Наука раскрытия преступлений (fb2)
Борис Геллер
Наука раскрытия преступлений: Опыт израильского криминалиста
Посвящается моей жене
Хочу особо поблагодарить редактора Любовь Любавину, без которой эта книга вряд ли бы состоялась.
Предисловие
Сначала я думал назвать книгу «Кто не спрятался — я не виноват». Люди моего возраста помнят, что когда-то дети играли не на компьютере или планшете, а в прятки, а там водящий произносил: «Пора — не пора, я иду со двора. Кто не спрятался — я не виноват». Но потом я засомневался: понятна ли сегодня ассоциация, прежде казавшаяся очевидной (оба, водящий в прятках и криминалист, кого-то ищут)?
Когда пишешь письмо, в большинстве случаев представляешь себе адресата лишь в общих чертах: директор банка, служащий налогового управления, редактор газеты. Что же говорить о книге? Кто вы, мой читатель? Хотелось бы знать, ибо нам предстоит провести вместе много часов. Вообразите, что волею случая мы оказались в одном купе поезда Москва — Париж. Времени у нас более чем достаточно. Я буду рассказывать, а вы — слушать и задавать вопросы. Большинство вещей окажутся для вас внове; с чем-то вы согласитесь, а в иных случаях хмыкнете и не поверите (ведь в фильмах всё не так!) и полезете в интернет: уж там-то, конечно, изложена истина в последней инстанции.
О чем же мы будем говорить? О том, как быть полицейским, о преступлениях, о работе эксперта. Криминалистика — специальность, о которой обычные люди имеют совершенно превратное представление, основанное на детективном чтиве, сомнительного качества зарубежных сериалах и их убогих российских клонах.
К концу книги вы будете ориентироваться в основных методах работы со следами рук, научитесь смотреть на место преступления глазами профессионала. И каждый из вас сможет примерить на себя этот нестандартный вид деятельности: а смог бы я? В практике эксперта много грязи и малоприятных моментов; криминалист-оперативник зачастую видит за неделю столько крови, сколько средний обыватель — за всю свою жизнь, если не больше.
|
|
Современная криминалистика немыслима не только без инженерных и компьютерных технологий, но и без химии, физики и биологии. По мере возможности я постараюсь не пугать вас формулами и заумной терминологией, но и легкой светской беседы не ждите. Иногда будет казаться, что мы отдаляемся от основной темы — отпечатков пальцев, ДНК, порошков и кисточек, страшных убийств, — но это лишь на первый взгляд. Порой возникающие по ходу рассказа ассоциации и связи не менее интересны, чем сама тема, тем более что у них общие корни — более чем 25-летний опыт работы полицейского в далеко не самой спокойной стране, Израиле.
Неплохо, когда собеседник в дальнем путешествии элементарно начитан, но совсем здорово, если он эрудирован и любопытен, интересуется историей науки и обладает жизненным опытом. Именно таким я вас себе и представляю. Надеюсь, нам не будет скучно вместе и время до Парижа пролетит незаметно.
Глава 1
Автор впервые оказывается на месте тяжкого преступления
Процент раскрываемости тяжких преступлений в Израиле очень высок. Нераскрытых убийств — по пальцам перечесть. Одно из них оказалось моим первым делом.
Скромная девушка Марта Берг, родом из Финляндии, работала секретаршей на небольшой мебельной фабрике в пригороде Иерусалима. Всегда пунктуальная, зимним утром 1993 г. она не пришла на работу и даже не позвонила в офис, чтобы сообщить, что приболела. На предприятии, где все работники скандинавы, это вызвало недоумение. А через сутки пенсионер, эмигрант из России, собиравший поутру грибы километрах в двадцати от финского поселка[1], увидел на дне глубокого оврага полусожженную машину, из окна которой торчала рука. Мобильных телефонов тогда не было, так что пока старик добрался до ближайшего отделения полиции, пока объяснял дежурному, по-русски и жестами, зачем пришел… Пока заступила утренняя смена, пока неспешно выехала свободная машина… Словом, мы с коллегами оказались возле старой BMW желтого цвета к вечеру, когда медики уже увезли тело в Институт судебной экспертизы, а солнце садилось за Иерусалимские горы.
|
|
Как вы знаете, человек воспринимает мир при помощи пяти основных чувств: зрения, слуха, обоняния, осязания и вкуса. Наверное, слух и вкус меньше всего задействованы в нашей работе. Осязание важно, зато органы двух остальных чувств перегружены до предела. Место преступления не только выглядит плохо. Оно плохо пахнет. Всем нам знаком запах гари. И у крови есть особый запах — сладковатый, тошнотворный, он преследует тебя на протяжении многих дней и возвращается, как всегда, неожиданно, спустя годы. После тяжелых случаев долго не хочется есть. Можешь только стоять под струей воды, пока кто-нибудь не станет дергать за ручку двери душевой.
В те годы скромный бюджет отдела не позволял иметь мощные автономные источники света, а кабель от генератора, что в оперативном микроавтобусе, не дотягивался до дна вади[2]. Вокруг было тихо и красиво, и сожженная машина выглядела здесь абсолютно чужеродным телом.
|
|
Приехал эвакуатор, мы зацепили BMW крюком на конце троса — медленно, со скрипом закрутился барабан. Попав на кочку, автомобиль перевернулся вверх дном. Что-то маленькое, блестящее выпало из разбитого заднего окна. Я спустился вниз и подобрал с земли металлическую пудреницу.
С годами профессионалы адаптируются ко многим раздражающим факторам, становятся порядочными циниками с шутками часто на грани фола. А вот какая-то маленькая деталь, вещичка — банка домашнего варенья в холодильнике убитого, раскрытая поваренная книга на кухонном столе, рядом с окровавленным молотком, — иногда убивают наповал. Пудреница — что ей сделается? — вечно будет лежать на складе вещественных доказательств в пластиковом пакетике со штрихкодом, и хозяйке она уже не понадобится. Вдумайтесь: вещи живучее нас, у них не бывает инфарктов, инсультов, посттравматических синдромов и аллергии на запах крови.
Много интересного удалось узнать следственной бригаде о жизни Марты. Если есть понятие «двойная жизнь», то это о ней. Кроткая финская девушка, боявшаяся опоздать на работу и никогда не перечившая начальству, в той, второй, жизни часто вела ночами интимные телефонные беседы с мужчинами. Бесплатно. И, похоже, она никогда с ними не встречалась.
Вскоре последовали задержания подозреваемых, но всех их пришлось отпустить. Есть такое понятие — вы его знаете: алиби на фоне полного отсутствия мотива преступления. Да и вещественных доказательств было негусто; все косвенные, кроме одного — спермы в теле жертвы. ДНК-анализ в те годы еще широко не применялся, а о банках ДНК криминалисты и мечтать не могли.
В израильском уголовном производстве дела об убийстве не имеют срока давности. Каждые семь лет нераскрытое преступление передается новой следственной группе, и та начинает с нуля. В последний раз я был на совещании по делу Марты Берг в 2015-м. Разведка тюремного ведомства передала полицейским коллегам: кто-то из заключенных, сидевших пожизненно, в разговоре бросил, что, мол, «была много лет назад у моего другана в Иерусалиме забавная тачка, БМВ зеленая, как крокодил, да сгорела».
Искали, конечно, «другана», да всё напрасно. По данным полицейской разведки, он давно живет в другой стране и под иным именем. Соглашения об экстрадиции преступников с этим государством у Израиля нет. Мы думали, что так никогда и не узнаем, в чью машину в тот день села Марта, в сумочке которой находилась блестящая металлическая пудреница.
Глава 2
История эмигранта, ставшего ведущим израильским экспертом. Что такое криминалистика
Той ночью я так и не смог заснуть. Что привело меня на работу в полицию? И почему именно в отдел криминалистики? Сегодня, по прошествии 25 лет, мне кажется, я знаю ответы.
Есть такой кустарник — саксаул, по-латыни Haloxylon. Те из вас, кто бывал в Средней Азии, наверняка вспомнят, как он выглядит. Ничего интересного. Зато у саксаула очень глубокие корни. Их длина может достигать десяти метров. Ботаники знают девять видов этого растения. Мне знаком десятый, который в изобилие растет в США, Канаде, Израиле и Европе, — саксаул-эмигрант. Живет себе человек, работает, растит детей, ездит в отпуск, а куда тянутся корни — один бог ведает. Куда из израильской полиции тянулись мои, я знаю доподлинно.
Я окончил МГПИ имени Ленина. Это сейчас он называется Московский педагогический государственный университет, а его физфак превратился в Институт физики, технологии и информационных систем. Сильно, ничего не скажешь. А тогда просто был отличный вуз, куда за время многочисленных сталинских и более поздних чисток и борьбы с разного рода «измами» перешло много прекрасных профессоров из МГУ, МЭИ, Бауманского, МФТИ и других учебных заведений первой лиги. Да и студентов способных было достаточно, из тех, кто прошли через «душегубки» приемных комиссий элитных учебных заведений[3].
Учили нас хорошо. Физика, психология и иностранный язык по 12 часов в неделю. Зачем так много языка? А всё просто. СССР бесплатно посылал преподавателей, врачей и инженеров в страны третьего мира — в обмен на марксистско-ленинскую политическую ориентацию этих государств. Но, как выяснилось ближе к пятому курсу, и чтобы в Африку попасть, надо было иметь безупречную «арийскую» анкету. Из МГПИ очень охотно брали на работу в милицию, но даже при том что милиционеров, особенно с высшим образованием, хронически не хватало, мое собеседование в 18-м отделении закончилось с предъявлением паспорта, в котором клеймом стояло тогда позорное и даже в какой-то мере неприличное слово «еврей».
Вот оттуда корни и растут. Я иногда думаю: а как бы выглядела сегодня Россия, не выкинь она, как мусор, сотни тысяч способных, амбициозных, готовых работать на нее специалистов? И только не надо мне говорить, что, мол, сами уехали, никто не гнал. Кто в этой шкуре не был, тому не судить.
Приехав в Израиль, я поступил на работу в онкологический центр госпиталя «Хадасса», одного из крупнейших на Ближнем Востоке. То, чем я занимался, по-русски называется изотопной диагностикой. Пациенту внутривенно вводится радиоактивное вещество с «умной» добавкой, которая знает, куда «садиться»: на костную систему, сердце или щитовидную железу. Этот орган начинает излучать гамма-кванты, а гамма-камеры регистрируют излучение и трансформируют его в компьютерную картинку. Это как бы рентген наоборот.
Однажды среди пациентов оказался начальник полицейской разведки страны, генерал Рафаэль Пелед. В прошлом офицер-десантник, Пелед считал, что в полиции, как и в армии, должны служить лучшие, а не те, кого никуда больше не взяли в силу их серости и тупости. Случилась история Золушки, возможная лишь в Израиле, ибо ни в одной другой стране мира генералы не занимаются судьбами переселенцев хотя бы потому, что социально с ними просто не пересекаются. Пелед предложил мне работу в разведке, но прокомментировал свое предложение так: «Я могу взять тебя на службу прямо сейчас, но имей в виду, что полицейская разведка — грязное дело: информаторы, стукачи, компромат. Не думаю, что это предел твоих мечтаний. Есть у нас отдел, который бы тебе подошел, — криминалистика, но там сейчас нет ставок». Ставки появились через два года, когда разведчик Пелед стал генерал-полковником и самым главным полицейским страны. Был конкурс, восемь человек на одно место, и я его честно выиграл. Эмигрант. С корнями саксаула.
И что, спросит читатель, вот так прямо и выдали удостоверение и пистолет? Да нет, не сразу. Только проверка службой общей безопасности ШАБАК заняла несколько месяцев.
Остановлюсь кратко лишь на одном из множества этапов процедуры приема на работу — проверке на детекторе лжи. За годы жизни в Израиле я имел это удовольствие много раз — в армии, полиции и ШАБАК. Очень меня развеселили кадры из сериала Павла Лунгина «Родина»[4]. Помните, герои по очереди проходят проверку на полиграфе, каждый примерно по две минуты: «Ваше имя Алексей Брагин? Вы передавали лезвие Латифу?» И всё это в своей же организации. А ведь фильм претендует на звание «правдивого».
История детектора лжи уходит в далекое прошлое, в начало XX века. Первый прибор был создан в 1921 г. Джоном Ларсеном из Беркли, Калифорния. В 1945-м, в ходе формирования аппарата управления оккупационной зоны Берлина, американцы провели массовые проверки на полиграфе всех претендентов на административные должности. Результаты впечатляли. Многие из примерных граждан и борцов с гитлеризмом оказались бывшими нацистами.
В Израиле детектор лжи успешно применяется с 1959 г., хотя данные проверки, как и в большинстве стран, не принимаются в суде. Что касается России, то вплоть до начала 1990-х гг. полиграфы там широко не использовались, ибо сама методика трактовалась как «варварство, мракобесие и недопустимый психологический нажим на личность, искажающий реальные факты». Вам это ничего не напоминает? Генетика — продажная девка империализма, а кибернетика — буржуазная лженаука. И в итоге — отставание от Европы и Америки в обеих и смежных областях на многие десятилетия.
ИММИГРАЦИЯ И КУЛЬТУРНЫЕ БРЕНДЫРОССИИ
В Санкт-Петербурге, на набережной Лейтенанта Шмидта, поставили памятный знак на том месте, откуда отчалил «философский пароход». Надпись на камне гласит: «С этой набережной осенью 1922 года отправились в вынужденную эмиграцию выдающиеся деятели отечественной философии, культуры и науки». Спасибо и на том. А надо бы установить стелу с именами всех высланных, и чтобы видна она была за километры. А текст был бы такой: «С этой набережной осенью 1922 года Советы выслали лучшие умы страны, обескровив тем самым отечество на ближайшие столетия».
И не один был пароход, и не только водным путем изгоняли из страны людей. Что было бы сегодня с Россией, если бы в ней остались Сикорский и Бердяев, Гамов и Бунин, Зворыкин и Бродский? Химик Ипатьев, инженер Всеволод Ясинский, микробиолог Виноградский, социолог Сорокин, зоолог Новиков, гистолог Максимов? А Барышников, Нуриев, Годунов, Павлова, Белоусова и Протопопов, супруги Пановы? Кшесинская, Нижинский, Лифарь, Фокин? Уже к 1931 г. за границей работали 472 русских ученых, среди них 5 академиков и 140 профессоров российских университетов.
Представим себе, что Сикорский строил бы свои вертолеты в России, а не в США. Владимир Зворыкин, изобретатель современного телевидения, получил бы 12 медалей от российского правительства, а не от американского. Возможно, все страны мира завидовали бы сегодня России. И было бы чем и кем гордиться, и не надо было бы выдавать автомат Калашникова за культурный бренд[5].
История России — СССР — России достаточно богата истинными культурными брендами: Большой балет, русский роман, советская школа теоретической физики. Может быть, Гжель, Хохлома? Спутник? Чебурашка, наконец? Но не казаки с водкой и балалайкой и, уж конечно, не автомат.
Я бы поставил памятник поэтическим вечерам у входа в Политехнический музей. Люди моего поколения и старше поймут, о чем я, а молодые пусть посмотрят в интернете. Заодно и про Марлена Хуциева прочтут, и про фильм «Застава Ильича» («Мне двадцать лет»).
В Запорожье, на доме номер 3 по проспекту Металлургов, несколько лет тому назад появилась мемориальная доска в память об ученом, композиторе и барде Викторе Самуиловиче Берковском. Слава богу. Но Берковский — фигура не запорожского масштаба, а российского. Даже, наверное, более крупного. И большую часть своей жизни Берковский прожил и проработал в Москве. Он автор более 200 песен, многие из которых сопровождают всю нашу жизнь, вне зависимости от страны проживания. Берковский был одним из идеологов и авторов проекта «Песни нашего века»; написал совместно с Никитиным музыку к шести спектаклям (один «Али-Баба» чего стоит!). Это он обессмертил «Гренаду» Светлова, «Ну, что с того, что я там был» Левитанского, «На далекой Амазонке» Киплинга (Маршака), «Контрабандистов» Багрицкого, «Снегопад» Мориц и «Колечко» Бродского. Почему бы не поставить ему памятник у входа в Московский институт стали и сплавов, в котором он преподавал, и не объявить Виктора Самуиловича Берковского и его творчество культурным брендом России?
В силовых структурах Израиля сотрудники, имеющие доступ к серьезной информации или занимающие командные должности, проходят проверки на детекторе лжи достаточно регулярно. Я не буду рассказывать, какие датчики и в каком количестве подсоединяют к испытуемому, ведь сегодня каждый может найти эти сведения в интернете. К тому же число датчиков может меняться в зависимости от полиграфической школы. Остановлюсь на том, чего вы в сети не найдете.
Процесс проверки состоит из трех этапов — многочасового предварительного допроса, подготовительной беседы с полиграфистом и самого теста. Важность первой и второй составляющих громадна. Именно на этих стадиях большинство испытуемых рассказывают о себе то, о чем по здравом размышлении предпочитали бы умолчать. Перед самой процедурой вместе с психологом вы составляете список вопросов, которые вам зададут, и уточняете их формулировку. И лишь тогда к вам подсоединяют пресловутые датчики сбора физиологических реакций организма. После ничего не значащих вопросов с заведомо известным ответом («Вы Петя Иванов?» — «Да»; «Мы находимся в Детройте?» — «Нет»), необходимых для калибровки прибора, полиграфист переходит к основным. Проверка может длиться около часа, а то и более, иногда с перерывом, во время которого вы останетесь сидеть в кресле, а ваш инквизитор выйдет на пару минут под любым предлогом в соседнюю комнату с полупрозрачным зеркалом на стене. Ему чертовски интересно, как вы себя поведете в его отсутствие. Не знаю, что там вам рассказывали умные и всезнающие друзья, но обмануть хорошо обученного специалиста, владеющего методикой работы на современном компьютерном полиграфе, невозможно.
Итак, весной 1993 г. на мне прекрасно смотрелась новенькая серая форма с множеством карманов. Я получил в оружейной комнате легендарный револьвер фирмы Smith & Wesson — Chief’s Special калибра 0,38. Красавец, а не револьвер! Впрочем, научиться обращаться с ним профессионально оказалось непросто. С тех пор у меня были Beretta, CZ, FN, Jericho, кольты и глоки. У каждого свой характер, и каждый хорош по-своему, но в револьверах есть какая-то необъяснимая притягательность. Мое сердце принадлежит им, хотя это, скорее, оружие для самообороны на близких дистанциях и поэтому для израильской действительности мало подходит.
После интенсивного курса молодого бойца начались рабочие будни — постижение премудростей криминалистики.
Забавно, что многие не понимают разницы между криминалистикой и криминологией. Обе науки относятся к сфере «преступность и право», но только криминология изучает преступников как личности — особенности их поведения и мотивы совершения преступлений, в то время как криминалистика призвана служить обнаружению следов преступника и сбору вещественных доказательств. То есть криминология — одна из областей социологии, наука сугубо гуманитарная. Криминалистика же — наука точная, и занимаются ею физики, химики, инженеры и биологи.
Криминологов интересует кривая роста проституции в Пекине, отклонения в психике серийного убийцы и причины возникновения организованной преступности в среде гастарбайтеров Дублина. Криминалист исследует стекло автомобиля, чтобы понять, с какой стороны стреляли: из кабины или с улицы. Какого вида и калибра было оружие? Есть ли на корпусе машины и внутри ее пятна крови и отпечатки пальцев? Является ли наркотиком белый порошок, пакетик с которым оказался в перчаточном ящике? А сам лимузин, роскошный BMW Х-6, — аутентичный или сварен умельцами из двух разбитых? Кем написана записка: «Это ограбление. Деньги в мешок — и быстро!»?
Чуть позже мы увидим, как работают криминалисты в Израиле, но сначала поймем, как работают полиция этого государства и ее экспертная служба.
Глава 3
Полиция Израиля. Набор и обучение экспертов. «У советских собственная гордость»
Полиция Израиля насчитывает 28 000 человек, из которых 8000 — пограничники, то есть подразделения, по структуре, методам работы и экипировке более напоминающие регулярную армию. Подобные соединения существуют в большинстве стран Европы и именуются жандармерией. Страна занимает территорию, равную примерно половине площади Московской области, — 22 000 кв. км.
На каждые 100 000 из 8,5 млн граждан страны приходится 350 полицейских. Это много или мало? В различных государствах данный показатель колеблется от 200 (Австралия) до 515 (Россия) и 715 (Сингапур). Цифры цифрами, но полицейских в стране катастрофически не хватает. Преступность растет (она растет везде, кроме Сингапура), а большая часть силовых структур занята борьбой с террором. Вот только рядового гражданина, у которого угнали машину, это волнует мало. Он знает, что искать ее никто не будет. Людей нет, зато есть страховка.
Израильская криминалистическая служба существует в своем современном виде с 1974 г. Тогда, в мае, группа палестинских террористов захватила школу в городке Маалот на севере страны. В результате запоздалого и неудачного штурма школы армейским спецназом 25 из 115 школьников-заложников погибли.
Разразился большой скандал, дело разбиралось правительственной комиссией. По результатам расследования было принято решение о создании в рамках полицейской структуры четырех новых подразделений — спецназа, криминалистики, саперов и добровольцев. Какая-то базисная криминалистическая лаборатория имелась и до этого, но разветвленной современной службы не было. Спецназ и саперы принадлежали армии, а добровольцев не существовало вовсе.
Таким образом, к концу 1974 г. возник Отдел криминалистической экспертизы (иногда мы будем называть его просто Отдел) в Главном штабе, а также группы экспертов-криминалистов, рассредоточенные по территории страны. Сегодня в Иерусалиме 12 первоклассных лабораторий, из которых лишь одна — занимающаяся выявлением невидимых следов рук — оперативная, несущая круглосуточное дежурство. В ней-то я и прослужил более 25 лет.
Израиль разделен на семь административных округов: Северный, Центральный, Южный, Хайфский, Тель-Авивский, Иерусалимский и Иудея с Самарией. В каждом из них имеется своя мобильная лаборатория для расследования тяжких преступлений, подчиненная Отделу. В крупных полицейских участках страны работают в общей сложности 300 экспертов, которые проводят экспертизу в случае «обычных», то есть нетяжких, преступлений.
Что прячется за терминологией, классифицирующей преступления? Когда у вас в трамвае крадут кошелек — это стресс, но его можно пережить. Если вы вернулись домой, а дверь взломана и в квартире следы погрома, уверен, вы оцените это как очень тяжкое преступление. Ведь не только вещей и денег жалко. Страх, гнев, чувство унижения. Вы годами будете вспоминать тот день.
В Израиле тяжкими преступлениями считаются: террор, убийство, покушение на убийство, изнасилование, бандитизм, вооруженное ограбление, производство и оборот наркотиков. Остальное — увы.
Несмотря на относительно скромный бюджет, Отдел десятки лет держится в первой пятерке криминалистических служб мира. Конечно, линейкой тут ничего не померить, но нам приятно думать, что в списке лучших после Австралии, Голландии, Нидерландов и Великобритании — стран, согласитесь, чуть более крупных и богатых, чем Израиль, — профессионалы ставят нас. Впрочем, есть вещи, делать которые действительно умеем лишь мы.
Отдел является крупным учебным центром, где иностранные полицейские могут обучаться на родном языке, так как среди сотрудников есть выходцы из многих стран. Все без исключения серьезные криминалистические подразделения имеют партнеров в научном мире. Иначе и быть не может. Мы крепко дружим с Институтом прикладной химии Иерусалимского университета и с удовольствием принимаем на работу его выпускников.
Вся полиция страны, включая Отдел криминалистической экспертизы, пользуется единой компьютерной сетью, и применение бумажных носителей практически сведено к нулю.
Набор новых сотрудников производится ежегодно на основе двух конкурсов: закрытого для гражданских лиц и открытого — для всех. Каким же требованиям отвечает потенциальный претендент?
Решивший стать техником-криминалистом обязан иметь как минимум первую ученую степень по естественным или инженерным наукам. Для работы в Окружной мобильной лаборатории или в подразделениях Главного штаба — вторую или третью. Все кандидаты должны выполнить сложные психометрические тесты и побеседовать с психологом. Помимо письменных заданий им предлагаются практические задачи, например разборка и сборка макетов сложных электромеханических устройств за ограниченное время. Экзамены призваны выявить психически устойчивых, технически грамотных и хорошо обучаемых кандидатов.
Но главное — два профессиональных интервью, предварительное и окончательное.
Помните старую байку о том, как в былые времена мать выбирала сыну невесту? Якобы она давала девушке распутать клубок пряжи. Усидчивая и аккуратная распутает, а нервная и торопливая даром не нужна. Вот так и у нас. На интервью, например, могут попросить размотать сплющенный комок изоленты. Делать это надо в резиновых перчатках, при помощи скальпеля и пинцета. Вы начинаете работать, лента липнет к перчаткам, те рвутся, скальпель норовит выпасть из рук, а на вас, улыбаясь, смотрят завлаб и его зам. Не справились? Дело ваше неважно. Разозлились, занервничали? Сочувствую. Но хуже всего, если после работы не убрали стол, оставили после себя хлев. Нам нервные и криворукие неряхи не нужны.
Чтобы получить место эксперта в полицейском участке, не нужно учиться на офицерских курсах, но сотрудники, принятые на работу в лаборатории отдела, в будущем станут офицерами. По этой причине они обязаны помимо всех вышеперечисленных ступеней отбора пройти дополнительный экзамен — три дня испытаний в условиях интерната. Провалившиеся кандидаты не могут быть взяты на службу, даже если они успешно справились со всеми предварительными этапами.
Более того, жены криминалистов-оперативников также проходят собеседование с психологом, на котором выясняется, как женщина будет относиться к будущей должности мужа, сопряженной с работой во внеурочные часы, тяжелыми психологическими нагрузками, срывами и т. д.
Все без исключения новички, если они гражданские лица, направляются в Национальную полицейскую академию (НПА) на месячный курс молодого бойца. Там они познают азы службы: изучают права и обязанности полицейского, обучаются рукопашному бою и стрельбе, знакомятся с уголовным законодательством. Чем отличается задержание от ареста? Как правильно проводить обыск? В каких случаях возможно применение силы? Этому курсу нет цены. Сколько случаев я знаю, когда сотрудники попадали под следствие, проводимое Службой собственной безопасности[6], или просто вылетали с работы лишь за то, что ударили зарвавшегося бандита кулаком в лицо. А иногда так хочется это сделать!
КРАВ-МАГА
Принятый в Израиле вид рукопашного боя называется «крав-магá», в буквальном переводе — контактный бой. Это сборный стиль, сформировавшийся в отрядах еврейского спецназа еще во времена Британского мандата на Палестину, то есть до образования государства в 1948 г. В основе системы лежат боевое самбо и джиу-джитсу. Минимум бросков, максимум ударов, болевых и удушающих приемов. Понятие «ката» отсутствует как класс, зато много времени уделяется работе с ножом, пистолетом и палкой. Девиз и принцип крав-мага прост: «Не будь жертвой!»
Основал крав-мага венгерский еврей Имре Лихтенфельд (1910–1998). Детство он провел в Будапеште и Прешпороке (ныне Братислава), где под руководством отца начал осваивать джиу-джитсу и заниматься боксом и борьбой. Имре, или Ими, как его называли все, несколько раз становился чемпионом Европы по греко-римской борьбе и боксу. В 1930-е гг. Лихтенфельд организовал в Будапеште и Братиславе отряды еврейской самообороны. Вплоть до 1940-го он оставался в Европе, а затем перебрался в Северную Африку и до конца войны воевал в британском спецназе. В 1945 г. Ими начал преподавать свою систему в Палестине бойцам «Хаганы», превратившейся впоследствии в Армию обороны Израиля.
Сегодня в каждом заштатном городке, районе, поселке есть кружок крав-мага для мальчиков и девочек всех возрастов.