиданно тихим, спокойным голосом перебил его Люк. Повернув голову, я не без некоторого удивления увидел, что он стоит рядом с нами у глобуса. Прямо за моей спиной.
– Но если им все‑таки это удастся, – упрямо продолжил Бернард, тыкая пальцем в Пакистан, расположенный на побережье к югу от Афганистана и к северу от Аравийского моря, – то тогда под контролем Советов окажется и Персидский залив, и Аравийское море, и практически весь Индийский океан. А коммунистам, надо заметить, всегда очень хотелось иметь то, что они называют «морской порт в теплых водах».
Люк одарил Бернарда покровительственной улыбкой.
– Никакого риска. На оккупацию Пакистана они не решатся. К тому же, вот тут базируется американский военно‑морской флот. – Он ткнул пальцем в Индийский океан. – На постоянной основе.
Я снова повернулся к Люку и попросил его объяснить мне, с чего бы это американцев так волнует остров Святого Георгия. Из‑за угрозы партизан, которых поддерживают Ливия и Советы?
По мнению Люка, нам не следует забывать, что в случае нашего вмешательства немало приграничных стран, которые граничат также и с Индийским океаном, – он привлек мое внимание к Восточно‑Африканскому побережью, – могут почувствовать себя смертельно обиженными.
– Они что, так симпатизируют коммунистическим партизанам? – спросил я.
– Им проще не обращать на них внимания, – невозмутимо ответил Люк. – Кроме того, они сами начинали как коммунистические группировки. Так что можно смело утверждать, что население Святого Георгия поддерживает партизан.
– И кто же это так смело утверждает?
– Партизаны, – коротко ответил Бернард.
По мнению Люка, поскольку с указанными прибрежными африканскими странами нас связывают значительные объемы торговли, нам ни в коем случае не следует их хоть как‑либо огорчать. А на мой законный вопрос, не следует ли нам защищать свободу и демократию на острове Святого Георгия, он, с трудом удержавшись от ироничного смешка, вежливо объяснил, что все далеко не так просто, и что с точки зрения МИДа нам лучше всего вообще ничего не делать. Но ведь наш МИД всегда рекомендует нам ничего не делать. Это их практически неизменная точка зрения на все мыслимые и немыслимые международные проблемы.
А у Люка хватило бестактности прочитать мне коротенькую лекцию о мирном сосуществовании! Сказал, что американцы тоже вполне способны быть чересчур агрессивными. Естественно. Кто ж этого не знает? Кроме того, он счел возможным привести точку зрения постоянного заместителя министра, что прямой противоположностью мирного сосуществования является воинственное сосуществование. Старая, как мир, политика умиротворения нашего МИДа.