– Сколько дней? – слабым голосом спросил капитан, потому что понял, что произошло нечто странное, как будто он очнулся после очень долгого мучительного кошмара. К тому же хоть он и был укрыт простынями, но чувствовал, что лежит не на кровати: ложе было очень жестким, а вся спина – влажной.
Робийярд тут же вскочил, широко раскрыв глаза. Он потрогал лоб Дюдермонта и, убедившись, что он больше не горит, радостно улыбнулся.
– Камербанн! – тут же позвал он, отворачиваясь от смущенного капитана.
Это был лучший день в его жизни.
* * *
– Три круга, – донесся гнусавый голос Яркхельда, судьи городского совета, длинного тощего старика, явно наслаждавшегося своими обязанностями.
Каждый день этот человек обходил тюремные пещеры и указывал тех, кому пришло время попасть на Карнавал Воров, а также называл, исходя из серьезности их преступления иди же собственного настроения, время подготовки для каждого. «Кругом», как объяснил тюремщик, приходивший избивать Моряка, назывался обход вокруг площади, где проводился Карнавал, медленным шагом, то есть примерно десять минут. Выходило, что человеку, которому Яркхельд только что присудил три круга, придется в течение получаса терпеть издевательства толпы, прежде чем Яркхельд хотя бы начнет публичное слушание. Это делалось для того, чтобы потешить сброд, и Яркхельду, видимо, нравилось внимать довольным крикам черни.
– Значит, ты снова пришел бить меня, – сказал прикованный к стене Морик, когда в его пещеру вошел быкоподобный тюремщик.
– Сегодня тебя не будут бить, Морик Бродяга, – сказал тюремщик. – Они больше ничего от тебя не требуют. Капитану Дюдермонту ты больше не нужен.
– Он умер? – встревожено спросил Морик. Если капитан мертв, то их с Вульфгаром обвинят в убийстве с особой жестокостью, Морик же достаточно долго жил в Лускане и видел, как заканчивают люди, обвиненные в этом преступлении. Их казнили пытками, которые длились чуть ли не весь день.
– Не-а, – сказал тюремщик, заметно опечаленный. – Нет, в этом не повезло. Дюдермонт жив, и ему становится все лучше, так что тебя и Вульфгара казнят быстро.
– Какая радость, – откликнулся Морик. Тюремщик постоял, потом оглянулся, подошел вплотную к Морику и нанес ему несколько сильных коротких ударов по животу и груди.
– Думаю, судья Яркхельд довольно скоро отправит тебя на Карнавал, – сообщил он. – Так что хотел попрощаться.
– Благодарю, – как всегда саркастически отозвался Морик, за что получил удар в челюсть, от которого вылетел один зуб, а рот наполнился теплой кровью.
* * *
Силы Дюдермонта быстро восстанавливались, и жрецам с большим трудом удавалось удерживать его в постели. Они все еще читали над ним молитвы и заклинания, а старая травница приносила чай и целебные настои.
– Это не мог быть Вульфгар, – спорил Дюдермонт с Робийярдом, который рассказал ему все, начиная с происшествия у дверей «Мотыги».
– Вульфгар и Морик, – упорно твердил маг. – Я сам все это видел, капитан, и вам еще повезло, что я наблюдал!
– И все-таки я не понимаю, – ответил Дюдермонт. – Я же знаю Вульфгара.
– Знали, – поправил его Робийярд.
– Он – друг Дзирта и Кэтти-бри, разве они могут иметь что-то общее с убийцей?
– Был другом, – упрямо возразил чародей. – Теперь Вульфгар водит дружбу с типами вроде Морика Бродяги, о котором по улицам Лускана давно идет дурная слава, да еще одной парочкой и того лучше.
– Какой парочкой? – спросил Дюдермонт, но в этот момент в комнату вошли Вайлан Миканти и еще один моряк с «Морской феи». Он приблизились к капитану, поклонились и поприветствовали, радостно улыбаясь, потому что капитан выглядел намного лучше, чем утром, когда вся команда явилась на радостный призыв Робийярда.
– Ты их нашел? – нетерпеливо спросил чародей.
– Похоже, да, – хитро улыбаясь, ответил Вайлан. – Прячутся в трюме одного судна всего через два якорных места от «Морской феи».
– Последнее время они почти не выходят, – добавил второй матрос, – но мы поговорили кое с кем в «Мотыге», там сказали, что вроде знают их, причем одноглазый сорит золотыми без счета.
Робийярд понимающе кивнул. Значит, они были заодно.
– С вашего позволения, капитан, – сказал чародей, – я бы хотел вывести наш корабль из дока.
Дюдермонт удивленно поглядел на него, поскольку совершенно не понимал, о чем идет речь.
– Я послал Миканти на розыски двух других человек, замешанных в покушении на вас, – пояснил Робийярд. – Похоже, нам удалось установить их местонахождение.
– Но Миканти только что сказал, что они в порту, – возразил капитан.
– Они на борту «Кривоножки», в качестве пассажиров. Если «Морская фея» подойдет к этому кораблю с орудиями наготове, то, скорее всего они выдадут нам этих типов без сопротивления, – сказал Робийярд, и в глазах его загорелся огонь.
Капитан хохотнул.
– Хотел бы я пойти с вами, – сказал он.
Трое его товарищей, как по команде, развернулись к двери.
– А что судья Яркхельд? – успел спросить Дюдермонт, пока они не выскочили за дверь.
– Я просил его наказать виновных по справедливости, – ответил Робийярд, – как вы и сказали.
Они нам понадобятся, чтобы доказать, что те двое, которых мы ищем, тоже причастны к этому делу.
Дюдермонт кивнул и жестом отпустил их, а сам погрузился в раздумья. Все-таки он не верил, что Вульфгар мог быть в этом замешан, хотя и не знал, как это доказать. В Лускане, как и в большинстве других городов, можно было оказаться на виселице, быть утопленным или четвертованным, подвергнутым любой другой казни по выбору городских властей уже по одному подозрению в совершении преступления.
* * *
– Я честный торговец, и у вас нет доказательств обратного, – заявил Пинникерс, капитан «Кривоножки», опираясь на фальшборт и протестуя против появления рядом с его кораблем великолепной «Морской феи», катапульта и баллиста которой были в боевой готовности, а вдоль бортов выстроились ряды лучников.
– Я уже сказал вам, капитан Пинникерс, ни вы, ни ваш корабль нам не нужны, только выдайте нам тех двоих, что прячутся у вас на борту, – с должной почтительностью ответил Робийярд.
– Тьфу! Тогда проваливайте отсюда, а то я вызову городскую стражу! – выкрикнул закаленный морской волк.
– Это не так уж трудно, – лукаво отозвался Робийярд и сделал знак кому-то на причале позади «Кривоножки». Обернувшись, капитан Пинникерс увидел сотню или больше солдат, с хмурыми лицами стоящих у пирса и готовых к бою.
– Вам некуда бежать и негде спрятаться, – продолжал Робийярд. – И в качестве любезности я еще раз прошу: ради вашего же собственного блага разрешите мне и моим подчиненным взойти на борт вашего судна и взять тех двоих, что нам нужны.
– Это мое судно! – выкрикнул Пинникерс, ткнув себя пальцем в грудь.
– Тогда я прикажу дать залп, – предупредил Робийярд, отбросив хорошие манеры. – А также присоединю к этому заклинания, которые причинят судну разрушения, каких вы даже представить себе не можете. А потом мы все равно обыщем то, что останется от вашего корабля.
Похоже, Пинникерс немного испугался, но не сдался и продолжал самоуверенно усмехаться.
– Последний раз предлагаю вам сделать выбор, – с насмешливым почтением сказал Робийярд.
– Прекрасный выбор, ничего не скажешь, – буркнул Пинникерс. Он слегка махнул рукой, давая понять, что Робийярд и остальные могут ступить на палубу его судна.
Они довольно быстро обнаружили Крипса Шарки и Ти-а-Никника. Они также нашли весьма интересную вещицу у татуированного пирата: длинную трубку.
– Это духовое ружье, – пояснил Вайлан Миканти, передавая трубку Робийярду.
– Да, действительно, – согласился чародей, внимательно рассмотрев необычное оружие и убедившись в его предназначении. – Чем из него можно стрелять?
– Чем-нибудь маленьким, но конец снаряда должен быть такой формы, чтобы мог заполнить трубку, – сказал Миканти. Он взял трубку и дунул в нее. – Если предмет будет слишком маленьким и воздух пойдет мимо, эта штука плохо сработает, – пояснил он.
– Маленьким, говоришь, – задумчиво произнес чародей, оглядывая стоявшую перед ним парочку. – Вроде кошачьего когтя? С оперением на конце?
Миканти тоже поглядел на двух пиратов и угрюмо кивнул.
* * *
Вульфгар давно уже не ощущал боли. Он тяжело обвис на израненных, окровавленных запястьях. Мышцы спины и плеч задеревенели.
Боль, которую он сейчас испытывал, была такой сильной, что Вульфгар перестал сознавать, где находится. Однако это забытье не приносило облегчения, наоборот: варвар оказался в гораздо худшем месте, где муки были такие, что ни один смертный не мог бы их вынести. Вокруг него снова кружила соблазнительница, обнаженная, порочно красивая демоница. На него набрасывался глабрезу с клешнями вместо рук и методично отщипывал кусочки его плоти. И все время в ушах раздавался издевательский хохот Эррту, гигантского демона, который больше всего на свете ненавидел Дзирта До'Урдена и теперь вымещал свою злобу на его друге.
– Вульфгар? – донесся откуда-то издалека чей-то негромкий ласковый зов, непохожий на утробный голос Эррту.
Вульфгар понимал, что это ловушка. Эррту многократно мучил его этой пыткой, подлавливая мгновения глубочайшего отчаяния, на минуту окрыляя надеждой, чтобы потом бросить в глубочайшую бездну полной безысходности.
– Я разговаривал с Мориком, – продолжал голос, но Вульфгар уже не слушал.
– Он утверждает, что не виновен, – не отступал Дюдермонт, хотя Робийярд и пыхтел рядом. – Хотя этот пес Шарки и обвиняет вас обоих.
Вульфгар, стараясь не слушать, глухо зарычал, все еще уверенный, что это Эррту пришел мучить его.
– Вульфгар? – снова позвал капитан.
– Да бесполезно, – увещевал его Робийярд.
– Дай же мне хоть какой-то знак, друг мой, – продолжал уговаривать варвара капитан. – Мне нужны хоть какие-нибудь основания, чтобы я мог потребовать у судьи Яркхельда твоего освобождения.
Но Вульфгар продолжал утробно рычать.
– Скажи мне правду, – не сдавался Дюдермонт. – Я не верю, что ты в этом замешан, но я должен услышать это от тебя самого, чтобы потребовать честного суда.
– Он не может ответить, капитан, – вмешался Робийярд, – поскольку ему нечего сказать в свою защиту.
– Но ты сам слышал, что сказал Морик, – ответил капитан. Они только что были у Морика, и вор неустанно повторял, что они с Вульфгаром ни в чем не виноваты. Он заявил, что Крипс Шарки предложил очень большую цену за голову Дюдермонта, но они с варваром решительно отказались.
– Я слышал, как отчаявшийся человек рассказывает историю, шитую белыми нитками, – отозвался чародей,
– Можно было бы пригласить жреца, чтобы допросить его, – предложил Дюдермонт. – Многие из них знают заклинания, выявляющие всяческую ложь.
– Законы Лускана это запрещают, – ответил Робийярд. – Слишком многие жрецы преследуют свои цели в подобных дознаниях. Судья допрашивает заключенных своим способом, причем намного успешнее.
– Он их пытает, пока те не признаются в чем угодно, – насупился Дюдермонт.
– Зато есть результат, – пожал плечами Робийярд.
– Ему просто нужны исполнители для Карнавала.
– А многие ли из тех, кто в нем участвует, действительно невиновны, капитан? – прямо спросил Робийярд. – Даже те, кто не повинен в преступлениях, за которые их наказывают, имеют за плечами множество других.
– Это весьма странное представление о справедливости, мой друг, – сказал Дюдермонт.
– Но это жизнь, – ответил чародей.
Капитан вздохнул и поглядел на Вульфгара, по-прежнему лежавшего без движения и только рычавшего. Он снова окликнул варвара, даже подошел и похлопал его по боку.
– Ты должен убедить меня поверить Морику, – сказал он.
Вульфгар почувствовал легкое прикосновение суккуба, увлекавшего его в чувственный ад. Взревев, он подтянул ноги и ударил, правда, ошеломленного капитана он лишь зацепил, но этого хватило, чтобы тот, оступившись, упал спиной на пол.
Робийярд тут же метнул шар клейкой массы из своей волшебной палочки в ноги гиганту. Вульфгар отчаянно забился, но руки у него были скованы, а ноги плотно прилипли к стене, и от сумбурных движений только усиливалась боль в плечах.
Робийярд, разъяренно шипя, подскочил к нему и прошептал какое-то заклинание. Потом ухватил его за пах и пустил через тело варвара электрический разряд. Вульфгар взвыл от боли.
– Прекрати! – крикнул Дюдермонт, пытаясь подняться. – Хватит!
Робийярд круто развернулся с перекошенным от негодования лицом:
– Неужели вам еще требуется какое-то подтверждение, капитан?
Дюдермонт хотел осадить чародея, но не знал, что сказать.
– Давай уйдем отсюда, – наконец промолвил он.
– Лучше б мы сюда вообще не приходили, – буркнул Робийярд себе под нос.
Вульфгар снова остался один. Пока вязкое вещество не растворилось, висеть было не так больно. Однако вскоре варвар вновь тяжело обвис на цепях, и мышцы заныли от возобновившейся боли. И вновь глубокая, невыносимая черная тьма окружила его.
Он хотел бы целиком втиснуться в бутылку, чтобы крепкое пойло омыло его мозг и избавило от кошмаров.
Глава 12
ВЕРНА СВОЕЙ СЕМЬЕ
– Торговец Банси хотел бы переговорить с вами, – доложил Темигаст, появившись в саду, Лорд Ферингал и Меральда стояли здесь в тишине, наслаждаясь ароматами и красками цветов и полыхающим заревом заката над темными водами.
– Проведи его сюда, – ответил молодой человек, которому не терпелось показать кому-нибудь свое завоевание.
– Лучше бы вы прошли к нему, – возразил Темигаст, – Банси очень несдержан, а сейчас спешит. Вряд ли его можно посчитать хорошим обществом для нашей дорогой Меральды. Боюсь, он разрушит все навеянное садом очарование.
– Что ж, этого мы допустить не можем, – уступил Ферингал. Улыбнувшись Меральде и нежно коснувшись ее руки, он направился к Темигасту.
Лорд Аук прошел мимо управляющего, а старик подмигнул Меральде, намекая, что избавил ее от тягучей скуки. Меральда хотя и не обиделась, что ее оставили одну, но ее удивило, что Ферингал с такой.легкостью согласился покинуть ее.
Зато теперь она могла без помех наслаждаться красотами сада, прикасаться к цветам, гладить их шелковистые лепестки, глубоко вдыхать сладкие запахи и не чувствовать при этом назойливого присутствия обожателя. Она радовалась мгновению покоя и поклялась себе, что будет проводить много времени в саду, когда станет дамой.
Но оказалось, что ее уединение мнимое. Обернувшись, девушка увидела, что за ней внимательно наблюдает леди Присцилла.
– Между прочим, это мой сад, – холодно проговорила она, идя поливать клумбу с голубыми незабудками.
– Управляющий Темигаст так мне и сказал, – ответила Меральда.
Присцилла даже не подняла глаз от цветов.
– Я удивлена, – продолжила Меральда. – Здесь так красиво.
Присцилла вспыхнула – она была очень чувствительна к оскорблениям. Она направилась к девушке, не сводя с нее тяжелого взгляда. На мгновение Меральде показалось, что Присцилла сейчас ударит её или окатит водой из ведра.
– Конечно, ты же у нас красотка, – бросила Присцилла. – Только красотке и под силу разбить столь красивый сад.
– Человеку с красивой душой, – ответила Меральда, не отступая под взглядом Присциллы. По-видимому, это немного сбило с толку самоуверенную даму. – К тому же я действительно кое-что знаю о цветах и понимаю, что они так хорошо растут потому, что вы так ласково разговариваете с ними, трогаете их. Прошу прощения, леди Присцилла, но я раньше не думала, что вы можете любить цветы.
– Просишь прощения? – повторила Присцилла, ошеломленная прямолинейностью крестьянской девушки. У нее на языке вертелось несколько язвительных реплик, но Меральда не дала ей сказать.
– Мне кажется, это самый красивый сад в Аукни, – произнесла она, отводя глаза и подтверждая слова восхищенным взглядом. – А я думала, что вы жестокая и злая. – Она вновь поглядела в лицо Присцилле, которое как будто несколько смягчилось. – Теперь я думаю иначе, потому что человек, сумевший создать такой восхитительный уголок, просто не может быть некрасивым душой. – И она улыбнулась такой обезоруживающей улыбкой, что Присцилла смутилась.
– Я много лет трудилась над этим садом, – произнесла она. – Сажала, полола, подбирала цветы по краскам.
– И получилось необыкновенно, – с искренним восторгом подхватила Меральда. – Думаю, ему нет равных в Лускане и даже в самом Глубоководье.
Заметив, как зарделась Присцилла, девушка не удержалась и слегка улыбнулась. Похоже, она нащупала чувствительную струнку леди Аукни.
– Мой садик хорош, – отозвалась женщина, – но в Глубоководье есть сады размером с весь замок Аук.
– Может, они и больше, но вряд ли красивее, – гнула свое Меральда.
Присцилла снова смешалась – она не ожидала такой лести от крестьянской девчонки.
– Спасибо, – все же буркнула она, и ее неприветливое лицо вдруг осветилось такой ясной улыбкой, какой Меральда не могла на нем даже представить. – Хочешь, покажу тебе нечто особенное?
Меральда сперва насторожилась, но потом решила воспользоваться возможностью сблизиться с сестрой жениха. Присцилла жестом предложила ей идти следом. Они прошли через несколько помещений, вниз по лестнице, и оказались в маленьком внутреннем дворике, который был скорее похож на колодец, поскольку места там едва хватало, чтобы разместиться вдвоем, стоя плечом к плечу. Увидев представшую перед ними картину, Меральда радостно рассмеялась. Стены были сложены из заурядного потрескавшегося и источенного непогодой серого камня, зато в центре была разбита клумба маков, по преимуществу ярко-красных, но некоторые были нежного розового цвета, – таких девушка никогда не видела.
– Здесь я работаю с цветами, – пояснила Присцилла, подводя Меральду поближе к горшкам. Сначала она присела перед красными маками и нежно погладила цветок, отгибая лепестки и обнажая темную сердцевинку. – Видишь, какой у него крепкий стебель? – спросила она. Меральда протянула руку, чтобы потрогать.
Присцилла резко поднялась и двинулась к другим горшкам, в которых росли более бледные цветы. Она снова отогнула лепестки и показала, что сердцевинка у них белая. Когда же Меральда потрогала стебель, обнаружилось, что он нежнее.
– Я много лет отбирала более светлые цветы, – сказала Присцилла, – пока не добилась того, что они стали совсем не похожи на обычные маки.
– Маки «Присцилла»! – воскликнула Меральда. И, к ее удовольствию, вечно унылая Присцилла Аук искренне рассмеялась.
– Но вы этого достойны, – не успокаивалась Меральда. – Вам надо показать их торговцам, путешествующим из Хандлстоуна в Лускан. Разве дамы Лускана не будут готовы заплатить большие деньги за такие нежные маки?
– Купцы, которые бывают в Аукни, интересуются куда более прозаическими вещами, – ответила Присцилла. – Инструменты, оружие, продукты, напитки—без них никак! – да, быть может, еще изделия косторезов из Десяти Городов. У лорда Фери довольно большая коллекция таких вещиц.
– Мне бы очень хотелось ее увидеть.
Присцилла как-то странно посмотрела на нее.
– Полагаю, ты ее увидишь, – довольно сухо сказал она, как будто только сейчас вспомнив, что перед ней не простая крестьяночка, а женщина, которая вскоре станет госпожой Аукни.
– Но вам действительно надо продавать ваши цветы, – бодро продолжала Меральда. – Может быть, отвезти их в Лускан на рынки под открытым небом, я слышала, они просто чудесные.
Присцилла снова слабо улыбнулась.
– Ну, поглядим, поглядим, – сказала она, и в ее тоне вновь появилось высокомерие. – Ведь только крестьяне распыляют свое добро.
Но Меральда не слишком расстроилась. За этот день она сблизилась с Присциллой больше, чем, как она думала, ей удалось бы за всю жизнь.
– Ах, вот вы где. – Темигаст стоял и ждал их у входа в замок. Как всегда, он появился как раз вовремя. – Умоляю простить нас, дорогая Меральда, но лорд Ферингал, боюсь, будет занят весь вечер, поскольку Баней в торговле – сущее чудовище, а в этот раз он привез кое-что, чем господин заинтересовался. Он велел мне спросить, не посетите ли вы нас завтра днем.
Меральда взглянула на Присциллу, надеясь решить с ее помощью, но та снова занялась своими цветами, как будто Темигаста и Меральды вовсе не было рядом.
– Передайте ему, что я, конечно, приду, – ответила девушка.
– Прошу вас, не держите на нас гнева, – сказал Темигаст, и Меральда только рассмеялась. – Что ж, прекрасно. Быть может, вы поедете прямо сейчас, потому что карета уже подана и, похоже, надвигается гроза, – добавил старик, пропуская девушку.
– Я не видела ничего прекраснее ваших маков, Присцилла, – обратилась она к женщине, с которой вскоре должна была породниться. Та неожиданно задержала ее за подол, и когда девушка обернулась, то с безграничным изумлением обнаружила, что сестра Ферингала протягивает ей нежно-розовый цветок.
Обменявшись с ней улыбкой, Меральда прошла в замок мимо Темигаста. Управляющий чуть помедлил и спросил у леди Присциллы:
– Подружились?
– Едва ли, – холодно ответила она. – Я подумала, что она оставит мои цветы в покое, если у нее будет свой цветок.
Темигаст усмехнулся, и женщина бросила на него ледяной взгляд.
– Друг, и при этом дама, быть может, это не так уж плохо, как ты думаешь, – заметил он. Управляющий развернулся и торопливо пошел вслед за Меральдой, а Присцилла так и осталась стоять на коленях в своем саду, обдумывая странные мысли.
* * *
В головке Меральды, возвращавшейся из замка Аук, тоже зрели разные мысли. Она думала, что сегодня хорошо поладила с Присциллой и даже можно надеяться, что когда-нибудь они станут подругами.
Только представив себе это, она рассмеялась. По правде говоря, трудно вообразить, что можно настолько сблизиться с Присциллой, которая всегда-всегда будет считать себя выше крестьянской дочери.
Но теперь Меральда не ощущала себя униженной, и не потому, что день прошел так хорошо, а потому, что предыдущую ночь она провела с Якой Скули. Теперь она кое-что знала о жизни. Прошлая ночь стала поворотной точкой. Позволив себе один раз отдаться собственным желаниям, она теперь могла смиренно принять хоть не такое заманчивое, однако большое будущее, ожидавшее ее. Да, теперь она доведет лорда Ферингала до алтаря в часовне замка Аук. Она, а главное, ее семья получат от него все. чего только пожелают. Получат, конечно, не за просто так, но родившаяся в ней вчера женщина была готова заплатить эту цену.
Меральда радовалась, что сегодня провела с лордом Ферингалом совсем немного времени. Наверняка он стал бы приставать, и девушка не была уверена, что ей удалось бы выдержать и не рассмеяться ему в лицо.
Довольная, улыбающаяся, она смотрела из окна кареты на дорогу. Но вдруг ее улыбка растаяла. Яка Скули стоял на вершине скалистого утеса, поджидая на том самом месте, где возница обычно высаживал ее.
Меральда высунулась в окошко с другой стороны, чтобы Яка ее не увидел, и обратилась к кучеру:
– Прошу вас, сегодня отвезите меня до самого дома.
– Я надеялся, что вы так и скажете, госпожа Меральда, – ответил Лайам Вудгейт, – У одной из лошадей, похоже, что-то с подковой. Может быть, у вашего отца найдется молоток и брусок.
– Да конечно, – ответила Меральда. – Поедемте к нам, и я уверена, что папа поможет вам.
– Вот и прекрасно! – откликнулся кучер. Он слегка стегнул лошадей, и они поскакали вперед быстрее.
Меральда откинулась на спинку сиденья и смотрела из глубины кареты на стройную одинокую мужскую фигуру. Она даже ясно представила себе, какое у него сейчас лицо. И чуть было не передумала и не попросила кучера высадить ее прямо здесь. Может, стоило снова встретиться с Якой, заняться любовью под звездным небом, еще разок почувствовать себя свободной. А может, сбежать с ним и прожить всю жизнь для себя, а не для кого-то еще.
Но нельзя же так поступить с мамой, папой и Тори. Ведь родители верили, что она сделает все правильно. А правильным было поставить крест на чувствах к Яке Скули.
Карета остановилась перед домиком Гандерлеев. Лайам Вудгейт ловко соскочил на землю и открыл для Меральды дверцу.
– Ну, зачем вы, – смутилась девушка, когда он помогал ей выходить из экипажа.
– Вы же станете госпожой Аукни, – весело подмигнув, ответил старичок. – Разве можно обходиться с вами как с крестьянкой?
– Но это не так уж плохо, – ответила Меральда, – я имею в виду – быть крестьянкой. По крайней мере, на ночь тебя увозят из замка.
И Лайам Вудгейт от души рассмеялся.
– А также привозят обратно, когда только захотите, – ответил он. – Управляющий Темигаст сказал, что я в вашем полном распоряжении, госпожа Меральда. Мне сказано доставлять вас и вашу семью куда вам угодно и когда угодно.
Меральда улыбнулась и поблагодарила. Отец с хмурым видом открыл дверь и остался стоять в проеме.
– Пап! – позвала его девушка. – Может, ты поможешь моему другу… – Тут она остановилась и посмотрела на гнома. – Слушайте, а я ведь даже не знаю, как вас зовут, – заметила она.
– У большинства благородных дам не находится времени, чтобы спрашивать о таких вещах, – ответил он, и они снова дружно рассмеялись. – К тому же все мы, маленькие, для больших людей на одно лицо. – Он лукаво подмигнул и отвесил глубокий поклон. – Лайам Вудгейт, к вашим услугам.
Дони Гандерлей подошел к ним.
– Что-то недолго ты сегодня гостила в замке, – с подозрением заметил он.
– Лорд Ферингал занят с одним торговцем, – ответила Меральда. – Завтра я снова поеду. У одной из лошадей Лайама что-то с подковой, ты не поможешь?
Дони поглядел на упряжку и кивнул:
– Конечно. А ты иди в дом, дочка. Маме снова плохо.
Меральда опрометью бросилась в дом. Биаста лежала в постели, у нее снова был жар, глаза ввалились. Тори стояла рядом на коленях, держа в одной руке кувшин с водой, а в другой – мокрое полотенце.
– Вскоре после того, как ты уехала, у нее началась истерика, – сказала девочка. Биаста уже несколько месяцев была подвержена таким припадкам.
Меральда, глядя на мать, готова была разреветься. Здоровье матери так хрупко, она такая слабая. Биаста Гандерлей стояла на краю могилы. Последние дни она держалась только благодаря воодушевлению, вызванному приглашением лорда Ферингала, и Меральда в отчаянии решила прибегнуть к единственному известному ей средству.
– Ну, мама, – с напускным возмущением начала она, – не самое лучшее время ты выбрала болеть.
– Меральда, – едва слышно выдохнула Биаста, да и это, казалось, далось ей с трудом.
– Нужно поправляться, да побыстрее, – строго сказала девушка.
– Меральда! – одернула ее Тори.
– Я ведь рассказывала тебе о саде леди Присциллы. – продолжала девушка, не обращая внимания на сестру. – Так что давай, скорее поправляйся, потому что завтра ты поедешь со мной в замок. Будем вместе гулять по саду.
– А я? – захныкала Тори.
Меральда обернулась к ней и заметила, что отец тоже стоит, прислонившись к косяку, и на его усталом лице ясно читается изумление.
– Да, Тори, ты тоже можешь поехать с нами, – сказала Меральда, делая вид, что не заметила отца, – но ты должна пообещать, что будешь хорошо себя вести.
– Мам, пожалуйста, скорее поправляйся, – взмолилась Тори, крепко вцепившись матери в руку. Больная женщина как будто немного ожила.
– Иди, Тори, – приказала Меральда. – Беги к кучеру – его зовут Лайам – и скажи, что мы втроем завтра хотим поехать в замок в полдень. Маме нельзя идти пешком.
Тори побежала исполнять, а Меральда склонилась над матерью.
– Поправляйся, – сказала она и поцеловала Биасту в лоб, и та, улыбнувшись, кивнула.
Под пристальным взглядом Дони девушка вышла из комнаты. Она слышала, что отец за ее спиной задернул занавеску в их спальню, а сам пошел вслед за дочерью в гостиную.
– А он разрешит тебе привезти их обеих? – спросил он тихо, чтобы Биаста не слышала.
– Я ведь стану его женой – это он так хочет, – пожала плечами она. – Будет глупо, если он не исполнит одну мою просьбу.
Дони с благодарной улыбкой крепко обнял дочь. Меральда не могла видеть его лица, но знала, что он плачет.
Она тоже крепко обхватила отца, ткнувшись лицом ему в плечо. Ведь, несмотря на то, что она так храбро сражалась за благо своей семьи, во многом она еще оставалась маленькой неуверенной девочкой.
И как приятно ей было получить от отца поцелуй в макушку в подтверждение того, что она поступает правильно.
* * *
С вершины ближайшего холма Яка Скули наблюдал, как Дони Гандерлей помогает кучеру с подковой, при этом они болтают и пересмеиваются, как старые друзья. Бедного, мучившегося от ревности Яку это окончательно добило, учитывая, как Дони обошелся с ним недавно. Неужели Гандерлей не понимает, что лорду Ферингалу нужно от его дочери то же самое, что и Яке? Разве он не понимает, что намерения Яки честнее, чем намерения Ферингала, ведь они с Меральдой одного круга и воспитания, а потому он более подходящая пара для девушки?
Потом Дони вернулся в дом, зато появилась, радостно подпрыгивая на каждом шагу, сестра Меральды и стала о чем-то говорить с кучером.