Так продолжалось минут десять. И все это время Гилка и Гоблина удивительно нежно обращались друг с другом. Потом павианы двинулись прочь, и Гоблина вприпрыжку помчалась вслед за своим стадом. Гилка проводила ее глазами и медленно вернулась к матери. Проходя мимо меня, она, все еще играя, вспрыгнула на дерево и стала раскачивать ветку, обсыпав меня дождем листьев и веточек. Потом она подошла к Олли и принялась тихонько скулить. Мать, как обычно, не обратила на нее никакого внимания, и Гилка снова залезла на дерево. Веселое и игривое настроение сменилось безразличием и апатией: Гилка опять начала бесцельно отковыривать кусочки коры, размельчать их и швырять крошки на землю.
Вообще говоря, молодые шимпанзе и павианы довольно часто играют вместе: гоняются друг за другом либо на земле, либо на деревьях или обмениваются дружескими ударами, когда один из соперников быстро нападает на другого и тотчас ретируется. Нередко эти игры заканчиваются агрессивными выпадами с той или другой стороны. Однако дружба между Гилкой и Гоблиной носила совершенно иной характер: отношения между двумя детенышами были почти всегда миролюбивыми и нежными. Подруги часто, так же как и в описанном случае, намеренно искали общества друг друга. В то время никто специально не занимался изучением павианов, но мы с Гуго давно знали Гоблину и подозревали, что она рано потеряла мать. Однажды я видела, как стадо павианов устраивалось на ночлег. Гоблина перебегала от одной самки к другой, пока наконец не свернулась калачиком возле одной старой и бездетной самки. В отличие от Гилки у Гоблины среди сородичей было немало товарищей по играм.
Странная дружба между Гилкой и Гоблиной продолжалась около года. Потом Олли с дочкой вдруг куда-то исчезли и появились в нашей долине месяцев через шесть, когда мы уже потеряли всякую надежду на их возвращение. Гоблина к тому времени выросла у павианов период полового созревания наступает гораздо раньше, чем у шимпанзе, и прежняя дружба не возобновилась.
Гилка же за эти шесть месяцев совсем перестала сосать грудь, и хотя она все еще повсюду сопровождала мать, отношения между ними значительно ухудшились. Олли, которая, как вскоре выяснилось, была беременна, часто без всякой причины нападала на Гилку, например начинала угрожать, если дочь приближалась к ней во время кормежки на расстояние трех метров, даже в тех случаях, когда пищи было более чем достаточно для обеих.
Меня необычайно интересовало, спят ли они по-прежнему в одном гнезде или Гилка уже отделилась от матери. Поэтому при первой возможности я постаралась выяснить это. Как-то раз Олли и Гилка дольше обычного задержались в лагере и ушли от нас уже в сумерках. Я отправилась вслед за ними. За последнее время я так много наблюдала за этими двумя шимпанзе, что они полностью свыклись с моим присутствием и почти не обращали на меня внимания. Мы бодро шли по тропе, ведущей в сторону гор. Олли и Гилка изредка останавливались, чтобы сорвать зрелые аппетитные плоды, висевшие прямо над головой, или отправить в рот горсточку листьев, а потом снова трогались в путь. Было очевидно, что они спешат попасть в какое-то совершенно определенное место.
Наконец мы вышли из лесу и стали подниматься на гребень горы. Здесь росла высокая, почти в мой рост трава. Я не видела Олли и Гилку и все время боялась потерять их, но, к счастью, похрустывание сочных стеблей под ногами шимпанзе позволяло определить их местонахождение, и я, правда не без труда, поспевала за ними. Вот Олли и Гилка опять остановились и взобрались на высокое дерево, сплошь усыпанное желтыми плодами. Кормежка продолжалась долго, я подыскала себе удобный камень, все еще хранящий солнечное тепло, и уселась на него. Прямо передо мной расстилалась величественная гладь озера. Последние лучи заходящего светила багрово-красными бликами играли на голубоватой поверхности воды, но вскоре погасли и эти отблески заката. Все вокруг потемнело, стало свинцово-серым. Тропическая ночь вступила в свои права. Смолкли пронзительные трели цикад, уступив место ночному хору сверчков. Над озером взошел тоненький серпик луны, рядом с ним зажглась яркая вечерняя звезда. А Олли и Гилка, казалось, никогда не кончат свой ужин.
Минут через двадцать они наконец слезли на землю и направились к небольшому лесочку, расположенному метрах в ста от того места, где были мы. Стоило нам войти в лес, как я тут же потеряла их из виду: нечего было и думать о том, чтобы в этой кромешной тьме различить два черных силуэта. Я прошла еще немного вдоль тропы, остановилась и прислушалась. Внезапно слева от меня раздался отчетливый хруст веток, и, повернувшись в ту сторону, я увидела на фоне все еще светлого неба очертания крупной фигуры. Через пару минут все стихло обезьяна улеглась в гнезде.
Почти одновременно в другой части дерева послышался шорох листьев и хруст веток. Я с трудом разглядела еще один силуэт, поменьше первого: по-видимому, Гилка только что приступила к сооружению гнезда. Скоро и она угомонилась. На всякий случай я подождала еще минут десять, так как маленькие шимпанзе имеют обыкновение строить гнезда недалеко от материнского, но не ночуют в них, а перебираются к матери. Однако Гилка не шевелилась, наверное, уже уснула. Я зажгла фонарик, который всегда брала с собой, и побрела к лагерю. Возвращение в темноте по густой траве всегда заставляло меня изрядно нервничать. Фонарь был нужен мне не столько затем, чтобы освещать дорогу для этого с избытком хватило бы луны и звезд, сколько для того, чтобы отогнать страх. Яркое пятно света, бегущее впереди меня, казалось надежной защитой и от леопарда, и от буйвола, и от других животных, которые, как мне казалось, притаившись по обеим сторонам тропы, следят за мной. Здесь же, в магическом кругу света, где растения и предметы сохраняли привычные цвета и очертания, я чувствовала себя в полной безопасности. Возможно, мои рассуждения покажутся наивными, но лишь во тьме африканских джунглей я по-настоящему поняла, как много значил огонь в жизни первобытного человека.
Вернувшись на следующее утро к дереву, я убедилась, что Гилка и Олли спали в отдельных гнездах.
Для Фифи период отнятия от груди прошел значительно легче. Даже после того, как у Фло кончилось молоко, Фифи по старой памяти то и дело подбегала и тесно прижималась к матери, обретая благодаря физическому контакту недостающую ей уверенность. Утратив прежнюю фанатическую привязанность к Флинту, Фифи стала спокойным и исключительно веселым детенышем. Она охотно играла не только со своими собственными братьями, но и с другими подрастающими и даже взрослыми самцами. Как-то она в течение двадцати с лишним минут гонялась за старым Джей-Би вокруг дерева. Огромный, толстый и по большей части далеко не добродушный самец громко смеялся от удовольствия. Это поведение было необычным для большинства подростков они независимо от пола, как правило, боятся играть со взрослыми самцами.
Столь свободное обращение Фифи со старшими членами группы объяснялось, по-видимому, тем, что ее связывали с матерью более дружественные отношения: Фло относилась к своей подрастающей дочке гораздо терпимее, чем, скажем, Олли или Марина. Дочка Марины Мифф была ровесницей Фифи. Так же как и два ее брата, она очень страдала от равнодушия матери. Марина никогда не играла с детьми и лишь двухлетний Мерлин, поминутно дергая ее за руку, иногда заставлял обратить на себя внимание.
За исключением тех редких минут, когда Мифф и Марина, усевшись рядом, начинали обыскивать друг друга, мы не наблюдали между ними особой привязанности. Напротив, Мифф явно боялась матери. Она никогда не подбегала к ящику с бананами, у которого кормилась Марина, и не пыталась разделить с ней трапезу, как это делала Фифи. Мы никогда не видели, чтобы Мифф, если ей не досталось бананов, просила их у матери. А ведь Фифи всегда выпрашивала бананы у Фло и устраивала настоящую истерику, если на нее не обращали внимания, она визжала, каталась по земле, размахивала руками. В конце концов мать всегда уступала дочке банан, потакая ее капризам по крайней мере вплоть до восьмилетнего возраста.
Особенно отчетливо проявилась разница между Мариной и Фло во время термитного сезона. Наблюдая однажды за Мариной и Мифф, я увидела, что у матери ужение не ладится, а у дочки идет превосходно. Марина тоже заметила это, подошла к Мифф и довольно грубо оттолкнула ее; Мифф, скуля и хныча, наблюдала со стороны, как мать вытащила полную соломинку сочных насекомых. Решив попытать счастья возле другого отверстия, Мифф подняла с земли длинный стебелек и обошла термитник, но как раз в этот момент орудие Марины сломалось и она без колебаний выхватила из рук дочери только что найденную той травинку.
Фло относилась к детям совершенно иначе. Как-то раз в самом начале сезона она остановила свой выбор на термитной куче, покрытой толстым слоем опавших листьев. Выходы из гнезда были плотно закрыты, и Фло пришлось как следует потрудиться, прежде чем она расчистила один из них. Едва Фло приступила к ужению, как к ней подошла Фифи, которая так и не смогла найти подходящего отверстия на поверхности гнезда. Она уселась возле матери и, не сводя с нее глаз, начала скулить и раскачиваться взад-вперед, приближая тем временем руку с зажатой в ней травинкой к отверстию. Наконец Фло вытащила свою соломинку, и Фифи, бросив на мать быстрый взгляд, осторожно засунула собственную удочку в отверстие. Фло терпеливо ждала своей очереди. Потом ей это, очевидно, надоело, и она отошла, найдя для ужения другое отверстие. Тем временем дела у Фифи пошли плохо, и она снова стала приставать к матери. Та дважды мягко оттолкнула ее руку, но в конце концов все же уступила ей свое место.
Подрастающая самка, в особенности если в семье появляется новый детеныш, быстро привыкает к изменившимся обстоятельствам и к тому, что теперь ей нужно самой не спускать глаз с матери. Иногда по воле случая она может ненадолго разлучиться с матерью, но всегда очень нервничает и переживает свое одиночество. Старая Фло и после рождения Флинта никогда не забывала про старшую дочь и не уходила без нее. Но вот однажды, когда Фифи было около пяти с половиной лет, Фло не дождалась, пока дочь закончит играть со сверстниками. Фифи же чересчур увлеклась и не заметила, как мать, несколько раз оглянувшись на нее, ушла вместе с Флинтом. Когда Фифи спохватилась, было уже поздно. Негромко хныча, она бросилась к высокому дереву, быстро вскарабкалась на него и принялась озираться по сторонам. Постепенно ее взволнованный плач становился все громче и громче и перешел в истошные вопли. Стремглав спустившись вниз и все еще крича, она торопливо заковыляла по тропе в направлении, прямо противоположном тому, куда ушли Фло с Флинтом. Я последовала за Фифи. Она то и дело останавливалась, озиралась и прислушивалась, а потом, распушив шерсть, продолжала свой путь. Крики и плач не прекращались ни на минуту.
Уже смеркалось, но Фифи словно не замечала этого. Случайно повстречавшись с Олли и Гилкой, Фифи прошла мимо них, хотя Гилка тотчас подбежала к ней и принялась перебирать шерсть, явно рассчитывая поиграть со своей подружкой. Я удивилась не меньше Гилки самым разумным для Фифи было бы остаться сейчас возле Гилки и Олли и переночевать вместе с ними. Однако Фифи решила по-своему: она прошла еще немного вдоль тропы, выбрала высокое дерево и построила себе гнездо на самой его вершине. Там она долго ворочалась и стонала, пока наконец не улеглась. Я решила не возвращаться в лагерь и провела ночь здесь же, под деревом. Раза три я просыпалась, разбуженная криками и плачем Фифи.
Задолго до рассвета Фифи, похныкивая, выбралась из гнезда и побежала в лес. Я же решила вернуться в лагерь, так как в темноте все равно не смогла бы идти за ней. Когда я пришла, Гуго рассказал мне, что Фифи, все еще поскуливая, появилась в лагере часов в семь утра, торопливо осмотрелась и побежала в долину. Часа через два после моего прихода она снова появилась в лагере, но на этот раз вместе с Фабеном. Это было очень странно, так как обычно старший брат уделял сестрице не слишком много внимания и лишь изредка играл с ней. Зато Фифи в компании Фабена обрела наконец спокойствие и уверенность. Через некоторое время мы увидели Фло. Вместо радостной и волнительной встречи, которая рисовалась нашему воображению, Фифи просто подошла к матери, и обе начали энергично выискивать друг у друга в шерсти. С тех пор мы не раз наблюдали аналогичные сцены и всякий раз поражались полному отсутствию эмоций: радость встречи заблудших отпрысков с их мамашами выражалась лишь во взаимном обыскивании, что еще раз подтверждает значение этой процедуры в жизни сообщества шимпанзе.
Нас всегда удивляло, что мать, спешащая на выручку к плачущему, потерявшемуся детенышу, сама никогда не издает никаких звуков, которые подсказывали бы ее местонахождение. И пока мать добирается до того места, откуда слышался плач, детеныш уходит еще дальше в лес, так что поиски могут занять несколько часов, а то и дней, если мать не будет слышать рыданий своего отпрыска. Марина, как и следовало ожидать, никогда не заботилась о том, идет ли Мифф вслед за ней. Поэтому пятилетней дочери приходилось постоянно разыскивать мать, сопровождая эти поиски криками и плачем.
Подрастающие самцы, как правило, гораздо спокойнее переносят отсутствие матери. Конечно, и они бывают очень нервозны и взволнованны, но тем не менее уже примерно с шестилетнего возраста могут присоединяться к другим шимпанзе и ходить с ними в течение нескольких дней. Вообще самцы начинают самостоятельную жизнь раньше самок.
Но бывают и исключения: Фиган находился в обществе матери гораздо дольше других подростков, сопровождая ее и Фифи в их странствиях. Как-то раз он, Фло и Фифи кормились на большом плодовом дереве. Фигану было около шести лет. Целый каскад громких уханий и ударов по стволам возвестил о прибытии в долину группы шимпанзе. Судя по звукам, группа остановилась возле деревьев, расположенных выше по ручью. Фло и ее отпрыски тоже заухали в ответ, а потом Фиган вспрыгнул на дерево и принялся отчаянно колотить руками по веткам. Спустившись вниз, он продолжал колотить руками по земле и, не прекращая уханий, побежал по тропе к другим шимпанзе, по пути барабаня по стволам деревьев. Скоро он остановился и оглянулся на мать в надежде, что и она последует за ним, но старая самка совсем не собиралась спускаться с дерева.
Тогда Фиган снова зашагал по тропе, но через некоторое время остановился и обернулся, выжидающе глядя на мать. Дальше тропа исчезала в чаще леса, и после минутного колебания Фиган побрел назад к Фло. Однако через несколько шагов он еще раз остановился, с явной решимостью повернулся в сторону большой группы и, уже не оглядываясь, скрылся в густых зарослях. Его не было минут пять. Когда он появился, мне бросилась в глаза его странная нетвердая походка. Проходя мимо меня, он наполовину шутя, наполовину с угрозой оскалил зубы и зарычал так человек иногда стремится грубоватой шуткой скрыть от других свое замешательство. Спустя несколько часов Фло все же присоединилась к большой группе. Но вечером она, как всегда, собралась уходить, чтобы выбрать место для ночевки. Фиган не пошел за ней и Фифи, а остался с другими шимпанзе. Прошло два дня. На третий все семейство встретилось в лагере. Фифи радостно бросилась к брату и обняла его, хотя он никак не прореагировал на ее появление. С тем же независимым видом он подошел к матери и едва коснулся губами ее лица. Правда, вскоре он уже с явным удовольствием играл и возился с Фифи.
Подрастающие самцы проявляют большую осторожность во взаимоотношениях со старшими по рангу. Только почтением к взрослым самцам можно объяснить тот факт, что они не пытаются, как прежде, ухаживать за взрослыми самками. И хотя мы никогда не замечали, чтобы сын испытывал перед матерью такой панический страх, как, например, Мифф перед Мариной, сыновья, как правило, относятся к матери с большим уважением, чем дочери.
Как-то раз неподалеку от лагеря мне встретился Фиган, державший в руке только что убитую гверецу. Схватив ее за хвост и перекинув добычу через плечо, он начал карабкаться на дерево. Фифи, которой в то время было около трех лет, полезла вслед за ним. Вот он выбрал удобную ветку, уселся и приступил к трапезе. Фифи принялась умоляюще скулить, и старший брат время от времени протягивал ей небольшие кусочки мяса.
Через несколько минут на дерево вскарабкалась Фло. Фиган тотчас закинул гверецу за спину и залез повыше. Фло осталась внизу она рассеянно глазела по сторонам и, казалось, вовсе не замечала сына. Тот успокоился и снова начал есть, то и дело поглядывая на мать. Минут через десять старушка Фло, едва взглянув на сына, медленно вскарабкалась выше и с невинным видом уселась возле Фигана. Тот взобрался еще выше.
Так продолжалось до тех пор, пока оба не добрались до макушки дерева. Притворяться дальше не было смысла оба прекрасно понимали намерения друг друга. Первой не выдержала Фло она кинулась к сыну, но тот, схватив добычу, прыгнул в кусты и скрылся из виду. Фло и Фифи помчались за ним. Чем кончилось дело, я так и не узнала.
Подросток
Как и у людей, отрочество это, пожалуй, самое мучительное время в жизни подрастающего шимпанзе, причем наибольшие трудности выпадают на долю самцов-подростков.
Самцы достигают половой зрелости уже в семь-восемь лет, но лишь годам к четырнадцати они становятся полноправными членами группы. Молодые самцы стремятся доминировать над самками и даже терроризируют их, но во взаимоотношениях со взрослыми самцами ведут себя вдвойне осторожно, чтобы не вызвать их неудовольствия. К тому же они гораздо слабее физически: вес подростка достигает всего лишь восемнадцати килограммов, тогда как вес взрослого самца сорока пяти и более. Разрыв во времени между половой и общественной зрелостью значительно усложняет жизнь подростка.
Одним из факторов, стабилизирующих положение подростка, могут быть его отношения с матерью. Старая Фло с большой терпимостью и любовью относилась ко всем своим отпрыскам, в том числе и к старшим Фабену и Фигану. Они тоже были очень привязаны к матери и на протяжении всего подросткового периода почти не отходили от нее. Олли и Марина, менее спокойные и уравновешенные, чем Фло, гораздо реже появлялись в сопровождении подрастающих сыновей. Как правило, и в десять-одиннадцать лет сыновья (по сути дела уже совсем взрослые) продолжают с большим уважением относиться к своим старым матерям. Если предложить сыну банан в присутствии матери, то он никогда не возьмет его, а, отойдя в сторону, предоставит эту возможность матери. Как-то раз я держала банан перед Эвередом и Олли; оба сначала колебались, а потом почти одновременно потянулись за ним. Эверед тотчас отдернул руку, то же самое сделала и Олли, потом она быстро повернулась и взглянула на сына, губы ее дрожали. Эверед распушил шерсть, но уже не пытался достать плод, и тогда Олли издала серию частых, хрюкающих звуков и взяла банан.
Нередки случаи, когда мать выручает подростка из беды. Однажды Мистер Уорзл атаковал Фабена, которому было около двенадцати лет. Фло, вздыбив шерсть, поспешила на помощь сыну, хотя у нее на спине сидел малютка Флинт. Почувствовав поддержку, Фабен осмелел, выпрямился и начал переступать с ноги на ногу, а его испуганные крики сменились яростным воплем ваа, постепенно перешедшим в лай. Потом мать и сын бок о бок двинулись по тропе на Мистера Уорзла; Фло хрипло лаяла и в бешенстве колотила по земле руками. Мистер Уорзл в испуге ретировался.
Если подростку угрожает самец высокого ранга, матери лучше не вмешиваться, но тем не менее она, как правило, старается держаться поближе к месту происшествия, оглашая при этом окрестности громкими лающими звуками ваа. Даже трусиха Олли принялась лаять, когда Майк напал на ее Эвереда. Зато после того, как сын вопя убежал прочь, мамаша, почтительно пригнувшись к самой земле, учащенно дыша и издавая истерические визгливые звуки, подошла к Майку и положила руку ему на спину как бы извиняясь за проступок Эвереда, послуживший поводом для взбучки.
Конечно, отношения между матерью и сыном с годами претерпевают серьезные изменения. Когда Фигану в семилетнем возрасте случалось демонстрировать свою силу, Фло обычно не обращала на сына никакого внимания, хотя другие взрослые самки предпочитали в таких случаях отходить подальше от разбушевавшегося юнца. Но уже через год и сама Фло спешила убраться с дороги Фигана, когда он, распушив шерсть и сделавшись от этого вдвое крупнее, шел прямо на нее, волоча позади себя огромную ветку. Тем не менее Фло все еще осмеливалась иногда задавать сыну хорошую трепку: однажды во время кормежки она так отколотила его по спине кулаками, что Фиган с ревом убежал прочь от ящика.
Становясь старше, подросток начинает защищать свою мать от нападений и угроз со стороны других членов группы. Как-то раз Марина и Фло сцепились в драке прямо посредине лагеря: они тузили друг друга кулаками, кусались, визжали и наконец повалились на землю и стали клубком кататься по пыли. Виновата была Марина она напала на Фифи, та закричала, и Фло, поспешившая на помощь дочери, решила проучить дерзкую самку. Неподалеку на пальмовом дереве кормился сын Марины, девятилетний Пепе. Увидев, как развертываются события, он спустился на землю и бросился к матери, а Фло повернулась и убежала. Но Пепе, казалось, не был этим удовлетворен. Вместе с Мариной он долго преследовал Фифи и Фло, причем могущественная Фло, которая еще совсем недавно могла бы сделать из Пепе котлету, теперь бежала без оглядки, выражая свое возмущение хриплым и прерывающимся от ярости голосом.
В обращении с самцами высокого ранга подросток должен быть крайне осторожным, потому что теперь больше, чем когда-либо, любое нарушение субординации может повлечь за собой грозное наказание. Однажды мы были свидетелями такой сцены: самец Лики вытащил из ящика здоровенную гроздь бананов и с наслаждением приступил к трапезе. Пепе, который вертелся поблизости, увидел бананы и начал осторожно подходить к их обладателю. При каждом неожиданном движении взрослого самца подросток вздрагивал и замирал на месте. Постепенно шаг за шагом он подходил все ближе и ближе и наконец остановился в каком-то метре от Лики, в испуге обнажив зубы. Тем не менее желание взять плод оказалось сильнее страха, он протянул руку, но тотчас отдернул ее, негромко попискивая. Через некоторое время он снова потянулся за бананом и опять боязнь прогневить старшего заставила его отстраниться, причем едва слышное повизгивание перешло в громкие судорожные крики. Тогда Лики наклонился к Пепе и успокоил подростка, прикоснувшись к его лицу и паху. Несмотря на этот жест, Пепе продолжал негромко и испуганно попискивать, и тогда Лики вторично дотронулся рукой до его головы и лица. Наконец Пепе успокоился и, ухватив несколько бананов, поспешно отбежал подальше от Лики.
Но взрослые самцы далеко не всегда оказывались столь благодушными. В самом деле, тот же Лики при иных обстоятельствах или будучи в скверном настроении вполне мог ударить Пепе, хотя подросток всем своим поведением демонстрировал подчинение и зависимость от старшего по рангу. Чаще всего подросток издали наблюдает за пиршеством взрослых самцов, не осмеливаясь принять в нем участие или даже подойти ближе. Между тем вид лакомой пищи вызывает определенные эмоции, сдерживаемое напряжение все возрастает и наступает неизбежная разрядка: подросток с хрустом ломает ветку, продираясь сквозь густой кустарник, волочит за собой здоровенные палки, а такое проявление чувств может не понравиться одному из старших по рангу, поскольку взрослые шимпанзе с большим неудовольствием относятся к шумным выходкам подростков и, как правило, стараются прогнать или даже отколотить незадачливого нарушителя спокойствия.
После двух уроков, преподанных Майком, Фиган твердо усвоил неписаный закон обезьяньего этикета не устраивать шумных демонстрирований угроз в присутствии взрослых самцов. Однажды мы видели, как Фиган, не получивший ни одного банана, долго смотрел на Майка, который на его глазах съел огромную гроздь. От досады он раскачивался взад-вперед, но потом вскочил и стремглав побежал по тропе в лес, громко скуля и хныча совсем как разобидевшийся ребенок. Метров через сто он остановился возле высокого дерева с корявым толстым стволом и множеством воздушных корней. Его плач перешел в пронзительные учащенные уханья, он подпрыгнул, ухватился обеими руками за воздушный корень и принялся изо всех сил колотить ногами по стволу, выбивая ими отчаянную дробь: де-дум, де-дум, де-дум. Потом все стихло, и через некоторое время Фиган с безразличным видом присоединился к группе. Выглядел он вполне довольным и успокоенным. Впоследствии Фиган не раз прибегал к этому способу и барабанил по стволу дерева, когда бывал обижен на старших.
Но даже Фиган, несмотря на свое умение избежать наказания, все же, как и всякий подросток, получал иногда взбучки от старших. Другим же его сверстникам, менее хитроумным, чем он, доставалось гораздо чаще. Почему же все-таки подростки отдавали явное предпочтение компании взрослых самцов? Объяснить это хотя бы отчасти поможет тот факт, что в большинстве случаев агрессивные инциденты между юнцами и старшими по рангу заканчивались необычайно быстро, в особенности если подросток был почти детенышем, и завершались, как правило, дружеским прикосновением недавнего экзекутора к пострадавшему. Для многих подростков эта форма примирения была совершенно необходима.
Как-то раз Голиаф яростно набросился на Эвереда только за то, что тот не успел предусмотрительно отбежать в сторону, когда самец начал демонстрировать свою силу. Бедному юнцу здорово досталось: Голиаф до крови покусал подростка и вырвал изрядное количество шерсти. И все же Эверед, громко вскрикивая, побрел вслед за уходящим Голиафом. Пройдя несколько шагов, Голиаф сел, и Эверед начал крадучись приближаться к нему. Страх перед взрослым самцом был настолько велик, что подросток несколько раз останавливался в нерешительности и поворачивал назад. Но потребность в успокоительном прикосновении оказалась сильнее страха, и Эверед, продолжая визжать, подошел совсем близко к Голиафу, подставил зад и склонился к самой земле. Тогда Голиаф протянул руку и начал гладить Эвереда по спине, вопли подростка становились все глуше, минуты через полторы перешли в хныканье и наконец совсем смолкли. Лишь после этого Голиаф убрал руку со спины Эвереда.
К сожалению, искусственные подкормки на территории нашего лагеря значительно увеличивали соперничество между животными. В лесу же взрослые самцы вели себя не столь агрессивно, и подростки чувствовали себя в их компании более непринужденно. Каждый подросток прекрасно знал свое место: он не принимал участия в длительной процедуре взаимного обыскивания, любимом занятии взрослых, а сидел в сторонке и в одиночестве чистил свою шерсть. Не рвался он вперед и когда взрослые самцы, облюбовав дерево, приступали к кормежке: он старался держаться на почтительном расстоянии и даже выбирал для себя, как правило, какое-нибудь соседнее дерево. И уж, конечно, подросток спешил убраться с дороги взрослых самцов, когда те начинали демонстрировать свою мощь при виде источника пищи, и терпеливо ждал, пока все не успокоятся. Тем не менее подрастающие самцы составляли неотъемлемую часть группы самцов они многому учились от старших собратьев, постоянно наблюдая за их поведением и подражая им.
Если подрастающая самка многому учится от матери и, ухаживая за младшими в семье, приобретает навыки, которые пригодятся ей в дальнейшем, молодые самцы не находят в семье постоянного примера для подражания. Роль отца, то есть взрослого самца, постоянно связанного с семьей, остается по существу незанятой. Именно поэтому подрастающий самец рано или поздно уходит от матери, чтобы быть в обществе взрослых самцов.
Иногда, особенно на первых порах, подросток может почувствовать себя слишком скованно в компании старших по рангу, тогда он снова возвращается к матери или же вообще отделяется от группы и в течение какого-то времени бродит в одиночестве. Почти все подростки, за которыми мы вели наблюдения, вдруг на несколько часов или даже дней выпадали из поля зрения. Это устранение, по крайней мере в некоторых случаях, было вполне намеренным подрастающие самцы шимпанзе специально искали одиночества.
Однажды я наблюдала за большой группой самцов и самок, в составе которой был и восьмилетний Фиган. В течение часа он оставался вместе со всеми, но в тот момент, когда группа взобралась на дерево кормиться, отделился от нее и побрел прочь. Вскоре он тоже залез на дерево, подкрепился фигами, но минут через двадцать соскочил на землю и пустился в путь, продолжая все дальше уходить от группы. На следующий день он по-прежнему в одиночестве забрел к нам на станцию подкормки и лишь к вечеру присоединился к Фло и Фифи.
Между тринадцатью и пятнадцатью годами подрастающие юнцы постепенно приобретают статус взрослых самцов и стремятся занять подобающее место в доминантной иерархии. Мы внимательно следили за несколькими молодыми самцами, вступившими в этот критический возраст, и особенно пристально за ровесниками, Фабеном и Пепе. Оба подростка начали частенько демонстрировать свою силу не только друг перед другом, но и перед взрослыми самцами низшего ранга. Демонстрирования угрозы, очевидно, представляют собой адаптивную форму поведения, которая позволяет животному добиться главенствующего положения в группе. Как уже отмечалось, в подобных ситуациях поведение животного может отличаться крайней необузданностью и агрессивностью. Так, например, молодой самец в эти минуты способен угрожать взрослому животному, к которому он в другое время испытывает глубочайшее почтение. Даже те из самцов, которые занимают достаточно высокое положение в табели о рангах, иногда спешат убраться прочь, завидев разбушевавшегося юнца. Самцы же, стоящие на нижних ступенях иерархической лестницы, то и дело подвергаются угрозам со стороны претендента на более высокий ранг. Успехи укрепляют веру подростка в свои силы, его демонстрации становятся еще более дикими и впечатляющими, и характер взаимоотношений в стаде постепенно изменяется в пользу молодого самца. В самом деле, чем необузданнее будут угрозы, тем скорее он сможет занять достойное место в иерархии взрослых.