Ли‑Мэллори сказал, что действия авиакрыла в Даксфорде доказали, что крупные соединения вполне себя оправдывают, если имеется возможность создать их. Он понимает сложность формирования большого соединения, когда противник уже приближается, но этим можно заняться, пока он еще далеко. Нужно начинать действовать сразу, как только радар обнаружит первые самолеты противника. Можно успеть поднять в воздух самолеты в Даксфорде. Они быстро наберут высоту и спикируют на строй немцев, когда те будут пересекать линию берега. А затем эскадрильи с южных аэродромов, которые должны взлететь позднее, займутся растрепанным соединением противника.
Но тут вмешался Шолто Дуглас:
«Я хотел бы знать, что майор Бадер может сказать о руководстве крупными группами самолетов?»
Все участники совещания уставились на него, и Бадер почувствовал себя неловко. Он тяжело поднялся на ноги. Портал сказал:
«Вы можете сидеть, Бадер, если вам будет удобнее».
Бадер откашлялся и сказал:
«Спасибо, сэр, не надо. У меня все в порядке».
Мысли смешались, и в голове начался бардак. Даудинг мрачно уставился на него… Однако «Склочник» на всех смотрит так. Затем в голове мелькнула шаловливая мысль: «Я выйду отсюда либо капитаном, либо подполковником… Мне следует изложить точку зрения рядовых пилотов… Раньше такой случай не выпадал». Все это пронеслось у него в голове в доли секунды. Он четко сказал, гладя на Портала:
«Нас научили тому, сэр, что все вы узнали в годы прошлой войны. (Бодрое начало.) Первое: тот, кто находится выше, контролирует ход боя. Особенно, если он заходит со стороны солнца. Второе: чтобы сбить противника, стрелять нужно с минимальной дистанции, практически в упор. Третье и самое важное: гораздо экономичнее бросать против сотни самолетов тоже сотню, а не дюжину.
Я знаю, что мы не всегда можем собрать столько же самолетов, сколько немцы, потому что их авиация более сильна. Если потребуется, мы будем сражаться один против тысячи. Однако, если мы можем бросить 60 самолетов против 200, это следует делать. Не нужно пытаться выставить лишь одну эскадрилью из дюжины».
Он продолжил изложение своей теории. Постепенно Бадер забыл о своей первоначальной робости, его голос стал тверже, в нем прорезались командные нотки. Он твердо стоял на том, что командир в воздухе должен решать, где и когда атаковать противника, а не офицер наведения, сидящий на земле. Бадер добавил, что неплохо бы на планшете помимо положения самолетов указывать и место нахождения солнца. Используя предоставленный ему шанс, он рассказал обо всем, что думал, что обсуждал с Ли‑Мэллори. Но как‑то неожиданно выяснилось, что говорить больше не о чем, и он резко умолк. Наступила неловкая тишина. Бадер тяжело сел. Вероятно, он сказал слишком много. Не все его поняли, и споры продолжались. Кто‑то высказывался в пользу больших соединений, кто‑то возражал. Прошли еще полтора часа, прежде чем совещание закончилось. Но даже тогда Бадер не мог сказать определенно, к какому решению пришло начальство.
Через неделю он получил конверт с пометкой «Секретно». В письме говорилось, что Совет по авиации решил, что 2 эскадрильи, базирующиеся на одном аэродроме, должны быть готовы действовать совместно, как единое авиакрыло, и подготовку надлежит завершить как можно быстрее. Далее следовали детали относительно рекомендуемой тактики действий крыла. Это было все то, что Бадер уже и сам знал из своего опыта.
Сменилось руководство Истребительного Командования. Ушел Даудинг, что глубоко огорчило Бадера, и не только его. Главнокомандующим стал Шолто Дуглас. Парк был переведен на новую должность. Ли‑Мэллори принял командование 11‑й авиагруппой. К радости Бадера, он немедленно приказал перевести 242‑ю эскадрилью в состав 11‑й группы, разместив их в Мартлшэме, недалеко от Феликсстоува.
Какое‑то время Бадер был по горло занят вопросами перебазирования. Он подыскал Тельме квартиру в деревне Мартлшэм и послал Крау на «Хамбере», чтобы тот перевез ее вместе с вещами. Война или нет, но Тельма оставалась женщиной. У нее накопилось множество дорогих сердцу маленьких безделушек, которые она не могла бросить. Мартлшэм напомнил о его первом полете к Дюнкерку. Как много произошло с того дня! И сколько еще произойдет. Ночное небо над Англией оглашал рокот моторов бомбардировщиков, которые сбрасывали свой смертоносный груз. Ученые старались впихнуть радар в самолет, но пока Королевские ВВС были почти беспомощны. Истребители взлетали и кружили во мраке. Если кому‑то удавалось чудом поймать бомбардировщик, об этом долго говорили. Но официальные рапорты были гораздо более оптимистичны, чем частные беседы пилотов.
242‑я эскадрилья в этом пока еще не участвовала. Бадер несколько раз вылетал, чтобы прикрывать конвои, и почувствовал себя гораздо лучше, когда ему позвонили из штаба 11‑й группы. Ли‑Мэллори сказал:
«Я снова хочу первым поздравить вас. Вы только что награждены Крестом за летные заслуги, но, полагаю, эта награда сильно опоздала».
На этот раз он сразу сообщил Тельме. Она пришила ленточку с диагональными полосами на мундир сразу за ленточкой Ордена за выдающиеся заслуги. Неловкие попытки скрыть радость лишь подчеркивали его торжествующий вид. Он был благодарен своим летчикам за то, что они помогли получить Орден за выдающиеся заслуги раньше Креста. Это была награда за умелое руководство эскадрильей, за их общие достижения, так сказать, «командная награда». А теперь он был награжден за личные достижения. Это был еще один щелчок по носу маленькому демону.
Одновременно прибыл Крест за летные заслуги для Хью Тамблина.
Под Рождество на денек прилетел Дикки Корк. Он страшно обрадовался, увидев на груди бывшего командира орденскую ленточку. Зато Бадер не обрадовался, обнаружив, что Корк носит ленточку Креста за выдающиеся заслуги.
«Корки, куда, к черту, пропал твой Крест за летные заслуги? Ты предатель! Разве я не дал тебе приказ?!»
Корк кивнул.
«Да, сэр. Но это печальная история».
Как‑то раз на аэродроме в Бате глаза адмирала неожиданно выпучились на его орденскую ленточку.
«Молодой человек, что это?» — раздраженно рявкнул адмирал.
Корк ответил.
«Крест за летные заслуги? Как это?» — проворчал морской волк, который все прекрасно знал.
Корк рассказал, как все было.
Адмирал нагнулся, чтобы получше разглядеть ленточку, но тут ему на глаза попалась серебристая пуговица польских ВВС. Он икнул, а потом увидел всё: пуговицу КВВС, канадскую, чешскую…
Корк вздохнул.
«Что тогда началось — описать невозможно. Как видите, у меня теперь и пуговицы новые».
(После этого карьера Корки стремительно пошла вверх. Он служил на авианосце «Индомитебл». Прикрывая мальтийский конвой, за один день сбил 6 вражеских самолетов. Позднее он получил Орден за выдающиеся заслуги и звание капитан‑лейтенанта, но в 1944 году погиб на Цейлоне.)
1 января Бадер подвел итог года боев, записав в журнале:
«Так закончился 1940 год. После прибытия в 242‑ю эскадрилью (июнь) мы уничтожили 67 вражеских самолетов. При этом в бою погибли 5 пилотов, один разбился, не выйдя из пике. Эскадрилья получила 1 Орден за выдающиеся заслуги и 9 Крестом за летные заслуги».
Как‑то раз Ли‑Мэллори вызвал Бадера в свой штаб в Оксбридже и заявил:
«Мне кажется, жизнь в последнее время стала слишком скучной».
«Да, сэр».
«А что вы думаете о предложении слетать во Францию и задать им трепку там?»
Бадер даже подскочил.
Командир авиагруппы сообщил:
«Мы собираемся послать туда несколько бомбардировщиков в сопровождении большого количества истребителей. У вас богатый опыт в подобного рода операциях, поэтому я думаю, что лучше всего командовать вылазкой именно вам».
Вскоре после этого в конверте с грифом «Секретно» Бадер получил боевой приказ на операцию, названную «Первый поисково‑ударный рейд». 3 эскадрильи «Харрикейнов» должны были сопровождать 6 бомбардировщиков «Бленхейм». Тем было приказано атаковать немецкие склады боеприпасов в Форе‑де‑Гинэ недалеко от Па‑де‑Кале. Из уроков, которые Королевские ВВС преподали Люфтваффе, англичане уже знали, что нельзя посылать множество бомбардировщиков под прикрытием горстки истребителей. Следовало найти новое соотношение сил. Сейчас это звучит не слишком впечатляюще, но тогда это была первая проба сил, первая попытка нанести удар врагу, первое воздушное наступление. Мы пытались сами атаковать противника, вместо того чтобы лишь отбиваться. Это значительно поднимало моральный дух летчиков (речь не идет о немцах).
10 января Бадер, полный самых радужных надежд, поднял 242‑ю эскадрилью и над Норт‑Уилдом встретился с двумя эскадрильями «Харрикейнов», которыми командовал подполковник Виктор Бимиш. Когда Бадеру было всего 13 лет, Бимиш был одним из небожителей, курсантов Кранвелла, которые повлияли на выбор жизненного пути Дугласа. Теперь Бимишу было уже 38 лет, в ходе Битвы за Англию он сражался, словно тигр, даже после того как Парк запретил ему совершать более двух вылетов в день.
Основание было простым: «Я должен иметь возможность переговорить со своими комендантами баз хотя бы изредка». (Позднее именно Бимиш обнаружил «Шарнхорст» и «Гнейзенау» после их выхода из Бреста.)
Над Хорнчерчем они пристроились к «Бленхеймам» и пересекли Ла‑Манш. 242‑я эскадрилья прикрывала бомбардировщики сверху, держась на высоте 17000 футов. Бадер чувствовал себя пиратом, вышедшим на промысел. Они пересекли побережье возле Кале. Франция казалась мирной, ее поля были укрыты свежим снегом. Через несколько секунд они оказались над Форе‑де‑Гинэ, который находился в паре миль от побережья. В следующий миг они проскочили над городком, после чего повернули обратно. У них не было времени разглядывать, как легли бомбы. Все пилоты с тревогой осматривали небо в поисках «мессеров», но ни один немецкий истребитель так и не появился. Когда самолеты снова пересекали линию берега, немцы наконец проснулись, и в прозрачном холодном воздухе возникли черные клубки разрывов. Достаточно странно было видеть разрывы зенитных снарядов. Это было что‑то новое. До сих пор в ходе Битвы за Англию они видели только свои зенитки.
Потом они перелетели пролив и приземлились в Мартлшэме. Bсе прошло на удивление гладко.
Однако следующие дни прошли не столь безмятежно У Ли‑Мэллори родилась новая идея, которую он назвал «штурмовщиной». Пара истребителей должна была пересечь Ла‑Манш, и если позволяла облачность, они должны были обстреливать все цели, замеченные на земле и в воздухе. В случае возникновения опасности им следовало набрать высоту и укрыться в облаках. Некоторые эскадрильи 11‑й группы уже опробовали такие операции, и через 2 дня после сопровождения бомбардировщиков Бадер получил шанс вылететь на штурмовку. Вместе с собой он взял Тэрнера. Условия были просто прекрасными, слой рваных облаков лежал на высоте около 8000 футов.
Они так и не сумели добраться до Франции. Между Дюнкерком и Кале Бадер заметил в море два пенистых следа на воде. Спустившись пониже, чтобы выяснить, что происходит, летчики увидели германские торпедные катера. Ни секунды не раздумывая, Бадер ринулся в пике. Судя по всему, немецкие моряки решили, что самолеты свои, и были страшно удивлены, когда пули хлестнули по головному катеру. В последний момент они сумели открыть огонь, но краем глаза Бадер успел заметить, что двое матросов рухнули за борт. Но тут истребители уже проскочили мимо, обстреляли второй катер и нырнули в тучу. Тэрнер следовал за ведущим, как привязанный. Потом они совершили второй заход. Полностью израсходовав боеприпасы, довольные летчики вернулись на аэродром.
В Мартлшэме, когда они рассказали о своих подвигах, все пилоты немедленно пожелали тоже испробовать это. Но штаб группы резонно возразил, что лететь всем все‑таки нельзя. Поэтому Бадер сначала отпустил МакНайта и Брауна, а немного позднее — Латту и Кридермана.
Браун вернулся через час. Они с МакНайтом прекрасно провели время, обстреляв немецкий батальон в поле недалеко от Кале. Однако потом на них свалилось около полудюжины «мессеров», и в течение нескольких минут им пришлось довольно туго, прежде чем они сумели укрыться в облаках.
МакНайт не вернулся, что потрясло всех.
Затем приземлился Кридерман, еще не отошедший после схватки с «Мессершмиттами».
Латта не вернулся.
Через неделю Бадер вместе с Кридерманом и Эдмондом уныло кружил над крейсером и подводной лодкой, идущими на север, прикрывая их, когда офицер наведения приказал им повернуть на восток, чтобы проверить «неизвестный самолет». Вскоре Бадер увидел Ju‑88, который летел на 1000 футов выше них. Не замеченный немцами, он круто пошел вверх и всадил длинную очередь в брюхо бомбардировщика. Тот сразу же распахнул бомболюк и сбросил все бомбы. Смертоносные снаряды едва не накрыли «Харрикейн». Бадер с трудом увернулся, заложив крутой вираж, а когда выровнялся, то увидел в миле от себя «Юнкерс». Из его левого мотора валил дым, однако немец сумел укрыться в маленьком облачке.
Эдмонд немедленно взял выше, а Кридерман ниже облака, чтобы перехватить немца, куда бы тот ни повернул. Именно он всадил короткую очередь в правый мотор немца, из которого повалил белый дым. Когда немец отвернул, его атаковал Эдмонд, и теперь из правого мотора пошел черный дым, в котором мелькали оранжевые языки. Затем совершил заход Бадер, и после этого из обоих моторов немецкого самолета шел черный дым. Затем выполнил атаку Эдмонд, попадания разрывных пуль выбрасывали фонтаны искр. Бадер собрался обстрелять «Юнкерс», но тут у него под носом проскочил Кридерман, всадив в немца еще одну очередь. Дуглас совершил новую попытку, однако на сей раз его опередил Эдмонд. Бадер только выругался. Молодые нахалы не позволяли старому льву урвать свой кусок добычи. Он решил немного подождать и отвалил в сторону, пока те двое поливали очередями упрямый «Юнкерс». Он весь дымился, но никак не желал падать.
Наконец Эдмонд по радио сообщил, что расстрелял весь боезапас. Хотя оба мотора немца дымились, он летел, как ни в чем не бывало, и струи дыма становились все тоньше. Очередной заход выполнил Кридерман. Искры показали, что он снова поразил цель, но Ju‑88 летел, а Кридерман доложил, что и у него кончились патроны. Удивляясь, как немец выдержал такое количество попаданий, Бадер вышел в атаку, стараясь поразить кабину. В стороны полетели осколки плексигласа, однако «Юнкерс» выдержал и это. Дым уже почти исчез. В отчаянии Бадер подумал, что немец никогда не упадет. Но именно в этот момент из левого крыла «Юнкерса» повалили клубы оранжевого дыма, а через несколько мгновений показались языки пламени. Очень медленно Ju‑88 опустил нос и вошел в пике, которое становилось все круче. Наконец он вертикально врезался в море, оставив после себя облако пены.
Еще несколько месяцев назад каждый сбитый самолет становился событием. Теперь это событие просто заносилось в бумаги.
День за днем медленно тянулась унылая рутина. Иногда, если тучи были особенно плотными, они снова вылетали на штурмовку, но ничего не видели. Хотя в день выполнялось до 4 полетов, в летной книжке Бадера пестрели унылые записи: «Учебный полет», «Сопровождение конвоя», «Попытка найти фрицев», «Вечерние и ночные посадки», «Учебный полет», «Испытания мотора», «Высотный полет»… И так далее, до бесконечности. А потом они попали в полосу несчастий. Она началась 8 февраля, в холодный снежный день. Лори Кридерман прикрывал конвой, однако ушел в сторону, чтобы проверить сообщение о неизвестном самолете. Через полчаса он сообщил по радио, что у него отказал мотор. За это время он ушел далеко от берега, и вернуться не сумел.
Через несколько дней Бен Браун ошибся на выходе из пике, и его самолет врезался в землю.
Если вспомнить МакНайта и Латту, эскадрилья за короткое время потеряла четверых летчиков. Их смерть казалась глупой и бессмысленной, особенно потому, что самые жестокие битвы были уже позади. Но у летчиков смерть никогда не приходит одна.
Затем настала очередь Иена Смита, который научил Дугласа «Маленькой Ангелине». Он улетел прикрывать конвой и не вернулся.
Краули‑Миллинг перехватил над Северным морем Ju‑88. Когда он спикировал на немца, то получил попадание снарядом прямо в лобовое стекло. Оно все покрылось сетью трещин, и пилот почти полностью потерял обзор. Однако он продолжал обстреливать «Юнкерс», пока тот не нырнул в спасительное облако.
А потом погиб обаятельный Хью Тамблин, который попытался перехватить немецкий самолет, приблизившийся к конвою. Через полтора часа корабль поднял его из воды, однако летчик был уже мертв.
Сержант Бримбл был отправлен на Мальту, но погиб в дороге.
Семеро за несколько недель! При таком уровне потерь средний срок жизни пилота сокращался до 3 месяцев. Эскадрилья из 20 пилотов в год могла потерять до 80 человек, а конца войне не было видно.
В начале марта Ли‑Мэллори вызвал Бадера.
«Мы работаем над планами летом начать атаки французской территории. Самыми эффектными будут рейды истребителей, вроде того, что вы провели. Чтобы проводить их, мы создаем нашу собственную систему „крыльев“. Одним из пунктов этой программы является назначение командиров на некоторые базы, чтобы они организовали и подготовили свои авиакрылья.
И вы будете одним из таких командиров. Вы будете следовать своим собственным путем. Вероятно, вас направят в Тангмер».
Иногда подобные слова звучат, как музыка. Подняться за год от лейтенанта до подполковника, командира авиакрыла — это прекрасно. В Тангмере базировались части 11‑й авиагруппы, и эта база находилась прямо на берегу пролива, недалеко от Франции.
Когда Ли‑Мэллори поздравил Бадера, тот осторожно поинтересовался:
«Смогу ли я забрать с собой 242‑ю эскадрилью, сэр?»
«Боюсь, нет. У вас там уже есть 3 эскадрильи „Спитфайров“, — покачал головой Ли‑Мэллори.
Бадер несколько грубовато заметил, что в таком случае он не хочет быть подполковником.
Ли‑Мэллори жестко заявил:
«Вы будете делать то, что вам прикажут».
Однако он знал, с кем имеет дело, и потому добавил:
«Посмотрите на это с другой стороны. Даже если вы возьмете с собой 242‑ю, вы им ничем не сможете помочь. Я вас знаю и понимаю, как вы об этом жалеете».
После этого Бадеру оставалось лишь терпеливо дожидаться нового назначения.
242‑я эскадрилья все это встретила без энтузиазма. Вся эскадрилья до последнего рядового, вертелась вокруг командира, как вокруг центра притяжения. Они стали сплоченной командой еще до того, как это братство было скреплено в огне боев. Все величайшие командиры имеют своеобразный шарм, и у Бадера он имелся в избытке.
Пока вопрос еще не был решен, 242‑я эскадрилья перебралась в Дебден, где ее должны были посетить король с королевой. В холле офицерского клуба, когда шли приготовления к визиту, Тэрнер упер свою трубку в плечо Ли‑Мэллори и сказал:
«Послушайте, сэр, что я вам скажу. Вы не должны забирать у нас командира, потому что мы не будем работать ни с кем другим».
Этого было достаточно, чтобы вскипела даже ледяная кровь британского офицера.
Бадер рявкнул:
«Тэрнер, прекрати тыкать в командира авиагруппы своей трубкой!»
Но вице‑маршал не обратил на происходящее внимания.
18 марта обрушился долгожданный удар. Прибыл новый командир эскадрильи «Трикл» Трэси, а Тельма пришила шевроны подполковника на рукав мундира Дугласа. Единственным человеком, которого ему разрешили забрать вместе с собой из 242‑й эскадрильи, был его верный денщик Стоко.
Глава 20
Авиабаза Тангмер, расположенная недалеко от Саутгемптона, была построена до войны. Хотя она была рассчитана на 2 эскадрильи, сейчас там базировались 3 эскадрильи «Спитфайров» — 145‑я, 610‑я и 616‑я — и эскадрилья «Бофайтеров». «Спитфайры» действовали как единое крыло. Бадера это обрадовало, так как 616‑я эскадрилья ранее входила в состав авиакрыла 12‑й группы и была знакома с его методами действий. Все «Спитфайры» были модели Mark II, вооруженной 8 пулеметами. Однако их летные характеристики все‑таки превосходили данные модели Mark I, которая участвовала в Битве за Англию.
Он прибыл туда утром 19 марта, расставил чемоданы в спальне домика коменданта аэродрома неподалеку от офицерского клуба и уже через полчаса поднялся на «Спитфайре» в воздух, чтобы немного потренироваться. Через 2 часа он уже вел 2 эскадрильи через Ла‑Манш к берегам Франции. Нужно было подготовить их к совместным действиям. Ранее эти эскадрильи никогда не летали в составе авиакрыла, и следующие 2 недели Бадер посвятил упорным тренировкам.
В отличие от первых дней в 242‑й эскадрилье, сейчас перед ним не стояла задача завоевать доверие летчиков. Он стал знаменитым человеком, первый командир истребительного крыла Королевских ВВС. Офицеры и солдаты бросались наперегонки, чтобы выполнить его распоряжения. Большинство пилотов (средний возраст 22 года) были ветеранами Битвы за Англию. Они не выходили из боя уже несколько месяцев, и Бадер отчетливо видел признаки нарастающей усталости, особенно среди командиров. Он невольно начал заботиться о своих летчиках, такова была его натура. Бадер очень хотел бы сказать им: «Не волнуйтесь, парни. Мы все уладим». Хотел, но не имел права. Однако он встретился с Ли‑Мэллори и объяснил, что некоторым летчикам крайне требуется отдых. Не найдется ли несколько человек для замены? А кроме того, нельзя ли сделать Стэна Тэрнера майором и поставить командиром 145‑й эскадрильи?
Ли‑Мэллори сразу согласился:
«Разумеется! Я даже рад, что ты просишь перевести Тэрнера к тебе. У нас начались проблемы, так как он отказывается летать с кем‑либо другим».
Через пару дней прибыл Тэрнер, однако он привез плохие новости. На крутом вираже столкнулись самолеты нового командира 242‑й эскадрильи Трэси и его ведомого. Обломки разбитых самолетов попали в третий «Харрикейн». Все трое рухнули в море, Трэси, Эдмонд и Ланг погибли. (После этого командиром эскадрильи был назначен Уитни Стрэйт, который перед войной был механиком. В Норвегии он был награжден Военным Крестом.)
616‑я эскадрилья имела совсем небольшой боевой опыт. Бадер лично занялся ею и впоследствии всегда летал во главе этой эскадрильи впереди крыла. Это было несколько неудобно для Билли Бартона, выпускника Кранвелла и командира 616‑й, однако они сработались. Впрочем, Бар‑тона (позднее награжденного Орденом за выдающиеся заслуги и Крестом за летные заслуги) постоянно возмущали язвительные замечания Бадера. Как и Бадер, он почти все время ходил с трубкой во рту. Иногда в разговоре с пилотами он начинал жаловаться:
«Вы знаете, как сегодня утром командир крыла назвал меня? Он назвал меня …».
И каждый раз в его голосе звучало такое удивление, что летчики не могли понять: было это на самом деле или нет. Кончалось все общим смехом.
Властный, не терпящий возражений Бадер все видел в черной и белой красках. Он не признавал полутонов. На первой стадии подготовки нового крыла, когда нужно было добиться взаимопонимания пилотов и ознакомить их с новой тактикой, он принимал жесткие решения моментально. Его вера в себя была непоколебимой, что могло быть крайне опасным в ком‑нибудь другом. Он перебаламутил весь Тангмер. Сначала летчики смотрели на него, не скрывая своего любопытства. Потом они поверили в нового командира. И под конец он завоевал их, как раньше завоевал 242‑ю эскадрилью. Разумеется, не всех. Было несколько человек, которых возмущала его грубоватая манера поведения, и они невзлюбили Бадера. Никто не остался равнодушным. Его или обожали, или ненавидели. Но последних было слишком мало, их ворчание оказалось гласом вопиющего в пустыне. Воодушевленный новыми задачами, он напрочь забыл о своих разочарованиях в мирное время. Он снова рвался в бой. Однако Ли‑Мэллори не позволял ему пересекать французский берег, поэтому авиакрыло летало только над Ла‑Маншем, вынюхивая противника. Он старался держаться к вражеской территории как можно ближе, однако они ни разу не встретили немецких самолетов. Зато они их слышали — по ночам. Тангмер имел две длинные белые взлетные полосы, которые в лунном свете были видны на большом расстоянии. Немцы использовали их иногда в качестве ориентиров, а иногда в качестве мишени. Немецкие бомбардировщики появлялись в небе Англии каждую безоблачную ночь. Когда над Тангмером раздавался рокот авиамоторов, все невольно вжимали голову в плечи и вздрагивали, когда слышали разрывы бомб, сопровождаемые визгом разлетающихся осколков и звоном битых стекол. Потерь пока не было, однако несколько самолетов были уничтожены, что было довольно неприятно. Гражданские рабочие пытались замаскировать взлетные полосы, поливая их зеленой краской. По крайней мере, предполагалось, что они это делают. Им удавалось закрасить до 50 ярдов в неделю. То, что они копались, словно сонные мухи, видели все летчики и техники. Еще хуже было то, что летчики знали — за эту возню они получают больше, чем пилот за боевой вылет. Бадеру очень хотелось бы заполучить их под свою руку, чтобы научить военной дисциплине.
В это же время в Тангмер прибыл Вудхолл. Он получил звание полковника и должен был стать комендантом базы, одновременно взяв на себя руководство службой наведения истребителей. Ли‑Мэллори не хотел разрушать сработавшуюся команду в преддверии сложных операций. Бадер братски поделил домик коменданта с Вудхоллом. Остальные авиакрылья Истребительного Командования начали проходить подготовку на таких аэродромах, как Биггин‑Хилл и Кенли, получив новых командиров, вроде лучшего аса КВВС Малана. Чтобы летчикам было легче узнать его самолетов в воздухе, Бадер приказал написать на борту своего «Спитфайра» крупные буквы ДБ. Обрадованный Вудхолл немедленно окрестил его «Салагой»[4]. Он называл так Бадера на земле и в воздухе, и эта кличка намертво прилипла к нему, став официальным позывным. Бадер не возмущался, это его даже позабавило.
Вудхолл вместе с Бадером попытался заставить рабочих на взлетных полосах шевелиться побыстрее, но их пламенные речи были обращены к глухим. За следующую неделю они закрасили все те же несколько ярдов. Скоро должно было наступить полнолуние, и, судя по всему, Тангмеру опять могло крепко достаться. (Рабочие жили в нескольких милях от аэродрома, их это не волновало.) Вудхолл позвонил в Департамент общественных работ, однако местные чиновники оказались совершенно беспомощны. Найти главного, который мог бы повлиять на события, Вудхолл не сумел.
И вот однажды ночью Бадера разбудил ужасный треск. Он услышал за окном дикие крики, заметил мелькающие огни. Торопливо пристегнув протезы, он подошел к окну и увидел, что бомба попала в угол офицерского клуба, который горел. Над головой послышался гул моторов и треск пулеметов — немецкий летчик спикировал прямо на зарево пожара. Пока Бадер выбирался наружу, прибыла пожарная машина, и вскоре с огнем удалось справиться. Как ни странно, никто из находившихся в здании не пострадал. Летчики попрыгали из окон и поспешили укрыться в ближайших кустах. Героем этой ночи стал католический священник, который, нацепив каску, обошел весь горящий дом, разыскивая раненых. Поползли самые фантастические слухи. Немецкие пули со звоном били по его каске, а доблестные летчики‑истребители прятались в окопах.
Но это была последняя капля. Бадер послал приглашение посетить Тангмер своему старому приятелю по гольфу — Генри Лонгхерсту. Лонгхерст еще не успел поступить в армию и все еще работал журналистом. Он все увидел собственными глазами и услышал рассказы очевидцев.
На следующей неделе в «Санди Экспресс» появилась ядовитая статья о том, как некоторые эскадрильи Королевских ВВС подвергаются опасности из‑за нерасторопности гражданских служб, которые должны маскировать взлетные полосы.
Для офицера это было очень серьезным поступком. Бадер не стал давать делу обычный ход, а обратился напрямую к прессе, выставив напоказ грязное белье чиновников. Взбешенные чиновники пожелали выяснить, откуда журналист узнал все это, однако редактор «Санди Экспресс» наотрез отказался выдать источник информации. Тогда начались звонки Лонгхерсту, но тот просто не стал ни с кем разговаривать. Наконец чиновник спросил:
«Это произошло на аэродроме возле Оксфорда?»
Лонгхерст сразу поинтересовался:
«А что, там тоже творится это же?»
Чиновник поспешно бросил трубку. Но сложить два и два не слишком сложно, и вскоре заместитель министра авиации прибыл в Тангмер. Он дружески побеседовал с Вудхоллом и Бадером, а после чашечки кофе мягко сказал:
«А теперь перейдем к той причине, по которой я прибыл сюда. Своей статьей в „Санди Экспресс“ вы разворошили осиное гнездо. Министерству авиации это очень не понравилось».
Бадер, подавив закипающий гнев, сказал:
«Хорошо, сэр, можете предложить министерству авиации засунуть это самое гнездо себе в задницу. Эти взлетные полосы светят в ночи, словно фонари, привлекая к себе все немецкие бомбардировщики. Я лично пригласил Лонгхерста сюда и, черт бы вас побрал, попросил написать обо всем этом».
Заместитель министра даже онемел от такой резкой отповеди.
А Вудхолл добавил:
«Я совершенно согласен с Бадером. Я знал, что Лонгхерст собирается приехать, и сам попросил его осмотреть эти взлетные полосы. Я испытываю те же чувства, что и Бадер».